Бес. Покойный дом (сборник) Иванова Таня
– Ах ты, дрянь маленькая, – завопил отец. – Ну я тебе сейчас покажу.
Он стал избивать ее, требуя цепочку. Света на это отвечала, что ее уже нет, что он сам забрал. Потом перестала что-то говорить, т. к. уже не было сил. Он выбил ей два зуба, и они валялись кровавые около кровати. Мать прибежала, пошатываясь, стала оттаскивать отца. В итоге и ей досталось. Мать рыдала, Света просто лежала на полу, не имея никаких сил встать.
– Ну, ладно, – сжалился отец. – Значит: действительно нет.
Он вышел из комнаты, а потом Света услышала стук входной двери: ушел искать деньги у прохожих на улице.
С тех пор о цепочке он уже не заговаривал. Так что Свете она стоила двух зубов, хорошо, что хоть не передних.
От сухости употребляемой еды она поперхнулась и закашлялась. Сложив в свою сумку остатки булки и хлеба, а также два банана, она поплелась домой.
– Явилась – не запылилась, – заворчал отец, как только Света зашла в квартиру. – Чего стоишь? Давай бутылку, – приказал он.
Света достала бутылку и часть денег заранее заготовленные, чтобы отдать матери, развернулась и молча пошла к себе в комнату.
– Ты сдачу-то проверь. А то у нее лицо что-то уж больно довольное, – сказал отец матери.
– Да, что уж ты. Все правильно она отдала, – замахав руками и смотря на бутылку, которую открывал ее муж, ответила мать Светы.
Он наливал аккуратно, так, чтобы ни одна капля не расплескалась. И, не смотря на то, что руки у него сильно дрожали, он действительно не пролил ни капли.
– Ну, мать, за здоровьечко, – улыбаясь и смотря на рюмку, произнес тост отец.
– За здоровьечко, – стараясь говорить милым голоском, пыталась выдавить из себя жена, но горло не позволило ей использовать столь нежные интонации, поэтому она поперхнулась и стала громко кашлять.
– Да, ты что делаешь? – заорал отец, видя, как драгоценные капли из рюмки жены, стали расплескиваться по столу. – Совсем, старая, с ума сошла, – заявил он, отбирая рюмку.
Жена тряслась от кашля, но он к ней даже не подошел, смотря на небольшие лужицы на столе.
– Ух, щас как дал бы тебе, – занося руку для удара, сказал он.
Посмотрев в этот момент наконец-то на жену, он вдруг увидел, что она стала совсем малиновая.
– Эх, ты… Дура, – произнес он и сильно ударил ее кулаком по спине.
Она свалилась со стула, но кашлять перестала. Тяжело дыша, она поднялась.
– Спасибо тебе, родненький. Я уж думала, что все: смерть моя пришла, – крестясь произнесла жена.
– Спасибо, спасибо, – снова заворчал он. – Бери рюмку. Даже выпить нормально в этом доме не дают.
Жена взяла рюмку, они теперь уже молча чокнулись и залпом выпили все содержимое рюмок. Еды в доме не было, поэтому они занюхали это дело рукавом.
– Эх, – взбодрился отец. – Хорошо пошла.
– Хорошо, – протянула, довольно улыбаясь, мать.
– Давай еще по одной, – сказал он, протягивая руку к бутылке.
– Давай, – согласилась сразу же мать.
Он разлил еще по рюмке, и они, вновь ничего уже не произнося, выпили залпом.
– Жрать охота, – сказал отец.
– Ага, – поддакнула мать.
– Светка, – закричал отец. – Светка.
– Чего тебе? – спросила Света, зайдя на кухню. – Ну и вонь у вас здесь. Вы бы хоть форточку открыли.
– А ты нам не указывай, – заплетающимся языком пытался воспитывать Свету отец. – Светка, сделай че-нибудь пожрать, – сказал он.
– Что? – спросила Света.
– Я не знаю. Что ты умеешь, то и сделай.
– А продукты у вас есть? – ехидно спросила дочь.
– Она меня сегодня доведет, – обращаясь к жене, сказал отец.
– Доченька, ты чего. Сегодня же шестое число, – сказала мать Свете. – Папе пенсию принесли, – улыбаясь закончила она.
– Так что уважай отца, – заявил он.
– Доченька, ты бы сходила за колбаской в магазин. А? – жалобным тоном попросила мать.
– А чего это ты ее просишь? – злясь, спросил отец. – Нечего их баловать. Как родитель сказал, что надо: значит надо. Иди в магазин и купи колбасы и хлеба. Только белого, а то у меня от черного изжога, – гладя свой желудок, и делая страдающее лицо, произнес он.
– Денег давайте, – заявила Света, понимая, что сегодня может неплохо разжиться.
– Все бы вам деньги только, – махая руками перед лицом Светы, язвил отец.
– Не будет денег – не будет еды, – заявила спокойно Света.
– Нет, ты посмотри на нее. Она сегодня мне хамит и хамит. Видно давно я тебя не бил, – собирая пальцы в кулак, сказал грозно отец.
Света молчала.
– Ты, доченька, папу не зли. Он у нас молодец. Деньги в дом несет, не то, что некоторые: на стороне пропивают. Нет. Он все в дом, – ласково смотря на мужа, заключила жена.
– Вот. Уважать меня надо, – довольно, расплывшись в улыбке, как мартовский кот, сказал отец.
Он достал из кармана несколько купюр уже большего размера, чем давала ей прежде мать и сунул их Свете в руки.
– Сдачу принесешь, – заявил он.
– А как же, – улыбаясь, ответила Света, беря деньги и думая уже при этом о том, что бы себе купить вкусненькое.
Она вновь отправилась в магазин.
– Бедняжка. Что опять тебя гоняют? – жалостливо спросила продавщица Свету, когда та вновь приблизилась к прилавку.
– Мне палку колбасы, буханку белого хлеба… – не ответив на вопрос, сразу стала перечислять Света список продуктов, который ей нужен был, – нет, лучше две буханки, – поправилась Света.
– Это все? – поинтересовалась продавщица.
– Да, – твердо ответила маленькая покупательница.
Она знала, что брать в этом магазине что-то еще, уже явно для себя, например, мороженое или шоколадку, ей было нельзя. Иначе в следующий раз, когда ей действительно нужна будет помощь, она ее не получит. Поэтому расплатившись и забрав продукты, она направилась в другой магазин – напротив.
После пятиминутного разглядывания витрин она решила, что купит себе мороженое. Шоколада ей не хотелось, а про запас она старалась ничего не покупать, т. к. продукты легче найти, чем деньги. А если уж ее отец найдет у нее продукты, то это будет означать только одно – ее изобьют. Она вновь отправилась в парк, открыла мороженое и стала смотреть, как оно медленно тает на солнышке. Потихоньку оно стало капельками сползать вниз. Она подцепила языком эту каплю и пошла вверх по мороженому. Это было приятно. Оно было холодное, сладкое, со сливочным вкусом. Орешки приходилось разжевывать, но они были вкусные. Вдруг она заметила, что мужчина, сидящий на скамейке рядом, внимательно на нее смотрел. Когда она повернулась в его сторону, то он ей улыбнулся. Она все сразу поняла. Доев мороженое тем же способом, что и в начале, она достала один из бананов, посмотрела с ухмылкой на мужчину, и разломила со всей жестокостью банан на две части. Затем вновь уже со злостью, глянула в сторону его скамейки. Он сразу же отвернулся, поерзал немного, а потом резко встал и пошел в ее сторону. Света не ожидала, что он так сделает, и стала оглядываться по сторонам, пытаясь понять: можно ли на кого-то будет рассчитывать или нет. К ее счастью рядом было много людей. Проходя мимо нее, он бросил на ходу: «Дура» – и пошел дальше. Света показала его спине язык и стала есть банан. Она слышала о таких, кроме того, она еще чуть не попалась однажды на такую же вот улыбку, но тогда ей повезло – она смогла убежать через форточку в туалете. Она никогда не забудет этих удивленных, выкрикнутых из окна туалета, его слов: «Ты куда?». Кажется, он был реально удивлен, совершенно не мог понять куда это она убегает. А главное – почему. Но Света интуитивно чувствовала, что ее ждет что-то плохое.
Она доела банан, поделила деньги и отправилась домой.
– Где тебя все время носит? – забрюзжал отец, вырывая у нее из рук сумку с продуктами.
Он достал колбасу, хлеб, потряс сумку, поднял голову и, пристально глядя дочери в глаза спросил: «А сдача где?». Света достала заранее приготовленные деньги из кармана и положила их на стол.
– Себе ничего не брала? – грозно спросил он.
– Тут и брать-то нечего, – буркнула Света, повернулась и пошла к себе в комнату.
– Да что вы говорите? – язвил отец. – Богатая больно стала. Все с этого дня ни копейки больше не получишь, – кричал он ей вдогонку.
– Получить-то может и не получу, а вот взять – возьму, – тихонько, только для себя, произнесла Света.
Она достала оставшиеся деньги, подняла половицу, отковыряла одну из досок и положила деньги в свой тайник. О нем знала только она, т. к. сама его и сделала.
Потом она завалилась на кровать и стала смотреть в потолок. Уроки делать ей совсем не хотелось. Она ждала… Ждала того, что ее родители окончательно напьются, уснут и она сможет взять себе столько денег, сколько захочет. Но, понятное дело, в пределах разумного. Делала она это просто. Приносила пару заранее заготовленных пустых бутылок, подкладывала их к свежевыпитым. Поэтому, когда родители просыпались и обнаруживали, что денег не хватает, то она могла, указывая на пустые бутылки, сказать, что они ее посылали в магазин еще раз. Они путали дни, недели, часы, поэтому обманывать их было просто.
Она лежала и смотрела в потолок. За окном проплывали облака, из кухни доносились пьяные крики. Она чувствовала усталость, т. к. из-за ночных попоек часто не высыпалась. Она накрылась одеялом, повернулась на бок и думала, ожидая, когда подойдет сон.
Не смотря ни на что, она любила своих родителей. Она считала, что они не виноваты. На самом деле у каждого человека есть в жизни что-то «слишком». Это нормально. Это вредно, но нормально. Чрезмерное употребление чего угодно – это вредно. Например, кушать – полезно, даже нужно, но много кушать – уже вредно, т. к. приводит к ожирению. Даже воздух может стать вредным, если увеличить в нем количество так необходимого нам кислорода. На бутылках пишут: «Чрезмерное употребление алкоголя вредит вашему здоровью». На взгляд Светы, то же самое должны писать на всех продуктах. Она представила себе картинку: заходит в магазин, покупает мороженое, а там на этикетке большими буквами написано «Чрезмерное употребление мороженого вредит вашему здоровью». Вроде бы и глупо, но на самом деле так оно и есть. Она не понимала: почему ее родителям нельзя пить водку и ходить пьяными, а продавщице, которая угостила сегодня ее бананами, можно много кушать и ходить такой толстой. Она же тоже подает плохой пример. Но продавщица – хорошая, а родители Светы – плохие. В ее мозгах это никак не укладывалось. Она считала, что каждый волен делать то, что он хочет. И эта толстушка не вправе упрекать ее родителей, т. к. сама не является совершенной. Совершенства в жизни не бывает. Света знала, что даже она не совершенна, т. к. очень любила сладкое. Взрослые постоянно говорят, что от сладкого полнеют, но Света за собой этого не замечала. Напротив, она была очень худа. Исходя из этого и некоторых других примеров, Света считала, что взрослые очень часто ошибаются. Иногда она спрашивала учительницу в школе о том, почему так, а не иначе. Учительница отвечала, но потом Света задавала опять вопрос «почему?», учительница вновь отвечала. Но на четвертый раз она уже начинала злиться, и не давала ответа. Хотя Света только вот-вот подбиралась к главному. Поэтому со временем она перестала задавать вопросы, а тихонько сидела за своей партой. Своих одноклассников она считала глупыми детишками, которым до нее еще расти и расти.
Спустя некоторое время она уснула. Сны Свете снились часто. В основном плохие. То за ней кто-то гнался, то она за кем-то гналась. Все это происходило, как правило, ночью, даже, когда она ложилась днем, как сейчас. Поэтому все краски были темные, ей постоянно было холодно и запахи в ее снах были отвратительные. Поэтому Света не любила сны. Пыталась определить причину их возникновения: засыпала сначала на левом боку, потом на правом, но плохие сны снились и на том, и на другом. Потом она стала спать без одеяла, но это тоже не помогло. Потом она стала спать в одежде, но и это не сработало. Потом она перевернулась и спала головой к окну, но и это было напрасное действие. Она совершенно не могла понять: в чем тут дело.
– Опять нажрались, – услышала Света сквозь сон крики Андрея.
Андрей – это ее старший брат. Разница у них в возрасте целых десять лет, поэтому Андрею сейчас уже двадцать.
Он ввалился в спальню, т. к. она у них была общая, громко хлопнул дверью и улегся на кровать.
– Мелкая, – позвал он.
– Чего тебе? – спросила Света, укутываясь в одеяло еще плотнее.
– Чего, чего, – передразнил ее Андрей так же, как это делал отец, – иди ужин мне приготовь.
– У нас продуктов нет. Из чего я тебе буду готовить? – злясь за то, что ее разбудили, спросила Света.
– Ну, и дом. Человек с работы пришел, а его даже не накормят, – жаловался Андрей, доставая из кармана деньги.
Он кинул несколько бумажек ей на кровать.
– Купи яиц и молока. Сделаешь мне омлет, – сказал он, пялясь в потолок.
– Я не хочу никуда идти. Сам иди, – запротестовала Света.
– Чего, чего? – переспросил Андрей, смотря на сестру. – А ну, живо встала и пошла в магазин, – приказал он.
Он подошел к кровати и отдернул ее одеяло. Света поежилась.
– Живо, – прикрикнул Андрей.
Света, нехотя встала, оделась, взяла деньги и пошла в магазин.
– Можешь себе мороженое купить, – вдогонку крикнул Андрей.
– Я не хочу, – ответила со злостью Света.
– Ну и черт с тобой, – отозвался он из комнаты.
Андрей пил так же, как и ее родители, но иногда он завязывал. В такие дни Света его начинала ненавидеть, т. к. ее свобода подвергалась нападениям.
– Мне яица и пакет молока, – сказала Света продавщице, зайдя уже в третий раз за этот день в магазин.
Продавщица уже ничего не сказала, а лишь вздохнула. Света забрала продукты, расплатилась и пошла домой. Она никогда не брала у Андрея деньги. На это у нее было две причины: он мог заметить и, она не хотела быть ему должной. Родители были обязаны ее кормить, а вот брат – нет. Света принесла продукты домой и положила их прямо в пакете на кровать Андрея.
– Держи, – сказала она, протягивая сдачу.
– Можешь себе оставить, – сказал высокомерно Андрей.
– Мне не надо, – ответила Света, положила сдачу рядом с ним и легла на свою кровать.
– А чего это ты разлеглась? – возмущенно спросил Андрей. – Иди омлет готовь. Я с работы пришел, устал, мне поесть надо.
– Тебе надо – ты и готовь, – ответила Света, отвернувшись лицом к стене.
– Ты, чего-то сестренка совсем про уважение к старшим забыла, – сказал он, схватив за руку и сдернув с кровати.
– Пусти, мне больно, – закричала Света.
– Не ори, – сказал Андрей, отпустив ее руку. – Иди на кухню и готовь.
– Я не умею делать омлет.
– Так я тебя научу. Пойдем.
Они пошли на кухню, где за столом чокались оба их родителя.
– Бери яица, разбивай их в кастрюлю, добавляй молока, соли, перца, взбалтывай все это и заливай в сковородку. Вот тебе и омлет, – сказал Андрей.
Света стала все это делать.
– А чего это ты здесь командуешь? – спросил недовольно отец.
– А того, что я с работы пришел, а мне даже пожрать нечего, – повысив голос, ответил Андрей.
– С работы он пришел, – ворчал отец тихонько, отвернувшись к окну.
Отец боялся Андрея, т. к. очень часто оказывался битым им. Андрей был моложе и сильнее. Бывало так, что после того, как Андрей бил отца, если у последнего еще оставались силы, то он вымещал зло на жене и дочери. Андрей иногда бил мать, но сестру никогда. Он мог толкнуть ее, взять сильно за руку, но бить – никогда не бил. Напротив, даже защищал от отца. И это происходило независимо от того был он пьяным или трезвым. Он относился к ней хорошо, но Света не могла это принять, даже иногда и понять, поэтому брата она недолюбливала. Она считала, что он заставляет ее готовить ему только для того, чтобы поиздеваться. Поэтому, когда он говорил, что это ей в жизни пригодится, она совершенно искренне ему не верила.
– Ну чего ты возишься? – спросил Андрей, когда заметил, что Света что-то ковыряется в кастрюле.
– Скорлупа упала, – чуть ли не плача, ответила она.
– Ну и что. Вытащи и все, – сказал Андрей, уже более ласково.
Он взял у нее кастрюлю, опустил туда руку, достал скорлупу и сунул кастрюлю обратно в руки сестре. Света еще раз все перемешала, включила газ, поставила сковородку и только хотела вылить молоко с яйцами, как брат крикнул.
– Стой. А масло. Сначала масло нужно налить, – поучал он.
Света тяжко вздохнула, закатив глаза и пожелав, чтобы он поскорее вновь начал пить, достала бутылку масла, налила на сковородку. Затем взяла кастрюлю, посмотрела на брата. Тот одобрительно кивнул и, она вылила все в сковородку. Через двадцать минут запах омлета смешался с запахом из туалета. Света решила, что ее сейчас стошнит. Андрей, должно быть, чувствовал тоже самое, потому что на лице у него была жуткая гримаса.
– Ну, вы и свиньи, – сказал он, обращаясь к родителям.
– Что? – завопил отец.
– Иди и убери, чтобы здесь не воняло.
– Ничего я убирать не буду. Понял? – ответил отец, вставая. – Моя квартира. Если что-то не нравится, то можешь сваливать отсюда.
– Это ты сейчас свалишь отсюда. Понял? – уже кричал Андрей.
– Да, я пойду уберу, – сказала мать, пытаясь их примерить.
– Нет, – крикнул ей Андрей. – Это сделает он. А то я… – Он не закончил фразу.
– Что? Что ты сделаешь? – спросил с вызовом отец.
Андрей схватил нож со стола, которым только что была порезана колбаса.
– Я тебя убью, – тихо сказал Андрей, смотря на отца из-под лобья.
– Ой, напугал, – засмеялся отец. – Страшно-то как. Да ты не переживай. Давай, – он поднял рубашку, выкатив свой тощий живот вперед. – Да ты не бойся. Здесь большого ума-то не надо.
Рука, которой Андрей держал нож, стала белой. Света и ее мать стояли молча, наблюдая за этой сценой.
– Иди и убери свою парашу, – сказал еще более спокойно Андрей.
– Нет, – заявил отец.
Андрей подошел к нему, взглянул в глаза и воткнул нож в живот. Он прошел неожиданно мягко. Андрей вытащил его и еще раз воткнул. Это было так просто. Мать взвыла, Света стояла молча. Из ее глаз потекли слезы.
– Спасибо, сынок, – сказал отец и рухнул на пол.
– Ты что сделал? – кричала мать.
Она упала на колени и стала тормошить отца. Но он не шевелился.
– Тебя посадят. Слышишь, – кричала мать на Андрея. – Дурак —ты! Как же мы жить будем? Ты бы хоть о сестре подумал.
– Я о ней как раз и думал, – ответил Андрей.
– Ах ты гад, а обо мне… Обо мне кто теперь думать будет? – злилась мать.
Андрей резко повернулся к ней. Он все еще держал в руках окровавленный нож, поэтому мать отпрянула, испугавшись.
– Собаке – собачья смерть, – сказал он.
Андрей отпустил нож и тот с грохотом упал на пол. Он собрался и ушел. Мать рыдала около отца. А Света совершенно не знала, что ей делать. Она развернулась и пошла к себе в комнату, легла в кровать и почти сразу же уснула.
Квартира №3
– Лизонька, доброе утро, – сказала бабушка Оля своей внучке.
Девочка трех лет повернулась к бабушке, улыбнулась и потянулась.
– Доброе утро, – выкрикнула она.
– Пора вставать, умываться и кушать, – сказала Оля.
– Не хочу вставать, – заявила Лиза.
– Как так? – спросила удивленно Оля. – А как же завтрак?
– Завтрак? – задумавшись сказала Лиза.
– Да, завтрак.
– А что мы будем кушать?
– Мы будем кушать вкусную молочную манную кашку с бананом и грушей.
– Не хочу манную кашу. Можно я просто банан съем и грушу? – попросила Лиза.
– Нужно кашку есть, чтобы расти, а, если не будешь кашку есть, то так и останешься такой маленькой.
– А я вчера кашу ела, а так и не выросла, – заявила обиженно Лиза, надув губы и скрестив руки на груди.
– Конечно, ты же растешь на чуть-чуть совсем, – сказала бабушка Оля, показывая насколько она растет.
Промежуток между указательным и большим пальцами, который показала бабушка, внучку расстроил. Она тяжело вздохнула.
– Это очень мало. Я хочу быстрее расти.
– А ты кушай побольше и вырастишь, – сказала Оля. – Давай, поднимайся, а то мне еще на работу нужно успеть.
Лизонька вылезла из кроватки, и Оля стала ей помогать одеваться. Хотя на улице было лето, но девочка носила колготки, т. к. жили они на первом этаже, а внизу был подвал. Не спасали от холода даже ковры, которые покрывали почти все полы в квартире.
– Бабушка, а мне приснилось, что я летала, а внизу было все зеленое, – рассказывала Лиза.
– Если летаешь во сне, то это значит, что ты растешь, – ответила бабушка Оля.
Лиза бубнила, не умолкая, ни капли не пытаясь помочь бабушке надеть колготки. Но бабушка вырастила маму Лизы и ее сестру, поэтому оделись они быстро.
– А теперь пойдем зубки чистить, – радостно предложила бабушка.
– Нет, – заявила Лиза, – мама чистит зубки после еды только. И я буду чистить, только, когда покушаю.
– Что ж. Хорошо. Тогда пойдем кушать, – предложила Оля.
– Пойдем, – деловито ответила Лиза.
Взяв бабушку за руку, внучка повела ее на кухню, так, как будто бы идея о завтраке была ее. Оле это понравилось, т. к. теперь она будет играть роль маленькой девочки, а Лиза будет ее уговаривать кушать. Когда они менялись ролями, то Лиза, незаметно для себя, съедала больше, чем обычно. Естественно, что бабушку это очень радовало.
– Накладывай, пожалуйста, кашу, – командовала Лиза.
– Накладываю. Уже накладываю, – торопясь ответила Оля.
Бабушка взяла две тарелки, одной из которых была личная тарелка Лиза. Отличалась она тем, что на дне был нарисован прекрасный мишка с большим бочонком меда. Когда перед Лизой ставили тарелку с едой, то говорили, что мишку держат в заточении и его нужно выпустить, а для этого нужно съесть все, что бабушка или дедушка положили. У Лизы были еще тарелки, но эту она любила больше всего. Наложив кашу и щедро сдобрив ее маслом, бананами и грушей, Оля поставила тарелку с мишкой перед Лизой, а другую – перед собой. Ложки уже лежали на столе.
– Бери ложку и кушай, – продолжала командовать внучка. – Приятного аппетита.
– Спасибо, – ответила бабушка. – Тебе, Лизонька, тоже приятного аппетита.
Лиза улыбнулась, зачерпнула ложкой кашу, положила ее в рот, стала жевать, а сама в это время все поглядывала на бабушку, проверяя: кушает она или нет.
– Ой, вкусная кашка, – сказала Оля.
– Вкусная. Бабушка, а у нас сахар есть? – спросила Лиза.
– Сахар есть. Тебе добавить?
Лиза мотнула головой в знак согласия. Сахарница стояла на столе, поэтому вставать никуда не нужно было. Оля протянула руку, взяла сахарницу, вынула маленькую ложечку и посыпала сахаром кашу в Лизиной тарелке. Затем она перемешала все хорошенько. Лиза в это время мотала головой, оглядывая кухню, так будто бы она видит ее впервые.
– Вот. Все. Кушай, – сказала Оля.
– Спасибо, – улыбнулась Лиза и стала работать ложкой.
– На здоровье, – ответила Оля, погладила внучку по голове, а затем продолжила свой завтрак.
– Бабушка, а когда мама позвонит? – спросила Лиза, когда они все доели и Оля наливала чай.
– Сегодня должна позвонить.
– Ты вчера так говорила, – грустно сказала Лиза.
– А я вчера ошиблась. Ты уж прости меня. Старая я стала, вот и забываю, – сказала Оля, отворачиваясь от Лизы.
Оля не умела врать, а тем более ребенку. Ее дочь Таня должна была действительно позвонить вчера, но она так и не позвонила. Вечером Оля написала гневное сообщение дочери о том, что у нее здесь дочь и с ней, как минимум, нужно хотя бы общаться. Ответ пришел в два часа ночи: «Я забыла. Позвоню завтра». О том, как можно забыть о родной дочери, Оля не понимала, т. к. воспитала своих сама и бабушке на шею их не скидывала. Таня же, как только Лизе исполнилось полтора года, сказала, что ей нужно искать работу. Дед уже был на пенсии, поэтому посидеть с внучкой мог и он. Так они и сделали. Но Таня спустя месяц после начала поисков заявила родителям, что работы в их городе нет, поэтому она решила перебраться в город побольше. Как ее ни отговаривали, она собрала вещи и уехала, оставив внучку на попечении бабушки и дедушки. Поначалу она звонила часто, потом реже, а потом стало вот так: пока ей не напомнишь, что у нее здесь дочь растет, она сама и не вспомнит. Поначалу родители думали, что это временно, что в большом городе ей не понравится и, она вернется. Но прошло уже больше полутора лет, а приезжала она за это время только один раз: на день рождения дочки. Тогда Таня привезла много подарков Лизоньке, все ей разрешала, поэтому Лиза ее запомнила только с положительной стороны. О том, что в обычных семьях ребенок видит маму каждый день, она не знала, т. к. в садик не ходила, а с детьми своего возраста не играла, т. к. деду было стыдно сидеть около песочницы, где играли все остальные дети, поэтому он устроил небольшую песочницу прямо за лавочкой перед домом. Делал он сразу два дела: узнавал у соседних мужиков новости и гулял с внучкой. Поэтому Лиза была уверена, что мама – это явление хорошее, но редкое. В садик ее не отдавали, т. к. дед все время сидел дома, а за садик нужно платить. Дед же хоть и ворчал, но платы не требовал, поэтому бабушка решила, что будут они обходиться без садика. Дедушка с внучкой не занимался, а просто следил, чтобы была накормлена, обутая и одетая. Воспитанием же и обучение занималась Оля, когда приходила вечером после работы. Пока она готовила ужин, то пыталась чему-нибудь научить Лизу: новой букве, цифре. Или они повторяли что-то с предыдущих дней.
В коридоре послышались шаркающие шаги дедушки. Он из спальни прямиком направился в туалет, чтобы покурить.
– Куда ты пошел? – крикнула ему бабушка.
– В туалет, – ответил полусонный голос деда.
– Смотри не кури там, – наставительно произнесла бабушка. – Лизе вредно дышать табачным дымом. Если уж так нужно, то иди на улицу.
– Что я в трусах на улицу пойду? – спросил, озлобившись дед.
– Зачем в трусах? – удивленно спросила бабушка. – Одевайся, да иди, – затем она посмотрела в коридор на деда и добавила еще. – А тебе и в трусах можно. Подумаешь, за дурачка примут, – она засмеялась, подмигивая Лизе.
Лиза тоже засмеялась, но не потому что поняла что-то, а просто потому что бабушка смеялась, а злого выражения лица дедушки она не видела, т. к. сидела за столом лицом к окну.
– Что ты издеваешься-то? – негодовал дед.
– Я не издеваюсь, – закончив смеяться, добро ответила бабушка. – Пойдем завтракать.
– Сейчас приду, – ответил дед.
– Вот дедушка у нас какой. Да, Лиза? – обратилась Ольга к внучке.
– Да-а-а-а, – ответила Лиза, беря еще одну вафлю с шоколадной начинкой из вазочки.
Оля к чаю развернула себе конфету, т. к. вафли, печенья, пряники она не любила. Поэтому чай она пила с конфетами или вареньем, которое они делали каждое лето. У деда была машина, поэтому, когда приходило время, они брали Лизу и ехали за ягодами. Потом целый вечер они чистили ягодки, мыли и варили. Это был самый интересный и вкусный этап. Бабушка Оля собирала пенку, накладывала в небольшое блюдце, немного остужала и звала Лизу. Раньше она звала дочек, теперь зовет внучку. В свое время Олю также звала ее мама. Оля очень любила пенку с варенья, но, как только появились дети, она решила, что уже не маленькая, а детям нужнее, поэтому делала вид и говорила, что она вовсе ее не любит, хотя на самом деле ей очень хотелось поесть ее, как в детстве. Лиза ела с удовольствием и как только Оля посмотрела на лицо внучки, то поняла, что она не хочет никаких пенок, а хочет, чтобы внучка всегда была довольна жизнью, как сейчас. На следующий день все накладывали в банки. Что-то оставалось, поэтому бабушка перекладывала остатки в небольшую вазочку и ставила ее на стол. До тех пор пока вазочка не опустошалась, Лиза пила чай исключительно с вареньем и куском ржаного хлеба. Хотя и без чая было вкусно, поэтому на кухню она наведывалась чаще обычного, но бабушка все попытки перекусить пресекала.
– Нечего портить себе аппетит. Скоро кушать будем, – говорила она, морща лоб, и делая недовольное лицо.
– Я маленький кусочек только съем, – говорила Лиза, двигаясь ближе к столу, но бабушка в этом вопросе была непреклонна.
Дед зашел в кухню и заглянул в кастрюлю, сморщив лицо, он повернулся к раковине и посмотрел на две грязные тарелки с остатками манной каши.
– А у нас еще что-нибудь есть? – спросил он жалостливо.
– Суп в холодильнике, – ответила быстро Оля. – Если хочешь, то разогревай. А мне бежать на работу надо, – сказала она, допив последний глоток чая и вставая из-за стола.