Врата изменников Перри Энн

Эйлмер улыбнулся:

– А, Кристабел. Очень странная леди… редкий тип, слава богу. Пара десятков таких дам, и Лондон был бы охвачен духом революционных преобразований и реформ, которые не оставили бы камня на камне от его прежней жизни. – Он пожал своими мощными плечами. – Нет, инспектор, я несправедлив к ней. Кристабел бывает очаровательной женщиной и всегда интересным человеком. Но женщины с такой энергией и устремлениями творить добро пугают меня. Встреча с ними похожа на встречу с торнадо.

– Торнадо – это разрушительная сила, – напомнил Питт, – вопросительно посмотрев на Гарстона, словно проверял, так ли он его понял.

– Она разрушительна для спокойствия ума. – Эйлмер печально улыбнулся. – Во всяком случае, когда речь идет о Кристабел. Эта дама одержима идеей просвещения женщин, а сие есть опасная идея. Она пугает многих. Если вам удастся узнать миссис Торн поближе, вы убедитесь, что она не останавливается на полпути.

– А что она собирается реформировать?

Гарстон развел руками – жест, означавший полное недоумение.

– Всё. Отношение к женщине, установившиеся взгляды, саму роль женщины в мире, а это означает, что реформы затронут и мужскую часть населения мира. – Он улыбнулся. – А конкретно – усиление роли женщин-оригиналок.

– Оригиналок? – спросил Томас, ничего не понимая. – Что это означает?

Лицо его собеседника расплылось в широкой улыбке.

– Оригиналки, мой друг, – это женщины, которые, как бы это сказать, не знают, что такое брак. Это женщины – а их число растет, – которых мужчины не содержат, не обеспечивают их статус в обществе и не определяют круг их обязанностей, а это забота о мужьях и детях, если они есть.

– Что же миссис Торн собирается делать в связи с этим?

– Дать им образование. Возможность получить профессию в области искусства или науки, в любой сфере, какая им понравится. Куда влечет их собственная оригинальность. Если Кристабел преуспеет в достижении своей цели, вполне возможно, что, отправляясь к дантисту, вызвав слесаря, наведавшись к своему банкиру или архитектору, вы обнаружите, что это женщина. Упаси Господь, чтобы она не оказалась нашим доктором или священником.

Питт был ошарашен.

– Так и будет, – подтвердил Эйлмер. – Кроме того, что женщина эмоционально и по своим способностям, не говоря уже о физических возможностях, не пригодна для этих профессий, она отнимет у тысяч мужчин их работу. Я вам говорил, Кристабел – революционерка.

– И вы думаете… им это позволят? – удивленно спросил суперинтендант.

– Конечно, нет. Но вы когда-нибудь пробовали остановить женщину, принявшую решение? Любую женщину, не будем говорить о Кристабел Торн?

Томас подумал, можно ли остановить тетушку Веспасию, и понял, что хотел сказать Гарстон.

– Понимаю, – медленно сказал он.

– Сомневаюсь, – покачал головой Эйлмер. – Чтобы все понять, вам надо хорошенько узнать Кристабел. Это невероятная смелость – она не боится никаких скандалов.

– Миссис Чэнселлор тоже связана с этим?

– Господи, что за чудовищная мысль! Понятия не имею. Однако не думаю. Нет… Сьюзен интересовали ее дом, семья, банковские дела родственников, инвестиции, финансы и прочее. Она была обыкновенной женщиной, слава богу. – Гарстон помрачнел. – Именно по этому поводу она спорила с Крайслером, насколько я помню… Странный тип. Он был у меня, расспрашивал о ней. И знаете, суперинтендант, в своих расспросах он был более настойчив, чем вы.

Питт настороженно выпрямился на стуле.

– Крайслер расспрашивал о смерти миссис Чэнселлор?

– Да. Да. Она его особенно расстроила. Увы, я не мог рассказать ему больше того, что рассказал вам… а это, по сути, почти ничего. Его также интересовали мистер и миссис Торн. – Эйлмер смущенно рассмеялся. – И ко мне он проявил интерес. Я не уверен, вызвано это тем, что он подозревает какую-то мою причастность к случившемуся, или это отчаянная попытка что-то сделать.

Томас подумал, что это может в равной степени относиться и к тому, и к другому. Сообщение, что Крайслер был у Эйлмера, очень встревожило его.

Он еще больше обеспокоился после того, как повидался с Йеном Хэзеуэем. Эта встреча была организована якобы для того, чтобы узнать, прояснилось ли что-либо с фальсифицированными цифрами, но на самом деле полицейский хотел побольше разузнать о мистере и миссис Торн и их связи со Сьюзен или же с Артуром Десмондом.

Хэзеуэй был озадачен. Он сидел в своем тихом, скромном кабинете с обветшалой мебелью, свидетельствующей, однако, о его вкусе и известном консерватизме.

– Нет, суперинтендант. Здесь кроется какая-то загадка, и она-то тревожит меня. Я бы сам к вам наведался, но хорошо, что вы зашли. Мы получили пакет из посольства Германии.

У Питта перехватило дыхание, а сердце учащенно забилось, но он сделал все, чтобы не выдать своего волнения.

Однако Хэзеуэй заметил это и улыбнулся. Томас чувствовал на себе твердый взгляд его небольших светло-голубых глаз.

– Послание содержит цифровые данные. В них-то и загвоздка. Они не те, что я распространил, и не те, что сохранил в тайне и сообщил лишь лорду Солсбери.

– Что? – суперинтендант не поверил своим ушам. Как могло такое произойти? – Простите? – переспросил он.

– Именно так, – подтвердил Йен. – Не вижу теперь смысла во всей задумке. Вот почему я откладывал встречу с вами. – Он застыл в своем кресле, неподвижными были даже его руки, лежащие на столе. – Я перепроверил весь путь доставленного пакета. Первой мыслью было, что цифры перепутаны или вкралась ошибка. Но все отнюдь не так. В послании все верно, кроме цифр, а они смахивают на грубую дезинформацию. У меня нет желания указывать посольству Германии на ошибку. Сам я в данную минуту не могу сказать, что произошло, ибо не знаю. Я, однако, взял на себя смелость информировать лорда Солсбери о случившемся, чтобы быть уверенным, что в его распоряжении верные данные. А это действительно так.

Питт молчал, стараясь осознать то, что сообщил ему Хэзеуэй, и попытался найти этому объяснение, но пока безуспешно.

– Мы провалились, и я, признаюсь, в полной растерянности, – горестно вздохнул Йен и откинулся на спинку кресла. Он продолжал пристально смотреть на Томаса. – Но я готов все повторить, если вы считаете, что в этом есть смысл.

Полицейский был слишком огорчен, чтобы признать это. Он надеялся на результат, пусть даже ничтожный. Теперь же Питт не знал, что еще можно придумать, и с ужасом представил, как ему придется признаться Фарнсуорту в провале их великолепного плана. Он уже представил, какова будет еакция и сколько насмешек ему придется выслушать.

– А теперь о смерти миссис Чэнселлор, – тихо произнес Хэзеуэй. – Боюсь, что здесь я тоже мало чем могу вам помочь. Мне очень жаль. – Казалось, что он вполне искренен – порядочный человек, выражающий глубокое сожаление по поводу печального события, но все же Питт отметил некий рационализм в его сочувствии. Видимо, он умеет проводить различие между бессмысленными трагедиями и теми, которые бывают не лишены смысла.

– Она когда-нибудь говорила с вами о сэре Артуре Десмонде, мистер Хэзеуэй? – внезапно задал вопрос суперинтендант.

Что-то изменилось в лице его собеседника.

– О сэре Артуре Десмонде? – переспросил он.

– Да. Он служил в Министерстве иностранных дел. Умер недавно, прямо в клубе.

– Да, да, я вспоминаю, о ком вы говорите. – Йен чуть расслабился, это было едва заметно, но не ускользнуло от Питта. Он как будто бы несколько опустил плечи. – Весьма прискорбно. Но, как я понимаю, такое временами случается. В нашем клубе немало людей упоминали о нем. А почему вас это интересует? Разве он может иметь отношение к последним событиям? Его смерть – это не более чем печальный случай, свидетельствующий о бренности всего сущего. Я был в то время в клубе, где вел беседу с деловым партнером. – Он тихо вздохнул. – Как я понял из газет, миссис Чэнселлор была убита с особой жестокостью – очевидно, в кебе, а затем брошена в реку. Это верно?

– Да, верно, – подтвердил Томас. – Дело в том, что сэр Артур Десмонд решительно возражал против планов Родса в отношении перспектив развития Центральной Африки, как, впрочем, и мистер Крайслер, который… – Полицейский умолк, когда увидел, как изменился в лице сидящий перед ним Хэзеуэй.

– Крайслер? – повторил тот медленно, впившись взглядом в своего собеседника. – Он был у меня, вам это известно? Спрашивал об обстоятельствах смерти Сьюзен Чэнселлор, хотя причину своего визита назвал совсем другую. Он изложил мне некий наспех сочиненный план о правах на ископаемые и аренду в колониях. Но, я уверен, главной причиной его прихода была миссис Чэнселлор. Он интересовался ею и ее мнением. Необычный человек, очень необычный. Одержим страстями и идеями. – Хэзеуэй вдруг замолчал и замер на месте. Питт уже заметил, что у него была такая привычка внезапно застывать, что означало моменты особой сосредоточенности. – Я, полагаю, инспектор, он занесен вами в список возможных подозреваемых, не так ли? Не хочу вмешиваться в ваши профессиональные дела, но человек, задающий такие вопросы, какие задавал мистер Крайслер, был движим чем-то более серьезным, чем просто любопытством или сочувствием.

– Да, мистер Хэзеуэй, я уделяю ему достаточно внимания, – живо откликнулся Томас. – Как и размолвке, происшедшей между ним и миссис Чэнселлор. Не исключено, что ее причиной была Африка и поддержка ее мужем плана Родса. Хотя это могло быть и что-то личное, но ссора оказалась гораздо более серьезной, чем, возможно, каждый из них ожидал. Я думаю, мистер Крайслер способен как атаковать, так и защищаться. Допускаю, что он вспыльчив и не контролирует свой гнев, а в гневе способен совершить убийство, сам того не желая.

Лицо Йена сморщилось от огорчения и брезгливости.

– Как можно вести себя столь нецивилизованно! Неспособность сдержать вспышку ярости, неумение контролировать себя – это недостойно человека, особенно умного и не лишенного понятия о чести. Какая жалость, когда человек так не ценит себя. Надеюсь, вы ошиблись в вашем предположении. Крайслер при его способностях достоин лучшей участи.

Они беседовали в том же духе еще какое-то время, но минут через десять Питт все же откланялся. Он так и не узнал ничего нового о Сьюзен Чэнселлор и был в полном недоумении, думая об информации, полученной из посольства Германии.

– Какое это имеет значение?

Шарлотта Питт, выполняя родственный долг, нанесла очередной визит бабушке. После того как Кэролайн, мать Шарлотты, недавно во второй раз вышла замуж (старая леди противилась этому столь яростно, что это не на шутку грозило ей апоплексическим ударом), бабушка жила в доме Эмили, своей младшей внучки. Ни Эмили, ни ее муж Джек не были рады этому – уж больно невыносимым был характер у старухи. Но она ни в коем случае не могла остаться на Кейтер-стрит с Кэролайн и ее новым мужем, хотя этого ей никто и не предлагал. В доме Шарлотты и без того было тесно, к тому же бабушка не собиралась жить под одной крышей с полицейским, даже получившим повышение и понемногу приобретавшим то, что походило на респектабельность. Это, при всех прочих условиях, было не лучше, чем жить с зятем-актером. Никогда никто из рода Эллисонов не выходил замуж за артистов; теперь же ее единственная дочь Кэролайн, потеряв рассудок, сделала это. Правда, она Эллисон только по браку. Что сказал бы бедный Эдвард, отец Шарлотты, узнай он об этом? Но Бог был милостив и призвал его к себе раньше, чем это произошло.

Миссис Питт же была уверена, что, будь отец жив, подобный вопрос вообще не возник бы. Бабушка сочла ее замечание непозволительной дерзостью.

Теперь, когда Эмили и Джек отдыхали в Италии и пожилая дама осталась в доме одна – не считая, конечно, слуг, – Шарлотта считала необходимым навещать бабушку по крайней мере раз в две недели. За это она каждый раз вознаграждала себя чем-нибудь. На сей раз Шарлотта торопилась с новой приятельницей Харриет Сомс на выставку цветов.

Бабушка с нетерпением ждала приходов внучки, сгорая от желания услышать последние светские сплетни. Оставшись одна в доме, она томилась без общения.

Сегодня Шарлотта, помимо прочего, обмолвилась и об Аманде Пеннеквик, за которой серьезно ухаживал Гарстон Эйлмер, не преминув заметить, что он ужасно некрасив.

– Серьезная во всех отношениях проблема, если решаешься на брак, – продолжая, искренне сказала Шарлотта.

Бабушка и внучка сидели в несколько перегруженной мебелью, но достаточно еще просторной гостиной дома Эмили. Пол украшал обюссонский ковер, сотканный по особому заказу.

– Вздор! – оборвала ее старая леди. – Сразу видно, как ты легкомысленна! Внешность мужчины – это не главное. – Она сердито уставилась на свою гостью. – А если для тебя это так, то как объяснить, что ты вышла замуж за Томаса? Красавцем его не назовешь, у него нет даже элементарного умения хорошо держаться. В жизни не видела мужчину, который бы так небрежно одевался. Даже костюм от лучшего портного на нем выглядел бы как тряпка. У него слишком длинные волосы, а в карманах настоящая лавка древностей. С тех пор как он появился в нашем доме, не помню и дня, чтобы галстук на нем не был сбит набок.

– Какое это имеет отношение к моему замечанию, что Эйлмер некрасив? – рассердилась Шарлотта.

– Как какое? – не сдавалась старуха. – Конечно, человек не может изменить свое лицо, но вполне может научиться манерам и умению хорошо одеваться. Я всегда утверждала: беспорядок в одежде свидетельствует о беспорядке в уме.

– Ты никогда не говорила такого. Никогда, – упорствовала ее молодая собеседница.

– Я просто щадила твои чувства, но раз ты сама об этом заговорила, то вини только себя. Кто такая эта Аманда… Шиллинг? Шестипенсовик?

– Пеннеквик, бабушка.

– Не хитри. Не уходи от ответа. Кто она? – потребовала пожилая леди.

– Не знаю, но она очень красива.

– Это тоже ничего не значит. Из какой она семьи, как воспитана, какие манеры, богата ли? Умеет ли вести себя в обществе? Из ее семьи кто-нибудь известен?

– Не знаю, но думаю, для министра Эйлмера это не имеет значения, – подчеркнуто сказала Шарлотта. – Он сам знает, как добывать деньги. Это старший сотрудник Министерства по делам колоний, и он подает большие надежды.

– Вот ты и ответила себе, глупая девчонка! Какое имеет значение, красив он или нет? Он из хорошей семьи, и у него блестящее будущее. Это сущая удача для твоей Пенни, как ее там, и если у нее достаточно ума, она поймет это. А какой у него характер? Он пьет? Водится с кем попало?

– Кажется, характер у него неплохой, а вот пьет он или нет – этого я не знаю.

– Ну, если он по этим статьям подходит, его не следует сбрасывать со счетов, – как бы подвела итог старая дама. – Не понимаю, почему ты завела разговор об этом. Ничего особенного в этом случае нет.

Но Шарлотта продолжала:

– Она интересуется астрономией.

– Чем? Говори понятней. Ты в последние дни постоянно мямлишь себе под нос! У тебя испортилась речь с тех пор, как ты вышла замуж и ушла из дома. Ты, должно быть, не с теми людьми общаешься. Воспитанных людей из хорошей семьи узнают по их речи.

– Ты тоже себе противоречишь, – съязвила внучка, намекая на то, что является прямой наследницей своей бабушки.

– Не дерзи! – строго прикрикнула на нее старуха. – По ее слегка порозовевшим щекам Шарлотта поняла, что ее стрела угодила в цель. – Каждая семья не без урода, – добавила бабушка, злорадно посмотрев на внучку. – Даже у нашей бедной королевы есть свои заботы. Например, герцог Кларенский. Не может выбрать в любовницы женщину из приличной семьи, так мне говорили. А ты приходишь и рассказываешь мне всякую ерунду о какой-то глупой девчонке, которая ничего из себя не представляет, но выходит замуж за человека знатного происхождения, занимающего высокий пост и с прекрасными перспективами. И все потому, что он невзрачен на вид. Ну и что из этого?

– Она не собирается выходить за него замуж.

Старая леди сердито фыркнула.

– В таком случае она глупа – это все, что я могу сказать. Почему ты не можешь говорить о чем-нибудь более разумном? Ты даже не спросила, как я себя чувствую. Ты знаешь, что эта глупая кухарка Эмили приготовила мне вчера на обед? Вареную курятину, а за день до этого на ужин подала жареную скумбрию вместо фаршированной, и без вина. О том, что это была рыба, я узнала лишь по запаху. А мне хотелось омара. У нас всегда подают омара, когда Эмили дома.

– Возможно, в рыбной лавке не было свежих омаров, – попробовала успокоить бабушку Шарлотта.

– Не выгораживай ее, я все равно не поверю. Мне хотелось бы зайчатины. Я очень люблю тушеную зайчатину в горшочке.

– Но сейчас не сезон охоты, – напомнила ей гостья. – Зайчатина в горшочке возможна только в сентябре.

Старая дама сердито посмотрела на внучку, но оставила эту тему и снова вернулась к Аманде Пеннеквик.

– Почему ты считаешь дурой эту охотницу за деньгами?

– Это ты назвала ее глупой, а не я.

– Но ты же сказала, что она не собирается замуж, потому что он некрасив, хотя во всех других отношениях он – великолепная партия. Из твоих слов вывод один: она глупа. Кстати, почему ты решила, что она выходит замуж, если она не говорит ни «да», ни «нет»? А что еще она должна говорить? Не может же она сразу сказать «да». Это неприличная поспешность, вульгарность. А быть вульгарной непростительно и даже неразумно.

– Неразумно? – в недоумении спросила Шарлотта.

Старушка посмотрела на внучку с явным неодобрением.

– Конечно, глупая. Он не примет ее всерьез. – Она громко и недовольно вздохнула. – Если она допустит неуважение к себе сейчас, то будет терпеть его всю жизнь. Она должна казаться неприступной. А он обязан ухаживать за ней долго и настойчиво, пока не почувствует, что она готова уступить. Тогда это покажется ему трудной победой, он будет горд, что завоевал ее, а не просто подобрал то, что не нужно другим. Право, Шарлотта, ты иногда приводишь меня в отчаяние. Ты достаточно набралась ума, читая книги, но какая польза от них женщине? Ты делаешь карьеру в своем доме, ты полюбила лучшего из мужчин, которого смогла найти и который согласен был взять тебя в жены. Теперь твоя забота – сделать его счастливым и постараться, чтобы он преуспел в своей карьере настолько, насколько ему позволяют его и твои способности. А если бы ты была достаточно умна и вышла замуж за джентльмена, то тебе надо было бы только стараться, чтобы он занял достойное место в обществе и не делал долгов. – Недовольно ворча, шурша юбками и скрипя корсетом, она переменила позу в кресле. – Нет ничего удивительного в том, что тебе достался полицейский. От природы ты не очень умна, поэтому твое счастье, что ты кого-то нашла. Твоя сестра Эмили умна за вас двоих. Она пошла в своего отца, бедняжку Эдварда. Ты же – в свою матушку, круглую дуру.

– Раз ты такая умная, бабушка, как же получилось, что у нас нет титула, поместья и состояния в придачу? – ядовито спросила Шарлотта.

Пожилая леди посмотрела на нее с явным ехидством:

– Я была не так красива, как ты, дорогая.

Насколько миссис Питт помнила, это был первый комплимент, услышанный ею из уст бабушки. Это настолько удивило ее, что она не нашлась даже, что съязвить в ответ, хотя ей очень этого хотелось. Но поняла она это гораздо позже.

И тем не менее по дороге к Харриет Сомс Шарлотта думала: неужели Аманда Пеннеквик применяет тактику, рекомендованную бабушкой, и со временем все же ответит на ухаживания Эйлмера?

Она поделилась своими мыслями с Харриет, когда они любовались со вкусом составленными букетами ранних цветов в хрустальных вазах. Вначале мисс Сомс удивилась, но, поразмыслив, задумчиво сказала:

– А знаешь… это не такая глупая мысль, как может показаться. Я заметила, что Аманда бывает несколько непоследовательна, когда отрицает внимание к ней мистера Эйлмера. Она утверждает, что их объединяет лишь любовь к астрономии. Но я что-то не замечала за нею раньше, чтобы она терпела общество тех, кто ей не нравится. – Харриет хихикнула. – Черт побери, как интересно! Красавица и чудовище. Знаешь, ты права! Во всяком случае, я надеюсь.

Она вся сияла от озорного удовольствия, когда они дружно свернули в угол, где оранжево-красно-желтыми красками привлекали взоры роскошные тюльпаны.

Усталый Питт вернулся домой поздно, чтобы найти там ждущего его Мэтью. Тот был бледен, и его шевелюра была столь встрепанной, словно он в сильном волнении безжалостно всей пятерней поднял дыбом свои светлые, тронутые сединой волосы. Он отказался ждать Томаса вместе с его женой в гостиной, а попросил разрешения пройти в сад. Шарлотта, видя, в каком он состоянии, не настаивала. Она поняла, что здесь меньше всего нужно ее внимание хозяйки.

– Он здесь около часа, – шепнула она мужу, как только тот вошел и увидел через открытую дверь на террасу нервно похаживающего под яблоневым деревом гостя. Десмонд не знал, что хозяин уже пришел.

– Он не сказал, что случилось? – спросил Питт.

Судя по виду друга, он понял, что его привело к нему в этот час какое-то нешуточное дело. Если бы это была печаль, он охотно разделил бы ее с Шарлоттой, ибо знал, что Томас все равно поделится с женой. Значит, его привели сюда не те заботы, что одолевали в прошлый раз. Речь, очевидно, шла о чем-то более серьезном, что ему не под силу было решить самому.

– Нет, он мне ничего не сказал, – ответила Шарлотта, очень обеспокоенная не только тем, что мучило Мэтью, но и тем, что это может касаться и Питта. Ее глаза с тревогой и нежностью смотрели на мужа, и казалось, что она хочет что-то сказать, но не уверена, поможет ли это. Что бы ни произошло, разговором ничего не исправишь.

Томас ласково коснулся ее щеки, как бы все понимая и благодаря, и вышел в сад. Густая трава лужайки заглушила его шаги, и Десмонд услышал их, лишь когда Питт был уже в трех шагах от него.

Он резко обернулся. На лице его был испуг, даже скорее ужас, который он тут же постарался скрыть за вымученной улыбкой.

– Не надо, – тихо сказал Томас.

– Что не надо?

– Притворяться не надо. Случилось опять что-то плохое. Расскажи лучше.

– О, понимаешь, я… – Мэтью снова попытался улыбнуться, но ничего не получилось. Он закрыл глаза, и его лицо исказила боль.

Питт беспомощно смотрел на друга, его переполняли тревога и то неодолимое желание защитить, которое испытываешь к ребенку, выросшему на твоих глазах и попавшему в беду. Стоя с Мэтью под яблоней, он словно вспомнил чувство ответственности, которое испытывал двадцать пять лет назад только потому, что был на год старше сына Артура Десмонда. Он страстно хотел и теперь помочь ему, хотя бы просто обнять его, как бывало раньше, словно они снова стали мальчишками. Но годы сделали свое дело, да и Мэтью не принял бы такого жеста. Томасу оставалось только ждать.

– Министерство по делам колоний, – наконец с трудом вымолвил Десмонд. – Уже известно, кто это?

– Нет.

– Но утечка информации продолжается… Она исходит… – Он остановился, словно вдруг почувствовал, что не в силах сказать то, что должен.

Питт молча ждал. В ветвях яблони озабоченно чирикала птичка. С улицы донеслось ржание лошади.

– …из Министерства финансов, – закончил фразу Мэтью.

– Да, – согласился Томас. Он готов был помочь ему, назвав имя Рэнсли Сомса, но понял, что помешает его товарищу самому все рассказать.

Взгляд Десмонда был устремлен на цветущую яблоневую веточку, упавшую на траву. Он стоял вполоборота к Питту и не смотрел на него.

– Два дня назад Харриет рассказала мне, как случайно услышала разговор своего отца по телефону. Она зачем-то пошла к нему, но, обнаружив, что он разговаривает с кем-то, остановилась у двери кабинета. – Мэтью снова умолк.

Его друг терпеливо ждал.

Глубоко вздохнув, Десмонд продолжил тихим, слегка охрипшим голосом, словно ему перехватило горло и каждое слово давалось ему с трудом:

– Он говорил с кем-то о финансировании исследований и создания поселений в Замбии, насколько Харриет смогла расслышать, и обсуждал все аспекты этого решения, от плана Сесила Родса до Маккиннона и Эмин-паши. Еще было что-то о возможностях Каира и важности морской базы в Саймонстауне. Что это будет стоить Англии, если она все потеряет.

В сущности, такой разговор Сомса с коллегой по работе вполне мог состояться, и в нем не было ничего необычного.

А Мэтью не отрывал глаз от яблоневой ветки и продолжал:

– Затем он сказал: «Это в последний раз, больше я ничего не смогу передать. Этот полицейский, Питт, был здесь, и я больше не решаюсь продолжать. Довольствуйтесь тем, что у вас уже есть. Сожалею». На этом, очевидно, разговор закончился, и он положил трубку. Харриет, передавая мне все, что слышала, не придала этому никакого значения.

Только теперь Десмонд повернулся к Томасу. В глазах его было отчаяние, словно он ждал, что его сейчас ударят.

Теперь было ясно почему. Изменником оказался Рэнсли Сомс из Министерства финансов. Ничего не подозревавшая Харриет выдала отца своему жениху, а тот, после терзаний и сомнений, пришел к полицейскому. Пришел, отлично зная, что делает, предвидя все последствия, но поступить иначе он не мог.

Питт все еще молчал. Ему не нужно было говорить, как он использует эту информацию. Мэтью сам это знал еще до того, как пришел сюда. Надеяться на то, что его имя, да и имя Харриет, не будет названо, было бесполезно. Слова понимания и сочувствия тоже были ни к чему. А то, что чувствовал молодой человек, то, чего ему это стоило, останется тайной или не более чем чьей-то догадкой.

Томас протянул ему руку как товарищу и другу, испытывая огромное уважение к тому, кто поставил честность выше личного счастья.

Глава 10

Питту не спалось. Сначала он лежал неподвижно, боясь потревожить Шарлотту, но в конце концов, решив, что она спит и не почувствует его ухода, встал и покинул спальню.

Спустившись в гостиную, он постоял немного, любуясь молодым месяцем над уснувшим садом, легкими тенями от деревьев и цветущей яблоней. Обрывки облаков скрывали звезды, но несколько их светилось золотыми точками. Было тепло. Через несколько недель наступит середина лета. Город спал, почти все окна были темны. Дымили лишь трубы котельных и фабрик. Легкий ветерок был удивительно чист.

Конечно, это не Брэкли, где ветер приносил запах свежескошенного сена, листвы и влажной земли лесов, где хотелось пить воздух большими глотками. Но и здесь была своя прелесть, например тишина покоя. В любой другой момент она была бы благословением.

Назавтра Томасу предстояла встреча с Рэнсли Сомсом. Иного выхода не было. Он знал всю информацию, которая вышла из недр Министерства финансов. Десмонд сообщил ему об этом. Сомс имел к ней доступ, как и еще несколько человек. Но Питт мог пользоваться только тем, что узнал от Мэтью, ссылками на Саймонстаун и буров да еще на то, что Рэнсли сказал о нем самом.

Встреча предстояла крайне неприятная, иной она быть не могла. Завтра суббота. Суперинтендант найдет Сомса дома. Это единственное, что утешало его. Если придется арестовать этого человека, то это произойдет не в присутствии его коллег.

Конечно, для Харриет это будет ужасным ударом, почти невыносимым. Что ж, чье-то падение неизбежно отзывается горем невинных: жены, детей, родителей. Кого-то это приведет в ужас, разочарует, причинит боль, заставит страдать от стыда. Но Томас не должен был думать об этом, иначе его замучает совесть и он не сможет должным образом выполнять свои служебные обязанности.

В девять утра Питт уже стоял в прихожей дома Рэнсли Сомса. Дворецкий с любопытством окинул его взглядом.

– Боюсь, у меня неотложное дело, – строго сказал суперинтендант. Он взял с собой Телмана на всякий случай, если возникнут осложнения и сам он не справится, однако оставил его на улице.

– Я узнаю у мистера Сомса, может ли он вас принять, – ответил дворецкий. Знакомый Томасу ответ, но только более любезный на сей раз.

Через несколько минут дворецкий вернулся с каменным лицом.

– Позвольте проводить вас. Мистер Сомс ждет в кабинете.

Однако прошло десять минут, пока наконец не появился хозяин дома. Суперинтендант терпеливо ждал в бледно-зеленой тихой комнате, несколько перегруженной резной мебелью, с множеством картин и фотографий и растениями в кадках с влажной землей. Обычно Питт интересовался книжными полками: они лучше всего характеризовали их владельца. Но сегодня ему это не удалось. Более неотложные и важные задачи тревожили его. Однако он заметил две книги об Африке: роман Генри Райдера Хаггарда[35] и письма миссионеров.

Войдя в кабинет, Рэнсли закрыл за собой дверь. Он был раздражен, но ничуть не встревожен.

– Чем могу помочь, мистер Питт? – резко спросил он. – Очевидно, что-то срочное, иначе вы не явились бы ко мне в дом в субботу утром.

– Да, мистер Сомс, так и есть, – согласился полицейский. – Сообщение неприятное, поэтому не буду тянуть. У меня есть доказательства того, что вы передавали информацию из Министерства финансов некоему лицу в Министерство по делам колоний для последующей передачи ее в посольство Германии.

Лицо Рэнсли стало багровым от прилившей крови, но он тут же смертельно побледнел, а потом открыл рот, будто хотел сказать что-то в свое оправдание, но не смог – язык его не слушался. В глазах у него была растерянность и что-то похожее на вину.

– Это… это совсем не… – начал было он и запнулся. – Вы не понимаете, – промолвил он в полном отчаянии, – это совсем не то…

– Нет, не понимаю, – согласился Питт.

– Вас неправильно информировали! – Сомс был близок к обмороку, лицо было бледным как мел, а на лбу и над верхней губой выступил пот. – Это была намеренная дезинформация Германии.

Томас на мгновение заколебался, готовый поверить, но потом подумал, что в таких ситуациях легко прибегают ко лжи, причем к любой.

– Неужели? – холодно сказал он. – Возможно, вы назовете мне министров, которые подтвердят это? К сожалению, в их число не войдут министр иностранных дел, министр по делам колоний и сам премьер-министр.

– Это так не… не делается, – лепетал Рэнсли, и в глазах его было отчаяние. Однако в его словах Питт уловил какие-то нотки искренности. Было ли это последней попыткой оправдаться?

– Тогда объясните, как все это произошло и кто еще замешан в этом, – предложил ему суперинтендант.

– Но вы же сами знаете… – Сомс с недоумением смотрел на него. Он только сейчас сообразил, что не знает, насколько осведомлен его гость и как ему стало обо всем известно.

– Если это не то, о чем я думаю, мистер Сомс, прошу вас четко объяснить мне, что это, – решительно сказал Томас, быстро меняя тактику. – Для меня это государственная измена, передача секретной правительственной информации лицу, которое передает ее затем врагам Британской империи или в лучшем случае ее соперникам. Что вы за это получали – вопрос другой, и это еще предстоит узнать.

– Ничего! – возмущенно воскликнул уязвленный Рэнсли. – Боже праведный, это… это гнусный навет! Я передал информацию человеку, обладающему выдающимся умом и знаниями, чтобы он чуть исказил ее, однако так, чтобы ни у кого не возниколо подозрения. Это делалось не в ущерб интересам Британии, а, наоборот, в их защиту, не только на Востоке и в Центральной Африке, но и на Северном море. Я не могу надеяться, что вы это поймете…

– Остров Гельголанд, – коротко сказал Питт.

Сомс был явно удивлен:

– Да. Да, это так.

– Вы передали верную информацию этому человеку, чтобы он исказил ее?

– Совершенно верно.

Суперинтендант вздохнул.

– И вы уверены, что он это сделал?

– Что?

– Откуда вы знаете, что он, прежде чем передать ее, действительно внес нужные изменения?

– Он дал мне слово… – Рэнсли испуганно умолк, а в глазах его теперь были тоска и отчаяние. – Вы не верите мне…

– Самое малое, что я могу сказать по этому поводу, мистер Сомс, – устало сказал Питт, – это то, что вы удивительно наивны.

Его собеседник, попятившись, упал в кресло.

– Кто он? – потребовал ответа Томас.

– Я… я не могу в это поверить. – Сомс сделал последнюю попытку изобразить невинность. – Он…

– Внушал доверие, – помог ему найти слово супериндентант. – Мне трудно поверить, что вас так легко провести. – Но, сказав это, он понял, что слукавил. Глядя на побелевшее лицо Сомса и весь его несчастный вид, он сам теперь был склонен поверить, что этот человек до глупости наивен.

– Он привел причины, – снова забормотал Рэнсли, все еще пытаясь убедить Питта. – Веские причины. Немцы не дураки. – Он вытер ладонью пот с верхней губы. – Все должно быть сделано предельно аккуратно. Никаких импровизаций.

– С этим я могу согласиться, – промолвил Томас. – И даже с необходимостью использовать ложную информацию. Речь идет о Восточной Африке, Замбезии и особенно Занзибаре. Мне известно, что идут переговоры о заключении важного договора.

Лицо Сомса чуточку просветлело.

– Но для таких дел у нас имеется секретная служба, – строго добавил Питт.

– Которая сама использует Министерство иностранных дел и Министерство по делам колоний, – подсказал Рэнсли, выпрямившись и глядя уже повеселевшими глазами. – Право, суперинтендант, вы все преувеличиваете.

– Увы, нет, мистер Сомс, – резко возразил Томас. – Если бы от вас потребовали подобную информацию для указанной вами цели, то просьба исходила бы либо от мистера Чэнселлора, либо от лорда Солсбери. В этом случае вас не просили бы соблюдать секретность и бояться отвечать на мои вопросы. Впрочем, задавать вопросы мне и не пришлось бы. Как вам известно, инициаторами выяснения странных обстоятельств как раз и были Министерство иностранных дел и Министерство по делам колоний, которых обеспокоила утечка информации в посольство Германии. Они не имеют представления о том, что эта информация ложная.

Сомс в полном отчаянии снова бессильно обмяк в кресле. Но затем внезапно выпрямился, вскочил и ринулся к телефону. Схватив трубку, он с вызовом посмотрел на Питта:

– Я сейчас все объясню.

Назвав телефонистке номер домашнего телефона лорда Солсбери, Рэнсли попросил соединить с ним. Дожидаясь, пока тот ответит, он не сводил глаз с полицейского.

В трубке послышался треск, затем пощелкивание. Рэнсли, затаив дыхание, продолжал ждать, но на другом конце провода было молчание.

Он растерянно повесил трубку.

Питт великодушно отказался от комментариев. Вид у Сомса был такой, что ноги вот-вот подкосятся под ним и он рухнет на пол.

– Кому вы передавали информацию? – повторил он свой вопрос.

– Иеремии Торну, – наконец вымолвил он непослушными губами. – Я дал ее Иеремии Торну.

Прежде чем Томас смог что-то сказать или усомниться в том, что услышал, дверь кабинета отворилась. На пороге стояла Харриет Сомс. Она была бледна, и в ее широко раскрытых глазах было обвинение. Она повернулась к отцу и, увидев, что тот на грани потери сознания, тут же перевела гневный взгляд на посетителя.

– Папа, ты болен. Что произошло? Мистер Питт, почему вы здесь в такое время? Это касается смерти миссис Чэнселлор?

Наконец она вошла и закрыла за собой дверь.

– Нет, мисс Сомс, – ответил Томас. – Этот вопрос, насколько я понимаю, не связан со смертью миссис Чэнселлор. Я был бы вам признателен, если бы вы дали нам закончить наш разговор, а затем мистер Сомс сам вам все объяснит, если найдет нужным.

Харриет, однако, приблизилась к отцу, и глаза у нее гневно блестели, хотя в них уже появился страх.

– Нет. Я не уйду, пока не узнаю, что случилось. Папа, скажи, в чем дело?

От испуга она повысила голос. Рэнсли же выглядел полностью раздавленным. Куда девались прежняя живость и уверенность, которые были в нем всего час назад? Казалось, что теперь сама жизнь уходит из него.

– Дорогая… я… – начал было объяснять он, но тут же бессильно умолк. Груз ужасной правды раздавил его. – Я… совершил непоправимую ошибку, – снова попытался объяснить он. – Я был… так доверчив… что позволил использовать себя, позволил обмануть… человеку, в порядочности которого никогда не сомневался.

– Кто он? – В голосе его дочери был панический страх. – Кто использовал тебя? Я ничего не понимаю. Почему здесь мистер Питт? Почему ты вызвал полицию? Если кто-то обманул тебя, как полицейские могут помочь тебе? Не лучше ли… самому разобраться с обманщиком?.. Я просто не понимаю… – Она смотрела то на отца, то на Томаса. – Речь идет о деньгах?

Но ее отец в его теперешнем состоянии не был способен сказать что-либо вразумительное. Зрелище поверженного Рэнсли, его позор и унижение были для Питта невыносимыми, как и его попытки сохранить еще достоинство и сопротивляться. Суперинтендант предпочитал честный удар, который был куда милосердней.

– Мистер Сомс передавал секретную информацию шпиону, – прямо сказал он Харриет. – Он поверил, что этот человек использует ее в интересах Британии в Африке. Несколько исказив важные данные, тот передавал информацию в посольство Германии. Этот план не был санкционирован ни Министерством иностранных дел, ни Министерством по делам колоний. Наоборот, они приказали мне разобраться, каким образом произошла утечка информации.

Девушка глядела на него, явно не веря ни единому его слову.

– Вы ошибаетесь! Этого не может быть. – Она стремительно повернулась к отцу, ожидая объяснений, но, увидев его лицо, глубину его отчаяния, испуганно умолкла. Осознав наконец, что это правда и она ужасна, Харриет, однако, не сдалась. – Что бы ни случилось, – гневно воскликнула она, – если это обман и мой отец стал его жертвой, как вы можете обвинять его в позорном поступке? Вам следует осторожнее подбирать слова. – Голос ее дрожал, она еще ближе подошла к отцу, словно он нуждался в ее физической поддержке, и была полна решимости оказать ее.

– Я не выдвигал никаких обвинений, порочащих чью-либо честь, мисс Сомс, – мягко сказал Томас. – Во всяком случае, честь вашего отца.

– Тогда почему вы здесь? Вы должны искать того, кто солгал моему отцу и передал информацию в посольство.

– Я не знал его, пока ваш отец не назвал его имени.

Девушка вскинула голову.

– Если вы не знали, кто он, почему вы решили, что это имеет отношение к моему отцу, и пришли сюда? Возможно, он ни при чем; вы подумали об этом, суперинтендант?

– Да, мисс Сомс, подумал, и оказалось, что это не так, к сожалению.

Страницы: «« ... 1112131415161718 »»

Читать бесплатно другие книги:

Поэтический сборник «Два слова об очевидном» (2007 год) приурочен к 40-летию автора и к 20-летию его...
…Они жили в большом и светлом городе. Они были самыми что ни на есть обыкновенными – то есть созданн...
Вы хотите узнать свое будущее? А будущее всего человечества? Если да, то эта книга для вас. Несмотря...
На реке Халхин-Гол вспыхивает конфликт между СССР и Японией, Советский Союз вводит войска в Западную...
Давным-давно, когда некромантия в Элморедене ещё не была под запретом, родился мальчик, которому суд...
В книге представлены рассказы так называемого контркультурного жанра. Реалии современной жизни, те и...