Лермонтов. Исследования и находки Андроников Ираклий

Мучительные раздумья нового поколения, его отрицания, сомнения, мысль о будущих судьбах русского общества, составляющие основное содержание лермонтовской поэзии, требовали новых поэтических средств. И, следуя Пушкину, продолжая дело Пушкина, Лермонтов выступал как смелый новатор. Самостоятелен и самобытен он даже в тех произведениях, в которых сознательно использует пушкинские темы и образы: «Пророк» Лермонтова — это продолжение пушкинского «Пророка»; Лермонтов рассказывает о том, что стало с поэтом в условиях николаевской России, когда он обрел высокий дар «глаголом жечь сердца людей». «Журналист, читатель и писатель» — возобновление спора о положении поэзии, поднятого Пушкиным в стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом», но спор этот происходит в совсем иных исторических условиях.

Еще современники почувствовали связь между Печориным и Онегиным. Белинский объяснил, что связь эта заключается не в сходстве самих героев — по характерам они не похожи, — а в том, что Печорин представляет отражение своей эпохи, как Онегин был отражением своей. «Это Онегин нашего времени, — писал великий критик о Печорине, — герой нашего времени»[1072].

Как Пушкин в Онегине, Лермонтов в своем романе обобщил черты целого поколения, поставил важный общественный вопрос о судьбе своего современника. Он показал молодого человека в новых исторических условиях, после разгрома декабристского движения. И в этом — в изображении современного общества, в постановке важнейшей общественной проблемы — он следовал Пушкину, исходил из его опыта, воплощенного в «Евгении Онегине». «Иногда в самом имени, которое истинный поэт дает своему герою, есть разумная необходимость, хотя, может быть, и не видимая самим поэтом, — писал Белинский. — Несходство их между собою, — замечал он по поводу Онегина и Печорина, развивая это сопоставление, — гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою»[1073].

В самой фамилии лермонтовского героя Белинский усматривал признак «исторической преемственности».

Что касается поэтических средств Лермонтова и Пушкина, то они так различны, что в зрелых произведениях Лермонтова, даже там, где он использует «открытия» Пушкина, эта связь остается обычно неуловимой. Между тем несомненно, например, что описание танца Истоминой в «Евгении Онегине» вдохновило Лермонтова в работе над «Демоном» на описание пляски Тамары.

  • Блистательна, полувоздушна,
  • Смычку волшебному послушна.
  • Толпою нимф окружена,
  • Стоит Истомина, она,
  • Одной ногой касаясь пола,
  • Другою медленно кружит,
  • И вдруг прыжок, и вдруг летит,
  • Летит, как пух от уст Эола;
  • То стан совьет, то разовьет
  • И быстрой ножкой ножку бьет.

У Лермонтова:

  • В ладони мерно ударяя,
  • Они поют — и бубен свой
  • Берет невеста молодая,
  • И вот она, одной рукой
  • Кружа его над головой,
  • То вдруг помчится легче птицы,
  • То остановится, глядит —
  • И влажный взор ее блестит
  • Из-под завистливой ресницы;
  • То черной бровью поведет,
  • То вдруг наклонится немножко,
  • И по ковру скользит, плывет
  • Ее божественная ножка…

Вероятно, сам Лермонтов не думал о том, что эта строфа связана с пушкинской; между тем она есть следствие пушкинского реализма и сама представляет собой реалистическое — верное жизни, точное и такое же вдохновенное описание «летучей пляски».

В свою очередь, две небольшие книги — «Герой нашего времени» и «Стихотворения М. Лермонтова» — вышедшие в свет еще при жизни их автора, и долгие годы ходившая в списках, запрещенная цензурой поэма «Демон» оказали огромное воздействие на всю последующую русскую поэзию и русскую прозу.

И современники Лермонтова — Герцен, Огарев, Некрасов, Тургенев — и писатели, вступившие на литературное поприще позже, — Чернышевский, Добролюбов, Щедрин, Лев Толстой, Чехов, Горький, Блок, Маяковский, Есенин, — продолжая и развивая великие традиции русской литературы, традиции Ломоносова, Радищева, Крылова, Грибоедова, Пушкина, Гоголя, — очень многим были обязаны Лермонтову.

«Соседка», «Казачья колыбельная песня», «Завещание», «Родина» — те стихотворения Лермонтова, в которых вставала перед читателем демократическая Россия, предвещали существенные черты некрасовской поэзии. Некрасов сам сознавал это, когда говорил о том, что Лермонтов вышел бы на его путь.

Эту преемственную связь остро ощущал Маяковский, продолживший в русской поэзии линию Пушкина — Лермонтова — Некрасова. Обращаясь к Лермонтову в стихотворении «Тамара и Демон», построенном на образах лермонтовской поэзии, он выразил это в словах -

  • Мы
  • общей лирики лента.

Сатирический пафос лермонтовских обличительных стихов, его «Думы», изображение общественных пороков «в полном их развитии», представленное в «Герое нашего времени», отозвались в творчестве Щедрина. Недаром лермонтовские строки «И дерзко бросить им в глаза железный стих, облитый горечью и злостью» Щедрин взял эпиграфом к своему первому прозаическому произведению — «Противоречия», на содержание и форму которого оказал влияние «Герой нашего времени»[1074]. Наряду с Радищевым, Грибоедовым и Гоголем Лермонтов был одним из основоположников обличительного направления русской литературы.

Как заметил еще Белинский, первые произведения Тургенева находятся в живой связи со стихом Лермонтова, особенно его поэма «Параша», эпиграф которой — «И ненавидим мы, и любим мы случайно» — Тургенев взял из лермонтовской «Думы». Ощущается эта преемственность и в зрелых вещах Тургенева, особенно в его повестях «Бретер» и «Три портрета».

Кавказские рассказы Л. Толстого представляют собою дальнейшее развитие того изображения войны, которое Лермонтов дал в своем стихотворении «Валерик». В толстовском рассказе «Набег» сохранен даже план лермонтовского стихотворения.

Лермонтовское «Бородино» сам Толстой считал «зерном» своей эпопеи «Война и мир». Небольшое стихотворение Лермонтова оказало влияние на огромный роман Толстого потому, что Лермонтов первый показал в «Бородине» только то, что мог увидеть и осмыслить рядовой участник события — обыкновенный солдат. У Толстого Бородинское сражение показано через восприятие Безухова, а военный совет в Филях — через восприятие шестилетней крестьянской девочки. Этот прием бесконечно расширял художественные возможности литературы, позволял читателю видеть исторические события глазами народа.

«Черты пушкинской, лермонтовской и гоголевской творческой силы, — писал Гончаров, — доселе входят в нашу плоть и кровь, как плоть и кровь предков переходят к потомкам»[1075].

А. М. Горький пишет, что он впервые почувствовал «силу поэзии, ее могучее влияние на людей», когда прочел лермонтовского «Демона» своим товарищам в иконописной мастерской, где в то время работал[1076]. Оказала поэзия Лермонтова воздействие и на самого Горького.

Если вспомнить при этом, что Лермонтов — родоначальник русской психологической прозы, которая в продолжение последних ста лет оказывает решающее влияние на мировую литературу, то даже на основании этого признака становится понятным, какое важное место занимает Лермонтов в развитии мировой прозы.

10

Четыре года жил Лермонтов с того дня, когда впервые вслед за трагической вестью о гибели Пушкина по Петербургу стали распространяться стихи «Смерть Поэта». Только четыре года определял он направление русской поэзии. И в этот короткий срок создал то, что составляет лучшую часть его поэтического наследия: «Песню про царя Ивана Васильевича…», «Демона», «Мцыри», «Сказку для детей», «Героя нашего времени», книгу стихов и еще целый альбом удивительных стихотворений — по музыкальности, живописности, разнообразию, по безграничной мощи таланта. Тут и «Дары Терека», и «Молитва», «Казачья колыбельная песня», «Дума», «Три пальмы», «Сон», «Валерик», «Последнее новоселье», «Родина»… Все за четыре года! Написанное на постоялых дворах, в кибитках, в кордегардии, после светского раута, в перерыве между боями. Эти годы — время деятельной работы в журнале, горячих литературных и политических споров, сближения с Белинским. Это чудо — последние годы Лермонтова! До сих пор задумывается удивленный читатель, не в силах постигнуть, как мог все это создать человек, убитый на двадцать седьмом году!

Нет спора — юношеские творения Лермонтова означены чертами гения. И зрелый Лермонтов весь подготовлен этой подвижнической работой. Но какой внезапный взлет! Какое разнообразие в зрелых стихах, тогда как ранние написаны словно в одном ключе. И невольно каждый, кто перечитывает Лермонтова, стремится найти причины этой поразительной перемены.

Мало-помалу вы понимаете, что, перелистывая стихи, написанные Лермонтовым в юные годы, вы поминутно задумываетесь, стремясь представить себе вдохновившее поэта событие. Вот — продолжение разговора, которого мы не знаем. Вот — ответ на упрек, которого мы не слышали. Или памятная дата, ничего нам не говорящая. В юных стихах запечатлены «моментальные» состояния и настроения: недаром Лермонтов не хотел их печатать. До конца их понимали лишь те, кто был вполне посвящен в его жизнь и душевные тайны.

В зрелые годы он уже осуждал опыты первых лет. А вместе с ними и то направление поэзии, которое утверждал с таким вдохновением. Все чаще уходил он от романтических гипербол — изображения неземной красоты, неистовых страстей, исступленной ненависти, смертельных мучений любви. Уже иронически признавался:

  • Любил и я в былые годы,
  • В невинности души моей,
  • И бури шумные природы,
  • И бури тайные страстей.
  • Но красоты их безобразной
  • Я скоро таинства постиг,
  • И мне наскучил их несвязный
  • И оглушающий язык…

Чем старше он становился, тем все чаще соотносил субъективные переживания и ощущения с опытом и судьбой целого поколения, все чаще «объективировал» современную ему жизнь. Мир романтической мечты уступал постепенно изображению действительности. Все чаще в поэзию Лермонтова вторгается повседневная жизнь и конкретное время — эпоха 30–40-х годов с ее противоречиями: глубокими идейными интересами и мертвящим застоем общественной жизни. Порожденные этим состоянием душевные конфликты людей своего времени Лермонтов, как никто, сумел выразить в стихах, в которых такое могучее впечатление производят его антитезы — столкновения противоположных понятий: «господа» и «рабы», «свобода» — «изгнанье», «холод» — «огонь», «злоба» — «любовь»:

  • И ненавидим мы, и любим мы случайно,
  • Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
  • И царствует в душе какой-то холод тайный,
  • Когда огонь кипит в крови.

Скорбная и суровая мысль о поколении, которое, как казалось ему, обречено пройти по жизни, не оставив следа в истории, вытеснила юношескую мечту о романтическом подвиге. Лермонтов жил теперь для того, чтобы сказать современному человеку правду о «плачевном состоянии» его духа и совести, — поколению малодушному, безвольному, смирившемуся, живущему в тесных пределах, без надежды на будущее. И это был подвиг труднейший, нежели готовность во имя родины и свободы погибнуть на эшафоте. Ибо не только враги, но даже и те, ради которых он говорил эту правду, обвиняли его в клевете на современное общество. И надо было обладать прозорливостью Белинского, чтобы увидеть в «охлажденном и озлобленном взгляде на жизнь» веру Лермонтова в достоинства жизни и человека.

И все же не только внутреннее возмужание было причиной стремительного развития Лермонтова. С того дня, когда он, подхватив знамя русской поэзии, выпавшее из руки убитого Пушкина, встал на его место, он уже обращался к своему современнику, поднимал перед ним «вопрос о судьбе и правах человеческой личности» и отвечал на него всем своим творчеством. Вся читающая Россия слышала теперь его голос. И чем больше становилась его популярность, тем быстрее созревал он как поэт и писатель, принявший на себя, если снова применить здесь выражение Белинского, роль «вождя, защитника и спасителя» публики от «самодержавия, православия и народности»[1077].

Но была еще одна причина бурного созревания его таланта. Обстоятельства увели его из узкого великосветского круга, оторвали от гусарских пирушек. Героический мир, в котором так удивительно сочетались война и свобода, — сражающийся Кавказ — снова открылся ему. Читая свои произведения на биваках, он видел нового демократического читателя, бедных армейцев, офицеров провинциальных полков. Этот читатель, ставший героем последних творений Лермонтова, все более выявлял в его характере тот возвышенный взгляд на людей, который так трогает нас в описании обманутого в своих ожиданиях Максима Максимыча, при чтении «Казачьей колыбельной песни», «Соседки», «Валерика»… Богатый и трудный жизненный опыт, широкие взгляды и то, что мы называем «ответственностью перед читателем», формировали новый стиль Лермонтова, новое направление его творчества. И может быть, в этом разгадка секрета, почему так много зрелых стихотворений Лермонтова превратилось в народные песни. Их простота равна глубине содержания, они доступны подростку и сопровождают нас через всю жизнь. Время идет. Но ни одно слово не устарело в его стихах, ни одно не требует пояснения. Даже у Пушкина встречаются имена из мифологии древних, порой, особенно в ранних гражданских стихах, обращает внимание нарочитая архаическая торжественность стиля. Читаешь Лермонтова — и кажется, язык не испытал за столетие с половиной никаких перемен. И воспринимаются его стихи как песенная, и народная речь, которая никогда не стареет:

  • Глубокая еще в груди дымилась рана,
  • По капле кровь сочилася моя…

Не только слово его: не стареют и никогда не перестанут восхищать и наводить на глубокие думы вызывающие глубокую грусть отношения чинары с дубовым листком, грезы одинокой сосны и пальмы, сговор Терека с Каспием, плач старого утеса по золотой тучке. Навсегда останутся непостижимо прекрасными та суровая простота, с какой произносит последние просьбы умирающий в «Завещании». «Выхожу один я на дорогу…» — мысли, полные внутренней музыки, произнесенные тихим голосом для себя. Сколько горьких сомнений в «Думе», смелой правды, сказанной без пощады и лицемерия. И сколько гордой и нежной любви к «печальным деревням» и проселкам в «Родине». При этом не перестаешь удивляться: «Бородино», «Памяти Одоевского», «Молитва», «Три пальмы», «Последнее новоселье» принадлежат одному поэту, и все это создано почти юношей. «На воздушном океане» Лермонтов написал в двадцать четыре года! И когда наиболее прозорливые современники сравнивали его с Байроном или называли его «русским Гете», они стремились не умалить его, а поставить в один ряд с величайшими поэтами века.

Вопрос о том, что сделал бы этот гениальный поэт, доживи он хотя бы до возраста Пушкина, мешает иным оценить наследие Лермонтова. Он погиб накануне свершения новых поразительных замыслов, которые открыли бы новые грани его таланта. Писали о нем как о юноше, который собирался, но не успел сказать главного. Это неверно: «Война и мир» не стала бы менее зрелой книгой, если бы Толстой не успел написать «Анну Каренину». В каждый момент гениальный поэт, обращаясь к читателю, вполне выражает себя. И стремление заглянуть в будущее, которое так жестоко было у него отнято, не умаляет великих достоинств того, что Лермонтов создал.

Проходят годы, десятилетия. Но, перелистывая томики Лермонтова, мы снова каждый раз проникаемся героическим духом его поэзии, ее неповторимым лирическим содержанием и думаем о нем как об одном из самых великих поэтов мира и как о живом!

Пояснения к иллюстрациям

Воспроизведенный в альбоме портрет Лермонтова (№ 4) работы художника А. Челышева в собрания лермонтовских портретов не входит, ибо достоверным лермонтовским изображением не считается. Главная причина, которая мешала отнести его к числу лермонтовских портретов, заключалась в том, что представленный на нем юнкер изображен без усов, тогда как на миниатюрном портрете художника Заболотского Лермонтов изображен и в студенческие годы уже с густыми усами. А так как военные в те времена брить усы не имели права[1078], то исследователи лермонтовской иконографии челышевский портрет в число лермонтовских изображений включить не решались[1079].

Между тем на миниатюре художника Заболотского Лермонтов изображен отнюдь не в студенческие годы, а в 1840 году[1080]. Соображение о том, что в юнкерской школе Лермонтов непременно должен был носить усы, отпущенные еще в университете, оказывается, таким образом, совершенно неверным. На самом деле ни в университете, ни в первый год обучения в юнкерской школе Лермонтов усов не носил и носить не мог — по той простой причине, что их у него еще не было. Вскоре после зачисления его в юнкерское училище М. А. Лопухина писала ему: «Как бы я хотела видеть вас в форме и с усами!»[1081] Следовательно, в 1832 году, когда Лермонтов впервые надел военный мундир, усы у него еще не росли. А поэтому основной довод против подлинности челышевского портрета можно считать опровергнутым.

Портрет этот куплен Государственным Литературным музеем в Москве в 1934 году от И. Л. Поливанова. Сзади, на подрамнике, имеется надпись, сделанная его отцом, Л. И. Поливановым: «Поэт Лермонтов. Подарен мне фон Баумгартеном. Снят с натуры и находился у родственников поэта — Юрьевых».

Эта помета не оставляет сомнений в том, что сведения о достоверности портрета идут из самых авторитетных источников. С Юрьевыми Лермонтов находился в близком родстве, а с одним из них, Николаем Дмитриевичем, был особенно дружен как раз в те самые годы, когда оба они учились в юнкерской школе. С Александром Карловичем Баумгартеном, офицером гвардейского генерального штаба, и с его двоюродным братом, поручиком Алексеем Егоровичем Баумгартеном, командиром артиллерийского взвода, Лермонтов служил вместе в 1840 году на Кавказе[1082]. Поэтому нет никаких оснований опасаться, что Юрьевы или Баумгартены могли признать за подлинное недостоверное лермонтовское изображение. Скорее можно было бы усомниться в том, действительно ли принадлежал портрет названным выше владельцам.

Однако и на этот счет не должно быть никакого сомнения. У потомков художника Г. Г. Гагарина в Ленинграде еще в 1936 году хранилась старинная, выцветшая фотография челышевского портрета с надписью: «Поэт Лермонтов. Подлинный портрет в имении Баумгартена „Сурочки“, Княгининского уезда, Нижегородской губернии». В свое время эта фотография принадлежала самому Григорию Григорьевичу Гагарину, а он, как известно, в молодые свои годы находился с Лермонтовым в самых дружеских отношениях. Заметим кстати, что такая же старая фотография с подобной надписью имеется в Литературном музее.

Таким образом, сведения о том, что оригинал составлял собственность Баумгартена, вполне совпадают с записью Поливанова на обороте челышевского портрета. Впрочем, в авторитетности слов Л. И. Поливанова можно не сомневаться еще и потому, что это человек, весьма осведомленный в биографии Лермонтова через своего двоюродного брата Владимира Павловича Веселовского, женатого на «кузине» Лермонтова Екатерине Павловне, родной сестре Акима Павловича Шан-Гирея[1083].

Поэтому можно считать, что на портрете Челышева изображен действительно Лермонтов — в пору его пребывания в юнкерской школе. Возможно даже, что сама мысль заказать этот портрет художнику возникла в связи именно с тем, что Лермонтов впервые надел военную форму. В таком случае портрет следует датировать второй половиной ноября — декабрем 1832 года.

Оригинал портрета, хранящийся в Литературном музее, реставрировался, но, к сожалению, неудачно и был сильно испорчен. В этой книге он воспроизводится по фотографии, снятой еще до реставрации.

Кроме этого, несколько слов надо сказать о сопоставлении картин и рисунков Лермонтова с кадрами из кинофильма «Загадка Н. Ф. И.».

После того как я, путешествуя по дорогам Кавказа и Грузии, отыскал все изображенные Лермонтовым места, был задуман телевизионный фильм, в котором наряду с другими научно-исследовательскими сюжетами должна была войти работа и по «опознанию» лермонтовских живописных работ.

Постановку этой картины осуществляла студия «Ленфильм». Ставил ее режиссер Михаил Шапиро, снимал оператор Вячеслав Фастович.

Во время экспедиции группы в Грузию — в Тбилиси и на Военно-Грузинскую дорогу — были сняты для сопоставления с работами Лермонтова «Замок Тамары» в Дарьяльском ущелье, селение Сиони, Военно-Грузинская дорога близ Мцхета, вид Тбилиси из Авлабара и вид на церковь Шушаны возле Метехи.

Все эти изображения совпали.

Но вид развалин на берегу Арагвы Лермонтов рисовал, очевидно, сверху, а потом, дорисовывая и дополняя свой скорый рисунок на память, внес в него другой «горизонт» и видоизменил детали пейзажа.

Найти одну строгую точку, с которой он его рисовал, не удалось. Кроме того, поскольку от самих развалин не осталось почти ничего, сходство рисунка с кинокадром следовало признать недостаточно точным.

Тогда режиссер Шапиро решил восполнить фотографическое изображение дорисовкой исчезнувшей церкви и крепости. В фильме эту «реконструкцию» выполняет рука художника Всеволода Улитко.

Сопоставление живописных работ Лермонтова с видами, снятыми с натуры уже в наше время, воспроизводится в конце книги, в альбоме под номерами 34–37.

Перечень иллюстраций в альбоме

1. Пояснения неизвестного современника к тексту «Смерти Поэта». Список из собрания Н. С. Дороватовского. Москва.

2. Штабс-капитан Афанасий Алексеевич Столыпин. Портрет из книги П. Потоцкого «Столетие гвардейской артиллерии». Государственная Историческая библиотека СССР. Москва.

3. Полковник Дмитрий Алексеевич Столыпин, «командир батарейной батареи в 1814–1817 годах». С портрета неизвестного художника. Масло. Государственный Артиллерийский музой. Ленинград.

4. Лермонтов — юнкер лейб-гвардии Гусарского полка. С портрета работы А. Челышева. Масло. Государственный Литературный музей. Москва.

5. Н. Ф. Иванова. Рисунок В. Ф. Биннемана. Карандаш. 1830-е годы. Приобретен у Н. С. Маклаковой. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград.

6. «Ангел Смерти». Обложка. Автограф Лермонтова. Из собрания профессора Мартина Винклера (ФРГ, Фельдафинг). Воспроизводится в том виде, в каком хранилась у А. М. Верещагиной. Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина. Москва.

7. «Ангел Смерти». Обложка. Автограф. После реставрации в лаборатории Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина.

8. Кавказский вид. С картины Лермонтова. Масло. Хранилась в собрании профессора Мартина Винклера (ФРГ, Фельдафинг). Государственный Литературный музей. Москва.

9. Лермонтов. Автопортрет. Акварель. 1837–1838. Находился в собрании профессора Мартина Винклера (ФРГ, Фельдафинг). Государственный Литературный музей. Москва.

10. Александра Михайловна Верещагина-Хюгель. С литографии Л. Ноэля. 1838. Из собрания барона доктора Вильгельма фон Кёнига (ФРГ, замок Вартхаузен).

11. Варвара Александровна Лопухина в образе испанской монахини. Акварель Лермонтова. Находилась в собрании профессора Мартина Винклера (ФРГ, Фельдафинг). Государственный Литературный музей. Москва.

12. Сражение русских крестьян с французами. Акварель Лермонтова. Собственность барона доктора Вильгельма фон Кёнига (ФРГ, замок Вартхаузен).

13. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1838. Из альбома, принадлежавшего семье Солнцевых. Дом-музей в Лермонтове Пензенской области.

14. Обложка рукописи В. И. Анненковой. «La vrite, rien qula vrite». ЦГАДА СССР. Москва.

15. Вера Ивановна Анненкова. С портрета масляными красками (высказывалось предположение о принадлежности его кисти К. П. Брюллова). Музей изобразительного искусства. Харьков.

16. Страница воспоминаний В. И. Анненковой с рассказом о ев знакомстве с Лермонтовым. ЦГАДА СССР. Москва.

17. Тамань. Домик над морским обрывом. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград.

18. Эльбрус. Вид с Бермамыта. Картина Лермонтова. Масло. 1837. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград.

19. Вид Бештау около Железноводска. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837. Государственный Литературный музей. Москва.

20. Дарьяльское ущелье возле станции Балта. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград.

21. Селение Сиони близ Казбека (точнее: между Казбеги и Коби). Раскрашенная автолитография Лермонтова. 1838. Снабжена не вполне правильной надписью самого Лермонтова: «Вид Крестовой горы из ущелья близ Коби». Между тем изображенная им гора — не Крестовая, а Кабарджина. Пейзаж представлен в перевернутом виде.

22. Дарьяльское ущелье и «Замок Тамары». Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград,

23. Лезгинка. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград.

24. Тифлис. Замок Метехи. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград.

25. Башня в селении Сиони близ Казбека. Картина Лермонтова. Масло. 1837–1838. Дом-музей в Лермонтове Пензенской области.

26. Башня в селении Сиони близ Казбеги. Снимок сделан с той же точки. Кадр из кинофильма «Загадка Н. Ф. И.» (Ленфильм, 1959. Режиссер И. Шапиро. Оператор В. Фастович). Госфильмофонд СССР. Белые Столбы.

27. Тифлис. Картина Лермонтова. Масло. 1837. Художественная галерея г. Иваново.

28. Тбилиси. Снимок сделан с той же точки. Кадр из кинофильма «Загадка Н. Ф. И.» (Ленфильм, 1959. Режиссер М. Шапиро. Оператор В. Фастович). Госфильмофонд СССР. Белые Столбы.

29. Развалины близ селения Караагач в Кахетии. Картина Лермонтова. Масло. 1837. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград.

30. Развалины близ селения Караагач в Кахетии. Фото М. Гунченко. 1961.

31. Военно-Грузинская дорога близ Мцхета. Картина Лермонтова. Масло. 1837. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наукСССР. Ленинград.

32–33. Военно-Грузинская дорога близ Мцхета. Панорама сделана с той же точки. Кадры из кинофильма «Загадка Н. Ф. И.» (Ленфильм, 1959. Режиссер М. Шапиро. Оператор В. Фастович). Госфильмофонд СССР. Белые Столбы.

34. Развалины на берегу Арагвы в Грузии. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград.

35–37. Развалины на берегу Арагвы в Грузии. Реконструкция пейзажа. Кадры из кинофильма «Загадка Н. Ф. И.» (Ленфильм, 1959. Режиссер М. Шапиро. Оператор В. Фастович. Художник В. Улитко). Госфильмофонд СССР. Белые Столбы.

38. Автограф поэмы «Мцыри». (Первоначальное название поэмы «Бэри».) Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград.

39. Нина Александровна Грибоедова. С фотографии 1850-х годов. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград.

40. Александр Гарсеванович Чавчавадзе. С портрета неизвестного художника. Литературный музей Грузии. Тбилиси.

41. Мария Кайхосровна (Маико) Орбелиани. Рисунок. Г. Г. Гагарина. Карандаш. 1840. Государственный Русский музей. Ленинград.

42. Николай Васильевич Майер. Автопортрет. Воспроизводится по репродукции, принадлежащей наследникам профессора А. Г. Майера (Москва).

43. Иван Васильевич Вуич. С портрета 1830-х годов. Масло. Государственный Артиллерийский музей. Ленинград.

44. Мирза Фатали Ахундов. С литографии. Институт литературы имени Низами. Баку.

45. Альбом «неизвестной Марии» — М. А. Бартеневой, принадлежавший А. И. Знаменской. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград.

46. Автограф Лермонтова из альбома, принадлежащего А. С. Немковой. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград.

47. Пятигорск. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837. Местонахождение оригинала неизвестно. Воспроизводится по репродукции, полученной из Королевской библиотеки в Стокгольме.

48. Пятигорск. Картина Лермонтова. Масло. 1837–1838. Государственный Литературный музей. Москва.

49. Алексей Петрович Ермолов. С гравюры Дж. Доу. Государственный музей А. С. Пушкина. Москва.

50. Владимир Харлампиевич Хохряков. Фото. Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград.

Вновь найденные рисунки из альбомов А. М. Верещагиной и В. А. Лопухиной

Рисунок 1

Рисунок 2

Рисунок 3

Рисунок 4

Рисунок 5

Рисунок 6

Рисунок 7

Рисунок 8

Рисунок 9

Рисунок 10

Рисунок 11

Рисунок 12

Рисунок 13

Рисунок 14

Рисунок 15

Рисунок 16

Рисунок 17

Рисунок 18

Рисунок 19

Рисунок 20

Рисунок 21

Иллюстрации в альбоме

1. Пояснения неизвестного современника к тексту «Смерти Поэта».

3. Полковник Дмитрий Алексеевич Столыпин.

6. «Ангел Смерти». Обложка. Автограф Лермонтова до реставрации.

7. Обложка поэмы «Ангел Смерти» после реставрации.

8. Кавказский вид. С картины Лермонтова. Масло.

9. Лермонтов. Автопортрет. Акварель. 1837–1838.

11. Варвара Александровна Лопухина в образе испанской монахини. Акварель Лермонтова.

13. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1838. Из альбома, принадлежавшего семье Солнцевых.

12. Сражение русских крестьян с французами. Акварель Лермонтова.

14. Обложка рукописи В. И. Анненковой.

15. Вера Ивановна Анненкова. С портрета масляными красками (высказывалось предположение о принадлежности его кисти К. П. Брюллова).

16. Страница воспоминаний В. И. Анненковой с рассказом об ее знакомстве с Лермонтовым.

17. Тамань. Домик над морским обрывом. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837.

18. Эльбрус. Вид с Бермамыта. Картина Лермонтова. Масло. 1837.

19. Вид Бештау около Железноводска. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837.

20. Дарьяльское ущелье возле станции Балта. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837.

21. Селение Сиони близ Казбека (точнее: между Казбеги и Коби). Раскрашенная автолитография Лермонтова. 1838.

22. Дарьяльское ущелье и «Замок Тамары». Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837.

23. Лезгинка. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837.

24. Тифлис. Замок Метехи. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837.

25. Башня в селении Сиони близ Казбека. Картина Лермонтова. Масло. 1837–1838.

26. Башня в селении Сиони близ Казбеги. Снимок сделан с той же точки. Кадр из кинофильма «Загадка Н. Ф. И.».

27. Тифлис. Картина Лермонтова. Масло. 1837.

28. Тбилиси. Снимок сделан с той же точки. Кадр из кинофильма «Загадка Н. Ф. И.».

29. Развалины близ селения Караагач в Кахетии. Картина Лермонтова. Масло. 1837.

30. Развалины близ селения Караагач в Кахетии. Фото М. Гунченко. 1961.

32. Храм Джвари над Мцхетом. Кадр из фильма (начало панорамы).

34. Развалины на берегу Арагвы в Грузии. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837.

35. То же самое место. Кадр из фильма.

36. Реконструкция пейзажа. Кадр из фильма.

37. Результат реконструкции. Кадр из фильма.

38. Обложка поэмы «Мцыри». (Первоначальное название поэмы «Бэри»).

40. Александр Гарсеванович Чавчавадзе. С портрета неизвестного художника.

41. Мария Кайхосровна (Маико) Орбелиани. Рисунок Г. Г. Гагарина. Карандаш. 1840.

42. Николай Васильевич Майер. Автопортрет.

44. Мирза Фатали Ахундов. С литографии.

45. Альбом М. А. Бартеневой.

46. Автограф Лермонтова из альбома, принадлежавшего А. С. Немковой.

47. Пятигорск. Рисунок Лермонтова. Карандаш. 1837.

48. Пятигорск. Картина Лермонтова. Масло. 1837–1838.

49. Алексей Петрович Ермолов. С гравюры Дж. Доу.

50. Владимир Харлампиевич Хохряков. Фото.

Страницы: «« ... 1112131415161718

Читать бесплатно другие книги:

Замечали? Весной время словно сжимается, и многие с удивлением обнаруживают, что уже опаздывают посе...
Берри и Дженей Уайнхолд – лицензированные психологи и практикующие специалисты в области психическог...
В книге известного современного французского исследователя Ф. Керсоди во всех подробностях прослежен...
Как прекрасен лес, наполненный жизнью! У реки, в камышовых зарослях, на лугу и под деревом – всюду о...
Курсантские годы – не студенческие! Поступить в военное училище очень сложно, а учиться очень интере...
Шри Ауробиндо всегда настаивал на том, что только он сам мог бы достоверно описать свою жизнь, однак...