Джокертаунская комбинация Мартин Джордж

I

Не знаю, зачем я начинаю это, или что я буду с этим делать, или с кем я хотя бы говорю. Полагаю… Полагаю, причина в том, что я хочу, чтобы кто-нибудь помнил, что здесь случилось, когда все будет кончено. На днях я думал, что Рокс не продержится долго.

Не сможет: они не позволят.

Нужно ли объяснять, кто такие «они»? Не думаю. Ручаюсь, приятель – кто бы ты ни был, – если тебе нужен ответ, значит, ты не джокер, не так ли?

Мне кажется, лишь на один вопрос нужен ответ. Никто никогда не спрашивает меня прямо, но я вечно слышу его, будто тихий металлический перезвон в несмолкаемом гомоне мыслей. Я слышу его всякий раз, как кто-нибудь смотрит на меня или даже думает обо мне: каково это, быть таким мерзким? Когда голова и плечи уродливым наростом торчат на теле, занимающем акр земли, на теле, погруженном в собственные испражнения?

Каково это? Боже…

Ладно. Я попробую ответить.

Найдите комнату. Огромное пустое пространство. Пусть она будет не так уж, черт возьми, комфортабельна, убедитесь, что пол потрескался и отсырел, а воздух – слишком холоден или слишком горяч, вся атмосфера должна балансировать на грани уныния.

Затем разыщите стул. Жесткий, неудобный и занозистый, такой, чтоб захотелось встать и прогуляться уже через пару минут после того, как сел на него. Прикрутите его к полу в центре комнаты.

Раздобудьте пятьсот телеэкранов. Заполните ими все пространство вокруг стула, создайте Великую Стену пустых экранов. Затем подсоедините их к разным каналам, включите звук и выведите изображение на каждую из матриц.

Сядьте абсолютно голым на свой занозистый стул посреди этой уродливой комнаты перед всеми этими телеэкранами. Пусть кто-нибудь прикует вас к этому мерзкому стулу, а потом водрузит вам на колени сотню свинцовых слитков. Убедитесь, что узы крепки и вы не можете шевелиться, не можете почесаться, не можете закрыть руками уши, чтоб защититься от этого ужасного шума, что вы полностью зависите от других, тех, кто кормит вас, убирает за вами или приходит поговорить.

Ну, теперь вы начали понимать, каково это – быть Блоутом. Теперь у вас есть некоторое представление о том, на что это похоже.

Я слышу вас (я всегда слышу вас). Да ладно, говорите вы. У тебя есть возможность читать мысли. Разве это не дар? Легкий поцелуй колоды диких карт.

Ладно. Я могу читать ваши мысли. У меня есть моя Стена, она держит натуралов и тузов подальше от Рокса до тех пор, пока они действительно не захотят оказаться здесь. У меня есть личная армия джокеров, защищающих меня и заботящихся обо мне.

Рокс существует благодаря мне. Я его правитель. Я обладаю властью. Без меня Рокса нет. Это блаженство, не так ли?

Думаете? Ну, все это чушь собачья. Дерьмо. Куча черной слизи.

Думаете, я действительно управляю этим местом? Да вы шутите. Вот, к примеру, когда-то я играл в D&D. Почти все это время я управлял маленьким королевством по сценарию, придуманному нашим Мастером игры. И знаете что? Мысль о том, что я тут всем управляю, так же реальна, как и мое «королевство».

Вы не слышите, что они думают, когда говорят со мной: Прайм, Блез, Молли, КейСи и другие джамперы. Даже джокеры, даже те, кто проклят дикой картой. «Боже, какое счастье, что я не такой, как он» или «Не важно, сколько он знает или какими силами обладает, он просто гребаный ребенок…».

Я знаю. Я знаю, что они обо мне думают. И знаю, что они думают о Роксе. Мой Рокс – удобное убежище, но если завтра остров Эллис утонет в Нью-Йоркской бухте, они найдут другое место. Джамперы растворятся в глухих переулках города, джокеры… джокеры будут делать то же, что и всегда: пожмут плечами – если они у них есть – и уйдут в Джокертаун.

Так что же я буду делать? Когда мне скажут, чтоб я собирался и проваливал, а? Вы всерьез считаете, я могу куда-то свалить? Чувак, да мне повезло, что я смог добраться сюда три года назад, когда я был не больше школьного автобуса. А теперь… черт, синий кит уже не самое большое животное на Земле. Я больше чем целая стая этих гребаных китов.

Каково это?

Вы не сможете себе это представить. Вы не сможете посочувствовать мне. Это невозможно.

Ад каждого джокера сокрыт и индивидуален. Пусть так и остается.

Я ненавижу судить и выносить вердикты. Я даже знаю почему.

Мои родители были людьми слабовольными. Да, конечно… все дети винят своих родителей.

Но почему нет? Мои были бесхребетными приспособленцами, прогибавшимися под соседей, продавцов в магазинах, кого угодно, кто имел хотя бы малейшую власть. Это были два милых человека, готовых с радостью поменять свою точку зрения на противоположную при малейшем намеке на возражения. Это были два обворожительных, действительно обворожительных, человека, которые позволяли всякому окрестному сброду преследовать и запугивать их сына, школьного поэта, их сына «о, такого талантливого художника», их сына, с головой погрязшего в комиксах.

Они все говорили мне, когда я приходил домой с разбитым носом и фонарями под глазами: «Что ж, если они к тебе пристают, почему бы тебе просто не повернуться и уйти? Возможно, все дело в тебе. Сконцентрируйся на рисовании, или поэзии, или на домашних заданиях, Тедди. Играй в эту свою странную сказочную настольную игру или читай комиксы. Когда ты чуть подрастешь, они сами отстанут от тебя».

Это были два сердобольных человека, которые, когда Тэд, войдя в период полового созревания, начал вдруг превращаться в огромного слизняка, не бросили его. Нет. Они сперва позвонили в клинику Джокертауна и лишь потом исчезли.

Пропали. Растворились.

Ну, мамочка с папочкой, Тедди несомненно подрос, не так ли? Хотел бы я не быть вашим сыном. Я стал больше, но это не помогло, и я все еще тащу на себе весь ваш эмоциональный багаж.

Так как же я делаю то, что хочу? Как вам это общество? – я не могу заставить их понять, насколько все это важно.

Кафка возмущенно затарахтел. Я почувствовал, что разум моих джокеров внезапно стал более острым и сфокусированным. Какое-то мгновение я забавлялся идеей просто отослать Блеза, Келли и КейСи прочь. Послышался смех, но я не удивился. Не очень уж.

Я слышал почти все мысли Блеза. Я знал – и Келли с КейСи тоже знали это, – что по меньшей мере часть дерзости Блеза была напускной, всего лишь защитная реакция в ответ на давление со стороны сверстников. Он не хотел казаться слабым перед другими. Нет, только не Блез. По факту ему вовсе не хотелось быть здесь.

– Я слушаю, Блез. Я всегда слушаю, когда джокер в беде. А Слаймбол безусловно джокер, не так ли? – Я закончил и захихикал, во всяком случае, он бы назвал это так. Остановившись, посмотрел прямо на КейСи. – Я всегда слушаю. Всегда. Даже когда некоторые люди думают, что мой смех похож на смех идиота двух лет от роду.

КейСи покраснела, я, как вы понимаете, процитировал ее мысли. На какое-то мгновение мне стало стыдно. Не важно, как часто я демонстрировал свои способности, я всегда чувствовал стыд. Люди не привыкли к тому, чтоб их самые драгоценные, сокровенные мысли крали. Но они ничего не чувствуют при этом, и не видят, как я это делаю, и постоянно забывают об этой моей способности.

Ну, по крайней мере, мысли Келли всегда добры.

Блез был мертвецки пьян.

– Ладно, я отговорил КейСи от убийства вашего драгоценного джокера. Мне, наверное, стоило пойти дальше и убить ее мать. Уже второй раз Слаймбол появляется на наших продовольственных складах.

– Я знал это. Уже давным-давно я уловил эти мысли Слаймбола и КейСи.

– КейСи и Келли застукали его, и мелкий засранец угрожал им ножом. Что ты собираешься делать с этим?

Я знал, что Блез хотел, чтоб я что-нибудь сделал. Мысль была предельно ясна. Его представления о справедливости просты, как черное и белое.

Я мельком взглянул на Слаймбола. После всего случившегося он был пронизан бессловесным кричащим страхом, и его переполняла ненависть к Блезу. Его саламандровая кожа блестела липким маслом, плоские подушечки пальцев впечатывались в ладони. Глаза навыкате, золотые, с вертикальными зрачками, мгновенно скрылись за толстыми полупрозрачными веками, когда он моргнул. Рот его открылся, раздвоенный змеиный язык мелькнул между тупых резцов и скрылся.

– Ты солгал мне, – сказал я Слаймболу. – Это очень, очень плохо. – Я поцокал языком и покачал головой. – Ты обещал, что оставишь продовольствие в покое. Я приказал тебе держаться подальше, и я предупреждал тебя, что случится, если ты снова нас побеспокоишь. Помнишь? Здесь, в Роксе, мы все одна большая счастливая семья.

КейСи заржала, но к ней никто не присоединился.

– Что случилось, Слаймбол?

Это трюк телепата: просто задать прямой вопрос. Он останавливает поток сознания и заставляет сосредоточиться. Я едва слушал, что там говорит Слаймбол, я смотрел, что он думает. Я мог чувствовать его голод на всем протяжении разговора. Слова ничего не значили – он был голоден, обычная вещь в Роксе. Простая штука. Он думал, что сможет ограбить джамперов и улизнуть.

Он ошибался. Вот и все.

Блез встрял в разговор.

– Блоут, я хочу, чтобы проблема была решена. Раз и навсегда. Сделай это, или это сделаю я, – сказал он. – Сделай из засранца пример для всех остальных.

Он уставился на меня. «Я убью его», – сказал мне Блез мысленно, сознательно и упорно облекая свою мысль в слова. Как будто думал, что я не прочту его мысли, если те будут недостаточно разборчивы. Сделай так, чтобы Слаймбол закончил свои дни в стоках, или я сделаю это сам. Так или иначе, рано или поздно это случится. Ваш выбор, губернатор.

– Я не убиваю джокеров, – ответил я вслух.

Он фыркнул на это:

– Весь, будь он проклят, мир убивает джокеров. С чего это вы такой особенный?

Я мог бы ему сказать. Я мог бы ему сказать, какое это проклятие – всегда знать. Эй, я знаю все. Я знаю, что джамперы украли у джокеров больше еды. Я знаю, что голод – это проблема для всех здесь, в Роксе. Я знаю, что Слаймбол обладает разумом и ответственностью шестилетнего ребенка, и хотя сейчас ему искренне жаль, он забудет все это и, вероятно, снова поступит так же.

Это проще, когда не знаешь. Но я всегда знаю правду. Я знаю все факты.

Сложно ранить кого-то, чьи самые сокровенные мысли вы уже знаете. Трудно, когда вы знаете, что их боль вернется к вам эхом и вы будете вынуждены слушать ее. Трудно, когда вы знаете, что просто черного и белого никогда, НИКОГДА не бывает.

Прав или нет.

Зол или добр.

Не для меня точно. Я многое сделал… просто самим фактом своего существования здесь, фактом создания Рокса. Я повинен во многих смертях. Моя Стена – это не суша, а Харон не останавливается лишь потому, что кто-то из пассажиров передумал. Кафка говорит мне, что воды залива под Стеной полны скелетов. Мои жертвы в буквальном смысле. Много насилия в Нью-Йорке совершено людьми, которые живут здесь. Людьми, которых я защищаю.

Я говорю себе, что это лишь справедливость.

Я уставился на Слаймбола, глядя поверх складок собственного тела. Набивание желудка не должно быть серьезным правонарушением, при каких бы обстоятельствах оно ни происходило.

– Что собираешься делать, губернатор? – Блез настолько же нетерпелив, насколько прекрасна Келли. Ослепительно опасен. Аморален больше, чем кто бы то ни было, кого я знал когда-либо. Он хотел, чтобы я убил еще несколько чертовых Twinkies.

Черт, я не знал, что мне делать. Все казалось скверным – не было никакого правильного или неправильного решения. Когда знаешь все факты, всегда приходишь к подобным выводам. Любое решение несправедливо. Даже если бы я отказался от ответственности принимать решение, я бы поставил крест на всем, что сделал, будучи губернатором. Но я не убиваю джокеров, и если я переключусь на джамперов, я потеряю их поддержку, а они так же важны для Рокса, как и я.

Послушайте, это было чертовски забавно и поначалу походило на игру. Большой малыш Блоут захватывает Рокс и держит подальше всех старых плохих парней. Но со временем все становилось серьезнее. Это был уже не сюжет какого-то комикса, все стало похоже на правду. Приходящие мысли становились все громче и громче, и я больше не мог закрыться от них, и внезапно выяснилось, что все не так уж и забавно. Дэвид умер на руках Оддити, все начали бороться за контроль вместо того, чтобы скооперироваться, условия для джокеров в большом мире опускались ниже плинтуса.

Блез не дал мне подумать.

– Блоут? Эй, Блоут!

Я окинул их всех гневным взглядом, теперь уже действительно разозлившись.

– Слаймбол виновен, – рявкнул я наконец. – Я предупреждал его. Но я не собираюсь убивать его за это, Блез. Слаймбол, теперь ты чистильщик. Ты будешь таскать мое дерьмо, пока я не буду уверен, что ты носа не сунешь к джамперам. Если тебя снова найдут на их части Рокса, я разрешу им сделать с тобой все, что им только пожелается. Понял? – Облегчение в Слаймболе мешалось с отвращением. КейСи передернула плечами. Келли посмотрела на меня со своей легкой улыбочкой.

Блез нахмурился.

– Я убью его, если увижу его сальную рожу хотя бы еще раз, – объявил он громко. – И для этого мне не нужно твое разрешение, Блоут.

– Блез, – начала Келли примиряющим тоном. – Губернатор…

Блез обернулся к ней, подняв кулак. Я чувствовал неистовство, текущее сквозь его разум как расплавленная лава.

– Стоп! – крикнул я, и ярость в моем голосе заставила арбалетчиков опустить оружие. Блез излучал внезапный страх. Я чувствовал его жар на своем лице, когда крикнул: – Тебе чертовски понадобится разрешение. Рокс – это я. Без моей Стены все натуралы будут роиться здесь как черви на трупе сбитой собаки. Они похоронят тебя прямо тут. Я знаю, что ты думаешь. Ты думаешь, я слаб. «Блоут не убивает, его можно не принимать в расчет», – я слышу это.

Я взглянул на джокеров, наблюдавших за перепалкой. Я слушал их мысли. Они были так же озлоблены, как и джамперы. Я знал, что должен пресечь это немедленно, или кто-нибудь сделает что-то по-настоящему глупое.

– Кафка, – сказал я. – Блез должен поклониться мне, прежде чем уйдет. Я хочу слышать, как он благодарит меня за время, уделенное его проблеме. – Я замолчал на минуту. – И если он не сделает этого, вышиби ему мозги.

Блез смешался. Рот его открывался и закрывался беззвучно. С минуту он раздумывал, не взять ли под мысленный контроль моих джокеров, но нас было слишком много вокруг, и внезапно он понял, что не уверен, сможет ли удержать всех.

– Ты блефуешь, – забормотал он, – ты этого не сделаешь. Это не в твоем духе.

Все это было лишь белым шумом.

Я хихикнул.

– Испытай меня. Давай. Ну же, если ты умрешь здесь, КейСи, возможно, придется заняться джамперами, и это все, что может случиться. Я бы поставил на то, что КейСи будет даже рада, если конкурентов станет поменьше.

КейСи посмотрела на меня угрожающе, я проигнорировал ее взгляд.

– Я ничего не теряю, убив тебя, Блез. Совсем ничего.

Блез помедлил, мысли его метались. Я действительно не был уверен, как он поступит. Мои джокеры ждали с терпением и некоторой чрезмерной надеждой. Думаю, именно выражение их лиц повлияло на Блеза больше, чем что бы то ни было.

Он вновь шагнул ко мне и нехотя опустил голову.

Я хихикнул.

– Ты все проделал весьма неплохо. Но этого недостаточно.

Грозный взгляд. Нахмуренные брови. Перекошенное лицо.

– Благодарю, – слова были едва различимы. Внутри него все кипело: «Имел я тебя, ублюдок».

– Меня не очень-то привлекают мальчики, – сказал я ему. – Я не Прайм. Даже если бы ты был таким же симпатичным, как Келли.

Блез залился краской, точно так же, как и Келли. Приподнявшись на носки, Блез резко и зло развернулся и пошел, печатая шаг, прочь, туда, где раздавался смех джокеров. КейСи обернулась, в последний раз взглянув на меня, Келли посмотрела долго и пристально (бедняжка) и последовала за ним.

Слаймбол тоже смеялся до тех пор, пока Арахис не взял его за руку и не подтолкнул к груде дерьма.

– Приступай к работе, – сказал он.

И мы все расхохотались над Слаймболом.

Джокеры имеют право смеяться над джокерами.

Кафка вскинул взгляд, посмотрев на меня. Дети. Все вы ругаетесь словно дети. Человек-насекомое вздохнул. Он сказал мне нечто, претендующее на мудрость. Может, это и была мудрость.

– Блеф – это очень опасная игра, – сказал он. – Особенно когда дело касается Блеза.

Я вспомнил эти слова позже.

1

Бренан проснулся внезапно, хотя ночь была тиха и Дженифер спала рядом, непотревоженная. Он спросил себя, что могло его разбудить, когда снова уловил слабый запах жира и ружейной смазки, и вскочил, потому что ночь взорвалась громом и огнем.

Он столкнул Дженифер с диван-кровати вправо, а сам скатился влево, когда пуля обожгла его бок, а другая разорвала верхнюю часть бедра. Он стиснул зубы, не обращая внимания на боль, пронзившую ногу, когда он, обнаженный, нырнул в темноту. Первой его мыслью было – отвести огонь от Дженифер. Второй – достать стрелявшего ублюдка.

Это была проблема. Бренан больше не держал оружия в доме. Все оно было заперто в сарае на заднем дворе – так он отказался от жизни, которой жил когда-то. Он пожалел об этом своем решении, пока поток пуль преследовал его на пути из спальни в глубь дома. Раздался звон бьющегося стекла, и колючий зимний ветер ударил Бренана, когда убийца вломился в окно спальни и последовал за ним в дом.

Бренан ринулся в кухню, остановился и пересмотрел свои планы, когда услышал, как второй убийца ломится во входную дверь. Он обернулся к двери, ведущей на задний двор. Его единственная надежда, понял он внезапно – выбраться наружу, туда, где он сможет использовать свои охотничьи навыки, чтобы нейтрализовать численно превосходящего, хорошо вооруженного противника.

Бренан бросился в заднюю дверь, увернувшись влево и перекатившись по земле. Еще один убийца поджидал его, но Бренан проскочил слишком быстро, чтобы тот успел точно прицелиться.

Бренан стиснул зубы, преодолевая боль, пронзившую ногу, когда он ринулся прямиком через свой тщательно прочесанный граблями песчаный сад, разрушая спокойствие искусственно созданных волн отпечатками следов и пятнами крови. Убийца был слишком медлителен, чтобы поймать его в прицел, и череда выстрелов взрыла землю под пятками Бренана, когда он нырнул в густой кустарник, окружавший его стоящий на отшибе деревенский дом.

Дыхание, срываясь с губ Бренана, застывало в холодном ночном воздухе, пока он стоял, обнаженный, на ледяной земле. Его голые ступни расплавили снег под ногами, бедро дергало от боли с каждым ударом сердца, но он едва ли чувствовал это, когда присел на корточки среди заметенных снегом кустов.

Еще одна одетая в черное фигура присоединилась к тому, кто поджидал его в засаде на заднем дворе. Они говорили тихо и неразборчиво, один из них указывал в лес, куда-то туда, где скрылся Бренан. Никто из них, казалось, не горел желанием идти под его темные своды.

Бренан поморщился, заставляя себя мыслить рационально. Его самой большой проблемой было время. Его противники могли позволить себе подождать. Он же скорчился, обнаженный, посреди ледяной зимней ночи, уже вытягивавшей тепло из его костей. Ему нужно было пробраться к сараю за теплицей, прежде чем он превратится в неподвижный кусок застывшего мяса.

Едва Бренан смог заставить себя двигаться, к убийцам присоединилась третья фигура: она включила мощный фонарь, направив луч в лес, прямо слева от Бренана. Бренан потерял всякую надежду. Теперь выбраться было почти нереально. Стрелок увидит его в луче света и снимет, как только Бренан пошевелится. Но если он останется неподвижен, он замерзнет, сэкономив им выстрел.

Он поскреб снег сведенными от холода пальцами и нашел обледенелый камень размером с кулак. Не очень-то хорошее оружие, но для его целей сгодится. Он осторожно скользнул в сторону, когда луч фонаря подобрался ближе. Встал, чтобы бросить камень, как вдруг что-то выпало из чердачного окна, глядящего на задний двор.

Крохотная фигурка, не больше десяти дюймов ростом, приземлилась на плечо одного из убийц с тонким, пронзительным криком. Металл тускло сверкнул в серебряном лунном свете, и фигурка закричала вновь и вонзила нечто, напоминающее вилку, в шею убийцы. Человек взвизгнул от боли и страха и смахнул существо рукой. Оно упало наземь жалкой кучкой и замерло неподвижно.

У Бренана сердце оборвалось, когда он понял, что это был Тыквоголовый – один из карликов, которых он спас из туннелей под Хрустальным дворцом. Их было около тридцати – детей странного джокера, которого они называли Матерью. Они были глазами и ушами Хризалис в городе, но после смерти Хризалис дворец был разрушен, и Бренан забрал их в эту глушь, чтоб они жили с ним и Дженифер.

И теперь они делали то, о чем он мог только молиться – отвлекали убийц от цели. Вопя, они прыгали из чердачного окна, падая прямо на убийц, словно живой дождь. Они были вооружены чем попадя: вилками, кухонными ножами, даже остро заточенными карандашами. Их было по десять на каждого убийцу, но все они были маленькими и слабыми. Бренан с ужасом наблюдал, как убийцы, преодолев начальную растерянность, прихлопнули их всех как котят.

Кучерявый Джо первым выпрыгнул из окна за Тыквоголовым и тут же канул в Лету. Он промахнулся мимо выбранной цели и был втоптан в землю с дробящей кости силой, его пронзительный крик быстро смолк. КитиКэт удалось воткнуть кухонный нож в лодыжку своей жертвы, прежде чем ее ударили фонариком. Лизардо ткнул противника карандашом в плечо, но удар был слишком слаб, чтобы пробить кожу человека прежде, чем бандит свернул чешуйчатую шею.

Бренан с трудом подавил гнев и жалость и, не обращая внимания на боль в раненой ноге, камни и ветки, и острый лед, впивающийся в голые подошвы, двинулся вперед так быстро, как только мог.

Словно призрак мелькал он среди деревьев, кружа вокруг А-образной рамы и теплицы за ней. Он остановился у навеса за теплицей и выругался. Он забыл о ключе. Он чуть отошел, надеясь вышибить дверь, но тихий шипящий голосок остановил его прежде, чем он успел нанести удар.

– Босс! Босс, вот ключ!

Это был Брутус, карлик ростом в фут, с жесткой кожей, собравшейся в толстые складки вокруг его серого безволосого лица. Брутус сжился с ролью вождя племени. Он был умнее большинства гомункулов, но даже он не превосходил интеллектом развитого ребенка. Тем не менее сейчас он просчитал ситуацию с замечательной предусмотрительностью. Он бросил ключ к замку Бренану, и тот поймал его неловкими пальцами и попытался вставить в паз.

Ключ соскользнул несколько раз, пока наконец не раздался щелчок. Бренан распахнул дверь настежь и сдернул лук, висевший на кронштейне рядом. Быстро натянул тетиву, свисавшую с одного конца. Это был простой лук из твердых пород дерева, но он был достаточно мощным. Бренан схватил колчан, висевший там же, и отступил в ночь.

Бренан больше не чувствовал себя ни обнаженным, ни замерзшим. Его злость рвалась изнутри наружу, согревая его, пока он бежал по снегу обратно к дому. Брут наступал ему на пятки.

Дела на заднем дворе были хуже, чем Бренан мог себе представить. Крохотные раздавленные тельца нарушали спокойную безмятежность его японского сада. Раздавленные и раздробленные, человечки яростно и безнадежно сражались с гигантами, способными убить их одним ударом.

Бренан закричал от ярости и отчаяния, и этот крик заставил одного из убийц, добивавшего Большенога прикладом своего автомата, замереть на месте. Когда убийца оглянулся, подняв автомат, Бренан упал на одно колено, натянул тетиву к самому уху и выпустил стрелу. Зазубренный наконечник охотничьей стрелы безмолвно вспорол ночь и поразил убийцу прямо в грудь. Тот завалился назад, ударившись о стену А-образной рамы, а затем согнулся, выпустив оружие из рук.

Жуткий крик торжества вырвался у оставшихся в живых гомункулов, когда Бренан вынул вторую стрелу, переключаясь на новую цель, и выстрелил прежде, чем убийца успел среагировать. Он всадил стрелу в живот второй цели, и та была погребена под волной набежавших карликов. Убийца вопил и безуспешно, отчаянно пытался отползти прочь.

Третий убийца выключил фонарик, который использовал как дубину, развернулся и побежал назад в дом. Бренан выстрелил и увидел, что поразил цель, но убийца все так же бежал прочь.

Бренан наложил на тетиву очередную стрелу и стоял, вслушиваясь. Тот, которого терзали карлики, наконец-то замолчал. Первый, в кого выстрелил Бренан, был уже мертв.

– Присматривай за своими, – сказал Бренан Бруту, прежде чем захромать к задней двери. Он постоял там с минуту, прислушиваясь, но не услышал, чтоб за дверью кто-то двигался. Он не мог больше ждать. Даже если убийца сидел в засаде, он должен был войти внутрь.

Он подхватил автомат, упавший из рук первого убийцы, затем, низко пригнувшись, ринулся в дверной проем. Дом был все так же темен и тих. От центрального входа Бренан слышал звук удаляющегося автомобиля.

Он включил свет в спальне. В комнате царил хаос. Окно было разбито, осколки стекла валялись повсюду. Пули изрешетили стены, разбив заключенные в деревянные рамки картины Йошитоши и Хокусая, висевшие над диван-кроватью, в которой, утопая в море крови, тихо и неподвижно как смерть лежала Дженифер.

Кьену нравилось его новое тело. Оно было юным, обладало двумя работающими руками и, что самое лучшее, – способностями джокера, к которым он быстро приноровился. Теперь он понимал, почему Филиппу Каннингему так нравилось быть невидимкой. Но с этим телом была одна загвоздка. Это было тело другой расы. Кьен спрашивал себя, не имели ли к этому отношения сны, которые он видел в последнее время.

В снах к нему приходил отец, мягко говорил о старых добрых днях во Вьетнаме, когда Кьен еще работал в маленьком семейном магазинчике. Он всегда был послушным сыном, хотя скучная жизнь кладовщика в маленькой деревне повергала его в невероятное уныние. Но он держался до тех пор, пока его отца не убили французы в последние дни Вьетнамского восстания против европейских хозяев. Тогда, только тогда Кьен переехал в город и присоединился к армии неоперившейся еще Вьетнамской Республики. Конечно, ему пришлось кое-что изменить, чтобы вписаться в общую массу. Невозможно было сделать военную карьеру человеку с китайским именем среди крайне предубежденных вьетнамцев.

– Ты снова покинул нас, – сказал Старый папаша, помахивая тростью по своей обычной привычке подкреплять аргументы жестами. – Сперва ты отвернулся от семьи, притворившись вьетнамцем и взяв имя Кьен Пак. Теперь ты зашел еще дальше. Ты стал белым.

Было сложно спорить с порождением сна, но Кьен попытался.

– Нет, отец, – терпеливо объяснял он. – И никого не оставлял. Это часть моего плана, уловка, чтобы добить моих врагов.

Призрак фыркнул, неубежденный.

– Ты всегда был плутом, в этом я ручаюсь.

– Сегодня, – сказал Кьен, – Капитан Бренан умрет. И его шлюха, отнявшая у меня половину руки. – Он улыбнулся отцу. – Это будет вторая его женщина, которую я убью. Жаль, он не протянет столько, чтобы узнать это.

– А потом?

– За Бренаном последует Тахион. Он знает слишком много, и он может запросто раскрыть мою тайну, то, что я все еще жив в теле Филиппа Каннингема. Тахион должен умереть.

– Когда? – спросил отец.

– Скоро. Сегодня. Когда Цапли вернутся с головой Бренана и его шлюхи.

Старик фыркнул.

– Звучит так, будто ты собираешься сохранить это тело, – сказал он.

Кьен покачал своей новой головой.

– Лишь до тех пор, пока живы мои враги.

– Разве ты когда-нибудь бежал от врагов, сынок?

Кьен улыбнулся.

2

Брут взобрался по спинке и упал на сиденье грузовичка рядом с водителем.

– Мисс Дженифер больше не истекает кровью, но выглядит она забавно.

– Забавно? – спросил Бренан, боясь остановить машину хоть на минуту даже ради того, чтобы проверить состояние Дженифер.

– Она становится прозрачной, как будто исчезает, – сказал карлик.

Бренан стиснул зубы, сосредоточившись на дороге, боясь дать волю своим чувствам. Въехав в город, он сбросил скорость. Он не мог допустить, чтоб машину остановили копы, не сейчас, когда жизнь Дженифер висит на волоске и любое промедление может стать роковым.

По семнадцатой трассе он гнал как сумасшедший, пока не въехал в город. Старая дорога была уже и петляла сильнее, чем главная магистраль, но там было темнее, движение не было таким интенсивным, и патрульные там появлялись редко. Мчась по трассе, словно метеор, он выбрал тихую, не патрулируемую дорогу.

Он пытался думать только о дороге. Его разум все равно возвращался назад, на шестнадцать лет назад, в день, мучительно похожий на этот.

Это было в Японии. Бренан и его люди захватили документы, содержавшие достаточно доказательств, чтобы прочно связать генерала Кьена со всей той криминальной активностью – от проституции до торговли наркотиками, – что проистекала из Северного Вьетнама. Но до базы эти доказательства так и не добрались. Бренан и его люди попали в засаду, когда их должен был подобрать вертолет. Все это было подстроено Кьеном. Фактически генерал лично всадил пулю в голову сержанта Галковского и забрал дипломат с компроматом. Бренан, мгновенно парализованный ранением в голову, лежал в джунглях рядом с точкой высадки. Он видел, как убили всех его людей, но ничего не мог с этим сделать.

Почти неделя понадобилась Бренану, чтобы выйти из джунглей. Когда он добрался до базы, измученный, в полубреду от ран, инфекций и лихорадки, он совершил ошибку, когда рассказал о Кьене своему командиру. Его чуть было не арестовали. Каким-то образом Бренану удалось взять себя в руки. Ему удалось избегнуть полевого суда взамен на обещание оставить генерала Кьена в покое.

В ту ночь он вернулся к Анне-Марии, своей французско-вьетнамской жене. Она думала, что он погиб. Беременная их первым ребенком, она облегченно рыдала у него на руках, после они занялись любовью, стараясь не потревожить огромный живот, где ждал рождения их сын. Когда они уснули, убийцы Кьена пробрались в их спальню, чтобы заставить Бренана замолчать навсегда. Они упустили свою главную цель, но Анна-Мария умерла на руках мужа, и их сын умер вместе с ней.

– Там вход, – сказал Брут, выдергивая Бренана из воспоминаний.

Он припарковался вплотную к бордюру Мемориальной клиники Блайта ван Ренселлера, распахнул дверцу настежь и, хромая, обогнул фургон спереди прежде, чем звук тормозов растворился в спокойном ночном воздухе. Мелкие снежинки кружились словно туман, крошечные хлопья на мгновение оседали на лице Бренана, прежде чем растаять от жара его тела.

Он прошел через двойные стеклянные двери, распахнувшиеся автоматически с характерным шумом, едва он приблизился, и оглядел вестибюль. Там никого не было, кроме старого джокера, прикорнувшего в одном из ужасно выглядящих пластиковых кресел, а также усталой сестры, перебиравшей пачку бумаг за стойкой регистрации. Он пошел к ней.

– Тахион здесь? Нужна срочная помощь…

Сестра вздохнула и подняла на него усталый взгляд. Ее взгляд был намного старше ее самой. На какое-то мгновение он задумался, сколько раз ей говорили эти слова, сколько раз ей приходилось сталкиваться с такими отчаянными случаями на грани жизни и смерти.

– Доктор Тахион сейчас занят. На дежурстве доктор Хавьеро.

– Мне нужно заключение Тахиона, – начал было Бренан, но замолк.

Откуда-то вдруг возник слабый запах соли и рыбы. Откуда-то возник ни с чем не сравнимый привкус моря.

Бренан обернулся. Ряд автоматов в углу рекреации предлагал прохладительные напитки, содовую и конфеты. Перед ними, напевая тихонько под нос, стояла огромная фигура в церковном облачении.

– Отец Кальмар! – воскликнул Бренан.

Священник обернулся к стойке регистрации, мембраны на его глазах затрепетали от удивления.

– Дэниель?

Он был другом и исповедником Бренана. Они знали друг друга еще с Японии, где священник служил сержантом в бригаде джокеров, а Бренан – капитаном диверсионно-разведывательной группы.

– Что случилось? – спросил он.

– Дженифер подстрелили, – кратко ответил Бренан. – Она исчезает. Мне нужен Тахион.

Для человека его размеров Отец Кальмар двигался быстро. Он подкатился к стойке мягким, текучим движением и сказал сестре:

– Зови Тахиона. Немедленно.

Та посмотрела сперва на священника, фигуру хорошо известную в Джокертауне, потом на загадочного незнакомца, только что вломившегося в здание.

– Он отдыхает, – запротестовала она. – Доктор Хавьеро…

– Зови Тахиона! – рявкнул Отец Кальмар тем голосом, которым он когда-то рявкал на несносных, ни на что не годных желторотых джокеров, впервые попавших в джунгли, и сестра подскочила, потянувшись за телефоном. Священник обернулся к Бренану.

– Неси ее внутрь. Я схожу за каталкой.

Бренан кивнул и захромал назад, к фургону.

– Что там, босс? – пропищал Брутус.

– Идем внутрь, – коротко ответил Бренан. Он подобрал одеяло, обернутое вокруг Дженифер, и осторожно вынул ее из фургона. Казалось, она весит не больше ребенка. Она исчезала, неосознанно используя свою силу, чтоб защититься от бренного мира.

– Клади ее сюда, – сказал Отец Кальмар, внезапно материализовавшись рядом вместе с каталкой. Бренан осторожно уложил ее. Брутус вскочил на каталку и вцепился в одеяло, как только Бренан и Отец Кальмар повезли ее в приемный покой.

Тахион стоял у стойки, пальцами растирая свои заспанные сиреневые глаза. Миниатюрный чужак все еще был в мятом белом лабораторном халате, выглядевшем так, будто в нем спали.

– Что тут происходит? Я говорил вам… – Он повернулся на звук открывшихся дверей. Он замер на минуту, хмурясь, а потом глаза его распахнулись от удивления. – Дэниел!

Он быстро шагнул вперед, распахивая руки, будто собираясь обнять Бренана, но оступился, заметив его взгляд и вспомнив обстоятельства их последней встречи.

– Рад тебя видеть, – закончил он несколько неубедительно.

Бренан просто кивнул. Эти двое мужчин вместе прошли через многое – от борьбы с Роем до противостояния Кьену и Призрачным кулакам, – но Бренан все никак не мог заставить себя забыть о том, что случилось, когда они виделись в последний раз.

Это было больше года назад. Бренан и Дженифер выследили убийцу Хризалис, Хирама Вустера, вплоть до отеля в Атланте. Тахион, также присутствовавший там, произнес небольшую речь, призвав уладить дело в строгом соответствии с буквой закона. Конечно же Тахион добился своего, ведь он подкрепил свои слова мысленным внушением. Позже Вустер сдался властям, заключив официальную сделку, спасшую его от тюрьмы. Хризалис была мертва, а Вустер получил срок условно. Настоящее справедливое правосудие.

Но сейчас Бренан не мог позволить себе думать о прошлом. Сейчас у него было о ком позаботиться. Дженифер.

Тут только Тахион увидел каталку.