Когда псы плачут Зусак Маркус
Никакой неуверенности в голосе не было. Ни ноты сомнения.
Октавия смотрела на свой дом, в тусклый свет, растекшийся по окну.
– Хорошо. – Она смотрела просто и искренне. – Да уж, не все же по-моему делать, правильно? Нельзя утонуть в человеке, если он тебя не впустит. – Уж это точно. – Я тебя увижу в воскресенье?
– Конечно.
Потом, почти сразу, я поцеловал ей руку и отвалил.
Вернувшись домой, я дико удивился, застав на крыльце Стива, который поджидал меня.
– Я уж думал, сколько мне тут еще сидеть, – увидав меня, заклокотал он. – Час уже дожидаюсь.
Я подошел.
– И? Зачем ты меня ждешь?
– Пошли, – сказал Стив, поднимаясь на ноги. – Поехали ко мне.
– Я только зайду скажу…
– Я им уже сказал.
Машина Стива стояла чуть дальше по улице, мы сели и по дороге произнесли едва ли несколько слов. Я включил радио, но что играло, не помню.
– Ну, так чего там? – спросил я Стива.
Я смотрел на него, но он не отрываясь следил за дорогой. Я даже подумал: может, он не услышал мой вопрос. Стив на секунду-другую покосился на меня, но молчал. Чего-то ждал.
Мы вышли из машины, и тут Стив сказал:
– Хочу тебя кое с кем познакомить. – Хлопнул дверцей. – Точнее, я хочу ее познакомить с тобой.
Мы поднялись в квартиру. Там было пусто.
– Она еще в душе, – объяснил Стив.
Он заварил кофе и поставил передо мной чашку. Кофе в ней еще вихрился, закручивая и мое отражение. Утаскивая меня на глубину.
Сперва я думал, предстоит обычная процедура расспросов о том, как дела дома, но увидел, что Стив решил от этого воздержаться. Он ведь заходил домой и все узнал сам. Вымучивать беседу было не в его характере.
Я пропустил несколько его игр, поэтому спросил, как турнир. На середине его ответа из ванной вышла, на ходу вытирая волосы, Сэл.
– Привет, – сказала она мне.
Я кивнул, не шибко улыбнувшись.
Тут Стив поднялся, поглядел на меня, потом на нее. В тот момент я понял, что, как я и подозревал, Стив рассказывал ей про нас с Рубом. Я почему-то именно это воображал на скамейке в хёрствиллском парке и как будто слышал тогда плотный голос Стива – как он спокойным тоном практически отрекается от братьев. И вот он переписывал сценарий – или, по крайней мере, пытался внести правку.
– Встань, – сказал он мне.
Я послушался.
Он объявил:
– Сэл… – Сэл посмотрела на меня. Я смотрел на нее, а Стив продолжал. – Это мой брат Кэмерон.
Мы пожали друг другу руки.
У меня – шершавая рука пацана.
У нее – гладкая и чистая, пахнущая душистым мылом. Мылом, какое, по моим представлениям, кладут в гостиничных номерах, куда мне не попасть.
Она взглядом приветствовала меня, и я стал Кэмерон, а не просто нелепый брат Стива.
Чуть погодя Стив повез меня домой, и по дороге мы немного поболтали, но исключительно о пустяках. Посреди этого трепа я перебил Стива. Я спросил, ножевыми словами:
– Ты, когда рассказывал Сэл про нас с Рубом, сказал, что мы нелепые. Ты ей сказал, что тебе за нас стыдно, так?
Я говорил это ровным голосом и без малейшего осуждения, хотя для этого пришлось постараться изо всех сил.
– Нет. – Стив не согласился, останавливая машину у нашего дома.
– Нет? – Я видел по глазам, что Стиву стыдно, и впервые – что стыдно ему за себя.
– Нет, – подтвердил он и посмотрел на меня уже как бы с гневом – будто не мог стерпеть. – Не про вас с Рубом, – пояснил он, и лицо его казалось в тот миг раненым. – Только про тебя.
Боже мой.
«Боже», – подумал я, открыв рот. Как будто Стив – раз! – и выдернул из меня сердечный ритм. Мое сердце лежало у него в руке, и Стив опустил на него взгляд, будто видел мое сердце там же.
Как оно бьется.
Как бросается оземь и вновь подымается.
Я ничего не сказал на ту правду, которую Стив только что выпустил на волю.
Я только отстегнул ремень, забрал сердце и поскорее вылез из машины.
Стив тоже вылез, но опоздал. На пути к крыльцу я слышал за спиной его шаги. Слова падали между его стоп.
– Кэм! – окликнул он. – Кэмерон! – Я уже почти зашел в дом, когда меня догнал его голос: – Прости. Я был… – Он закончил громче: – Кэм, я был неправ!
Я вошел, захлопнул дверь и обернулся посмотреть, что осталось снаружи.
Силуэт Стива тенью лег на окно. Тихий и неподвижный, наклеенный на свет.
– Я был не прав.
Он повторил свои слова, но на этот раз голос был слабее.
Прокорчилась минута.
Я сдался.
Медленно подошел к двери и отворил ее, по ту сторону сетки увидел своего брата.
Я подождал и сказал:
– Не переживай об этом. Не важно.
Мне все еще было больно, и все же, как я и сказал, это было не важно. Меня не в первый раз задели – и не в последний. Стив, наверное, пожалел, что захотел меня порадовать, показав Сэл, что я не ноль, каким он меня раньше считал. Добился он в итоге одного: не только подтвердил, что считал меня когда-то пустым местом, но и сообщил, что я был такой один.
Тут, однако, меня и накрыло.
Осознание встряхнуло меня и распороло. Мысли играли в чехарду, и только одна фраза стояла особняком.
Слова и Октавия.
Такая вот фраза.
Она трепетала внутри.
Она меня спасла, и я, почти шепотом, сказал Стиву:
– Не волнуйся, брат. Мне и не надо, чтобы ты говорил Сэл, что я не ноль. – Между нами по-прежнему была сетчатая дверь. – Да и мне тоже не надо говорить. Я знаю, кто я есть. Может, однажды я расскажу о себе побольше, но сейчас, мне кажется, надо подождать и посмотреть, что будет. Я еще далеко не тот, каким хочу быть, и… – Я почувствовал что-то такое внутри. То, что чувствовал всегда. Я умолк и поймал взгляд Стива. Прыгнул сквозь сетку в его глаза и схватил его. – Стив, ты же слышал, как плачут псы? Ну, воют когда, так пронзительно, что слушать невозможно? – Стив кивнул. – Я думаю, они так воют, когда им больно от голода, и вот так я чувствую сам – каждый день своей жизни. У меня такой голод на то, чтобы стать чем-то – стать кем-то. Слышишь, да? – Он слышал. – Я никогда не задираю лапки. Ни перед тобой. Ни перед кем, – закончил я. – У меня голод, Стив.
Иногда я думаю, что это были лучшие слова из всех, что я когда-либо сказал.
«У меня голод».
И после этого я закрыл дверь.
Осторожно, не с размаху.
Зачем стрелять в пса, если он уже мертв.
Мы оказались в самой сердцевине города, пес останавливается, оборачивается ко мне, и я вижу, что его глаза голоднее обычного.
Там гордость голодом.
И голод сохранить жажду и цель.
Это меня трогает, и мое сердце тянется дальше вглубь меня, бьется упруго, гордо, сильно.
Пес выбрал этот момент, чтобы показать мне, каков я.
Ветер вновь рвется вперед, и в небе замешивается гроза.
Над нами ярится молния и рокочет гром.
И пес приступает.
Он глубоко сосредоточивается, шерсть встает дыбом, яростно дыбится в небо. Из самого нутра, из сердца, из всех своих инстинктов он принимается выть.
Его вой громче завываний грома.
Громче воющих молний, пронзительнее воя ветра.
Задрав морду к бескрайним небесам, он воет свой голод, и я чувствую, как этот голод разгорается и во мне.
Это мой голод.
Моя гордость.
И я улыбаюсь.
Я улыбаюсь и чувствую это в своем взгляде, потому что голод – могучая сила.
13
Телефон зазвонил. Был вечер среды. Самое начало восьмого.
– Алло.
– Рубен Волф?
– Нет, это Кэмерон.
– Послушай-ка, – незнакомый голос продернуло дружелюбной угрозой, – ты мог бы его позвать?
– Да, а кто звонит?
– Никто.
– Никто?
– Послушай, чувак. Ты позови брата к телефону, а то мы и тебя отметелим, мало не покажется.
Я обалдел. Отвел трубку в сторону и снова приложил к уху.
– Щас позову. Погоди.
Руб зависал в нашей комнате с Джулией Халдой. Постучавшись, я вошел и сказал:
– Руб – тебя к телефону.
– Кто?
– Он не сказал.
– Так спроси его.
– Я что, похож на твоего секретаря? Пойди и поговори.
Он чудно поглядел на меня, встал и вышел, а я, значит, остался в комнате с Джулией Халдой, один на один.
Джулия Халда:
– Привет, Кэм.
Я:
– Привет, Джулия.
Джулия Халда, улыбаясь и придвигаясь поближе:
– Руб говорил, ты меня вроде недолюбливаешь.
Я, чуть отодвигаясь:
– Ну, он может говорить, что хочет, я не против.
Джулия Халда, уловив полное нежелание разговаривать:
– Так это правда?
Я:
– Ну, даже не знаю, честно говоря. Я, в общем-то, не сую нос в дела Руба… но точно знаю: тот, кто сейчас ему звонит, собрался его убить, и мне почему-то думается, что причина в тебе.
Джулия Халда, со смехом:
– Руб большой мальчик. Он сумеет за себя постоять.
Я:
– Оно да, но еще он мой брат, и я уж нипочем его не брошу истекать кровью.
Джулия Халда:
– Как благородно с твоей стороны.
Вернулся Руб, со словами:
– Не знаю, что ты придумал, Кэм. Никого там не было.
– Говорю тебе, – ответил я, выходя из комнаты, – звонил какой-то парень и разговаривал так, будто собрался тебя прирезать. Так что, когда зазвонит снова, уж ты ответь сам.
И телефон зазвонил снова, и на этот раз Руб выскочил из комнаты и взял трубку. И там опять отключились.
На третий раз Руб зарычал в трубку:
– Может, начнешь разговаривать? Если хотел Рубена Волфа, то вот он я. Говори!
Ответа не было, и в тот вечер телефон больше не звонил, но после ухода Джулии я заметил, что Руб ходил слегка задумчивый. Он встревожился – насколько это доступно Рубену Волфу, – потому что знал определенно, как знал и я, что впереди маячат неприятности. Мы были в комнате, он посмотрел на меня. Обмениваясь со мной взглядами, Руб сообщал, что предстоит бой.
Он сел на кровать.
– Похоже, твое предчувствие было верное, – начал он, – насчет Джулии.
Бояться было не в духе Руба, и мы оба знали, что он сумеет за себя постоять. В нашем районе он был из тех, кто всем нравится, но также из тех, кого все боятся. Неприятно лишь одно – неизвестность. Это было всего лишь ощущение, но я видел, что Руб его тоже улавливает. Носом я это чуял.
– Если какая будет заваруха, – сказал я ему, – я впрягаюсь, понял?
Руб кивнул.
– Спасибо, брат. – И улыбнулся.
Телефон звонил и на следующий вечер, и на следующий после следующего.
В пятницу на третий раз Руб схватил трубку и заорал:
– Что?!
И сразу остыл.
– Да. – Пауза. – Да, извините. – Он поглядел на меня, пожав плечами. – Сейчас позову.
Он отнял трубку от уха и прикрыл микрофон ладонью.
– Тебя.
Протянул мне трубку, что-то обдумывая. Что же он обдумывал?
– Алло.
– Это я, – сказала она. Ее голос, дотянувшись сквозь телефон, обнял меня. – Работаешь завтра?
– Где-то до полпятого.
Она секунду подумала.
– Может, – продолжила она, – встретимся, когда освободишься. Я тебя кое-куда свожу. – Голос у нее был мягким, но настойчивым. – Кое-что расскажу.
Голос был восторг. Голос был дрожь.
Я улыбнулся. Не смог удержаться.
– Конечно.
– Отлично, я приду после половины пятого.
– Хорошо, тогда увидимся.
– Мне пора. – Она практически оборвала меня и потом не сказала «До свидания». А сказала: – Считаю минуты.
И исчезла.
Едва я положил трубку, Руб спросил то, что должен был спросить.
– Кто это? – Он куснул яблоко. – Знакомый голос.
Я подошел поближе, сел к столу, сглотнул. Поймал дыхание. Вот и настал момент. Настал момент, и мне придется сказать. Я сказал:
– Октавию помнишь?
Никакой реакции.
Капля сорвалась с крана.
Взорвалась в раковине.
Руб откусил следующий кусок яблока и тут понял, что я сказал.
Он склонил голову набок. Дожевал и что-то подсчитал про себя, пока я сидел и думал: «Ой, нет, что-то сейчас случится?»
Кое-что случилось.
Случилось – когда Руб встал, закрыл кран, развернулся и сказал:
– Ну что, Кэм.
Он засмеялся.
Хороший это смех или плохой? Хороший или плохой? Хороший? Плохой? Я не мог понять. Я ждал.
– Что? – спросил я. Не выдержал.
– Ну, расскажи.
Напрягшись, я стал рассказывать про все. Рассказал, как стоял у дома в Глибе. И как появилась Октавия. Про поезд и про поездки в Хёрствилл, и про ракушку, и…
– Все правильно, – прервал меня Руб. Его лицо светилось почти гордостью. – Ну и Октавия… – Тут он покачал головой. – Она отличная девчонка, скажу тебе. Немного с приветом, конечно, и все же… – продолжил он, – классная. Ты ее стоишь, Кэм, больше чем я когда-нибудь мог бы. – Он выждал, пока я на него посмотрю. Вышло не сразу. – Да ведь?
Я медленно кивнул, соглашаясь.
– Да.
– Отлично.
– Ты не злишься?
– Пф, какого ляда я буду злиться? С такой девушкой надо обращаться, как с королевой, ты это умеешь. А я – нет.
После этого он вывалил правду, наотмашь, как Стиву и не снилось. Только Руб высказал ее сам себе.
– Я-то? – сказал он. – Я об эту девушку чуть только ноги не вытирал, а теперь вот у нее есть ты. Ты на нее, наверное, молиться будешь, как на богиню. А, Кэм?
Я улыбнулся, не показывая зубов.
Он повторил:
– Будешь, Кэм?
Потому что мы оба знали ответ.
На этот раз я не смог спрятать улыбки. Мы с Рубом посмеялись и еще посидели вместе на кухне.
– Вы чего такие довольные? – спросила, войдя к нам, Сара. – Прям, блин, конец серии про Скуби-Ду, блин.
Руб хлопнул в ладоши.
– Ты щас кой-чего услышишь, – почти выкрикнул он. – Октавию помнишь?
– Само собой.
– Ну, так знаешь что. Ты ее скоро снова будешь тут встречать, потому что…
– Я так и знала! – оборвала его Сара. Она указала на меня пальцем. – А я блин, знала, что у тебя девушка, а ты ничего не сказал, паршивец! – Никогда не видел, чтобы Сара так лыбилась. – Погодите! – скомандовала она и где-то через полминуты вернулась со своим «Поляроидом» в руке и щелкнула нас с Рубом, как мы смеемся и болтаем, опершись о мойку.
Мы обступили Сару, наблюдая, как проявляется карточка, и вот уже я угадал своевольные вихры Руба и свой собственный улыбающийся рот. Яблоко – на ладони у брата, мы хохочем, оба в старых джинсах, Руб в рабочей фланельке, я – в старой ветровке. Руб смотрит на меня, говорит что-то, а у меня на лице пропечатан смех.
Сара поднесла карточку к груди.
– Мне нравится этот снимок, – объявила она без раздумий, – сразу видно: братья.
«Братья, какими они должны быть», – подумал я, и мы рассматривали фотографию, а капли с крана падали и падали в раковину, разбиваясь уже потише.
Потом я и к Саре в комнату зашел – еще разок взглянуть на фотографию.
– Октавия, ага? – сказала Сара. Лица ее мне видно не было, но в голосе я услышал восторг. – Прекрасная девушка, Камерон. – Таким тихим голосом. Таким тихим, что я едва услышал. – Прекрасная.
– Как и ты, – хотел сказать я, но не сумел.
Сара уже довольно долго была одна. После нескольких неудачных романов она пока никого себе не нашла, но я смотрел на нее и понимал, что она не выглядит несчастной. И она повторила сказанное тогда вечером в коридоре – казалось, несколько лет назад:
– Молодец, Кэм. Молодец.
Читать бесплатно другие книги:
