Молчаливые воды Касслер Клайв

Глава 24

Хорхе Эспиносу разбудило легкое прикосновение к плечу. Как всякий хороший солдат, он проснулся немедленно. Над ним стоял его адъютант капрал де Росас с кружкой; Эспиноса надеялся, что в кружке кофе.

– Жаль будить вас, сеньор, но в устье залива показался большой корабль.

– Военный?

– Нет, сеньор, фрейтер. Его выбросило на берег.

Эспиноса сбросил толстую гору одеял и сразу пожалел об этом. Хотя начальник участка Луис Ларетта хвастал, что топливо для них не проблема, воздух в здании, отведенном им для постоя, был очень холодным и проникал повсюду. Эспиноса поддел под камуфляжные брюки две пары теплых кальсон. На ноги он натянул три пары носков.

– Кто-нибудь на борту пытался с нами связаться?

Адъютант раскрыл металлические жалюзи, чтобы впустить то, что в этом богом забытом морозильнике называлось солнцем. Комната едва вмещала кровать и комод с зеркалом. Стены были из раскрашенной фанеры. Единственное окно выходило на заднюю стену другого здания всего в трех футах от них.

– Нет, сеньор. Судно, кажется, брошено. На шлюпбалках не хватает одной спасательной шлюпки, и, судя по виду, корабль покинут давно. Сержант Лугонес проверил с помощью тепловизионного прицела. Ничего. Корабль холодный, как камень.

Эспиноса отпил большой глоток крепкого кофе. Из-за налета во рту вкус показался ему мерзким, и он поморщился.

– Который час?

– Девять утра.

Три часа сна. Он мог не спать и дольше. Они с Хименесом и несколькими сержантами почти всю ночь вели разведку холмов в тылу базы и определяли места возможных засад. Из-за изломов и трещин местность представляла собой природное укрепление с сотнями позиций для стрелков. Единственной проблемой было держать людей в тепле. Сегодня предстояло определить, сколько времени люди могут оставаться на позиции, сохраняя боеспособность. Сержанты полагали, четыре часа. Его оценка была – три с небольшим.

Он закончил одеваться и залпом допил кофе. В животе урчало, но он решил до завтрака осмотреть загадочное судно.

– Разбуди лейтенанта Хименеса.

Одному из рабочих катеров потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы пересечь залив. Продувка теплым воздухом творила чудеса. Залив был свободен от льда, но мало того – воздух над самой водой прогрелся до пятидесяти градусов, в то время как на базе его температура была минус десять[48]. За заливом поднималась и опадала на волнах ледяная корка: робкие предвестники лета пытались растопить лед. В открытый океан вела чистая полоса – ее постоянно расчищал ледокол, чтобы поддерживать жизненно важную связь с домом.

Катер прошел так близко от одной из нефтяных платформ, что стало видно – платформа замаскирована тонкими склепанными металлическими листами, делающими ее похожей на айсберг. С расстояния в пятьдесят ярдов ее отличали от айсберга лишь мощные стальные поддерживающие колонны, выглядывавшие из-под белой облицовки.

В узком устье залива они миновали район волнующейся воды. Там от труб поднимался тепловой занавес, мешавший льду заходить в гавань. В те несколько секунд, что потребовались, чтобы пересечь эту полосу, Эспиноса согрелся – впервые с тех пор как прибыл в Антарктиду.

Он сосредоточился на судне. Старое, вне всяких сомнений. И как будто бы покинуто – Хорхе понял бы это по его виду, даже если бы не знал заранее, что здесь никого нет. Корпус был выкрашен водостойкой краской, разной, пятнами и с потеками, словно судно красили дети. В основном белые надстройки, тускло-красная единственная труба. Пять кранов, три на носу, два на корме; моряки называют такие суда «кораблями с палками». С тех пор как на море распространились контейнерные перевозки, такие корабли считались устаревшими, а большинство их давно сдали на лом.

– Что за ржавое корыто! – заметил лейтенант Хименес. – Наверняка с него даже крысы сбежали.

Подойдя еще ближе, они увидели, что судно не маленькое. Эспиноса прикинул, что его длина примерно пятьсот с лишним футов. Название разобрать было трудно: краска выгорела и украсилась потеками ржавчины, но Эспиноса разглядел название «Норего». Двадцать футов его носа прочно застряли на галечном берегу. Возле массивной кормы стоял еще один рабочий катер, а вокруг стояли люди. Один из них поднимал раздвижную алюминиевую лестницу, с виду достаточно длинную, чтобы подняться почти к самым поручням.

Катер Эспиносы встал рядом с первым, и матрос бросил солдатам линь. Он подтянул катер как можно ближе; другой матрос спустил трап – двенадцатифутовую деревянную доску.

Едва теплые сапоги майора коснулись берега, сержант Лугонес козырнул. Небо для разнообразия было ясное, температура – приятные минус десять.

– Ну и зрелище, а, сержант?

– Да, сеньор. Ничего более дурацкого в жизни не видел. Мы заметили его на рассвете и приплыли проверить. Извините, майор, но я решил, что вам лучше остаться в постели и отдохнуть.

Со стороны любого другого это было бы непростительным нарушением субординации, но суровый сержант давным-давно с лихвой заслужил право иногда посмеиваться над командиром.

– Этой твоей лоханке помогут только тридцать лет комы, – ответил Эспиноса, и солдаты, слышавшие его слова, рассмеялись.

– Все готово, серж, – позвал солдат, возившийся с лестницей.

Два человека держали лестницу на случай, если налетит сильный ветер. Первым на палубу поднялся Эспиноса. Он модифицировал наружные перчатки таким образом, чтобы можно было выпростать указательный палец; когда он достал из кобуры пистолет, то смог нащупать этим пальцем курок. Он всмотрелся через планширь. Палуба была завалена мусором, бочками из-под горючего и обшарпанными частями корабельного оборудования. Не увидев никакого движения, он перебрался через планширь и сделал знак подниматься следующему.

Ветер стенал в оснастке кранов, от этого дрожащего воя, похожего на погребальную песнь, по спине шли мурашки. Эспиноса заглянул в окна мостика, но не увидел ничего, кроме отражения неба.

Мгновение спустя рядом с ним появился Рауль, за ним Лугонес. Сержант нес ручной пулемет с мощным фонарем, укрепленным на стволе под толстым коротким дулом. Они осторожно пересекли палубу, причем один всегда прикрывал продвижение остальных. Под мостиком не оказалось никаких люков, и они перешли на правый борт и двинулись на корму. Там, пройдя всего несколько футов, они обнаружили дверь. Над ними торчали тонкие ноки пустой шлюпбалки. С каждого свисал стальной трос.

Хименес отдраил защелки и взглянул на Эспиносу. Тот кивнул, и лейтенант распахнул дверь. Сержант Лугонес держал оружие наизготовку.

В коридоре за дверью было темно, поэтому он зажег свой фонарь. Краска внутри не в лучшем состоянии, чем снаружи. Линолеум на полу во многих местах протерт и пропорот и выглядит так, словно никогда не знал швабры.

Дыхание образовывало ореолы над их головами.

– Похоже, никого.

– Мрачное замечание, лейтенант. Идемте на мостик. Если существуют ответы на эту загадку, мы найдем их там.

Они поднялись на несколько палуб, по пути проверяя помещения. Судя по тому, как была разбросана мебель, допотопное судно трепали шторма. Койки перевернуты, много деревянной мебели разбито. Никаких следов экипажа, живого и мертвого, не обнаружили.

Мостик был широким, тускло освещенным из-за соляной корки на окнах. И опять они никого не нашли, но на столе для карт за рулем был помещен в пластиковую оболочку и густо приклеен скотчем кусок бумаги.

Лугонес ножом взрезал пластик, достал бумагу и протянул командиру.

Эспиноса прочел вслух:

– «Всем, кто найдет это. Мы вынуждены покинуть «Норего»: помпы отказали, и море устремилось в течь, образовавшуюся в корпусе от сильного волнения. Старший механик Скотт делал все, что было в его силах, но машины запустить не сумел. Нам нелегко было принять это решение. Воды опасные, и берег далеко. Но плывущая шлюпка лучше тонущего корабля. Я молюсь за своих людей. Если мы не выберемся, пожалуйста, передайте моей жене, что я очень люблю ее и обоих наших мальчиков. Думаю, то же самое можно сказать от имени всех моих людей их семьям».

Подписано «Капитан Джон Дарлинг, грузовая судоходная линия “Прокси”» и, обратите внимание, датировано январем прошлого года. Старушка бродила по морям больше двадцати месяцев.

– Думаете, экипаж спасли? – спросил Лугонес.

Эспиноса покачал головой.

– Понятия не имею. Меня удивляет, что корабль не затонул. Покидая судно, капитан должен быть совершенно уверен: на то есть причины. Надо проверить машинное отделение.

Потребовалось несколько минут и значительно больше неверных поворотов, чтобы найти трап, ведущий в недра судна. Как только Хименес открыл дверь, шестидюймовый поток ледяной воды хлынул им на сапоги. Лугонес направил луч фонаря вниз. Лестница была полностью залита водой. На поверхности радужно сверкала нефтяная пленка.

– Вот и ответ, – сказал сержант. – Корабль затоплен.

– Интересно, какой был груз, – вслух рассуждал Хименес. – Если я верно помню морские законы, нашедший судно получает не только его, но и груз.

– Когда это ты изучил морские законы? – саркастически спросил Эспиноса.

– Ладно. Видел что-то по телеку.

– Убери свои алчные руки в карманы. Мы солдаты, а не старьевщики. Скорее всего корабль снова уйдет во время следующего прилива или когда начнется шторм.

– Может, стоит проделать в нем еще несколько дырок, чтобы на этот раз он точно затонул?

Эспиноса обдумал предложение Лугонеса.

– Знаете что? Нет. Пусть себе бродит дальше. Раз сумел уцелеть, удачи ему и дальше.

Палубой ниже той, где стояли эти трое, Кабрильо расслабился и откинулся на спинку кресла. Он не думал, что у аргентинского майора, чье лицо он уже начинал видеть во сне, есть романтическая жилка. Единственным серьезным опасением Хуана было, что «Орегон» превратят в мишень на стрельбах. Эти солдаты когда-то были мальчишками, которым нравилось устраивать взрывы. Единственное отличие в том, что сейчас в их распоряжении не петарды, а пластиковая взрывчатка. Экипаж защитился от тепловизоров, ограничив отопление в общественные помещения корабля и понизив температуру других частей, остальное защитили заполненные балластные цистерны. Якобы затопленную лестницу залили водой из трюма, закрыв нижний люк.

Кабрильо посмотрел на Макса Хенли, который качал головой.

– Ну? – спросил он. – Я же говорил, что могу спрятать корабль прямо у них под носом.

– Это не в счет, – проворчал Макс.

– Чем нелепей ложь, тем охотней в нее верят. Строго говоря, они должны были сразу заподозрить все самое худшее, но посмотрите на них! Прекратили поиски через десять минут, а наш добрый майор чуть не плачет.

– Должен отдать тебе должное, Хуан. Ты хитрый сукин сын. Что теперь? Ты привел нас сюда. Твои планы?

– Если честно, дальше этого пункта я не очень заглядывал. Заметили груз под брезентом во втором катере?

Наружные камеры наблюдали за солдатами с той минуты, как на рассвете прибыла первая группа.

– По размерам и форме похоже на большой щуп с гидролокатором бокового обзора.

– Значит, они собираются разыскивать китайский корабль.

– Полагаю, мы их перегоним?

– Видишь, план сам составляется, – сказал Кабрильо с довольной улыбкой ребенка, перехитрившего родителей. Он действительно не задумывался, что будет после того, как «Орегон» займет нужную позицию.

Макс кивнул на экран, где виднелись солдаты, суетившиеся у носа.

– Надо подождать, пока эта публика свалит, а уж потом выпускать балласт и открывать спускную шахту.

Хуан кивнул.

– Думаю, они начнут поиски сегодня, так что, как только они уйдут на своем катере, мы все сделаем. Когда Тамара проснется, спроси ее, не хочет ли она присоединиться к нам. Самое меньшее, что мы можем сделать, это показать ей легендарный Корабль Сокровищ, прежде чем уничтожим его.

Хенли слышал об этом впервые и долго смотрел на Председателя, прежде чем понял разумность этого плана.

– Как ни жаль, ты прав. Ничего не поделаешь.

– Знаю. Нельзя давать китайцам даже малейшего шанса застолбить этот участок.

Час спустя Хуан открыл крепления, удерживавшие тридцатидвухфутовую «Дискавери-1000». У трехместного погружаемого аппарата в отличие от его старшей сестры не было спасательной шахты, но на самом деле никому не хотелось погружаться в воду, температура которой лишь на долю градуса выше точки замерзания.

Кабрильо сидел на месте штурмана, на сиденье с отклоняющейся спинкой; справа от него сидела Тамара. Их сопровождала Линда Росс, вытащившая счастливый жребий; хотя холод был такой, что они видели свое дыхание в маленькой кабине лодки, и Линда теперь сомневалась, повезло ли ей.

– Нельзя ли чуть поднять температуру? – спросила она, дуя на замерзшие пальцы.

– Извини, но залив, который мы определили на снимках со спутника, на нашей предельной дальности. Запас горючего нам нужен больше удобств.

– Наверное, китайцы уже там? – спросила Тамара. Она была закутана в арктическую парку, другая парка прикрывала ее длинные ноги.

– Нет. Они двинулись не в ту сторону. Тут два залива примерно одинаковых очертаний. Один на севере, другой на юге. Линда и ее команда нашли тело на станции «Уилсон/ Джордж», поэтому мы знаем, что затонувший корабль в той стороне. А те парни всю следующую неделю проведут в пятидесяти милях от цели.

Следующие три часа они шли на глубине двадцать футов. Полярное солнце светило слабо, поэтому даже на такой небольшой глубине было темно. Управляя лодкой, Хуан опирался на данные ультразвукового и лазерного локаторов. По крайней мере море было спокойное. В ненастье плыть на такой глубине все равно что крутиться внутри сушилки для одежды.

Линда и Хуан развлекали Тамару рассказами о самых безумных делах Корпорации, стараясь при этом представить Макса в лучшем свете. Если она и заподозрила, что они усиленно рекламируют своего друга, то никак этого не показала. Пили сладкий чай и ели деликатесные сэндвичи, приготовленные на первоклассном камбузе «Орегона».

– Навигационный компьютер говорит, что мы подходим к заливу, – сообщил Кабрильо своим пассажирам. – Глубина здесь пять тысяч футов, но дно резко поднимается.

Хуан пытался представить себе, где в подобном фиорду узком заливе затонул китайский корабль. Он предполагал, что китайцы тогда подошли как можно ближе к берегу, и на спутниковых снимках отметил места, которые казались ему наиболее вероятными. Там тянулся своего рода небольшой пляж – ну или участок, где горы и ледники были намного ниже.

Он провел погружаемый аппарат в устье залива и проложил курс к нужному месту, одним глазом постоянно посматривая на экран бокового сканирования. Как он и предрек, дно поднималось под углом более шестидесяти градусов. И оставалось каменным, без малейших выступов. Если бы этот склон продолжался над водой, подняться по нему было бы почти невозможно.

– Не верится, что мы это делаем, – в третий или четвертый раз сказала Тамара. – Несколько дней назад я была почти уверена, что адмирал Цай Сун и «Молчаливые воды» – всего лишь легенда, а сейчас вот-вот увижу его корабль собственными глазами.

– Если нам повезет, – осторожно предупредил Хуан. – За прошедшие пятьсот лет могло произойти многое. Лед мог размолоть корабль в щепу.

– О. Мне это не пришло в голову. Думаете, корабль затерло льдами?

– Нет, не думаю. Эрик и Марк – вы их видели на мостике…

– А, парочка, которой, судя по виду, еще рано бриться?

– Они самые. Наши даровитые исследователи. Они просмотрели архивы Международного Геофизического года, начиная с 1957–1958, – тогда в последний раз производились замеры в этой области. Горы вокруг залива так и остались безымянными, но геодезическая группа побывала на ледниках и установила, что они движутся медленнее всех прочих материковых. Если корабль на достаточной глубине, на нем не скажется даже то, что поверхность замерзнет.

Кабрильо потер руки, восстанавливая кровообращение. Проверил состояние батарей, убедился, что энергии более чем достаточно, но повышать обогрев не стал. Он предпочитал подольше обследовать дно в сегодняшнем плавании, чем повторять все это завтра.

Первый признак того, что эти воды обитаемы, они увидели, когда у акрилового иллюминатора появился морской леопард. Он сделал перед ними пируэт – за его телом тянулась цепочка пузырей – и исчез так же внезапно, как появился.

– Красавчик, – заметила Линда.

– Пингвины с тобой не согласятся.

Хуан смотрел на показания профиломера – прибора, показывающего очертания дна. Склон, над которым они плыли, с приближением к берегу выравнивался, хотя до суши оставалось три мили.

– Тпру! – воскликнула Линда.

– Что у тебя?

– Только что – большой скачок показаний магнитометра с правого борта.

Кабрильо повернул штурвал, похожий на самолетный, и подводная лодка резко повернула направо – не так изящно, как тюлень, но гораздо послушнее, чем большой «Номад».

– Проверь гидролокатор, – приказал Хуан.

Прямо перед ними находилось то, что электронный прибор воспринимал как сплошную стену длиной триста восемьдесят футов и высотой сорок футов. До нее оставалось триста ярдов – все еще слишком много при плохом освещении. Они приближались под ровное урчание моторов. Когда оставалось пятьдесят футов, Хуан включил прожекторы, смонтированные на корпусе.

Тамара, ахнув, зажала рот руками. Через несколько секунд по ее гладким щекам потекли слезы.

Хуан, хотя он не посвятил этим поискам всю жизнь, тоже не мог сдержать чувств, глядя через годы и расстояния на огромный корпус китайского корабля, лежащий на дне моря Беллинсгаузена.

Мачты давно исчезли, скорее всего, сломанные проходящими айсбергами, а прямо под границей медной обшивки корпуса виднелось огромное отверстие. Во всех прочих отношениях корабль выглядел пригодным к плаванию. Из-за низкой солености и низкой температуры в этих широтах было мало живых организмов, способных разлагать древесину. Даже в безводной пустыне корабль не мог бы сохраниться лучше.

Прямо над ватерлинией виднелись десятки портов. Хуан спросил о них, усомнившись, что это окна.

– Для весел, – ответила Тамара. – Кораблю такого размера, вероятно, нужны не менее двадцати весел с каждого борта, и у каждого весла по меньшей мере два гребца, иногда три. Тут, наверняка, было шесть или семь мачт с квадратными парусами, как у всех джонок.

Подойдя еще ближе, они увидели, что длинная надстройка, шедшая почти вдоль всего судна, выкрашена в ярко-желтый цвет с красной каймой, и украшена архитектурными деталями, напоминающими о пагодах.

– Император, должно быть, настоял, чтобы его корабли были как можно наряднее, – продолжала Тамара, – чтобы показать богатство и просвещенность его империи. Работать над таким кораблем разрешалось только лучшим мастерам и художникам.

– И вы говорите, он был нагружен сокровищами? – спросила Линда.

– Вы сами показывали мне слиток золота. И куски нефрита.

– Моряк, переживший затопление и умерший поблизости от станции «Уилсон/Джордж», должно быть, прихватил их из корабельных запасов, – сказал Хуан и стремительно увел лодку, вверх и вперед, над огромным кораблем. – Возможно, тогда прионы еще не подействовали в полной мере и у него сохранялся разум. Доктор Хаксли подтвердила, что и китайская мумия, и тело Энди Гэнгла насыщены прионами.

На носу стояли две большие пушки в форме драконов, увеличенные версии пистолета, который они нашли рядом с трупом Гэнгла. На них было так мало ила, что Хуан видел зубы дракона, выгравированные вокруг жерла, и крылья, вырезанные вдоль ствола.

Кормовая палуба была на три этажа выше носа, а прямо посередине возвышалась квадратная надстройка с изящной покатой крышей. Тамара показала на нее.

– Это для капитана.

– Каюта?

– Скорее административный офис.

Хуан снова увел лодку на глубину, а потом вверх, туда, где адмирал Цай расположил взрывчатку, уничтожившую корабль и убившую его злополучный экипаж. Ксеноновые лампы превратили ту небольшую часть корабельного нутра, которую они могли видеть, в четкий рельеф. Палуба была деревянная, стены тоже. Помещение, в которое они заглядывали, – слишком велико, чтобы видеть его дальнюю стену; в нем стоял целый лес поддерживающих стоек. Их было слишком много, и Тамара первая поняла, на что они смотрят.

– Это одно из помещений, где спали моряки. Они подвешивали к стойкам свои гамаки.

Хуан добавил:

– В двадцатом веке по-прежнему поступают так же, по крайней мере на военных кораблях.

– Поразительно! – выдохнула Тамара с округлившимися от удивления глазами.

– А теперь плохие новости, – сказал Хуан. Тамара остро посмотрела на него. – Нам придется его уничтожить. Я взял вас с собой, чтобы вы увидели его своими глазами, но нельзя позволить китайцам найти корабль.

– Но…

– Никаких но. Простите. Убедив аргентинцев, что в их интересах отказаться от своих здешних планов, мы не можем оставить Пекину лазейку, чтобы они заполнили вакуум. Не имея прав на эту территорию, они загребают жар руками аргентинцев. Этот корабль дает им основания для притязаний. Чертовски веские основания. Они открыли Антарктиду на триста восемьдесят лет раньше, чем первые европейцы увидели этот материк.

– Я… – Тамара наморщила лоб. – Ненавижу политику. Это одна из самых значительных археологических находок в истории, а мы должны уничтожить ее, чтобы не дать каким-то рвущимся к власти людям завладеть здесь нефтью?

– Боюсь, что суть именно такова, – сказал Хуан как можно мягче. – Все прочие варианты могут обойтись слишком дорого. Наше правительство решило, что не хочет выполнять роль мирового копа, но нужно показать людям, что нарушение международных договоров в любом случае имеет последствия. И чтобы сделать это, мы должны уничтожить корабль.

Тамара не смотрела на него и ничего не сказала, но в следующую секунду едва заметно кивнула.

Хуан на мгновение положил ладонь ей на плечо и вернулся к приборам управления. Он выпустил часть воды из балластных цистерн, и подводная лодка начала подниматься к поверхности. Сразу стало светлее.

После всплытия, Хуан перебрался через сиденье Линды, чтобы дотянуться до верхнего люка.

– Вернусь через секунду.

Поворачивая штурвал задраечного устройства, открывавшего люк, он отступил в сторону, чтобы не попасть в поток ледяной воды, устремившейся на палубу, потом выбрался наверх по встроенному трапу; руки занемели от прикосновения к мокрой стали. Хуан высунул голову из люка. От холода перехватило дыхание. Пазухи носа кололо, как иглами, глаза жгло. Не обращая на все это внимания, Хуан сосредоточился на окружающем. В щель между двумя горами, которые поднимались в небо по меньшей мере на две тысячи футов, свисал язык льда. Лед образовал между ними вертикальную стену, которая спускалась к самой воде. Нижний край был частично изъеден волнами и приливами, но остальное выглядело как сплошной массив.

– Ты подойдешь, – сказал Хуан вслух; ветер срывал слова с губ. Хуан тотчас нырнул в относительное тепло лодки.

А когда занял свое место, первым делом до предела увеличил подачу тепла. И к черту экономию энергии.

Глава 25

Хуан со спутниками еще не вернулся на «Орегон», а в залив, где лежал на дне корабль «Молчаливые воды», уже отправилась группа под руководством Майка Троно. Хуан по радио приказал идти на большем «Номаде» на север и начать подготовку корабля к исчезновению. С Майком в подводной лодке отправились еще пять человек и почти тонна различного оборудования.

Они направлялись в холодную трудную ночь.

После самого долгого и горячего душа в своей жизни, узнав, что промерный катер аргентинцев провел в том заливе час, а потом вернулся, Хуан созвал совещание глав подразделений, чтобы обсудить следующую фазу операции. Совещание закончилось быстро. В те спокойные часы, пока они возвращались от места крушения, Кабрильо разработал план, требовавший лишь небольшой доводки. Меньше чем через два часа после возвращения он снова был в шахте для спуска.

Чтобы не тратить времени на перезарядку батарей «Дискавери», техники просто заменили их на новые, поменяли установки для очистки воздуха от углекислоты и заполнили все резервуары воздухом. Для этой операции Кабрильо выбрал в помощники Франклина Линкольна. Он не ожидал стрельбы, но бывший морской котик, хоть и здоровяк, несмотря на свои габариты двигался неслышно как призрак и участвовал в тайных проникновениях чуть ли не больше, чем все остальные члены экипажа вместе взятые.

Когда они уже были готовы к выходу, появился Кевин Никсон. Вместе со своими помощниками он переделал арктическое снаряжение так, чтобы оно напоминало аргентинское. Облачившись в брюки, куртки, капюшоны, шарфы и солнцезащитные очки, Хуан и Франк станут совершенно неопознаваемыми.

Им потребовалось десять минут, чтобы войти в узкий пролив. Даже из-под поверхности они видели огни на берегу. На буровых платформах грохотали и выли механизмы, и казалось, что ты не в воде, а на автосвалке. Промышленные шумы маскировали шум их моторов, так что необходимости скрываться не было.

– Что это за шум? – спросил Линк, когда они скользили в тридцати футах под водой.

– Буровые платформы?

– Нет. Глухое бульканье, что ли. Оно было очень громким, когда мы входили в залив, а сейчас притихло, но я по-прежнему его слышу.

Хуан сосредоточился и тоже услышал необычный звук. Он рискнул включить один из слабых прожекторов. С поверхности это будет выглядеть, как отражение луны в воде. В этом свете он увидел завесу из крошечных пузырей, поднимающихся с морского дна. А когда глаза привыкли, они с Линком заметили решетку из труб, проложенных по дну; они и были источником звука.

Хуан выключил прожектор, и они с Линком переглянулись.

– Есть идеи? – спросил наконец Линк.

– Так они не дают заливу замерзать. – Хуан взглянул на один из компьютерных дисплеев. – Ага. Так и есть. Температура воды – около шестидесяти градусов[49]. Должно быть, используют газ с буровых платформ, чтобы нагревать воздух, и этот воздух подают через трубы. Очень хитроумно, если подумать.

Несколько мгновений спустя они прошли в ста ярдах от большого стоящего на якоре крейсера.

– А с этим что делать?

Хуан почти чувствовал его мрачное присутствие в этих чернильных водах, словно в них затаилась гигантская хищная акула. Бой «Орегона» с крейсером будет коротким и жестоким, а завершится, вероятно, тем, что оба корабля окажутся на дне.

– Надеюсь, сегодня вечером ко мне придет вдохновение.

В двадцати ярдах от причала Кабрильо выдвинул перископ «Дискавери», оснащенный телевизионной системой для низких уровней освещенности. Он был не больше пачки сигарет, а картинку транслировал на дисплеи высокой четкости на подводной лодке и на борту «Орегона». Следующие нескольких минут Хуан перемещал камеру из стороны в сторону, и десятки пар глаз следили за пирсом. Помимо рабочих катеров, привязанных к причалу, смотреть было не на что, кроме бетонных опор. Было попросту чересчур холодно, чтобы люди могли долго дежурить.

Кабрильо также подозревал, что сейчас аргентинцы довольны своими достижениями и не чувствуют никакой опасности. Возможно, позже им дадут вооруженный отпор, но следующие несколько дней мир все еще будет приходить в себя от их дерзкой игры.

Кабрильо медленно провел лодку под пирсом и осторожно поднял на поверхность. Корпус выставился всего на восемь дюймов, а комингс люка был всего на пять дюймов выше. Благодаря корпусу, выкрашенному темно-синей краской, лодка была почти невидима. Вдобавок наблюдателю на рабочем катере пришлось бы встать на колени и заглянуть под пирс, так что вероятность обнаружения практически равнялась нулю.

Надевая парки, они чувствовали себя акробатами, однако несколько мгновений спустя Линк распахнул люк и выбрался на палубу. Зазора наверху почти не было, и привязывать лодку – иначе она могла бы сдвинуться при смене прилива на отлив – ему пришлось согнувшись. Кабрильо шагнул с мини-субмарины прямо на правый борт одного из рабочих катеров. Линк присоединился к нему; как ни в чем не бывало, они залезли на пирс и пошли к аргентинской базе.

У Хуана это была первая возможность хорошенько рассмотреть территорию, и он поразился ее размерам и масштабу происходящего. По снимкам, сделанным Линдой, он знал, что вокруг залива места втрое больше. И если дать аргентинцам волю, вскоре у них здесь будет настоящий город.

Прежде всего необходимо было определить, где арги держат специалистов из разных стран, которых они похитили и используют как человеческий щит. Было восемь часов вечера, и, как они подозревали, вокруг никого. Иногда между зданиями мелькали какие-то фигуры, но в основном люди благоразумно держались внутри. Заглядывая в редкие освещенные окна, они видели людей, сидящих на диванах перед экранами DVD или играющих в карты в комнатах отдыха, читающих у себя книги или пишущих домой. Первая зона, которую они обследовали, оказалась жилой зоной нефтяников – не самый подходящий выбор.

Они осмотрели несколько складов, думая, что ученых могли запереть где-нибудь внутри, но обнаружили только оборудование для нефтедобычи и сотни бочек смазки для бурения.

Когда они выходили из очередного здания, у двери ждала темная фигура.

– Что вы там делали? – спросил человек; голос его приглушал шарф, но тон определенно был обвинительный.