Врата изменников Перри Энн

Глава 8

Питт просыпался медленно от глухих ударов в ушах. Они настойчиво продолжались, пока не заставили сон окончательно отступить. Томас открыл глаза. В щель, оставленную в шторах, пробился луч солнца. Шарлотта спала рядом, теплая, уютно уткнувшись в подушку. Ее волосы, заплетенные в косы, слегка растрепались.

Стук продолжался. Доносился он с улицы, еще тихой и не пробудившейся, без стука колес экипажей и повозок, без шума шагов…

Суперинтендант посмотрел на часы у кровати. Было около пяти утра. Стук усилился. Стучали во входную дверь.

Питт сел на постели, провел рукой по волосам и стряхнул остатки сна. Встав, накинул халат поверх ночной рубахи и босиком пересек комнату. Подойдя к окну, отодвинул штору и открыл его.

Стук прекратился, чья-то фигура отступила от двери на крыльце и подняла голову. Томас узнал инспектора Телмана. Лицо его казалось бледным в сером свете раннего утра. Он где-то потерял свою незаменимую шляпу-котелок, а одежда на нем была в полном беспорядке. Выглядел он расстроенным и усталым.

Суперинтендант жестом дал знать, что сейчас спустится вниз. Закрыв окно, он тихо покинул спальню, спустился в холл и отпер входную дверь.

Вблизи Телман выглядел еще хуже, его землисто-серые щеки казались еще более впалыми. Он не стал дожидаться, когда начальник спросит, в чем дело, и доложил все сам.

– Случилось ужасное, сэр, – торопливо заговорил он. – Вам надо самому заняться этим. Я никому еще не сообщал, но мистер Фарнсуорт будет очень расстроен, когда узнает.

– Входите, – пригласил его Питт, отступая. – Что произошло? – В голове у него уже роились всяческие предположения. Может, это какие-нибудь неприятные вести из посольства Германии? Но как мог об этом узнать Телман? Кто-то сбежал, прихватив ценные документы? – Что случилось, говорите! – грозно потребовал суперинтендант.

Его гость все еще оставался на крыльце. Казалось, у него сейчас подкосятся ноги и он рухнет. Это испугало Томаса. Он не ожидал от обычно невозмутимого сыщика такой реакции.

– Миссис Чэнселлор, – произнес наконец инспектор и хрипло и судорожно закашлялся. – Мы нашли ее тело, сэр.

Питт окаменел. У него перехватило дыхание, и он еле вымолвил почти шепотом:

– Ее тело?

– Да, сэр. Выброшено Темзой на берег у Тауэра. – Он уставился на начальника своими уставшими впалыми глазами.

– Самоубийство? – не веря, медленно спросил Питт.

– Нет. – Инспектор, продолжавший стоять в дверях, только слегка поежился, хотя утро было теплым. – Убийство. Она была задушена и брошена в воду. Похоже, это произошло вчера вечером. Но нужно мнение врача.

Острое чувство жалости, пронизавшее Томаса, превратилось в гнев. Прелестная беззащитная женщина, полная жизни и какой-то особой индивидуальности… Он хорошо помнил, как увидел ее на приеме у герцогини Мальборо. Пока Телман докладывал, в его памяти вставал образ погибшей. Редко когда он испытывал такую боль почти личной утраты.

– Почему? – яростно воскликнул он. – Кто мог убить такую женщину? Это чудовищно и бессмысленно! – Он невольно сжал кулаки и почувствовал, как напряглось его тело. Питт даже не сознавал, что стоит на пороге босиком и что на нем вместо брюк ночная сорочка.

– Возможно, это связано с Министерством иностранных дел… измена, – скорбно произнес его подчиненный. – Может, она что-то знала?

Суперинтендант в ярости ударил кулаком по перемычке двери.

– Одевайтесь, сэр, нам надо торопиться, – тихо остановил его Телман. – Пока никто не знает, кроме лодочника, который нашел ее, и констебля, доложившего мне о происшествии. Но долго это не продержишь в секрете. Как бы мы ни запрещали разглашать информацию, кто-нибудь из них обязательно проговорится.

– Они знают, кто она? – испуганно спросил Томас.

– Да, сэр. Вот почему я вас побеспокоил.

Питт разозлился на себя. Сам бы мог об этом догадаться.

– Как они узнали? – спросил он сердито. – Как мог ее знать лодочник?

– Констебли ее узнали, сэр, – терпеливо пояснил инспектор. – Они знали ее. Да и одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что это за женщина. Кроме того, у нее на шее был медальон, небольшой, золотой, а в нем портрет. – Телман вздохнул, в глазах его было подлинное сочувствие. – Это был портрет Лайнуса Чэнселлора. Все ясно как день. Вот почему послали за нами. Кто бы ни была эта женщина, но портрет означал одно – дело неприятное.

– Понятно. Где она сейчас?

– Возле Тауэра, сэр. Я накрыл ее и оставил там, где ее нашли, до вашего прихода.

– Я сейчас выйду, – сказал Томас и скрылся в доме, так и оставив Телмана ждать на пороге.

Поднимаясь в спальню, он еще на лестнице снял халат, а ночную сорочку стянул с себя, как только оказался рядом со своей кроватью.

Шарлотта снова уснула, и было бы жестоко будить ее. Питту необходимо было бы сказать ей, куда он уходит, но сначала Томас оделся, наскоро ополоснул лицо водой и вытер полотенцем. Лишь потом он легонько коснулся плеча жены. Что-то было в этом прикосновении, какая-то напряженность в его холодной руке, что заставило молодую женщину тут же проснуться.

– Что случилось? Какое-то несчастье? – испуганно воскликнула она, увидев мужа одетым, после чего мгновенно поднялась и села на постели.

У Томаса не было времени осторожно объяснить ей все, поэтому он вынужден был сказать правду.

– Пришел Телман. Найдено тело Сьюзен Чэнселлор, выброшенное на берег Темзы.

Шарлотта непонимающе глядела на него. До ее сознания с трудом доходили эти ужасные слова.

– Я должен идти. – Он нагнулся и поцеловал ее.

– Она утопилась? – прошептала миссис Питт, не сводя с мужа глаз. – Бедняжка… – Ее лицо сморщилось от боли.

– Нет, нет… Это убийство.

Теперь на лице Шарлотты застыл ужас, но вместе с тем и облегчение.

– Почему ты подумала, что она покончила с собой? – быстро спросил ее супруг.

– Я… я не знаю. Она была такой встревоженной… Ее что-то беспокоило.

– Кажется, причина для этого была, судя по тому, что сказал Телман.

– Как ее убили?

– Я еще не был там, – уклончиво ответил суперинтендант, не желая посвящать ее в малоприятные детали. Он еще раз быстро поцеловал ее в щеку и отошел.

– Томас!

Он остановился.

– Ты сослался на Телмана. Что он тебе сказал?

Питт, задержав дыхание, медленно выдохнул.

– Ее задушили. Прости, меня ждут.

Шарлотта неподвижно замерла на кровати. Глаза ее были полны печали. Томас ушел, испытывая горечь и чувство полного бессилия что-либо поправить.

Инспектор Телман, войдя наконец в прихожую, ждал его, но как только его начальник появился, молча повернулся и направился к двери. Питт последовал за ним, запер за собой входную дверь и поторопился догнать быстро шагавшего Телмана. Перейдя перекресток, они через пару минут поймали кеб. Инспектор велел вознице ехать к лондонскому Тауэру.

Путешествие из Блумсбери было долгим: сначала на юг к Оксфорд-стрит, потом на восток, где они повернули на Хай-Холборн и ехали целую милю по направлению к реке, через Сен-Эндрю-стрит, Шулейн и Сен-Брайдс до Ладгейт-серкус.

Несколько раз у Питта на кончике языка вертелись вопросы, но он не мог подобрать нужные слова. Телман, бесспорно, сказал ему все, что знал наверняка. Остальное было домыслом и предположениями. К тому же Томас не был уверен, что готов слушать мнение своего помощника о Сьюзен Чэнселлор. Милое, полное живого ума лицо этой дамы, не умеющее скрывать боль, стояло у него перед глазами. Он предвидел, какое зрелище его ждет у подножия замка Тауэр.

Они свернули на Ладгейт-хилл и обогнули огромную массу собора Святого Павла. Купол его темнел на фоне голубеющего утреннего неба, чуть прочерченного легкими белыми штрихами прозрачных облачков. Прохожих на улицах не было. Лишь на длинной Кэннон-стрит им повстречались несколько кебов, две повозки и телега мусорщика, подбирающего навоз. С Кэннон-стрит свернули на Ист-чип, а затем на Тауэр-стрит.

Инспектор вдруг нагнулся вперед и неожиданно забарабанил по стенке кеба, чтобы привлечь внимание возницы.

– Поверните направо! – приказал он. – Потом по Уотер-стрит до нижней Темза-стрит.

– Там нет проезда, сэр, только Королевская лестница и Врата изменников, – возразил управлявший кебом мужчина. – Если вам надо в Тауэр, как вы сказали, то лучше ехать до Тринити-сквер, а это будет поворот налево.

– Довезите нас до Королевской лестницы, а там вы свободны, – коротко распорядился Телман.

Кембен проворчал что-то невразумительное, но подчинился.

На западе появились очертания таможни, где жизнь уже била ключом. Затем, свернув направо, полицейские увидели средневековые бастионы Тауэра, каменный памятник завоеваниям, уходящим далеко в историю, о которых теперь можно узнать из редких книг и уникальных полотен, повествующих о кровавых битвах и зарождающихся очагах христианства.

Кеб остановился на Куин-стрит. Питт расплатился с возницей, и тот, повернув налево, пустил лошадь легкой рысцой.

Было начало шестого. Длинная серебристая лента реки казалась неподвижной. Даже груженые баржи, темнея на ее сверкающей поверхности, едва тревожили спокойную гладь воды. Воздух был свеж, чуть влажен и пах прибоем.

Инспектор шел впереди по краю набережной к ступеням, спускающимся к воде. Там их уже поджидал лодочник.

Томас вопросительно посмотрел на своего помощника.

– Врата изменников, – коротко ответил лодочник на безмолвный вопрос.

Телман первым сел в лодку. Он терпеть не мог все, что связано с водой: это было видно по его лицу. Его начальник легко прыгнул в суденышко и поблагодарил лодочника, когда они отчалили.

– Ее прибило именно к Вратам изменников? – спросил он после паузы прерывающимся голосом.

– Отлив оставил ее здесь, – сказал Телман.

От этого места было всего несколько ярдов вниз по реке до ворот, через которые в Тауэр привозили изменников, чтобы казнить их во дворе. Ворота выходили на реку и имели скат к ней.

Питт еще издали увидел небольшую группку людей: констебля в форме, казавшегося сильно продрогшим, несмотря на погожее утро, йомена в красном камзоле из традиционной стражи Тауэра, которую некогда несли гвардейцы Тюдоров, и еще двух лодочников, которые нашли утопленницу.

Томас вышел на берег, осторожно ступая по мокрым мосткам. Сьюзен Чэнселлор лежала прямо на линии воды, там, где ее оставил отлив, только ноги ее оставались в воде. Ее стройное тело казалось нетронутым, а лицо было чуть повернуто. В складках мокрого платья виднелась бледная рука. Волосы, потеряв шпильки, подобно мокрым водорослям обвились вокруг шеи и разметались на камнях набережной.

Констебль, увидев, как причалила лодка, повернулся навстречу суперинтенданту, узнал его и отступил назад, давая ему дорогу.

– Доброе утро, сэр. – Лицо его было бледным.

– Доброе утро, констебль, – поздоровался Питт. Он не помнил его имени, да, возможно, и не знал его. Глядя на Сьюзен, он спросил: – Когда ее нашли?

– Примерно в половине четвертого утра, сэр. Высшая точка прилива была где-то перед тремя часами, как сказали лодочники. Они первыми увидели, как ее прибило к берегу, бедняжку. Это не самоубийство, сэр. Она была задушена, тут двух мнений быть не может.

Он выглядел строгим и печальным, несмотря на свои двадцать с небольшим лет. Участок, на котором он работал, включал набережную, и это было не первое мертвое женское тело, которое видел констебль. Но он впервые увидел утопленницу в богатом платье, с красивыми волосами и прелестным беззащитным лицом.

Томас опустился на колени, чтобы осмотреть погибшую. На ее шее он сразу же заметил отчетливые следы пальцев, но, поскольку ее лицо не было обезображено удушьем, ему стало ясно, что смерть наступила в результате перелома шейных позвонков. Разница по времени была ничтожной, но в последнем случае смерть не обезображивала и была более быстрой, а следовательно, не столь мучительной. Теперь он долго будет утешать себя хотя бы этой мыслью…

– Мы не трогали ее, сэр, – сказал один из лодочников, нервничая. – Мы токмо убедились, шо она мертва и шо помочь ей, бедняжке, мы уже не можем. – Этот человек немало узнал о причинах, толкавших людей на самоубийство, и никого не судил. Будь его воля, он хоронил бы их в освященном месте и предоставил Господу самому судить их. Сам он мог и не ходить в церковь, но не хотел огорчать жену.

– Спасибо, – рассеянно поблагодарил его Питт, не отрывая взора от мертвого лица Сьюзен. – Где, по-вашему, ее бросили в реку, если она потом оказалась здесь?

– Это от многого зависит, сэр, – ответил лодочник. – Течения переменчивы. И уж особенно в такой реке, как эта. Здесь много излучин. Тела утопленников сначала идут ко дну, затем поднимаются примерно в том же месте, где затонули. Но если ее бросили при смене прилива на отлив, то это сделали где-то повыше отсюдова. При условии, шо сбросили с лодки. А если с берега, то это, скорее, было во время прилива, и она поднялась сюды с низовий реки. Все зависит, где ее бросили в воду, если вы меня поняли, сэр.

– Значит, все, что мы можем сказать, – это что ее бросили в реку перед сменой прилива на отлив. Так или не так?

– Вы правильно меня поняли, сэр. Тела утонувших остаются в воде самое разное время. Зависит от того, заденет ли их шо-нибудь – тогда они всплывают, – или, наоборот, зацепятся за какое-либо препятствие. Есть течения и водовороты, с этим тоже надо считаться. Может, доктор определит, сколько бедняжка пробыла в воде. Тогда легче будет сказать, где ее бросили в реку.

– Спасибо, – еще раз поблагодарил Томас и посмотрел на Телмана. – Вы послали за каретой, чтобы отправить тело в морг?

– Да, сэр. Нас будут ждать на Тринити-сквер. Хорошо, если бы поменьше было разговоров, – заметил тот, не глядя на лодочников. – Если они не знают, кто она, тем лучше. Новости распространяются быстро. Каково будет Чэнселлору услышать об этом или любому, кому она была дорога?

Питт со вздохом поднялся. Он сам сообщит обо всем министру. Ибо знаком с ним лично, а его помощник – нет. К тому же такие дела не стоит кому-то перепоручать.

– Пусть тело отвезут на медицинскую экспертизу, – распорядился Томас. – А я должен немедленно сообщить о случившемся.

– Хорошо, сэр, разумеется. – Телман, бросив взгляд на утопленницу, повернулся и зашагал к лодке. Лицо его скривилось в гримасе ужаса.

Спустя несколько минут ушел и суперинтендант. Поднявшись по Королевской лестнице, он медленно обогнул Большой Тауэрский холм. Ему пришлось идти пешком до Ист-чипа, и только там он нашел кеб. Утро стало туманным, облака шли с севера, прохожих на улице прибавилось. Газетчики выкрикивали что-то о разногласиях в правительстве. Какой-то фельетонист завтракал у лотка с пирожками и лениво просматривал происшествия дня в газете, сочиняя свои куплеты. Двое мужчин, выйдя из кафе, оживленно разговаривали. Они тоже искали кеб, но он, к их великой досаде, достался Питту.

– Беркли-сквер, пожалуйста, – сказал полицейский вознице, забравшись в кеб.

Кебмен кивнул и тронул лошадь. Томас откинулся на сиденье и стал в уме прикидывать, что он скажет Чэнселлору, хоть и знал по опыту, что это напрасный труд. Нет таких форм или правил, которые помогли бы людям, сообщающим дурные вести, облегчить боль утраты, хотя бы в самой малой степени. Плохая весть – всегда удар, ничем не смягчаемый и непоправимый.

Питт также попробовал представить себе вопросы, которые мог бы задать министру, но и это у него не получилось. Что бы он ни придумал сейчас, это может оказаться ненужным и невозможным, когда он увидит этого человека. Возможно, Лайнус будет просто не в силах отвечать ему. Люди по-разному воспринимают дурные вести, и каждый по-своему переживает свое горе. С некоторыми случается шок, и боль утраты внешне не проявляет себя, уйдя глубоко внутрь. Человек может прекрасно держаться день-два, но горе потом все равно одолеет его. Другие воспринимают страшную весть бурно, впадают в истерику, доводят себя до изнеможения слезами, замыкаются и, отрешившись от всего, помнят только о своей утрате.

– Какой номер дома, сэр? – прервал мысли Томаса кембен.

– Семнадцатый, – ответил тот. – Кажется.

– Дом мистера Чэнселлора, сэр?

– Да.

Возница хотел было добавить что-то еще, но передумал.

Спустя несколько минут Питт, расплатившись, покинул кеб и остановился на ступенях крыльца. Он чувствовал озноб, хотя в небе снова ярко светило солнце. Было семь утра, и Лондон просыпался. Горничные на задних дворах выбивали и чистили ковры, посыльные и курьеры торопились по своим делам, разносчики катили тележки с товаром, мальчишки-газетчики, разносившие сырые листки утренних газет, просили горничных прогладить их утюгом, прежде чем подавать господам, спешащим в Сити, с утренним чаем.

Суперинтендант дернул ручку звонка. Дверь тотчас отворилась, и он увидел перед собой удивленное лицо лакея, не ожидавшего столь ранних визитов.

– Да, сэр? – вежливо справился он.

– Доброе утро. Мое имя Питт. – Томас вынул свою визитную карточку. – По срочному делу к мистеру Чэнселлору. Дело не терпит отлагательств. Доложите ему, пожалуйста.

Лакей, видимо давно служивший у министра, знал, что такое неотложные государственные дела.

– Слушаюсь, сэр. Прошу вас пройти в гостиную. Я доложу о вас хозяину.

Суперинтендант заколебался.

– Я слушаю вас, сэр? – насторожился слуга.

– Боюсь, у меня чрезвычайно неприятная новость. Может, вы прежде позовете дворецкого?

Лакей побледнел.

– Конечно, сэр, если вы так считаете.

– Он давно служит у мистера Чэнселлора?

– Да, сэр, лет пятнадцать.

– Тогда, пожалуйста, позовите его.

– Хорошо, сэр.

Дворецкий пришел немедленно. У него был обеспокоенный вид. Плотно прикрыв за собой дверь гостиной, он, нахмурившись, уставился на посетителя.

– Меня зовут Ричардс, сэр. Я дворецкий мистера Чэнселлора. Как я понял со слов Альберта, произошло что-то неприятное. Это касается кого-то из сотрудников Министерства по делам колоний? Несчастный случай?

– Нет, Ричардс, боюсь, все гораздо хуже, – тихо промолвил Питт, четко произнося слова. – Боюсь, что миссис Чэнселлор… умерла насильственной смертью…

Дальше он уже не продолжал. Дворецкий покачнулся, и лицо его стало белым как мел. Питт поспешил к нему и, подхватив старика, усадил на стул.

– Простите, сэр… Мне очень жаль, – задыхаясь, еле вымолвил Ричардс. – Не знаю, что это со мной. Я… – Он глядел на Томаса умоляющим взглядом. – Вы не ошиблись, сэр? Это, должно быть, ошибка… кто-то похожий… – Но лицо его говорило о том, что он знает – это правда. Много ли в Лондоне женщин, похожих на Сьюзен Чэнселлор?

Суперинтендант ничего не ответил. В этом не было необходимости.

– Было бы хорошо, если бы вы находились поблизости, когда я сообщу эту печальную новость мистеру Чэнселлору, – осторожно сказал он. – И еще, возможно, понадобится коньяк. Да, распорядитесь, чтобы в дом никого не пускали – никаких посетителей и курьеров с бумагами, пока он не придет в себя.

– Хорошо, сэр. Спасибо вам. – Все еще испытывая слабость и чувствуя, что ноги плохо слушаются его, Ричардс поднялся и послушно покинул гостиную.

Спустя несколько минут туда быстрым шагом с вопросом в глазах вошел Лайнус Чэнселлор. Питт с испугом понял, что министр ждет от него новостей об Африке. Его открытый вопрошающей взгляд должен был бы прогнать любые сомнения, если бы они вообще были у Томаса, что министр мог как-то быть связан с этой трагедией.

– Мне искренне жаль, сэр, но я принес плохие вести, – поспешил сказать посетитель, даже не дожидаясь, когда Лайнус закроет за собой дверь. Столь тягостным показалось ему полное плохих предчувствий ожидание.

– Кто-то из моих помощников? – быстро спросил министр. – Хорошо, что вы пришли лично доложить об этом. Кто же это? Эйлмер?

У Питта по спине пробежал холодок, хотя гостиная была щедро залита солнцем.

– Нет, сэр. Я пришел сообщить вам о миссис Чэнселлор. – Увидев удивление на его лице, он быстро пояснил: – Глубоко сожалею, но я пришел сообщить о смерти вашей жены.

– Смерти? – неуверенно повторил Чэнселлор, словно до него не дошел смысл сказанного. – Вчера вечером она была абсолютно здорова и отправилась навестить… – Он повернулся и, подойдя к двери, громко позвал дворецкого: – Ричардс!

Дворецкий тут же вошел, держа в руках поднос, на котором стоял графин с коньяком и рюмка. Его бледное лицо казалось теперь серым. Он искренне страдал.

Чэнселлор безмолвно посмотрел на Томаса, а потом снова на дворецкого.

– Вы видели утром миссис Чэнселлор, Ричардс? – потребовал он ответа.

Старик бросил взгляд на суперинтенданта, словно искал у него помощи.

– Мистер Чэнселлор, – приглушенным голосом осторожно вмешался Питт. – Сомнений нет, это ваша жена. Ее нашли возле Тауэра.

– Возле Тауэра? – непонимающе переспросил Лайнус. Глаза его округлились от удивления, на лице появилось странное выражение, словно он собирался со смехом опровергнуть это абсурдное сообщение.

Томасу была знакома подобная реакция, чаще всего заканчивающаяся истерикой. Он всегда готовил себя к этому.

– Прошу вас, сэр, присядьте, – захлопотал он. – Я понимаю ваше состояние.

Ричардс, торопливо поставив поднос, протянул хозяину рюмку с коньяком.

Чэнселлор механически принял ее, быстро опорожнил и закашлялся. Прошло несколько секунд, прежде чем он снова обрел дар речи.

– Что произошло? – наконец медленно, с трудом, словно язык не слушался его, произнес он. – Что могла она делать возле Тауэра? Ведь она пошла к Кристабел Торн. Я знаю, Кристабел немного эксцентрична… Но при чем здесь лондонский Тауэр? Где же? Неужели она была ночью в замке?

– Как вы полагаете, могли ли они с миссис Торн совершить прогулку по реке? – осторожно спросил Питт, сам понимая нелепость своего предположения. Неужели будет обнаружено и тело Кристабел, но уже где-нибудь в низовьях реки?

– Вы считаете… что это несчастный случай? Что-то случилось с лодкой? – с сомнением произнес министр. – Неужели подобная затея принадлежит миссис Торн?

– Мы еще не беседовали с миссис Торн. Нам ничего не известно о том, что миссис Чэнселлор была с ней. Но это не несчастный случай, сэр. Мне очень жаль, но это было убийство. Единственно, чем я могу утешить вас, – это предположением, что смерть наступила мгновенно. Возможно, она не мучилась.

Лайнус молча смотрел на полицейского, и лицо его то бледнело, то заливалось краской. Казалось, ему не хватает воздуха и он вот-вот задохнется.

Дворецкий снова подал ему наполненную рюмку.

Чэнселлор опять беспрекословно опорожнил ее. Теперь кровь отлила от его лица и он выглядел совсем больным.

– Где… где ее нашли? – спросил он с придыханием.

– У Врат изменников. Там, где спуск к воде…

– Знаю, знаю, суперинтендант. Я не раз видел это место. – Он глотнул воздух. – Спасибо, что лично зашли, чтобы сообщить мне это. Понимаю, какая это нелегкая обязанность. Еще раз благодарю, что вы сделали это лично. Очевидно, именно вы будете вести расследование, не так ли? А теперь я хотел бы остаться один, если вы позволите. Ричардс, позвоните в департамент и предупредите, что с утра меня не будет.

Питт отправился к Иеремии Торну пешком в другой конец Маунт-стрит, где она выходит на Верхнюю Норт-стрит. Менее чем через двадцать минут он уже звонил в дверь дома Торнов. Сердце его билось так, словно он бегом преодолел вдвое большую дистанцию. Во рту пересохло от волнения.

Дверь открыл лакей, справившийся у него, кто пожаловал. После того как Томас привычным жестом протянул ему визитную карточку, слуга препроводил его в библиотеку и попросил подождать – сейчас он узнает, дома ли миссис Торн. В это раннее время было бы странным, если бы миссис Кристабел не оказалось дома, и лакей отлично это понимал, но такова, видимо, была его выучка. Он был обучен, как оберегать покой хозяев от случайных визитеров, и знал, что делать, если визит был не ко времени или господа вообще не были расположены принимать кого-либо. Такому слуге не составит труда отказать в приеме в самой вежливой форме и под любым предлогом.

Суперинтендант был в таком волнении, что не мог ни сидеть, ни стоять на одном месте. Он беспокойно мерил шагами комнату, на мгновение забыв, где находится, и поэтому при очередном резком повороте пребольно ударился костяшками пальцев о резной столик. Однако он почти не заметил боли в ушибленной руке, потому что все его внимание было поглощено тем, что происходило за стеной, в коридоре.

Когда по нему прошла горничная, Томас едва удержался от того, чтобы не броситься к приоткрытой двери и не распахнуть ее настежь. Но в конце концов он понял, что ведет себя глупо. Смех и приглушенное бормотание за дверью оказались всего лишь любовными шашнями прислуги под носом у господ.

Он все еще стоял у двери, когда вошла Кристабел. В светло-сером утреннем пеньюаре она была воплощением здоровья и благополучия, однако не ангельского характера. Хотя ее и мучило простое женское любопытство, она прежде всего хотела знать, что стало причиной столь неприлично раннего визита полицейского.

– Доброе утро, суперинтендант, – холодно приветствовала она гостя. – Вы порядком напугали моего лакея своей настойчивостью. Надеюсь, причина достаточно серьезна. Это крайне неподходящее время для визитов, вам не кажется?

Появление миссис Торн живой и невредимой было подобно шоку. Перед мысленным взором Питта мгновенно возникла мертвая Сьюзен на камнях набережной и волны Темзы, омывающие ноги погибшей.

– Я рад видеть вас в добром здравии, миссис Торн, – наконец смог произнести Томас.

Что-то в его лице напугало Кристабел Торн. Ее строгость и раздражение исчезли, уступив место неподдельной тревоге.

– Что значит ваш визит, суперинтендант? Что-то случилось?

– Да, мэм. Я очень сожалею, но должен сообщить вам, что миссис Чэнселлор вчера умерла. Ее муж полагал, что она у вас, поэтому я немедленно хотел убедиться, что с вами все в порядке…

– Сьюзен! – Потрясенная Кристабел смотрела на него огромными, полными ужаса глазами. – Сьюзен мертва? – Она отступила назад неуверенным шагом, потом еще, пока не нащупала рукой стул и не опустилась на него. – Как? Почему… почему вы опасались за меня?.. Значит, это была насильственная смерть?

– Да, миссис Торн. Боюсь, что ее убили.

– О боже милосердный! – Женщина закрыла лицо руками и словно окаменела.

– Вы хотите, чтобы я кого-нибудь позвал? – предложил Питт свою помощь.

Кристабел вздрогнула и подняла на него невидящие глаза.

– Что? О нет, нет, благодарю вас. Моя бедная Сьюзен… Как это произошло? Где она была, скажите, ради бога, где могло это случиться?.. Кто-то напал на нее? Ее ограбили?

– Мы пока ничего достоверно не знаем. Ее нашли у реки. Тело было выброшено на берег приливом.

– Утонула?

– Нет, ее задушили, и так зверски, что, вполне возможно, сломали шейные позвонки. Смерть могла быть мгновенной. Прошу прощения, миссис Торн, но поскольку мистер Чэнселлор был уверен, что вчера она направилась к вам, я вынужден спросить вас, видели ли вы ее вчера.

– Нет, я не видела ее. Мы с мужем вчера ужинали дома, но Сьюзен к нам не приходила. Видимо, ее убили до того, как она… – Кристабел горестно вздохнула, и тень улыбки, печальной и горькой, тронула ее губы. – Если она действительно собиралась к нам. Возможно, она пошла к кому-то другому. Неразумно предполагать, что она собиралась именно к нам. Хотя я не допускаю каких-либо тайных свиданий. Она слишком любила Лайнуса, чтобы решиться на… что-либо подобное… Это маловероятно.

– Однако вы не употребили слово «невозможно», миссис Торн, – заметил Питт.

Кристабел встала и подошла к окну.

– Нет, не употребила, – ответила она, стоя к нему спиной. – На свете очень мало таких ситуаций, которые были бы совсем невозможны, инспектор. Это познаёшь с возрастом. Семейные отношения не всегда оправдывают наши ожидания, и, даже любя человека, можно вдруг повести себя так, что многим покажется непонятным.

– Вы говорите это вообще или применительно к миссис Чэнселлор? – тихо спросил Питт.

– Я, право, не знаю. Лайнус очень непростой человек. Он умен, остроумен, красив, полон обаяния, честолюбив и, безусловно, талантлив. Но я всегда сомневалась, что он способен любить Сьюзен так, как она любила его. Браки, когда двое любят друг друга с одинаковой силой, редки. Это только в сказках такое бывает.

Кристабел говорила, стоя к полицейскому спиной и не поворачивая лица. По ее голосу Томас почувствовал, что ей все равно, понимает он ее или нет.

– Не всякий обладает даром полностью отдавать себя. Обычно приходится кому-то идти на компромисс – принимать, что дают, и не требовать большего, и не страдать при этом от одиночества и отдаленности. Это особенно касается женщин, выходящих замуж за властных и тщеславных мужчин. Сьюзен была достаточно умна, чтобы понимать это, и достаточно мудра, чтобы не пытаться бороться и потерпеть поражение… Это означало бы потерять то, чем она более всего дорожила… и что, я знаю, так много для нее значило.

– Вы не считаете невозможным, что ей удалось найти дружбу, понимание и восхищение у кого-то другого?

– Нет, не считаю, суперинтендант. Однако в данном случае это маловероятно. – Наконец она повернулась к нему. – Я очень любила Сьюзен. Она обладала умом и смелостью. Это была удивительно цельная натура. Она любила мужа, но умела постоять за себя, имела собственное мнение. Как бы это казать… она не позволила подавить себя как личность. Сьюзен умела сопереживать, любить, радоваться…

Неожиданно из глаз Кристабел брызнули слезы и потекли по щекам. Она стояла перед Томасом и плакала, не стесняясь своих слез и не скрывая глубины своего горя.

– Мне очень жаль, – тихо и сочувственно промолвил Питт и направился к двери.

В холле он столкнулся с встревоженным и удивленным Иеремией Торном.