Чистилище. Янычар Золотько Александр
– Люди, что ль, друг в друга палят? – спросил Петруха. – Мало им мутантов, что ли?
Свет они в доме уже выключили, выдать себя нечаянным сполохом не выдадут.
Янычар пропустил в дом Петруху, закрыл балконную дверь и опустил железные жалюзи.
Снаружи донеслась еще одна автоматная очередь.
– Ладно, – сказал Янычар. – Погуляем.
– И развлечемся, – подхватил Петруха. – Давно не стреляли, у меня даже ствол в пулемете остыть успел.
Они вышли наружу, остановились, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. Снова выстрел из ружья плюс двойной звук чего-то поменьше, вроде пистолета. И автоматная очередь. Две автоматных очереди.
Янычар бесшумно двинулся вдоль забора. Петруха шел следом. И толково шел, почти также тихо, как Янычар. Пулеметная лента позвякивала, словно колокольчик на козле.
Янычар хмыкнул и почувствовал, что улыбается. Дурацкая улыбка упрямо раздвигала его губы и не желала уходить с лица. Хорошо, что темно.
Голоса.
Луч света мазнул по забору и погас.
Все-таки люди. С другой стороны – а почему бы и нет? Во все времена, при катаклизмах, эпидемиях и катастрофах, всегда находился кто-то, кто начинал собирать ценности, убивая всякого, кто пытался ему в этом помешать. Чем конец света лучше?
– Ничем, – прошептал Янычар. Он даже в переговоры не собирался вступать. Понять – сколько и где. И убить. Если не всех, то как можно больше.
Говорили двое. Янычар не вслушивался в смысл звучащих слов, определил, что двое, что стоят возле дома Рабиновича. А фонарик светил с другой стороны, от дома Етоева, значит, там еще минимум один.
Янычар нащупал в темноте руку Петрухи, вложил в нее «Протекту». Вынул нож из ножен. Второй достал из-за голенища. Инструктор за такие фокусы Янычара прибил бы: работать в темноте двумя клинками, пытаясь одновременно достать двух противников, – это пижонство. Смертельно опасное пижонство. Но других вариантов нет. Работать на скорость одним ножом по двум целям Янычар не сможет – устал. И просто не докрутит финт, не выйдет на нужную скорость… И все. И кто-то из противников успеет крикнуть.
Будет смешно, если окажется, что противник не эти, что на улице, а те, что в гостевом павильоне.
Двигаться быстро и бесшумно. Никаких переползаний и подкрадываний.
Тут ведь рядом. Тут – рукой подать. А если в руке нож, то и совсем все просто…
Клинки вошли одновременно в две шеи. Сзади, между позвонков, разрезая спинной мозг. Янычар даже успел придержать тела, подвесить их на несколько мгновений на клинках, потом присесть и, опустив руки, позволил телам сползти с кинжалов на землю.
Совсем бесшумно не получилось, автомат выпал у покойника из рук и громко ударился о бордюр.
– Что там у вас? – спросил тот, что был с фонарем.
– Нормально, – буркнул Янычар.
Если человек уже включал свой фонарик в темноте, то что может помешать ему сделать ту же глупость еще раз? Янычар достал из кобуры пистолет. Нужно бы живым, но…
– Что там у вас, пацаны? – спросил счастливый, но туповатый обладатель фонарика.
– Да нормально все, – сказал Янычар и поднял пистолет. – Нормально…
Но стрелять не пришлось. Послышался звук удара – очень характерный звук соприкосновения чего-то тяжелого с черепом.
– Петруха, ты? – спросил Янычар.
– А кто еще? Первый красный командир товарищ Клим Ефремович Ворошилов? Их, похоже, трое было. Вот этот вроде живой. Ты глянь, чтобы мы не напутали чего. И пушку свою забери. Тяжеленная дура, как ты только с ней управляешься… Глянул? Чужой?
Чужой.
Янычар осветил его лицо, прикрывая фонарь ладонями. Совершенно чужой. Оно и лучше.
Значит, можно идти к гостевому павильону. Только чтобы на пулю не нарваться.
Метрах в десяти от входа в павильон Янычар встал за дерево.
– Эй, в павильоне! – тихо позвал Янычар. – Кто живой есть?
В темноте щелкнули курки двустволки.
– Не стреляй, мать твою так. – Янычар начинал заводиться. – Это Янычар. Янычар. Кто в павильоне?
– Янычар? – радостно спросили из павильона. – Неужели ты? Откуда?
– Из Москвы. А ты кто?
– Илья Денисыч, – ответили из темноты, и Янычар опустил «Протекту» стволом к земле.
Илья Денисыч был садовником в доме Хорста. Толковый мужик лет шестидесяти, всегда спокойный и невозмутимый.
– Мы подойдем? – спросил Янычар. – Я не один, со мной напарник.
– И контуженный козел, – сдавленным голосом добавил Петруха.
Он взвалил обездвиженного противника себе на плечо и был этим не очень доволен.
– Открывай дверь, – сказал Янычар. – Как ты только выжил здесь все это время, Денисыч?
– Да как-то так, – сказал садовник. – Я тут не один.
– Слышь, Янычар, тут у нашего клиента рация хрипит. Похоже, с ним кто-то хочет поболтать… – тихо сказал Петруха. – Ответишь? Или мне послать?
– Потом. Подожди пока…
Янычар подошел к двери павильона, она открылась, и на пороге появился темный силуэт. В лицо Янычару пахнуло вонью сгоревшего пороха.
– Привет, я уж думал, концы нам… – сказал Денисыч.
– Еще нет. Сколько их было?
– Вначале – семеро. Потом трое уехали на БМП, а четверо остались. Одного я, извини, завалил.
– Зачем? – искренне удивился Янычар.
Шансов у старика отбиться от четверых, даже выстрелив первым, не было.
– Они тебя хотели убить?
– Нет… Тут такое дело… – пробормотал Денисыч. – Ты заходи, я объясню. И приятеля своего зови, тут ночами не спокойно, эти… зомби шастают… Немного, но почти каждую ночь приходят.
– Заноси, – Янычар обернулся к Петрухе. – Поболтаем.
Глава 12
В гостевом павильоне было людно. Помимо Ильи Денисыча был еще слуга Хорста, коренастый парень с Филиппин – привезенный в Россию лет пять назад, да так и привыкший к здешним холодам и порядкам. Еще было четырнадцать детей, по виду от семи до одиннадцати лет, и… тут Янычар недоверчиво покрутил головой…
Так не бывает. Вот не должно так быть. Не бывает – большими буквами по всему небосклону.
Но в павильоне был еще и полковник ФСБ, сосед Младшего хозяина по высотке в центре Москвы. Тот самый, что пристрелил горничную, чтобы не спорить с женой. Как там звали горничную? Доминика. Безответная такая, Янычар не помнил, чтобы она хоть раз возразила своей идиотке-хозяйке. А дети ее, кажется, любили.
Сейчас полковник уже не был таким уверенным и холеным, как обычно. Сидел на полу, прислонившись к стене. Немытые нечесаные волосы, обычно тщательно уложенные, цвета перца с солью. Очень был презентабельный мужчина.
Сейчас на нем был пиджак с оторванным рукавом, грязная рубаха, испачканные грязью брюки и туфли. А в руке он держал пистолет. Все время держал, не выпуская. ПСМ, игрушка для старшего офицерского состава убить, конечно, способная, но…
Какая, впрочем, разница?
– А жена где? – спросил Янычар фээсбэшника, направив луч фонаря в лицо. – И дочка? Где потерял, чекист?
Чекист вздрогнул, медленно оторвал взгляд от пола, посмотрел, не мигая, на фонарь. По щеке скатилась слезинка, оставляя дорожку на грязной коже.
– Нету их, – сказал чекист. – Потерял. А я тебя знаю?
– Я видел, как ты уволил Доминику. – Янычар убрал наконец луч с лица чекиста. – И посоветовал лучше разобраться с женой…
– А… – протянул чекист. – Это был ты… А ведь ничего не помогло, представляешь? На место сбора успели, в автобус сели… Сели в автобус…
Голос звучал глухо, паузы между словами становились все больше. Губы дрожали, а пальцы, сжимавшие пистолет, напряглись.
– Ты слышал про Узел-3? – спросил чекист.
– Нет.
– Ну, тут неподалеку, почти рядом… Нужно выехать на трассу, потом до поворота на заказник… это неважно, да… неважно… Колонна ушла вовремя… За МКАД к автобусам присоединились броня и армейские грузовики… Гаишники были предупреждены, дорогу расчищали… Быстро доехали… Нормально… Нормально…
Голос чекиста дрогнул.
– Потом на лесной дороге встали. Наглухо встали, даже развернуться автобусам было негде… Солдат поставили в оцепление… Жена закатила истерику… она мне все еще не могла простить, что я не взял с собой Доминику… Душно жене было в автобусе. И детей… детей нужно было вывести на свежий воздух… И не смей спорить со мной, тряпка! Не смей! Я договорился, нас выпустили… Вышли из автобуса… Аристарха я вывел за руку, Владика – жена… да… Я уже хотел возвращаться обратно, в салон – было холодно, сыро… Мерзкая погода… Но тут кто-то закричал. Дико закричал… Автоматная очередь… – Чекист поднял палец левой руки, словно и сейчас услышал крик и стрельбу. – Я сказал жене, чтобы бежала в лес… Она что-то возразила… как обычно… я схватил детей за руки, потащил в лес… она бросилась за мной… Автоматы стреляли уже совсем рядом, кто-то бежал рядом со мной… сзади кричала жена… Владик споткнулся, но я не остановился, тащил его за собой… просто тащил… Потом жена вскрикнула и захрипела… Я остановился, повернулся к ней… Она билась в конвульсиях на земле… сгребала ногами старые прошлогодние листья… будто хотела нагрести побольше… или отползти от меня… Аристарх заплакал. Владик закричал, что с мамой плохо… маме нужно помочь…
Снова по лицу чекиста пробежала слеза. Еще одна. Но теперь это было не от яркого света, Янычар светил в сторону. А слезы – текли.
– Маме нужно помочь… А у меня… у меня обе руки заняты… обе руки, я же детей держу, чтобы не потерять… рядом кто-то кричит, бежит кто-то, меня в спину толкнули, а стою и смотрю на то, как умирает моя жена… мать моих детей… умирает… Только не умерла она, понимаешь? – Голос чекиста сорвался в крик и снова превратился в хриплый шепот. – Не подохла она, а стала… стала этой… тварью… И прямо с земли… прямо с земли она бросилась на нас… на Аристарха, он стоял ближе к ней… Я держу его за руку, а она… она вцепилась ему в горло. Вот так, прямо как зверь… как сука… Аристарх вскрикнул, дернулся… мне на руку попали брызги крови… я сразу и не сообразил, что делать… не сообразил… даже, кажется, что-то ей сказал… «Зачем?.. Что ты делаешь?» – сказал, а она… она вырвала ему горло зубами… его тело обмякло, повисло на моей руке… Владик кричит, просто в истерике… Я ударил суку ногой, попытался оттолкнуть, но она… она словно ничего не почувствовала, жрала моего сына, захлебываясь кровью и хрипя… и мне стало страшно… так страшно… я выпустил руку Аристарха и побежал в лес… подхватил Владика на руки и бежал-бежал-бежал… Сзади ударил автомат. Пуля просвистела возле самого моего уха… зацепила плечо… даже не ранила, только разорвала ткань, я потом увидел… Владик… Владик вскрикнул так пронзительно… забился у меня в руках… Там было темно… под деревьями было темно, почти ничего не видно, я прижал Владика к себе, стал спрашивать, что… что случилось… думал – ветка… А это… это пуля… Владик затих… так обмяк… повис у меня на руках… а я бежал дальше… дальше и дальше… за спиной кричали и стреляли, ревели двигатели и грохотал пулемет… а мой сын молчал… Уже потом я увидел, что… что нет у меня больше сына… увидел… я его похоронил… Как смог – похоронил… Хотел там же, над могилой… это… – Чекист поднес пистолет к виску. – Но не смог… не смог себя заставить… Кто-то бежал через лес в мою сторону… кажется… я испугался… правда глупо?… Хотел себе пулю в лоб пустить, а тут кого-то испугался…
Чекист всхлипнул, прижал руки к лицу, не выпуская из пальцев пистолет.
– Не нужно, дядя Володя. – Детский голос прозвучал рядом, от неожиданности Янычар вздрогнул и чуть не выронил фонарь.
Девочка лет десяти, худенькая, с длинными распущенными светлыми волосами, подошла к плачущему мужику, положила руку на его плечо. – Не плачьте, дядя Володя, не нужно… Нам же еще остальных спасать. Нужно быть сильными… Правда, дядя Володя?
Чекист всхлипнул и замолчал. Он глотал свои слезы, заталкивал свое горе поглубже, в самые печенки, туда, где ему самое место, если еще не собрался умирать, если еще думает жить… Все-таки крепкий мужик, подумал Янычар. Сука, гебист, но…
Не получилось вызвать в себе к нему ненависть. Не получилось… Да, никуда не делся из памяти Янычара тот выстрел возле дома, но как-то… Янычар вдруг подумал, что хорошо… хорошо, что у него самого нет семьи, и он даже представить себе не может, что испытал этот человек.
Янычар выпрямился, поискал взглядом и лучом фонаря Денисыча. Подошел к нему.
– Ты-то как выжил, дед? Почти три недели прошло, как грянуло… И дети… Что за дети?
– Да так, приютские. Из слезоточивых роликов. Ну, ты помнишь, наверное, как кому-то из поселковых нужно было для телевизора что-то душещипательное про себя сварганить, так из детского дома сирот тащили. Или в город – кандидат в депутаты организовал для воспитанников детского дома каникулы и экскурсию… Мать его так… Или пикник для сирот опять же… Вот кто-то из наших заранее назначил съемку… За неделю до, значит… А отменить в суматохе не успел. Телевизионщики не приехали, а детей из детского дома привезли… Воспитательница, заведующий детским домом и водитель. Как раз перед… перед этим самым.
Янычар слушал не перебивая.
Детей поначалу было двадцать пять, ровно столько, сколько вмещалось в детдомовский автобус. Охрана их не пускала на территорию поселка, позвонили хозяину, тот выматерился, ему было не до того, но детей впустить разрешил. В гостевой павильон. Велел чем-нибудь накормить и отправить к чертовой матери. Позвали Илью Денисыча, чтобы разобрался, он достал из кладовой печенье, воду сладкую… А потом началось.
Не сразу сообразили, почему водитель детдомовский вдруг упал на пол, забился в судорогах, пуская пену. Просто увели детей в другое помещение, чтобы не видели. Денисыч с воспитательницей увели, а директор остался с водителем. А потом, когда тот вдруг вскочил и бросился на него, директор отбиться не смог. Денисыч увидел, что творится, и захлопнул дверь.
И больше ничего толком не видел из того, что происходило в поселке. Когда неподалеку стали стрелять, затащил всех детей в подвал, там была железная дверь, засов изнутри. Там и просидели почти неделю.
Выбрался наружу Денисыч, детей оставил под присмотром воспитательницы. Огляделся, заскочил к себе в домик, взял ружье и патроны. Когда вернулся в павильон – чуть не опоздал. Воспитательница успела мутировать.
Старшая девочка сообразила, потащила детей из подвала наружу, но всех вывести не успела. Когда Денисыч прибежал на крик, в живых осталось только четырнадцать из двадцати пяти детей. Воспитательница выла, хрипела и рвала всех, как обезумевшая от крови волчица, попавшая в овчарню.
Денисыч ее пристрелил. Потом пришел Максимка, филиппинец. Он сидел все это время в сарае с инвентарем, пока вокруг люди убивали друг друга и умирали. Он ничего не рассказывал, русский язык так толком и не выучил, с хозяевами общался на английском. Пришел на выстрел. Остался. Помогал добывать еду и зарубил мачете двух мутантов, которые чуть не прорвались в оставленную открытой детьми дверь.
Потом оказалось, что тут же, в поселке, прятался чекист. В каком-то сарае, питался яблоками, которые там лежали в ящике. Тоже пришел, когда услышал выстрел.
Неплохой человек, сказал Денисыч, только к детям не подходит. Только вот Инга с ним разговаривает. Если бы не Инга, сказал Денисыч, потеплев голосом, совсем плохо было бы. Это она детей увела от воспитательницы. И возится с ними все время, успокаивает, играет.
– Я так тебе честно скажу, если бы не она – мы бы и не выжили. Поверишь? Ей десять лет, а возле нее чувствуешь себя… увереннее, что ли… Даже странно…
А вчера в поселок приехал броневик.
Это Денисыч сказал – броневик. По описанию получалось – БРДМ. И семь человек на нем. Денисыч поначалу обрадовался, да и как не обрадоваться, если помощь наконец пришла, вот она. Свои. Наши.
Они тоже вроде обрадовались. По плечу Денисыча хлопали, закурить дали, Денисыч очень без курева страдал. Когда детей увидели, так прямо счастливы были. По рации связались с командиром, доложили. Трое уехали на броневике, а четверо остались. Денисыч слышал, как они говорили. Ему бы тогда насторожиться, когда один из приехавших сказал, что среди детей – десять девок. Девок – это о девочках, которым от семи до десяти лет. Но Денисыч не сообразил, не отреагировал.
А потом чуть не опоздал. За ним Инга прибежала, позвала. Он вбежал в спортивный зал, а там один из приехавших восьмилетке рот зажал и… Я такого и представить себе не мог, сказал Денисыч. Прямо остолбенел на пороге. Как каменный стал.
– А он, это урод, так ко мне, не торопясь, голову поворачивает и говорит вальяжно – ты, дед, пока погуляй, я первый. Надо было, говорит, раньше думать, девки под рукой, а ты… Или все-таки, говорит, успел?
– Я и успел. Он без оружия был, а у меня – двустволка. Я к нему подошел, чтобы девочку не задеть, ствол к голове приставил и выстрелил. Голова в клочья, Ленка – в крик, хорошо еще Инга к ней бросилась, одежду поправила и прочь увела. А тем, что на улице были, я сказал, чтобы они не заходили. Что я их перестреляю… И мужик с пистолетом, этот, что приблудился, тоже рядом встал, даром что молчал все время да в углу сидел. Эти трое не поверили, пошли к двери, ну я выстрелил. Не попал, но они отступили и тоже стали стрелять. Ну, а потом появился ты.
– Как по волшебству, – сказал Янычар.
– Ну ты же сюда все время шел, с самого начала, да? – негромко сказал Петруха. – Выходит, судьба у тебя такая – этих детей…
– Рот закрой, – оборвал Петруху Янычар. – Нет никакой судьбы. Человек все решает сам.
– Тогда давай, реши еще и вопрос с клиентом. – Петруха пнул ногой застонавшего пленного. – Оно приходит в себя, да и рация вон прямо надрывается…
– Ты его связал?
– А как же?
– Значит, подождет. – Янычар снова повернулся к Денисычу. – Тут как с едой?
– Заканчивается. Мы на благотворительных, значит, подарках тянули, тут наши жлобы запас держали, оптом всегда покупали, чтобы дешевле вышло, но все уже почти закончилось, еще дня на два.
– Значит, уходить нужно, – сказал Янычар. – Вы почему в дома не перешли? Там же и еда, и оружие…
– А как я двери вскрою, ваше благородие? Тут же все дома как крепости. Я сунулся в ближние – хренушки. Да и нельзя далеко отходить. Ружье одно, я унесу – тут не отобьются, оставлю его – сам, может, не вернусь. Так и сидим.
– Так и сидишь… – Янычар присел на корточки возле пленного, посветил в лицо фонарем – веки у того дрожали, значит, пришел в себя, но прикидывается, что еще в беспамятстве. – Тут есть уединенное помещение, где я смогу поработать с молодым человеком?
– В зале подсобка для инвентаря. Только ты там не очень с ним шуми, детей спать пора укладывать…
– Подожди. С этим подожди, может, мы отсюда уйдем…
Вместе с Петрухой они перетащили пленного в крохотную комнатку. Закрыли дверь поплотнее. Янычар положил фонарь на стол, лучом в потолок, стало почти совсем светло.
– У тебя, Петруха, желудок крепкий? – спросил Янычар.
– Гвозди переваривать не могу, а так… Или ты про то, как я к крови и пыткам отношусь? Не так чтобы нравится мне это дело, если честно. Убить – запросто, а вот резать и пытать… не мое. Как-то видел – ушел.
– Так, значит, иди, – сказал Янычар. – Здесь сейчас будет грязно.
Пленный вздрогнул и открыл глаза.
– Доброе утро, – сказал Янычар. – Как голова, не болит?
Пленный качнул головой.
– И хорошо. Тебя как зовут?
– Евгением его кличут, Жекой, значит. – Петруха протянул удостоверение. – Он у нас сержант-контрактник. Мотострелок, мать его…
– Евгений Мостовой, – прочитал Янычар. – Как же это ты, Евгений, дошел до жизни такой?
– Я, пожалуй, пойду, – сказал Петруха, увидев, что Янычар вынимает нож.
– Я позову, если что… – Янычар провел лезвием по щеке сержанта. Тот вскрикнул скорее от неожиданности, чем от боли.
– Ты мне все скажешь, Евгений Мостовой, – пообещал Янычар. – Не пройдет и часа.
Через час Янычар сержанта отпустил. Решил, что тот все уже рассказал. И что мучить больше необходимого смысла нет.
– Извини, – сказал Янычар и плавным движением перерезал сержанту сонную артерию, прикрыв ее куском ткани, отрезанной от куртки Мостового, чтобы не заляпаться кровью.
Выходило не очень. Хреново выходило, если честно.
Семеро на БРДМ были разведкой.
А послал их некий Кравец, сколотивший из выживших военных и жителей окрестных поселков банду… отряд, подразделение, дружину – называй как хочешь. Две с лишним сотни стволов. Они добрались до склада какой-то воинской части и теперь имели два десятка БМП-2, три БРДМ, море боеприпасов и огнестрельного оружия, от автомата до ПЗРК.
Кравец, вроде как в шутку, велел называть себя князем. И его называли. Бронегруппы Кравца обыскивали поселки и деревни, забирая все, что приглянулось, отстреливая мутантов и сгоняя уцелевших людей в поселок Удача, которую Кравец назначил своей столицей.
Несогласных расстреливали. Или вешали. Женщин… Женщины права голоса не имели. Их уцелело гораздо меньше, чем мужчин, и только по личному распоряжению князя за особые заслуги кто-то из бойцов получал на несколько часов одну из женщин в свое распоряжение.
А своих Кравец не бросает. И завтра, как только рассветет, сюда прибудет штук пять БМП с людьми. И лучше бы Янычару подохнуть, а в плен не попасть.
Лучше, кивнул Янычар. В плен попадать не нужно. В плену я пару раз уже был, мне не понравилось.
Потом, когда сержант умер, Янычар взял портативную рацию, включил.
– Ало, Кравец! – сказал Янычар в микрофон. – Где ты там?
Треск помех в эфире.
– Кравец, отвечай! – позвал Янычар. – Так не вежливо. Нужно отвечать, когда тебе звонят…
– На связи! – прозвучало из динамика. – Кто говорит?
– Командир роты специального назначения капитан Ермолаев, – представился Янычар.
Когда-то у него был знакомый капитан Ермолаев, неплохой, в общем, мужик. И действительно командовал ротой спецназа.
– Какого?..
– Такого. Мне некогда с шестерками разговаривать, давай сразу к рации Кравца.
– Ты, что ли, Мостовой? – неуверенно уточнили на той стороне. – Шутки твои…
– Сержант Мостовой был израсходован в процессе допроса. А я хочу говорить с Кравцом.
Тишина. Помехи и тишина. И детские голоса, доносящиеся из-за двери. Дети не спят, дети играют и смеются, даже если за стеной – конец света в самом разгаре. Они – дети. Даже Янычар когда-то был ребенком…
Может, это судьба, сказал Петруха. Ты же сюда все время хотел попасть? Может, судьба?
Нет судьбы. Нет. Есть только этот рушащийся мир, есть сволочи, сварившие смертельный яд и выпустившие его к людям, есть уроды, насилующие восьмилетних девочек, а судьбы – нет.
Янычар присел на какой-то ящик, отодвинул носком ботинка ногу мертвого сержанта. Крови натекло много, не нужно, чтобы дети сюда заходили.
И все-таки с ним поступили нечестно.
Детдомовцы.
Он ведь тоже… Он был таким же, как эти дети. Он даже о чем-то мечтал. Кем-то хотел стать… И даже кем-то стал. А они… Они обречены. Рано или поздно того же Денисыча вирус достанет. И хорошо, если просто убьет, а ведь может превратить в мутанта, и тогда… Даже эта их Инга ничего сделать не сможет. Чекист и филиппинец… Они ведь тоже, каждый из них может мутировать. Или умереть. Или убить друг друга.
Детей зараза не трогает, говорил Дед. Грешников карает, а на детях и животных греха нет. Болезнь детей обходит, а люди… А люди – нет. Хотя… Какие это люди? Лучше уж мутанты, они хоть не понимают, что делают. И не насилуют. И не превращают женщин в разменную монету. Они просто жрут. Для того, чтобы жить.
А эти?
Ради чего они убивают? Просто потому, что имеют такую возможность? Им просто нравится делать то, что они делают.
– Кто там на связи? – прозвучало из рации. – Какой еще спецназ?
– Обычный, – сказал Янычар. – Самый обычный спецназ. Наводим порядок. Чистим понемногу.
– Что там с моими парнями?
– Все. О них можно больше не беспокоиться.
Не перегибать палку. Просто вести непринужденный разговор, не напрягаясь. Почему это командир роты спецназа должен нервничать из-за каких-то бандитов? Не должен. Он просто решает свои вопросы, устранив мелкое препятствие.
– Значит, убили моих парней…
– Значит.
– И думаешь, что сможешь выкрутиться? Думаешь, я тебя не достану, капитан?
– Я и сам прикидываю, князь, как с тобой встретиться. Дачный поселок Удача, если не ошибаюсь? Ну так жди меня, Кравец. Я скоро буду…
– Приедешь? – вроде как обрадовался Кравец. – Всей своей ротой прибудешь? Ты за кого меня держишь, фраер? Какая рота? У тебя бессмертные солдатики? Их зараза не тронула? Да любая рота сожрала бы сама себя еще три недели назад. Ты же видел, что творит зараза с людьми? Видел? И я видел. И почему я должен верить тебе, а не тому, что видел сам? Половина сдохла, половина стала мутантами или как их там… Ну и несколько человек выжили, сбежали и спрятались. Так что в лучшем случае у тебя там с десяток людей. Если бы было больше – ты бы сюда нагрянул без предупреждения. Прокололся ты, капитан. И завтра утром…
– Те из вас, кто останется в живых, позавидуют мертвым, – сказал Янычар.
– Как-то так, капитан. И если ты думаешь засаду на меня устроить, то ни хрена у тебя не получится. Сейчас в вашем лесу засаду не поставишь толком. Засаду съедят мутанты. Или будут ее атаковать все время, выдадут. Сейчас можно передвигаться только на броне, имея огневую мощь, способную остановить любую толпу мутантов. Вот завтра посмотришь, как это делается.
Янычар потер лоб – тут его этот самый Кравец уел. В общем, Янычар ни на что особо не рассчитывал, просто хотел понять, с кем, возможно, придется иметь дело. И стоит ли вообще с ним связываться. И получалось, что не стоило. Не тот человек сейчас разговаривал с Янычаром по рации, чтобы пытаться поймать его на блефе.
Относился Кравец к тому типу самородков, который всю жизнь мог прослужить каким-нибудь письмоводителем в конторе, и только когда вдруг все резко меняется, когда накатывалась вдруг война или катастрофа какая-нибудь, вдруг оказывается толковым администратором, талантливым полевым командиром или харизматичным предводителем партизан. Или бандитов.
Гений из народа.
– Слышь, капитан, ты не молчи, – потребовал Кравец. – Ты говори со мной, капитан. Ты же целой ротой командуешь. Спецназ!
– Ты же сказал, что завтра утром свидимся. – Оставалось надеяться, что в голосе не звучат разочарование и усталость. – Вот и выясним все.
– Дурак ты, капитан! Ты трех моих ребят положил, думаешь меня испугать?
– Четырех.
– Одного местный дедуля грохнул из дробовика, мне парни сообщить успели. Из-за чего хоть завязались? Из-за ценного чего-то?
– Он пытался изнасиловать восьмилетнюю девочку.
– Это Гром, что ли? Этот может. Ловили его на таком, а я ведь предупреждал – не трогать малолеток. Кто нам детей рожать будет? Вот ведь козел… То есть повезло ему. Если бы он ко мне попал живым, то умер бы не сразу… Ой не сразу… – Похоже было, что Кравец не врал, он действительно исполнил бы свою угрозу. – А эти трое, значит, ему не мешали? Ублюдки… Да. Смешно получается, капитан. Ты меня слышишь?
– Слышу.
– Мне тебя и наказывать не за что, получается. Все получилось по-честному. Я тебе даже спасибо сказать должен. Хотя в следующий раз ты моих лучше не трогай, моих людей только я убивать могу. Но тебя я на первый раз прощаю… И знаешь почему? – Кравец засмеялся. – Праздник у нас сегодня. День независимости. А ты и не знал…
– Вроде по числам не получается…
– По числам – не выходит. А по жизни… Мы сегодня «вертушку» завалили. Мои парни чуть не охренели, когда ее увидели, но из КПВТ принять успели. По заднему винту врезали, аппарат на авторотации сел… Ну как сел… Двое на нем уцелели. Так интересно рассказывали… Ты слушаешь меня, спецназ? Ты слушай, тебе такого больше никто не расскажет…
Похоже, Кравца действительно переполняли эмоции, и ему нужно было ими с кем-нибудь поделиться. Похвастаться. Пусть даже перед неизвестным капитаном спецназа.
– Значит, первое – у нас нет президента. Все, больше нет.
– Умер?
– Сбежал. Думал отсидеться в бункере в Раменках, только туда несколько часов назад попала зараза. Президента, понятное дело, не тронула. Премьеру повезло меньше… Мне выживший с вертолета рассказал, что вроде премьера шибануло, он на Президента, на друзана своего, прыгнул и даже вроде укусил. Прикидываешь картинку? – Кравец засмеялся. – Вся президентская свора на вертушках свалила. И знаешь, не в Питер или еще на какой объект. За границу рванули наши руководители. Остров Готланд, на Балтике. И это еще не все…
– Не боишься, что нас услышат?
– Да пусть слышат! Я прикажу кому-нибудь сидеть целые сутки на рации и передавать все это в эфир. Может, кому пригодится… – Кравец снова засмеялся. – А на Готланде есть такая штука… называется антивирус. Серьезно – антивирус против нынешней эпидемии. Нужно только добраться до острова – и будешь здоровым. Тебе понятно, спецназ? А иначе никто не выживет. Все уже, кто не в бункерах отсиделся, заражены. И я зараженный, и ты… Рано или поздно все накроются… Кто станет зомби, кто просто подохнет. Ты что бы выбрал, а, спецназ? Оказывается, не жиды болячку запустили. То есть жиды, конечно, но их всех наколол один фашист по фамилии Вильман. Прикинь, сука, разработал и вирус, и антивирус, только лекарство спрятал на острове… И знаешь, что я тебе скажу, спецназ? Я туда, пожалуй, направлюсь. Соберу толпу побольше, технику, и рвану на Запад. Сколько там расстояние? Полторы тысячи километров? Так доберусь. Вначале до какого-нибудь порта, а оттуда… Лучше до военной базы добраться, десантное судно зацепить, загрузиться… И этот самый антивирус – выжечь к свиньям собачьим. Полностью. Так, чтобы и следа не осталось. Потому что этот мир заслужил смерти. Не второго шанса, а смерти. И пусть каждый огребет то, что заслужил. Мутантом стать – пусть становится. Пять лет проживет – пусть живет. На здоровье. Если я его не убью. Только сильнейший выживет. А сколько лет или месяцев – мне на это наплевать. Совершенно наплевать. Мы с вирусом как братья… Плечом к плечу против этого говенного мира. Кто-нибудь меня всерьез воспринимал? Кравец – туда, Кравец – сюда! Все, закончилось. Я, прежде чем на Готланд рвану, тутошними бункерами займусь. Мутанты что – ерунда. Плотный огонь решает все. Не лезть под землю, достать бункера снаружи. Копать и взрывать. Взрывать и копать. И одного за другим – выжечь. Какого хрена – они все жизнь нами командовали, всю жизнь указывали, что делать, а когда действительно понадобилось – оставили всех – ВСЕХ – подыхать на улицах, а сами… Вот я их и достану… Я, Андрей Иванович Кравец, прапорщик Российской армии! Красиво получится – прапор прищучит всех, кто еще живет и прячется. И знаешь что еще?
– Что? – устало спросил Янычар.
Его разговор утомил неожиданно сильно. И… Янычар скрипнул зубами. Кравец ведь говорит то, что и сам Янычар думал. Ведь почти дословно! Мы с вирусом братья. Мы убиваем… Выживут сильнейшие, пусть год, пять, но проживут. А остальные – подохнут. Будто с самим собой сейчас разговаривал Янычар. И ведь возразить нечего, разве что начать бормотать нелепости о гуманизме, выживании человечества… Глупость и… Просто глупость.
Прапорщик Российской армии Кравец прав. Он сволочь, мерзавец и убийца, но он прав. Нет смысла жить этому миру. Нет смысла. Янычар решил, что нужно просто отойти в сторону и переждать. Кравец решил, что миру, застывшему над пропастью, нужно дать пинка. Врезать каблуком по пальцам, которыми человечество все еще цепляется за край бездны.
И уничтожить вакцину – это да, это доказать всем – в первую очередь себе – что ты, прапорщик Кравец, самый сильный человек на Земле.
Пройти полторы тысячи километров на танках и БМП – реально. Сто километров в день, чуть больше двух недель на все путешествие. До Питера – и того меньше. Вокруг полно заправок и нефтебаз. Пока все это еще не сгорело, пока бензин не скис в хранилищах, а дизтопливо не превратилось в помои – можно добраться до какого-нибудь порта и выбрать себе любой корабль. Адрес известен – остров Готланд. Добраться и уничтожить. Кто-то по дороге мутирует, кто-то умрет или погибнет, но если двинуться большим отрядом, да еще загребать с собой всех, кто попадется на пути… Все получится. Такого ни Чингизхан, ни Атилла не смогли сделать. Они хотели просто захватить мир, а прапорщик Кравец хочет его уничтожить. Неизвестный Янычару фашист Вильман, убивший миллиарды людей своим вирусом, зачем-то создал вакцину, но прапорщик Кравец пойдет дальше. И вакцина будет уничтожена.
– Что? – автоматически переспросил Янычар, поняв, что последнюю фразу Кравца не расслышал.
– Я, пожалуй, передумал, спецназ. Я, пожалуй, завтра все-таки заеду в поселок Застава. Парни говорили, что там можно поживиться. И девки опять же. – Кравец засмеялся. – Завтра увидимся, спецназ. Если хочешь – можешь свалить оттуда. Лично ты мне не нужен. Что-то хочешь сказать?
– Нет.
– Ну и лады. Дай Бог, чтобы ты со мной не встретился.
Вот и поговорили.
Такой содержательный получился разговор. Просто дальше некуда. Все понятно, можно принять правоту Кравца и уходить. Что значит – можно? Нужно. Единственно возможный вариант.
Готланд. Балтийское море. Всего-то – полторы тысячи километров… Или сколько там точно? Найти самолет и улететь. Сейчас полно самолетов на аэродромах. Выбрать любой и улететь. Это Кравца самолеты не привлекают, он не спасаться на остров хочет убраться, а уничтожить вакцину. С собой нужно и людей привести, и технику доставить – мало ли там что, на острове.
А ведь там спрятан шанс выжить. Шанс спастись хоть кому-то. Ведь наверняка этот самый антивирус может помочь и уже зараженным. Зачем этот самый Вильман устроил все это – непонятно, но…
Читать бесплатно другие книги:
