Приключения новобрачных Маккуистон Дженнифер
Джорджетт с удивлением узнала о том, что коттедж Рандольфу сдал в аренду отец Джеймса, и ей стало вдвойне страшно за всех обитателей этого дома. Потому что только безумец отважится средь бела дня напасть на сына хозяина поместья, на территории которого сам же и живет. И теперь все они заложники безумца, чье логово находилось совсем рядом. Раньше она считала, что Рандольф страдал лишь от непомерно раздутого самомнения. Увы, ей даже в голову не приходило, что он способен к насилию.
– Вот он, домик егеря, – сказал граф, указав на значок на карте в нескольких дюймах от того места, где был обозначен главный дом.
– Так это всего в миле от нас! – воскликнула леди Килмарти, склонившись над картой.
И Джорджетт тотчас все поняла. «Домик егеря», как назвал граф временное жилище Рандольфа, находился совсем недалеко от замка Килмарти. Все это время она, как выяснилось, жила в двух шагах от родственников Джеймса.
Граф оторвал глаза от карты и обвел мрачным взглядом собравшихся.
– Когда я в прошлом месяце сдал этот домик в аренду мистеру Бартону, мне он показался вполне безобидным молодым человеком. Вежливым, воспитанным, не слишком разговорчивым… Я помню себя в этом возрасте. Как и он, я был слишком увлечен наукой, чтобы тратить время на праздные разговоры.
– Ты когда-нибудь пытался заставить женщину, которая тебя не любит, выйти за тебя замуж? – не без сарказма поинтересовался Джеймс.
– Нет, такого за мной не водилось. – Граф явно был удивлен вопросом сына. – Но как у тебя повернулся язык спросить меня об этом?
– Потому что у вас с ним нет и никогда не было ничего общего. – Джеймс перевел взгляд на Джорджетт, и все остальные последовали его примеру. – Ты не хочешь им кое-что рассказать, Джорджетт?
Нет, ей не хотелось говорить: ведь, рассказав об этом, она продемонстрирует, насколько была наивна, доверяя кузену. Насколько была глупа, – но она не имела права молчать.
– Бартон вчера пытался заставить меня выйти за него замуж. Пытался уже после того, как я ему категорически отказала. – Джорджетт вздохнула и заставила себя добавить: – Поведение вашего сына во многом обусловлено его попыткой защитить меня от действий моего кузена.
Взглянув на отца, Джеймс проговорил:
– Я не знаю, на что еще способен Бартон. У нас есть законные основания выселить его?
– Арендуя дом, он заплатил за две недели вперед, – ответил граф Килмарти, сворачивая карту. – Но две недели давно закончились, а он с оплатой не спешит. Проще всего послать к нему слугу с требованием освободить помещение.
Джеймс взял свернутую в рулон карту и принялся постукивать ею по ладони другой руки.
– Я бы не отважился доверить эту работу слуге. Бартон, похоже, временами теряет рассудок. Пойти к нему должен один из нас. Или, скажем, двое.
– Ты уверен, что он не в себе? – подал голос старший брат Джеймса и, покосившись на Джорджетт, добавил: – Неспособность расплатиться с долгами – это мотив. И у него, возможно, есть сообщники.
Джеймс тоже посмотрел на Джорджетт.
– Скажите, у вашего кузена были в последнее время финансовые проблемы?
Невольно вздрогнув, Джорджетт вжалась босыми ногами в ковер. Только сейчас она вспомнила, что забыла обуться, вернувшись из лабиринта. Но что же ответить?.. Ведь было ясно, что ей не дадут остаться в стороне.
Вспоминая первые по приезде в Шотландию впечатления о Рандольфе и его образе жизни, она могла бы сказать, что его аскетизм немало ее удивил. Тогда она подумала, что кузен слишком увлечен ботаникой, чтобы заботиться о земных делах. И, когда он сделал ей предложение, первой ее мыслью была мысль о том, что он стремился за ее счет поправить свое финансовое положение. Впрочем, у нее не было доказательств, что все обстояло именно так. Не было ни тогда, ни сейчас.
– Он ничего не сказал мне о своих доходах, – проговорила наконец Джорджетт. – Но я должна признать, что была удивлена его выбором апартаментов для летнего отдыха. Дом мне показался слишком уж скромным, если не убогим.
Леди Килмарти решила вставить слово:
– Может, ему нравится провинциальная простота.
– Рандольф – и провинциальная простота? – Джорджетт покачала головой. Теперь, кажется, у нее появились кое-какие весомые доводы в пользу высказанной версии насчет финансовых затруднений. – Нет, он всегда любил роскошь и удобства. Можно мне взглянуть на садовый нож еще раз?
Джеймс положил нож для обрезания веток на стол, туда, где еще недавно лежала карта поместья. И все уставились на этот нож. Судорожно сглотнув, Джорджетт подумала о том, что Рандольф, возможно, просчитался. Этот инструмент, судя по всему, оказался недостаточно острым, чтобы ее кузен смог осуществить задуманное. Но он целился в сердце – рана на теле Джеймса была тому свидетельством. Так что сомнений относительно намерений Рандольфа не оставалось.
Уильям наклонился над столом, изучая орудие преступления.
– Это всего лишь складной нож, довольно простой к тому же.
– Я бы не назвала его простым, – сказала Джорджетт. Шагнув к столу, она взяла нож. – Видите?.. – Она указала пальцем на рукоять. – Инкрустирована слоновой костью и перламутром и украшена замысловатой резьбой, хотя для обрезания прутьев сгодилось бы что-нибудь попроще. Эта вещица наглядно демонстрирует вкусы моего кузена. Он бедный ученый, но с замашками аристократа.
Граф Килмарти, немного смутившись, проговорил:
– Он торговался из-за каждого пенни, когда мы обсуждали арендную плату. Когда я думаю, что позволил ему жить в такой близости от нас, я… – Граф покачал головой. – Я навлек беду на мою семью. Мне следовало бы написать тем людям, от которых он принес рекомендации.
Джорджетт же думала, что она стократ больше повинна в том угрожающем положении, в котором оказались все обитатели этого дома. И, увы, она ничего не могла сделать, чтобы это исправить.
– Когда я увидел его сегодня, то подумал, что ему нравится одеваться щеголем, – сухо заметил Джеймс. – Сюртук его сшит по последней лондонской моде, а ботфорты слишком дороги для того, чтобы топтать ими нашу пыль. Даже Уильям не настолько глуп, чтобы так наряжаться.
– Вы заметили, как он был одет, но не узнали в нем человека, который напал на вас с ножом? – удивилась Джорджетт.
Джеймс пожал плечами.
– Я не разглядел лица нападавшего, а через минуту после нашей с вами встречи, когда перестал вас подозревать, я вообще забыл о нападении. Что же касается одежды, то поневоле обращаешь на нее внимание, когда собираешься кому-либо расквасить нос. И вообще, я думал тогда совсем о другом… Думал о том, что он может сделать с вами, а не о том, что, возможно, сделал со мной.
Уже не в первый раз Джорджетт получила доказательство его самоотверженного благородства. Джеймс готов был ради нее полезть в драку. Из-за нее он страдал и по-прежнему страдает. И в любой момент может пострадать кто-то из его родных. Пострадать из-за нее!..
– Мне кажется, мы немного отклонились от темы, – резонно заметил Уильям. – Если финансы Бартона не могут в настоящий момент обеспечить ему тот образ жизни, к которому он привык, то, возможно, это все просто из-за денег. – Он обжег взглядом Джорджетт. – И, возможно, он действовал не один.
Джорджетт в ужасе замерла. Уильям высказал предположение о ее причастности к нападению на брата. Как сейчас поступит Джеймс? Начнет ее защищать или согласится с Уильямом? Но Джеймс не сделал ни того ни другого. Покачав головой, он сказал:
– Если деньги – причина всего, то, возможно, он не такой уж безумец. Может, просто доведен до отчаяния. – Джеймс перевел тяжелый взгляд на Джорджетт. – А человек, доведенный до отчаяния, – самое опасное, что может быть. Я должен привезти сюда главу магистрата.
– Я с тобой, – вызвался старший брат.
– Нет! – заявил Джеймс. – Я один поеду. Родители нуждаются в твоей защите. К тому же в доме Джорджетт и мальчики. Подумай о них. Я прошу тебя остаться и позаботиться о том, чтобы ни с кем из них ничего не случилось.
Уильям поморщился, но все же кивнул, согласившись с братом. Джорджетт стало не по себе при мысли, что о ней будет заботиться человек, подозревавший ее в преступлении.
– Я хочу поехать с вами в Морег. – Она знала, что получит отказ, но сдаваться без борьбы не желала.
– Это слишком опасно, – возразил Джеймс. – Я не хочу, чтобы вы пострадали.
– А я не хочу, чтобы пострадали вы или кто-то из вашей семьи! – закричала Джорджетт. – Ведь все это из-за меня!
Джеймс отвел ее в сторону. Пальцы его впились в ее плечо, но ей не было больно. Что с того, что внешне он грубоват? Зато у него сердце из чистого золота. Она смотрела в его глаза и тонула в них.
– Поверьте, я вас понимаю, – тихо сказал Джеймс. – Но хочу, чтобы вы остались в безопасности. – Он бросил взгляд на брата. – Уильям позаботится о том, чтобы Бартон не причинил вам вреда.
Суровый Уильям посмотрел на нее искоса, и взгляд его был тяжел и мрачен.
– Довольно пререкаться, – проворчал он. – Вы и так причинили всем нам немало беспокойства, а его, – Уильям кивнул на брата, – ждет опасная поездка, хотя лучше бы поехал я.
«И действительно, – подумала Джорджетт, – почему бы Уильяму самому не поехать за главой магистрата? А Джеймс остался бы здесь, со мной». А может, Джеймс хотел сбыть ее с рук? И на кого он ее оставлял?! На брата, который ее ненавидел! Она знала, что в ней говорит упрямство, знала, что поступает неразумно. Но события этого дня, открывшие ей глаза не только на вероломство Рандольфа, но и на многое другое, сделали ее еще более упрямой, еще более безрассудной.
– Магистрат потребует моих свидетельских показаний, чтобы выписать Рандольфу повестку, – заявила Джорджетт. – Я нужна вам там, в городе.
– Вы нужны мне здесь, – не скрывая раздражения, ответил Джеймс. – В споре с вами я напрасно теряю время.
– Тогда перестаньте со мной спорить и прислушайтесь к моим аргументам. – Джорджетт уселась на стул и вытащила из стоявшего рядом ботинка свой чулок. Бесцеремонно приподняв юбку, она принялась обуваться.
Джеймс взглянул на нее прищурившись и, еще больше помрачнев, проговорил:
– Не вижу смысла в этом разговоре. Я не хочу брать вас с собой. Мне и так забот хватает, зачем мне вешать на себя еще одну обузу?
Джорджетт замерла с чулком в руках, и все ее возражения рассыпались в щепки, словно сухое дерево под ударом топора. Она узнала этот тон и сразу вспомнила былые разочарования. Он оставит ее здесь, он лишит ее выбора. Она ему не нужна. Он считал ее всего лишь обузой.
Сердце ее сковала боль. Невыносимая, острая. А ведь она думала… Она думала, что Джеймс другой. И вот как оно вышло на деле… Она, как всегда, заблуждалась.
– Я не останусь здесь. Не хочу причинять беспокойство вашим родственникам, – заявила Джорджетт. Теперь-то она понимала, что если останется с этими людьми, то будет всего лишь обузой. Джеймс ведь сам так сказал. – Я ухожу! С вами или без вас! – Джорджетт решительно натянула чулок.
У нее промелькнула мысль, что одета она не для пешего путешествия, но эта мысль ушла так же быстро, как и появилась. Она уже приняла решение и не собиралась его менять.
– Отправлюсь если не в Морег, то в Лондон, – добавила Джорджетт, вытаскивая из ботинка второй чулок.
Глаза Джеймса вспыхнули зеленым огнем, и он прорычал:
– Видит Бог, если понадобится вас запереть, чтобы вы не свернули вашу хорошенькую шейку, я это сделаю!
– Вам придется подыскать запор покрепче, – пробурчала Джорджетт, – потому что я отказываюсь сидеть здесь смирно, играя роль послушной жены. – Она натянула второй чулок.
Джеймс смотрел на нее в раздумье. А потом вдруг наклонился и схватил ее ботинки.
В первый момент она подумала, что он собирался помочь ей их надеть. Но она, как всегда, неправильно истолковала его намерения. Джеймс сунул ее ботинки под мышку, развернулся и ушел. Следом за ним удалились его родственники. Последней выходила графиня, взглянувшая на Джорджетт с беспокойством, а та так и осталась сидеть на стуле. Ох, с какой радостью она бы запустила в Джеймса ботинком! Но, увы, ботинка под рукой не было. Он забрал ее обувь, черт бы его побрал!
– Я ей не доверяю, – донесся из коридора голос его брата.
– Я тоже, – послышался ответ, разбивший ей сердце.
И это было последнее, что она услышала перед тем, как ключ повернулся в дверном замке.
Ему не хотелось этого. Видит Бог, ужасно не хотелось. Но что делать, если эта женщина оказалась упрямой как осел? Но теперь-то он по крайней мере знал, какую именно черту ее характера следовало использовать, чтобы добиться ее согласия стать его настоящей женой, а не мнимой.
В душе ее благонравная леди робела перед своенравной и непредсказуемой; в те моменты, когда речь шла о самом главном, решающим становится голос той женщины, чьи ботинки ему пришлось унести, чтобы спасти ее от самой себя.
Уходя, он слышал, как она колотила кулаками по двери, выкрикивая в его адрес всевозможные угрозы и ругательства. Ей-богу, она даже грозилась лишить его мужского достоинства! Она продемонстрировала всю силу своего темперамента! Джеймс усмехнулся. Жаль, он не мог насладиться этой стороной ее личности. Не мог, потому что долг гнал его в Морег. Преступник должен быть пойман, обезврежен и, конечно же, передан в руки правосудия. Опасный преступник. Сегодня Бартон напал с ножом на него, но никто не знает, кого выберет своей следующей жертвой.
Лишь бы Уильям не сплоховал.
И еще Джеймс очень надеялся, что, когда вернется в отцовское поместье с Камероном, застанет Джорджетт успокоившейся. Вероятно, она пораскинет мозгами и поймет, что у него не было иного выхода. И, возможно, простит его. Он пустил Цезаря в галоп, не сдерживая его стремительный бег. Тени танцевали под копытами летящего как стрела коня. По левую сторону блестело озеро, окрасившееся багрянцем заката. Солнце стремительно уходило за горизонт, и его лучи, пробиваясь сквозь кроны деревьев, слепили глаза. «Скорее, скорее, лишь бы не опоздать», – мысленно повторял Джеймс как заклинание.
Он почти добрался до Морега, когда почувствовал первые изменения в ритмичном беге коня. Цезарь явно устал. Было ясно, что он едва не загнал жеребца. Следовало ехать за Камероном на другом коне. Цезарь и так много для него потрудился сегодня, когда вез на себе двоих. И вот сейчас, всего через два часа после той изнурительной скачки, хозяин опять заставил его скакать из последних сил. Но какой бы срочной ни была его миссия – конь не виноват.
Джеймс вздохнул и пустил коня трусцой. Цезарь закусил удила, кося глазом, – словно упрекал хозяина за то, что тот заставил его сбавить темп. Но Джеймс знал, что делал. Припав на потную шею коня и ласково поглаживая его по холке, он шептал:
– Полегче, старина. У нас еще есть время.
Теперь, когда до города оставалось совсем немного, запах дыма становился все более резким. Примерно в полумиле полыхал праздничный костер. С наступлением темноты начнется безудержное веселье. Джеймс вдруг сообразил, что отыскать сейчас Дэвида Камерона, возможно, будет непросто. Да и когда он его наконец найдет, городской глава, чего доброго, окажется изрядно пьян.
И в тот момент, когда Джеймс задумался о том, откуда начинать поиски, он вдруг почувствовал, как что-то резануло его по лицу в области подбородка. Джеймс упал на землю за секунду до того, как услышал треск ружейного выстрела. Он перекатился на спину и уставился на верхушки деревьев, еще не осознавая, что произошло. Уши его были словно забиты песком, а в голове гудело. Но в конце концов он все же сообразил: его подстрелили.
А потом хлынула кровь. Кровь лилась ручьем, и Джеймс очень сомневался, что сможет добраться до Морега.
Глава 26
Джорджетт не стала тратить силы на слезы, на мольбы или извинения. Рыдая над своей участью или вымаливая прощение, ничего не добьешься. Было ясно: Джеймс уехал. Она видела, как он ускакал, через окно библиотеки. Причем мчался так, словно за ним гнались черти.
Но что ей сейчас делать? Сожалениями доверие Джеймса не вернуть, и потому она не стала тратить время на размышления о том, что сделала не так и что могла бы сделать, чтобы сохранить его доверие. Не стала она тратить время и на чтение, хотя библиотека у графа Килмарти была на редкость богатой, и, окажись она здесь месяц назад, не отказала бы себе в удовольствии провести вечер за чтением какого-нибудь исторического романа.
Но сейчас Джорджетт принялась за изучение карты.
Так, вот оно, жилище для егеря. Леди Килмарти, кажется, сказала, что до домика отсюда около мили. А Джеймс запер ее в комнате на первом этаже, с открытым окном. Он ее явно недооценивал.
«Все люди совершают глупые ошибки, и Джеймс не исключение», – подумала Джорджетт, разминая ноги и оценивая свои силы. Она сегодня уже прошла пешком несколько миль, когда бродила по улицам Морега, пытаясь отыскать своего таинственного мужа. А сейчас ей предстояло преодолеть всего милю до дома Рандольфа, чтобы добраться до сундучка, где лежала еще одна пара ботинок. После чего – четыре мили до города. Судя по всему, до наступления темноты оставалось примерно полчаса, а может, и того меньше. Еще сегодня утром Джорджетт сомневалась, что ей будет по силам одолеть такое огромное расстояние.
Как же приятно осознавать, что она вполне может пройти пешком пять миль! Более того, с радостью сделает это. И трудности ее не пугали.
Когда Джорджетт наконец добрела до коттеджа кузена, уже почти стемнело. Чулки, разумеется, порвались, и ноги были все в порезах и ссадинах, а подол платья – в грязи и местами порван. Но она все-таки дошла! Причем этот трудный переход имел по крайней мере один положительный результат: он остудил ее гнев, и теперь она испытывала лишь мрачное удовлетворение и гордость. Можно представить, как разозлится Джеймс, когда обнаружит ее исчезновение! Жаль, что она этого не увидит.
Но тут здравый смысл заявил о себе: подал голос откуда-то из закоулков сознания, где все это время скрывался, – и напомнил ей, что путешествие все же имело некоторые элементы опасности. Ведь никто не знал, где ее искать. Она была одна, без оружия, к тому же находилась в доме, где жил сумасшедший. Опыт нескольких дней совместного с Рандольфом проживания подсказывал, что слуги сейчас в доме нет, скорее всего, он уже ушел домой.
Джорджетт долго смотрела на дверь, не решаясь подойти. В окнах света не было, что являлось добрым знаком, но она все же приблизилась к двери с величайшей осторожностью. И готова была к бегству, если бы обстоятельства того потребовали.
Она явно недооценивала Рандольфа, да и себя – тоже. Но теперь с этим покончено. Ведь она давно уже не девочка.
Войдя в дом, Джорджетт остановилась в прихожей и прислушалась. Полная тишина. Только песня сверчка доносилась из какого-то дальнего угла и еще – звук, похожий на тихий стон, как будто ветер гудел на темном чердаке.
Джорджетт ощупью поднялась наверх, в свою комнату, и зажгла лампу на ночном столике. Свисавшие с потолочных балок пучки сухой травы отбрасывали зловещие тени на стены и пол. Одежда, в которой она вернулась сюда утром, так и валялась на полу, там, где Элси ее бросила. Ванна с водой стояла в углу, а под ней виднелась лужа на почерневшем от влаги полу. «Не забыть бы сказать Элси, что хорошая камеристка никогда не оставила бы комнату в таком беспорядке», – мысленно напомнила себе Джорджетт.
И тут же другая мысль кольнула ее, оставив неприятный осадок. Ведь утренний отъезд в Лондон избавит ее от необходимости отчитывать Элси, и благое дело – превращение подавальщицы из трактира в приличную горничную – так и останется незавершенным. Джорджетт стало стыдно. Возможно, по приезде в Лондон она могла бы написать леди Килмарти и попросить ее взять к себе на службу новую горничную. Разумеется, принимая во внимание недвусмысленный интерес Элси к младшему сыну графини, придется предварить свою просьбу соответствующим предупреждением.
Джорджетт не понадобилось много времени, чтобы извлечь из сундука ботинки, надеть и зашнуровать их. Задерживаться здесь не имело смысла, и она вышла из спальни, затем, со свечой в руке, стала спускаться, прижимаясь к стене и напряженно прислушиваясь. Увы, как Джорджетт ни старалась гнать дурные мысли прочь, они все равно лезли в голову. Ведь не только Элси она оставит неустроенной, когда утром сядет в почтовый дилижанс. Еще оставался мистер Макрори, обещавший приютить котенка, а также гостеприимная и улыбчивая леди Килмарти с ее надеждами на то, что из нее, Джорджетт, может получиться та самая жена, которая нужна ее сыну.
И, разумеется, сам Джеймс. А она покидала его – покидала трусливо. Улизнула в ночи, предоставив ему одному сражаться с ее демонами. В самом деле, ей должно быть стыдно. Право, ей следовало вернуться в Килмарти-касл.
Джорджетт невольно улыбнулась, представив, как торжественно прошествует к парадной двери графского дома и ударит по ней дверным молотком. Вот это будет сюрприз для сурового и беспощадного Уильяма!
Когда Джорджетт спустилась в прихожую, стоны ветра зазвучали громче. Правда, стоны эти доносились вовсе не с чердака, а из-за двери в кабинет Рандольфа. И тут же явилась еще одна непрошеная мысль, причем ужасно неприятная: «А что, если Элси вернулась и Рандольф что-нибудь с ней сделал?»
Дрожащими руками она приоткрыла дверь. Петли предательски заскрипели. И свеча озарила источник шума.
Черно-белая собака, доставленная Джозефом Ротвеном утром, лежала на коврике перед очагом. Облегчение, которое Джорджетт испытала, увидев, что перед ней животное, а не человек, сменилось тревогой за пса. Что мог Рандольф сделать с несчастным? Джорджетт осторожно подошла к зверю и, взяв кочергу, ткнула его в бок. Рандольф заявил, что пес его искусал, но сейчас он не подавал никаких признаков жизни.
Чуть помедлив, Джорджетт опустилась перед собакой на колени, а свечу поставила на пол. Затем с опаской протянула руку и прикоснулась к псу, приготовившись к тому, что зверь вскочит и зарычит, ощетинившись. Но тот не шевелился, хотя, судя по всему, был жив. Джорджетт тихо свистнула – никакой реакции. Тогда она встряхнула пса. Опять никакой реакции. Приподняв собачью голову, Джорджетт оттянула веко и заглянула в глаз. Зрачки у животного были расширены, и от него исходил сильный лекарственный запах.
И тут Джорджетт вспомнила этот запах! В испуге вскрикнув, она зажала рот ладонью. Теперь ей стало ясно: она вчера ничего не помнила после того, как выпила тот злополучный бокал бренди, а этот запах она, наверное, запомнит на всю жизнь. И еще ей запомнился горьковатый привкус, оставшийся во рту, после того как она угостилась тем мерзким имбирным печеньем, что подал ей Рандольф. В одно мгновение все сложилось в целостную картину. Выходит, кузен не только намеренно ее напоил, но еще и одурманил, воспользовавшись познаниями в ботанике.
И, вспомнив о Рандольфе, она словно вызвала демона из ада, дверь со скрипом распахнулась. Джорджетт медленно поднялась, крепко сжимая в руке кочергу. В иное время вид Рандольфа бы ее напугал – он был растрепанный, без шляпы, с охотничьим ружьем в руках. Но сейчас ее лишь переполняла ярость.
Кузен окинул ее долгим оценивающим взглядом, затем опустил ружье и начал развязывать шейный платок своими длинными аристократичными пальцами. Он вел себя так, словно ничего не произошло, словно он, как обычно, вернулся домой после долгого трудового дня.
Адамово яблоко на его шее подпрыгнуло, когда он расстегнул две верхние пуговицы рубашки.
– Вижу, вы пришли в себя и вернулись ко мне, кузина. Я не стал бы предпринимать столь жесткие меры, если бы знал, что можно вернуть ваше расположение.
– Жесткие меры? Имеется в виду попытка убить Джеймса садовым ножом? – осведомилась Джорджетт.
– Ах, вы о вашем мнимом муже?.. – Рандольф сделал шаг в ее сторону. – Ваше импульсивное поведение несколько усложнило дело, но теперь вы можете более не беспокоиться о Маккензи. Я о нем позаботился.
Страх холодной липкой лапой схватил Джорджетт за горло.
– Вы о чем?.. – пробормотала она.
– Он больше не в счет. – Рандольф сделал еще один шаг к ней, и пульс ее участился.
Джорджетт еще крепче сжала кочергу в руке и чуть приподняла ее.
– Не подходите! – звенящим голосом предупредила она.
Рандольф остановился.
– Не стоит мне угрожать, кузина. Право же, не стоит. Вы только посмотрите на себя. Вы ведь на грани истерики. Поверьте мне как ученому, я кое-что в этом понимаю. Могу порекомендовать вам кое-какие травы, которые вам непременно помогут. Немного успокоительного – и вы крепко уснете.
Действительно, дельный совет. Попить чайку, чтобы больше никогда не проснуться… Как же она не догадалась хотя бы записку оставить, когда удирала из Килмарти-касл?
– А что вы будете делать, если я не успокоюсь? Натравите на меня пса? Но у вас ведь ничего не выйдет, верно? Чем вы его напичкали?
Рандольф самодовольно усмехнулся. Когда же заговорил, на лице его появилось какое-то почти благоговейное выражение. И Джорджетт окончательно убедилась в том, что имеет дело с безумцем.
– Я дал ему отличное снадобье. Комбинация из нескольких растительных экстрактов, в числе которых экстракт белены. И еще – концентрированная доза масла полыни. Очень полезно для усмирения тупых и упрямых созданий. Они становятся прямо-таки шелковыми. Через несколько часов он проснется. – Рандольф брезгливо поморщился. – Я лишь сожалею о том, что мне пришлось применить менее научный подход, чтобы избавиться от вашего мужа. Пуля – это так… грязно.
Джорджетт вздрогнула – словно пуля пронзила ее.
– Что вы с ним сделали? – прошептала она.
– Я его убил. – Рандольф сделал еще один шаг. – Пристрелил на дороге, ведущей в Морег. И потому теперь вы свободны и можете выйти замуж за меня.
У Джорджетт защипало глаза. Она чувствовала себя так, словно у нее вырвали сердце. Но она отказывалась в это верить! Ведь Джеймс – сильный, надежный, самый сильный и самый надежный из всех мужчин, с которыми ей доводилось встречаться. Он не мог умереть! Не мог умереть от руки этого жалкого, щуплого, полоумного ботаника! Рандольф лжет! Он лгал ей раньше, лжет и сейчас!
«Господи, только бы это была ложь!»
– Ваше снадобье не подействовало на меня так же, как на пса, не так ли? – Она приподняла кочергу еще выше. – Но, с другой стороны, я ведь не тупая тварь, хотя именно такой вы меня считали. Но я, по крайней мере, не настолько глупа, чтобы меня можно было обманом затащить под венец.
Рандольф вздрогнул всем телом, словно очнулся от сна. Протянув к ней руки в нелепом жесте, уместном разве что на сцене провинциального театра, он заговорил горячо и с пафосом:
– Джорджетт, как вы можете так обо мне думать? Вы мне дороги, я лишь хотел защитить вас. Я бы никогда…
– Я говорила сегодня с пастором Рамзи.
Голова Рандольфа дернулась, как будто его потянул за нитку невидимый кукловод.
– Что?..
– Я знаю, что вы все спланировали. Вы пригласили меня сюда, уже все продумав, так что не надо делать вид, что вы всего лишь хотели меня защитить. Вы одурманили меня, напичкали какой-то дрянью, чтобы, воспользовавшись моей беспомощностью, жениться на мне без моего согласия. – Джорджетт опустила кочергу и смерила кузена полным ненависти взглядом. – В Килмарти уже знают о том, что вы пытались сделать. На вашем месте я бы немедленно уехала отсюда, пока еще есть такая возможность.
– Без вас я не уеду! – прорычал Рандольф. – Вчера вам удалось скрыться от меня, когда мы были уже у ворот церкви, но на этот раз вам так не повезет.
– Зачем? – спросила она, снова угрожающе подняв кочергу. – Зачем вы это делаете? Со мной, с собой? – Кузен, которого Джорджетт помнила с детства, исчез навсегда, и вместо него перед ней стояло чудовище. Она тосковала о том мальчике из детства, товарище по играм, но ее тревожила и собственная роль в печальной метаморфозе, произошедшей с некогда любимым кузеном. Неужели она каким-то образом дала ему понять, что хочет всего этого, что хочет его?
Саркастический хохот был ей ответом.
– Все просто и буднично. Мне нужны деньги, Джорджетт, иначе я не смогу завершить учебу. Ты ведь знаешь, как дорого нынче учиться в университете. А ты – средство для достижения цели. Ты богата, и это все решает.
Джорджетт судорожно сглотнула. Воздух, насыщенный запахами растений, которые Рандольф изучал с достойной лучшего применения прилежностью, душил ее. К горлу подступала тошнота. О боже, она даже не представляла, как была близка к тому, чтобы всего лишиться. И это сделал бы с ней ее бывший друг, который либо сошел с ума, либо слишком увлекся экспериментами с растениями, которые изучал так давно и внимательно.
Джорджетт покачала головой, задаваясь вопросом, имело ли смысл что-то говорить ему. Он свихнулся настолько, что был уже не в состоянии воспринять услышанное.
– Послушайте меня, Рандольф. Я не выйду за вас. Никогда. Я не вышла бы за вас, даже если бы была настолько бедна, что мне пришлось бы задирать юбку, чтобы заработать на пропитание.
Лицо Рандольфа исказила гримаса гнева.
– Ты грязная шлюха, готовая задирать юбку перед первым встречным! Посмотри на себя! – брызгая слюной, кричал Рандольф. – Посмотри, как низко ты пала! Это ты меня недостойна!
И тут он бросился на нее, но Джорджетт была к этому готова. Теперь уже, наверное, ничто не могло бы застать ее врасплох. Она ловко увернулась и столь же ловко поставила ему подножку. Рандольф, потеряв равновесие, растянулся на полу, и Джорджетт стукнула его по голове кочергой, вложив в удар всю свою силу – так что даже рука заболела.
Рандольф неподвижно лежал на полу и стонал от боли. Джорджетт придавила его шею к полу кочергой.
– Джеймс Маккензи стократ лучше вас, – прошипела она, глядя ему в глаза. – Вчера я сделала свой выбор, и я буду благодарить Бога каждый день всю оставшуюся жизнь за то, что не вы оказались на его месте.
Рандольф хрипло засипел, а Джорджетт, склонившись над ним, тихо, но отчетливо сказала:
– Из-за вас я забыла самую чудесную ночь в своей жизни. И если вы отняли у меня еще и будущее, то знайте: я непременно вас убью.
Глава 27
Должно быть, Джеймс на какое-то время потерял сознание; когда же он в следующий раз открыл глаза, небо над ним казалось темно-серым – так бывает в короткий промежуток между закатом и ночной тьмой. А вскоре зажглись звезды, смотревшие на него с насмешкой.
Джеймс осторожно ощупал подбородок. Вся рука стала липкой от крови, и это очень его встревожило. Удивляло то, что пулевое ранение оказалось не таким уж болезненным, но откуда же тогда столько крови?
Он с трудом забрался на Цезаря, припал к шее коня и предоставил верному другу везти его туда, куда тот захочет. Сам Джеймс не знал, куда должен ехать, знал лишь, что глупо оставаться здесь, подставляя себя под пули и истекая кровью.
Цезарь, слава богу, сделал то, что сделал бы на его месте любой разумный конь: повез своего хозяина домой.
Во дворе Джеймс слез с коня, вернее – свалился. Затем окликнул Патрика и отогнал от себя Джемми, облизывавшего его лицо своим шершавым языком. Через несколько минут Джеймс увидел склонившегося над ним Патрика с фонарем в руке. Приподняв фонарь повыше, тот прошептал:
– Господи, Маккензи, ты весь двор кровью залил.
– В меня стреляли, – простонал Джеймс.
– Из тебя получилась хорошая мишень, приятель. – Патрик поднес фонарь к его лицу. – Похоже, пуля внутрь не прошла, а что до крови, так ее всегда много, когда лицо задето. У меня такое чувство, что эта рана выглядит хуже, чем есть на самом деле, раз ты все еще можешь говорить. И все же тебе не кажется, что это перебор? Одного ранения в день, на мой взгляд, вполне достаточно. – Патрик укоризненно покачал головой. – Может, теперь ты меня послушаешь, когда я велю тебе лечь в постель и не вставать.
Постель была хоть и желанным, но запретным плодом. Джеймс вспомнил о своей миссии. Миссии, не терпящей отлагательств. Ведь тот факт, что его снова пытались убить, стал еще одним подтверждением смертельной опасности Бартона.
Держась за скулу, Джеймс с трудом поднялся на ноги. Он доверял профессионализму Патрика. Если тот говорил, что рана выглядела хуже, чем было на самом деле, то он, оставаясь здесь, понапрасну терял время. Джеймс приготовился забраться в седло, но тут на плечо ему легла тяжелая рука друга.
– Ты не в том состоянии, чтобы ехать верхом, приятель.
– У меня нет выбора! – огрызнулся Джеймс. В глазах у него двоилось. – Джорджетт в опасности, и я не могу терять ни минуты!
– Кто такая Джорджетт? – в растерянности глядя на друга, спросил Патрик.
– Моя жена. – Джеймс уже считал ее своей женой. Настоящей, а не мнимой.
Только она об этом пока не знала.
– Вот как?.. – Патрик прищурился. – Выходит, ты все же нашел загадочную миссис Маккензи. Надо полагать, твои утренние усилия принесли плоды. И где же она сейчас?
– В Килмарти-касл, – ответил Джеймс. – Уильям защищает ее от ее кузена и…
– Значит, у тебя есть время хотя бы на то, чтобы я тебя осмотрел, – перебил его Патрик. – Я должен убедиться, что пуля не застряла в кости и не задела чего-нибудь важное.
Джеймс вздохнул. Ноги его готовы были мчаться на поиски главы магистрата, но голова, к счастью, еще не разучилась мыслить. Он прекрасно понимал, что найти Камерона в разгар праздничных увеселений будет непросто. А то время, что понадобится Патрику, чтобы промыть и перевязать рану, возможно, не окажется потраченным напрасно. Это время он мог бы посвятить обдумыванию маршрута поисков.
– Если тебе и в самом деле дорога эта женщина, лучше побереги себя. Ты же не хочешь вернуться к ней ни на что не годным калекой, верно? И раз Уильям ее охраняет, будь уверен: она в безопасности.
Патрик его бесил своим непоколебимым хладнокровием, но, черт возьми, он говорил дело.
– Ладно, хорошо. – Джеймс неохотно кивнул.
Ветеринар тут же приподнял приятеля, затем взвалил его к себе на плечо.
– Мне придется побрить тебя местами, чтобы рассмотреть рану, – предупредил он. – Так что тебя больше устроит – чтобы я выбрил клок или сбрил бороду целиком?
Джеймс медлил с ответом. Перспектива лишиться бороды весьма тревожила его. Одиннадцать лет он носил бороду – перестал бриться с тех пор, как решил порвать с отцом. Конечно, ребячество, если уж начистоту. Ведь они с отцом внешне очень похожи. Но все же эта борода являлась ежесекундным напоминанием о том, что он не такой, как его отец.
– Брей, – сказал наконец Джеймс. – Все сбривай. Надоела она мне.
– Давно пора. – Постанывая под весом приятеля, Патрик пошел в дом. – Буйвол столько не весит, – пробурчал он, переступая порог.
Джорджетт выбежала из охотничьего домика в темноту с гулко бьющимся сердцем. Рандольфа она крепко связала веревкой, которую раздобыла, развязав лежавший возле очага хворост, и сейчас ей надо было решать, что делать дальше. До Килмарти – целая миля, а потом еще по меньшей мере полчаса придется потратить на объяснения с Уильямом. И все это время Джеймс будет лежать где-то на дороге. Раненый. Она отказывалась верить в то, что он убит.
«Час промедления может стоить Джеймсу жизни», – решила Джорджетт. Она забралась на серую кобылу, которую Рандольф оставил привязанной к дереву, и, ударив ее пятками по бокам, пустила в галоп. Вперед, в город!
Джорджетт проехала три мили, но так и не нашла Джеймса. Когда же впереди забрезжили огни и она уже потеряла надежду, кобыла споткнулась обо что-то на дороге. Джорджетт спешилась, наклонилась – и сердце болезненно сжалось, когда она узнала принадлежавший Джеймсу бумажник, набитый деньгами. А ведь она предупреждала его, что он легко может выпасть из кармана сюртука. Выходит, Джеймс доехал до этого места…
Подняв бумажник, Джорджетт опустилась на колени и принялась шарить руками вокруг. В темноте она ничего не смогла разглядеть, но дорожная пыль казалась липкой – словно была пропитана чем-то.
Джорджетт поднесла к носу грязную руку. От нее исходил особый запах, который ни с чем не спутаешь. Пахло так же, как пахло от мясника. Кровь!
К горлу подкатил тошнотный ком, и Джорджетт зажала рот ладонью. Нет, нельзя расслабляться! Если она еще могла чем-то помочь Джеймсу, то делать это следовало немедленно.
– Джеймс! – закричала она как можно громче, но не услышала в ответ ничего, кроме собственного дыхания.
Джорджетт лихорадочно озиралась. Вокруг – никого. Ни одной живой души. И коня его тоже не было видно. Что бы с ним ни случилось на дороге, ночь хранила эту тайну. Но свидетельство того, что Джеймс ранен, было налицо.
Страх заставил ее снова забраться на кобылу и с силой ударить ее по бокам каблуками. Она не успела проехать и полмили, как дорогу ей преградила людская толпа. Теперь Джорджетт поняла, почему в ночь Белтейна перекрывали дороги, ведущие в город и из города. Даже если бы какой-нибудь лихой всадник и перемахнул через деревянные заграждения, сквозь толпу ему бы все равно не пробиться.
Соскочив с лошади, Джорджетт хлопнула ее по крупу, отпустив восвояси. И кобыла тотчас затрусила куда-то в темноту. «Что ж, если повезет, она, может, и найдет себе хозяина получше, чем убийца Рандольф», – подумала Джорджетт и нырнула в толпу.
Она шла, то и дело озираясь, прокладывая себе дорогу локтями и плечами. Вглядываясь в лица, Джорджетт надеялась увидеть хоть кого-то, кого могла бы попросить о помощи. Но, увы, вокруг не было ни одного знакомого. Она никого здесь не знала, и никто не знал ее.
За людской стеной в небо вздымались языки пламени и клубы черного дыма. Зрелище было скорее устрашающее, чем красивое. Где-то в центре Мейн-стрит музыканты настраивали инструменты. Земляки Джеймса веселились и радовались, в то время как сам он где-то истекал кровью.
Наконец, продвинувшись в густой толпе футов на двадцать, Джорджетт увидела первое знакомое лицо. У края деревянного помоста для танцев стоял Джозеф Ротвен, притопывавший в такт музыке. Она узнала его по долговязой фигуре и чуть сутулым плечам, какие бывают у быстро вытянувшихся молодых людей, которые еще не привыкли к своему росту. Несколько пар уже танцевали, и Джозеф с завистью смотрел на танцующих.
Джорджетт пробилась к нему и схватила его за рукав.
– Мистер Ротвен, – задыхаясь, сказала она. – Я… Мне очень нужна ваша помощь.
Парень повернулся к ней в растерянности но, узнав, радостно улыбнулся:
– Леди Торолд! Вы пришли, чтобы дать мне еще один урок? – Он осмотрелся, словно хотел найти брешь в сплошной стене людей. – Нам надо найти уединенное местечко.
Джорджетт сделала глубокий вдох, стараясь взять себя в руки. Напоминание о том, что она, возможно, вытворяла с этим юнцом, еще сильнее ее взвинтило.
– Я… Мне нужен глава магистрата, – как можно громче сказала Джорджетт, стараясь перекричать шум толпы. – Вы можете сказать, где его найти?
Джозеф кивнул:
– Да, он в «Синем гусаке». Я видел его там минут десять назад, когда заглянул туда, чтобы навестить мисс Далримпл. – Он улыбнулся, демонстрируя ослепительно белые зубы. – Вы уверены, что у вас не найдется пяти минут, чтобы снова меня поучить? Кое-что у меня все еще не получается, и я не хочу разочаровывать мисс Далримпл, когда буду с ней пробовать.
Но Джорджетт уже не слушала парня; ноги сами несли ее прочь – прочь от этого места. Она не желала знать, чем занималась с этим мальчиком, не хотела думать ни о чем, кроме того, что должна найти главу магистрата и потребовать, чтобы он собрал отряд крепких и трезвых мужчин, дабы те прочесали окрестности и нашли Джеймса. Хорошо бы живого…
«Стоп!» – сказала себе Джорджетт. Вместо того чтобы взглянуть правде в глаза, она бежала от нее. А ведь следовало лишь решиться и задать вопрос, чтобы узнать наконец правду.
– Мистер Ротвен, – проговорила она, обернувшись к молодому человеку, – а что именно я показывала вам вчера?
– Вальс! – крикнул он. – Вы учили меня танцевать вальс.
Джорджетт вздохнула с облегчением и, невольно улыбнувшись, сказала:
– Не думаю, что вам нужны еще уроки. – Резко развернувшись, она покинула молодого человека.
Читать бесплатно другие книги:
