Молчаливые воды Касслер Клайв
– Знакомлюсь с местностью, – ответил Хуан по-испански. Незнакомец был в штатском, поэтому Кабрильо перешел в наступление: – Если придется защищать вас, парни, я должен знать здесь каждый квадратный дюйм. Так что если не возражаешь, мы продолжим.
– Да? – Тот все еще был настроен подозрительно. – А почему ночью?
Хуан знаками показал Линку «нет, ну ты слышишь?» и ответил:
– Потому что вряд ли американцы нападут днем – кишка тонка. А то, что днем кажется подходящим укрытием, в темноте может оказаться совсем не таким.
С этими словами Хуан плечом оттолкнул парня, и они с Линком не оборачиваясь пошли дальше. Когда они свернули за угол постройки и их не стало видно, Хуан оглянулся и увидел, что их любопытный собеседник исчез.
Линк усмехнулся.
– Испанский у меня корявый, но то, что я слышал, чистейший вздор.
– Я совсем недавно говорил Максу, что чем нелепей ложь, тем скорее в нее поверят.
Территория оборудовалась с таким расчетом, чтобы ее не обнаружили со спутника, поэтому аккуратного, четкого планирования застройки на прямоугольники не было. Только оказавшись на южной окраине базы, возле того места, где раньше Линк заметил замаскированную батарею ЗУР, они увидели одинокое здание на сваях в форме ромбовидного ледяного дома. Из окон на фасаде струился свет, остальные окна были темные.
Они поднялись по ступеням. Хуан открыл наружную дверь, и они с Линком вошли в прихожую, со множеством крючков на стенах – для парок, и стоек – для обуви. Не раздеваясь, они небрежно открыли дверь, ведущую внутрь. Там стояли два солдата с пистолетами. Услышав, как открылась и закрывалась наружная дверь, они встревожились. При виде двоих в аргентинской форме солдаты успокоились. В помещении было уютно, как в заброшенном трейлере, и пахло соответствующе.
– Что вы здесь делаете, парни? Смена только в двадцать два ноль-ноль.
– Извините, – сказал Хуан, – мы здесь не за тем, чтоб сменить вас. Нас послали отыскать майора. Он сюда не заходил?
– Часа два назад Эспиноса проверял наших пленных. – Охранник показал на закрытую дверь у себя за спиной. – С тех пор мы его не видели.
Теперь Хуан знал его не только в лицо, но и по имени.
– Спасибо.
Они собрались уходить.
– Погоди. Ты кто, Рамон?
Хуан нагло ответил:
– Нет, Хуан Кабрильо.
– Кто?
– Хуан Родригес Кабрильо. Меня только что перевели в Девятую бригаду из М1.
Это подразумевало, во-первых, военную разведку, а во-вторых, «возможно, я офицер, так что воздержись от вопросов».
– Да, сеньор, – ответил солдат, громко сглотнув. – Если увижу майора Эспиносу, скажу, что вы его ищете.
Трудно было говорить с угрозой, когда ты так закутан, но Хуану это удалось:
– Лучше, чтобы этого разговора вообще не было, рядовой. Понятно?
– Есть, сеньор.
Линк и Кабрильо вновь вышли в обжигающе холодную ночь, где звезды сверкали так ярко, что окружающий лед блестел.
– Получилось, – сказал Линк.
– Действительно получилось. Осталось только освободить заложников, закрыть промысел и нейтрализовать восьмидесятитысячетонный крейсер, да так, чтобы аргентинцы не поняли, что мы вообще здесь были.
Вдвоем они еще три часа продолжали рекогносцировку, свободно перемещаясь по базе. Казалось, здесь нет ничего необычного, кроме импровизированной тюрьмы. Хуана очень интересовали установки подготовки нефти и газа. Они размещались в больших постройках типа ангаров, укрытых изолирующими слоями, а сверху снегом и льдом. Внутри все здания напоминали промышленные цеха путаницей множества труб и проводки, соединявшихся и ветвившихся столь сложным образом, что это сумел бы понять только опытный инженер. Одна из установок размещалась далеко от залива. Остальные «цеха» частично нависали над водой на сваях, вбитых в морское дно. Здесь не только перерабатывался природный газ, но и стояла большая печь, которая подавала перегретый воздух в трубы на дне залива. Все было как будто полностью автоматизировано, но этой ключевой системе придавали такое значение, что в отдельном закрытом помещении неподалеку сидел дежурный и наблюдал за процессом. Заметив Линка и Кабрильо, он кивнул, полагая, что перед ним два солдата. Они помахали в ответ, и дежурный вернулся к своему иллюстрированному журналу.
К тому времени как они вернулись на причал, шел уже двенадцатый час. Оба устали и промерзли до костей. Они соскочили на палубу рабочего катера, и Хуан уже наклонился под пирс, чтобы забраться в подводную лодку, когда их окликнул охранник:
– Стоять! Что вы здесь делаете после комендантского часа?
Хуан выпрямился.
– Да днем, когда сопровождал китайцев, забыл здесь свой айпод.
– Наплевать мне, что ты забыл! Никому не позволено выходить после наступления комендантского часа. Вылезайте. Пойдете со мной.
Он наставил на них свой автомат.
– Полегче, приятель, – хладнокровно сказал Хуан. Как неудачно, думал он, что нам встретился такой преданный аргентинский служака. – Нам не нужны неприятности.
– Тогда надо было оставаться в койке. Вперед!
Линк первым шагнул на причал. Охранник невольно попятился, увидев габариты одного из задержанных. Линк был почти на голову выше его и в своей арктической одежде походил на полярного медведя.
Следом поднялся Хуан; прежде чем охранник сумел отдать новый приказ, Председатель прыгнул вперед и выбил у аргентинца автомат (тот держал палец на курке), одновременно ударив патрульного левой рукой в лицо. Кулак попал по очкам, с хрустом вдавил их в переносицу и вызвал одинаковые количества крови и слез.
Линк вырвал у патрульного оружие и сапогом ударил солдата в колено. Тот упал, и Кабрильо прижал его, чтобы заглушить крики. Хуан не колебался. Слишком высоки были ставки. Он зажал солдату, который пытался вырваться, нос и рот. Все продолжалось меньше минуты.
– Черт побери, я этого не хотел, – сказал он, вставая. Его руки были в крови.
– Что нам с ним делать? Если взять с собой, это будет подозрительно. Из таких мест не дезертируют.
Хуан откинул капюшон парки охранника и снял с убитого шерстяную шапку-маску. Потом вымазал кровью солдата ближайший кнехт и уложил тело так, чтобы казалось, будто патрульный споткнулся, ударился и потерял сознание, при этом случайно обнажив голову. Чего здесь было вполне достаточно, чтобы через десять минут погибнуть от холода.
– Проблема решена. Пошли домой.
На другое утро Кабрильо разбудил телефонный звонок. Груда одеял на его кровати весила целую тонну, ночью он страшно потел. Но все равно ему было холодно. Это напомнило Хуану морозные утра в Казахстане, когда он, агент ЦРУ, внедрился на космодром Байконур. Он высвободил руку из-под одеял и схватил со столика у кровати гарнитуру.
– Алло.
Четверть девятого. Он проспал.
– Где вы?
Звонил Оверхольт из Лэнгли.
– Собственно говоря, в постели.
– Рядом с Антарктидой?
Тон был резкий, обвинительный. Как бы ни давили на Оверхольта, он делал все, чтобы и Хуан почувствовал это давление.
– Мы на полпути к Кейптауну, идем готовиться к визиту эмира Кувейта.
Кабрильо соврал так гладко, что сам себе поверил.
– Вы уверены?
– Лэнг, у меня на «Орегоне» на несколько миллионов навигационного оборудования, и, думаю, я знаю, где мы находимся. Не растолкуете, в чем дело?
– Вы знаете, что китайцы отправили подводную лодку защищать аргентинцев?
– Припоминаю. Вы упоминали, что она идет туда.
– Флот Народной освободительной армии потерял с ней связь после того, как лодка получила приказ проверить корабль, вошедший в их ограничительную зону. Это было тридцать шесть часов назад.
– Клянусь вам, что тогда мы были восточнее Фолклендских островов, на полпути к острову Святой Елены.
– Слава богу!
Хуан впервые слышал в голосе друга такую подавленность.
– Что происходит?
– Потеряв связь с лодкой, китайцы начали рвать и метать. Они утверждают, что мы ее потопили, но у них нет доказательств. Говорят, что любое открытое выступление против Аргентины, кто бы его ни предпринял, будет расценено как нападение со стороны Соединенных Штатов. Если там случится еще что-нибудь, они потребуют от Америки выплаты гигантского долга. Трех четвертей триллиона долларов. Мы будем уничтожены, ведь все, кто держит наши казначейские сертификаты и долговые обязательства, тоже потребуют расплатиться. Все равно что стремительное разорение банков в начале Великой Депрессии.
По дипломатическим каналам мы предупредили их, что, если они действительно потребуют возвращения долга, мы обложим их такими тарифами, что никто не станет покупать их товары. В сущности, они бросили нам вызов. Им безразлично, если их люди лишатся работы и будут умирать с голоду. Когда дело дойдет до экономического изнурения, они нас похоронят. Мы сами загнали себя в угол и теперь должны будем заплатить за это.
– Они сказали «открытое выступление»?
– Открытое. Скрытое. Неважно. Они прижали нас к ногтю. Конец истории. Президент приказал всем американским военным кораблям в Атлантике держаться выше экватора и отзывает все наши ударные субмарины, чтобы убедить китайцев, что мы не хотим вмешиваться в их с Аргентиной дела. Сегодня Соединенные Штаты уступили свой статус сверхдержавы Китаю.
Слышать эти последние слова от человека, сыгравшего существенную роль в том, что Советский Союз отказался от претензий на мировое господство, было особенно больно. Хуан не знал, что сказать, и пока вообще не знал, что ему делать.
Правильно было бы держаться своего плана и пусть фишка ляжет как ляжет. Однако приходилось считаться с тем, что будет с людьми на родине. По сравнению с тем, что описал Оверхольт, Великая Депрессия покажется благополучным временем: шестьдесят или семьдесят процентов безработных, голод и неизбежное распространение насилия, отказ от главенства закона. В сущности, Соединенным Штатам придет конец.
Наконец он обрел дар речи.
– Ну, о нас можете не беспокоиться. Я же говорю, мы идем в Южную Африку.
– Рад слышать, – устало сказал Оверхольт. – Наверное. Знаете, Хуан, нам это все равно может не сойти с рук.
– О чем вы говорите?
– Мы можем задобрить китайцев, но Северная Корея требует сократить число наших солдат на юге, угрожая военным столкновением. Прошлой ночью возле президентского дворца в Каракасе была взорвана бомба. Венесуэльцы утверждают, что это заговор с целью убийства, подготовленный специальными службами Колумбии. Они поклялись отомстить, и снимки со спутника показывают, что они перемещают к границе войска. Любопытно, что перемещение они начали два дня назад.
– Это, вероятно, означает, что бомбу взорвали они – создали предлог.
– Я тоже так считаю, но это неважно. Китай инвестировал в Венесуэлу большие средства, так что можете себе представить нашу реакцию, если они вторгнутся в Колумбию.
– Будем сидеть на стуле ровно.
– И даже в этом могут усмотреть провокацию, – мрачно пошутил Оверхольт. – Нет, мы просто будем сидеть как истуканы. Послушайте, у меня на утро намечено множество встреч. Я потом расскажу о новом развитии ситуации, если будут подвижки. Передайте мои лучшие пожелания эмиру Кувейта, если мы не поговорим раньше, чем вы туда доберетесь.
– Наверняка доберемся, – ответил Хуан.
Он отложил гарнитуру и отбросил одеяла. Пол под шерстяными охотничьими носками был холодным, как хоккейный лед, и таким же скользким. Хуан не мог понять, кто лучше ведет игру: он, когда лжет Оверхольту, или Лэнгстон, пытаясь манипулировать им. Ветеран ЦРУ действительно решил, что «Орегон» идет в Кейптаун, но про Северную Корею и Венесуэлу он рассказал Хуану, чтобы убедить его вернуться.
– Поступай правильно, – часто наставлял Хуана отец. – С последствиями легче справиться, что бы ты ни думал.
Он быстро оделся и вскоре уже был в оперативном центре с чашкой кофе, который налил из серебряного кофейника на столике у задней стены. Теперь, когда корабль прочно сидит на грунте, Морис достал тончайший «Роял далтон». Таким тонким образом стюард рассчитался с ним за его ошибку. Если Хуан правильно помнил, чашка в его руках стоила семьдесят пять долларов.
– Как дела у Майка и его команды? – спросил он. Мерф и Стоун сидели на своих обычных местах впереди.
– Вернулись примерно в четыре утра, – ответил Эрик Стоун. – Он сказал, что все хорошо, но им понадобится по меньшей мере еще одна ночь. Однако есть проблема.
– Как обычно?
– Сегодня утром на юг отправился рабочий катер с гидролокаторной установкой.
Хуан выругался. Если они на подводной лодке так быстро нашли затонувший корабль, можно предположить, что китайцам это тоже удастся.
– Ручаюсь: второй залив затянут льдом, и они проверяют тот, что надо.
– Что будем делать? – спросил Марк.
– Точно не знаю, – ответил Хуан. – Мы не можем перехватить их подводные лодки, а если пойти за ними на РИБе, они сообщат по радио на базу, что к ним приближается неизвестный корабль.
Хали Касим сидел на своем обычном месте. Он вмешался:
– Ну и что, если они сегодня его найдут? Они смогут только сделать несколько подводных снимков. Это не доказательство. А завтра к этому времени корабль будет уничтожен.
– Я выступлю в роли адвоката дьявола, – сказал Эрик, – если они найдут корабль, кто поручится, что они не останутся там на ночь? А это спутает все наши планы.
Хуан почувствовал, что у него начинает болеть голова, и рассеянно потер виски. Конечно, была и другая проблема, которую он не знал как решить. Он уже обсуждал свои соображения с Кевином Никсоном, но мастер спецэффектов сказал, что любую подделку разоблачат в считанные секунды. Либо первый сорт, либо ничего. Чтобы их план сработал, а аргентинцы ничего не заподозрили, Кабрильо требовалось раздобыть восемнадцать человеческих скелетов.
Головная боль переходила в мигрень.
Глава 26
– Кого вы любите больше меня? – спросила Линда Росс, когда пятнадцать минут спустя вошла в оперативный центр. В руках она держала тонкую папку бумаг и широко улыбалась.
– Меган Фокс, – немедленно ответил Марк.
– Бейонсе, – отозвался дежурный техник.
– Кэти Холмс, – сказал Хали.
– Я всегда предпочитал Джулию Робертс[50], – добавил Эрик.
– Председатель, – спросила Линда, – тебе тоже надо быть сексистской свиньей?
– Единственная женщина, которую я люблю больше тебя, – моя мама.
Остальные украдкой рассмеялись.
Линда улыбнулась.
– Туше.
– Ну-ка напомни, за что я так тебя люблю.
– Потому что я нашла меньше чем в ста милях к югу отсюда норвежскую китобойную станцию, брошенную в 1930-е годы.
– Нам не нужны кости китов.
– Объявлена объектом всемирного наследия… погодите… из-за часовни и кладбища, где похоронены двадцать семь китобоев, погибших в этих водах. Ты велел найти тебе кости – я нашла.
Хуан мгновенно вскочил и в два шага очутился рядом с Линдой. Ему пришлось согнуться, чтобы поцеловать ее в бархатистую щеку. Мигрень внезапно прошла, грозная туча, нависшая над ним, рассеялась. Его угнетало то, что, если они не найдут скелеты, придется предоставить заложников их судьбе. Он сомневался, что, когда припечет, аргентинцы будут в них очень заинтересованы, поэтому бросить их почти наверняка означало погубить.
– Председатель, я поймал радиопередачу с китайского рабочего катера, – сказал Хали, вновь отворачиваясь к своим компьютерам.
– Глуши!
Хали несколько секунд работал на клавиатуре.
– Я перекрыл их частоту. Они онемели. Компьютер будет автоматически отслеживать их на других частотах и глушить.
– Ладно. Хорошо. Если им понадобится сообщить новости, придется возвращаться на базу. На данный момент две проблемы решены. Все молодцы!
В оперативный центр вошли Макс и Тамара, почти соприкасаясь плечами, и Хуан заподозрил, что секунду назад они держались за руки. Красавица и чудовище, подумал он, но порадовался за них.
– Отличный расчет времени, друг мой.
Хенли посмотрел на него, как покупатель на продавца подержанных автомобилей.
– У меня дурное предчувствие.
Кабрильо широко улыбнулся.
– Еще бы. Я хочу, чтобы ты прикинулся Игорем[51] и разграбил кладбище.
Тамара пришла в ужас.
– Чего вы от него хотите?
– Знаешь, – сказал Макс, качая головой, – должен признать, что в глубине души я надеялся на отмену этой части операции.
– Послушай, – сказал Хуан, – чистый воздух, небо над головой, сгнившие норвежцы. Будет классно!
– Вы о чем? Сгнившие кто?..
Макс повернулся к ней.
– Мы должны спасти заложников так, чтобы аргентинцы об этом не знали. Поэтому должны что-то оставить взамен, чтобы одурачить их.
– Ну и что?
– Когда мы выведем заложников из здания, – объяснил Хуан, – мы его подожжем. И аргентинцы найдут восемнадцать обожженных скелетов. Только патологоанатом понял бы, что это не те мужчины и женщины. Надо сказать спасибо, что на станциях зимует так мало народу, иначе пришлось бы искать альтернативу.
– Например?
У нее шла кругом голова.
– Ну, например, небольшой ядерный взрыв.
Из того, что она уже узнала о Корпорации, Тамара не могла понять, шутит ли Кабрильо. И не удивилась бы, если бы он не шутил.
Он хищно улыбнулся, и Тамара пришла к выводу, что окружена толпой безрассудных подростков. В поисках подсказки она посмотрела на Макса. Он только пожал плечами.
Тамара сказала:
– Наверно, хорошо, что в ваших планах небольшой взрыв.
К ней подошла Линда – надежный якорь в этом море безумия – и сказала:
– Не волнуйтесь. Мы знаем, что делаем.
– Отрадно, потому что о себе я этого определенно сказать не могу.
Двадцать минут спустя Хенли отплыл на РИБе, таща за собой на буксире надувную лодку. Он и его команда из четырех человек, чтобы их не увидели с берега, отошли в море на пять миль и только потом повернули к югу. Макс прихватил с собой мощный бензиновый насос, который собрался использовать для выкапывания тел. Насос выпускал струю нагретой воды под давлением до четырех тысяч фунтов на квадратный дюйм. Вполне достаточно, чтобы растопить вечную мерзлоту, покрывающую тела. Уходя, он сказал:
– Любимый сын миссис Хенли не должен работать киркой и лопатой.
Хуану сегодня предстояла решительно более трудная работа. Пока китайцы следили за заливом, где был затоплен корабль, Майк Троно и его экипаж не могли возобновить работы. Это освобождало подводную лодку «Номад» с ее воздушным шлюзом. В вечных сумерках небо было достаточно темным, чтобы укрыть их от сторонних глаз, а буровые установки аргентинцев и бульканье пузырей горячего воздуха создавали шум, который скрывал его деятельность.
Внизу, в комнате, служившей центром подводных операций, Кабрильо одевался для плавания под водой. Под «сухой» гидрокостюм «викинг» он надел защитный комплект из сетки, в которую было вплетено более ста футов тонких трубок. По пуповине, вставленной в гнездо на борту лодки, в эти трубки будет подаваться теплая вода. Хуан знал, что аргентинцы подогревают залив, но не мог рисковать встречей с ледяной водой. Пуповина скрывала в себе также систему связи и подачи воздуха, поэтому у него не было потребности надевать громоздкие баллоны.
Шлем-маска был оснащен мощными фонарями, которые он приглушил, закрасив половину линз. Это сильно затруднит работу, зато заметить Хуана с поверхности будет почти невозможно. Нужно только помнить, что нельзя смотреть вверх, чтобы луч не ушел к поверхности.
Линда поведет мини-субмарину, а Эдди Сэн будет контролировать погружение Хуана.
Как только они стартовали, Линда провела лодку к корме «Орегона». Сразу под голым флагштоком под водой был открыт люк; в нем виднелся большой барабан с тросом. Трос был из плетеного углеволокна, вчетверо легче и впятеро прочнее обычного стального. Добавочным преимуществом была его нейтральная плавучесть. Мощным механическим манипулятором «Номада» Линда взяла кабель и вставила в гнездо, из которого он не сможет высвободиться.
Затем они отправились к аргентинской базе. Натяжение троса поначалу не чувствовалось, но они знали: когда его отмотается много, он начнет сильно тормозить лодку. Они рассчитали свой запуск так, чтобы «Номад» вошел в залив с приливом.
Потребовалось больше часа, чтобы добраться до опор, поддерживающих газоперерабатывающую установку, которую Хуан и Линк так долго изучали накануне. Залив искусственно подогревался, и потому возле причалов из толстого железобетона бурлила морская жизнь. По дну бегали темно-коричневые крабы, между колоннами мелькали рыбы, а сами колонны заросли морскими желудями и моллюсками.
Длина «Номада» составляла шестьдесят пять футов, но на его корпусе стратегически размещались несколько двигателей, делавшие его невероятно маневренным. Линда, прикусив губу ровными белыми зубами, точно провела лодку под промышленный комплекс и обогнула одну из колонн. Там она замедлила ход и уложила лодку на дно.
И вновь включила манипулятор. Прочный трос из углеродного волокна был тем не менее подвержен истиранию, и трение о бетон пирса могло его заметно ослабить. Чтобы защитить трос, Линда механической рукой соскребла наросшие ракушки. Согнанные с места маленькие двустворчатые моллюски сердито захлопывали раковины и уплывали в темноту.
Тем же манипулятором Линда вытащила из грузового контейнера моток пластиковой трубы промышленного образца. Такой же материал используют для домашней канализации, и на него можно было наткнуться повсюду на базе. Поэтому, даже если его обнаружили бы, это не вызвало бы подозрений: опять мусор, упавший в море. Трубы заранее склеили полукругом, так, чтобы надеть на оконечность пирса. И теперь трос будет тереться не о бетон, а о гладкий пластик.
Уложив на место защитный пластик, Линда увела подводную лодку за дальнюю сторону колонны.
– Молодчина, – сказал Хуан, когда они начали медленно пятиться. Черный буксировочный трос легко скользил по связке поливинилхлоридных труб. – Переходим к следующему шагу.
Линда развернула «Номад» и двинулась назад по заливу. Вес троса и необходимость бороться с приливом, который еще только должен был ослабнуть, увеличили нагрузку на двигатели. Батареи разряжались почти вдвое быстрее нормы, а скорость упала почти до «самого малого», но они упорно продвигались вперед.
Двадцать минут спустя они оказались под «Адмиралом Гильермо Брауном». Якорь был отдан и лежал на боку на каменистом дне. Киль ото дна отделяло меньше двадцати футов воды.
– Странное название для аргентинского корабля – «Браун», – сказал Эдди, подавая Хуану шлем.
– На самом деле его звали Уильям Браун, он родился в Ирландии и эмигрировал в Аргентину. Считается, что в начале 1800-х годов он создал их флот для войны с Испанией.
– Откуда ты все это знаешь? – спросила Линда из кабины.
– Что? Впервые увидев крейсер, я его погуглил. Мне тоже показался странным выбор названия.
В тяжелом поясе, с которого свисали инструменты, Хуан вразвалку прошел к шлюзу. К его спине были прикреплены два цилиндра, похожие на огнеметы времен Второй мировой войны. Войдя в воздушный шлюз и надежно закрыв дверь, он подключил пуповину к порту и проверил контакт, убеждаясь, что в трубки костюма поступает теплая вода, подача воздуха хорошая и связь с лодкой тоже. Только когда Эдди все устроило, Хуан открыл клапан, и помещение размером с чулан затопила вода.
Она пенилась и шипела, поднимаясь вдоль тела, нарастающее давление прижимало резиновый костюм к ногам. Температура была приемлемая, но Хуан знал, что снаружи есть очень холодные участки. Он видел, как Эдди наблюдает за ним через окошко в двери шлюза. Хуан сделал принятый у дайверов знак «все в порядке». Эдди ответил тем же.
Несколько мгновений спустя вода поднялась к потолку. Хуан вскинул руки, чтобы открыть наружный люк. Тот распахнулся, выпустив несколько пузырей, которые поднялись на поверхность. Кабрильо выбрался из лодки, стараясь держать голову пониже, чтобы фонарь светил вниз. Он был, в общем, уверен, что в такой мороз аргентинцы не выставили часовых, но ведь и накануне они с Линком не думали, что наткнутся на охранника.
Источником слабой вибрации был вспомогательный двигатель крейсера; он давал достаточно энергии, чтобы системы корабля работали, а люди находились в тепле. Главный двигатель был отключен. Хуан понял это, заметив, что из единственной наклонной дымовой трубы военного корабля выходит мало дыма.
Он выскочил из субмарины и по изящной дуге поплыл на дно. Сапоги Хуана коснулись дна и подняли немного ила, который тут же рассеялся. Слева от него виднелась шестидюймовая труба барботера. От нее тонкими серебряными полосками поднимался воздух.
Хуан осмотрел якорь «Адмирала Брауна». Примерно восемь футов длиной и должен весить около четырех тонн – достаточно, чтобы удерживать корабль в приливы. Рядом небольшой грудой лежала ржавая цепь.
– Как дела?
– Пока никаких проблем. Смотрю на якорь.
– И что?
– Я мог бы отделить его от цепи. Чека держится на болтах.
Нагнувшись над якорем, Кабрильо снял с пояса раздвижной гаечный ключ, примерился к первому болту и большим пальцем завертел регулировочное колесико. Наконец ключ зажал головку. Болт всю дорогу сопротивлялся. Когда Хуан наконец повернул его на восьмую долю окружности, с него сорвались крошечные частицы краски. Больше болт не поддавался. Хуан трудился над ним, пока не уперся ногами в якорь и не потянул с такой силой, что испугался, как бы не потерять сознание от натуги. Болт провернулся еще на одну восьмую. Чтобы вывернуть первый болт, потребовалось десять изнурительных минут. Хуан обливался потом.
– Уменьшай подачу тепла, Эдди. Я тут сварюсь.
– Отключил.
Второй болт вышел так легко, что, чуть сдвинув, Хуан смог вывернуть его пальцами. Третий и четвертый сидели крепко, но не так крепко, как первый. Хуан прицепил ключ обратно на пояс и схватил резиновый молоток. Резину он использовал, чтобы не поднимать шума.
Он размахнулся и ударил по чеке, вода мешала движениям, но удара оказалось достаточно, чтобы чека сдвинулась на дюйм. Еще три удара, и она почти вышла. Якорь по-прежнему будет удерживать корабль в прилив, но любой более сильный толчок, и «Адмирал Браун» окажется во власти моря.
– Готово. А, черт!
– В чем дело?
– Попал в карман холодной воды. Сурово.
– Подать тепло?
– Нет. Этот карман ушел.
Хуан зашагал по дну к подводной лодке, по пути сматывая «пуповину», чтобы не запуталась.
Он вытащил из гнезда буксирный трос из углеродного волокна и потащил его к якорю. Добавил немного воздуха в свой компенсатор плавучести, чтобы подъем прошел легче, и, перебирая руками, взобрался по цепи. Трос он временно оставил на дне.
Добравшись к днищу четырехсотфутового военного корабля, он помедлил. Днище, выкрашенное суриком, было на удивление свободно от наростов. Хуану предстояло приварить к носу восемь скоб. Вот зачем он нес на спине баллоны. Это были мощные батареи для портативного дугового сварочного аппарата. Обычно это устройство использовали для срочного ремонта на «Орегоне».
Он снова отрегулировал плавучесть и опустил на шлем защитную пластину, чтобы спокойно работать с электрической дугой ярче солнца. Изгиб корабельного корпуса закрывал его сверху, и за двадцать минут он приварил все восемь скоб. Их было так много на случай, если одна или несколько не выдержат: Хуан не питал иллюзий насчет своего сварщицкого мастерства. Через десять минут он продел через все восемь скоб буксирный трос. Конец троса он придавил стальной коробкой размером с книгу в мягкой обложке. Коробка служила дополнительной страховкой для кабеля, а внутри у нее была взрывчатка. Сигнал с «Орегона» приведет к детонации небольшого количества пластита, коробка отсоединится, освободившийся трос можно будет оттащить от корабля. И единственной уликой останутся восемь скоб. И весьма вероятно, что они не переживут то, что задумал Хуан.
Не успел он вернуться на «Номад» и задраить внешний люк, как Линда включила двигатели и лодка пошла обратно.
– Операция «Удар бича» началась, – сказал Хуан, когда Эдди помог ему снять шлем.
– Проблемы были?
– Все как по маслу.
– Еще хорошая новость, – сказала Линда. – Эрик отслеживает направляющийся к нам шторм. Начнется завтра в то время, которое здесь считается рассветом.
– Позвони Эрику, пусть уберет корабль чуть дальше от берега. Еще вели ему сбросить балласт из цистерн левого борта. С правого пусть оставит. Это придаст старушке убедительный крен. – Глаза его блестели в предвкушении. – Надеюсь, аргентинцы правили этим куском мира в охотку, потому что их правлению приходит конец.
В пять часов дня мимо «Орегона», который по-прежнему стоял у берега, прошел промерный катер китайцев. «Орегон» стоял так близко, что сильные волны приподнимали его укрепленный нос и ударяли о дно. Не вызывало сомнений, что китайцы доложат: «Ногеро» отходит от берега и вновь пускается в одинокие странствия. Час спустя вернулся усталый и замерзший Макс Хенли со своими людьми и мрачным грузом.
– Жуть! – объявил Хенли, когда лебедка втянула РИБ в лодочный отсек в борту корабля. – Мало того, что там холод, как у мерзлого мамонта сами знаете где, так еще и кладбище такое, что Стивен Кинг отдыхает. Все надгробные камни вырезаны из китовых костей, а ограда из китовых ребер с меня высотой. А ворота, в которые мог бы проехать «фольксваген» – арка из черепов.
– Проблемы с извлечением останков были?
– В смысле, помимо вечного проклятия моей души, души осквернителя священной земли?
– Да.
– Ну тогда все прошло прекрасно. Могилы всего фут глубиной, трупы в саванах из парусов. Я удивился: они почти все разложились.
– Зимой земля, должно быть, слишком промерзла, чтобы хоронить, а весной тепла достаточно, чтобы бактерии принялись за работу.
– Что теперь?