Град на холме Некрасов Илья
– Там смерть. Запомни это чувство… А теперь отойди от края и посмотри в небо.
Они сделали шаг назад. Взмокший Давид мысленно выдохнул и поблагодарил ангела за то, что она не столкнула его в бездну.
– Посмотри в небо. На звёзды. Ты чувствуешь… что-то зовёт туда? Это также реально, как и то, что тянет вниз. Просто небо дальше, чем обрыв. И притягивает оно не тело… Когда ты сочиняешь свои стихи[22], Он незаметно склоняется к тебе и тихо шепчет. Ты должен чувствовать.
– Я думал, это ты.
– Нет.
– Тогда я снова ничего не понял…
Её объятья ослабли. Она резко ответила:
– Продолжайте убивать, лить кровь на алтарь, и ложь станет правдой.
Глаза пастуха раздражённо сверкнули, но быстро погасли.
– Ваш Господь только зовётся Богом, – добавила ангел. – Ваш Господь это зло.
Давида передёрнуло от таких слов. Будто внезапная, необъяснимая злость набросилась на него из темноты обрыва.
Он развернулся и даже занёс руку, чтобы… но тут же столкнулся с её угрожающим взглядом.
Глаза ангела вспыхнули в темноте резким белым пламенем. И в свете большой луны она стала похожей на потустороннее существо.
Давид от неожиданности упал на спину. Её глаза быстро потухли, но увиденного хватило, чтобы пастух понял, кто перед ним. Кто прячется внутри видимой скорлупы.
– Ты демон, – пробормотал Давид и пытался отползти прочь. – Демон…
– Я твой ангел.
– Уходи, – хрипел он, цепляясь за острые камни под собой, сгребая их, судорожно сгибая и разгибая ноги, которые не хотели подчиняться. – Уходи. Царь… проклял вас. Суул проклял!
Наконец, ему удалось перевернуться на живот, а затем и подняться. Давид побежал прочь. К лесу. Через заполненный туманом лес.
Он продолжал нестись сквозь темнеющие заросли, спотыкался о камни и корни деревьев, а необычайно раскатистый голос ангела не отставал. Он звучал повсюду:
– Царь проклял свою память! Теперь беги к его трону! Проклятье вернётся к тебе!
Он долго бежал по чаще, а когда выдохся, то понял, что заблудился. Вокруг стоял молчаливый туманный лес. Сплошной стеной. Давиду не оставалось ничего, кроме как бродить под рассеянным лунным светом, кутаясь в разодранную милоть, спотыкаясь о коряги и пни, с искажённым отчаянием лицом. Так он напоминал застрявшее в бреду привидение.
Он поклялся, что изгонит её из памяти. Забудет всё, что случилось. И это сработало. Озлобление дало ему силу. А может, и подсказало путь – через какое-то время Давид вышел на дорогу, которая вела в Эн-Дор.[23]
Интересно. Текст выглядел так, будто Эрасмуссен хотел подвести читателя ко вполне определённой мысли. О том, что власть это зло.
Тогда его мотивы и поступки можно понять. Некоторая логика есть. Если допустить, что парень вёл дела с неформалами, которые молятся на анархизм… То всё сойдётся.
Власть это зло, и она ведёт нас в рукотворный ад. Значит, долой её. Власть сегодняшнюю. Долой электронного спрута, который возомнил себя господином рабов! Вот чего Эрасмуссен хотел.
Только чудаковатый способ он выбрал, чтобы донести свои мысли до людей. Ну, кто сейчас станет читать Библию?
«Ты, например», – неожиданно и как-то само собой пронеслось в голове.
«Я вынужден», – пришлось согласиться. Врать себе больше не хотелось. Я отложил книгу в сторону. И краем глаза заметил свечение у экрана другой книги. Но оно быстро исчезло, будто его не было вовсе.
– Показалось? – произнёс я вслух и тряхнул головой.
Чтобы развеять подозрения, решил проверить книгу. Взял её в руки и активировал экран. На нём маячила та пометка Эрасмуссена, с которой я начал чтение. Вот только сейчас она выглядела по-другому. В ней что-то изменилось.
«Согласно древнему преданию Господь разгневался на жителей Содома и пригрозил сжечь город, если не найдёт в нём хотя бы пятидесяти праведников. Однако избранник Божий, несколько раз обратившись к Господу, упросил Его снизить количество праведников до десяти. Господь согласился, а избранник не посмел взмолиться ещё раз. И в город отправились два ангела».
Значит, два ангела? Теперь последняя фраза явно читалась.
Странно. В прошлый раз конца фразы не было. Как будто её дописали или додумали… только что. По ходу дела.
– Бред какой-то, – я замер под впечатлением от нелепости собственной мысли, а потом тихо засмеялся.
Нет, не так. Хохот буквально сложил меня пополам. Тело едва удержалось от того, чтобы опуститься на колени. Я кое-как поднялся, отдышался и уставился в темнеющий потолок:
– Господи… Что за нахрен-то, а?
Ответа не последовало.
Нет. К чёрту… Пошли они все. Тоже мне, нашли знатока по загадкам. Это точно не ко мне.
Я вздохнул и вновь уставился в потолок, куда успела съехать решётка теней от жалюзи.
Рука потянулась куда-то в сторону, и я не заметил, как выпил из бутылки ещё. Точнее, заметил, но поздно. Когда от неожиданности перехватило дыхание.
«Да… твою ж мать…» – вместе с хрипом исторгла грудь.
«Коньяк из горла – это слишком. Точно пора завязывать», – шатаясь и кашляя, я пробрался на кухню. Отхлебнул воды из крана и присел на стоящий в темноте барный стул. Затем откровенно признался себе, что почти дошёл «до ручки». Впереди ничего хорошего.
В голову закрадывалось сомнение насчёт того, почему начальство смотрит сквозь пальцы на такую «работу на дому». Как будто их устраивает, что кое-кто тихо сходит с ума.
Самому, что ли, объявиться на работе? Побриться, слетать в офис, отметиться в табеле. Показаться. Затем в клинику на плановый тест моей работоспособности в Облаке…
Надо же, не забыл про обследование.
Или сначала в клинику на тест, а потом на работу?
Я пошарил рукой по столу, через десяток секунд выудил из темноты пачку сигарет, зажигалку, и закурил. Нужно было выбираться из тесной, тёмной, прокуренной квартиры, в окне которой шёл дождь.
Облачная имитация Парижа-3
Плановый тест новой смеси релаксантов[24]
В глаза бросается слишком много деталей. Они буквально навязываются взгляду. Будь ты в нормальном состоянии, то не верил бы тому, что вламывается в сознание, и воспринял бы «это» в виде кино. Впрочем, новое сочетание релаксантов, которые подавляют механизмы сомнения, делает свою работу.
Релаксантам невозможно сопротивляться. Человеческое сознание это электрохимия, и тот, в чьих руках релаксанты, контролирует сознание. Тот, кто производит электрохимию, производит и сознание.
Сейчас ты смотришь на виртуальный город, заполнивший поле зрения. Есть ли что-то за его стенами – неясно. Память подсказывает, что там должно плескаться сезонное море, но сейчас его не видно. Облако не моделирует его с высокой чёткостью. Пока ни к чему.
С каждым разом в глаза бросаются новые и новые детали, стоит только разлепить веки и взглянуть вниз. Полудрёма окончательно проходит, а глаза всё дольше остаются отрытыми. И теперь становится ясно – это точно не кино. И уже не сон. Ты проснулся внутри него.
Утренний город в слабых лучах восходящего солнца предстает в странном виде, вызывая обескураживающую ассоциацию.
Пролетая над деловым центром в случайном такси, ты удивляешься тому, насколько город похож на… электронно-оптическую микросхему.
Под тобой проплывают ровные ряды крыш небоскрёбов, и между ними пульсирует свет – многослойные транспортные потоки. Замкнутые контуры бесконечных рекламных вывесок переливаются сиянием неона, а по периметру невероятно похожих друг на друга прямоугольников стен циркулируют яркие точки габаритных огней. И всё это снова и снова, будто перед глазами лабиринт из строя сигналов.
Воздух раннего утра невероятно чист. Он здесь как оптический проводник, что заполняет пространство и связывает излучатели с датчиками, которые фиксируют свет. С глазами.
Небо проясняется больше и больше.
Несмотря на оживление транспортных трасс пешеходные мосты, балконы и дорожки пусты. Ещё слишком рано, чтобы появились люди. Город до самого горизонта безлюден, электронно-оптическая заря пробивается сквозь силуэты пустующих зданий. Причудливый пиксельный город только готовится к пробуждению «жителей». Он постепенно приходит в движение.
Грузовой транспорт, многотонные беспилотные махины, стилизованные под автомобильные ретро-фуры вековой давности, стараются успеть к началу рабочего дня, они доставляют материалы на этажи высотных комплексов.
Ярусы и этажи города, напоминающие слои пирога, исполинские несущие платформы, наполняются движением теней и силуэтов. Платформы хорошо видно в срезах «пирога» – через вертикальные транспортные каналы, проходящие сквозь ярусы города сверху донизу. От первой платформы до последней, до фундамента и следов земли.
Впрочем, если заглянуть в такой канал, то удастся разглядеть не более двух-трёх нижележащих платформ с установленными на них зданиями. Те платформы, что расположены ниже, скрываются потоком транспорта. Каналы заполняются организованным, уплотняющимся движением. Как внутри муравейника.
Вот один из грузовиков проплывает по видимым в специальной оптике «силовым рельсам». Внизу, метрах в пяти. Совсем близко. Так, что удаётся различить силуэт пилота в тёмной кабине и нечто, похожее на отблески света на его лице. В области глаз.
Неужели здесь ещё один живой человек? Вряд ли. Скорее, автопилот, визуализация под человека.
Пространство между платформами разрезается группами висящих в воздухе пешеходных мостов, напоминающих тонкие нити. Балконы и смотровые дорожки, что тянутся вереницами вдоль стен зданий, пока пусты. Их наполняют тени от перил. По махинам небоскрёбов верхнего города плывут тёмные пятна от редких облаков.
Высоченные громады зданий тянутся к небу, молча и величественно. Снаружи чистятся их окна и стеклянные панели стен – в деле миниатюрные и шустрые летательные аппараты. Улицы наполняются гулом транспорта, привычным для ушей человека.
Внутри зданий тоже закипает жизнь. По техническим каналам и коридорам этих городов в миниатюре снуют деловитые роботы-уборщики, напоминающие небольшие мусорные вёдра на колёсиках.
Техника предельно исполнительна. Экспертные панели и планшеты, щурясь, протирают заспанные сенсоры с помощью встроенных стеклоочистителей. Они готовятся встретить человеческий персонал, со всеми его заморочками: непредсказуемостью, «креативностью» и опозданиями.
Если присмотреться, сосредоточиться, то можно уловить момент, когда появятся первые служащие. Но не сейчас. Ещё рано.
Незаметно подкрадывается чувство дежавю. Ты не можешь отделаться от ощущения, что наблюдал подобное. Возможно из-за того, что элементы микросхемы так похожи друг на друга. Начинает мутиться взгляд – приступ головокружения начался раньше… чем вы с врачом ожидали. Новая смесь релаксантов тоже не оптимальна.
Придётся поработать над ней, док.
Ты закрываешь глаза, доверяясь автопилоту такси и теряя ощущение времени. Так проявляется реакция организма, который не воспринимает призывов верить в «светлое технологическое будущее». От вида цветущего сада технологий побаливает голова. Словно аллергия на его цветы…
Через какое-то время, после того как доктор скорректировал состав смеси релаксантов, ты вновь открываешь глаза. И замираешь в оцепенении. Неужели так быстро?
Не понятно, каким образом ты оказался в конце тестового пути – стоящим на входе в квартал со зданиями, меняющими форму. Такси уже далеко. Ты один, а впереди двигающиеся панели домов, будто вращающие пространство.
Как можно было пропустить такое? Геометрия стен и окон необратимо изменилась. Стала неузнаваемой. Этажи сдвинулись относительно друг друга. Дома, устроенные по принципу конструктора, ощетинились подвижными углами. Теперь не узнать квартала, что здесь находился недавно, и не угадать, в какой комплекс превратится подвижное месиво псевдобетонных коробок. Здания, сложенные из вращающихся блоков, закручивают пространство. И от этого хочется стать меньше, опуститься на тротуарную плитку.
Невероятно. По стене ближайшего небоскрёба будто проходит волна. Этажи вращаются, деформируя не только здание, но и восприятие остального мира. На две-три секунды дом становится похожим на огромный, нереальный, неправильный винт, вгрызающийся в условную «землю». Между корпусами соседних стоэтажных близнецов, принимающих форму парусов, оборачивается огромная смотровая площадка в виде кольца: конструкция, которую зовут «оком Саурона» или «Люцифера»[25].
Линзообразное здание, облицованное солнечными панелями, крутится и подстраивается под лучи солнца. Дом, ранее напоминавший гриб на высокой ножке, превращается в подобие бокала.
Здания меняют форму. Но рядом знакомая примета, повреждённый робот, вмонтированный в крутящуюся стену.
– В чём моя цель? – двигаясь по кругу вместе со стеной, спрашивает сломанный робот. – Каков мой номер?
Пустые глаза-стекляшки механизма, в которых едва светится пара точек, осматривают пространство, и вряд ли выделяют из него единственное живое существо. Тебя. Для робота всё одно и то же. Что металл, что живая ткань. Мерцание неона и свет человеческих глаз.
Ты подходишь к стене дома, после того как электромеханический зомби отплывает на три метра в сторону.
Как только твоё тело останавливается, из скрытой ниши в стене выдвигается оптический блок. Навстречу. Электронный датчик на подвижной телескопической штанге. Немного похожий на глаз.
Стены, почувствовав человека, снижают скорость вращения, и лазерный луч, сорвавшийся с оптического блока, ощупывает штрих-код на твоей щеке.
Он напоминает след от когтей хищного зверя, след лапы дракона. Но тебе плевать на предрассудки. Штрих-код чисто символический. Он виден только здесь, в Облаке, в ненастоящих лучах виртуальных сканеров. Он просто облачный символ, способ визуализации данных – строчек нулей и единиц. В знаке закодирована информация. Вся, что нужна для работы: ID-номер, твои полномочия как следователя и оперативника. И кое-что по мелочи.
Готово. Штрих-код считан. Тест окончен.
Я понял, что очнулся, когда вернулись тактильные ощущения. Облако ещё не умело их имитировать. Его возможности пока ограничивались визуальными образами и звуками. Запахи тоже получались плохо.
Господи, какой холод… Казалось, металлическое ложе кушетки проступает сквозь ворс простыни. Так, что мурашки по коже.
Я почувствовал поток лабораторного воздуха. Небольшой сквозняк. Низкий гул вентиляции. И что-то ещё. Чьё-то дыхание… Моё. Оно уже стало свободным, ведь на лице больше нет дыхательной маски, через которую подавался поток аэрозолей. Теперь от них не осталось и следа – вентиляция вытянула пары из палаты.
«Здравствуй, родимая клиника», – я сглотнул и попытался справиться с ощущением сухости в горле. Затем в глаза ворвался однотонный белый цвет.
Потолок? Мозг начал упорядочивать окружающий хаос в привычных образах, которые подбрасывала память.
Абсолютно белое стерильное помещение. Стандартная медицинская палата. В потолке ультрачастотный световой блок, посредством которого осуществлялась связь с Облаком. Но сейчас этот порт не разглядеть, глаза плохо видят настоящие вещи.
Чьи-то тёплые руки помогли приподняться с ложа. Ещё плохо видя, я различил силуэт человека, уплывающий в сторону. Попробовал повернуть туда голову, но она закружилась. Пришлось совсем закрыть глаза, чтобы дать нервной системе время перестроиться под новое восприятие, и опуститься на край кушетки.
Тест на длительное пребывание в имитации Парижа-3 трудно переносить. Биология человека слишком слаба. Без мудрёного аэрозоля никуда. Организм износится быстро. Причём коктейль, предназначенный для долгой работы в Облаке, нужно подбирать индивидуально. И периодически менять состав из-за привыкания организма.
Рядом с подлокотником обнаружилась дыхательная маска, уже протёртая от остатков смеси. Там же блоки с препаратами и насос, через который просасывалась смесь.
Я осторожно перевёл взгляд на дальнюю стену в поисках окна, и не без труда нашёл его. Оно было закрыто жалюзи, белого однотонного цвета. Это такой тест: ты приходишь в норму, если в состоянии различить окно.
– А-хах, – из горла донеслось слабое сипение. Я попытался встать.
Руки врача, который оставался за спиной, подхватили меня.
– Спасибо, – едва сорвалось с губ.
Мы подобрались к окну, и молчаливый доктор открыл жалюзи. В глаза бросилось то, что я хотел увидеть меньше всего. Вероятно, на улице стояла кромешная темень, поскольку стеклянная поверхность окна отражала комнату, а не пропускало тусклый свет снаружи.
Я увидел всё ту же белую палату с кушеткой, а также два силуэта, один из которых принадлежал местному роботу-врачу. Парень с недельной щетиной, в вельветовом пиджаке и потёртых джинсах, угрюмо смотрел на это тёмными провалами глаз. Я.
Слышался странный шелест. Будто там, за окном, шёл дождь.
– Приглушите свет, – попросил я.
Позади щёлкнуло, и свет практически пропал. Палата со мной и роботом исчезли, а на нашем месте возникли ветвистые потоки воды. Она словно смыла нас, оставив от меня слабый след в виде тени, растворяющейся во влажной темноте.
Сквозь пелену дождя проступали небоскрёбы, и лишь благодаря габаритным огням их можно было выделить из воздуха, смешанного с вечерним сумраком и потоками воды. Едва различались размытые голографические проекции рекламных щитов.
Щиты поменьше и попроще, выполненные на основе неоновых ламп, выглядели просто пятнами холодного света… А если посмотреть вдаль, то все огни и вывески сольются в разноцветное пятно. Будто калейдоскоп. Внизу, у основания зданий, на платформе, различались потоки чего-то особенно тёмного.
Я прищурился.
Оказалось, безликая масса колыхающихся чёрных зонтов. Это люди, которые до отказа заполнили широкие улицы так, что не видно разметки. А отсюда, всего лишь с пятого этажа, она должна хорошо различаться.
Внизу колыхался человеческий поток, который подобно спруту запускал щупальца в закоулки мегаполиса. По телу спрута будто проходили волны. Казалось, он дышит и изредка потягивается конечностями.
Под однотонными зонтами никого не различить. Все они, взятые вместе, будто не уходят с площади и улиц, и ничего не меняется. Разве что пульсирует тело толпы. Вроде какое-то движение, суета, и в тоже время нет. В определённом масштабе она исчезает. Отсюда слышно, что толпа, в основном, молчит. Звучит бессмысленный дождь, затягивающий внутрь своей иррациональности. Он как странный сон этих улиц.
Я смотрел на молчаливого спрута внизу, на однообразные зонты и плащи, шляпы, на плечи и спины одной и той же размноженной фигуры.
Некто без имени и без цели. Бродящий по кругу сложной, запутанной формы. На ум пришла неожиданная аналогия – неклассическая геометрия. Трудно сказать, из какого закоулка памяти она всплыла… То, что кажется прямой, на самом деле искривлённая дуга с невероятно большим радиусом, какого не ощутить в мизерном человеческом измерении. Линейность, время, цепь причин и следствий – обман.
Люди внутри спрута толкаются, раз за разом занимая места соседей. Те вроде бы уходят, но не далеко. Чаще за спину. Их судорожные движения не имеют смысла. Они толкают друг друга, не понимая, что всё повторится.
Каждый займёт место соседа. Затем они ещё раз поменяются местами. Ничто не изменится. Подобный взгляд непросто принять, но реальность от этого не исчезнет.
«Город, что никогда не спит». Чёрта с два. Он никогда не просыпается. Под ногами людей текла настоящая чернеющая река – как подобие человеческого спрута.
– Что? – переспросил я, поняв, что пропустил слова доктора. Оборачиваться к нему не стал.
– Необходимо разработать новый состав аэрозоля. Обследование показало, что старые типы на вас мало действуют. Попробуем ввести в состав морфинол и убикин.
– Сколько будет стоить? – Я прищурился, пытаясь справиться со светом. После первой волны адаптации накатывал спад, и свет снова слепил глаза.
– Восемь единиц долга.
Я опустил голову и принялся тереть слезящиеся глаза:
– Что, так плохо?
– Развивается толерантность к старым составам. Мозг учится сопротивляться. Если вы планируете использовать виртуальную среду так же интенсивно, то без нового аэрозоля не обойтись.
Зрение постепенно приходило в норму. Вторая волна адаптации возвращала обычное человеческое восприятие. Теперь картина за окном даже казалась красивой.
Чуть запотевшее стекло полосовалось искривлёнными струями воды. Если сфокусироваться на них, то город… отодвинется на второй план. Не исчезнет, а примет вид пятен света и неясных разводов. Причудливого калейдоскопа. Цепочки мерцающих огней и бликов начнут переходить друг в друга и смешиваться с областями теней…
Где-то на грани восприятия маячил голос робота. Он лепетал о важности состава, о взаимодействии лучей оптических портов. Уговаривал. А я его не слушал. Поскольку и так знал всю эту кухню…
Встроенный в тело порт невозможно потерять. Самыми первыми примерами стали радиомодули, встраиваемые в зубы. Попадались варианты с металлизированными участками кожи или волос. Но они оказались неудобными и были вытеснены с рынка. «Сегодня основной тренд – технология глазных имплантов, прообразом которых послужил wi-fi».
Да, я помню, робот, помню…
У меня как раз такой. В радужку левого глаза встроены элементы оптического порта, обеспечивающие прямую и обратную связь. На это ушло около десяти процентов живой ткани.
Теперь оптические порты встречаются повсюду, а, поскольку оптика компактнее радиоантенн, она встраивается в самые немыслимые уголки города и предметы быта. Даже в стены тупиковых переулков, в интерьеры кафе и других общественных мест, в штурвалы автомобилей, во внешние стены высотных зданий.
Весь Париж-3 охвачен такими портами. Пожалуй, у технологии только один недостаток. При долгой работе с Облаком требуется коррекция работы мозга химическим путём – для устойчивого смещения границ восприятия. Поэтому длительные выходы в сеть, например, по работе, желательно выполнять под контролем специалиста-врача.
– Что? – переспросил я, подумав, что пропустил важные слова. И обернулся к доктору.
Мне было известно, как он должен выглядеть, но сработала дурацкая привычка: захотелось посмотреть в глаза. Что глупо. У этой модели нет глаз, и голова робота представляет собой чисто символическую металлическую башенку, на которую проецируется изображение глаз.
Интеллект «врача», вероятно, располагался в компьютерном центре клиники, а не в видимой мною железке. Она представляла собой только инструмент, марионетку искусственного разума.
В идеале проекция глаз и мимики должны облегчать взаимодействие с подобными системами, но мне стало не по себе. Я отвёл взгляд и бросил:
– Так что с составом?
– Будет готов к завтрашнему дню, – ответила машина. Скорее всего, округлив сроки.
– Ясно, – кивнул я, глядя в стену.
– Однако состояние вашего счёта…
– Что?
– Значение долга выйдет за границы оптимального.
– Да неужели снизится? – Я посмотрел ему в «глаза».
– Вам известно, что это негативно отразится на скидках в системе «МаКо».
– И?
– Вам ещё раз предлагается…
В общем, электромеханический привод, подобно остальным чёртовым устройствам, принадлежащим «МаКо», был напичкан рекламой услуг.
«Врач», переполненный спамом, предлагал включиться в одну из информационных программ «МаКо». Он пытался склонить меня к сотрудничеству с отделом, который занимается распределением потоков информации. Их интересовала моя голова.
Точнее, оптический порт и солидный объём встроенной в него памяти. Да ещё мои ноги. Я по долгу службы много перемещался и представлял собой потенциальный ретранслятор сигналов.
Вот только какой дурак согласится на то, чтобы в его голове и в глазах сновало непонятно что?
Человек-антенна, в жизнь которого будут вторгаться обрывки чужой информации… Как тогда отличить реальность от вымысла?
В «предложении» металлического болвана смущал ещё один момент. Оно походило на шантаж и повторялось уже несколько раз. Робот намекал на утерю скидок в системе «МаКо», если мой долг выйдет за границы оптимального. А если уровень долга низок, то ты слишком независим, малоуправляем, и неинтересен системе. Если долг велик, то ты просто неудачник, и снова не очень-то нужен…
– … и вы просили напомнить, – шевельнулась и замерла проекция губ.
– Что? – Кажется, я снова отвлёкся.
Робот немного помолчал. Наверное, пробовал предположить, какой объём информации прошёл мимо моих ушей.
– На этот счёт есть запись в личном дневнике.
– Я проверю память коммуникатора.
– Вы ждали звонка из офиса надзора.
– Бюро прокурора?.. Да, припоминаю, – я направился к выходу, обходя робота. Тот не шелохнулся. Просто проекция лица стала передвигаться по металлической голове вслед за мной.
Робот больше не спрашивал о программе «человек-ретранслятор». Местонахождение двери я определил по едва проступившему серому контуру в стене белого.
– Не забудьте плащ, – напомнил врач, и в стене открылась ниша с вешалкой внутри. – В кармане баллончик с составом. Подарок от клиники.
– Спасибо.
– Он для визитов в Облако средней продолжительности.
Я надел туфли. Это оказалось проще, чем предполагалось. Хорошо, что они с липучками.
– Спасибо, – я толкнул дверь.
Там, снаружи, оказался всё тот же белый. Слепящий, непонятно откуда льющийся свет.
Его резкость заставила остановиться в дверях. Я признался себе в том, что плохо ориентируюсь. Будет лучше посидеть тут на скамейке. Прийти в себя, а заодно почитать книжку Эрасмуссена. Скоротать время до последней волны адаптации…
«… И стал служить Давид царю Суулу. И Давид действовал благоразумно везде, куда ни посылал его Суул, и сделал его Суул начальником над военными людьми; и это понравилось всему народу и слугам Сууловым. Когда они шли, при возвращении Давида с победы над филистимлянами, то женщины из всех городов выходили навстречу Суулу царю с пением и плясками. И восклицали игравшие женщины, говоря: Суул победил тысячи, а Давид – десятки тысяч!..»
Государь стоял на балконе, привычно скрестив руки на груди. Он смотрел на предрассветные и ещё тёмные улицы Гивы. Туда, где должен был показаться гонец от Авнера. Царь отправил своего лучшего тысячника разрушить Амалек и ждал известий. Сам остался в столице, поскольку не хотел оставлять её, пока укрепления не будут достроены.
Время от времени Суул закрывал глаза и прислушивался к звукам города. Они рисовали для него картину сонной Гивы.
Он будто видел, как прямо под балконом стражник крепит к стене новый факел. Потрескивающий, словно нехотя разгорающийся… В беседке сада покачивается медный светильник, издавая едва различимый скрип на фоне из шёпота листьев. Чуть дальше, по самой границе сада, следует небольшой отряд. Смена караула. Они выдают себя редким приглушённым звоном оружия и доспехов. От каменных дорожек, проложенных сквозь сад, доносится едва слышимый топот сандалий. Судя по походке, женщина. Служанка. Доносятся голоса птиц, которые в небольшом пока количестве поселились в садиках домов, что окружали дворец.
Ещё дальше, у недавно построенных ворот, заблеял ягнёнок. Рядом с храмом разгружали повозку.
Сильные руки Суула поднимались и опускались вместе с его дыханием, глубоким и ровным.
Царь ощущал, как к нему приближается тень. Он заметил её давно, когда та только плыла по коридору.
Его глаза открылись, когда тень остановилась за спиной.
– Ахиноа?
Она приподнялась на цыпочках, обняла мужа и положила голову ему на плечо. Тихонько спросила:
– Ждёшь гонца?
Суул кивнул.
– Пойдём, ты устал, – она взяла мужа за руку и повлекла за собой. Прочь с балкона. В покои.
Он осторожно освободился от её рук:
– Я должен дождаться его.
Ахиноа осталась стоять за спиной Суула. Она попробовала ещё раз:
– Авнер не проиграл ни одной битвы. Он раздавит Амелек.
Однако муж не шелохнулся. Тогда царица приблизилась к перилам и взглянула на Гиву. Немного помолчала.
– Царь Израиля, – изменившимся голосом, в котором мелькали нотки насмешливости, сказала она. – Заботливый царь… А помнишь, что недавно кричали твои подданные?
– Помню, – после небольшой паузы признался Суул.
– Давиду дали десятки тысяч побеждённых врагов, а тебе тысячи. Ему не хватает только твоего царства.[26]
Ахиноа украдкой посмотрела на мужа, и удовлетворённо отметила, что тот поджал губы и опустил голову.
– Толпа несправедлива, – продолжила она. – Её память коротка. А ты как раз пригрел ядовитую змею на груди.
Суул взглянул на неё вспыхнувшими глазами. Но промолчал. Эти слова задели нечто внутри него.
– Я слышала, как наш сын называл братом этого… безродного.
– Ионофан привязался к нему.
– Он слишком доверчив. Как ты, – она всем телом повернулась к мужу и открыто, уже не таясь, сказала то, что хотела сказать давно. – Подумай о своём сыне. Он должен унаследовать власть. Он.
Её муж не ответил.
– Почему ты позволяешь пастуху называть себя отцом? – не унималась Ахиноа. – Почему не видишь, как власть покидает твой…
– Думаешь, он…
– Если пастух не отберёт трон у тебя, то у Ионофана точно. Он так доверчив… Послушай, тебе принадлежат жизни подданных. Они сами поклялись отдать их за тебя. Так забери одну. Ради будущего твоего сына.
Суул вновь уставился в темноту и скрестил руки на груди.
– Я скоро приду.
Однако Ахиноа не заметила сказанного мужем:
– На твои глаза надвинута тень, царь? Господь лишил тебя зрения?
– Что-то ещё? – недовольно буркнул он.