За руку с ветром Джейн Анна

– Ненавидишь?

– Маша, что за глупые выводы? – сказал он как-то испуганно и взял мое лицо в ладони, тревожно заглядывая в глаза.

– Ты сам признался, – глухо сказала я. Мне было страшнее, чем тогда, когда в нашу машину стреляли. Потому что сейчас я сама перед собой держу заряженный пистолет.

– С чего ты взяла? – с каким-то совершенно несвойственным ему отчаянием крикнул Денис. – Что ты говоришь, ты сама понимаешь, что ты говоришь? Ты понимаешь?!

– Понимаю, – опустила я голову. Мой голос превратился в хриплый шепот. – Ты сказал, что ради меня был готов на все. Но ведь твоя мама тоже была готова на все ради тебя. Она умерла, потому что она защищала тебя. А ты говоришь, что она тебя ненавидит. А если ты готов ради меня на все – ты тоже меня ненавидишь?

– Нет, – удивленно произнес Дэн. – С чего ты взяла, глупая? Если я готов ради тебя на все, это значит, что я тебя люблю, а не ненавижу. Это разве непонятно?

– Это тебе непонятно. Если твоя мама была готова на все, чтобы тебя защитить, то… – теперь уже недоговорила я.

Солнце, еще недавно слепящее ему глаза, переместилось куда-то влево.

И что-то странное произошло в эти секунды. Парень встал, словно по-новому оглядывая комнату и меня, а потом вдруг рассмеялся. Он смеялся долго, но не заразно, не весело, скорее, с какой-то болью, той, которая была спрятана в самых потаенных уголках его души и которая выходила из него именно так – через вымученный смех. А глаза его были совсем невеселые: они покраснели, и было в них что-то такое, что заставляло меня испытывать невыносимо-болезненное чувство сострадания. Я не хочу, чтобы мой Смерч испытывал все эти ужасные чувства – вины, горечи, разочарования, желанием сделать все иначе, сделать все правильно с его точки зрения, но осознанием, что это невозможно. Я не пыталась его успокоить, зная, что мне не стоит вмешиваться, и только настороженно следила за ним.

Денис резко замолчал, взяв себя в руки, и сел обратно рядом со мной.

– Ты в порядке? – осторожно спросила я.

– Я никогда не думал об этом, – сказал Смерч. – Кажется, мне нужно многое обдумать. – Он положил мне руку на плечо и, приобняв, повалил на мягкий уютный диван. Мы глядели друг на друга, и кончики наших носов почти соприкасались. – Прости меня, маленький Бурундучок, я не хотел тебя обидеть Ты ведь знаешь, что я не могу тебя ненавидеть. Ерунда. Я думал, что я могу не совершать глупости и умею себя контролировать, но все-таки ошибся. Просчитался. Надо обдумать, надо все обдумать, – сказал он устало. – Ты сказала такую простую вещь, мне не приходило это в голову.

– Это хорошо. – Я шмыгнула носом. Ну вот, опять расстроилась.

– О-о-о, нет, ты опять собралась рыдать? – спросил Денис в притворном ужасе. – Чип, не надо, моя психика этого не выдержит! Это я сейчас буду спрашивать, ненавидишь ли ты меня?

– Вот ты козлик, – стукнула я его по предплечью, получила щелчок по носу, а после проворно вскочила и стала кидаться в него подушками. Между нами завязался шуточный бой, и если сначала я побеждала, то потом выигрывать стал Дэн. В конце концов, он, склонившись, прижал меня к дивану. Происходящее его невероятно забавляло.

– Такой взрослый, а девочек бьет, – проговорила я, пытаясь вырваться.

– Какая ты девочка, – прошептал Смерчинский. Глаза его горели. – Ты уже совсем не ребенок. Ну, если только чуть-чуть.

В конце концов, мы вновь улеглись на диване – обоим нам жутко захотелось спать.

– Только не плачь больше, я этого не вынесу, – проговорил Денис, уже закрыв глаза.

– Я запомнила, что это отличное оружие против тебя, – пробормотала я, вместе с ним проваливаясь в целительный сон.

Из дома деда Смерча мы вчетвером уехали только вечером в сопровождении охраны. Перед отъездом я разговаривала по телефону с обоими родителями. Сначала с папой – он был взволнован и рассержен, но со мной разговаривал спокойно. Удостоверился, что я в порядке, сказал, что во всем обязательно разберется и чтобы я не переживала, а после добавил:

– Домой поедешь с охраной. Смерчинские позаботятся, я договорился. И еще, маме я пока что еще ничего не рассказывал.

– Прямо как мне, – хмыкнула я.

– А что я могу поделать, если вы обе импульсивные. Сказал бы я Вере, она кинулась бы тебя искать, – отвечал папа. – Поэтому пока что скажем ей полуправду. А после свадьбы я лично аккуратненько все расскажу, чтобы она не расстраивалась особо. Ей волноваться лишний раз не стоит, – с внезапной нежностью добавил он. – В общем, скажешь ей, что вы с Денисом своим катались и заехали в гости к деду. И дай мне Дениса Олеговича, кстати, пообщаемся. – И папа минут десять разговаривал со Смерчем, а тот коротко отвечал «да» или «нет».

В машине, на которой мы покидали Жемчужное, трындел в основном всегда жизнерадостный Челка, который, казалось, воспринимал произошедшее, как забавное приключение. Сидящая рядом с ним Таня находилась в странном состоянии, некой прострации, на вопросы она реагировала, однако делала она это крайне неохотно и как-то замедленно. Возможно, именно поэтому Плесень – ну ладно-ладно! Таня! – перестала бросать на Смерча влюбленные взгляды, что лично меня не могло не радовать, но, конечно же, виду я не подала. Хотя девушке вообще, казалось, не было дела ни до чего. Однако в этом были и свои плюсы, она сидела рядом с Челкой и, кажется, чувствовала себя комфортно.

Когда мы с Дэном проснулись и спустились вниз, мы обнаружили их в комнате, о чем-то увлеченно разговаривающих. Челка вышел из образа развязного тусовщика с громким голосом и плохими манерами, а Таню, лицо которой смягчилось, в этот момент не хотелось называть Плесенью.

До города мы в сопровождении охраны доехали достаточно быстро. Сначала завезли Таню, которая покинула автомобиль вместе с довольным Челкой, и как я узнала от друзей через пару дней, эти двое, забыв свои утренние приключения, вновь попали в ловушку к коварному замку, а потому прокуковали вместе всю ночь. Впрочем, все это будет позже, а пока мы ехали к моему дому, где нас ждала встревоженная мама, которая, видимо, больше полагалась на свое материнское сердце, а не на папины объяснения.

Дэн поднялся вместе со мной в квартиру и передал с рук на руки маме, которая тут же принялась вертеть меня в разные стороны, дабы удостовериться, что ее единственная – так она сказала – дочь в полном порядке. Честно говоря, я бы предпочла, чтобы она ругалась на мою безалаберность, нежели была такой встревоженной и испуганной. Все же папа был тысячу раз прав в своем решении сообщить ей лишь часть правды. Даже представить не могу, что было бы с нею, если бы она узнала все, что с нами произошло.

– Как же такое могло случиться? – повторяла она, обняв меня. – Вы же еще почти дети. Как же так? Как же так?

– Мам, все нормально, – положила я ей голову на плечо, и после с Дэном вдвоем стали убеждать маму, что все хорошо. Ну как вдвоем – Смерчинский ее успокаивал, а я поддакивала. Надо сказать, ему это удалось, словно он был заправским психологом, потому что вскоре мама пришла в себя, и вроде бы даже повеселела и потащила нас обоих за стол.

А потом произошло событие, которое хоть и казалось совершенно рядовым, но поразило нас, особенно Дэна, едва ли не в несколько раз сильнее сегодняшней утренней погони и стрельбы.

После ужина мы переместились в гостиную. Мама то расспрашивала Смерча о чем-то, то сама рассказывала истории – преимущественно из моего детства, заставляя меня краснеть и спорить. Денис смеялся, а я закатывала глаза.

– Маша у нас с детства известная потеряшка. Честно говоря, она была просто кошмарным ребенком, – говорила мама, – постоянно убегала. Сначала со двора, часто мы с отцом ходили, искали ее…

– Наказывали… – пробурчала я, недовольно сморщив нос.

– Да какое там, – возмутилась мама, – от счастья, что наша детка в порядке, даже ругать забывали. Зря, наверное…

– Ага, забывали они, – продолжала бурчать я, хотя внутренне признавала мамину правоту.

– А Маше нашей, – продолжала свои излияния мама, – хоть бы что. Она опять убегала. Потом после школы повадилась гулять с девчонками допоздна или в гостях сидеть. Она у нас вообще активной была, мы ее в разные секции записывали, чтобы она там энергию свою тратила. Феденька ее в младшей школе постоянно отводил-приводил на теннис и на танцы. Ой, Денис, а я тебе сейчас фотографии с Машкой покажу в детстве, сам увидишь, какая она непоседа была! – заявила вдруг мама.

– Я был бы не против посмотреть, – улыбнулся обаяшка Дэн.

– Я против! – заявила я тут же.

«Единогласно!» – подтвердили головастики. Им было куда интереснее смотреть на самого Дэна, например на его плечи, желательно без футболки. И не только плечи… От своих собственных мыслей я и затормозила, и пока представляла, как кое-кто, противно ухмыляясь, стягивает майку, все решили без меня.

– А тебя никто не спрашивает, – услышала я, и вскоре сидящие на диване Смерчинский и мама листали первый в довольно приличной стопке фотоальбом. Я кисла рядышком. Если бы около меня поставили молоко, оно бы вскоре превратилось в простоквашу, честное слово!

Помнится, когда Настя первый раз пришла к нам, мама тоже вручила ей большой старый фотоальбом с нашими снимками, и они вдвоем веселились над каждой Федькиной фоткой в детстве. А я веселилась вместе с ними и смеялась громче всех, строя недовольному брату рожицы. Самой попасть в такое незавидное положение у меня не было никакого желания, но теперь приходилось терпеть.

Фото, в том числе и детских снимков у нас всегда было много. Раньше, когда я была мелкой, мне нравилось пересматривать их, но в последний раз я открывала альбомы с фотографиями еще в средней школе, если не считать, конечно, случая, когда их показывали Насте. Но тогда больше смотрели не на меня, а на Федьку.

Маша с родителями, Маша на верблюдике, Маша в компании снеговиков, Маша-снежинка, нахмуренная Маша в коротком платьице, у которой, видимо, какие-то личные счеты к человеку с камерой в фотоателье, Маша тянет к Феде ручки и глаза ее зловеще сверкают, Маша покушается на награды деда, Маша и множество теперь уже незнакомых детей – во дворе, детском саду, санатории… Часа полтора, не меньше, мои мучители рассматривали самые разные фото. Уж не знаю, почему она с такой гордостью рассказывала о моих детских похождениях, но Дэнчику явно весело – стоит ему только посмотреть на мое недовольное унылое лицо, которое, подозреваю, уже было перекошено, как он начинал ржать, а мама, вдохновившись его реакцией, рассказывала и показывала что-то новое и тоже смеялась.

– А это… откуда у вас? – вдруг спросил внезапно посерьезневший Дэн и осторожно высвободил ладонь из моих пальцев – он сидел между мной и мамой, и пока родительница не замечала, мы держались за руки.

– Что? Ты о чем? – не поняла я, удивившись такой смене его настроения. Он только что смеялся, радуя меня своими очаровательными ямочками на щеках, а теперь сам на себя не похож.

– Фотография, – коротко отвечал Денис. Что-то в его голосе было такое, что насторожило меня. Я заглянула в альбом: большой снимок Феди с его классом на одном листе и парочка со мной на другом. Лето, сочная зелень, яркое голубое небо, маленькая Маша, волосы которой еще очень светлые, с двумя хвостиками и в платьишке в цветочек. Просто цветочек, а не девочка.

– Я миленькая, да? – спросила я. – Волосы, что ли, отрастить, буду с хво-о-остиками!

– Можно? – не отвечая мне, вдруг спросил Денис у мамы и перевернул лист. На следующей странице было еще несколько фото, сделанных в тот же день, что и первое со мной. На нескольких снимках я была запечатлена вместе с каким-то улыбающимся темноволосым мальчиком. Я, честно говоря, даже и не помнила этот день – слишком мелкой еще была, и для меня это фото ничего не значило, но именно на него, сдвинув брови, смотрел Денис. Во взгляде его было неверие и непонимание.

– Ревнуешь, что ли? – весело спросила я, ткнув Смерча кулаком в плечо, и нахально заявила. – Это ты правильно. Я с детства пользуюсь популярностью у противоположного пола.

– Как это возможно? – словно спрашивая сам у себя, переспросил он, откидывая темно-шоколадные волосы назад. В последний час мне так и хотелось погладить его по ним, но в присутствии мамы я не решалась этого сделать. И чего это он меня полным именем кличет? Сморчок чем-то недоволен?

– Что возможно, – безумно удивилась я. Может быть, это прелюдия к очередному розыгрышу? – Ты так ослеплен мною в детстве? О, я сейчас тебе такую крутую фотку покажу, я там была феей на утреннике… – Я хотела, было, забрать альбом, чтобы найти нужный снимок, но парень не позволил мне это сделать.

– Что такое? – вмешалась и мама.

– Откуда у вас эти фото? – зачем-то привязался к тем снимкам Смерчинский. Тон его был таким серьезным, что мы с мамой переглянулись.

– Да как-то летом сделали, на прогулке. Маше годика два с половиной было. Ты что, правда заревновал? – засмеялась мама почему-то, кажется, что-то вспомнив. – Кстати, можно сказать, что первый Машин кавалер. Славный мальчик. Я до сих пор помню, что его звали Диня, Динечка. Они с Машей так друг к другу прикипели, что мы их оторвать друг от друга не могли! Так что, милый, – сказала она ехидно и с деланным сочувствием потрепала парня по плечу. – Это твой соперник.

– Это не мой соперник, – обронил Дэн и поднял на меня потрясенный взгляд синих глаз. – Это я.

– Что? – настала очередь изумляться маме. – Как это ты?

– Чего-о-о? – вторила ей я, попросту обалдев от его слов. – Да ну, ты-то тут при чем, Смерчегон, – не заметила я, как по-новому перековеркала его фамилию, но парень ничего не сказал на это, лишь только мимолетным движением коснулся тыльной стороной руки моей щеки. Странно – всего лишь легкое прикосновение, а на душе стало так солнечно и тепло и, как ни странно – свободно.

– Это я, – повторил он.

– Дай! – потребовала я альбом и на этот раз завладела им. – Да быть не может! – громко воскликнула я, глядя то на фото, то на Дэна. – Да это невозможно!

Я в шоке смотрела на фото. Неужели этот мальчик с большими глазами юного исследователя – это Смерчик? А ведь и правда похож чем-то. И на фото мелкого Дениса, которые показывала мне Лера, тоже похож… Ямочки на щеках такие подозрительно знакомые, и синие глаза, и широкая улыбка… И почему я раньше совсем не обращала на эти снимки внимания, когда листала альбомы?

– Поверить не могу, – пребывала в подобном состоянии и мама. – Диня – это… ты?

– Вера Павловна, – вдруг повернулся к ней Денис. – Я вас очень прошу. Расскажите обо всем, что связано с этими фотографиями. Пожалуйста, – добавил он, глядя в глаза изумленной маме. Его взгляд – жадный, измученный, нервный так ее впечатлил (впрочем, как и меня), что она стала рассказывать забытую, казалось бы историю, в которой не было ничего необычного.

В тот солнечный летний день Вера со своей двухлетней дочкой: шумной, подвижной, любознательной Машей совершенно случайно попала во двор школы, в которой когда-то училась сама. Она ездила вместе с девочкой в гости к отцу, который очень любил малышку, а затем решила немного прогуляться по знакомым с детства местам, прежде чем ехать домой.

Во дворе, залитом ярким солнцем, было немноголюдно, но хорошо. Ветерок, резвящийся на открытом пространстве и то и дело гоняющий прозрачный пакетик по стадиону, приносил свежесть. Турники, разметка на асфальте и даже стены школы почему-то вызывали чувство ностальгии. Ее старая школа всегда считалась элитной – с передовыми методиками обучения, заслуженными учителями и даже собственным бассейном, поэтому в ней учились не только дети по прописке, но и дети крутых родителей, того же партийного руководства.

Вера, разглядывая изменившийся двор, сделала кружок по стадиону. Активной Маше к тому времени надоело уже сидеть в прогулочной коляске, и она всем своим видом показывала это. Вскоре девочка уже бегала под неусыпным контролем мамы – Вере иногда с трудом удавалось уследить за младшей дочерью, которой все-все было интересно.

Через минут пятнадцать на школьном дворе появилась еще одна молодая мама – яркая улыбчивая длинноволосая брюнетка в летнем брючном костюме с серьезным хорошеньким мальчиком за руку. Когда они поравнялись с ними, мальчик вдруг внимательно посмотрел на Машу, которую в это время безумно интересовала какая-то букашка, ползущая по турнику, вырвал ладонь из руки матери и побежал к ней.

Девочка обернулась на него, широко улыбнулась и… К удивлению обоих матерей, они вместе играли до самого конца прогулки, держась за руки: то бегали, то что-то строили, то рвали листики. Их можно было принять за дружных брата и сестру – такими дружными казались эти два малыша.

Вера и Наташа – так звали маму мальчика – успели за это время разговориться. Оказалось, они почти ровесницы и учились в одной школе, только Вера была на несколько классов старше, а потому друг друга они совершенно не помнили, зато помнили общих учителей. Молодые мамы понравились друг другу, успели в шутку прозвать своих детей женихом и невестой, а Наталья вытащила из сумки фотоаппарат и сделала несколько снимков с детьми. Кажется, фотографировать она умела и любила и часто делала это.

– Слушай, я завтра пленку проявлю, может быть, и тебе сделать снимки? – предложила от всей души Наташа, с улыбкой глядя, как дети носятся по траве и смеются. Глаза у обоих сияли.

– Давай, – обрадовалась Вера. – Отличные фото получатся.

Женщины обменялись телефонами, Вера протянула деньги Наталье, но та решительно отказалась от них, сказав, что это будет небольшим подарком.

– Подарком маме нашей невесты, – добавила она, откидывая за спину длинные густые локоны.

Вскоре женщины засобирались по домам. Наташе нужно было приготовить ужин для любимого мужа, в котором, как и в сыне, души не чаяла, а Вера, супруг которой, кстати, постоянно пропадал на службе, должна была встретить с тренировки своего старшего сына.

– Так у тебя двое детей, – обрадовалась Наташа. – Я тоже хочу несколько деток, большую семью. Дочку хочу!

– Ну, так вперед, – подмигнула ей Вера.

– Стараемся, – весело расхохоталась длинноволосая брюнетка. – Вот бы близнецов родить. Супер!

– А тебя на трех детей хватит? Я с двоими с трудом управляюсь, а если было бы трое, я бы с ума сошла, – картинно вздохнула Вера, но с нежностью посмотрела на дочку, которая рядом с Денисом вела себя на удивление хорошо.

– Справлюсь, нас у мамы трое было, она справилась, и я тоже!

Они еще немного поговорили, посмеялись и, наконец, стали звать детей. Те, однако, перспективе поехать по домам не впечатлились и дружно стали бегать от мам, а потом даже порыдали.

– Я не хочу, – сказал мальчик сердито.

– Диня, нам пора домой, – села перед сыном на корточки Наташа. – И Маше тоже пора домой. Вы потом еще погуляете, хорошо?

– Машенька, – вторила ей Вера. – Нам пора, нам надо встретить Федю. Ты хочешь к Феде?

– Нет, – помотала головой девочка, и хвостики ее взметнулись.

Молодые мамы с трудом увели в разные стороны нежелающих разлучаться детей, которые смотрели друг на друга так, что Вера даже удивилась – дочку она такой никогда еще не видела.

Встретились они через пару дней, уже без детей, и Наталья передала Вере бумажный пакет с фотографиями, вытащив их из модной светлой сумки, правда, случайно умудрилась вывалить все ее содержимое на траву, и женщины вместе собирали ее вещи. Они немного пообщались, посмотрели снимки, посмеялись над чем-то, и вскоре Наташа сказала, что ей пора – муж в машине ждет.

– Нужно будет вместе погулять с детьми, – сказала напоследок Наталья. – Они, наверное, уже соскучились.

– Я – за.

– Вер, обязательно позвоню тебе на днях. Хорошо?

Они попрощались, и темноволосая женщина упорхнула, оставив после себя легкий шлейф духов. Вера с легкой улыбкой поглядела вслед маме Дениса – Наташа казалась ей легкой в общении, приятной и ужасно обаятельной, при этом, несмотря на красоту и, видимо, достаточно высокий материальный достаток, оставалась какой-то простой.

Взгляд Веры упал на траву, и она подняла с нее два листика – видимо, они выпали из большой тетради Наташи. Она в некотором недоумении пробежалась глазами по неровному, но красивому почерку Наташи, решив отдать их при следующей встрече, и направилась домой, к детям и мужу – Женя в кои-то веки был дома. Вот только встреча так и не состоялась – Наташа исчезла, а трубку в ее квартире никто не брал.

Фотографии Вера засунула в альбом, а оба листика засунула в шкатулку для бумаг вместе со старыми письмами, со временем совсем забыв о них.

Смерч и я слушали эту историю с большими глазами, а у меня, честно говоря, даже рот приоткрылся от удивления. Такие вещи казались мне сродни чуду. Что за странные, необъяснимые совпадения? Ведь такого не бывает. Или все же бывает?

– К сожалению, больше с Наташей мы не виделись, – произнесла мама, заканчивая свой рассказ. А я все смотрела на снимки.

– Я не уверена, но, – произнесла тихо я и коснулась пальцем снимка, где мальчик куда-то вел за собой девочку, – мне кажется, это фото я видела у вас дома, Лера тоже показывала… Но я тогда и не подумала…

– У меня самого в голове не укладывается, – он по привычке укусил себя за запястье, кажется, сильно.

– Это действительно ты, Денис? – спросила мама еще раз.

– Я знаю, что вы говорите правду, но для меня это…, – не мог подобрать слов Денис. – Это я, да. А фото делала моя мама, – с некоторым усилием выговорил он. Он обхватил себя руками, и я успокаивающе погладила его по предплечью. Мой милый гость благодарно мне улыбнулся.

– Я думала, твою маму зовут Лера – Маша так назвала ее, а ту девушку звали Наташей, – растерянно проговорила мама. Ей, видимо, тоже сложно было сопоставить маленького мальчика из случайной встречи почти семнадцатилетней давности с парнем ее дочери, в котором она души не чаяла.

– Все верно, – кивнул Дэн. – Это моя родная мать. Она погибла. Через несколько дней после этой прогулки. А Лера появилась потом. То есть она моя мать и я люблю ее, но биологически…

– Денис, – мягко сказала мама, как-то странно глядя на парня. – Я все поняла, не нужно ничего объяснять и… – Она вдруг замолчала, задумалась о чем-то и, словно что-то вспомнив, сказала: – Знаешь… – Мы оба, Смерч и я, вопросительно уставились на нее. – В нашу последнюю встречу Наташа потеряла кое-что, я рассчитывала вернуть позже, но… Мне кажется, это ее личные записи.

– Они остались у вас? – нервно спросил Денис.

– Да, думаю, остались. Я сейчас поищу.

Мама ушла, а я потерлась макушкой о предплечье Дэна, желая его подбодрить, а он вдруг развернулся ко мне, провел пальцем по губам, подбородку и слабо улыбнулся.

– Маша, этого не может быть, – прошептал Смерчинский, который никак не мог поверить в происходящее. Но не успела я ему ничего ответить, как он стал целовать меня, запустив в мои волосы одну руку, тогда как второй нервными движениями гладил по спине. Его ладонь прижималась с силой, и, честно говоря, мне нравилось это до головокружения, и я льнула к Смерчу, отдавая часть себя ему, но при этом и забирая что-то себе. Это было как наваждение. И хотя длилось оно секунд тридцать, но мне казалось, что это был самый страстный поцелуй, самый безбашенный и самый чувственный. Если бы Дэн захотел, он мог забрать меня в свою страну ветров и никогда больше не отпускать.

– Извини, – прошептал брюнет, отстраняясь. – Сорвался.

– Мне нравится, как ты срываешься, – призналась я и поправила ему прядь волос. – Сорвись так по полной, а?

– Заметано. Твоя мама идет. – Он потер глаза. – Нет, это просто невозможно…

Мама принесла большую коробку с кучей корреспонденции и какими-то еще бумагами, и еще около получаса мы втроем занимались поисками. Как ни странно, нашла их я. Один согнутый лист был вложен в другой. Я поняла, что это именно то, что нужно, всего по нескольким словам. Дальше читать не стала, хотя мне было ужасно интересно. Просто мне показалось, что лезть в чужое сердце (а именно так можно было назвать эти записи Натальи) я не могу.

– Может быть, это? – робко протянула я свою находку Денису. Он аккуратно взял ее, развернул и также всего по нескольким строчкам понял: это – привет из прошлого, который послала ему мать. Он был в таком смятении, граничащем с шоком, что не мог сразу начать читать. Возможно, простые кусочки старой бумаги были для него своего рода реликвией.

– В дневнике моей мамы не хватало двух листов, – отстраненным голосом признался Смерч. – Я думал, они пропали. Спасибо, что вернули мне их.

– Не за что, Машин жених, – подмигнула ему мама. – Маша-то не помнит ничего совсем, а ты, Денис? Из того дня?

– Не помню, – отвечал он, кусая нижнюю губу. – К сожалению. Но понимаю, почему мне так она понравилась. – Он глянул на меня так, что, если бы я стояла, у меня подкосились бы ноги.

– Денис, – встала вдруг мама, пронзительно глядя на парня. Казалось, она видела то, чего не замечала я. – Ты подожди нас тут. Мне нужно кое-что сделать, а Маша должна помочь. Хорошо? Мария, пошли на кухню.

– А? В чем помочь? – не сразу поняла я.

– Пойдем-пойдем, – поманила меня за собой мама. И мне пришлось встать и пойти за ней. – Денис, не скучай, мы быстро.

– Ты специально, да? – спросила я ее, с ногами взобравшись на табурет. – Чтобы он прочитал?

– Да, – грустно вздохнула она. – Жаль, что Наташа ушла. Наташа была…

– Хорошей мамой? – жалобно спросила я.

– Просто мамой. Настоящей, – улыбнулась она мне.

– И ты тоже, – тихонько сказала я, положив голову на локти. Мама только погладила меня по волосам, а потом почему-то отвернулась к окну, за которым уже темнело. Кажется, на глазах у нее были слезы. Я встала, бесшумно подошла к ней и прижалась щекой к плечу.

Дэн прекрасно понял – его Маша и ее мама ушли, чтобы у него была возможность прочитать записи Натальи в одиночестве. Честно говоря, он был благодарен им за это. Смерчинский безумно хотел знать то, что было написано на двух этих листиках, выпавших из дневника, но в то же время безумно боялся этого. Прикосновение к прошлому было сродни порезу лезвием. И чем больше он прикасался к прошлому, тем глубже становилась колотая рана.

«Вперед, парень, – сказал он сам себе, – не будь трусом». И все же развернул листики.

«… у нее карие. Зовут девочку просто, но красиво – Маша, Мария. Встретили мы ее на детской площадке около школы, где я училась. Дэн увидел ее, подбежал и схватил за руку. А она уставилась на него и вдруг засмеялась. Это было так забавно: они с Диничкой всю прогулку держались за руки. И правда – жених и невеста! Я сделала фото – кадры будут просто супер!

А когда мы засобирались домой, эти двое синхронно зарыдали. Я и Вера – так зовут Машину маму (кстати, интересная девушка, милиционер, тоже училась в моей школе, только на два класса старше, поэтому я ее не помню) с трудом уговорили детишек пойти домой. С Верой, кстати, мы обменялись телефонами. На днях я отдам ей фотографии. И раз наши детки так полюбили друг друга, надо организовать им совместные прогулки. Да и сама она очень приятная, надеюсь, мы подружимся. На днях позвоню.

Да, что говорить, Диня нашел себе невесту! Вот только что у меня спрашивал: «А когда Маша будет?» Такой дурашка! Нет, все-таки он вырастет очень миленьким. Интересно, какая у него будет девушка?»

«… Я столько всего составила. Сейчас просматриваю эти пункты и… *запись обрывается*

…Дэнка только что захныкал во сне, я подходила к нему, успокаивала. Сейчас он опять спит. Я просматривала пункты, думала, что бы добавить туда, а когда подбежала к нему и взяла на руки, то поняла очень важную вещь. На самом деле мне все равно, будет ли Денис соответствовать всем этим пунктам. Он мой сын, и я буду любить его всегда, каким бы он ни был. Плохим или хорошим, добрым или злым, страшным или красивым, талантливым или бездарным. Оказывается, мы любим наших детей только за то, что они – наши…»

Дэн дочитал и закрыл глаза ладонью, застыв, словно статуя.

Маша не знала, плакал он или нет, когда она вернулась в комнату, казалось, что Смерч в полном порядке. Он коротко, но искренне поблагодарил Веру Павловну, шепнул Маше, что уже скучает, не успев расстаться с ней, и уехал. Дома его ждали родители, и втроем они сидели около камина до самого позднего вечера. Он смеялся и шутил вместе с отцом, обнимал мать, и потом они очень много с ней разговаривали, а заснул Денис за пару секунд – как только его спина коснулась кровати, на которую падал лунный свет.

Ветер за окном переменился с северо-восточного на юго-западный.

После того как мой Смерч, поблагодарив маму, уехал, успев порадовать меня своим изменившимся взглядом, мы еще долго сидели на кухне, разговаривая о тех давних событиях. Почему-то мне казалось очень важным знать все, даже самые мельчайшие подробности тех событий. А потом домой вернулись сначала брат, а затем папа. И хотя он сильно устал, но настроение его было хорошим, в отличии от Федькиного, который был невероятно зол и спрашивал, почему мы повели себя настолько тупо, что поехали куда-то за город, на какой-то «нарковский фест». По его словам выходило, что надо было сидеть дома еще пару лет даже после задержания преступников на благотворительном балу.

– Так вы сами охрану свою от меня убрали, – рассудительно сказала я, и Федька разразился бурной нотацией, в ходе которой заявил, что мозгов у меня кот наплакал. Это услышала мама, проходящая мимо, и сделала пару замечаний братцу, заставив меня похихикать.

– Ну, Маша, ты любитель нервы пощекотать, – буркнул Федька и добавил: – Другим.

И я с ним согласилась.

Следующий день был суматошным, нервным, но радостным. Я проснулась в шесть утра и наперегонки с Федором и мамой бегала по дому как взбалмошная, собираясь на выкуп невесты. Папа, дед и котэ следили за нами с крайним неодобрением, но от комментариев воздержались. Также неодобрительно они смотрели и на то, как один из операторов снимает сборы нашего жениха (второй в это время был у Насти). Пока оператор снимал то, как Федька в третий раз накидывает на себя пиджак, а после наставил камеру на Ириску, нюхавшую начищенные до блеска ботинки, дед сказал отцу:

– Евгений, почему бы ему не снять нас с тобой? Мы что, хуже ботинок?

– При чем тут вы, папа? – возмутилась мама, посмотревшая с Настей немало свадебных клипов. – Это модно!

– Модно снимать ботинки да вешалку, а не родного деда с отцом? Ну, знаешь ли, Вера!

Мы с трудом отчалили из дома и даже не опоздали к началу выкупа, на котором собрались все Настины подружки и Федькины друзья. Выкуп был веселым, катания по городу мне тоже понравились, а вот само торжество с ресторане принесло мне огромный сюрприз – там меня ждал сияющий, как гирлянда, Смерчинский. Оказалось, брат позаботился о том, чтобы Дэн приехал на свадьбу, правда, его сопровождала охрана, которая находилась в машине. Как я поняла, его дед сделал все возможное, чтобы Смерчу больше ничего не угрожало, однако подстраховался. Появление Дениса, с которым мы весь день перебрасывались эсэмэс, привело меня в такой восторг, что я чуть не запрыгала вокруг него и весь вечер не отходила.

Смерч этой же ночью точно убедился, что его Маша все-таки бывает очень разной. Она тоже может быть настоящей женщиной и вести себя с ним ничуть не хуже, чем большинство девушек, что у него были до нее. А может быть, свою роль играли и те факторы, что он просто очень сильно – действительно сильно, любил свою подругу. Ну, или как говорила ему сама Бурундучок, щекоча его под подбородком и смеясь: «Просто у тебя давно никого не было. Короче, ты как оголодавший человек, которому через пять дней голода даже кусок черного хлеба покажется супервкусным!» Как бы то ни было, эту ночь Смерч провел так, как давно мечтал, хотя поначалу даже и не надеялся на такое чудо.

Ночью, после свадьбы он и Мария сбежали к нему в пустующую квартиру, вернее, доехали с почетным сопровождением машины с охраной.

В ресторане они уединились на открытом балконе, в отдалении от всех, и сидели на узком диванчике. Легкая и прозрачная, как дуновение июльского горного ветра, нежность как-то очень гармонично переплеталась вокруг них со страстью, похожей на светло-красный кристалл, который все больше и больше алел.

– Может, все же поедем ко мне? – прошептал Дэн Маше, которая умудрилась сесть к нему на колени и так взлохматить ему волосы, что он стал похож на лохматое, по ее словам, чудо. Чудо это к тому же неровно дышало и изредка привычно кусало себя за запястье.

– Нет, не поедем, – хитро улыбнулась Чип, осторожно проводя пальцами по его шее – ящерка все-таки волшебным образом манила.

– Тогда слезай, – велел ей парень.

– Чего вдруг? – девушке у него на коленях было очень уютно.

– Слезай-слезай, и пойдем ко всем.

– Но почему? – заныла Маша.

– Давай-давай, слезай, – велел ей вновь Смерч. – Ты же не хочешь, чтобы твой папа сделал из меня отбивную? – слабо улыбнулся парень.

– Чего ты так боишься? – кокетливо повела плечом Мария.

– Хочешь знать, мой Бурундучок? – Дэн тихо прошептал что-то девушке на ухо, и светло-карие глаза ее удивленно округлились. Почти тут же она рассмеялась и с напором поцеловала его в губы.

– Эй! Стоп! Стоп-стоп-стоп, милая! За что ты меня так хочешь наказать? Я правда не хочу связываться с твоим отцом! Да и дед твой на нас странно посматривал! – Дэн подхватил не подозревающую о такой подлости Марью под руки и резко перевернул девушку спиной на диван, нависнув над ней. Его челка защекотала Машин лоб.

– Вот же Сморчок ты псих… – проговорила она с любовью, понимая, что нужно все-таки научиться принимать важные решения – ведь это одно из важнейших качеств взрослого человека. А ведь ей все-таки пора взрослеть! – Ну, или гений, кто вас там разберет. Знаешь что?

– Что? – едва слышно прошептал Смерч, целуя ее в шею и чуть ниже.

– Поехали к тебе, – твердо произнесла девушка, обнимая его за плечи.

– Уверена?

– Нет, пошутила, – проворчала девушка, осознавая, как сильно колотиться ее сердце, заставляя сбиваться дыхание. – Когда мы приедем, я скажу, что это была шутка и убегу. А ты, голодный, – тут она все же рассмеялась, – вместо еды водички поглотаешь и баиньки.

– Боюсь, если ты попадешь ко мне домой, я тебя оттуда не выпущу просто так, – отозвался Смерч, и глаза его заблестели в предвкушении. – Поехали. Поехали, Бурундучок. У меня никого нет.

– Зато у тебя есть крутой мягкий ковер, – вспомнилось Маше и в шутку шлепнула его по руке, которая, по ее мнению, оказалась не там, где надо.

Этой ночью она вновь поняла, какой у Дэна в комнате великолепный ковер – и поняла это тогда, когда касалась его обнаженной спиной. Денис все-таки был для нее идеальным парнем.

Марина после этой ночи, веселясь, часто спрашивала Машку, а не говорил ли ее Смерчик фраз типа: «Не бойся», «Доверься мне» или «Все будет хорошо», а Бурундукова только громко, но счастливо смеялась и качала головой. На самом деле это она сама спросила его, набравшись наглости:

– Ну что, будешь моим?

– Буду. Куда я денусь, – прошептал он, проводя ладонью по горячей спине. Девушка нависла над ним, решив поиграть в «главную».

– Вот именно, что никуда, – вздрогнула Маша от прикосновения.

– Верный ответ, – довольно улыбнулся Денис и резко перевернул ее, сам уже оказавшись сверху.

Внутренний огонь девушки не просто согревал его – он оставлял ожоги, которые, правда, моментально проходили. А воронка бешеного смерча, пляшущая вокруг этого пламени, становилась все больше и больше. Ветер и воздух встретились и радостно рванули на встречу друг другу. В глазах Маши и Дениса явственно отразились серебряные фейерверки взаимных чувств.

Заснули они под утро, уже в кровати, на прохладной шелковой простыне, жутко довольные всем случившимся.

Совсем рядом с этими двумя на персидском пушистом ковре те, что когда-то были монстриком и орлом, крепко обняли друг друга. Может быть, они находились в другой реальности, а может быть, были просто отражением эмоций Чипа и Дэйла.

А вот что же или кого же представляла из себя та странная элегантная леди в вуали и с мундштуком в руках, которая так частенько сопровождала Дениса, сказать было сложно. Однако она все же засеребрилась в воздухе слабым туманом и сказала неслышно, как рыба, разевая ярко накрашенные полные губы:

«Я сделала, что вы просили. Спасла его, нашла ему ее, подарила удачу. Пусть дальше делает все сам, наш мальчик. Он уже много сделал». – И она, повертев кольцо с буквой «с», улыбнулась.

Рядом с ней морской волной мелькнуло лицо Инны, согласно кивнувшей женщине в вуали, а после над кроватью, где спали Денис и Маша, на миг появилась красивая молодая женщина, удивительно похожая на Смерча.

«Спасибо, я знала, что в этот раз он справится», – с почтением проговорила она, озарила парня и девушку собственным светом, а потом исчезла.

Спящему Дэну, решившему, что он сошел с ума от счастья, вдруг показалось во сне, что на него кто-то смотрит. Парень слегка приоткрыл глаза, но никого не увидел и заснул вновь, почему-то перестав волноваться о том, что раньше казалось ему персональным адом. Он просто обнял Машу и улыбнулся.

«С твоим связана буква «Д». Хороший человек. Чистый, светлый, надежный. Полюбит – на всю жизнь.

Ясно вижу тебя, обнимающую его за обнаженные плечи. Крепко».

Я проснулась первой и сразу поняла, где я нахожусь. От осознания того, что я сейчас лежу в обнимку со своим любимым, окрыляло.

Этим июльским днем жаркие объятия Дениса чересчур сильно согревали меня, прижавшуюся щекой к его груди. Правда, спину мне приятно холодил утренний ветерок из открытого окна, овевающий широкую мягкую кровать Дэна. Одеяло, похожее на кусок летнего облака, едва прикрывало поясницу, поэтому спине и было прохладно.

Я открыла глаза, вздохнула и осторожно, чтобы не разбудить парня, приподняла голову. В голове тихонько, но мелодично музицировал целый сводный оркестр чувств: каждому головастику вручили по инструменту, фиолетовый умело аккомпанировал на белоснежном фортепиано, а зеленый в крапинку затейливо играл на старинной скрипке. Кажется, сегодня им больше нравилось не писать глупые плакаты, письма и растяжки, а показывать свои ощущения через звуки. Ночью я слышала мелодию полета, танца огня и воздуха, а сейчас – умиротворения и свободы.

Я вновь глубоко вдохнула утренний свежий воздух, который откуда-то принес аромат свежей выпечки и горького кофе, и с немым восхищением посмотрела на молодого человека. Теперь уже точно своего молодого человека. Радостно перевернувшись на живот и болтая ногами, я принялась пристально рассматривать его.

Мой Смерчик! Это мой Смерчик! Мой Дэн, мой Дэнв, мой Денис, моя прелесть, радость, нежность, головная боль и, кажется, средство от всех проблем, неудач и сожалений. Мой личный восторг и мелодия счастья. А-а-а-а-а, он мой! Мой!

Я хотела, как это бывает в любовных романах, со вкусом попятиться на спящего Дениса, и только-только собралась повздыхать над его безмятежно-красивым лицом и погладить по щеке или волосам, контрастно разметавшимся по серебристо-голубой подушке, как он тоже распахнул глаза: то ли еще сонные, то ли слегка пьяные. Мне пришлось спешно отдернуть протянутую руку назад и, перевернувшись на спину, делать вид, что я старательно изучаю звездный потолок. Я так и не рассмотрела ночью занимательную карту светящихся созвездий – все внимание на себя перетянул неугомонный Дэн, и несколько часов для меня существовал только лишь он один, а все остальное скрылось в тумане.

Пару секунд Смерч продолжал меня изучать. А я изредка косилась на него и старалась не улыбаться. Интересно, что он сейчас чувствует? Противное воображение подкинуло мне картинку, как Дэн видит меня, его рот медленно и широко, как у гиппопотама, открывается и издает дикий вопль ужаса, после чего Смерчинский вскакивает с кровати, завернувшись в одеяло, и убегает в неизвестном направлении. Однако реальный Денис только сонно, но очень мило улыбнулся, потянулся – так, что я в который уже раз засмотрелась на его плечи и руки с пропорционально развитыми мышцами – и перевернулся со спины на бок: чтобы лучше меня видеть.

– Малышка, – прошептал он слегка хрипловато, и опять его губы растянулись в улыбке, очень и очень довольной, – как спалось?

– Нормально, – когда наши взгляды встретились, я вдруг невероятно смутилась.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – осторожно поинтересовался он.

– Да. А ты? – ляпнула я, прислушиваясь к ощущениям в теле.

– Я? – у Дэна глаза стали хитрые-хитрые, и он признался: – Я – просто великолепно. Я полон сил, энергии и должен признать, – тут он мне подмигнул, – что тебя можно не кормить капустой, девочка моя. Ты умеешь компенсировать некоторые вещи сполна.

Я смутилась и завернулась в одеяло. Денис выглядел так, словно у него исполнилось самое заветное желание. Почему словно? Оно у него, наглого нежного извращенца, стопроцентно исполнилось.

– Чего на меня уставился? – подозрительно спросила я, переводя тему.

– Мы провели нашу первую ночь, а наутро ты хочешь сказать мне только это? – Смерч притворно вздохнул.

– А что мне надо тебе сказать? Как ты был того… великолепен?

– Хотя бы «доброе утро».

– Доброе утро. Чего уставился?

– Ты неисправима, – вздохнул Смерч и замолчал, поглаживая меня по плечу. Явно знал, что, если будет молчать, начну говорить я. И он, как и всегда, оказался прав.

– Дурак ты, – от его простых прикосновений захотелось тут же замурлыкать, как кошаку. – Может, ты такого не знал, но девушки, которые никогда не просыпались в одной постели с такими, как ты…

– С какими такими? – не понял он меня.

– Ну, с парнями… Короче, они смущаются! – теперь я закрылась одеялом уже с головой.

– Маша, ты совсем того? Забей уже на смущение, – Дэн отнял у меня одеяло, сбросил вниз и прижал меня к себе. Тело у него было горячее и очень родное, хотя вчера ночью оно показалось мне не просто горячим, а обжигающим, правда, это дурацкое сравнение. Наверное, это ветер, что жил и живет в его душе, так сильно нагрелся от моего огня. Это Смерч сам мне вчера прошептал. Он вообще много чего шептал, хотя, честно сказать, еще и много чего делал.

Я рассмеялась, обнимая парня за плечи. И правда, зачем мне его теперь смущаться или бояться? Он же мой.