Одержимый любовью Лэндон Лора

Глава 3

К городскому особняку Хардли Хейвуд прибыл незадолго до пяти часов и осторожно шагнул на вымощенную булыжником улицу. Поводья он отдал ожидавшему лакею и несколько секунд с деланым интересом рассматривал величественное каменное здание, ожидая, пока немного стихнет боль в боку.

Эта боль являлась расплатой за вчерашний вечер, когда он много часов провел на ногах. Зато конечный результат превзошел все его ожидания. Сегодня он получил несколько приглашений и, похоже, был на пути к тому, чтобы занять свое законное место в обществе.

Джонас немного наклонился вправо, чтобы потянуть стянутую кожу вокруг заживающей раны от сабли в левом боку, и направился ко входу в особняк. Фицхью, дворецкий Хардли, открыл дверь раньше, чем Хейвуд успел дотянуться до молоточка.

– Рад снова видеть вас, лорд Хейвуд, – приветствовал он Джонаса.

Джонас всматривался в знакомое лицо. Когда-то он был частым гостем у Хардли, однако с тех пор прошла целая вечность. Все это происходило до смерти Мелисент. До того, как он отправился на войну в Крым. До того, как его жизнь изменилась навсегда.

– Мои соболезнования, лорд Хейвуд, по поводу смерти вашего отца и брата, – продолжал дворецкий, принимая у Джонаса шляпу и перчатки.

– Спасибо, Фицхью. Я сожалею, что в этот момент меня не было здесь.

– Мы все высоко ценим вклад, сделанный вами для своей страны, – промолвил дворецкий.

– Спасибо, Фицхью.

Дворецкий кивнул и отступил в сторону.

– Леди Сесилия сейчас появится. Прошу за мной.

Фицхью проводил Джонаса из холла в очень уютную комнату, отделанную в насыщенных бордовых тонах. Джонас чувствовал себя здесь очень комфортно. И так было всегда. Но только в те времена, когда он считался желанным гостем в этом доме.

Большую часть дальней стены занимал камин, отделанный мрамором, и Джонас медленно пересек комнату. Над каминной доской висел большой портрет, и он, заложив руки за спину, смотрел на изображенных там юного Стерлинга, юную леди Сесилию и их родителей – герцога и герцогиню Хардли.

По портрету сразу было понятно, что от матери леди Сесилия унаследовала приятный оттенок кожи, пшеничного цвета волосы и живые голубые глаза. Пожалуй, даже черты лица Сесилии в точности повторяли материнские.

У обеих были высокие скулы и небольшой вздернутый нос, но больше всего они походили друг на друга острым, проницательным блеском глаз. И художнику отлично удалось передать его в портрете.

Джонас сомневался, что Хардли и его отцу хотя бы раз сходила с рук малейшая ложь. Проницательный взгляд герцогини говорил о том, что она скорее всего знала, что замышлял ее муж, еще до того, как он пытался это сделать.

– Они были удивительной парой, – раздался у него за спиной голос леди Сесилии.

Джонас медленно повернулся и увидел.

На Селии было платье бледно-лилового цвета и подобранная ему в тон шляпка. Цвет отлично подчеркивал мерцающее золото волос. Наряд дополняли светло-серые перчатки и такого же цвета зонтик от солнца.

Она была не просто очаровательна, она была прекрасна. Встреча с леди Сесилией стала для Джонаса одним из самых приятных сюрпризов в жизни.

Он ожидал встретить повзрослевшую копию долговязой надоедливой девчонки, какой Джонас видел ее в последний раз. Вместо этого он обнаружил остроумную молодую даму, которая обладала уверенностью в себе, чем восхищала Джонаса, и силой характера, которую он находил забавной.

Джонас смотрел на нее и улыбался. Ему давно следовало понять, что сестра Хардли никогда не будет отличаться скромностью или страдать отсутствием силы духа. Такую слабую натуру Хардли съел бы живьем.

Возможно, именно поэтому Сесилия до сих пор не вышла замуж. Вероятно, ее сильный характер распугал всех кавалеров. Ну что же, Джонаса это не страшит. Хотя кавалером он себя не назвал бы. Если честно, в нем не было уверенности, кто он такой. Ему не хватало смелости подумать, каких отношений с леди Сесилией он хочет.

И Джонас сомневался в том, что понравится себе, если задумается над этим вопросом.

– Вы с матерью необыкновенно похожи, – сказал Джонас, переводя взгляд на портрет над камином.

– Мне бы очень хотелось этого, – с улыбкой ответила Селия. – Моя мать была незаурядной женщиной.

– А вы считаете, что мало похожи на нее?

Селия округлила глаза, и это подсказало Джонасу, что она как раз убеждена, что обладает совсем не выигрышной внешностью.

– К сожалению, я унаследовала слишком много черт отца, кроме цвета волос и глаз.

– Я прекрасно помню вашу мать и вашего отца.

– Я как раз отметила свой двадцатый день рождения, когда они погибли. Я помню, как Хардли разбудил меня и сказал, что с экипажем произошел несчастный случай, и что мать с отцом уже не вернутся. Хардли держался изо всех сил, но я знала, что ему больно так же, как и мне. Я все время плакала и никак не могла остановиться. А он просил меня не волноваться, поскольку он всегда будет обо мне заботиться. Я ответила тогда, что знаю об этом, ведь он обязан обо мне заботиться. Ведь теперь герцогом стал он.

В голосе Селии зазвучали хриплые нотки, и Джонас опустил глаза, пока она пристально вглядывалась в портрет. Очевидно, сейчас она вспоминала другие времена.

– И что ответил Хардли?

– Он сказал, что будет заботиться обо мне не потому, что он герцог, а потому что он мой брат, – с улыбкой посмотрела на него Селия, но в глазах у нее блестели слезы.

– Стать герцогом Хардли в таком юном возрасте для любого – огромная ответственность.

– Да. Когда Хардли унаследовал титул, ему исполнилось всего восемнадцать. Он сразу сильно изменился.

– Я помню, – медленно сказал Джонас.

– До этого трагического события его отличала такая жажда жизни! – засмеялась Селия. – Вы помните прием, который Хардли планировал устроить на свое восемнадцатилетие?

Джонас кивнул улыбаясь.

– Хардли заявил матери, что пригласил на неделю нескольких друзей поохотиться. Она попросила список гостей, думая, что под несколькими друзьями Хардли подразумевал человек пять или около того. Когда Хардли передал ей список, она едва не упала в обморок. Я помню, как она спросила у него, остался ли кто-то в Лондоне, кого он не включил в этот список. Хардли на минутку задумался, а потом ответил, что таких нет, но ему надо проверить на всякий случай.

Селия засмеялась. Ее звонкий заразительный смех необъяснимым образом взволновал Джонаса.

– Вы оба были неразлучны, – продолжала Селия, – и мне очень хочется, чтобы так было и впредь.

– Возможно когда-нибудь так и произойдет, – ответил Джонас, хотя знал, что это маловероятно. – Вы готовы ехать? Не стоит сидеть дома, когда на улице такая хорошая погода.

Селия взяла его под руку, и они вышли к открытому экипажу Джонаса. Он помог ей подняться и сесть, а затем мягко щелкнул поводьями.

– Хардли проявлял интерес к кому-нибудь после смерти Мелисент? – поинтересовался Джонас, как только они проехали через широкие ворота, ведущие в Гайд-парк.

– Он все еще боготворит память о ней, – покачала головой Селия, – как будто она была воплощением добродетели.

– А вы не разделяете его мнение? – удивился Джонас.

– Простите, – с выражением искреннего смущения на лице обронила Селия. – Я не предполагала, что мой комментарий произведет такое впечатление. О мертвых нельзя говорить плохо.

– Но вы не считали ее идеальной?

Леди Сесилия замолчала, кивнув в знак приветствия двум молодым дамам, которые ехали им навстречу.

– Идеальных людей не бывает. Просто смерть стирает недостатки и оставляет после себя бессмертие.

– Вам кто-нибудь говорил, какая вы мудрая, леди Сесилия? – удивленно подняв брови, посмотрел на нее Джонас.

– О да, – едва заметно пожав плечами, повертела зонтиком Селия. – Хардли твердит мне об этом постоянно. Только он не называет это мудростью. Он говорит, что это прямолинейность и невоспитанность.

– Он не ценит вашу откровенность? – улыбнулся Джонас.

– Господи, ну конечно, нет. Он же обидчивый. До того, как Хардли стал герцогом, он был гораздо более восприимчивым и уравновешенным. Если помните, у него даже чувство юмора присутствовало.

– Ну, это потому что тогда у него не было такой ответственности, – рассмеялся Хейвуд.

– А вы по-прежнему остаетесь его защитником, да?

– По-прежнему?

Селия опустила зонтик и подставила лицо лучам солнца.

– Вы всегда видели в Хардли только лучшее и не замечали его недостатков. Вы даже позволили ему обвинять себя в смерти Мелисент.

– А разве вы не считаете, – у Джонаса перехватило дыхание, – что я в некоторой степени был за это в ответе?

– Нет, я так не считаю. Ответственности за это не несет никто, кроме самой Мелисент.

Джонас откинулся на спинку сиденья и впервые за долгое время позволил себе вздохнуть свободно. Селия действовала на него, как успокоительный бальзам, удалявший из израненной души острые осколки вины и сожаления, долгое время изводившие его.

– В какую удивительную женщину вы превратились.

Джонас посмотрел на Селию и с удовольствием отметил, как ее щеки заливает нежный румянец. У него сложилось впечатление, что она не слишком привыкла к комплиментам, и задумался о причине этого.

Селия отвернулась и, посмотрев на дорожку впереди, нахмурилась.

– Сюда едут леди Кушен и ее дочь Шарлин. Мне очень жаль, но сегодня к вечеру все общество будет знать, что вы пригласили меня на прогулку.

– Вас это беспокоит?

– Нет. Просто я боюсь, что в вашем приглашении они прочтут намного больше ваших истинных намерений.

– Меня это не обеспокоит, если и вы тоже пообещаете не беспокоиться.

Джонас видел, что она собирается что-то сказать в ответ, но у нее не оказалось такой возможности. Он остановил экипаж, как только другой экипаж поравнялся с ними и притормозил.

– Сесилия, моя дорогая, – первой заговорила леди Кушен. – Какой приятный сюрприз!

– Леди Кушен. Шарлин. Решили прогуляться и насладиться этим сказочным днем?

– Да-да, – откликнулась Шарлин. – Я сказала матери, что погода сегодня очаровательная, грех оставаться дома.

– Абсолютно с вами согласна, – не моргнув глазом заявила Селия. – Леди Кушен, Шарлин, вас уже представили графу Хейвуду?

– С тех пор как он получил титул, нет, – призналась леди Кушен. – Я была знакома с ним раньше, до того, как он отправился так храбро служить ее величеству.

Селия представила их Джонасу. Когда она представляла мисс Шарлин, та явно попыталась произвести впечатление на Хейвуда, скромно взмахнув ресницами.

Заметив это, Селия замерла на месте.

– Леди Кушен, – приветствовал их Джонас, не сумев скрыть насмешку. – Мисс Шарлин. Очень рад познакомиться с вами.

– И мы тоже, – хором ответили дамы.

– Я слышала, вы вернулись домой с ранением, – начала леди Кушен. – Вы уже полностью восстановились?

– Да. Я получил отличное лечение.

– О, я так рада за вас. – Свой восторженный ответ мисс Шарлин сопроводила смущенным взглядом. – Мне бы очень не хотелось думать, что вам приходится терпеть даже малейшую боль.

– Тогда вам не о чем волноваться. Я полностью здоров.

Молодая дама в заученной манере опустила глаза, продолжая флиртовать с Джонасом, и томно вздохнула.

Селия, сидя слева от Джонаса, так крепко сжимала в руках зонтик, что он, заметив это, испугался, что ручка может сломаться.

Джонас едва не рассмеялся вслух. Сесилия была явно не в восторге от заботы мисс Шарлин о нем.

Они еще несколько минут поговорили с леди Кушен и ее дочерью, а потом разъехались в разные стороны.

– Мисс Шарлин производит впечатление очаровательной молодой дамы. Она помолвлена?

– Нет, это же очевидно, иначе она бы не флиртовала таким бессовестным образом, причем всего в нескольких дюймах от собственной матери.

Джонас запрокинул голову и расхохотался так, как не хохотал уже много лет. Резкое движение вызвало острую боль в боку. Джонас замер и крепко прижал руку к ребрам, ожидая, пока боль не затихнет.

– Ну что ж, леди Сесилия, – сказал он, когда, наконец, смог говорить, – вполне можно было подумать, что вы ревнуете.

Сесилия пару секунд смотрела на Джонаса, потом опустила глаза.

Ему хотелось забрать свои слова назад, как только они сорвались с его губ. Судя по выражению лица Селии, Джонас сказал самое неприятное, что только можно было придумать. И последующие слова Селии подтвердили правильность его мыслей.

– Простите, лорд Хейвуд. Мои замечания были абсолютно неуместны. Я не имею права создавать впечатление, будто ревную.

Селия нервничала, и Джонас сожалел, что поставил ее в такое неловкое положение.

– Шарлин Кушен – воплощение грации и изящества, – торопливо продолжала Селия. – Она происходит из одной из лучших семей, и за ней дают очень большое приданое. Какому-нибудь счастливчику она станет отличной женой.

– Вы считаете, что именно этим я сейчас и занимаюсь? – Джонас откинулся на спинку сиденья и позволил лошадям идти спокойным неторопливым шагом.

Он посмотрел на Селию и, заметив, что пальцами свободной руки она теребит ткань платья, улыбнулся. Нервная привычка.

– Вы теперь – граф Хейвуд. И ваш долг защищать титул.

– Вы считаете, что я из-за этого пригласил вас сегодня на прогулку? – Эта мысль поразила Джонаса, он испытал чувство неловкости. – Неужели вы подумали, будто я хотел воспользоваться вашим именем и положением в обществе, чтобы познакомиться с подходящими молодыми девушками?

Короткое замешательство Селии оказалось красноречивее всяких слов.

– Просто удивительно, что вы согласились поехать со мной на прогулку, – заметил Джонас, не дожидаясь ее ответа. – Почему вы поехали?

Селия повернула голову в его сторону и вздернула подбородок. В ее глазах читалось несгибаемое мужество, и сейчас она вызывала у Джонаса еще большее восхищение.

– Я согласилась поехать с вами, потому что хотела этого, – ответила Селия, и в ее голосе не прозвучало даже намека на испуг или робость. – Ваше приглашение я приняла как комплимент, отчасти потому что вы имели мужество попросить меня об этом, хотя предвидели реакцию моего брата. А отчасти потому что существует большое количество других женщин, которых вы могли бы пригласить, но не пригласили.

Что-то шевельнулось в груди Джонаса.

– А теперь послушайте истинную причину, по которой я вас пригласил.

Повисла довольно длинная пауза. В этот момент мимо проехал экипаж, где сидели две молодые пары, и Джонас с Селией приветствовали их кивком головы.

– Я пригласил вас, – сразу после этого продолжил Джонас, – потому что, встретив вчера вечером, захотел провести час-другой в вашей компании.

Селия не отвела взгляда, но в выражении глаз что-то поменялось.

– Вы мне не верите, да?

Она вновь помедлила, и Джонас понял, что, даже несмотря на большую внутреннюю силу, Сесилии присущи мягкость и деликатность.

– Я не лгу, леди Сесилия.

– Нет, вы лжете, – возразила она настолько тихо, что Джонас даже засомневался, правильно ли он расслышал.

У него екнуло сердце. Он направил экипаж к ближайшему повороту и остановил лошадей.

– Не хотите ли объясниться? – Джонас развернулся и, коснувшись указательным пальцем подбородка Селии, повернул к себе ее лицо, заставив смотреть прямо ему в глаза.

Селия тяжело вздохнула, и от этого вздоха у нее заметно поднялась и опустилась грудь. Это движение невольно привлекло внимание Джонаса, хотя он и не хотел этого.

– Так когда я, по-вашему, солгал?

Селия попыталась отвернуться, но Джонас коснулся пальцем ее щеки, не давая ей такой возможности. Она еще раз вздохнула и отказалась от попытки отвернуть голову.

– Ну, ладно, – покорным голосом сказала Селия. – Я вижу, вы заставляете меня быть с вами предельно откровенной.

– Потому что это единственно возможный способ отношений между людьми, которым суждено стать друзьями.

– Суждено? – нахмурила брови Селия.

– Да, суждено. Только не надо отвечать вопросом на вопрос, сначала вам придется объяснить, в чем я солгал.

– На самом деле вы солгали дважды…

– Дважды? – не скрывая своего удивления, переспросил Джонас.

– Да. Первый раз – вчера вечером, когда попросили меня составить вам компанию сегодня, якобы потому что мое присутствие значительно упростит ваше возвращение в общество.

– И вы считаете это ложью?

– Ваше присутствие в обществе уже гарантировано, лорд Хейвуд.

– Джонас. Пожалуйста, зовите меня Джонас.

– Хорошо. Джонас. Дело в том, что ваше место было гарантировано, когда вы только прибыли на бал к леди Пламптон. Вы титулованная особа, граф Хейвуд, и герой войны, имеющий награду. Когда мой брат не отвернулся от вас и не покинул бал раньше времени, как сделал это три года назад, ваше возвращение в общество состоялось. Своими действиями он подал сигнал, что, хотя вы двое, возможно, никогда не подружитесь снова, герцог Хардли будет, по крайней мере, терпеть ваше присутствие на светских мероприятиях.

Селия отвела взгляд. Теперь она смотрела в парк. Казалось, что-то привлекло ее внимание вдали, хотя Джонас готов был поспорить, что это не так.

– Я также рискну предположить, – продолжала Селия, – что ваш дворецкий все утро открывает дверь и принимает приглашения, которые поступают с угрожающей скоростью. Ни одна хозяйка не упустит возможности пригласить на предстоящий прием раненого героя войны и самого интересного холостяка.

Селия перевела взгляд на Джонаса, и у нее на лице он увидел самую нежную, но при этом самую печальную улыбку.

– А вторая ложь? – спросил он, не в состоянии спорить с ее утверждениями.

– А второй раз вы солгали несколько минут назад, когда сказали леди Кушен и Шарлин, что им не о чем волноваться и что вы полностью залечили свою рану.

На лице Селии отразилось сострадание, и Джонас почувствовал, как бурлит кровь в его жилах.

– Вы сказали неправду, рана не зажила, и на самом деле в эту минуту вы испытываете сильную боль. И то, как у вас перехватило дыхание и вы прижали руку к ране в боку, служит этому доказательством.

– Вы очень наблюдательны, – отметил Джонас, откинувшись на спинку сиденья, чтобы расслабиться.

– Хардли говорит мне то же самое, – улыбнулась Селия, – но он никогда не считал это достоинством.

– Почему вы так говорите?

– Но вы же знаете, что ни одному мужчине не понравится женщина, у которой есть голова на плечах.

– Никогда об этом не думал, – опять засмеялся Джонас. – Меня всегда восхищали женщины, умеющие жить своим умом.

– Вы представляете, насколько прогрессивно это звучит? – удивленно воскликнула Селия.

– Так это довод в мою пользу или против?

– А это, лорд Хейвуд…

– Джонас, – поправил он ее.

– Да, Джонас. Так вот, это зависит от того, кого вы спрашиваете.

Джонас на мгновение задержал на ней взгляд, поражаясь ее мудрости. Селию никак не назовешь ограниченной, легкомысленной особой, какими являлись большинство светских дам. Какой являлась Мелисент.

Как только Селия заметила его взгляд, она изменилась в лице.

– Может быть, поедем дальше? – предложила она. – Или вам нужно еще немного передохнуть?

– Со мной все в порядке.

В глазах Селии мелькнуло сомнение.

– Нет, правда, все хорошо. Моя рана лишь иногда напоминает о себе.

– Как это случилось? – спросила Селия, когда Джонас стегнул поводьями по крупам лошадей, разворачивая их, чтобы продолжить прогулку по парку.

– Боюсь, ничего героического в этом не было. Я недостаточно быстро двигался, когда враг атаковал.

– Однако вы двигались довольно быстро, успев оказаться между врагом и племянником леди Пламптон.

Джонас видел искреннюю тревогу на лице Селии и мысленно молился, чтобы ему удалось скрыть ужас, который по-прежнему охватывал его всякий раз, когда он вновь переживал это событие.

– В тот день нам обоим повезло.

– Вам тяжело говорить об этом?

Ее вопрос поразил Джонаса. Его никто об этом не спрашивал. Никого это не волновало. Все только хотели услышать кровавые подробности о войне.

Проблема в том, что ни один человек, переживший ужасы войны, не хочет переживать эти моменты заново.

И если кому-то повезло вернуться с войны живым, как Джонасу, то им хватает воспоминаний о кошмарах, которые посещают их каждую ночь. Они просыпаются от собственных криков и вскакивают с кровати в холодном поту.

…Земля, все еще дрожавшая от топота копыт огромной лошади врага, которая вместе с всадником, размахивавшим сверкающей саблей, мчалась прямо на него, теперь была покрыта кровью огромного количества трупов и умирающих…

Джонас на долю секунды прикрыл глаза, но оставаться в таком положении долго было нельзя. Иначе он снова услышит свистящий звук сабли, распарывающей воздух, почувствует, как сталь режет мускулистую плоть, почувствует, как вытекает из его жил кровь и силы покидают его тело.

Джонас зажал рукой бок, как сделал это в тот роковой день, чтобы остановить кровотечение, потом положил руку рядом на сиденье.

Он надеялся, что Селия не заметила это.

– Все это случилось уже давно, – по возможности более легкомысленно наговорил Джонас. – И как только возвращаешься в мирную жизнь Англии, все плохое сразу забывается.

Селия недоверчиво улыбнулась.

– А вот это, милорд, – она изящным жестом открыла зонтик и положила его себе на плечо, – третья ложь, которую вы позволили себе меньше, чем за день.

Селия вздернула подбородок и подставила лицо солнцу. Неудивительно, что на лице у нее сохранялся легкий оттенок загара, к которому она в отличие от всех светских дам не испытывала предубеждения.

– Возможно, мое утверждение было несколько преувеличено, но я не собирался вам лгать.

– Да, разумеется. Скорее всего вы говорите так, чтобы люди не знали, насколько глубоко вас затронула трагедия войны. Вся ваша ложь – это барьеры, которые вы воздвигаете, не позволяя людям подбираться к вам слишком близко.

Несколько секунд они ехали молча.

– Я не могу делать вид, будто когда-нибудь пойму все, что вам пришлось пережить во время войны, – тихим, но сильным голосом сказала Селия. – Но если вы почувствуете необходимость поговорить с кем-нибудь, я всегда готова вас выслушать. Даже Хардли признает, что я хорошо справляюсь с ролью внимательного слушателя.

Джонас не мог поверить в тот эффект, который оказали на него слова Селии. В ту секунду, когда она замолчала, он почувствовал, как будто с души свалился тяжелый камень.

Словно нежная рука коснулась его сердца, успокаивая резкую боль, которая не покидала его с тех пор, как он вернулся домой. Мало кто понимал, что пережили те, кто сражался на войне. Еще меньше людей хотели это понять.