Фазы гравитации Симмонс Дэн

Роберту и Кэтрин Симмонсам

Часть первая

Пуна

Лайнер рейса 001 авиакомпании «Пан Ам» оставил позади лунный свет и нырнул в облака, нащупывая путь к посадочной полосе аэропорта Нью-Дели. Бедекер смотрел в иллюминатор, ощущая навалившуюся тяжесть и неловкость от непривычной роли пассажира. Колеса шасси мягко, почти без стука коснулись покрытия, и он взглянул на часы: три сорок семь утра по местному времени. В усталых глазах мелькали пятна, вспышки навигационных огней выхватывали из тьмы очертания водонапорных башен и служебных зданий. Гигантский «Боинг-747» резко взял вправо и замер. Взревев напоследок, турбины умолкли, тишину нарушало лишь глухое биение пульса в висках. Бедекер не спал уже сутки.

Пассажиры гурьбой посеменили к выходу. Бедекера сразу обдало волной духоты и влажности. Спускаясь по трапу к липкому асфальту, он всеми фибрами чувствовал колоссальную массу распростертой перед ним планеты, отягощенной сотнями миллионов несчастных бедняков, населявших Индостан. Плечи поникли под неумолимым бременем депрессии.

«Надо было сняться в рекламе кредиток», – размышлял он, стоя с толпой пассажиров в ожидании бело-голубого автобуса. Освещенное здание терминала тускло мерцало на горизонте. В темных облаках отражалась цепочка посадочных огней.

Благо съемки – дело непыльное. Всего-то сесть, улыбнуться в камеру и сказать: «Помните меня? Шестнадцать лет назад я высадился на Луну. Вот только это не помогает, когда нужно заказать билет на самолет или оплатить ужин в ресторане». Еще пара фраз в том же духе, а потом крупным планом пластиковая карта с его именем – РИЧАРД Э. БЕДЕКЕР.

Таможня располагалась в огромном гулком помещении, похожем на склад. Висящие на стальных балках натриевые лампы придавали лицам сальный, восковой оттенок. От жары рубашка липла к телу. Очередь продвигалась медленно. Бедекер привык к назойливости таможенников, но эта парочка аборигенов в коричневой форме била все рекорды наглости. Наконец впереди остались только индианка в годах и две ее дочери, все трое в дешевых хлопчатобумажных сари. Не тратя времени на лишние расспросы, таможенник за обшарпанной стойкой бесцеремонно вытряхнул содержимое двух стареньких чемоданов. На полу выросла куча пестрых тряпок, бюстгальтеров, заношенных трусиков. Таможенник повернулся к напарнику, протараторил что-то на хинди, и оба заухмылялись.

В полудреме Бедекер вдруг понял, что таможенник обращается к нему.

– Простите, что?

– Я спрашиваю, все задекларировали? Больше ничего нет?

Тягучий индо-английский говор оказался неожиданно знакомым, его можно услышать от стажеров-администраторов в отелях по всему свету. Новым был лишь раздраженно-подозрительный тон.

– Больше ничего, – Бедекер кивнул на розовый бланк, который пассажирам велели заполнить перед посадкой.

– Хотите сказать, у вас только это? – Таможенник приподнял видавшую виды дорожную сумку так, словно в ней была контрабанда или динамит.

– Именно.

Таможенник злобно глянул на поклажу и презрительно швырнул коллеге, который поставил на ней размашистый крест, будто изгоняя притаившееся внутри зло.

– Шевелитесь, шевелитесь, – торопил первый.

– Спасибо. – Бедекер подхватил сумку и шагнул во мрак.

Кромешная тьма. Два черных треугольника – ни звезд, ничего. Из громоздких скафандров, намертво прикованных к сиденьям, астронавты видели лишь беспросветное темное небо. Перед снижением посадочный модуль развернулся, заслоняя поверхность Луны. Только в последнюю минуту Бедекеру удалось бросить взгляд на стремительно надвигающийся ослепительный лунный лик.

«Совсем как на тренажере», – подумал он тогда. Уже при посадке ощутил разочарование. Машинально отвечал на сводки и запросы Хьюстона, послушно вносил данные в компьютер и диктовал цифры Дейву, а в голове билась кощунственная мысль: «Совсем как на тренажере»…

– Мистер Бедекер!

Он не сразу сообразил, что кто-то настойчиво зовет его по имени, и огляделся. В свете прожекторов кружила мошкара. На тротуаре между таможней и терминалом народ спал, завернувшись в белые накидки, некоторые сидели, привалившись спиной к стене. Темнокожие мужчины в пестрых рубахах стояли, облокотившись на капот желто-черных такси. Обернувшись, Бедекер увидел перед собой девушку.

– Мистер Бедекер! Здрасьте… – Она грациозно замерла в полушаге, откинула голову и перевела дух.

– Здравствуйте. – Бедекер понятия не имел, кто перед ним, но ощущал смутное дежавю. Кто, скажите на милость, стал бы встречать его в Нью-Дели в полпятого утра? Посольские? Исключено, там не в курсе о его приезде, да и какое им дело. «Бомбей Электроникс»? Вряд ли. По крайней мере, не здесь, в Нью-Дели. А эта блондиночка явно американка. Бедекер никогда не отличался хорошей памятью на лица и имена и сейчас испытывал привычное чувство вины. Он напрягся, пытаясь вспомнить незнакомку. Увы.

– Мэгги Браун, – представилась девушка, протянув руку. Бедекер пожал на удивление прохладную ладонь. Сам он пылал как в лихорадке. Мэгги Браун? Она отбросила с лица непослушную прядь остриженных по плечи волос, и Бедекеру снова почудилось что-то знакомое. Наверное, какая-нибудь сотрудница НАСА. Правда, уж больно молодая…

– Я подруга Скотта, – пояснила девушка и улыбнулась. У нее был крупный рот и щербинка между передними зубами, но все вместе смотрелось обворожительно.

– Подруга Скотта! Ну конечно! Здравствуйте. – Бедекер снова пожал ей руку и обернулся. Их обступили таксисты, наперебой предлагая свои услуги. Он отрицательно помотал головой, но таксисты не сдавались. Бедекер взял девушку за локоть и повел прочь от назойливой толпы.

– Как вы очутились в Индии? Ну и здесь тоже. – Он кивнул на узкую улочку из здания аэропорта. Мэгги Браун, точно. Джоан показывала ее фотографию, когда он последний раз был в Бостоне. Зеленые глаза девушки тогда врезались ему в память.

– Я здесь уже три месяца. Скотта вижу редко, ему сейчас не до меня, но на всякий случай торчу здесь, жду. В смысле, в Пуне. Устроилась гувернанткой… то есть скорее репетитором в семью милейшего доктора. Знаете? В старом британском квартале? Ладно, не важно. На той неделе мы как раз были со Скоттом, когда пришла ваша телеграмма.

– А! – только и произнес Бедекер, не зная, что еще добавить. В небе набирал высоту крошечный реактивный самолет. – А Скотт сейчас тут? Мы могли бы встретиться в этой, как ее… Пуне.

– Скотт отправился за наставлениями к Учителю. Вернется из деревни только во вторник. Просил вас предупредить. Я приехала навестить приятельницу из Американо-индийского фонда просвещения в Старом Дели, ну и заодно…

– Что за Учитель? Тот его гуру?

– Его все так называют. В общем, Скотт просил вам передать, но я боялась, что у вас мало времени.

– Приехали ни свет ни заря, чтобы меня предупредить? – поразился Бедекер, пристально вглядываясь в девушку. Вдали от прожекторов ее кожа словно лучилась собственным светом. Небо на востоке уже алело.

– Ничего страшного. – Девушка взяла его под руку. – Мой поезд прибыл пару часов назад, до открытия фонда делать все равно нечего.

Они вышли из переулка и оказались у главного входа в аэропорт. Вдалеке поднимались высотки, но в окружающих запахах и звуках безошибочно угадывалась деревня. Извилистое подъездное шоссе выходило на широкую автостраду, но за скученными стволами баньянов виднелись разъезженные проселочные дороги.

– Во сколько ваш рейс, мистер Бедекер?

– На Бомбей? В восемь тридцать. И давай без «мистера», просто Ричард.

– Не вопрос. Ричард, как насчет прогуляться и перекусить?

– Почему бы и нет, – согласился он, втайне мечтая завалиться спать где-нибудь в гостинице. Интересно, который теперь час в Сент-Луисе? Но усталым мозгам было не до арифметики. Бедекер плелся за девушкой по мокрой от дождя трассе. Впереди вставало солнце.

Когда они высадились, солнце вставало три дня подряд. Все детали рельефа были как на ладони. Как и задумано.

Бедекер смутно помнил, как спустился по лесенке лунного модуля и ступил на поверхность. Долгие годы подготовки, тренировок и ожиданий сошлись наконец в одной точке пространства и времени, но в памяти осталось лишь смутное чувство тревоги и разочарования. Когда Дейв стал спускаться первым, они уже на двадцать три минуты отставали от графика. Экипировка, проверка готовности по пятидесяти одному пункту контрольного списка и разгерметизация вышли куда дольше, нежели на тренировках.

Потом они двигались по каменистой равнине, следя за углом крена и собирая нештатные образцы, и все пытались наверстать упущенное время. Бедекер провел не один час, сочиняя фразу, которую произнесет, впервые ступив на лунную почву. «След в истории», как говорила Джоан. Но Дейв первым успел со своей шуткой, едва спрыгнув со ступеньки, а Хьюстон затребовал проверку связи. В итоге момент был упущен.

Из дальнейшего Бедекер отчетливо запомнил две вещи. Во-первых, проклятый контрольный список на запястье. Они никак не укладывались в график, даже пропустив третью пробу грунта и повторную проверку навигационной системы лунохода. Как он ненавидел этот регламент!

Второе воспоминание являлось даже во сне. Гравитация. Сила тяготения на Луне в шесть раз меньше земной. Чуть оттолкнешься – и мячиком скачешь по изрытой кратерами сияющей поверхности. Поразительное ощущение, пробуждавшее воспоминания из далекого детства. Вот Бедекер, совсем мальчишка, учится плавать на озере Мичиган. Отец держит его под мышки, а он барахтается, отталкиваясь от песчаного дна. Во всем теле чувствуется потрясающая легкость, сильные руки отца поддерживают его, а вокруг мягко плещутся волны. Гармония тяжести и подъемной силы рождает ощущение равновесия, которое поднимается от самых пальцев ног.

Гравитация снилась ему до сих пор.

Солнце вставало огромным оранжевым диском, расширяясь по мере того, как свет пробивался сквозь нагретый воздух. Пейзаж походил на глянцевые фотографии из «Нэшнл географик». Индия! Насекомые, птицы, козы, куры и коровы добавляли свои нестройные ноты к нарастающему гулу невидимой автострады. Даже петляющую проселочную дорогу уже наводнили велосипедисты, телеги и грузовики с маркировкой «Общественный транспорт». В этой гуще изредка мелькали черно-желтые такси, гудя как рассерженные пчелы.

Бедекер со спутницей остановились возле небольшого зеленого домика, то ли фермы, то ли храма. А может, это было и то, и другое. Из дверей доносилось звякание колокольчиков, из внутреннего дворика тянуло ладаном и навозом. Надрывались петухи, какой-то мужчина напевал дрожащим фальцетом. Другой, в деловом костюме из синего полиэстера, подогнал велосипед к обочине, слез и помочился аккурат во двор храма.

Мимо со скрежетом прогромыхала телега, запряженная волом. Бедекер с любопытством обернулся. Сидящая в повозке женщина быстро прикрыла лицо краем черного сари, зато трое ее ребятишек таращились на незнакомца во все глаза. Возница осыпал вола бранью и охаживал хворостиной по свежим струпьям. Внезапно все звуки заглушил рев «Боинга-747» авиакомпании «Эйр Индия». Лайнер взмыл вверх, окунувшись в золото солнечных лучей.

– Чем так пахнет? – не выдержал Бедекер. Обычную смесь запахов влажной земли, канализации, выхлопных газов, компостных куч и смога невидимого города заглушал сладкий аромат, который, казалось, намертво впитался в кожу и одежду.

– Местные готовят завтрак, – пояснила Мэгги, – на открытом огне, а в качестве топлива используют сухой коровий навоз. Представь, восемьсот миллионов человек сейчас готовят завтрак. Ганди как-то сказал, что это и есть запах Индии.

Бедекер кивнул. Небо уже заволакивали влажные муссонные облака, но трава и деревья еще сверкали на солнце ослепительной зеленью, невыносимо яркой для усталых глаз. Головная боль, не отступавшая с самого Франкфурта, сместилась к затылку. Каждый шаг болезненно отдавался в голове. Впрочем, общая усталость и смена часовых поясов отодвинули боль на второй план. Все вокруг казалось нереальным – новые запахи, странная какофония сельских и городских звуков, красивая молодая женщина рядом. Солнечный свет играл на ее скулах, сиял в изумрудных глазах. Интересно, кем она приходится сыну? Насколько у них все серьезно? Надо было порасспросить Джоан, но их встреча прошла не очень гладко, и он поспешил уйти.

Бедекер покосился на Мэгги Браун и неожиданно понял, что шовинизм сыграл с ним злую шутку, и его спутница – далеко не зеленая девчонка. Перед ним была молодая женщина, обладающая хладнокровием и проницательностью – качествами, которые приходят с мудростью, а не с возрастом. Приглядевшись, он решил, что Мэгги как минимум лет двадцать пять. И Джоан вроде говорила, что подруга сына – аспирантка и ассистент кафедры.

– Ты приехал в Индию только из-за Скотта? – спросила девушка, когда они вновь свернули по шоссе к аэропорту.

– И да, и нет. Устроил себе деловую командировку, совмещаю приятное с полезным.

– А как же работа на правительство? – удивилась Мэгги. – Разве ты больше не астронавт?

Бедекер улыбнулся.

– Уже двенадцать лет, – ответил он и рассказал про фирму аэрокосмического оборудования в Сент-Луисе, где теперь трудился.

– И к космическим челнокам не имеешь отношения?

– Не совсем. Когда-то на шаттлах стояли наши подсистемы, ну и арендовать грузовой отсек случалось.

Бедекер осознавал, что говорит в прошедшем времени, точно о покойнике.

Мэгги остановилась полюбоваться, как солнечные лучи щедро раззолотили диспетчерскую вышку и здания аэропорта. Потом убрала выбившуюся прядь за ухо и нервно сжала руки.

– Поверить не могу, что со взрыва «Челленджера» прошло уже полтора года. Ужасная трагедия.

– Да, – согласился Бедекер.

По иронии судьбы, он оказался в тот день на мысе Канаверал. До этого ему лишь раз довелось присутствовать при запуске шаттла – за пять лет до того, на пробных испытаниях одного из первых кораблей «Колумбия». На месте катастрофы «Челленджера» в январе 1986 года он очутился стараниями Коула Прескотта, вице-президента своей фирмы, который отправил Бедекера сопровождать клиента, финансировавшего часть оборудования спутника «Спартан-Галлей» в грузовом отсеке челнока.

На запуске полета 51-L ничто не предвещало беды. Прикрывая ладонью глаза от солнца, Бедекер с клиентом наблюдали за стартом из вип-зоны всего в трех милях от стартовой площадки 39-В. Бедекер отчетливо помнил, как продрог в легком пиджаке. Утро выдалось на редкость холодным для мыса Канаверал. Если приглядеться, в бинокль было видно, как блестит лед на пусковых башнях.

Он уже подумывал уйти пораньше, чтобы не попасть в общую толчею, когда из громкоговорителя раздался голос офицера пресс-службы НАСА:

– Высота четыре и три десятых морских мили, горизонтальная дальность три морские мили. Двигатели набирают обороты. Три двигателя работают на сто четыре процента.

Как наяву припомнился запуск пятнадцатилетней давности, когда Бедекер транслировал данные, а Дейв Малдроф «рулил» махиной «Сатурна-5»…

К реальности его вернул зазвучавший в громкоговорителе голос командира корабля Дика Скоби:

– Вас понял, начинаем разгон.

Бедекер покосился на парковку, прикидывая, будут ли пробки, и тут услышал возглас клиента:

– Ну и дымят эти твердотопливные ускорители, когда отделяются!

Бедекер поднял глаза на разрастающийся, точно гриб, инверсионный след, никак не связанный с отделением. Мгновение – и облако озарилось жутким оранжево-красным светом: взорвались топливные баки. Затем в стороны, кувыркаясь, полетели ускорители.

Подавив тошноту, Бедекер повернулся к Такеру Уилсону, знакомому пилоту, летавшему еще на «Аполлоне», и, не питая особых иллюзий, спросил:

– Аварийное возвращение?

Такер молча покачал головой. Никакого аварийного прекращения полета не было. Случилось то, чего они так боялись во время каждого своего старта. Когда Бедекер снова глянул вверх, обломки корабля уже начали долгое страшное падение в разверстую водную могилу.

Потом Бедекер не переставал удивляться, как вообще удавалось до этого так часто и без накладок летать в космос. Затяжной перерыв в полетах казался в порядке вещей, смешавшись в сознании с ощущением непреодолимой тяжести, триумфа гравитации и энтропии, давивших на плечи с тех пор, как распались его мир и семья.

– Мой приятель Брюс рассказывал, что после крушения «Челленджера» Скотт два дня не выходил из своей комнаты в общежитии, – протянула Мэгги, когда они снова очутились у терминала аэропорта.

– Серьезно? – усомнился Бедекер. – Вроде бы он тогда уже не интересовался космосом.

Восходящее солнце скрылось за облаками. Краски стекли с пейзажа, словно вода из раковины.

– Заявил, что ему все равно, – пожала плечами Мэгги. – Якобы Чернобыль и «Челленджер» возвестили конец технологической эры. А спустя пару недель засобирался в Индию. Ричард, есть хочешь?

Было едва половина седьмого, но в терминале толпился народ. Некоторые еще спали на дырявом линолеуме – то ли потенциальные пассажиры, то ли бедолаги без крыши над головой. На черном клеенчатом кресле в одиночестве рыдал малыш. По стенам сновали ящерицы.

Мэгги отвела его в кофейню на втором этаже, где их встретили сонные официанты с перекинутыми через руку грязными полотенцами. Мэгги предостерегла Бедекера заказывать бекон, а себе взяла омлет, тосты с джемом и чай. Поразмыслив, Бедекер решил не завтракать. Скотч – вот чего ему и впрямь хотелось. Пришлось ограничиться крепким кофе.

Кроме них в кофейне сидела шумная компания русских пилотов – лайнер «Аэрофлота» был виден из окна. Русские щелкали пальцами, подзывая измученных официантов-индусов. Бедекер скользнул взглядом по капитану и задумался. Крупный мужчина казался знакомым, и Бедекер напомнил себе, что волевой подбородок и густые брови – не бог весть какая редкость у советских летчиков. Может, они встречались, когда Бедекер на три дня приезжал в Москву, в Звездный городок по программе «Союз – Аполлон»? Впрочем, какая разница.

– Как дела у Скотта? – поинтересовался он.

Взгляд Мэгги слегка напрягся.

– Прекрасно. Говорит, что в отличной форме. Вот только похудел, по-моему.

Бедекер мысленно представил сына: коренастый, с короткой стрижкой, в футболке. Скотт мечтал играть между второй и третьей базами, но из-за медлительности годился лишь в правые филдеры.

– Как его астма? Не обострилась в этой влажности?

– Астма прошла, – сухо ответила Мэгги. – Говорит, Учитель излечил его.

Бедекер удивленно моргнул. Даже в последние годы, сидя в пустой квартире, он ловил себя на том, что по привычке вслушивается, пытаясь услышать кашель, прерывистое дыхание. Вспоминал ночи, когда держал сына на руках, укачивал как ребенка, оба до смерти напуганные бульканьем в легких.

– А ты тоже последовательница этого… хм… Учителя?

Мэгги рассмеялась, тень сбежала с ее лица.

– Нет, иначе не сидела бы тут с тобой. Ученикам запрещено покидать ашрам больше чем на пару часов.

– Ясно, – пробормотал Бедекер и глянул на часы. Полтора часа до вылета в Бомбей.

– Он задержится.

– Кто? – непонимающе нахмурился Бедекер.

– Твой рейс, – пояснила Мэгги. – Какие у тебя планы до вторника?

Бедекер растерялся. Сегодня четверг. К обеду он рассчитывал быть в Бомбее. В пятницу побеседовать с электронщиками, осмотреть их наземную станцию. Потом – поездом до Пуны, там провести выходные со Скоттом, а в понедельник днем вылететь из Бомбея домой.

– Если честно, не знаю, – ответил он. – Может, задержусь на пару лишних деньков в Бомбее. Чем таким особенным занят Скотт, что никак не может вырваться?

– Да ничем, – Мэгги допила чай и сердито звякнула чашкой о блюдечко. – Все как обычно. Лекции Учителя, сеансы уединения, танцы.

– Танцы?

– Ну, не совсем. Там играют музыку, ритм ускоряется, а они кружатся. Быстрее и быстрее, пока не валятся от усталости. Это элемент тантра-йоги, очищает душу.

Мэгги явно недоговаривала, но Бедекер и сам читал про бывшего преподавателя философии, заделавшегося новоявленным гуру для богатой молодежи из развитых стран. В «Тайм» приводили слова возмущенных индусов об оргиях, которые регулярно устраивались в его ашрамах. Бедекер ужаснулся, когда услышал от Джоан, что Скотт бросил аспирантуру в Бостоне и отправился на другой конец света. Что там можно найти?

– Похоже, ты не в восторге, – заметил он, поворачиваясь к Мэгги.

Та передернула плечами и вдруг резко подалась вперед.

– У меня отличная идея! – возбужденно затараторила она. – Почему бы нам вместе не отправиться на экскурсию? Я с марта, как приехала, пытаюсь вытащить Скотта куда-нибудь, а то сидит безвылазно в своей Пуне. Айда со мной! Будет весело. В «Эйр Индия» внутренние перелеты почти даром.

Терзаемый мыслями об оргиях, Бедекер на мгновение опешил, но потом взглянул в горящие глаза девушки и мысленно упрекнул себя за грязные мысли. Бедняжка так одинока.

– Каков маршрут? – спросил он, чтобы выиграть время и придумать повод для вежливого отказа.

– Завтра вылетаю из Дели в Варанаси, потом Кхаджурахо, остановка в Калькутте, затем Агра, ну и обратно в Пуну.

– И что там в Агре?

– Всего-навсего Тадж-Махал. – В ее глазах зажегся лукавый огонек. – Нельзя побывать в Индии и не видеть Тадж-Махал. Это просто недопустимо.

– Придется допустить, – отшутился Бедекер. – У меня завтра деловая встреча в Бомбее, а Скотт появится лишь во вторник. Мне нужно вернуться не позднее пятницы. И так затягиваю поездку дальше некуда.

Не скрывая разочарования, она молча кивнула.

– И потом, турист из меня так себе, – добавил он.

Американский флаг выглядел нелепо. Бедекер ожидал совсем другого. Однажды в Джакарте, проведя каких-то девять месяцев вдали от родины, он растрогался до слез при виде американского флага, развевающегося на мачте старенького сухогруза в бухте. Но здесь, на Луне, в четверти миллиона миль от дома флаг казался нелепицей, особенно с натянутой проволокой, призванной заменить ветер в глубоком вакууме.

Они с Дейвом отдали честь. Встали лицом к солнцу перед телекамерой, выпрямились и отсалютовали. При низкой гравитации привыкаешь сгибаться в три погибели – та самая «поза усталой обезьяны», о которой предупреждал Олдрин на инструктаже. Удобно, но на пленке выглядит не очень.

Покончив с церемониями, они собрались двигаться дальше, но тут на связь с астронавтами вышел президент Никсон. Этот нежданный звонок добавил к зыбкому ощущению реальности приставку «сюр». Президент явно не подготовился, и монолог его звучал на редкость невнятно. Когда Никсон вроде бы заканчивал мысль, они открывали рот, чтобы ответить, но тут же вновь слышали его голос. Задержка сигнала усугубляла ситуацию. Говорил в основном Дейв, Бедекер лишь вставлял: «Огромное спасибо, господин президент». Ни с того, ни с сего Никсон решил сообщить им результаты последнего футбольного матча. Бедекер ненавидел футбол, но президент, похоже, именно так представлял серьезный мужской разговор.

– Огромное спасибо, господин президент, – отчеканил он, глядя в камеру. Впереди на фоне темного неба застыло полотнище флага. Слушая сквозь треск помех болтовню верховного главнокомандующего, Бедекер думал о несанкционированном предмете, который лежал у него в кармашке для нештатных образцов над правым коленом.

Рейс Дели – Бомбей задерживался на три часа. Сидящий рядом с Бедекером английский торговец вертолетами доверительно сообщил, что пилот и бортовой инженер «Эйр Индии» люто враждуют уже которую неделю, и вылеты задерживаются то из-за одного, то из-за другого.

Очутившись наконец в самолете, Бедекер попытался уснуть, но мешало настойчивое пиканье кнопок вызова. Едва лайнер оторвался от земли, пассажиры, как сговорившись, принялись звать облаченных в сари стюардесс. Трое мужчин, сидевших перед Бедекером, громогласно требовали принести сначала подушки, затем спиртное, при этом щелкая пальцами во властной манере, страшно раздражавшей выходца с демократичного Среднего Запада.

Мэгги Браун ушла вскоре после завтрака, напоследок сунув ему в карман салфетку с нацарапанным маршрутом своего грандиозного тура.

– На всякий случай, – сказала она. – Вдруг передумаешь.

Бедекер еще немного поспрашивал про Скотта, пока Мэгги не отбыла на желто-черном такси. Складывалось впечатление, что девушка сдуру бросилась за возлюбленным в чужую страну, а теперь даже не уверена в его чувствах.

Сидя во французском «аэробусе», Бедекер профессиональным взором отметил несвойственную «Боингам» гибкость крыльев. Поражал и выбранный индийским пилотом высокий угол атаки. Американские авиалинии категорически запрещали пугать пассажиров подобными фокусами, но здесь никто и ухом не повел. Стремительное снижение напомнило Бедекеру, как в Плейку во Вьетнаме пилоту «С-130» пришлось почти вертикально идти на посадку, чтобы не попасть под артобстрел.

Бомбей, казалось, весь состоял из халуп с жестяными крышами и ветхих фабричных зданий. Лишь в самом конце на горизонте мелькнули высотки и краешек Аравийского моря. Самолет накренился на пятьдесят градусов, из скопления сараев выглянула посадочная полоса, и приземление состоялось. Бедекер мысленно похвалил пилота.

В гостиницу он приехал еле живой. Сразу за воротами аэропорта Санта-Круз начинались трущобы. По обе стороны шоссе на многие мили простирались крытые жестью лачуги и обвисшие брезентовые палатки, разделенные грязными закоулками. Водопроводная труба диаметром двадцать футов рассекала скопление хибар, точно садовый шланг – муравейник. Дочерна загорелая ребятня облепила проржавевшие бока, с визгом носилась по верху. От бесчисленных мельтешащих тел кружилась голова.

Вдобавок стояла невыносимая жара. Окна в такси были открыты, и струи влажного воздуха раскаленными парами били Бедекеру в лицо. Справа мелькала гладь Аравийского моря. На подъезде к городу огромный щит обещал «0 ДНЕЙ ДО СЕЗОНА ДОЖДЕЙ», но низко стелющиеся серые тучи не проронили ни капли вожделенной влаги, усугубляя духоту и гнетущее ощущение тяжести.

В городе оказалось еще хуже. Из каждой боковой улочки нескончаемым потоком текли люди в белых рубашках, смешиваясь с кишащей человеческой массой. Тысячи лавочек предлагали яркие товары миллионам снующих пешеходов. Какофония автомобильных гудков, рев двигателей и позвякивание велосипедных звонков окутывали плотной непроницаемой пеленой. Гигантские переливающиеся щиты с кинорекламой изображали смуглолицых актеров с невозможно румяными щеками и актрис с чрезмерно пухлыми губами и иссиня-черными волосами.

Дорога лежала через Марин-драйв, знаменитое «Королевское ожерелье». Справа катило серые волны Аравийское море. По левую сторону виднелись крикетные поля, участки для погребальных костров, храмы и высотки офисных зданий. Над «Башней тишины» Бедекеру померещилась стайка стервятников, охочих до праведной плоти парсов. Но и отвернувшись, он боковым зрением видел кружащиеся темные крапинки.

Кондиционер в «Оберой-Шератоне» работал вовсю, и Бедекер моментально замерз. Он смутно помнил, как зарегистрировался и вслед за носильщиком в красной курточке добрался до своего номера на тридцатом этаже. От ковров исходил запах карболки и дезинфекции, в лифте кучка шумных арабов «благоухала» мускусом. Бедекера едва не стошнило. В номере носильщик получил бумажку в пять рупий и удалился. Наконец портьеры на широком окне были задернуты, дверь закрыта, звуки затихли. Бедекер швырнул на кресло легкий пиджак, рухнул на кровать и почти мгновенно уснул.

Луноход преодолел рекордное расстояние почти в три мили. Седоков подбрасывало на ухабах. Бедекер завороженно следил за причудливой настильной траекторией лунной пыли, летевшей из-под колес. Мир был светел и пуст. Их тени мчались впереди. За потрескиванием передатчика и шуршанием скафандров Бедекер различал холод абсолютной тишины.

Экспериментальный участок находился далеко от посадочной площадки, на равнине возле метеоритного кратера, обозначенного на карте как «Кейт». Луноход медленно полз вверх, крохотный компьютер фиксировал каждый поворот. Позади серебристо-золотой точкой блестел посадочный модуль.

Пока Бедекер распаковывал громоздкую сейсмическую аппаратуру, Дейв делал панорамные снимки «Хассельбладом», вмонтированным в торс скафандра. Бедекер со всей осторожностью размотал десятиметровые золотые провода. После каждого снимка Дейв слегка поворачивался, будто воздушный шар над пляжем. Крикнув что-то Хьюстону, он крутнулся на юг, заснять обнажение горных пород. В черном небе бело-голубой эмблемой сияла Земля.

Пора, решил Бедекер. Он неуклюже опустился в громоздком скафандре сперва на одно, потом на оба колена и зафиксировал последний сейсмический кабель. Убедившись, что Дейв уже далеко, быстро расстегнул кармашек над правым коленом и вытащил два контрабандных предмета. Пальцы в толстых перчатках долго не могли открыть пластиковый пакетик, но наконец содержимое оказалось на пыльной ладони. Маленькую цветную фотокарточку Бедекер прислонил к булыжнику в метре от сенсорного кабеля, рассудив, что в таком полумраке Дейв не заметит, если не станет присматриваться. Теперь в руке осталась только медаль святого Христофора. Поразмыслив, он окунул металлический кругляшок в лунную пыль, вернул в пакет и воровато сунул обратно в кармашек. От нелепой коленопреклоненной фигуры астронавта саваном стелилась по земле черная тень. С фотоснимка три на пять улыбалась Джоан в алой блузке и голубых слаксах. Голова чуть повернута, руки покоятся на плечах у семилетнего Скотта, одетого по такому случаю в парадно-выходную рубашку, но в открытом вороте виднеется фирменная голубая футболка Космического центра Кеннеди, с которой сын практически не расставался с прошлого лета.

Покосившись на фигуру Дейва вдалеке, Бедекер стал выпрямляться и вдруг всеми фибрами ощутил чье-то присутствие за спиной. Похолодев, он встал и медленно повернулся.

«Ровер» стоял позади в пяти метрах. На подвеске у правого руля крепилась телекамера, управляемая Хьюстоном. Сейчас она смотрела прямо на него. Корпус слегка подался назад, фиксируя каждое его движение.

Бедекер устремил взгляд сквозь свет и пространство на крошечную коробку с торчащими проводами. В мертвой тишине черные полукружия линз, не отрываясь, следили за ним.

Широкая антенна острой параболой рассекала небо, затянутое муссонными облаками.

– Впечатляет, правда? – спросил Сирсикар.

Бедекер кивнул, глядя с холма вниз. По обе стороны узкого шоссе пестрели крохотные, едва ли в два акра, квадратики фермерских угодий. Вместо домов – шалаши с ворохом соломы на крыше. Всю дорогу от Бомбея до приемной подстанции Сирсикар и Шах знакомили его с местными достопримечательностями.

– Вот великолепное хозяйство, – Шах указал на каменную постройку по виду меньше гаража в хьюстонском доме Бедекера. – У них, к вашему сведению, есть даже конвертор метана.

Замученные быки волокли плоские деревянные плуги, на которых стояло по фермеру. Один взял с собой двоих сыновей, чтобы зубцы глубже пропахивали потрескавшуюся землю.

– У нас их теперь три, – продолжал Сирсикар. – Синхронная только «Натараджа». «Сарасвати» и «Лакшми» стоят над горизонтом тридцать минут, ровно треть транзитного времени, а станция в Бомбее передает их трансляцию в режиме реального времени.

Бедекер покосился на низкорослого ученого.

– Вы называете спутники в честь богов?

Шах замялся, но Сирсикар и не думал смущаться.

– Ну конечно! – просиял он.

Завербованный в эпоху полетов «Меркуриев», обученный на серии кораблей «Джемини» и прошедший боевое крещение в эру «Аполлонов», Бедекер снова взглянул на стальную симметрию гигантской антенны.

– Мы тоже, – пробормотал он.

ПАПА, ПРОБУДУ В ОБЩИНЕ ДО СУББОТЫ, 27 ИЮНЯ. СРАЗУ В ПУНУ. ЕСЛИ ЧТО, УВИДИМСЯ. СКОТТ.

Бедекер перечитал телеграмму, скомкал и швырнул в корзину для бумаг в углу номера. Потом подошел к окну и смотрел, как огни «Королевского ожерелья» отражаются на чуть подернутой рябью водной глади бухты. Наконец он повернулся, вышел из номера и, спустившись вниз, отбил телеграмму в Сент-Луис, уведомить начальство, то берет отпуск.

– Я знала, что ты передумаешь, – сказала Мэгги Браун.

Они сошли на берег с туристического катера. Бедекер поморщился при виде кишащей массы бродяг и уличных торговцев и в сотый раз пожалел, что не согласился на рекламу кредиток. Деньги сейчас были бы очень кстати.

– Почему? – удивился он. – Знала, что Скотт задержится в своей общине?

– Не знала, но не особо удивилась. Просто чувствовала, что снова тебя увижу.

Они стояли на берегу Ганга, а в небе снова занимался рассвет.

На широких каменных ступенях, ведущих к кофейным водам реки, уже толпился народ. Женщины в мокрых, облепивших тело платьях из хлопка несли глиняные горшки цвета своей кожи. Мраморный фасад храма украшали свастики. Выше по течению прачки с громкими шлепками били белье о плоские камни. Во влажном утреннем воздухе смешивались запахи погребальных костров и фимиама.

– На указателе значится Бенарес, а на билете – Варанаси. Как правильно? – спросил Бедекер.

– Вообще, город назывался Варанаси, но англичане на свой лад переиначили в Бенарес. Название прижилось, а местные потом не чаяли от него избавиться. Мол, рабское имя. Как Малькольм Икс, или Мухаммед Али. – Мэгги замолчала и трусцой поспешила за гидом, прикрикнувшим на них, чтобы не отставали.

Улочка сузилась так, что, раскинув руки, можно было коснуться противоположных стен. Пешеходы толкались, бранились, сплевывали и жались к обочине, уступая дорогу домашней скотине, свободно расхаживающей по городу. Назойливый мальчуган-разносчик следовал по пятам за туристами несколько кварталов и оглушительно дудел в самодельную дудку. Подмигнув Мэгги, Бедекер дал мальчишке десять рупий и спрятал дудку в задний карман брюк.

Гид привел группу в заброшенное здание. Вдоль полуразрушенной лестницы томились индусы со свечами. При виде туристов мужчины красноречиво протягивали руки. С балкончика на третьем этаже открывался вид на стену храма и крохотный кусочек позолоченного шпиля.

– Перед нами священнейшее место в мире, – рассказывал гид, чья кожа по цвету и текстуре походила на промасленную перчатку кетчера. – Этот храм священнее Мекки, Иерусалима, Вифлеема и Сарнатха вместе взятых. Сюда стремятся попасть перед смертью все индусы… после омовения в священных водах Ганга.

Туристы тут же заохали, зашептались. Перед вспотевшими лицами роились тучи мошкары. Обратный путь преградили «лестничные» индусы, требовательно потрясая руками и выкрикивая что-то на грубом наречии.

По дороге в гостиницу, в моторикше, Мэгги повернулась к Бедекеру.

– А ты веришь в места силы?

– Какие, например?

– Не официальные святыни, а особые места, свои – где сильная энергетика.

– Здесь таких нет. – Бедекер кивнул на грустную картину всепоглощающей нищеты и упадка за окном.

– Нет, – согласилась Мэгги, – но мне повезло найти парочку.

– Расскажи, – попросил Бедекер. Говорить приходилось громко, чтобы перекричать уличный шум и треньканье велосипедных звонков.

Мэгги потупилась и уже знакомым жестом заправила прядь волос за ухо.

– Недалеко от дома моего деда, на западе Южной Дакоты, чуть севернее Блэк-Хиллс, есть вулканический конус. Называется Медвежья гора. Девчонкой я забиралась на самый верх, а дедушка и Мемо ждали внизу. Позже оказалось, что холм считался святыней индейцев сиу. Но еще ребенком, стоя на краю и глядя на прерию, я знала, что это место особенное.

– На высоте всегда так, – понимающе кивнул Бедекер. – Мне бы тоже очень хотелось съездить кое-куда. В захолустье Иллинойса, неподалеку от Сент-Луиса, есть маленький колледж Христианской науки. Он стоит на обрыве, на берегу Миссисипи, а у самого обрыва стоит часовенка. Если смотреть оттуда, увидишь почти весь штат Миссури.

– Ты последователь Христианской науки? – Тон и выражение лица Мэгги были настолько серьезные, что Бедекер не выдержал и расхохотался.

– Нет, я не верю в бога… вообще ни во что не верю… – Он вдруг вспомнил, как стоял на коленях в лунной пыли, благословляемый потоком солнечного света.

Моторикша застрял в пробке позади грузовиков и теперь с ревом пытался вырулить вправо. Последнюю фразу Мэгги буквально прокричала:

– Думаю, дело не только в панораме. Просто у некоторых мест особая энергия.

– Может, ты и права, – улыбнулся Бедекер.

Зеленые глаза Мэгги засияли ответной улыбкой.

– Может, права, а может, и ошибаюсь. Хрен поймешь. Индия вообще располагает к мистике. Временами мне кажется, что мы всю жизнь странствуем в поиске таких вот мест.

Бедекер молчал, глядя в окно.

Луна была одной большой солнечной песочницей, а он – единственным, кто оказался в ней. Отъехав на сотню метров от посадочной площадки, Бедекер припарковал луноход, чтобы тот потом мог транслировать запись старта. Расстегнув ремень безопасности, он выпрыгнул наружу с акробатической ловкостью, уже привычной в условиях малой гравитации. Повсюду в лунной пыли отпечатались их следы. Рифленые отпечатки колес кружили, пересекая друг дружку, и терялись по направлению к северу, где мерцали белые возвышенности. Вокруг корабля пыль была примята, точно снег возле лесной хижины.

Луноходик весь запылился и в целом выглядел неважно. Два крыла отвалились напрочь, и Дэйв, недолго думая, кое-как приспособил вместо них пластиковые топографические карты, чтобы хоть как-то уберечься от летящей из-под колес грязи. Вдобавок кабель видеонаблюдения перекрутился добрый десяток раз. Бедекер одним прыжком перескочил туда, распутал кольца провода и протер линзы от пыли. Обернулся. Так, Дэйв, похоже, уже внутри лунного модуля.

– Хьюстон, все в норме. Сейчас отойду, проверите. Ну как?

– Отлично, Дик. Видим «Дискавери» и… постой, надо проверить, хватит ли обзора.

Бедекер придирчиво наблюдал, как камера поворачивается из стороны в сторону, нацеливается ему в пояс и фокусируется. Ну и картину сейчас лицезреют в Хьюстоне: пыльный скафандр точно сплошное белое пятно, усеянное ремешками и клапанами, вместо лица – темное забрало шлема.

– Пойдет, – огласил свой вердикт Хьюстон.

– Отлично, а от меня… хм… еще что-то требуется?

– … три…

– Хьюстон, повторите.

– Ответ отрицательный, Дик. Мы и так отстаем от графика. Возвращайтесь на борт.

– Вас понял. – Бедекер обернулся и бросил прощальный взгляд на лунный ландшафт. Яркий солнечный свет заливал поверхность, стирая все черты. Даже сквозь темный экран шлема Луна казалась сияющей белой пустыней. Такая же пустыня царила и в голове, куда назойливо лезло черт знает что: мысли о предстартовом регламенте, о процедурах хранения, о чуть не лопавшемся мочевом пузыре. Все это мешало сосредоточиться и как следует подумать. Бедекер перевел дух и попытался напоследок понять, какие чувства испытывает.

«Я здесь. Все взаправду».

До чего нелепо стоять столбом и дышать в микрофон, когда команда не укладывается в сроки. Изоляционная пленка модуля сияла золотом на солнце. Неуклюже передернув плечами в громоздком скафандре, Бедекер мячиком заскакал по неровному ухабистому грунту к ожидавшему кораблю.

Над джунглями поднимался сияющий полумесяц. Настал черед Мэгги бить. Она наклонилась, сдвинула ноги, сосредоточилась… От легкого удара мячик скатился с бетонной площадки и перепрыгнул через невысокий бордюрчик.

– Невероятно, – ахнул Бедекер.

В Кхаджурахо не было ничего, кроме взлетно-посадочной полосы, знаменитого храмового комплекса, крошечной деревушки и двух неказистых гостиниц на опушке леса. А еще – миниатюрное поле для гольфа.

Храмы закрывались в пять. Из иных развлечений в туристический сезон предлагались прогулки на слонах в джунгли. Но сейчас был не сезон. Прогуливаясь, Мэгги и Бедекер обнаружили позади гостиницы поле для мини-гольфа.