Российский царский и императорский дом Бутромеев В.

Лжедмитрий I

Происхождение этого лица, равно как история его появления и принятия на себя имени царевича Дмитрия, сына Иоанна Грозного, остаются до сих пор весьма темными и вряд ли даже могут быть вполне разъяснены при настоящем состоянии источников.

Правительство Бориса Годунова, получив известие о появлении в Польше лица, назвавшегося Дмитрием, излагало в своих грамотах его историю следующим образом. Юрий, или Григорий, Отрепьев, сын галицкого сына боярского, Богдана Отрепьева, с детства жил в Москве в холопах у бояр Романовых и у князя Бориса Черкасского; затем, навлекши на себя подозрение царя Бориса, он постригся в монахи и, переходя из одного монастыря в другой, попал в Чудов монастырь, где его грамотность обратила внимание патриарха Иова, взявшего его к себе для книжного письма; похвальба Григория о возможности ему быть царем на Москве дошла до Бориса, и последний приказал сослать его под присмотром в Кириллов монастырь.

Предупрежденный вовремя, Григорий успел бежать в Галич, потом в Муром и, вернувшись вновь в Москву, в 1602 году бежал из нее вместе с неким иноком Варлаамом в Киев, в Печерский монастырь, оттуда перешел в Острог к князю Константину Острожскому, затем поступил в школу в Гоше и наконец вступил на службу к князю Вишневецкому, которому впервые и объявил о своем якобы царском происхождении.

Этот рассказ, повторенный позднее и правительством царя Василия Шуйского, вошедший в большую часть русских летописей и сказаний и основанный главным образом на показании или «Извете» упомянутого Варлаама, был сперва всецело принят и историками. Достоверная история Лжедмитрия I начинается с появления его в 1601 году при дворе князя Константина Острожского, откуда он перешел в Гошу, в арианскую школу, а затем к князю Вишневецкому, которому и объявил о своем якобы царском происхождении, вызванный к этому, по одним рассказам, болезнью, по другим – оскорблением, нанесенным ему Вишневецким.

Как бы то ни было, последний поверил Лжедмитрию, равно как и некоторые другие польские паны, тем более что на первых порах появились и русские люди, признавшие в Лжедмитрии мнимо убитого царевича. Особенно близко сошелся Лжедмитрий с воеводой сандомирским, Юрием Мнишком, в дочь которого, Марину, он влюбился. Стремясь обеспечить себе успех, Лжедмитрий пытался завести отношения с королем Сигизмундом, на которого, следуя, вероятно, советам своих польских доброжелателей, рассчитывал действовать через иезуитов, обещая последним присоединиться к католичеству.

Папская курия, увидав в появлении Лжедмитрия давно желанный случай к обращению в католичество московского государства, поручила своему нунцию в Польше, Рангони, войти в отношения с Лжедмитрием, разведать его намерения и, обратив в католичество, оказать ему помощь. В начале 1604 года Лжедмитрий в Кракове был представлен нунцием королю; 17 апреля совершился его переход в католичество. Сигизмунд признал Лжедмитрия, обещал ему 40 000 злотых ежегодного содержания, но официально не выступил на его защиту, дозволив лишь желающим помогать царевичу. За это Лжедмитрий обещал отдать Польше Смоленск и Северскую землю и ввести в московском государстве католицизм.

Присяга Лжедмитрия I польскому королю Сигизмунду III на введение католицизма в России. Художник Н. В. Неврев

Вернувшись в Самбор, Лжедмитрий предложил руку Марине Мнишек; предложение было принято, и он выдал невесте запись, по которой обязался не стеснять ее в делах веры и уступить ей в полное владение Великий Новгород и Псков, причем эти города должны были остаться за Мариной даже в случае ее неплодия. Мнишек набрал для будущего зятя небольшое войско из польских авантюристов, к которым присоединились 2000 малороссийских казаков и небольшой отряд донцов. С этими силами Лжедмитрий 15 августа 1604 года открыл поход, а в октябре перешел московскую границу.

Обаяние имени царевича Дмитрия и недовольство Годуновым сразу дали себя знать. Моравск, Чернигов, Путивль и другие города без боя сдались Лжедмитрию; держался только Новгород-Северский, где воеводой был Басманов. Пятидесятитысячное московское войско, под начальством Мстиславского явившееся на выручку этого города, было наголову разбито Лжедмитрием с его пятнадцатитысячной армией.

Русские люди неохотно сражались против человека, которого многие из них в душе считали истинным царевичем; поведение боярства, которое Борис при первых вестях о Лжедмитрии обвинил в постановке Самозванца, усиливало начинавшуюся смуту: некоторые воеводы, выступая из Москвы, прямо говорили, что трудно бороться против прирожденного государя. Большинство поляков, недовольных задержкой платы, оставило в это время Лжедмитрия, но зато к нему явилось 12 000 казаков.

Шуйский 21 января 1605 года разбил Лжедмитрия при Добрыничах, но затем московское войско занялось бесполезной осадой Рыльска и Кром, а тем временем Лжедмитрий, засевший в Путивле, получил новые подкрепления. Недовольный действиями своих воевод, царь Борис послал к войску Басманова, перед тем вызванного в Москву и щедро награжденного, но и Басманов не мог уже остановить разыгравшейся смуты. 13 апреля умер внезапно царь Борис, а 7 мая все войско, с Басмановым во главе, перешло на сторону Лжедмитрия.

20 июня Лжедмитрий торжественно въехал в Москву; провозглашенный перед тем царем, Федор Борисович Годунов был убит раньше вместе со своей матерью посланцами Лжедмитрия, а уцелевшую сестру его Ксению Лжедмитрий сделал своей любовницей; позднее она была пострижена. Через несколько дней после въезда Лжедмитрия в Москву обнаружились уже замыслы бояр против него.

Шуйский был уличен в распускании слухов о самозванстве нового царя и, отданный Лжедмитрием на суд собора, состоявшего из духовенства, бояр и простых людей, приговорен к смертной казни. Лжедмитрий заменил ее ссылкой Шуйского, с двумя братьями, в галицкие пригороды, а затем, вернув их с дороги, простил совершенно, возвратив им имения и боярство. Патриарх Иов был низложен, и на место его возведен архиепископ Рязанский, грек Игнатий, который 21 июля и венчал Лжедмитрия на царство. Как правитель Лжедмитрий, согласно всем современным отзывам, отличался недюжинной энергией, большими способностями, широкими реформаторскими замыслами и крайне высоким понятием о своей власти.

Марина Мнишек. Неизвестный художник

«Остротою смысла и учением книжным себе давно искусив», говорит о нем князь Хворостинин и прибавляет: Самодержавие выше человеческих обычаев устрояя». Он переустроил думу, введя в нее в качестве постоянных членов высшее духовенство; завел новые чины по польскому образцу: мечника, подчашия, подскарбия; принял титул императора, или цезаря; удвоил жалованье служилым людям; старался облегчить положение холопов, воспрещая записи в наследственное холопство, и крестьян, запрещая требовать обратно крестьян, бежавших в голодный год.

Лжедмитрий думал открыть своим подданным свободный доступ в Западную Европу для образования, приближал к себе иноземцев. Он мечтал составить союз против Турции из императора Германского, королей Французского и Польского, Венеции и московского государства; его дипломатические отношения с Папою и Польшей были направлены главным образом к этой цели и к признанию за ним императорского титула. Папа, иезуиты и Сигизмунд, рассчитывавшие видеть в Лжедмитрии покорное орудие своей политики, сильно ошиблись в расчетах.

Он держал себя вполне самостоятельно, отказался вводить католицизм и допустить иезуитов и добился того, чтобы Марина, по прибытии в Россию, наружно исполняла обряды православия. Довольно индифферентный к различиям религий, в чем, может быть, сказалось влияние польского арианства, он избегал, однако, раздражать народ. Лжедмитрий решительно отказался делать какие-либо земельные уступки Польше, предлагая денежное вознаграждение за оказанную ему помощь.

Отступления от старых обычаев, какие допускал Лжедмитрий и какие стали особенно часты со времени прибытия Марины, и явная любовь Лжедмитрия к иноземцам раздражали некоторых ревнителей старины среди приближенных царя, но народные массы относились к нему доброжелательно, и москвичи сами избивали немногих говоривших о самозванстве Лжедмитрия. Последний погиб исключительно благодаря заговору, устроенному против него боярами и во главе их – Шуйским.

Удобный повод заговорщикам доставила свадьба Лжедмитрия. Еще 10 ноября 1605 года состоялось в Кракове обручение Лжедмитрия, которого заменял в обряде посол московский Властьев, а 8 мая 1606 года в Москве совершился и брак Лжедмитрия с Мариной.

Воспользовавшись раздражением москвичей против поляков, наехавших в Москву с Мариной и позволявших себе разные бесчинства, заговорщики в ночь с 16 на 17 мая ударили в набат, объявили сбежавшемуся народу, что ляхи бьют царя, и, направив толпы на поляков, сами прорвались в Кремль.

Захваченный врасплох, Лжедмитрий пытался сначала защищаться, затем бежал к стрельцам, но последние, под давлением боярских угроз, выдали его, и он был застрелен Валуевым. Народу объявили, что, по словам царицы Марфы, Лжедмитрий был самозванец; тело его сожгли и, зарядив прахом пушку, выстрелили в ту сторону, откуда он пришел.

Последние минуты жизни Лжедмитрия I. Художник К. Б. Вениг

Василий IV Иоаннович Шуйский

Обманом подготовилось его царствование в роковую ночь на 17 мая. Многие взялись за оружие при известии, что поляки бьют царя, прибежали в Кремль спасать любимого государя – и видят его труп, обезображенный и поруганный не поляками, а русскими; слышат, что убитый царь был обманщик; но слышат это от таких людей, которые за минуту перед тем обманули их, призвав вовсе не на то дело.

17 и 18 мая сторонники Шуйского ликовали; но в храмах не смели петь благодарственных молебнов, масса московских жителей заперлась в своих домах и на ликования приверженцев Василия Шуйского отвечала молчанием. В эти же дни обнародованы мнимые показания Бучинских, поляков-кальвинистов, приближенных названого Дмитрия. По этим показаниям названый Дмитрий будто бы хотел избить всех бояр и обратить русских в латинство и лютеранскую веру.

Двое из бояр, князь Шуйский и князь Голицын, добивались престола, но сторона Шуйского взяла перевес. Избрание царя предстояло совершить Земскому собору. Борис Годунов не побоялся созвать Земский собор, за него были патриарх и консервативное большинство, боявшееся неурядиц.

Годунова знала вся восточная Русь как умного, хорошего правителя. За Шуйского стояла только незначительная, но решительная партия в Москве и весьма значительная в Новгороде, но в остальной России его не знали, а в Пскове ненавистно было само название его фамилии, так как еще живо было предание о жестокостях и корыстолюбии его деда, князя Андрея, наместника во время малолетства Грозного. Поэтому Шуйский не мог, подобно Годунову, решиться на созыв Земского собора, который, по всем вероятиям, его и не выбрал бы. И действительно, люди, боявшиеся смуты, требовали, чтобы на место низверженного патриарха Игнатия, приверженца названого Дмитрия, выбрали нового патриарха, которого думали, до избрания законным порядком царя, поставить во главе временного правительства.

Но этого-то и боялся Шуйский; его приверженцы 19 мая кричали на Красной площади, что царь нужнее патриарха, в чем никто не сомневался; думали только, что нужен царь, законно избранный Земским собором. Приверженцы Шуйского перекричали, и он был избран на престол. В записи, данной боярам, Василий Иоаннович говорил, что он целовал крест на том, чтобы без суда с боярами – бояр, гостей и торговых людей смертью не казнить и у семейств их имений не отнимать. О земском строе в записи нет ни слова, зато велеречиво выставлено происхождение Шуйских от кесаря Августа через Рюрика до прародителя их Александра Ярославича Невского.

Это происхождение от Невского давало Шуйскому перевес над Василием Васильевичем Голицыным, происхождение которого от дочери Донского забыли, а происхождение его от Гедимина для русских не имело значения. Все хитрости Василия Шуйского не могли укрыться от москвичей, и потому их должна была поразить окружная грамота царя, в которой он уверял, что его просили на престол митрополиты, архиепископы, епископы и весь освященный собор, также бояре, дворяне, дети боярские и всякие люди Московского государства.

Царь Василий IV Иоаннович Шуйский. Рисунок из «Титулярника»

Вслед за грамотой царя послана была грамота от московских бояр, дворян и детей боярских, которая объяснила переворот в ночь на 17 мая и говорила, что царевич Дмитрий подлинно умер и погребен в Угличе, ссылаясь на свидетельство матери и дядей царевича; на престол же сел Гришка Отрепьев. Мать царевича, инокиня Марфа, в особой грамоте каялась, что она из страха признала самозванца за сына. По городам и всюду, куда проникали эти грамоты, умы волновались; все в недоумении спрашивали: как могло случиться, что Гришка Отрепьев прельстил чернокнижеством и мать царевича, и всех московских правителей?

Каким образом Москва, недавно радовавшаяся спасению царевича Дмитрия, теперь извещает, что на престоле сидел чернокнижник, вор и самозванец, а не царевич? Пошли немедленно слухи о спасении царя Дмитрия в ночь на 17 мая. Царь Василий, чтобы отклонить грозившую беду, велел с большим торжеством перенести тело царевича Дмитрия из Углича в Москву, где и причислили царевича к лику святых. Но и это не подействовало: опасные слухи о спасении царя не только не прекратились, но еще усилились.

Уже 17 мая Михаил Молчанов, один из убийц Федора Годунова, скрылся из Москвы в Литву, и на пути, близ Москвы, распускал слух, что царь спасся, а в отдаленных местах – что он сам царь Дмитрий, спасающийся из Москвы; москвичи же вместо него убили другого человека. В то же время князь Шаховской похитил государственную печать, чтобы произвести новую смуту. Царь Василий против воли своей, конечно, помог его намерению, сослав его воеводой в Путивль за преданность названому Дмитрию.

Шаховской взволновал Северскую область, объявив, что царь Дмитрий жив; в Чернигове то же сделал князь Телятевский. В Москве на домах богатых бояр и иностранцев появились надписи, что царь отдает народу эти дома изменников. Рознь в среде боярства усиливалась с каждым часом. Боярин Петр Никитич Шереметев составлял заговор с целью свергнуть царя Василия в пользу князя Мстиславского, за что и сослан был воеводой во Псков. Опасаясь излишних толков и волнений по поводу мнимого спасения названого Дмитрия, царь Василий выслал из Москвы в города большую часть поляков, а некоторых и совсем освободил.

При таких обстоятельствах в Новгород-Северской украйне, при князе Шаховском, явился Болотников, как посланный царем Дмитрием. Этот бывалый человек, одаренный недюжинными военными способностями, умом, смелостью и отвагой, познакомился в Самоборе с Молчановым, который разыграл перед ним роль спасенного царя Дмитрия и отправил с письмом к князю Шаховскому, назначив Болотникова воеводой. Болотников призвал к оружию холопов, обещая им волю и почести под знаменами Дмитрия. Горючего материала была такая масса, что громадный пожар не замедлил вспыхнуть: крестьяне поднялись на помещиков, подчиненные против начальников, бедные на богатых.

В городах заволновались посадские люди, в уездах крестьяне; поднялись стрельцы, казаки. У дворян и детей боярских зашевелилась зависть к высшим чинам – стольникам, окольничим, боярам; у мелких промышленников и торговцев – к богатым гостям. Воевод и дьяков вязали и отправляли в Путивль; холопы разоряли дома господ, убивали мужчин, насиловали женщин и девиц. В Москве умножились подметные письма, призывавшие народ восстать на царя Василия за истинного, законного государя Дмитрия Ивановича.

Болотников перед царем Василием IV Иоанновичем Шуйским. Художник А. Сафронов

Царь Василий счел эти письма делом дьяков и велел сличать руки; но виновных не нашли, а дьяков напугали и оскорбили. Царь Василий выслал против Болотникова князя Трубецкого, который и был разбит наголову под Кромами. Мятеж после победы Болотникова принял огромные размеры. Дворянин Истома Пашков возмутил Тулу, Венев и Каширу; воевода Сунбулов и дворянин Прокофий Ляпунов подняли Рязанскую землю.

Прокофий Ляпунов был истый рязанец, отважный, с огромной энергией, которая искала выхода. В его лице выступает, в противоположность Болотникову, типическая личность другой партии: насколько Болотников был представителем простонародья, настолько же Ляпунов был представителем дворян, детей боярских и вообще людей зажиточных. В пределах нынешних губерний Орловской, Калужской, Смоленской двадцать городов восстали против царя Василия; в Нижегородской области поднялась мордва: в Вятской области чиновника, посланного царем Василием для набора войска, встретили бранью; в Астрахани отложился воевода князь Хворостин.

Как ни противоположны были стремления Болотникова, Ляпунова и Пашкова, но сначала они действовали вместе. Болотников еще раз разбил царские войска, уже под начальством князя Мстиславского, при селе Троицком, в 70 верстах от Москвы, и стал в селе Коломенском, но далее Ляпунов, Пашков и Болотников не могли действовать вместе. Ляпунов и Сунбулов, опасаясь торжества Болотникова, а следовательно простонародья, перешли на сторону царя Василия. Царь Василий пытался склонить на свою сторону и Болотникова, но последний не прельстился обещаниями и ответил: «Я дал душу свою царю Дмитрию и сдержу клятву: буду в Москве не изменником, а победителем».

Против Болотникова выступил князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, племянник царя, и при деревне Котлах разбил Болотникова, благодаря, однако, только переходу Пашкова во время самого боя на сторону царя Василия. После того Болотников засел в Калуге, а затем перешел в Тулу. Против Тулы отправился сам царь Василий. Стотысячная рать обступила Тулу. Болотников отбивался с обычным искусством и отвагой, пока не затопили Тулу, загородив реку Упу плотиной. Тула сдалась 10 октября 1607 года. Царь Василий обещал Болотникову помилование, но не сдержал слова: Болотникова утопили в Каргополе. Илейку, назвавшегося Петром, сыном царя Федора, и находившегося в Туле при Шаховском, казнили в Москве, также вопреки обещанию даровать жизнь. Наказание князя Шаховского, всей крови заводчика – по выражению летописца, явного врага Шуйского, – ограничено было ссылкой на Кубенское озеро.

В это время в Стародубе явился человек, назвавший себя царем Дмитрием. Кто был этот второй Самозванец – также неизвестно, как и кто был первый. Около него собрались польские паны с дружинами; значительнее всех были лихой наездник Лисовский и князь Рожинский; последний, с дружиной в четыре тысячи человек, прибыл ко второму названому Дмитрию уже на пути.

Боярин М. В. Скопин-Шуйский. Парсуна

Вслед за Рожинским атаман Заруцкий привел пять тысяч донцов. Другие донцы привели какого-то названого царского племянника, которого новый названый Дмитрий велел казнить. В 1607 году новый названый Дмитрий выступил в поход, а весной 1608 года разбил царские войска под Волховом, после чего двинулся к Москве и расположился станом в селе Тушине между реками Москвой и Всходней, отсюда и название его – Тушинский вор. В Тушине к нему пришел на службу знатный польский пан Ян Сапега, староста Усвятский, который вместе с Лисовским играл весьма мрачную роль в истории нашего Смутного времени. Но более всего усилился Самозванец прибытием в лагерь Марины Мнишек, которая признала его за своего спасенного мужа, хотя он совсем на него не походил. Положение царя Василия ежечасно становилось все опаснее и опаснее; Москва колебалась.

Шведский король Карл IX предложил помощь; для переговоров по этому поводу в Новгород, куда должны были прибыть уполномоченные шведского короля, отправился князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Между тем произошла смута в Пскове: в псковские волости явился воевода от Тушинского вора и стал приводить жителей по селам и пригородам к присяге. Крестьяне просили защиты у законного воеводы – Шереметева, но последний велел присягать Тушинскому вору, чтобы иметь предлог грабить крестьян, как бы в наказание за измену. Смуту в Пскове увеличил еще раздор между людьми.

Союз со шведами, заключенный Скопиным-Шуйским, произвел окончательный взрыв. Вся история Пскова прошла в борьбе с немцами, к которым причисляли и шведов. Когда 1 ноября 1608 года в город пришла весть, что немцы идут, народ, по выражению современника, стал как пьяный, отворил городские ворота тушинскому воеводе Плещееву и присягнул Самозванцу.

В Москве масса жителей оставалась равнодушна к решению вопроса, кто победит: Тушинский вор или боярский царь Василий? А равнодушные всегда, в конце концов, берут сторону победителя. Царь Василий в Москве очутился в осаде и предложил желающим удалиться, пока есть время. Москвичи приняли это предложение за уловку испытать их верность; все присягнули царю Василию, но на другой же день в Тушино повалили боярские дети и стольники, стряпчие, дворяне, жильцы, дьяки и подьячие; поехали и знатные люди: Бутурлин, князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, князь Черкасский, князья Сицкие, Засекины. Все шли с надеждой на повышение в Тушине, которое к зиме обстроилось, как городок; в нем образовался свой двор.

Но поведение тушинцев отняло у Вора возможность взять окончательный перевес над царем Василием. Жители городов, где утвердились тушинцы, жаловались на страшные поборы. Русские, служившие Самозванцу, свирепствовали с особенным ожесточением; сторонники царя Василия, взятые в плен, умерщвлялись с беспощадной жестокостью. Писатель современный, иностранец, с изумлением рассказывает, что русские тушинцы постоянно служили твердым щитом для малочисленных поляков, которые почти не участвовали в стычках между тушинцами и царскими отрядами; но когда дело доходило до дележа добычи, то здесь поляки были первые, и русские без спору уступали им лучшую часть.

Свидание боярина М. В. Скопина-Шуйского со шведским полководцем Делагарди. Художник Б. А. Чориков

Русские тушинцы и казаки не только хладнокровно смотрели на осквернение церквей, поругание сана священнического и иноческого, но и сами помогали иноверцам в этом осквернении и поругании. У царя Василия все более и более уходила почва из-под ног вследствие общей политической деморализации.

Явились так называемые перелеты, которые сегодня служили в Тушине, завтра царю Василию, потом – снова Вору и опять царю. Семьи нарочно делились: одни члены семей были на стороне Вора, другие – царя, чтобы в случае торжества того или другого и там и тут иметь опору. В феврале 1609 года против царя Василия составился уже заговор; заговорщики требовали от бояр низложения царя, но бояре не явились на площадь и попрятались в домах, выжидая конца дела. Из бояр только один князь Василий Васильевич Голицын пришел на площадь. Заговорщики насильно притащили патриарха Гермогена, требуя от него избрания нового царя. Личность царя была не по душе Гермогену, и он не мог одобрять его деяний, но ради предупреждения больших зол Гермоген твердо стал за царя Василия.

Однако твердость патриарха могла только отсрочить падение Шуйского. Троице-Сергиева лавра была единственным местом, откуда мог бы раздаться голос примирения, ибо она издавна пользовалась глубоким уважением народа. Это хорошо знали тушинцы; он знали также, что лавра имела и стратегическое значение, потому что через нее шел путь в ту часть северо-восточной России, из которой только и можно было получить материальную помощь против тушинцев.

Такое значение лавры объясняет упорную настойчивость, с которой Сапега и Лисовский вели осаду этого монастыря уже с 24 сентября 1608 года. В лавре под начальством князя Долгорукова-Рощи и Голохвастова находилось до трех тысяч ратников. С 3 октября Сапега и Лисовский начали громить монастырь из пушек; пытались взять его приступом, но неудачно. Ратники, слуги монастырские, иноки с одинаковой отвагой отстаивали лавру и вылазками беспокоили осаждающих. Зимой, от тесноты, открылись болезни; иноки ухаживали за больными, хоронили мертвых. Весной 1609 года болезни прекратились.

27 мая Сапега сделал самый отчаянный приступ, отражение которого предвещало спасение лавры. 28 июня Сапега снова повторил штурм, и опять неудачно. Лавра, таким образом, была спасена и дождалась своего освободителя, князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Уже в конце 1608 года Скопин-Шуйский заключил союз со шведским королем, который и прислал России помощь под предводительством Делагарди. Планы союзных вождей были различны: Делагарди предлагал осаду и взятие городов, непокорных Василию Ивановичу, Скопин-Шуйский, напротив, настаивал на быстром походе к Москве, занимая только пункты, важные в стратегическом отношении.

В этом плане Скопин-Шуйский обнаружил и проницательность политика, и расчетливость гениального полководца. Занятие городов шведами могло повести к тому, что, в случае неуплаты жалованья шведскому войску, Делагарди удержал бы занятые им города за Швецией. Опасность была велика, ибо при малейшем замедлении помощи Москву могли захватить тушинцы и передать полякам. Делагарди остановился уже в Твери вследствие ропота его войска на неуплату жалованья.

Царь Василий IV Иоаннович Шуйский. Неизвестный художник

Польские вожди также хорошо понимали опасность, которой им грозило движение Скопина-Шуйского, и потому Сапега, оставив под лаврой незначительные отряды, выступил Скопину навстречу. Скопин-Шуйский предупредил Сапегу и напал на него под Калязином во время переправы Сапеги через реку Жабну, впадающую в Волгу близ Калязина, и осенью 1609 года разбил его наголову. В этой победе принимал участие небольшой отряд шведов под начальством Сомме. После этой победы и Делагарди, когда его войско удовлетворено было жалованьем, соединился со Скопиным.

Они заняли Александровскую слободу, стоявшую на пути доставки провианта в лагерь Сапеги. Отсюда Скопин-Шуйский послал один за другим два отряда под начальством Жеребцова и Валуева на помощь Троицкой лавре. Отряды эти вместе с троицкими сидельцами, то есть с гарнизоном, сделали удачное нападение на осаждающих, после которого через несколько дней, именно 12 января 1610 года, Сапега снял осаду лавры. Скопину-Шуйскому оставалось только разгромить Тушино; но оно распалось вследствие объявления войны России польским королем Сигизмундом III. Он звал поляков, служивших в Тушине, служить под коронными знаменами.

Распадение Тушина дало возможность Скопину-Шуйскому беспрепятственно вступить в Москву. Народ выражал ему благодарность за спасение Москвы. Но у Скопина-Шуйского был сильный враг – его дядя, князь Дмитрий Шуйский, брат царя. Уже в Александровской слободе рязанцами было сделано предложение Скопину принять царский венец, но оно было им отвергнуто. Не одни рязанцы, а общий голос народа призывал Скопина на престол, на который имел притязание князь Дмитрий, брат царя Василия.

Князь Дмитрий беспрестанно стал делать царю наветы на Скопина; пошли толки, что последнему несдобровать; Делагарди предостерегал его об опасности. 23 апреля, на крестинах у князя Воротынского, Скопин-Шуйский захворал кровотечением из носу и через две недели умер. В народе пошли слухи об отраве. Справедливы они были или нет, но смерть Скопина-Шуйского была большим несчастьем для России. Единственный человек, вера в которого могла прекратить смуту, умер, не окончив своего дела; смерть же его только увеличила волнение вследствие толков об отраве. Он умер, приготовляясь отразить нашествие Сигизмунда III, короля Польского, которому союз царя Василия со Швецией подал повод объявить войну России.

Сейму была представлена опасность, грозившая Польше со стороны союза двух ее врагов. На этом сейме, в противоположность 1604 году, выражалось сильное раздражение против Москвы за избиение поляков в мае 1606 года, а потому понятно всеобщее сочувствие Польши к предприятию Сигизмунда. Весной 1609 года Сигизмунд, как выше сказано, выступил в поход. Вторгнувшись в пределы России, он осадил Смоленск. Тушинский вор, а за ним Марина, бежали в Калугу; в Тушине оставались только русские и в числе их – Филарет, митрополит Ростовский, которого Тушинский вор нарек патриархом.

Царь Василий IV Иоаннович. Шуйский отказывается от царства и постригается в монахи. Художник В. А. Чориков

Тушинцы отправили к Сигизмунду послов под Смоленск. Выдающимися послами были Михаил Глебович Салтыков с сыном Иваном, дьяки: Грамотин, Чичерин, известный Михаил Молчанов и Феодор Андронов, торговый мужик, бывший московский кожевник. 31 января 1610 года послы торжественно были представлены королю, и Грамотин, от имени думы, двора и всех людей, объявил, что в Московском государстве желают иметь царем королевича Владислава.

4 февраля подписаны условия договора, сущность которых следующая: «Владислава венчает на царство патриарх; вера греческая должна быть обеспечена, права духовенства распространены, не менять законов без согласия бояр и всей земли; никого не казнить, не осудя прежде с боярами и думными людьми; великих чинов людей невинно не понижать, а меньших возвышать по заслугам; податей без согласия думных людей не прибавлять».

Особенно любопытно требование, чтобы «для науки вольно было каждому из народа московского ездить в другие христианские государства, кроме басурманских, поганских, и за это отчин, имений и дворов у них не отнимать». Во время этих событий Прокофий Ляпунов снова поднял Рязанскую землю против царя Василия. Ляпунов в грамотах открыто обвинял его в отравлении доблестного племянника своего, Скопина-Шуйского.

Одновременно Ляпунов сносился и с Тушинским вором, и с князем Василием Васильевичем Голицыным, который всегда был тайным врагом Шуйского и сам рассчитывал на московский престол, имея за собой сильную партию.

При таких обстоятельствах войско царя Василия под начальством Дмитрия Шуйского было наголову разбито польским гетманом Жолкевским при Клушине. Весть об этом поражении царских войск оживила надеждой Тушинского вора; думая воспользоваться чужой победой, он двинулся к Москве. Здесь князь Голицын вел переговоры с Прокофием Ляпуновым о низвержении царя Василия; другие из московских бояр сносились с войском Тушинского вора и условились, свергнув с престола царя Василия, отстать и от названого Дмитрия, то есть Вора.

В Москве 17 июля 1610 года Захар Ляпунов, брат Прокофия, с большой толпой ворвался во дворец и стал говорить царю Василию: «Долго ли за тебя будет литься кровь христианская? Земля опустела, ничего доброго не делается в твое правление: сжалься над гибелью нашей, положи посох царский, а мы уже о себе промыслим».

Царь Василий не уступал, и тогда Захар Ляпунов с товарищами, выйдя на Лобное место, куда народу набралась такая масса, что стало тесно, призвал народ за Москву-реку, на простор. Народ повалил туда; отправились и бояре; привлекли и патриарха Гермогена. Здесь, несмотря на сопротивление патриарха, решено было низложить царя Василия; к нему отправлен его родственник, боярин князь Воротынский, просить оставить царство.

Царь Василий должен был на этот раз согласиться. Гму в удел обещан Нижний Новгород, но попытка возвратить назад данное слово повела к тому, что 19 июля он насильно был пострижен в монахи. Так кончилось мрачное царствование Василия Иоанновича Шуйского. После вступления в Москву Жолкевского он отвезен в Варшаву, где и умер. Гго прах был перенесен в Москву при Михаиле Федоровиче Романове.

Царь Михаил Федорович Романов. Художник П. Ф. Борелъ

МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ РОМАНОВ

ОТЕЦ

Патриарх Филарет (Федор Никитич Романов) (1554 1633)

МАТЬ

Инокиня Марфа (Ксения Ивановна Шестова) (ум. 1631)

РОЖДЕНИЕ

Москва, 12 (22) июля 1596 года

НАЧАЛО ПРАВЛЕНИЯ

Царь с 21 февраля (3 марта) 1613 года

ЖЕНА

Мария Владимировна Долгорукова (ум. 6 января 1625)

ЖЕНА

Евдокия Лукьяновна Стрешнева (1608–1645)

ДЕТИ

Ирина (22 апреля 1627–1679), Пелагея (1628–1629), Алексей (1629–1676), Анна (1630–1692), Марфа (1631–1632), Иоанн (1633–1639), Софья (1634–1636), Татьяна (1636–1706), Евдокия (1637–1637), Василий (1639–1639)

СМЕРТЬ

Москва, 18 марта 1584 года

Патриарх Филарет. Рисунок из «Титулярника»

Михаил Федорович Романов

Отцом Михаила Федоровича был Федор Никитич, впоследствии патриарх Филарет, женатый на Ксении Ивановне Шестовой, из незнатного рода. В июне 1596 года у них родился сын Михаил.

В 1601 году Борис Годунов постриг и сослал Федора Никитича в Софийский Антониев монастырь, а мать Михаила Федоровича постриг под именем Марфы и сослал в Заонежье, в Егорьевский погост Толвуйской волости. Михаил Федорович жил на Белоозере с теткой своей, Марфой Никитичной Черкасской; с 1603 года жил в Клину, родовой вотчине Романовых, с 1605 года вместе с матерью. Первый Самозванец возвел Филарета в сан ростовского митрополита; семья соединилась и почти до конца 1608 года жила вместе, а во времена Тушинского вора, когда Филарет был у него в почетном плену, – в Москве.

В 1610 году Филарет вместе с князем Голицыным был послан к полякам, которые его не отпустили. Будущий царь с матерью были задержаны в Московском Кремле и выпущены из плена только в ноябре 1612 года, когда и удалились в Кострому, проживая то в собственном доме, то в Ипатьевском монастыре. Собор 1613 года избрал Михаила Федоровича на московский престол 21 февраля. 13 марта послы от собора прибыли в Кострому, а 14-го были приняты в Ипатьевском монастыре. Инокиня Марфа и Михаил решительно отказывались принять предложение собора, главным образом потому, что, как говорила мать, «у сына ее и в мыслях нет на таких великих преславных государствах быть государем; он – не в совершенных летах, а Московского государства всяких чинов люди по грехам измалодушествовались, дав свои души прежним государям, не прямо служили».

После шестичасовых переговоров Михаил и мать, когда им пригрозили, что Бог взыщет на них конечное разорение государства, согласились принять избрание Михаила на престол. 19 марта медленно двинулся Михаил в Москву; 11 июня 1613 года состоялось царское его венчание. Вступив на московский престол, Михаил принужден был заняться упорядочением внутренних дел и борьбой с внешними врагами – Швецией и Польшей; ктому же шайки Лисовского, Заруцкого спокойно переносились из одного края Русской земли в другой, грабили и бесчинствовали, вконец разоряя Московское государство.

Первой заботой нового правительства был сбор казны. Царь и собор повсюду рассылали грамоты с приказаниями собирать подати и казенные доходы, с просьбами займа для казны денег и всего, что только можно дать вещами. Особенное внимание было обращено на шайки казаков и всякого сброда.

Продолжительна была борьба с Заруцким на юго-востоке, с шайкой которого разделались только в июне 1614 года; осенью 1614 года сладили с атаманом Баловнем и его шайкой на верхнем течении Волги; наконец, удалось ослабить и рассеять наиболее опасную шайку – Лисовского. Собор 1616 года решает обложить всех торговых людей пятой деньгой и богачам указывает, какие суммы они должны дать казне для ведения войны с внешними врагами.

Шведы владели Новгородом и водской пятиной и желали присоединения этой области к Швеции; кроме того, шведы требовали, чтобы Русь признала царем Московским королевича Филиппа, которому уже присягали новгородцы. Военные дела русских под предводительством князя Дмитрия Трубецкого шли неудачно, но шведы более интересовались тем, чтобы не допускать русских к Балтийскому морю, чем захватом Новгородской земли; поэтому они охотно согласились на посредничество Англии и Голландии в переговорах о мире.

Призвание на царство Михаила Федоровича Романова. Фрагмент. Художник А. Д. Кившенко

Переговоры часто прерывались, наконец закончились вечным миром в Столбове. Шведы уступали русским Новгород, Порхов, Старую Руссу, Ладогу и Гдов, а русские шведам – приморский край: Ивангород, Ям, Копорье, Орешек и Корелу, обязывая при том выплатить Швеции двадцать тысяч рублей. Тогда же англичане, голландцы и шведы выхлопотали себе важные торговые привилегии.

Летом 1617 года королевич Владислав двинулся к Москве и в 1618 году, опираясь на помощь казацкого гетмана Сагайдачного, вошел в Московскую область. После неудачного приступа к Москве Владислав и Сагайдачный отступили к Троице; туда же под предводительством Шереметева двинулось и русское войско.

Но битвы не последовало, так как обе стороны чувствовали себя обессиленными; 1 декабря 1618 года заключено было Деулинское перемирие на 14 лет и 6 месяцев. Вернувшемуся митрополиту Филарету был предложен патриарший престол. После обычных отрицаний Филарет принял его, получив титул «великого государя». Наступило время двоевластия: грамоты писались от имени царя и патриарха, Михаил Федорович во всех вопросах подчинялся влиянию отца. Все внимание царя и патриарха сосредоточивается на внутренних делах.

В 1619 году в Москве еще заседал собор, переживший окончание войны со шведами и поляками. Собор обратил внимание на тяжелое экономическое положение России.

Главной мерой для увеличения доходности казны была рассылка так называемых писцовых книг. На соборе указывалось, что посланные переписчики брали с богатых взятки, а убогих притесняли, с одних брали подати по писцовым книгам, с других – по дозорным. Неправда царила всюду. Добывать деньги старались всякими мерами, даже занимали деньги у англичан, давая им за то право беспошлинной торговли; служилых людей, живущих в посадах, обложили общим посадским тяглом; таможенные и кабацкие сборы стали давать на откуп и старались, чтобы пили побольше, увеличивая тем казне доход.

Кроме таможенных сборов, облагалась разнообразными поборами всякая торговля, даже повседневные занятия. Из внутренних дел времени двоевластия важнейшие: возобновление губных старост в 1627 года, преследование разбоев, распространение крепостного права, развитие системы приказов. Особенное внимание было обращено на Сибирь и Поволжский край. Сибирь давала меха, и правительство старалось монополизировать этот торговый промысел, так как повсюду, особенно за границей, при отсутствии денег, расплачивалось мехами. В то же время занимаемые русскими земли все расширялись в восточном и южном направлениях; ядром населения были здесь казаки и так называемые пашенные крестьяне; в 1621 году в Сибирь был посвящен первый архиерей – архиепископ Киприан.

На Волге, особенно в южном ее течении, от Жигулевских гор, старались ослабить разбой и доставить возможность развиваться торговле с Прикаспийским краем и Персией. Между тем истекал срок перемирия с Польшей. Царь старался собрать возможно большие и благоустроенные силы для предстоящей борьбы, так как постоянные недоразумения с Польшей не прекращались.

Царь Михаил Федорович Романов. Литография

Правительство приказывало еще в 1631 году всем дворянам и детям боярским быть готовыми. С монастырских имений, со всех вотчин и поместий положены были деньги за «даточных людей», решено было нанять иноземных ратников, купить за границей десять тысяч мушкетов с фитилями. Несогласия с Польшей обострялись все больше и больше, особенно вследствие оскорблений, наносимых поляками Михаилу как царю Московскому. Русские послы постоянно жаловались, что поляки не называют Михаила царем, неправильно и с пропусками пишут титул московского царя. В апреле 1632 года умер Сигизмунд III. В Польше начались междоусобия при выборе нового короля. Михаил и Филарет решили воспользоваться удобным временем и начать войну.

Созван был собор, на котором определено было отомстить полякам за прежние неправды и отнять захваченные области; перемирие было прервано, и с осени 1632 года началась война. Главными начальниками над войском были назначены Михаил Борисович Шеин и окольничий Артемий Измайлов. Они двинулись к Смоленску, Шеин начал осаду города; на помощь Смоленску явился король Владислав, осадил Шеина, держал его в осаде до февраля 1634 года: помощи из Москвы Шеин не получил и принужден был сдаться, положив все знамена и пушки перед королем и отступив к Москве с восемью тысячами человек.

Незадолго перед тем умер патриарх Филарет; бояре стали оказывать большое влияние на добродушного царя. Они не любили гордого и заносчивого Шеина; его и Измайлова обвинили в измене и обоим отрубили головы. Созванный в начале 1634 года собор склонялся к заключению мира, так как не было средств к продолжению войны. Угрозы Швеции и Турции заставили и поляков желать мира. На реке Поляновке заключен был вечный мир. Поляки хотели получить сто тысяч рублей за отказ Владислава от титула московского царя, но удовольствовались двадцатью тысячами рублей; из земель были уступлены на вечные времена Смоленская и Черниговская. Русскими послами были отвергнуты предложения о более тесном союзе Польши и Москвы, а также требования поляков, чтобы титул московского царя писался не царя «всея Руси», а «своея Руси», так как Михаил не владеет всей Русской землей.

С этих пор начинается большее сближение московских людей с иностранцами. Из Западной Европы прибыло голштинское посольство, описанное известным Олеарием; в Германию послан был переводчик Захария Николаев за мастерами медноплавильного дела; многие иноземцы получили привилегии на торговлю и на устройство заводов, несмотря на протесты и недовольство русских промышленников; немцам было отведено место для кирхи; иноземные солдаты стали составлять необходимую принадлежность русского войска.

Правительство продолжало монополизировать в свою пользу разные виды торговли и отдавать разные ремесленные и иные занятия на откуп. Преследование разбойников, фальшивомонетчиков, которым стали заливать горло оловом, приносило немало хлопот московскому правительству. Защита южных границ от набегов татар вызвала постройку укрепленных городов Тамбова, Козлова, Пензы, Симбирска, Верхнего и Нижнего Ломова.

Царь Михаил Федорович Романов. Рисунок из «Титулярника»

В конце царствования Михаила поднят был вопрос об Азове. В 1636–1637 годах донские казаки взяли Азов; крымский хан, побуждаемый султаном, грозил Москве войной; созвали собор, стали готовиться к войне. В начале 1641 года под стенами Азова появились турки, осадили его и почти разрушили азовские стены пушечными выстрелами, но казаков из Азова выбить не смогли. Казаки, видя, однако, что им одним не владеть Азовом, били челом Михаилу, прося его принять город под свою власть.

Для решения этого важного вопроса вновь был созван собор в начале 1642 года. Мнения на соборе разделились: дворяне стояли за принятие Азова и за начало войны с турками. Гости и торговые люди не были за войну; люди низшего чина отдавались на волю царя, но все жаловались на свое печальное экономическое положение и разорение.

Правительство решило Азова под свою власть не брать и войны не начинать. Посла турецкого Чилибея приняли с честью и тогда же послали казакам приказ возвратить Азов туркам. В Турцию были отправлены послы с дарами и уверениями в дружественном расположении московского правительства. Раздраженные казаки удалились из Азова, но грозили, что уйдут с Дона и будут беспокоить персиян. В самом конце царствования Михаила в Москве шли переговоры о браке царской дочери Ирины с принцем датским Вольдемаром.

Принц Вольдемар прибыл в Москву в 1644 году, но не пожелал принять православия, хотя его всеми силами побуждали к перемене веры и отпустили на родину только в царствование Алексея Михайловича. В то же время шли переговоры с польскими послами, Стемпковским и другими, о выдаче самозванца Лубы, прибывшего с посольством в Москву.

Польские послы ни за что не хотели выдавать невольного самозванца, ссылаясь на его невиновность. Во время этих переговоров в ночь на 13 июля 1645 года Михаил Федорович скончался, должно быть от водяной болезни.

Когда в 1616 году Михаила задумали женить, он выбрал дочь бедного дворянина, Марью Ивановну Хлопову, но брак расстроился.

В 1624 году Михаил женился на дочери князя Владимира Тимофеевича Долгорукова, Марии. Через 4 месяца она умерла, быть может, от отравы. Во второй раз Михаил женился в 1626 году на дочери незнатного дворянина – Евдокии Лукьяновне Стрешневой. От нее он имел сына Алексея, дочерей – Ирину, Анну и Татьяну. В юных летах у Михаила Федоровича умерли: сыновья – Иоанн и Василий, дочери – Пелагея, Марфа, Софья и Евдокия. Михаил Федорович был задумчив, кроток, послушлив, тих и религиозен.