Генерал Брусилов. Лучший полководец Первой Мировой войны Рунов Валентин

На переломе

Говорят, что человек – кузнец своей судьбы. Это соответствует действительности только в том случае, если общество живет размеренной мирной жизнью. В случае войны течение жизни ускоряется стремительно и изменяется настолько часто, что «ковать» что-то становится очень трудно. Во время революции быть «кузнецом своей судьбы» практически невозможно, особенно в том случае, если за спиной прожитая жизнь и твердые принципы.

Известие об отставке не застало Алексея Алексеевича врасплох. Внутренне он уже был готов к этому. Удивила спешка, с которой его удаляют от войск. Так закончилось его участие в Первой мировой войне. Но впереди еще были годы жизни, полные драматических событий.

21 июля 1917 года А. А. Брусилов приехал в Москву, где жила семья брата Бориса. Он с женой поселился в доме № 4 по Мансуровскому переулку, на Остоженке. Генерал был явно обижен отставкой и при каждом удобном случае говорил о слабости правительства Керенского, не стеснялся и критиковать нового Верховного главнокомандующего генерала Л. Г. Корнилова – своего бывшего подчиненного. Но, вероятно, в душе Алексей Алексеевич все же надеялся, что вскоре его снова призовут и поставят во главе действующей армии.

А. Ф. Керенский и Л. Г. Корнилов среди членов Временного правительства и командования Петроградского гарнизона.

Москва в то время буквально бурлила, и ежедневно в ее различных местах происходили митинги, демонстрации, собрания. В организации и проведении этих мероприятий участвовали самые различные партии, но порой они возникали и стихийно. Брусилов сразу же включился в общественную деятельность.

7 августа он выступил на собрании московского союза георгиевских кавалеров, состоявшемся в помещении сада «Аквариум», где собралось около двух тысяч человек. В своей приветственной речи, в частности, он сказал: «Армия наша больна, и вы, как наиболее сильные духом, должны влить в нее свой организующий творческий дух и волю к победе над врагом. Я верю, что когда наша армия выздоровеет духом, когда в ней возродится разумная строгая дисциплина, достойная свободного и великого народа, тогда мы можем надеяться на победу»[51].

8 августа в одной из аудиторий Московского университета по инициативе П. П. Рябушинского собралось Всероссийское собрание общественных деятелей. На нем было представлено около 400 делегатов от общественных и политических организаций. Из общественных деятелей были Н. В. Родзянко, П. Н. Милюков, В. В. Шульгин и другие. Из военных – генералы А. А. Брусилов, М. В. Алексеев, Н. В. Рузский, А. М. Каледин, Н. Н. Юденич.

На собрании с большим докладом о положении в армии выступил М. В. Алексеев. Он обрисовал достаточно печальную картину, заявив, что только самые решительные меры могут исправить положение. После него выступил Брусилов. Он поддержал Алексеева, заявив, что все, что сказал Михаил Васильевич, «есть истина святая». Кроме того, Алексей Алексеевич сказал: «Если вы все, русские люди, желаете играть роль в общественной жизни и иметь значение для России, вам необходимо вмешаться в толпу и повелевать ею, надо с оружием в руках выйти на улицу, тогда только так называемая инициатива может повлиять на ход дел». Разгорячившись, генерал даже заявил, что готов лично возглавить этих добровольцев. Зал ему аплодировал, но когда по рядам пустили бумагу для записей, в ней оказалась всего одна фамилия какого-то инженера из Коломны. Интеллигенция ясно дала понять, что дальше разговоров о наведении порядка она идти не собирается.

После выступлений генералы, собравшись вместе, продолжили начатый разговор. Но при этом было заметно, что каждый из них претендовал на ведущую роль в будущем армии и предлагал свой путь в решении ее проблем.

Н. В. Желиховская, узнав о встрече генералов, тут же предложила написать статью «Выступление белых крестов», намекая на высокие награды собравшихся. Позже в опубликованной третьей части воспоминаний Брусилова даже имеется краткий комментарий по этому поводу и сведения о том, что эта статья «очень доброжелательная». Но в архивах А. А. Брусилова и Н. В. Брусиловой, а также в московских и петроградских газетах того времени данной статьи обнаружено не было. Это достаточно красноречиво говорит о том, что Надежда Владимировна после смерти мужа пыталась в определенной степени «дополнить» его биографию собственными вставками.

В воспоминаниях Брусилова даже говорится о том, что в июле – августе 1917 года он, предвидя надвигающуюся катастрофу, даже пытался подкупить воинские части, дислоцировавшиеся на Ходынском поле, за два миллиона рублей. Ради сбора этих средств он лично посетил многих московских толстосумов и «везде получил массу комплиментов, но без денег». Поэтому данная затея успехом не увенчалась.

12 августа было собрано Государственное совещание, которое должно было наметить программу действий России на дальнейшее. 13 августа для участия в этом совещании приехал Л. Г. Корнилов. Его встречали на Александровском вокзале в Москве. Приезд Верховного главнокомандующего был обставлен торжественно. На перроне выстроился с развернутым знаменем и хором музыки почетный караул от Александровского военного училища. На левом его фланге встала команда женщин-юнкеров. Далее расположились депутации союза офицеров армии и флота, союза георгиевских кавалеров, союза казачьих войск, союза воинов, бежавших из плена, 6-й школы прапорщиков, женского батальона «смерти». Среди встречавших были атаман Донского войска Каледин, генералы Зайончковский и Яковлев, городской голова Руднев, члены Государственной думы Родичев, князь Мансырев, Ханенко и Щепкин, комиссар Временного правительства в Москве Кишкин.

Лавр Георгиевич Корнилов

Как только поезд остановился, из него выскочили текинцы и выстроились в две шеренги. Пройдя между ними, Корнилов начал обход почетного караула, депутаций и представлявшихся лиц. Весь его путь был усыпан цветами. После короткого митинга офицеры с криками «Ура Корнилову!» подняли генерала и на руках вынесли на площадь, где он приветствовал восторженных москвичей. Автомобиль оказался весь завален цветами, которые Лавр Георгиевич приказал убрать.

– Я не тенор, и цветов мне не нужно, – заявил он. – Если вы хотите украсить автомобиль, то украшайте его Георгиевским флагом, на что я имею право как главнокомандующий.

У часовни Иверской Божией Матери Корнилов приказал остановиться и пошел помолиться…

За день до начала совещания городской голова Н. И. Астров посетил Брусилова с целью пригласить его в Большой театр для участия в этом мероприятии. Алексей Алексеевич ответил, что не считает возможным официально принимать участие в этом совещании, но готов посетить его в качестве частного лица.

Первый день совещания прошел в речах Керенского и других членов Временного правительства. Министр-председатель театрально кричал с трибуны:

– Под колесницу великой России я брошу свое истерзанное сердце!

Делового разговора не получалось.

На следующий день предоставили слово Корнилову.

«Низенькая, приземистая, но крепкая фигура человека с калмыцкой физиономией, с острым, пронизывающим взглядом маленьких черных глаз, в которых вспыхивали злые огоньки, появилась на эстраде, – вспоминал П. Н. Милюков. – Почти весь зал встал, бурными аплодисментами приветствуя Верховного. Не поднялась только относительно немногочисленная левая сторона. С первых скамей туда яростно кричали: «Хамы! Встаньте!» Оттуда неслось презрительное: «Холопы!» Председательствующему с трудом удалось восстановить тишину в зале…»

Свою речь Лавр Георгиевич начал в минорных тонах, заявив слушателям, что русской армии, какой она была раньше, больше не существует. Для того чтобы обеспечить защиту страны от решительного и агрессивного врага, он в который уже раз потребовал восстановить дисциплину, поднять престиж офицеров, улучшить их материальное положение, упорядочить работу комитетов и навести порядок в тылу.

– Я ни одной минуты не сомневаюсь, – отметил генерал в заключение, – эти меры будут приняты безотлагательно. Но невозможно допустить, чтобы решимость проведения в жизнь этих мер каждый раз совершалась под давлением поражений и уступок отечественной территории. Если решительные меры для поднятия дисциплины на фронте последовали как результат Тарнопольского разгрома и утраты Галиции и Буковины, то нельзя допустить, чтобы порядок на железных дорогах был восстановлен ценою уступки противнику Молдавии и Бессарабии.

Мир пришел в окопы…

Я верю в гений русского народа, я верю в разум русского народа, и я верю в спасение страны, – убеждал присутствовавших Лавр Георгиевич. – Я верю в светлое будущее нашей Родины, и я верю в то, что боеспособность нашей армии, ее былая слава будут восстановлены. Но я заявляю, что времени терять нельзя, что нельзя терять ни одной минуты. Нужны решимость и твердое, непреклонное проведение намеченных мер».

Л. Г. Корнилов и А. М. Каледин в Москве. Август 1917 г.

Керенский делал вид, что доволен речью Корнилова, но и он, и генерал скрывали свои истинные чувства. Керенский опасался того, что Корнилов на волне популярности тут же организует против него военный заговор. А Корнилов, не успевший договориться с поддерживающими его партиями и движениями, боялся получить отставку. Словом, борьба двух кандидатов в диктаторы началась. Поэтому неудивительно, что Государственное совещание, закрывшееся в ночь на 18 августа, не решило главных проблем страны и армии.

В конце августа 1917 года А. Ф. Керенский официально объявил генерала Л. Г. Корнилова мятежником и велел арестовать его. Корнилов не оказал сопротивления. Керенский объявил себя Верховным главнокомандующим. Как участники Корниловского мятежа, в войсках также было арестовано некоторое количество офицеров. Подавление этого мятежа еще больше расслоило российское общество и укрепило партию большевиков.

Декрет о мире.

Практически до последних дней власти Временного правительства Брусилов призывал общественность к активным действиям во имя спасения Родины. Так, 13 сентября он опять выступил на втором совещании общественных деятелей Москвы. В конце выступления, обрисовав печальную картину общего состояния российского общества, он сказал: «Если вы хотите сильной власти, если вы хотите, чтобы был порядок, – работайте сами над этим. Недостаточно говорить и писать. Соединяйтесь, будьте сильны и крепки, будьте могущественны, смелы и, если нужно будет, сумейте выйти на улицу. Тогда ваш голос будет услышан и ваша воля исполнена»[52].

Превратности судьбы

В октябрьских событиях Алексей Алексеевич не участвовал. Он жил в кругу семьи, состоявшей из жены, ее сестры и брата, а также прислуги из двух женщин и трех мужчин. Тогда из Александровского училища, превращенного в штаб сопротивления большевикам, ему предлагали возглавить антибольшевистское сопротивление в Москве, но он отказался от этого предложения.

Но революция «нашла» Брусилова в собственном доме. В шесть часов вечера 2 ноября во время обстрела штаба Московского военного округа мортирный снаряд попал в дом Брусиловых. Его осколки в нескольких местах перебили Алексею Алексеевичу правую ногу ниже колена. Эта была первая огневая рана на теле генерала, и получил он ее от русского снаряда.

Жена Брусилова бросилась искать помощь. На автомобиле мужа она приехала в штаб Красной гвардии Замоскворецкого района и потребовала врача и разрешения перевезти Брусилова в хирургическую лечебницу на Молчановке. Командир Красной гвардии разрешение дал, но автомобиль тут же реквизировал «на нужды революции».

Вскоре после этого, уложив Брусилова на носилки, солдаты понесли его пешком по Остоженке, Пречистенке и переулками на Арбат в лечебницу, расположенную в Серебряном переулке.

В больнице Брусилову оказали необходимую медицинскую помощь, но рана надолго приковала его к постели. Правда, в это время он не скучал. В больницу проведать генерала приезжало много людей: офицеры, священники, представители интеллигенции, даже иностранцы, оказавшиеся в то время в Москве. Обыватели, сильно расстроенные происходившими в стране событиями, искали у Брусилова совета и даже объяснений. Но что он мог ответить этим людям?

Обстановка в стране была очень сложной. 23 января между Англией и Францией было заключено соглашение об интервенции в Советской России. На следующий же день Англия снарядила экспедицию, которая должна была через Багдад и Энзели захватить Баку – крупнейший в то время нефтеносный район. 9 января 1918 года Франция признала Центральную раду Украины и предоставила ей финансовый заем.

Политика большевиков в первые месяцы после захвата власти имела катастрофические последствия. Бывшая Российская империя, значительно урезанная в результате неудачных операций Первой мировой войны, начала распадаться на части, именуемые автономиями. 4 января 1918 года Ленин признал независимость Финляндии. На следующий день был подписан секретный договор, который предусматривал введение Финляндии в сферу экономического и политического влияния Германии. С финской территории должны были выйти русские войска, а вместо них туда вводился сформированный в Германии финский батальон. Сразу же четко обозначила свою автономию и оккупированная германскими и австро-венгерскими войсками Польша.

Германия требовала от правительства Ленина выполнения взятых на себя обязательств. Но Россия в лице Льва Троцкого и его сторонников сопротивлялась требованиям немцев. Переговоры в Брест-Литовске постепенно заходили в тупик. Но в конце января 1918 года, получив сведения о революционных событиях в Германии и расценив их как начало «всемирной» революции, Н. В. Крыленко без ведома Совета народных комиссаров направил на все фронты приказ о прекращении военных действий и демобилизации армии. Узнав об этом, В. И. Ленин постарался выправить положение, аннулировав приказ Верховного главнокомандующего. Но было поздно: начался массовый уход солдат с позиций, а в ряде случаев и целых армейских частей с фронта.

Это позволило германскому командованию 18 февраля возобновить наступательные действия. Остановить это наступление было поручено отрядам Красной гвардии во главе с бывшим матросом П. Е. Дыбенко. Но эти отряды, составленные из рабочих, запасных солдат и балтийских моряков, противостоять регулярным войскам германской армии не могли. Начинался их беспорядочный отход, мало чем отличавшийся от бегства. За сдачу Нарвы Дыбенко был отдан под суд, и он был исключен из партии. Позже, как в насмешку над отечественной военной историей, именно 23 февраля 1918 года – день сдачи Нарвы – был объявлен Днем Советской Армии. А 27 февраля революционными войсками под предводительством бывшего прапорщика Н. В. Крыленко была разгромлена Ставка Верховного главнокомандующего в Могилеве и зверски убит генерал Н. Н. Духонин. В этот же день немецкие самолеты впервые бомбили Петроград.

Владимир Ильич Ленин.

Перепуганный В. И. Ленин требовал заключения мира с немцами любой ценой. В ночь на 24 февраля он добился, чтобы большинство членов Центрального исполнительного комитета (116 против 85) проголосовали за подписание Брестского мира.

К тому времени наступление немцев продолжалось. Их войска вошли в Киев и продвигались дальше на восток. Отдельные их части 2 марта находились на расстоянии около ста километров от Петрограда, и Ленин даже распорядился взрывать мосты на подступах к столице.

Брестский мир был подписан 3 марта. К тому времени Россия потеряла Финляндию, Эстонию, Латвию, Литву, Польшу, западные районы Белоруссии, Украины и Бессарабию. До войны на этих территориях проживало около 62 млн человек (треть всего населения Российской империи). Там располагалась треть пахотных земель, 80 % сахарной свеклы. Потери составили 9 тысяч заводов, 73 % запасов железной руды. По договору Советская Россия должна была уничтожить свой Черноморский флот, а на Балтике в ее распоряжении оставляли единственный порт – Кронштадт. Кроме того, большевики согласились возвратить своим недавним противниками 630 тысяч пленных. При этом немцами и австрийцами в качестве военных трофеев было захвачено 2600 пушек, 5000 пулеметов, 2 млн артиллерийских снарядов, 800 локомотивов, 8000 железнодорожных вагонов и множество другого военного имущества.

Антигосударственная деятельность большевистского правительства стимулировала возникновение в России белого движения. Первым его центром стала область Войска Донского. Бежавшие туда генералы М. В. Алексеев, Л. Г. Корнилов и другие, договорившись с атаманом А. М. Калединым, объявили большевикам войну. В конце декабря 1917 года на Дон начали наступление советские войска. Атаман М. В. Каледин застрелился, а красные отряды Ю. В. Саблина заняли Новочеркасск. Добровольческая армия вынуждена была отступить на Кубань, но в средине марта советские отряды под командой А. И. Автономова заняли Екатеринодар. 31 марта 1918 года при штурме Екатеринодара погиб Л. Г. Корнилов. Командование объединением принял генерал-лейтенант А. И. Деникин.

Пламя Гражданской войны разгоралось и за Волгой. В конце марта 1918 года уральские казаки выступили против большевиков и захватили часть Николаевского и Новоузенского уездов. Войсковое правительство во главе с наказным атаманом Бородиным призвало их к походу на Саратов, а затем на Москву. К ним примкнули оренбургские казаки во главе с атаманом Дутовым. В марте в одном из крупнейших уездных городов Саратовской губернии Кузнецке вспыхнуло восстание солдат-фронтовиков. В начале апреля началось крестьянское восстание в Вольске. Во второй половине мая 1918 года в ряде крупных центров Поволжья прокатилась волна мятежей, организованных анархистами, эсерами, меньшевиками и максималистами. 12 мая в Царицыне вспыхнул мятеж анархистов. 16 мая начался меньшевистско-эсеровский мятеж в Саратове. 17 мая мятеж против Советов начался в Самаре.

Оккупация России германскими войсками продолжалась. В апреле их части вошли в Крым и 21-го заняли Симферополь и создали татарское краевое правительство Крыма во главе с бывшим царским генералом, командиром Первого мусульманского корпуса Сулейманом Сулькевичем. Это правительство начало тесное сотрудничество с Германией, отголоски которого проявились во время оккупации фашистами полуострова в годы Великой Отечественной войны. Таким образом, к концу весны 1918 года Германия не только установила оккупационный контроль над огромной частью территории бывшей Российской империи, но и имела большое влияние среди различных контрреволюционных организаций, действовавших внутри Советской России. Этими обстоятельствами решили воспользоваться некоторые политические силы.

В середине марта советское правительство из Петрограда переехало в Москву, и через несколько дней там открывается IV Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов, который ратифицирует мирный договор, подписанный в Брест-Литовске. В знак протеста против этого акта, откровенно предававшего интересы России, левые эсеры выходят из состава советского правительства. 6 июля 1918 года в Москве левые эсеры совершили покушение на германского посла графа Мирбаха, что поставило под угрозу условия Брестского мира. В Поволжье начался мятеж эсера Муравьева.

Убийство Мирбаха в Москве и мятеж Муравьева в Самаре не на шутку испугали большевиков. В ночь на 17 июля 1918 года бывший российский император Николай II, члены его семьи и слуги были расстреляны. В то же время Л. Д. Троцкий, назначенный наркомом по военным и морским делам вместо Н. В. Крыленко, открыто заявил о необходимости привлечения бывших военспецов для формирования новой Красной Армии.

Брусилов узнавал обо всем этом частично из редких газет, частично по слухам, которыми в то время буквально полнилась Москва. Он никак не влиял, да и не мог влиять на все эти события. Правда, в его мемуарах, отредактированных Желиховской, говорится о том, что Алексей Алексеевич, находясь в больнице, собирал пожертвования и отправлял их на Дон, куда в то время собирались офицеры для борьбы с Советской властью. Но при том даются чисто женские описания того, как генерал через случайных людей передавал эти деньги на Дон и как Надежда Владимировна затем сожгла их расписки. Поэтому данные описания лично у меня доверия не вызывают. Я думаю, что Брусилов, оторванный болезнью от действительности, в то время только занимался своим лечением и терпеливо ждал более благоприятного развития событий в будущем.

Выступление Льва Давидовича Троцкого перед войсками.

Раны заживали медленно. Только на четвертом месяце Брусилов начал сидеть, затем на кресле на колесиках он начал выезжать из палаты в коридор. Только в мае он начал ходить с палкой. Ежедневно раненого посещали жена и брат Ростислав. Посещения сына были крайне редкими. Кроме того, к нему приходили невестка, сестра жены Елена и другие знакомые. Правда, между сыном, его женой и ее бабушкой Варварой Сергеевной Остроумовой в это время начались серьезные разногласия, и вскоре Алексей Брусилов (младший) уехал из их дома и поселился на квартире отца.

Кроме родных, во время болезни Брусилова посещали представители различных политических сил, которые предлагали ему эмигрировать с семьей в Польшу или в Италию, а также другую помощь. Безусловно, эти предложения были не бескорыстными. В стране разгоралось пламя Гражданской войны, и политики различных мастей сильно нуждались в присутствии рядом с ними значимых военных авторитетов на случай перехода к силовым действиям. Брусилов, безусловно, был одним из таких авторитетов.

В июле 1918 года Брусилов покинул клинику и вернулся в свою квартиру. Некоторое время он жил там вместе с женой, ее сестрой и братом на небольшие сбережения и драгоценности Надежды Владимировны. Об этих месяцах Брусилов вспоминал: «Одно время, под влиянием больших семейных переживаний и уговоров друзей, я склонялся к отъезду на Украину и затем за границу, но эти колебания были непродолжительны. Я быстро вернулся к моим глубоко засевшим в душе убеждениям… Это тяжко, конечно, но иначе поступить я не мог, хотя бы это стоило жизни. Скитаться же за границей в роли эмигранта не считал и не считаю для себя возможным и достойным».

А. А. Брусилов, Н. В. Желиховская и Р. Н. Яхонтов в Ставке, 1917 г.

Гражданская война в России набирала все большие обороты. 18 июля началось восстание казаков на Тереке, 22 июля чехи взяли Симбирск, и части Добровольческой армии вошли в Ставрополь. 25 июля под ударами белых войск пал Екатеринбург. В начале августа красные отряды в Забайкалье оставили Верхнеудинск и Читу. 7 августа белые части занимают Казань, захватив там значительную часть золотого запаса России. Против большевиков вспыхивает восстание рабочих на Северном Урале, части Добровольческой армии начинают осаду Царицына

Большевикам всюду мерещились заговоры. И вскоре ВЧК перехватила письмо Локкарта, в котором тот, в частности, сообщал о планах сделать Брусилова белым вождем. 12 августа Алексей Алексеевич был арестован.

Звонок раздался в полночь, и Ростислав Яхонтов пошел открывать дверь. В квартиру вошло несколько человек, предъявивших ордер на арест Брусилова и обыск его квартиры. Алексея Алексеевича тут же увели, прихватив вместе с ним за компанию, как бывшего военного, и Яхонтова. Обыск квартиры продолжался 6 часов. Были изъяты все бумаги и конфискована шашка генерала, украшенная бриллиантами. Другое его имущество: генерал-адъютантские погоны, аксельбанты и даже кавалерийские седла – было сложено в большой деревянный ящик и опечатано.

После ареста Брусилова и Яхонтова доставили на Лубянку. Допросив, их отвезли в Кремль, где была устроена гауптвахта. Там к тому времени уже под арестом была собрана довольно пестрая компания, в которую, в частности, входила и эсерка Мария Спиридонова. Вскоре в нее был включен и английский дипломат Р. Локкарт.

Брусилов и Яхонтов, насколько это было возможно, старались держаться в стороне от прочих арестованных. Алексей Алексеевич хорошо понимал, что в столь неспокойное время крайне важно выдержать определенную паузу в своих симпатиях и антипатиях, тем более находясь в застенках. В своих записках он как мог утешал жену. «Сидим на гауптвахте в Кремле, – писал он в одной из них. – Пожалуйста, будь спокойна и не огорчайся. Ты хорошо знаешь, что ни я, ни Ростя ни в чем перед правительством не провинились, а потому спокойно ждем решения».

Вначале к Брусилову не допускали даже врача, несмотря на то что рана вновь открылась. Но Надежда Владимировна энергично хлопотала за мужа, и в конце концов она получила разрешение ежедневно приходить к нему с пропуском, подписанным Дзержинским, и приносить передачи.

Вскоре Яхонтова освободили. После этого Брусилову удалось передать письмо Ф. Э. Дзержинскому, в котором он писал, что не принадлежит ни к какой партии, ничего не замышлял против советской власти, и просил объяснить причину его ареста. Дзержинский посетил арестованного и дал понять, что его напрямую ни в чем не обвиняют, но вынуждены продержать некоторое время под стражей в связи с происходящими в Москве событиями.

Арест Брусилова и Яхонтова был лишь одним из штрихов начинавшегося «красного террора». Практически в это же время в подмосковной деревне были арестованы брат генерала Борис Брусилов, его родственники и находившийся там Алексей Брусилов (младший).

Феликс Эдмундович Дзержинский.

Вскоре Надежда Владимировна обратилась к Ф. Дзержинскому и В. Д. Бонч-Бруевичу с большими письмами, в которых просила об освобождении мужа. И вскоре после этого он был освобожден, хотя и взят под наблюдение чекистов.

Находясь под домашним арестом, Брусилов продолжал лечение. Так продолжалось в течение двух месяцев. Эти месяцы для семьи Брусиловых были временем больших лишений. Тогда в их квартиру подселили «…какого-то комиссара с нелегальной супругой и его матерью… Грубый, наглый, пьяный человек, с физиономией в рубцах и шрамах. Он говорил, что был присужден к смертной казни за пропаганду среди солдат Юго-Западного фронта в 1915 году, а я отменил смертную казнь и заменил ее каторгой. Теперь он, конечно, большая персона, вхож к Ленину и т. п. Вот уж можно сказать, что отменил ему смертную казнь себе на голову. Пьянство, кутежи, воровство, драки, руготня, чего только не поднялось у нас в квартире, до сих пор чистой и приличной. Он уезжал на несколько дней и возвращался с мешками провизии, вин, фруктов. Мы буквально голодали, а у них белая мука, масло, все, что угодно, бывало.

Моя жена превратилась в щепку, ее сестра и брат тоже. Любимые собаки сдыхали одна за другой. Меня еле-еле подкармливали обманно, уверяя, что и сами едят…».

Брат жены Ростислав Яхонтов после выхода из тюрьмы также сильно болел и страдал от голода. На почве простуды и истощения у него открылось кровотечение из носа. С большим трудом его удалось остановить, но больной буквально угасал на глазах. Родные даже пригласили священника, который его соборовал и причастил. Но буквально на следующий день Яхонтову стало легче, и он пошел на поправку.

В это время Брусилов начал хлопотать о возвращении ему вещей, изъятых и опечатанных во время ареста. Ему удалось добиться, что печать с ящика была снята, и он получил обратно свои погоны, с которых кто-то успел содрать императорские вензеля, а также аксельбанты, почерневшие от времени. Седла были поедены молью. Но украшенную золотом и бриллиантами шашку ему так и не вернули, а именно она и представляла наибольшую ценность и «могла бы прокормить многих в то время голода».

В это время бывшие генералы В. Н. Клембовский и Н. А. Бибиков, которые к тому времени уже состояли на службе в Красной Армии, активно агитировали Брусилова последовать их примеру. Но Брусилов 17 апреля 1919 года ответил, что готов к этому, но только после того, как пройдет курс лечения на лиманах в районе Одессы, где в то время уже была установлена советская власть. Брусилов, которого еще в Императорской армии прозвали «Лиса», был очень осторожен. И не зря. Так, Н. А. Бибиков, который занимал должность председателя Военно-законодательного совета при Военсовете Советской республики, вскоре был разоблачен за связь с колчаковской разведкой, осужден и расстрелян.

В середине декабря Брусилов был освобожден из-под домашнего ареста, но при этом с него была взята подписка о невыезде из Москвы. Его семья, увеличившаяся за счет родственников жены, приехавших в Москву после изгнания их из имений, с трудом боролась с холодом и голодом. Помогали простые люди, в том числе и крестьяне – бывшие солдаты 8-й армии, которой командовал Брусилов. Иногда они из деревень привозили хлеб, картошку, молоко. Наконец, сестре жены Брусилова, Елене Владимировне, удалось устроиться на работу в военный архив, и она начала получать паек.

В той части воспоминаний Брусилова, которую он написал якобы после и с помощью своей жены, имеются рассуждения о том, как жило московское общество в 1919 году, когда на фронтах Гражданской войны советская власть вела отчаянную борьбу с войсками А. И. Деникина, А. В. Колчака, Н. Н. Юденича. Брусилов пишет: «Я должен с грустью и иронией отметить ничтожество и трусость многих и многих интеллигентов в Москве. Болтовни, анекдотов, острот, всевозможных курьезов не было конца. Я лично наблюдал на себе и на своей семье, как отражались успехи белых наступлений на настроении москвичей. То прилив их целыми отрядами на мою квартиру, с милыми улыбками и любезностями, то вдруг отлив, даже на улице бегут в сторону, будто боясь себя скомпрометировать перед красной Москвой знакомством со мной»[53].

Алексей Брусилов (младший), выпущенный из тюрьмы, в это время также жил вместе с отцом и мачехой. Он даже на какое-то время устроился работать бухгалтером в одну из организаций. Брусилов (старший) советовал ему переходить на работу на конный завод. Но молодой человек после разрыва с женой сильно переживал и явно томился в Москве.

Вскоре он поступил на службу по снабжению кавалерийских частей Красной Армии конной сбруей и начал часто уезжать в различные командировки. Но вскоре ему начали предлагать сформировать кавалерийский полк и возглавить эту часть. Брусилов (младший) долго отказывался, но бывший генерал А. М. Зайончковский все же сумел его уговорить. А 20 декабря 1919 года газета «Боевая правда» сообщила, что в Киеве по приговору военно-полевого суда белыми расстрелян бывший корнет Брусилов, сын известного царского генерала, который командовал у красных кавалерийским полком и попал в плен к белым под Орлом.

Андрей Медардович Зайончковский.

Алексей Алексеевич тяжело переживал гибель сына. В связи с этим в своих воспоминаниях он оставил достаточно пространную запись, и я решил довести ее до вас в несколько в сокращенном виде и со своими комментариями.

Алексей Брусилов (младший) после окончания Пажеского корпуса пережил неудачный роман. Во время Первой мировой войны воевал на другом фронте, но Брусилов (старший) внимательно следил за его успехами. Он радовался и очередному чину сына, и его первому ордену. А осенью 1916 года, во время затишья на фронте, Алексей Брусилов (младший) был отпущен в отпуск, во время которого побывал в Москве и гостил в подмосковном имении своего дяди Бориса Алексеевича Брусилова. Во время этого отпуска и состоялась встреча Алексея Брусилова (младшего) с его избранницей – шестнадцатилетней Варварой Ивановной Котляревской.

В начале 1917 года командующий Юго-Западным фронтом Брусилов (старший) получил известие о намерении сына жениться. Генерал «был крайне смущен такой неожиданностью». Он видел Варвару Котляревскую перед войной. Тогда она вместе со своей бабушкой также отдыхала на курорте в Киссингене и даже были соседями четы Брусиловых за обеденным столом в гостинице. Во время войны Алексей Брусилов (младший) начал часто получать от Варвары Котляревской и ее бабушки письма и посылки. При этом Надежда Владимировна Желиховская, посещая мужа на фронте, говорила, что «внучка вбила себе в голову выйти замуж» за сына генерала, объясняя это тем, что это якобы воля его матери, явившейся ей во время спиритических сеансов. Брусилов (старший) считал это блажью, но сама Надежда Владимировна была несколько иного мнения. Она говорила: «Девочка сама этого хочет, она хорошей семьи, православная, хорошая патриотка и прекрасно образована, средства большие, кажется искренней и доброй».

Венчание состоялось, и, вероятнее всего, сам Брусилов (старший) на нем не присутствовал. Затем последовали отставка и октябрьский переворот. Произошла резкая перемена ценностей. Алексей Брусилов (младший), который был вынужден некоторое время без дела жить в семье своей жены, по выражению Брусилова (старшего), сразу же превратился в «офицеришку-нахлебника». Молодая жена полностью поддерживала это обвинение. Все кончилось тем, что, рассорившись с женой и ее родными, Алексей Брусилов (младший) в один прекрасный день ушел из дому, и о нем больше не было ничего слышно до тех пор, пока не появилось известие в газете «Боевая правда» от 20 декабря 1919 года. В то же время после ранения Брусилова (старшего) и во время содержания его под арестом в Кремле во время «красного террора» Варвара много помогала ему, постоянно навещая и принося необходимые продукты, одежду и т. д.

Брусилов тяжело переживал известие о гибели сына, с которым ему так и не удалось достичь взаимопонимания. Он винил в этом также и свою жену, которая не помешала браку Алексея и Варвары. Тем не менее уже после гибели сына и смерти бабушки Варвары «мы по долгу совести звали ее жить с нами, желая такой молоденькой женщине оказать заботу, думая, что под нашим кровом ей будет безопаснее жить. Но она не приняла нашей руки и стала устраивать у себя политические салоны то с правым, то с левым направлением. Ее гостями были то епископы, монахи и монахини, то матросы и деятели крайнего большевизма».

Такое метание было не по душе Брусиловым, и они постепенно стали меньше интересоваться судьбой Варвары. Спустя некоторое время стало известно, что она сошлась с каким-то большевиком, который вскоре умер. Затем в газетах было опубликовано известие, что Варвара Брусилова арестована по какому-то церковному делу, ее судили и даже приговорили к смертной казни.

С целью спасения Варвары от расстрела Надежда Владимировна смогла достать документы, подтверждающие психическую невменяемость молодой женщины. Благодаря этому ее амнистировали и выпустили на свободу. Спустя некоторое время Варвара снова собралась выходить замуж. Брусиловы не пытались помешать ей в этом.

В это время информация о Варваре Брусиловой как о некой российской Жанне Д`Арк, начала появляться в иностранных газетах. Внимание к себе она прежде всего привлекала своей звучной фамилией.

На службе Страны Советов

К началу 1920 года, когда поддержка Западом белогвардейских сил практически прекратилась, а их основные армии понесли поражение, Советская республика получила важнейшие сырьевые, топливные, продовольственные и промышленные центры страны: горнозаводский Урал, хлебную Сибирь, Украину, богатую зерном, железом и углем, Дон, Кубань, Северный Кавказ, значительную часть Туркестана.

Силы белых стремительно таяли. После того как красные овладели Ростовом-на-Дону, группировка войск Деникина была расчленена на две части. Первая оборонялась на юге Украины, вторая в составе Донской и Кубанской армий вела бои на Северном Кавказе. Но название «армия» всех этих объединений малочисленных, порядком потрепанных, плохо вооруженных и экипированных воинских отрядов было очень условное. Даже в наиболее дисциплинированных казачьих полках после массового дезертирства донцов оставалось по 60-100 шашек. Основное ядро Добровольческой армии опять отошло на территорию Дона, а по численности сократилось до уровня весны 1918 года. В декабре 1919 года под Ростовом было всего две-три тысячи «добровольцев», и, даже проведя тотальную мобилизацию и поставив всех в строй, белые с трудом набрали 8400 бойцов и 158 орудий.

14 февраля красные перешли в наступление, белые, не выдержав удара превосходящих сил противника, были вынуждены отступить в степь, где их ждали мороз, леденящий ветер и гибель в глубоком снегу. После отступления белых специальная комиссия насчитала до пяти тысяч убитых и замерзших казаков, а также более двух тысяч павших лошадей. 22 марта генерал А. И. Деникин, сложив с себя полномочия командующего Добровольческой армией, передал бразды правления всеми войсками, находившимися на юге России, генералу П. Н. Врангелю. Вскоре эти войска начали наступление.

С запада на Советскую Россию наступали польские войска. Война с Польшей началась после того, как 22 апреля 1920 года С. Петлюра заключил с Пилсудским договор, по которому Польша признавала независимость Украины при условии воссоздания Великой Польши, включающей Волынь, Галицию, Полдяхи, Полесье, Холмскую область. После этого для войны против Советской России западные державы представили Польше огромные займы, в основном в виде материальных средств. Так, Франция предоставила почти 1500 орудий, 350 самолетов, 2800 пулеметов, 324 тысячи винтовок, 42 тысячи револьверов, 800 грузовых автомобилей, 10 млн снарядов, миллиард патронов. К снаряжению польской армии подключились и США, которые помимо вооружения и снаряжения направили в Польшу 260 тысяч тонн продовольствия.

Наступление поляков началось 25 апреля 1920 года. Красное командование не смогло организовать упорное сопротивление, и войска Красной Армии начали отход на рубеж реки Днепр. Оно было столь стремительным, что уже 7 мая красные оставили Киев.

Для противодействия Врангелю и полякам началась дополнительная мобилизация в Красную Армию, в спешном порядке доукомплектовывались старые и развертывались новые воинские части. Именно в тот период на улицах городов появился известный плакат, с которого красноармеец грозно запрашивал: «Ты записался добровольцем?» На этот призыв «откликнулось» более 500 тысяч человек. Военное положение было введено на железнодорожном, водном транспорте. Под особый контроль была взята работа всех заводов, выпускающих оружие и боеприпасы, на выпуск военной продукции дополнительно был переориентирован еще ряд заводов. 30 апреля было принято специальное постановление, согласно которому все народные комиссариаты еженедельно должны были отчитываться перед Советом труда и обороны о том, что конкретно они сделали для фронтов, развернутых против поляков. Центральный Комитет партии большевиков 23 мая разработал программу, по которой «…буржуазия Польши будет разгромлена. Польский пролетариат превратит свою страну в социалистическую республику».

В это время группа бывших генералов, в которую входили Н. И. Раттель и В. Н. Клембовский, начала убеждать Брусилова написать письмо Л. Д. Троцкому с предложением собрать особое совещание по случаю войны с Польшей. Это письмо, с соответствующими комментариями, удобными для советской власти, было опубликовано в нескольких газетах в начале мая 1920 года. Одновременно был издан приказ, подписанный Л. Д. Троцким, о формировании при Главнокомандующем всеми Вооруженными Силами Республики С. С. Каменеве «высокоавторитетного по своему составу особого совещания, в состав которого должны войти как военные, так и политические деятели». В состав совещания вошли бывшие генералы А. А. Поливанов, В. Н. Клембовский, Д. П. Парский, П. С. Балуев, А. Е. Гутор, А. М. Зайончковский, А. А. Цуриков, А. И. Верховский. Председательствование в особом совещании было возложено на А. А. Брусилова.

Заседания членов Особого совещания проходили по понедельникам. Эффективность этих заседаний была крайне низкой. Брусилов пишет: «Мы, в сущности, толкли воду в ступе и делали вид, что усердно работаем. В действительности же мы переливали из пустого в порожнее. Никаких плодотворных результатов эти заседания не дали… В общем, эта инсценировка со стороны правительства была шита белыми нитками».

Уже на правах председателя этого совещания Брусилов начал хлопотать о судьбе арестованных генералов В. Н. Клембовского и П. А. Лечицкого. Но его старания не увенчались успехом, и оба они умерли в тюрьме. В отношении их вины Брусилов писал: «Что касается Лечицкого, то я допускаю мысль, что по своей честной, но узкой несговорчивости, прямолинейности действий в вопросах политики он и не хотел сдаваться, даже в разговорах. Но Клембовский думал и действовал иначе. Это был человек с очень широким горизонтом. Его поймать в неискренности относительно Советской власти было труднее. И тем не менее они оба одинаково погибли»[54].

Правда, уже позже стало известно, что П. А. Лечицкий в первый раз был арестован в Петрограде 3 декабря 1919 года по обвинению в спекуляции продуктами, но на следующий день он был освобожден. Повторно его арестовали 8 марта 1920 года по обвинению в организации контрреволюционного заговора. Он умер в тюрьме в Москве 2 февраля 1921 года. Причины ареста В. Н. Клембовского так и остались неизвестными. Сведений о его контрреволюционной деятельности не имеется. Но известно, что, оказавшись в тюрьме, он в знак протеста объявил голодовку и умер 9 сентября 1921 года от истощения[55].

Главнокомандующий вооруженными силами Республики С. С. Каменев.

Члены Особого совещания при Главнокомандующем всеми Вооруженными силами Республики обратились с воззванием к бывшим офицерам, «где бы они ни находились», с призывом встать в ряды Красной Армии для отпора полякам. «В этот критический исторический момент нашей народной жизни мы, ваши старые боевые товарищи, обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к родине и взываем к вам с настоятельной просьбой забыть все обиды, кто бы и где их вам ни нанес, и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную Армию», – писалось в нем. Первой под этим воззванием стояла подпись А. А. Брусилова. На этот призыв откликнулись тысячи бывших офицеров, и к началу 1921 года в составе РККА их насчитывалось уже более 12 тысяч.[56]

Несмотря на нехватку военных специалистов, аресты бывших офицеров и генералов продолжались. 22 августа 1922 года был арестован А. Е. Гутор, а 19 октября – А. М. Зайончковский. Правда, впоследствии, после ходатайства Брусилова перед Л. Д. Троцким, Гутор и Зайончковский были освобождены. Оба преподавали в Академии Генерального штаба РККА (впоследствии – Военная академия имени М. В. Фрунзе). Первый ушел в отставку в 1931 году, второй умер в марте 1926 года. Также Алексею Алексеевичу удалось добиться освобождения из заключения еще многих офицеров, которые оказались в тюрьме по разным причинам.

Осенью 1920 года, после окончания войны между Советской Россией и Польшей, Особое совещание было расформировано. Несмотря на это, Брусилов еще некоторое время продолжал заниматься вопросами, связанными с пересмотром обвинений бывшим офицерам, заключенным советской властью в тюрьмы по обвинению в сопротивлении революции.

В середине сентября 1920 года Брусилову было предложено подписать воззвание к врангелевским офицерам, на котором уже стояли подписи В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого, М. И. Калинина и С. С. Каменева. Брусилов подписал его.

Позже он объяснял, что его нагло обманули. Когда он приехал к заместителю председателя Революционного Военного совета Ефиму Склянскому, тот сказал ему, что располагает достоверными сведениями о том, что «многие войска (Врангеля. – Авт.) не хотят сражаться с красными и тем более бежать за границу, что их заставляют силой драться и покидать родную землю, что состав офицеров определенно настроен против распоряжений высшего начальства. Он задал мне вопрос, соглашусь ли я принять командование врангелевской армией, если она останется в России без высшего начальства». На это Брусилов ответил, что стар и болен для того, чтобы принимать командование армией, но готов прийти на помощь русским офицерам, солдатам и казакам с тем, чтобы «быть их руководителем и согласовывать их действия с планами Советской республики»[57].

В связи с этим воззванием в эмигрантских кругах появилась версия о предательстве Брусилова в отношении к своим бывшим товарищам по оружию. И на первый взгляд она была вполне обоснованна. Поверив известному генералу, тысячи офицеров и других военнослужащих армии П. Н. Врангеля после ее разгрома отказались эмигрировать за границу и отдались в руки большевиков.

Но в мемуарах Брусилова этот его поступок объясняется совсем по-другому. Он считал, что таким образом сможет собрать вокруг себя лучшие офицерские кадры для того, чтобы «под шумок парировать развращение русских наивных запуганных парней», оказавшихся в армии во власти «еврейских красноречивых наглых субъектов». И «пусть для этого нужно было надеть красную звезду, наружно, но, чтобы ее сбросить и заменить крестом, нужно было быть с нами, на Родине».

Таким образом, уже спустя некоторое время в своих мемуарах, отредактированных Желиховской, Брусилов якобы пишет о том, что своим воззванием хотел вернуть на Родину офицеров для того, чтобы в дальнейшем иметь в их лице силу для борьбы с большевиками. «Я думал – армия Врангеля в моих руках. Плюс все те, кто предан мне внутри страны и в рядах Красной армии. Конечно, я не поеду на юг с пентаграммой, а вернусь с крестом и свалю захватчиков или безумцев в лучшем случае»[58].

Возможно, это и так. Но на деле его воззвание принесло совершенно другие плоды. «Когда началось поголовное бегство…, чтобы не попасть в руки озверелых коммунистов, там распространялось воззвание, подписанное моим именем, которое… расклеивали на всех стенах и заборах. И многие офицеры верили им и попадали в руки не мои, а свирепствовавшего Белокуна (еврей Коган), массами их расстреливавшего»[59].

По имеющимся данным, в Крыму в 1920–1921 гг. было расстреляно около 12 тысяч белых офицеров. Руководили расстрелами венгерский интернационалист Бела Кун, который, вернувшись в Советскую Россию из Венгрии летом 1920 года, был назначен членом Реввоенсовета Южного фронта, которым командовал М. В. Фрунзе, а также Розалия Самойловна Залкина (Землячка), назначенная секретарем Крымского обкома РКП (б).

Михаил Васильевич Фрунзе.

Безусловно, Брусилов глубоко переживал эту трагедию. Он неоднократно задавал себе вопрос: «Могу ли я обвинять себя в этом ужасе?» И, отвечая на этот вопрос, писал: «Я до сих пор не знаю, было ли это именно так, как рассказывали мне, и в какой мере это была правда. Знаю только, что в первый раз в жизни столкнулся с такой изуверской подлостью и хитростью и попал в невыносимо тяжелое положение, такое тяжелое, что, право, всем тем, кто был попросту расстрелян, несравненно было легче.

Если бы я не был глубоко верующим человеком, я бы покончил самоубийством. Но вера моя в том, что человек обязан предвидеть все последствия своих вольных и невольных грехов, не допустила меня до этого»[60].

После расформирования Особого совещания А. А. Брусилов не остался без дела. Он был назначен председателем комиссии по выработке мер с целью поддержания культурного производства лошадей для кавалерии и артиллерии при Главном штабе Реввоенсовета Республики. Он с головой уходит в работу. Возглавляемая им комиссия предлагает создать специальный орган по делам коневодства, и эти предложения были приняты советским правительством. Брусилов назначается главным инспектором Центрального управления коннозаводства и животноводства при Народном комиссариате земледелия.

Летом 1921 года по пути из Китая в Прагу в Москву приехал американец Ч. Крен, являвшийся сотрудником американской разведки, который прикрывался удостоверением сотрудника благотворительной миссии, занимавшейся гуманитарной помощью народам Европы, пострадавшим от войны. На правах давнего знакомого жены Брусилова он часто бывал в их доме и беседовал с генералом. Брусилов был очень доволен этими встречами, так как затем начал регулярно получать от Крена продуктовые посылки. Не исключено, что у американского шпиона и его хозяев на отставного генерала были и другие взгляды.

Кроме постоянной работы в комиссии, Брусилова несколько раз приглашали для чтения лекций в Военной академии Генерального штаба РККА, которая в то время располагалась неподалеку от его дома на Пречистенке. Он рассказывал слушателям об организации наступления Юго-Западного фронта летом 1916 года, но революционная молодежь, воспитанная уже совсем в другом духе, старого генерала слушала невнимательно. «Мне переставало хотеться иметь общение с молодежью, охоты не было читать какие бы то ни было лекции», – пишет Брусилов. Но от него не отставали. Больной генерал вынужден был ездить читать лекции в Петроград, в 1-й кавалерийской школе читал лекции по теории езды и выездки лошадей, то есть о том, чем занимался в Офицерской кавалерийской школе, будучи молодым офицером.

Нагрудный знак командира Красной армии.

Заниматься чтением лекций Брусилова вынуждала острая нужда. «Это, в сущности, был необходимый заработок для семьи, – пишет он. – Была такая дороговизна, что не хватало никаких денег. Гонорар за лекции был пустячный, но лишний паек и дрова были важны».

В июле инспекция была переименована в военную, а Брусилов был назначен главным инспектором конезаводства и коневодства, которое возглавлял Н. И. Муралов. У Брусилова было 27 помощников, которых он рассылал по всей России с целью спасти остатки чистокровных лошадей, сохранившихся после Гражданской войны на конных заводах. Тогда же Алексею Алексеевичу, с целью поддержания конской породы, удалось добиться организации бегов и скачек. При этом приходилось преодолевать непонимание ряда большевистских руководителей. Так, один из них на заседании комиссии начал всех убеждать, что для кавалерии годятся и обычные крестьянские лошади. «Мы извели людскую аристократию, зачем же нам разводить лошадиную?» – горячился он. Тогда Брусилову пришлось долго доказывать, что кавалерийская лошадь сильно отличается от рабочей и что готовить и воспитывать ее нужно по особой программе.

1922 год стал годом победы большевизма в СССР. Последний оплот белогвардейщины на Дальнем Востоке пал. Гражданская война завершилась победой большевиков. Хотя какая может быть речь о победе в Гражданской войне? Миллионы жертв, беженцев, разоренное хозяйство, сломанная идеология. Брат шел на брата, сын на отца… Большего бедствия, чем гражданская война, нельзя пожелать ни одному народу.

Большевистское правительство взяло курс на создание СССР. Народы разных республик должны были «самостоятельно» попроситься в братскую семью. Пример должна была показать Украина, народ которой в то время очень страдал от голода. Засуха 1921 года лишила республику урожая, начался голод. По официальным данным, на Украине в 1921 и 1922 годах от голода умерло более 200 тысяч человек.

Голод, который господствовал в стране «победившего социализма», заставил советское правительство искать новые формы хозяйствования. В 1921 году оно было вынуждено отказаться от продразверстки и ввело так называемую новую экономическую политику (НЭП). Был введен значительно меньший по объему продналог. Крестьянин мог продавать остаток продукции по своему усмотрению. Началась денежная реформа. В оборот были введены деньги, обеспеченные золотом, в том числе изготовленные из благородного металла. Это резко уменьшило денежную массу, дало толчок развитию товарных отношений, торговле. Наблюдался подъем и в сельском хозяйстве. В 1921 году Харьковский тракторный завод выпустил первый трактор, а их серийное производство было предусмотрено начиная с 1924 года. В стране, делавшей упор на собственные силы, было широко развернуто строительство других промышленных предприятий.

Конница Красной армии.

Однако решение хозяйственных задач требовало дополнительных средств и людских ресурсов. Правительством страны было принято решении о сокращении численности РККА с 5 млн человек до 500 тысяч. Расформировывались десятки соединений и частей, в том числе и кавалерии. Помощников Брусилова начали сокращать по штатам одного за другим, и вскоре он остался в полном одиночестве. Видя бесперспективность своей работы, Алексей Алексеевич написал рапорт об отставке. Но вместо этого он был назначен инспектором кавалерии.

Брусилов согласился принять эту должность, вполне разумно рассчитывая этим не только материально поддержать свою семью, но и помочь устроиться на службу другим генералам и офицерам, оставшимся без работы и испытывавшим острую нужду. Брусилов даже предлагал организовать с участием кавалерии военную игру, но в этом его не поддержали. После неудачи Алексей Алексеевич снова начал терять интерес к работе, и, по его признанию, «я сложил руки и равно ничего не делал, за исключением текущей переписки».

Брусилов также использовал свое служебное положение для того, чтобы давать рекомендации бывшим офицерам, которые пытались устроиться на работу в различные организации. В то время без весомых рекомендаций люди на работу, как правило, не принимались. Брусилов давал рекомендации многим, и его не подвел ни один человек, кроме какого-то Кесслера, который затем обворовал кассу и присвоил деньги своих сослуживцев. Брусилов, как поручившийся за этого человека, был вынужден выплачивать его долги, хотя это было для него весьма затруднительно.

Инспектор кавалерии РККА, 1923 г.

25 сентября 1923 года Брусилов, сославшись на свой преклонный возраст и состояние здоровья, написал рапорт на имя Главнокомандующего всеми Вооруженными силами Республики С. С. Каменева об отставке, но она принята не была. Брусилов продолжал работать в своем штабе, расположенном на Басманной, помещения которого не отапливались. «Я буквально замерзал, сидя в полушубке, в валенках в комнате и, главное, без всякого смысла, ибо приезжал туда к 12 часам, а уезжал в три часа и все это время читал газеты или переговаривался со своими сослуживцами, – пишет он. – Бедненькие машинистки, которым все же давали какие-то бумаги переписывать, наживали опухоли и нарывы на пальцах от холода. Да еще их заставляли дежурить по ночам в этой ледяной атмосфере по общему правилу»[61].

После отставки

В начале 1924 года А. А. Брусилов получил испрашивавшуюся им отставку и превратился в обычного московского обывателя со всеми вытекающими из этого последствиями. Правда, в отличие от многие других ему была начислена пенсия в размере 300 рублей в месяц. Но реально эти деньги он начал получать только в июне. И это при том, что половину этой суммы приходилось платить за коммунальные услуги (квартплата, электричество, вода, отопление). При этом нужно отметить, что жильцы из числа «пролетариев» в этом же доме за коммунальные услуги платили в десять раз меньше.

К тому времени внешний вид Москвы сильно изменился. Старые кадры повсюду заменялись новыми, «революционными» людьми. Причем упор был сделан на «интернационалистов». В Москве в различных организациях появилось много венгров, китайцев, выходцев с Кавказа, евреев. Многие иностранцы даже не знали русского языка. Тем не менее их ставили на должности, и они только приходили на свое рабочее место, где целый день сидели и молчали. В то же время бывшая русская интеллигенция буквально таяла на глазах. Одни эмигрировали, другие находились под арестом, третьи просто прятались, сидя по домам. Остатки московской интеллигенции можно было увидеть только на службе в церкви, и Брусилов старался не пропускать ни одной службы.

В это же время в стране началась кампания по выявлению «врагов революции». Среди горожан эта работа была возложена на органы ГПУ, численность которых сильно возросла. Кроме того, штатными работниками ГПУ началась активная вербовка осведомителей всех уровней. Дело дошло до того, что эти осведомители появились не только в каждой организации, но и в каждом доме. Доносительство по любому поводу стало нормой жизни.

21 января 1924 года умер В. И. Ленин. 26 января в Москве начал работу II Всероссийский съезд Советов, на котором в качестве основного соратника усопшего вождя был представлен И. В. Сталин, хотя председателем Совета народных комиссаров официально был назначен А. И. Рыков (в 1938 году он был разоблачен как участник правотроцкистского антисоветского блока и расстрелян).

Брусилов не принимал участия ни в похоронах Ленина, ни в работе съезда Советов. В то же время в его мемуарах содержится много негативных отзывов и о личности Владимира Ильича, и об организации большевиками его похорон. Он описывает многочасовые очереди, в которые буквально силой сгоняли людей, включая и детей. Я мог бы не поверить этому, если бы, являясь слушателем Военной академии имени М. В. Фрунзе в период с 1982 по 1985 год, точно так же часами по приказу не простаивал в «нескончаемых потоках» для прощания с телами Л. И. Брежнева, Ю. В. Андропова, К. У. Черненко. В то же время не исключаю, что эти абзацы были сильно усилены и доработаны уже в последующем его женой Желиховской.

Весной 1924 года на лечение Брусилов был направлен в подмосковный санаторий Комитета улучшения быта ученых, сокращенно «Кубу». Там он встретился со многими представителями русской интеллигенции, которые остались в Советской России. Кормили в санатории прекрасно, врачи постоянно заботились о своих пациентах. За месяц Брусилов отдохнул и несколько поправил свое здоровье.

Но наступила осень, и Брусилов начал болеть снова. Снова в его семье появился И. И. Гирс вместе со своими пайками по миссии благотворительности. Жена Брусилова, активно включившись в работу этой миссии, смогла помочь продуктами многим из своих знакомых.

Возникла идея поездки для лечения за границу. С просьбой разрешить эту поездку Брусилов обратился к М. В. Фрунзе, который совсем недавно был назначен наркомом по военным и морским делам вместо Л. Д. Троцкого. Фрунзе принял Брусилова, с некоторым удивлением выслушал его просьбу, выразил сочувствие и свое желание помочь.

– Дайте мне честное слово, что после лечения вы вернетесь обратно, – потребовал Михаил Васильевич.

Брусилов дал честное слово, предупредив, что на другие условия, связанные с агитацией русских эмигрантов возвращаться в Советскую Россию, он не готов. Дзержинский вынужден был согласиться на эти условия. Он хорошо понимал, что продемонстрировать лояльность советского правительства к таким людям, как Брусилов, намного важнее, чем рассчитывать на получение от них информации, как от агентов.

Вопрос о поездке Брусилова за границу по докладу М. В. Фрунзе обсуждался на заседании Политбюро РКП (б) 5 февраля 1925 года. Положительное решение было принято. Но при этом Фрунзе было поручено материально обеспечить поездку Брусилова, как человека, «оказавшего большую пользу Красной Армии». Брусилову была выплачена пенсия на три месяца вперед и дополнительно еще тысяча рублей на лечение. Этого было недостаточно. Пришлось продать несколько ковров, еще кое-какие вещи. Кроме того, немного подсуетился все тот же Гирс. Определенная сумма была собрана.

В то время свободного обмена валюты в СССР, естественно, не было. Но незадолго до этого в обиход в Советском Союзе были введены серебряные рубли и золотые червонцы. Брусиловы все наличные деньги с ассигнаций обменяли на золото, которое, как они думали, имеет хождение и за пределами СССР.

На курорт Брусилов поехал вместе с женой и ее сестрой. Они благополучно миновали Польшу, на границах которой «зверствовали» таможенники. В частности, у советских дипломатических курьеров были отобраны все книги с работами В. И. Ленина, которые они везли за рубеж. Запад боялся расширения российской революции до всемирного масштаба, как о том говорили большевики.

В Праге на вокзале Брусиловых уже ждал автомобиль, присланный братом Гирса. Он доставил приехавших в гостиницу, где их уже ждал заранее забронированный номер. В последующем опеку над четой Брусиловых взяло на себя правительство Чехословакии. И это было нелишним. Брусилов, подсчитав свои деньги и увидев местные цены, понял, что прожить и подлечиться на имевшуюся у него сумму просто невозможно. Хотя Гирс, хорошо понимавший значение нумизматики, немедленно обменял в антикварной лавке советские червонцы на довольно солидную пачку чешских крон.

На второй день после приезда Брусиловы получили приглашение на обед к председателю правительства Чехословакии Э. Бенешу. Он были буквально поражены изысканностью приема, качеством пищи, посуды. По сравнению с тем, что они видели в Москве, это был совсем другой мир…

Спустя два дня Брусиловы были приглашены в загородную резиденцию президента страны Т. Масарика, с которым Алексею Алексеевичу доводилось встречаться и раньше. Прием был также очень теплый, хотя и проходил в чисто домашней обстановке. В ходе этого приема Алексей Алексеевич неожиданно для себя узнал, что чехи глубоко уважают его за гуманное отношение к пленным-соотечественникам, которое было проявлено по приказу командующего Юго-Западным фронтом летом 1916 года.

Затем Брусиловы поехали в Карловы Вары на автомобиле, любезно предоставленном им Гирсом, в сопровождении сотрудника Министерства иностранных дел Чехословакии. В санатории во все дни отдыха чете Брусиловых оказывалось особое внимание: их окружали любезные врачи, обходительные горничные, их окружали только доброжелательные люди. Алексей Алексеевич невольно возвращался к временам, когда он, будучи крупным военачальником Императорской российской армии, пользовался благами в соответствии с занимаемым служебным положением. А затем, как страшный кошмар, заключение, голод, нищета и положение в Советской России. Задуматься было о чем…

Я вполне допускаю мысль, что именно во время отдыха в Карловых Варах Алексей Брусилов начал писать ту часть своих мемуаров, которую в последующем исключила из его книги советская цензура. Под личиной генерала скрывался человек, который нуждался в заботе, тепле, нормальной пище. Но с него сорвали погоны, отняли ордена и именную шашку, отстранили от непосредственного командования войсками. Но в нем остался человек, нуждающийся в самом необходимом. Мемуары и писал этот человек.

Безусловно, склонная к творчеству, профессиональная журналистка Надежда Желиховская, также недовольная своим положением в СССР, внесла свою лепту в эти записи, усилив по своему пониманию отдельные их разделы. Но у меня нет сомнения, что в своей основе они принадлежат Брусилову. Сопоставить было с чем. Уж слишком хорошо я знал настроения крупных советских военачальников после 1991 года…

Как и было обещано, Брусиловы вернулись в Советскую Россию после лечения в Карловых Варах. Из бывших генералов поступок Алексея Алексеевича поняли не многие. Некоторые ему прямо говорили о том, что своим возвращением он сделал непростительную ошибку. Но Брусилов с поразительным видом смирения говорил о том, что не мог нарушить данное слово.

О своем возвращении Алексей Алексеевич доложил Дзержинскому. Но тому было не до отставного генерала. В стране начиналась новая политическая кампания. И. В. Сталин, переизбранный на пост Генерального секретаря ЦК ВКП (б), начинал закручивать «гайки». После V конгресса Коминтерна было развернуто наступление на «троцкистские элементы», засевшие в государственном аппарате и в рядах РККА.

В начале октября проходит очередной пленум ЦК, на котором разворачивается борьба вокруг «платформы 4-х» (Г. Зиновьев, Л. Каменев, Г. Сокольников, Н. Крупская), заявивших о том, что в настоящее время ЦК ВКП (б) игнорирует классовую борьбу в деревне и внутрипартийную демократию. Против этой «платформы» выступает И. В. Сталин, которого поддерживает Н. И. Бухарин. После этого Зиновьев и Каменев выступают с открытой критикой позиции Сталина и Бухарина. Становится ясно, что единства в рядах пришедших к власти большевиков нет.

31 октября неожиданно для всех на операционном столе умирает нарком по военным и морским делам М. В. Фрунзе. Брусилов и его жена были буквально потрясены этим известием.

– Я считал Фрунзе одним из самых здравомыслящих людей в Советской России, – говорит Алексей Алексеевич жене. – Смена наркомов чревата очередным пересмотром вопросов в отношении военного строительства и роли армии в политической структуре государства, как это было весной и летом 1917 года.

3 ноября 1925 года Михаил Васильевич Фрунзе был похоронен с большими почестями на Красной площади у Мавзолея В. И. Ленина. К тому времени такой чести удостаивались немногие. В советские времена по поводу его смерти все исследователи придерживались одной официальной версии: он умер после операции на желудке от паралича сердца, и более 60 лет никто не сомневался в этой версии. В то же время были сделаны попытки объяснить эту смерть несколько иначе.

Не вызывает сомнений тот факт, что смерть М. В. Фрунзе неоднократно обсуждалась в семье Брусиловых.

6 ноября 1925 года Н. В. Желиховская написала в дневнике: «Мне хочется записать для памяти несколько подробностей об умершем Михаиле Васильевиче. Издали, со стороны, по слухам, я знаю, какой несчастный это был человек, и кажется мне, что он подлежит совсем иной оценке, чем другие его «товарищи» по сумасшедшим и преступным политическим бредням.

Мне очевидно, что возмездие, карма ярко выявились на его судьбе. Год назад его любимая девочка, кажется, единственная дочь, по детской неосторожности выколола ножницами себе глаз. Ее возили в Берлин для операции и еле-еле спасли второй глаз, едва не ослепла окончательно. Отец и мать были сильно потрясены этим случаем.

Когда мы вернулись в июле из-за границы, нам рассказывали, что Фрунзе сильно болеет и что ему очень повредили ушибы, полученные при автомобильной катастрофе. Это было на шоссе около санатория «Узкое». Он вылетел и со всего размаха ударился о телеграфный столб. Многие подозревали злой умысел в этой катастрофе. С тех пор он не поправлялся. Жил долго в Крыму, так как жена его в чахотке и севера даже летом не переносит. Его одного только недавно привезли в Москву и после ряда консилиумов решили делать операцию. Мы слышали, что в этом решении был нажим от кого-то из властей.

Судя по официальным бюллетеням, выпотрошили его настолько основательно, что, конечно, жить он не мог. А между тем мы видели нескольких врачей, которые утверждают, что без операции он еще мог бы жить долго. Конечно, на очень строгой диете и при соблюдении некоторых врачебных условий. Когда он умер, то выписали несчастную больную жену, и вчера на похоронах, говорят, она ни идти, ни стоять не могла, и ее несли на носилках. Какой ужас. Какая трагедия…»

В конце 1925 года внутренняя борьба в рядах большевиков обостряется. Против политики, проводимой И. В. Сталиным и его ближайшим окружением, выступает с открытой критикой Г. Е. Зиновьев. Наибольшего накала эта борьба достигла в ходе XIV съезда РКП (б), который проходил в Москве в период с 18 по 31 декабря. На этом съезде победу одержал И. В. Сталин. Лев Каменев из членов Политбюро был переведен в кандидаты, Зиновьев начал терять контроль над ленинградской партийной организацией, чистка которой была поручена большевику-ленинцу С. М. Кирову.

Наступила зима 1926 года. Брусилов чувствовал себя настолько плохо, что крайне редко выходил из дому на короткую прогулку. В эти дни он медленно шел по улице, поддерживаемый под руку женой и опираясь на палку. Редкие прохожие узнавали отставного генерала и, уступив дорогу на узком заснеженном тротуаре, кланялись. Увидев такого человека, Брусилов останавливался, в ответ кивал, а затем медленно шел дальше.

Чаще всего он выходил из дома для того, чтобы посетить ближайшую церковь, находившуюся в Левшинском переулке. Придя туда, он терпеливо выстаивал долгие церковные службы, при возможности беседовал со священником, общался с прихожанами. Многие из них, представляя собой остатки московской интеллигенции, лично были знакомы с семьей Брусиловых и с подчеркнутым уважением относились к старому генералу.

Семён Михайлович Будённый.

В феврале Брусилов сильно простудился и слег в постель. Надежда Владимировна смогла пригласить к больному старого заслуженного врача. Он обследовал Брусилова, выписал лекарства. Но достать их практически было невозможно. Тогда начали лечение народными средствами. Но они не помогали, и простуда переросла в двустороннее воспаление легких. Организм, истощенный постоянным недоеданием, холодом, болезнями и возрастом, сопротивлялся крайне слабо.

Брусилов умер 17 марта 1926 года. Желиховская с присущей ей энергией начала хлопотать о похоронах. Ей удалось достучаться до инспектора кавалерии РККА С. М. Буденного. Тот с должным вниманием отнесся к просьбам жены своего бывшего помощника. А. А. Брусилов был похоронен со всеми воинскими почестями на территории Новодевичьего монастыря, рядом с могилой его верного товарища и соратника Р. Н. Яхонтова.

Заключение

Генерал Алексей Алексеевич Брусилов был одной из самых ярких личностей в русской военной истории периода Первой мировой войны. Командуя армией, а затем фронтом, он смог провести несколько успешных наступательных операций, в отличие от некоторых других командующих. Но отечественная военная стратегия была еще на столь низком уровне своего развития, что не смогла эффективно использовать этот успех в интересах победы над врагом. При этом нужно учитывать, что противником Брусилова были не немецкие генералы и войска, а австро-венгерские, не отличавшиеся упорством и дисциплиной. Сам же он, наоборот, всеми силами стремился к победе и смог заразить этим стремлением своих подчиненных.

По результатам проведенных операций можно говорить о том, что Брусилов был хорошим командующим армией и умел, как говорили в то время, «держать войска в кулаке». Будучи командующим фронтом, он уже не водил, а «посылал войска в бой», требуя от них результатов. Как Верховный главнокомандующий он не справился со своей задачей, да и не мог справиться с ней на фоне активных политических игр и того развала армии, которые происходили летом 1917 года.

Брусилов Лев Алексеевич.

Безусловно, он глубоко переживал трагедию русской армии и судьбу России. Некоторые исследователи даже считают, что, не получив ранения в грозные дни октября, он мог бы появиться на Дону в числе одного из вождей белого движения. Но я думаю, что это не так. Уже немолодой, многократно обиженный и императором, и Временным правительством, имея определенные претензии к генералу Алексееву, прямо недолюбливая генералов А. М. Каледина и Л. Г. Корнилова, в силу хитрости своего характера, он не стал бы бросаться в пучину Гражданской войны. Он поступил так, как поступили также командовавшие фронтами генералы А. Е. Эверт и А. Н. Куропаткин. Первый из них мирно жил в Верее, а второй также до самой смерти мирно жил в своем бывшем имении в Псковской губернии и даже основал там сельскохозяйственную школу.

Советский период биографии А. А. Брусилова, с одной стороны, очень простой и закономерный, с другой – оброс различными домыслами, над чем немало потрудились его родные, и прежде всего жена. Изданное ею продолжение дневников генерала раскрывает новые грани личности Брусилова, которые можно рассматривать только под призмой того времени и его личных глубоких переживаний.

Трагедия последних лет жизни Брусилова неоспорима. Телесная рана, глубокая душевная рана, связанная с гибелью сына, полунищенское существование человека, от рождения не знавшего недостатка ни в чем, ежедневные наблюдения за гибелью армии, в рядах которой он служил многие годы, и людей, которых знал и любил. За эти годы он потерял слишком много для того, чтобы жить дальше, и тихо угас, как свеча, израсходовавшая весь своей запас энергии.

Достаточно драматичной была и судьба родных Алексея Алексеевича.

Его брат, Лев Алексеевич Брусилов, во время русско-японской войны командовал героическим крейсером «Громобой» – из одной эскадры с «Варягом», а потом был начальником Морского Генерального штаба в чине вице-адмирала. Он умер в 1909 году.

Его сын, Георгий Львович Брусилов, тоже морской офицер, лейтенант, известный полярный исследователь, в 1914 году пропал без вести вместе со своим кораблем «Святая Анна», на котором он отправился в экспедицию по Северному морскому пути.

Второй брат А. А. Брусилова, Борис Алексеевич (1855–1918), также служил в офицерских чинах, был участником русско-турецкой войны 1877–1878 гг. и Ахалтекинских экспедиций 1878 и 1881 гг. С 1889 года перешел на гражданскую службу, с 1907 года – действительный статский советник. После отставки проживал в своем подмосковном имении. В августе 1918 года, во время «красного террора», он был арестован и умер в Бутырской тюрьме. Причем сразу же после смерти он был ограблен конвоирами, лишившись сапог и перстней.

Генерал Алексей Брусилов в 1917 году.

Память о генерале Брусилове увековечена не только в книгах. 1 декабря 2006 года в Виннице (Украина) на доме № 5 по улице Архитектора Артынова был открыт мемориальный барельеф с изображением командующего Юго-Западным фронтом на фоне схемы Брусиловского прорыва. Правда, на самом деле генерал с семьей прожил несколько лет в другом доме, который находился напротив Винницкого государственного академического музыкально-драматического театра им. Н. К. Садовского и сейчас не существует. Вдогонку за Украиной 14 ноября 2007 года в Петербурге, в сквере на Шпалерной улице, возле пересечения ее с Таврической улицей, был установлен четырехметровый бронзовый монумент А. А. Брусилова (скульптор – Я. Я. Нейман, архитектор – С. П. Одновалов). Улицы, названные в честь А. А. Брусилова, есть в Воронеже и в Москве в районе Южное Бутово.