Приключения новобрачных Маккуистон Дженнифер
Впрочем, Джорджетт уже перестала сокрушаться об этом. Что сделано, то сделано. Паники она не испытывала и была полна решимости. Тратить же время попусту не собиралась, так как причин откладывать неизбежное не имелось. Ей следовало добиться признания брака недействительным. И чем быстрее, тем лучше.
Но сначала нужно отыскать новоиспеченного мужа.
Элси первая вылезла из телеги и отряхнула юбку. Выразительный взгляд Джорджетт она попросту проигнорировала. Та деликатно кашлянула и сказала:
– Горничная должна помочь госпоже выйти из экипажа, если поблизости нет слуги.
Элси ее замечание от души позабавило.
– Вот так сказали! – давясь от смеха, воскликнула девушка. – Вам, верно, почудилось, что телега в карету превратилась!
«Пожалуй, Элси в чем-то права», – поразмыслив, решила Джорджетт и, откинув задний борт, соскользнула на землю без посторонней помощи, держа котенка и ридикюль в одной руке, что было не слишком удобно. Что ж, не все сразу… Воспитание горничной требовало времени.
– Рада была повидаться, – обратилась Элси к Джозефу, взявшему на себя роль кучера. – Надеюсь вечером снова тебя увидеть. И не только увидеть, – с многозначительной улыбкой добавила девушка и подмигнула пареньку.
Джозеф густо покраснел. Джорджетт схватила горничную за локоть и оттащила в сторону. Телега тотчас тронулась с места. Решив, что Джозеф отъехал достаточно далеко и не услышит их разговор, Джорджетт строго сказала:
– Воспитанная горничная не позволяет себе говорить такое.
Элси подбоченилась.
– Это еще почему?
– Потому что так нельзя, – заявила Джорджетт. Она переложила котенка из одной руки в другую, мучительно подыскивая аргументы.
Элси скосила взгляд на телегу, только что свернувшую на главную улицу.
– Вы, должно быть, считаете, что я теперь не должна общаться с парнями вроде Джозефа Ротвена, – сказала она, поморщившись. – Но я не понимаю, почему работа горничной должна превратить меня в аристократку. К тому же вчера вечером вы сочли его вполне подходящей компанией для себя.
– Нет-нет… – стараясь не выдать своего смущения, проговорила Джорджетт. – Ты, конечно, вольна водить знакомство с кем пожелаешь. Просто слуги должны более внимательно следить за тем, что говорят на людях. Твои манеры могут бросить тень на твою хозяйку.
– Ну, что-то мне это совсем не нравится… – проворчала Элси, но даже если и хотела что-то добавить к сказанному, то не смогла, потому что громко чихнула, содрогнувшись всем телом.
Джорджетт вздохнула. За последний час Элси чихала уже трижды. Либо она подхватила простуду, что маловероятно, принимая во внимание необычно теплую погоду, либо следовало как можно быстрее избавиться от котенка – то есть вернуть его мяснику. Выходило, что искать придется не только мистера Маккензи.
Джорджетт осмотрелась, пытаясь сориентироваться, а заодно отыскать в толпе либо могучего бородача без передних зубов и в окровавленном фартуке, либо другого бородача – с глазами цвета абсента. Справа от них, вверх по стремянке, стоявшей у стены уже знакомого ей дома, поднимался мужчина с гирляндой цветных фонариков, очевидно намереваясь замаскировать ими разбитые окна «Синего гусака». Роста он был примерно того же, что и Маккензи, и борода имелась. Но вскоре он, закончив работу, повернулся к ним лицом, и оказалось, что лицо у него слишком узкое, а глаза ярко-голубые.
Испытав разочарование, Джорджетт пришла к выводу, что Морег, очевидно, гораздо больше, чем ей показалось утром. В городе, наверное, жили несколько тысяч человек, и чуть ли не все мужчины носили мохнатые бороды. Как же найдешь среди них нужного? А если заглядывать в глаза каждому, то придется потратить не один час.
– Готовится какое-то празднование? – спросила Джорджетт, кивнув на фонарики.
– Да сегодня же Белтейн, мисс, – ответил бородач.
– А что такое Белтейн? – Джорджетт никогда не слышала это слово, и звучало оно как-то… по-иностранному. Впрочем, ухо ее уже начало привыкать к местному диалекту, и в устах шотландцев оно странным не звучало.
– Майский праздник, – пояснила Элси и посмотрела на Джорджетт с недоумением. – Вы что, не знаете? Сегодня будут танцы и большой костер. И целующихся парочек будет множество.
Джорджетт поморщилась. Она привыкла избегать подобных мероприятий. Хотя… после вчерашнего она уже не могла это утверждать.
Потянув Элси за руку, Джорджетт устремилась туда, где успела побывать утром. Она помнила запахи и звуки, наполнявшие эту улицу на рассвете, но сейчас там пахло иначе – не жареными пончиками, а жареным мясом. И вместо криков торговцев слышался стук молотков – приготовления к празднованию Белтейна шли полным ходом. «Похоже, после заката здесь начнется такое, что найти Маккензи и мясника не будет никакой возможности. Значит, надо успеть сделать это до захода солнца», – решила Джорджетт.
– Расскажи мне еще что-нибудь о Маккензи, – попросила она горничную.
– А я-то думала, вы на нем крест поставили, – насмешливо ответила Элси.
– Так и есть, – заявила Джорджетт. Но только любопытство не давало ей покоя. Ее просто распирало от желания побольше о нем узнать. – Чтобы побыстрее его найти, я должна кое-что о нем знать. Например… что он собой представляет? Где бывает?
Элси пожала плечами:
– Ну… он красив как дьявол. Уж будьте уверены, немало женщин порадуются тому, что он вам не нужен. – Элси усмехнулась. – Как подумаю о том, что он швырнул мясника в окно… Эх, я бы все отдала – только бы проснуться с ним в одной постели.
– С мясником? – спросила Джорджетт.
– Нет, с Маккензи. – Элси расплылась в улыбке. – После того как у вас с ним все будет кончено, разумеется.
Джорджетт поймала себя на том, что признание Элси ее больно кольнуло. Неужели ревность? И ведь не в первый раз… Она была в полной растерянности от столь неприятного открытия. А впрочем, какое ей дело до того, что Элси пускает по нему слюни? Ей же самой его поцелуи ни к чему, не так ли? Так что надо поскорее от него избавиться.
– И он очень хорошо обращается с женщинами. Ни одна не жаловалась, – продолжала горничная. – Правда, обзаводиться семьей он вроде бы совсем не собирался, пока вы тут не объявились. – Элси наклонилась к хозяйке и доверительным шепотом сообщила: – И еще о нем слухи ходят…
Джорджетт поджала губы. Можно представить, что за слухи ходили о мужчине с таким, как у Маккензи… потенциалом.
Осмотревшись, Элси вновь зашептала:
– Говорят, в юности с ним приключилась трагедия…
– С кем в юности не приключаются трагедии… – Джорджетт пожала плечами, не понимая, почему об этом надо шептаться.
В очередной раз осмотревшись и прикрыв рот ладонью, Элси прошептала на ухо хозяйке:
– Одна девушка забеременела, а Маккензи признал ребенка своим, хотя она и говорила, что отец не он.
Джорджетт остановилась.
– Расскажи поподробнее.
– Это случилось до того, как я приехала в Морег. Но, как мне рассказывали, та девушка бросилась в воду с моста вскоре после этого, а Маккензи вроде как немного тронулся: лез в драку со всеми, кто хоть пальцем его заденет. К нему и подходить боялись. Но по мне – так ничего тут такого нет. На что Бог дал людям кулаки, если не пускать их в дело?
– В Лондоне драться не принято, – сказала Джорджетт, которой становилось плохо от самой мысли, что она могла бы кого-то ударить.
– Ну, может, вам стоит почаще выезжать из Лондона, миледи.
Джорджетт и Элси продолжили путь в молчании. Говорить было вроде бы уже не о чем. Джорджетт, думая о смеющемся красавце, звавшем утром вернуться к нему в постель, пыталась представить его юношей, готовым выместить злость и разочарование на первом попавшемся под руку бедолаге. И ей стало его жаль.
– Он сын графа Килмарти, – вдруг сообщила Элси.
– Сын графа?! – в изумлении воскликнула Джорджетт. Ей трудно было сопоставить мускулистое крепкое тело, которое она имела удовольствие созерцать этим утром, с праздной жизнью аристократа. Да она же приняла его за слугу! Но почему никто не называл его «господин Маккензи»? Или здесь так не принято? – Значит, нам надо искать его в замке? – И зачем они потеряли столько времени на возвращение в город?
Элси в ответ покачала головой:
– Он там не живет. Он не наследник. Поэтому живет в городе. А граф и близко к «Синему гусаку» не подходит. Но Маккензи – другой. С виду даже и не скажешь, что они с графом родня. Он похож на самого простого парня, особенно – с этой косматой бородой.
По крайней мере в части бороды описание Элси вполне соответствовало тому, что помнила о Маккензи Джорджетт.
– Может, пойдем к нему домой? – предложила она.
– Даже не знаю… – Элси в задумчивости посмотрела на солнце. – В это время дня он обычно работает.
Джорджетт уже начинала терять терпение. Разговор с Элси напоминал сеанс у гадалки. Каждая ее реплика открывала что-то новое, не проясняя при этом ровным счетом ничего. Что ни слово – то новые скрытые глубины. Джорджетт вздохнула. Ей было ясно, что Элси рассказала о Маккензи далеко не все, что было ей известно.
– Что у него за профессия? – спросила она, подумав о том, что проще было бы устроить горничной допрос с пристрастием. Под пыткой она сказала бы куда больше.
– Он городской солиситор, – ответила Элси и, повернув голову, кокетливо улыбнулась мужчине, проходившему слева от них. Увы, это был не Маккензи. Борода у него была длиннее и с проседью, но его взгляд на Элси очень напоминал тот, которым смотрел на Джорджетт Маккензи этим утром.
«Опомнись!» – приказала она себе. Маккензи уже мерещился ей в каждом проходящем мимо мужчине, но к главной цели – увидеть его самого – они продвигались прямо-таки черепашьим шагом. Если он работал, значит, джентльменом не являлся, по крайней мере в ее, Джорджетт, понимании. И трудно было поверить, что у человека, сидевшего где-нибудь в кабинете, может быть такое тело. Однако теперь наконец в вопросе о том, где искать Маккензи, наметилось прояснение.
– Почему же ты об этом раньше не сказала?! – возмутилась Джорджетт. – У него должна быть контора, где он принимает посетителей, разве нет?
– Да, он снимает помещение в северной части Морега. И угощает своих клиентов имбирной водой и печеньем. Даже тех, кто виноват. – Элси явно изменилась после встречи с джентльменом, завладевшим ее вниманием. Щеки у горничной раскраснелись, а глаза смотрели мечтательно. – Впрочем, я-то сама не знаю, – добавила она. – Так люди говорят…
– Послушай, Элси… – Джорджетт остановилась, ошеломленная внезапным подозрением. – Ты чего-то недоговариваешь. У тебя с мистером Маккензи… что-то было? Помимо того, что ты подавала ему эль в «Синем гусаке»?
Элси небрежно пожала плечами:
– Ну, было. Раз или два. Когда я была еще на старой работе.
– На старой работе? Ты имеешь в виду «Синий гусак»?
– Нет, еще раньше. – Элси держалась с прежней развязностью, но голос выдавал ее смущение. – Я раньше работала… за «Синим гусаком», в переулке.
Джорджетт испытала настоящее потрясение.
– Так ты… проститутка? – спросила она осипшим голосом. Ее прошиб холодный пот, а мысли все разом улетучились. Значит, Элси делала… это? С мужчиной, за которым она, Джорджетт, пусть и временно, но замужем?
– Когда-то была, – кивнула Элси. – Да, я была проституткой. Вернее – даже не проституткой. Я просто выходила погулять с теми, кому приглянусь.
– Погулять в темном переулке, – уточнила Джорджетт. – Не самое традиционное место для прогулок с молодыми людьми.
– Не надо так на меня смотреть! – вспылила девушка. – Вы знали об этом вчера, когда предлагали мне должность. И это не так плохо, как вы думаете. Жизнь у меня была прекрасная, пока Маккензи не вмешался.
Джорджетт захлестнул гнев. Она не хотела осуждать Элси, так же как не хотела осуждать себя за то, что пала жертвой неудачного первого брака. И если ее горничная выбрала для себя такой путь, то сделала она это, разумеется, осознанно. Но противостоять искушению и не осудить Маккензи оказалось труднее. Пусть даже он потчевал своих клиентов печеньем и угощал имбирной водой…
– Мистер Маккензи… испытывал потребность пользоваться твоими услугами? – чуть осипшим от возмущения голосом спросила Джорджетт. – Он жестоко с тобой обращался?
Элси округлила глаза.
– О нет, миледи! Вы все неправильно поняли!
– Выходит, он попытался привлечь тебя к ответственности?
– Нет, ничего подобного. – Элси раздраженно взмахнула рукой. – Он помог мне, когда прошлой весной приходский священник подал на меня в суд за непристойное поведение в общественном месте. Мистер Маккензи вступился за меня на суде, и мне не пришлось платить ни пенни. Мистер Маккензи всегда вступается за тех, кому не повезло в жизни. Но он сказал, что не сможет меня защитить, если я снова возьмусь за старое, и устроил меня подавальщицей в «Синий гусак».
Джорджетт испытала огромное облегчение. Ее бросало из одной крайности в другую. Только что она готова была возненавидеть этого Маккензи, посчитав его негодяем, а теперь он в ее глазах вырос чуть ли не до героя. Тревожный симптом… не стоит кормить из рук и ласкать зверя, которого собираешься выпустить на волю.
– Я не стыжусь своего прошлого, – продолжала Элси, провожая хищным взглядом очередного джентльмена. – Мне нравятся мужчины. А им нравится платить мне за доставленное удовольствие.
Джорджетт в недоумении заморгала. Она не понимала, как можно получать удовольствие от совокупления. Ей всегда казалось, что женщина делает это лишь для того, чтобы исполнить супружеский долг. По крайней мере так было в ее браке. Нельзя сказать, что ей совсем не хотелось большего, но, видно, она на это большее не способна.
И вновь Джорджетт почувствовала уже знакомое ускорение пульса – то самое, что заметила, когда, проснувшись, увидела обнаженную грудь мистера Маккензи. А может, она все же способна получать удовольствие в постели? Жаль, что она не проверила это утром…
Котенок зашевелился у нее на груди и жалобно замяукал, не обнаружив при пробуждении желанного материнского соска. Джорджетт ласково погладила пушистый комок. Если не удастся покормить малыша, он умрет. И потому придется сменить приоритеты. Джорджетт осмотрелась, пробежав глазами по вывескам, гадая, где можно попросить немного теплого молока для котенка.
– Нам надо найти еду для котенка, – сообщила она горничной.
– Я и сама не против перекусить, – сказала Элси и похлопала себя по крутому бедру. – Надо держать себя в форме – на случай если работа горничной придется мне не по душе. Но я думала, вы хотите побыстрее найти Маккензи…
– Да, верно, – вздохнув, сказала Джорджетт. После всех этих разговоров с горничной о Маккензи она испытывала смешанные чувства. Похоже, тот человек, которого она искала, был существом куда более противоречивым и сложным, чем ей вначале представлялось. И теперь желание отыскать его окрепло – причем не только потому, что следовало как можно скорее договориться с ним о признании брака недействительным. Ей хотелось извиниться за свое недостойное поведение сегодня утром. Ударить человека по голове ночным горшком – это не вписывалось ни в какие рамки. Кроме того, прекрасно осознавая все непотребство и даже опасность своего желания, она все равно хотела еще раз испытать то волнующее чувство, которое проснулось в ней, когда она увидела его при пробуждении…
– Как только мы поедим, – волнуясь от предвкушения, сказала Джорджетт, – ты покажешь, где находится контора мистера Маккензи.
Глава 10
Дэвид Камерон трудился с таким самоотречением, какого Джеймс никогда прежде за ним не замечал.
Что на деле означало следующее: окутанный пышными юбками, городской глава Морега, склонившись над яслями в конюшне своего отца и задрав голый зад к потолку, наслаждался послеобеденной сиестой с несколько большим, чем принято, энтузиазмом.
При виде этой сцены Джеймс испытал приступ ревности столь сильный, что даже сжал кулаки. Он решил, что это его, Джеймса, коня и его, Джеймса, жену – пусть мнимую – бывший друг беззастенчиво присвоил. Причем это был не первый случай, когда Камерон, забрав у него то, что он считал своим по праву, потешившись, выбрасывал за ненадобностью.
Джеймс уже хотел наброситься на бывшего друга с кулаками, но тут заметил упавшие на спину женщины темно-каштановые волосы и сбившийся набок чепец, явно принадлежавший служанке. Стало ясно, что это не белокурая воровка, которую он искал.
Гнев отступил, оставив после себя чувство опустошенности. О господи! Выходит, одна лишь мысль о том, что это ее, ночную партнершу, увидел он под Камероном, привела его в такое неистовство! Что ж, тогда неудивительно, что вчера он вконец потерял голову и натворил столько глупостей.
Но, с другой стороны, к Камерону у Джеймса было особое отношение. И нанесенное ему когда-то Камероном оскорбление было слишком серьезным, чтобы его простить.
Вдыхая густой запах соломы и кожи, Джеймс раздумывал, как выйти из той неловкой ситуации, в которой они с Уильямом оказались. Черная кобыла занервничала, и Уильям тоже проявлял нетерпение.
– Может, следует что-то предпринять? – тихим шепотом спросил он у младшего брата. – Может, пора ее спасать?
Но тут раздался женский стон, и Джеймс ответил:
– Нет, похоже, она была не против. – Он начал ретироваться, решив, что лучше выйти из конюшни на солнышко и там подождать, пока пара не закончит свое занятие. Хотя Джеймс с Камероном не были друзьями уже несколько лет, привычки и наклонности бывшего друга Джеймс прекрасно помнил еще по студенческим временам. Камерон остается самим собой – будь он студентом или городским главой, – поэтому долго ждать не придется.
– Даже если дама не против, то против я, – с мрачной решимостью заявил Уильям. – Он совокупляется со служанкой средь бела дня, и то, что она этого хочет, значения не имеет. Любая женщина заслуживает, чтобы с ней это делали в постели. О чем только думает барон!
При упоминании отца Камерона Джеймс остановился. Кое-чему жизнь в отчем доме его все же научила. Все время следовало быть начеку и думать, что ты делаешь, как себя ведешь и с кем проводишь время. Именно по этой причине Джеймс и уехал из Морега в Глазго и устроился учеником солиситора, оказавшегося настоящим тираном. Но это был его выбор. Камерон же покинул Морег за несколько месяцев до Джеймса, воспользовавшись деньгами барона, своего отца, для покупки армейского чина. Но Камерон стряхнул с себя не одну лишь пыль Морега, когда покидал его, – в том-то и была загвоздка.
Они оба вернулись в Морег в прошлом году. Прибыли из разных мест, и каждый из них пришел к этому решению своим путем. Джеймс, беспутный второй сын графа, решил сбросить груз ошибок прошлого и усердным трудом и примерным поведением заставить земляков изменить мнение о нем. А Камерон вернулся в город героем – вся грудь в орденах – и, очевидно, с сознанием того, что его героическое прошлое дает ему право задирать любую юбку. Конечно, женщины не возражали, но все же…
Тихий и незлобивый Патрик Чаннинг, приехав в Морег, оказался меж двух огней. Поскольку он в свое время был дружен и с Дэвидом, и с Джеймсом, то своим появлением в Мореге, сам того не желая, нарушил хрупкий мир, который только-только начал здесь устанавливаться. Хотя Камерон сам сделал все возможное, чтобы этот мир разрушить.
Джеймс поднес палец к губам и покачал головой, давая знак Уильяму, чтобы не лез не в свои дела. Он попытался развернуть кобылу, потянув за поводья, но та вдруг громко заржала, очевидно увидев что-то в полутемной конюшне. И ответом ей было пронзительное ржание откуда-то из темноты. Лошадь навострила уши и начала пританцовывать, поднимая пыль из опилок и сотрясая доски настила.
Раненный в голову, со все еще ноющей голенью, Джеймс повис на поводьях, пытаясь унять расшалившуюся кобылу. Было ясно, что выбраться из конюшни незамеченными им с братом не удастся. И действительно, женщина под Камероном взвизгнула и тут же попросила позволить ей вернуться в дом.
Не оставлял сомнений и тот факт, что эта девушка была именно служанкой, поскольку в противном случае она бы не демонстрировала столь почтительного отношения к своему партнеру в разгар столь страстного соития. Но сейчас девушка побледнела как полотно, а в глазах ее застыл ужас. Возможно, она служила камеристкой у матери Дэвида, и узнай ее хозяйка о том, что здесь происходило, ее тотчас рассчитали бы.
Камерон наконец повернул голову. Светлые кудри его были растрепаны, и не трудно было догадаться, что этот беспорядок являлся делом проворных рук горничной. Затуманенный взгляд Камерона остановился на Джеймсе. Девушка же в спешке оправляла юбки и застегивала лиф.
– Не забивай этим свою хорошенькую головку, Мэг, – проворчал Дэвид.
Девушка посмотрела на него так, словно он дал ей пощечину.
– Мэгги, – сдавленно проговорила она, – меня зовут Мэгги…
Камерона по крайней мере хватило на то, чтобы придать лицу виноватое выражение.
– Э… Ну да, Мэгги. Ты не волнуйся, Мэгги, он никому не скажет. Он такой… умеет держать рот на замке. Я разве не прав, Маккензи?
Джеймс сжал кулаки.
– Конечно, прав. – Он посчитал за лучшее сделать вид, что не понял, на что намекал бывший друг. – Да, верно, я никому не скажу.
Девушка провела дрожащей рукой по волосам, заправляя выбившиеся пряди под чепец.
– Я… простите, я не должна была это делать.
– Не должны были, – согласился Джеймс. – Но в этом не только ваша вина. Ему следовало быть осмотрительнее.
Могучий блондин угрюмо смотрел на Джеймса.
– Тебе бы лучше вернуться в дом, Мэгги, – с угрозой в голосе, адресованной не девушке, а бывшему другу, произнес Дэвид.
Увы, бедняжка не знала, на кого так сердится ее любовник. В растерянности бросив взгляд на мужчину, которого недавно целовала, она, подхватив юбки, опрометью бросилась вон из конюшни – к большому каменному особняку, где ее, вероятно, могли хватиться в любую минуту. Дэвид Камерон проводил девушку, бежавшую по ухоженному газону, долгим оценивающим взглядом.
– Доволен, Маккензи? – спросил он, повернувшись к непрошеному гостю.
– Больше, чем ты, судя по всему. – Джеймс с презрением взирал на бывшего друга. Камерон был весь в сене и без сюртука и шляпы скорее походил на конюха, чем на джентльмена. Джеймс никогда не мог понять, почему женщин так тянуло к этому человеку. Действительно, что их привлекало в нем больше – будущее богатство или внешность? Наверное, у женщин не все в порядке с головой, если они за красивым лицом и увесистым кошельком его папаши не могли разглядеть подлеца и мерзавца.
У Джеймса зачесались руки – ужасно хотелось расквасить Камерону нос и подпортить его слишком уж красивую физиономию.
– Привычки у тебя, Камерон, все те же. – Он похлопал по шее кобылу, чтобы хоть чем-то занять руки.
– А у тебя все тот же дурной вкус. По крайней мере в том, что касается лошадей, – не остался в долгу Камерон неспешно застегивая брюки. – Что, скажи на милость, здесь делает лошадь, которую я вчера продал мяснику?
Джеймсу почудилось, что мозги у него в черепе вот-вот закипят. Такого вопроса он никак не ожидал. Что за день у него сегодня? Если кобыла, которую он тащил сюда через весь город, была продана мяснику, то едва ли он обнаружит своего коня мирно пасущимся на выгуле за домом Камерона. И это означало, что Цезарю, племенному жеребцу, чей отец был чемпионом «Гран-при», Цезарю, по праву считавшемуся лучшим жеребцом во всем графстве, возможно, грозила та же судьба, что была уготована черной кобыле.
Стараясь держать себя в руках, Джеймс проговорил:
– Кобыла заслуживает того, чтобы ей дали шанс. Ее еще можно вылечить. – Он мысленно проклинал головоломку, которая с каждым найденным ключом становилась все более запутанной. А последствия – если он не успеет ее разгадать вовремя – представлялись все более жуткими. – Чаннинг говорит, она еще может послужить племенной кобылой, ведь экстерьер у нее отличный. Прежде чем списывать ее со счетов, стоило бы дать себе труд все хорошенько взвесить.
– А ты, как всегда, готов первым подобрать то, что мне не нужно, – бросил в ответ Камерон, схватив черную кобылу под уздцы.
Но Джеймс не торопился отпускать вожжи. Камерон же терял самообладание, судя по красным пятнам, появившимся у него на скулах, и Маккензи не без удовлетворения отметил этот факт. Он продолжал смотреть в лицо бывшему другу, лихорадочно обдумывая следующий шаг.
– Предлагаю тебе сделку, – сказал он наконец. – Я отдаю тебе кобылу, а ты ответишь на кое-какие мои вопросы. – Джеймс отпустил поводья. – Я хочу поговорить с тобой о вчерашнем вечере и о женщине, с которой я был в «Синем гусаке».
– О какой женщине речь? – Смахнув сено с рубашки, Камерон погладил кобылу по носу. – О подавальщице Элси Далримпл? – Он хищно ухмыльнулся, обнаружив ровные белые зубы. – Или о прелестной миссис Маккензи?
Джеймс замер в напряжении. Хотя тень старшего брата, неотступно следовавшего за ним с момента пробуждения, несказанно ему досаждала, сейчас он испытал к Уильяму нечто сродни благодарности и даже был рад, что старший брат рядом и что он – на его стороне. Покосившись на Уильяма, Джеймс жестом дал понять, что время действовать пока не настало – сейчас надо было получить ответы. Сломав же длинный аристократичный нос Камерона, он не приблизился бы к цели.
– Ты знаешь, как ее зовут? – спросил Джеймс.
Камерон прищурился – солнце из открытой двери конюшни било ему в глаза.
– Не могу представить, зачем тебе это. – Он уже собрался увести кобылу в стойло, но вдруг замер, наморщив лоб. – Разве что у тебя случился провал в памяти. Не думал, что ты был настолько пьян, Маккензи. Видит Бог, я выпил вчера не меньше твоего. – Рот Камерона растянулся в зубастой улыбке, в которой не было и намека на дружелюбие. – Что ж, если так, то дело принимает весьма любопытный оборот…
Джеймс терпел, не замечая оскорблений.
– Церемония была настоящей?
– Ну, это как сказать… Женщина была вполне настоящей, и слова ты тоже говорил настоящие.
– Отвечай на вопрос, – теряя терпение, процедил Джеймс. – А не то я передумаю и навещу твоего отца. Знаешь, какой вопрос я сразу же ему задам? Спрошу, как поживает та прелестница, с которой ты только что развлекался.
Камерон в ответ от души расхохотался.
– Угрожая мне, ты ничего не добьешься, сам об этом прекрасно знаешь. Но я все же отвечу на твой вопрос. Нет, церемония не была легитимной. Мы все просто валяли дурака. Ты и твоя невеста не ставили свои подписи в журнале регистрации. И вы не обменивались кольцами. Конечно, я тебя, мягко говоря, недолюбливаю, но даже я не опустился бы до того, чтобы женить тебя без твоего согласия.
– Тебе прекрасно известно, что в Шотландии для признания брака законным не нужны ни подписи, ни обмен кольцами, – резонно заметил Джеймс. – Достаточно лишь наличие свидетеля и последующая консуммация брака или совместное проживание.
Камерон помрачнел. Ему явно не понравилось, что его поучают.
– Я уже, кажется, сказал тебе, что меня нельзя считать твоим свидетелем. Я ведь с самого начала знал, что вся церемония всего лишь фарс. Тебе не о чем беспокоиться, Маккензи.
Джеймс вздохнул с облегчением. Его профессиональный успех зависел от умения разбираться в людях, а также от умения вскрыть все касающиеся дела факты. И сейчас интуиция подсказывала ему, что Дэвид Камерон говорил правду. Но правда и исчерпывающее объяснение не одно и то же.
– Зачем ты принял участие в этом, как ты выражаешься, фарсе, если так меня ненавидишь?
– Я делал это не ради тебя, – тут же ответил Камерон. – Я делал это ради нее.
Насколько помнилось Джеймсу, в тот вечер в «Синем гусаке» были только две женщины.
– Ты делал это ради Элси Далримпл?
– Я делал это ради Джорджетт.
– Джорджетт?.. – переспросил Джеймс, чувствуя себя идиотом. Это имя ему ни о чем не говорило.
– Ради леди Торолд, – пояснил Камерон. – До сих пор не могу поверить, что столь породистая леди заинтересовалась именно тобой, хотя я тоже был там.
Земля, казалось, покачнулась под Джеймсом, и что-то странно екнуло в груди. Джорджетт Торолд! Имя соответствовало инициалам на корсете. И теперь чудный образ, что так прочно засел у него в голове, получил имя. Теперь он знал, как ее зовут. И Дэвид Камерон тоже это знал.
– Она сама тебе сказала, что она леди? – спросил Джеймс, попытавшись выдавить смешок. Впрочем, чем больше он узнавал, тем меньше забавного находил во всей этой истории. Ведь леди дорожат репутацией и не пьют эль из кружек незнакомцев. И уж конечно, не сидят в трактирах на коленях у мужчин и не смеются во все горло. А также не выходят замуж за кого попало, если церемония бракосочетания не более чем дурно поставленный спектакль.
– Она леди и слишком хороша для неотесанных болванов вроде тебя, – брезгливо процедил Камерон. Он уже успел завести кобылу в стойло и сейчас ее распрягал.
Уильям до сих пор стоял молча, прислонившись к стене соседнего стойла. Когда же он наконец заговорил, кобыла встрепенулась и возбужденно заржала – так подействовал на нее его грозный бас.
– Ты хочешь сказать, что Камерон лучше Маккензи?! Полагаю, ты ошибаешься! И я готов доказать это на деле – кулаками.
– Я готов один драться против вас обоих, – сказал Камерон и, сняв с кобылы седло, небрежно швырнул его на солому. – И я докажу, что дам фору любому из Маккензи.
Тут Джеймс шагнул к Уильяму, преградил ему дорогу. Не было смысла избивать Камерона, пока не получены ответы на все вопросы.
– Но что могла делать леди в «Синем гусаке»?
– Кто ее знает?.. – Пожав плечами, Камерон снял с лошади уздечку. – Но она леди высшей пробы. Уж я-то знаю, о чем говорю. Да-да, леди от кончика носа, такого симпатичного маленького носика, до стройных лодыжек, которыми все могли полюбоваться, когда она забиралась на стол. Возможно, она искала дружеского общения. Возможно, заглянула в «Синий гусак», чтобы разогнать тоску, и решила, что ты ей для этого подходишь.
Камерон вышел из стойла, облизывая губы, словно давал понять, что сожалеет о том, что ему не удалось отведать столь лакомый кусочек. Повесив уздечку на стену стойла, он добавил:
– Такой леди невозможно отказать, Маккензи. Так вот, она попросила меня поженить вас – в шутку, разумеется. И я с радостью исполнил ее просьбу. А если бы мне повезло, если бы она выбрала меня… Уж будь уверен, она бы об этом не пожалела.
– Если она так тебя зацепила, тебе бы следовало сказать ей об этом, – заметил Джеймс. – Впрочем, ты бы никогда этого не сделал. Не в твоих правилах драться за то, что хочешь получить.
Камерон насупился и запер стойло на засов. Повернувшись к Джеймсу, прорычал:
– Я ее не заинтересовал! Она видела только тебя!
Теперь, зная, что эта женщина из всех присутствовавших в трактире мужчин предпочла именно его, Джеймс должен был лишь укрепиться в подозрениях, что все происходившее в ту ночь в «Синем гусаке» было подстроено с единственной целью: разлучить его с его же деньгами, заработанными тяжким трудом, – но отчего-то этого не произошло. Сказанное Камероном скорее польстило его самолюбию, и он заявил:
– Нелегко тебе, должно быть, пришлось. Ты ведь привык, что все женщины вешаются на шею тебе.
Камерон пристально посмотрел на бывшего друга.
– Да, я должен признать, что все это непонятно и странно. И потому, какой бы хорошенькой ни была эта леди, увы, она явно не в себе.
Намек на то, что женщина, не выходившая у него из головы, страдала умственным расстройством, Джеймсу очень не понравился. Пульс его тотчас же ускорился, а кулаки сжались. Нет-нет, эта женщина не была тронутой. Она была остроумной и жизнелюбивой. И все мужчины в трактире ее хотели – все, включая Дэвида Камерона.
– Но, разумеется, – с невозмутимым видом продолжал Камерон, – если она тебе не по вкусу, я сделаю еще одну попытку. Не часто к нам в Морег залетают такие райские птички.
Почувствовав острый приступ ревности, Джеймс почему-то заявил:
– Эта женщина не леди!
Камерон громко расхохотался, и от его хохота забеспокоились кони даже в самых дальних стойлах.
– Ох, Маккензи, ты меня уморил! Ты что, забыл, что я с ней говорил? И, между прочим, раньше тебя. Так вот, она мне сообщила, что находится в дальнем родстве с семейством Бонем и является вдовой виконта Бенджамина Торолда. Я сейчас не планирую жениться, но если бы собирался, то лучше уж взять в жены ее, чем какую-нибудь девицу из местных.
Прозрачные намеки Камерона на то, что он знал эту женщину лучше его, действовали Джеймсу на нервы. В конце концов, именно он, Джеймс, провел с ней ночь, а Камерон всего лишь непродолжительное время болтался рядом, но при этом имел наглость говорить о ней со спокойной уверенностью мужчины, который знает о женщине абсолютно все.
– Внешность бывает обманчивой, – пробурчал Джеймс. Ему ли не знать, что хорошая родословная еще не делает из мужчины джентльмена. Логично было бы предположить, что это правило применимо и к женщинам тоже.
Камерон уже не смеялся. В глазах его появился блеск, как у расчетливого торговца, увидевшего свою выгоду.
– Так ты не веришь, что она настоящая леди?
– Я хочу сказать, что она воровка: забрала мой кошелек с пятьюдесятью фунтами. И если бы она догадывалась, насколько ты богаче меня, то, несомненно, это ты оказался бы на моем месте сегодня утром – без коня и полугодовых сбережений.
Казалось, этот довод подействовал на Камерона, заставив призадуматься. Он провел ладонью по растрепанным волосам – этот его жест был хорошо знаком Джеймсу; он не раз видел, как Камерон в суде вот так же проводил ладонью по волосам, раздумывая над принятием решения. И к Камерону в качестве мирового судьи у Джеймса претензий не было. Да-да, несмотря ни на что, Камерона было за что уважать.
– Полагаю, это объясняет твое появление здесь, – со спокойной рассудительностью сказал глава магистрата. Перемена в его поведении была поразительной и внезапной. – Но что же тебе нужно от меня?
И действительно, что было нужно Джеймсу? Конечно, найти женщину, разрушившую его репутацию, которую он так долго и с таким трудом создавал.
До сих пор у Джеймса было ощущение, что он гоняется за тенью, но теперь, когда он узнал ее имя, эта тень обрела плоть. И стало ясно: рано или поздно он ее найдет.
– Я бы хотел, чтобы ты вызвал ее в суд повесткой. – Да, это именно то, что ему нужно.
– Но послушай, Маккензи, ты уверен, что действительно хочешь этого? Ты ведь не знаешь наверняка, она ли забрала твой кошелек.
– Поэтому я и прошу вызвать ее в суд, – ответил Джеймс, скрестив на груди руки. Он старался придать себе солидный вид – такой, какой, по его мнению, должен быть у опытного, знающего свое дело солиситора. – Ей повезло, что я решил подождать с предъявлением обвинения в краже до слушаний в суде.
– Зачем тебе это? Ведь твой отец – один из самых богатых людей страны. Какого черта ты все это затеял? Ради жалких пятидесяти фунтов?
Джеймс болезненно поморщился. Его самолюбие и так сегодня изрядно пострадало из-за того, что пришлось принять благотворительную помощь Уильяма, но унижаться перед отцом – этого его гордость не выдержит. Может, для Дэвида Камерона пятьдесят фунтов – мелочь, но для него, Джеймса, эти деньги составляли все его имущество.
– Просто выпиши повестку и постарайся сделать так, чтобы леди Джорджетт Торолд ее получила.
Глава 11
Едва Джорджетт заговорила о еде для котенка, как ее собственный желудок напомнил о себе громким урчанием. И тогда она поняла, что не просто голодна, а голодна как волк. Если бы Джорджетт сказала, что не помнит, когда в последний раз ела, то ничуть бы не преувеличила. И потому казавшаяся доселе насущной потребность отыскать новоиспеченного мужа отступила на второй план.
Взгляд ее устремился к ярко-красному навесу в полуквартале от места, где они с Элси находились.
– Может, туда заглянем? – предложила она горничной, свободной рукой указав в сторону приглянувшейся ей чайной.
В чайной оказалось людно: не меньше дюжины посетителей сидели под навесом снаружи. Изящные кованые столики выглядели очень симпатично. Место было приятное во всех отношениях, особенно если сравнить пребывание здесь с пребыванием в телеге, в которой их любезно доставили в Морег. Однако на Элси чайная произвела не самое благоприятное впечатление.
– О нет, миледи, я не могу здесь есть. – Горничная покачала головой. – Придется нам попытать счастья на кухне в «Гусаке». Там хорошо меня знают, и я уверена, что они не откажутся что-нибудь приготовить для нас на скорую руку.
Джорджетт залилась краской при одной мысли о том, что придется сидеть за столом в тех же стенах, где она так опозорилась накануне ночью.
– Нет, только не в «Гусаке»! Чем тебе не понравилась чайная?
Элси вытерла руки о линялую хлопчатую юбку.
– Я не могу позволить себе покупать тут еду.
– Ты не обязана платить за себя.
Читать бесплатно другие книги:
