Затерянные в Шангри-Ла Зукофф Митчелл

16. РАММИ И ДОК

НАД ПОЛЯНОЙ ПОЯВИЛСЯ очередной транспортный самолет. На борту находился Эрл Уолтер. Чувствовал он себя некомфортно.

Самолет, на котором, кроме Уолтера, летели Рамми Рамирес и Док Булатао, поднялся в воздух с аэродрома Сентани в восемь утра 19 мая 1945 года. Самолет сделал несколько кругов над предполагаемой зоной высадки. На этот раз зона показалась Уолтеру еще более опасной, чем два дня назад. Сомнения еще более усилились из-за непредсказуемых горных ветров. Он уже сбросил пять зондов для оценки турбулентности, но результаты его не успокоили. «Я сбросил пять зондов, — вспоминал он, — потому что каждый следующий летел в ином направлении. Я не представлял, куда ветер отнесет моих людей».

Уолтер сбросил медицинский груз поближе к лагерю выживших, чтобы медикам не пришлось тащить его на себе с места высадки. Грузовые парашюты тоже не помогли оценить направление ветра. Наблюдая за тем, как тяжелые ящики крутятся в воздушных потоках, Уолтер решил не делиться своими страхами.

«Я ничего не сказал ни Бену, ни Рамми, — вспоминал Уолтер. — В этом не было смысла. Мои слова ничего не изменили бы. Мы знали, что нам нужно сбросить двух человек — несмотря ни на что».

Молодой капитан понимал, что Булатао и Рамиресу предстоит исполнить роль «ветровых зондов». Если эту роль играли офицеры, а не рядовые, то их более уважительно называли «испытателями турбулентности». Прыжок и без того был опасным, постоянно меняющийся ветер усложнял задачу до крайности. БОЛЬШЕ ВСЕГО УОЛТЕРА БЕСПОКОИЛА САМА ЗОНА ВЫСАДКИ: КУСТАРНИКИ В ЧЕТЫРЕ ФУТА ВЫСОТОЙ, ОСТРЫЕ КАМНИ, ОБРУБКИ ДЕРЕВЬЕВ, КОТОРЫЕ ВЫГЛЯДЕЛИ ТАК, СЛОВНО В НИХ БИЛА МОЛНИЯ. «Помню, что мы пролетели над ними на малой высоте — не более двухсот футов — потому что я хотел понять, насколько это опасно, — вспоминал Уолтер. — Это был настоящий ад. Поверьте, я не преувеличиваю. Там были обгорелые обрубки стволов, скалы, каменистые склоны, сломанные и поваленные деревья… Не помню, чтобы мне когда-нибудь приходилось высаживаться в подобных условиях».

В конце концов Уолтер выбрал место для высадки в двух милях от лагеря выживших. Это было чуть лучше, чем прыгать в непроходимые джунгли. Прыгать прямо на прогалину не имело смысла, потому что она была слишком мала.

Уолтер решил, что медики покинут самолет на высоте нескольких сотен футов над землей, чтобы их не отнесло в сторону от тех, кто нуждался в их помощи. Но это во много раз повышало риск для десантников.

Шнуры от парашютов были пристегнуты к кабелю, натянутому внутри самолета. Если все пройдет нормально, эти шнуры обеспечат автоматическое раскрывание парашюта, когда десантники покинут самолет и окажутся на безопасном от него расстоянии. Но, прыгая на столь малой высоте, десантники лишались возможности использовать запасной парашют в случае, если основной не раскроется. В горных условиях опасность еще больше возрастала. Они находились на высоте восьми тысяч футов над уровнем моря. В условиях разреженного воздуха падение происходило быстрее. Десантники теряли возможность уклониться от деревьев и других опасностей с помощью строп парашюта.

Человек малого веса в разреженном воздухе на парашюте диаметром двадцать восемь футов может спускаться со скоростью пятнадцать футов в секунду. Если бы вышло именно так, Рамирес и Булатао должны были оказаться на земле — или на сломанном дереве, или в каменистом ущелье или в непроходимых джунглях — менее чем через тридцать секунд. Но только в том случае, если их не закрутит ветер, если стропы парашютов не перепутаются, и все пройдет благополучно. Без запасного парашюта спутанные стропы основного означали верную смерть.

Уолтер обсудил с пилотом скорость и направление ветра, и вместе они выбрали наилучшее место прыжка. Оба понимали, что их расчеты весьма приблизительны.

Рамирес и Булатао поднялись и подошли к грузовому отсеку, откуда им предстояло прыгать с тяжелым грузом. Уолтер еще раз спросил, готовы ли они выполнить это задание.

Оба десантника в один голос ответили:

— Да, сэр!

Даже спустя шестьдесят лет при этом воспоминании Эрл Уолтер-младший преисполняется гордости.

Медики друг за другом бросились в пустоту. Их парашюты раскрылись и наполнились воздухом. Сначала их несло именно к тому месту, которое показалось Уолтеру более безопасным для посадки. Но потом ветер снова сменился, и парашютистов понесло в другую сторону.

ТЕМ УТРОМ Маргарет, Макколлом и Деккер с нетерпением ожидали прибытия медиков. «К этому времени нам уже стало ясно (хотя мы ни разу не заговорили об этом), что Деккер может умереть, а я почти наверняка потеряю ноги, если помощь не придет немедленно», — записала Маргарет в дневнике.

После ночного дождя все промокли и продрогли. Макколлом выдал Маргарет и Деккеру продукты. Все трое прислушивались, пытаясь различить гул самолетных двигателей. Заслышав гул, Макколлом включил рацию. «Они сообщили нам, что с ними на борту два медика-парашютиста, — записала Маргарет. — Десантники должны были спрыгнуть в двух милях от нашего лагеря. До этого самолет сбросил груз, состоящий из надувных палаток, пончо, одеял, лекарств и продуктов».

Радист сообщил выжившим, что врачи доберутся до них через сорок пять минут. Когда Макколлом передал эти слова своим спутникам, Маргарет лишь усмехнулась. «К этому времени мы уже хорошо представляли, что такое пробираться сквозь джунгли. Мы знали, что на две мили даже при наличии хорошей тропы у медиков уйдет несколько часов».

Маргарет, Макколлом и Деккер увидели, как от самолета отделились две маленькие фигурки. В небе раскрылись их парашюты. Деккер пробормотал:

— Господи, сохрани их!

Все трое понимали, что для него и Маргарет эти люди были настоящим спасением.

Когда парашютисты скрылись из виду, выжившим в катастрофе оставалось только ждать и молиться. «За два часа я прочла „Отче наш“ и „Богородице дево радуйся“ столько раз, сколько не читала за всю свою жизнь».

Наблюдая за парашютами своих людей, на самолете молился Уолтер.

БОРЯСЬ С ВЕТРОМ и тщетно пытаясь сохранить курс, Камило «Рамми» Рамирес гораздо лучше понял, на что вызвался добровольно. «Мы находились примерно в ста футах над зоной высадки, — вспоминал он. — Я видел сломанные деревья и острые камни. Тогда я сказал себе: „Да тут опасно!“ Я изо всех сил боролся с ветром. Я попытался направить парашют к лесу, потому что там не было камней. О поваленных деревьях я не думал, но камни меня очень пугали».

Посадка оказалась очень жесткой. Рамми повредил левую щиколотку. Сложив парашют, Рамирес осмотрел ногу. К счастью, кость не была сломана, кровотечения не было. Док Булатао благополучно приземлился поблизости. И это было очень хорошо.

Медиков тут же окружили туземцы. Рамирес потянулся за винтовкой — полуавтоматическим карабином «М-1». «У туземцев были копья, луки и стрелы, — вспоминал Рамирес. — А у меня был мой карабин — на случай, если кто-то решит бросить в меня копье или выстрелит из лука».

Вперед вышел туземец, которого Рамирес принял за вождя племени — Вимаюк Вандик, которого медики вскоре стали называли Питом. Языка друг друга они не понимали, но язык жестов оказался универсальным. Рамирес попытался объяснить свое задание: «Самолет разбился. Большой огонь. Я пришел, чтобы помочь».

Вимаюк кивнул. Он подозвал мальчишек и велел им проводить медиков в Мундиму — на поляну на берегу реки Мунди, где американцы разбили лагерь. «Мы последовали за ними, словно кролики, прямо через джунгли», — вспоминал Рамирес. Из-за поврежденной щиколотки Рамирес не успевал за шустрыми босыми мальчишками, которые перепрыгивали с пня на пень и ловко перебирались через поваленные и покрытые мхом деревья, видя тропу там, где никто другой ничего не рассмотрел бы. Булатао тоже с трудом успевал за проводниками. Несколько часов они пробирались сквозь джунгли, то видя своих юных проводников, то теряя их из поля зрения. Наконец, они достигли поляны.

Маргарет, Макколлом и Деккер поднялись, чтобы пожать руки своим героям. «Когда я к ним подошел, — вспоминал Рамирес, — Маргарет плакала. Она обняла меня, а я улыбнулся». А вот как Маргарет описала эту сцену в своем дневнике:

«Когда я увидела, как они появляются из джунглей, то не могла больше сдерживать слез. Они потекли против моей воли — по обожженной и здоровой щекам. Прямо к нам, слегка прихрамывая, шел капрал Рамми Рамирес. Я знала, что у Рамми золотое сердце. Хотя он и хромал, на лице его играла широкая дружеская улыбка. А золотые передние зубы сверкали на солнце! Рамми мог поднять настроение любому — вернее тысячедолларовой банкноты. Я почувствовала себя лучше от одного лишь его вида. За Рамми спешил сержант Бен Булатао. Когда они принялись за свое дело, мы поняли, что это самые добрые и внимательные люди на земле… Хочу сказать, что если есть место, где рождаются лучшие в мире люди, то это Филиппины. Если когда-нибудь им или их островам понадобится помощь, то достаточно будет послать мне — телеграмму — и я тут же брошусь к ним».

Рамми отправился в джунгли, разыскивать сброшенный груз. Щиколотка у него все еще болела, и он «прыгал, как жизнерадостный воробей». Он разложил костер, вытащил из земли и положил запекаться десяток сладких картофелин, вскипятил воду. В котелок он раскрошил несколько шоколадок и приготовил горячий шоколад. Маргарет, Макколлом и Деккер впервые за неделю выпили горячего.

«Это было божественно, — вспоминала Маргарет. — Первые чашки мы выпили так, словно неделю не брали в рот воды. И тут же потянулись за добавкой».

На следующее утро Рамми и Док приготовили своим подопечным горячий кофе и поджаренный бекон.

На сладкий картофель Маргарет, Макколлом и Деккер набросились с тем же волчьим аппетитом, что очень удивило Рамми и Дока — ведь эти овощи были у них буквально под ногами, «Я ПОНЯЛ, ЧТО ОНИ — НАСТОЯЩИЕ ГОРОЖАНЕ. ОНИ ПРОСТО НЕ ЗНАЛИ, КАК ВЫГЛЯДИТ СЛАДКИЙ КАРТОФЕЛЬ В ПРИРОДЕ». Лечение медики начали с Деккера. Они промыли его раны и ожоги перекисью водорода и присыпали сульфаниламидом. Рана на голове была слишком широкой, чтобы ее зашивать. Док Булатао осторожно массировал кожу вокруг раны, чтобы края ее сблизились. Рамми ему помогал. После этого рану удалось зашить. Затем Рамми обработал сломанный локоть Деккера. Из древесной коры он приготовил шину, с помощью которой зафиксировал сломанную руку. Медики решили не выправлять перелом, поскольку без рентгена могли причинить пациенту больше вреда, чем пользы.

Сержант Кен Деккер в походном туалете в джунглях (фотография любезно предоставлена С. Эрлом Уолтером-младшим).

После этого медики переключились на Маргарет. Два часа они обрабатывали ее ноги. Повязки, наложенные Макколломом, намертво прилипли к ранам. Док Булатао понимал, что снимать их будет очень тяжело и мучительно.

«Он старался снять повязки, не причиняя мне лишней боли, — записала в дневнике Маргарет. — В процессе он страдал так же, как и я. „Видели бы вы, как это делал я!“ — подбадривал медиков Макколлом. „Но я боюсь, что ей будет больно!“ — отвечал Док».

Больше всего Маргарет боялась потерять ноги.

— Если я вернусь на базу, — сказала она Булатао, — то военные врачи просто сорвут эти повязки и начнут скрести мои ноги щеткой. Так что смелее, Док!

Булатао последовал ее совету. «Лишь спустя много времени он рассказал мне, насколько шокировал его мой вид, — написала в дневнике Маргарет. — Я превратилась в ходячий скелет. Сомневаюсь, что в те дни весила больше девяноста фунтов».

Булатао знал, что быстро вылечить гангрену у Маргарет или Деккера им не удастся. Борьба предстояла долгая и нелегкая. Им с Рамми нужно было срезать отмершую кожу, промывать раны перекисью водорода, наносить мазь и перевязывать своих пациентов. Такая процедура повторялась ежедневно. Если лечение начать вовремя, то гангрена остановится и начнется исцеление. Если же медики опоздали бы, то потребовались бы более жесткие меры — возможно, даже ампутация.

«Док прекрасно понимал мои страхи, — писала Маргарет. — Перевязывая мои чудовищные раны, он улыбнулся и сказал: „Через три месяца будешь бегать!“ Но я знала, что он в этом не уверен. Еще меньше уверена в этом была я».

17. ДЕМОНСТРАЦИЯ СИЛЫ

КОГДА МАРГАРЕТ ХАСТИНГС СТРАДАЛА от мучительной боли в горных джунглях, Эрл Уолтер наконец-то получил возможность послужить своей стране. Конечно, это не были боевые действия или партизанская война на Филиппинах, но цель его была высока и благородна: ему предстояло спасти своих товарищей в Шангри-Ла.

Полковник Элсмор и другие руководители спасательной операции по-прежнему не знали, как вывезти людей из Шангри-Ла. Но то, что солдат нужно было туда забросить, ясно было всем. Командование решило, что Уолтер и пять десантников устроят базовый лагерь в главной долине, через джунгли доберутся до лагеря выживших, заберут их и медиков и вернутся в базовый лагерь, откуда их вывезут или где они получат дополнительные инструкции. Пока Уолтер с группой десантников пробираются к лагерю на прогалине, оставшиеся десантники будут охранять лагерь и строить взлетную полосу — вырубать кустарник и деревья, готовить почву, убирать препятствия.

Идея построить взлетную полосу появилась, когда другие варианты спасения отпали. Использовать вертолеты было нельзя — они просто не смогли бы перелететь через горы. Команда Элсмора отказалась от идеи использования гидроплана. Это решение было ошибочным: они не знали, что Ричард Арчболд уже садился на озеро близ долины семь лет назад. Последние планы заключались в том, чтобы экспедиция прошла сто пятьдесят миль до Голландии или хотя бы около пятидесяти миль до реки, по которой мог бы подняться военный корабль. Из полудюжины оставшихся вариантов один был фантастичнее другого. Предлагали посадить в долине транспортный самолет — вариант весьма сомнительный, принимая во внимание условия. Столь же нереальной была идея использовать безмоторные планеры, загрузить их пассажирами, а потом вывести в небо с помощью самолетов, летящих на малой высоте.

Планы строились и менялись. Но все же в воскресенье 20 мая в десять утра Уолтер со своей группой, нагруженные парашютами, вооружением, амуницией и разнообразными припасами, поднялись на борт транспортного самолета «Си-47» на аэродроме Сентани. Им предстояло вылететь в Шангри-Ла.

Уолтер попросил пилота, полковника Эдварда Т. Импарато, вести самолет на максимально малой высоте — в нескольких сотнях футов над землей. Уолтеру предстояло выполнить сорок девятый прыжок. Он не хотел, чтобы меняющий направление ветер превратил их парашюты в воздушные змеи и разнес десантников в разные стороны. Он надеялся также, что прыжок с малой высоты не заметят туземцы. Если бы парашютисты долго провисели в небе, их заметили бы все островитяне на несколько миль в округе.

Для высадки Уолтер и Импарато выбрали участок, на котором не было хижин и полей сладкого картофеля. Относительно плоская полоска земли находилась прямо у скал. На ней росло всего несколько деревьев и кустарников. Остальная поверхность была покрыта зарослями травы кунаи. Около полудня самолет Импарато снизился до 350 футов. Парашютисты посыпались из самолета, как костяшки домино. Все парашюты раскрылись, и девять десантников приземлились в долине без проблем.

Они расположились так, как планировали еще на базе — достаточно близко друг к другу, но не рядом. Уолтер слышал радиопереговоры с выжившими во время катастрофы и знал, что местные туземцы настроены вполне дружелюбно. Но место приземления его группы находилось в пятнадцати-двадцати воздушных милях от места катастрофы. Туземцы Шангри-Ла принадлежали к другому племени и вполне могли быть настроенными враждебно.

«Когда мы приземлились, — вспоминал Уолтер, — то сразу рассредоточились. Мы находились близко друг от друга, но не вместе, чтобы нас нельзя было поразить всех сразу».

Впрочем, надежда на то, что высадка может пройти незамеченной, оказалась напрасной. ЕЩЕ ДО ТОГО, КАК ДЕСАНТНИКИ ДОСТИГЛИ ЗЕМЛИ, СО ВСЕХ СТОРОН К МЕСТУ ПРИЗЕМЛЕНИЯ ХЛЫНУЛИ ТУЗЕМЦЫ, ВООРУЖЕННЫЕ ЛУКАМИ И КОПЬЯМИ. Уолтер вспоминает, что их группу окружило не меньше двухсот первобытных воинов. Старшему сержанту Сантьяго «Сэнди» Абренике показалось, что их было человек триста.

Уолтер напрягся и схватился за карабин. В другой руке он держал пистолет — подарок отца. Он чувствовал, что аборигены настроены враждебно, но не спешат нападать. Уолтер скомандовал своим людям быть начеку, но без команды огонь не открывать.

— Ради всего святого, — крикнул Уолтер, — не держите палец на спусковом крючке! Не вздумайте стрелять лишь для того, чтобы напугать! Если мы кого-нибудь раним или убьем, у нас возникнут проблемы!

Абренике не понравился боевой клич туземцев — «устрашающий, необычный звук, напоминающий крик австралийской птицы кукабарры». Сержанту показалось, что этот звук издают трущиеся друг о друга копья, но на самом деле это был настоящий боевой клич.

Хотя туземцев было раз в двадцать больше, Уолтер считал, что боевая мощь позволит десантникам сохранить контроль над ситуацией. «Конечно, у нас было достаточно оружия, — вспоминал он. — Разумеется, это были не пушки и не минометы, но мы были вооружены автоматами, полуавтоматическим оружием и собственными карабинами».

«Нас оснастили для боевого задания, — вспоминал Абреника. — Поэтому мы быстро возвели баррикаду и расположились за ней с автоматами наготове. Нам казалось, что дорогу придется прокладывать с боем».

В центре Шангри-Ла впервые столкнулись первобытные воины и солдаты современного мира.

УОЛТЕР И ЕГО ГРУППА высадились в северо-западной части долины. Туземцы называли это место Воси. Американцы находились в той части Воси, которую называли Абумпук, возле деревни Колоима. Хижин поблизости видно не было — парашютисты специально выбирали нейтральную территорию. Они очутились на поле битвы, которое разделяло две враждующие группы племени дани — клан Лого-Мабель и клан Курелу.

В этой части Шангри-Ла проживало племя дани, совершенно не похожее на племя яли, рядом с которым оказались американцы, выжившие в авиакатастрофе. Здешние туземцы не видели крушения «Гремлин Спешиэл» и ничего об этом не знали. Любое событие, которое произошло в двадцати милях от их деревни, для них попросту не существовало. С тем же успехом оно могло произойти в Китае. Конечно, если туземцы вообще догадывались о существовании Китая.

Как и яли, дани уже привыкли видеть самолеты и даже придумали для них особое слово — «анекуку». Но они не сумели связать этих шумных птиц, пролетавших над их долиной, с девятью странного вида чужаками, возникшими на их поле для боя. Как и жители Увамбо, они решили, что чужаки — это живое воплощение древней легенды.

«Когда мы их увидели, то подумали, что они спустились по лиане с неба», — вспоминал Лисаниак Мабель, который в детстве был очевидцем высадки десанта.

Хотя некоторые туземцы приняли десантников за духов, другие решили, что перед ними воины, выжившие в смертельной битве. В знак траура племя дани покрывало плечи или все тело глиной светлого цвета. Издалека они вполне могли принять форму цвета хаки за светлую глину.

Мужчины и мальчики, окружившие десантников, принадлежали к клану Лого-Мабель. Их вождь одержал немало побед и имел солидную коллекцию «мертвых птиц», забранных у поверженных врагов. Он был дани, но имя его было Яли, и принадлежал он к клану Лого.

Изучая Уолтера и других десантников, Яли Лого и его люди убедились в одном: чужаки не принадлежали к клану Курелу. А следовательно, убивать их немедленно необходимости не было.

УОЛТЕР ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЛ, о чем думали вооруженные копьями и луками туземцы, окружившие его людей. Но в их взглядах он чувствовал скорее любопытство, чем агрессию. Туземцы не пытались поразить их копьями или стрелами. Солдаты тоже не стреляли. Сцена первого контакта, достойная этнографического музея, продолжалась три часа.

Накануне выброски Уолтеру и его людям рассказали, что у туземцев Новой Гвинеи есть универсальный жест дружелюбия — нужно помахать листьями над головой.

«Я целый час размахивал этими чертовыми листьями, — досадовал Уолтер. — Когда же никакой реакции не последовало, я понял, каким идиотом выставил себя. И тогда я бросил это занятие».

Наконец, обе стороны расслабились и опустили оружие. Парашютисты развели костер и собрались вокруг него. То же самое неподалеку сделали туземцы.

«Когда мы познакомились, то они сразу же поняли, что нас нечего опасаться, — вспоминал Уолтер. — А мы поняли, что можем не бояться их, потому что они явно не были каннибалами — по крайней мере, по отношению к нам: они поедали только представителей других племен».

Эрл Уолтер говорит по рации с транспортным самолетом после заброски в долину (фотография любезно предоставлена С. Эрлом Уолтером-младшим).

В дневнике Уолтер описал впечатления первой ночи: «На туземцах не было ничего, кроме полых гульфиков на пенисах. Они перевязывают яички нитью и подвешивают гульфики к другой нити, обвязанной вокруг пояса. Выглядят туземцы очень здоровыми, у них прекрасные зубы, а вот ступни изуродованы из-за того, что они постоянно ходят босиком. У некоторых длинные, кучерявые волосы — они напоминают французских пуделей. У других волосы короткие. Тела у них вполне пропорциональны. Судя по всему, у каждой семьи есть свои отметины на телах и свои прически. Некоторые туземцы имеют „собачьи“ черты лица, другие выглядят вполне по-человечески. Есть и такие, чьи тонкие черты лица напоминают европейские. Судя по всему, мы — первые чужаки в этой долине». Уолтер заметил, что тела туземцев блестят от свиного жира и пота, и сделал вывод, что они «никогда не моются».

Когда туземцы и чужаки освоились друг с другом, туземцы, в свою очередь, стали рассматривать американцев. Уолтер запомнил, как их осматривали мужчины и мальчики из клана Лого-Мабель — классический пример различий между двумя культурами: подойдя вплотную, туземцы начали осторожно поглаживать американцев по рукам, ногам, спинам и груди: «Они буквально обнимали нас. Это выводило из себя моих солдат, не понимающих, что происходит». Поглаживая десантников, туземцы что-то бормотали себе под нос. УОЛТЕР И ЕГО ДЕСАНТНИКИ РЕШИЛИ, ЧТО ТУЗЕМЦЫ ОШИБОЧНО ПРИНЯЛИ ИХ ЗА ЖЕНЩИН. А ЧТО ЕЩЕ МОГЛИ ПОДУМАТЬ БЕЛЫЕ МУЖЧИНЫ, КОГДА АБСОЛЮТНО ОБНАЖЕННЫЕ ДИКАРИ НАЧАЛИ ИХ ГЛАДИТЬ И ОБНИМАТЬ? Процесс ощупывания продолжался какое-то время, пока десантникам это не надоело. Уолтер, который был значительно выше не только туземцев, но и собственных солдат, постарался максимально доступно показать, что они — мужчины. Это не помогло. Поглаживание продолжалось. В какой-то момент Уолтеру уже померещилось, что туземцы решили «заняться с ними любовью».

Поскольку туземцы явно не собирались прекращать «рукоблудие», Уолтер применил нетрадиционную стратегию, о которой не говорилось ни в одном учебнике по военному делу. Сначала он расстегнул ремень и спустил брюки, чтобы показать, что ему тоже есть на что надеть гульфик, если он этого захочет. Несколько раз продемонстрировав свое «снаряжение», Уолтер понял, что его прием не помог. Тогда он велел своим людям последовать его примеру — самая необычная демонстрация силы в годы Второй мировой войны.

— Снимите брюки, черт бы их побрал! — приказал Уолтер. — Покажем им, что мы — мужчины, а не женщины. Я уже устал от этого безобразия!

Капитан снял рубашку, брюки и белье. Десантники последовали его примеру. Несколько часов они ходили совершенно обнаженными среди туземцев, на которых хотя бы были гульфики.

— В первый раз мне пришлось доказывать, что я — мужчина, — вздохнул Уолтер.

Использовав тяжелую артиллерию, Уолтер достал бумажник и продемонстрировал туземцам фотографию своей жены. «Они рассматривали фотографию с большим интересом».

В конце концов, длительная демонстрация мужественности возымела действие. Туземцы больше не пытались «заняться любовью» с десантниками.

НА САМОМ ДЕЛЕ, ТУЗЕМЦЫ из племени дани вовсе не заблуждались насчет пола чужаков. Единственное, что поставило в тупик, это то, что они неожиданно разделись.

Когда мужчины клана Лого-Мабель подошли к десантникам достаточно близко, они с удивлением обнаружили, что те вовсе не покрыли свои тела глиной в знак траура.

Нарекесок Лого, который в детстве стал свидетелем этой сцены, объяснил, что их заинтересовала «оболочка» тел чужаков. ОНИ НИКОГДА ПРЕЖДЕ НЕ ВИДЕЛИ ОДЕЖДЫ — ЭКСПЕДИЦИЯ АРЧБОЛДА НЕ ЗАХОДИЛА В ИХ ДЕРЕВНЮ, МЯГКАЯ ВТОРАЯ КОЖА, КОТОРУЮ МОЖНО БЫЛО СНЯТЬ С СЕБЯ, ИХ ПРОСТО ЗАЧАРОВАЛА. А вот что вспоминает другой свидетель, Аи Бага: «Мы подошли поближе, потрогали их одежду и сказали: „Это не глина!“»

Столь же удивительной была для туземцев реакция солдат. Как только мальчику их племени исполнялось четыре года, он не мог обнажаться публично. Даже если гульфик ему не подходил, он все равно его носил. То, что чужакам, вроде Уолтера и других десантников, казалось обнаженностью, для туземцев было самой пристойной одеждой. Гульфик, «хорим», носили во время работы, игр, войны и даже сна. Снимали его только наедине с собой или с женой — для мочеиспускания или секса. Сменить один гульфик на другой мужчина мог только в собственной хижине. «Хорим» в культуре дани считался признаком благопристойности. Мужчина без «хорима» для туземцев был тем же самым, чем голый человек на улице современного города.

Сами того не желая, Уолтер и его люди устроили для туземцев настоящий стриптиз.

Слухи об этом «шоу» быстро распространились по окрестностям. Уже на следующий день из дальних деревень стали приходить люди, которые хотели посмотреть на чужаков. Но Уолтер и другие десантники не спешили раздеваться, так что новые зрители возвращались домой разочарованными. Те же туземцы, которым удалось увидеть голых белых людей, всю жизнь со смехом рассказывали об этом.

ОДЕВШИСЬ, ПАРАШЮТИСТЫ разбили лагерь, обшарили окрестности и собрали весь груз, сброшенный с самолета полковника Импарато «Королева». Десантники искали и пресную воду. Поскольку во фляжках вода кончилась, солдаты на пальцах объяснили туземцам, что им нужно, и те отвели их к источнику, который находился совсем рядом. Уолтер и сержант Дон Руис направились к деревне, но туземцы преградили им путь, ясно показав, что за оградой, которая окружала хижины и внутренние дворы, им будут не рады.

После ужина и дружеского перекура у костра Уолтер организовал дежурство часовых, которые должны были сменяться каждые два часа, хотя никакой угрозы, кроме москитов чудовищного размера и агрессивности, десантники не ощущали. «Туземцы отнеслись к нам дружелюбно, но мы не хотели, чтобы нас застигли врасплох», — написал Уолтер в дневнике. Получив серьезное задание, он был преисполнен энтузиазма и мог в одиночку продежурить всю ночь. «Я слишком возбужден, — написал он. — Долго не мог заснуть».

В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ после завтрака Док Булатао принялся обрабатывать раны Деккера. Вот как описала эту сцену в своем дневнике Маргарет: «Шесть часов он обрабатывал инфицированные ожоги сержанта. Процедура была очень долгой и болезненной. Несмотря на осторожность Дока, Деккер сильно страдал — это было видно по его напряженному телу. Его раны были очень серьезными, но он ни разу не пожаловался и не застонал… Никакой анестезии у нас не было — даже виски. Ослабить боль Деккера было нечем».

Маргарет с удивлением и некоторым разочарованием узнала, что туземцы не умеют получать спирт.

Макколлом не мог выдержать страданий своего товарища. Полушутя он предложил «шарахнуть его по голове и отключить хотя бы на несколько часов». Маргарет заметила, что с лейтенанта, который наблюдал за процедурой со стороны, ручьями лился пот.

Процедурой заинтересовался и Вимаюк Вандик, а также целая толпа туземцев, которые внимательно следили за работой доктора. ЖИТЕЛИ УВАМБО УЖЕ СОВСЕМ ОСВОИЛИСЬ С БЕЛЫМИ ЛЮДЬМИ, С КАЖДЫМ ДНЕМ ИХ СТРАХ ОСЛАБЕВАЛ — ИХ УЖЕ НЕ ПУГАЛИ САМОЛЕТЫ, ЛЕТЕВШИЕ НА МАЛОЙ ВЫСОТЕ И СБРАСЫВАВШИЕ ГРУЗЫ ПРЯМО В ДЖУНГЛИ. ОНИ ПРОЧЕСЫВАЛИ ДЖУНГЛИ В ПОИСКАХ ЯЩИКОВ И ПАРАШЮТОВ, А ПОТОМ ДОСТАВЛЯЛИ НАЙДЕННОЕ К ЛАГЕРЮ АМЕРИКАНЦЕВ. Особенно интересовало увиденное одного из мальчишек.

В дневнике Маргарет написала:

«К нам прибежал взволнованный и возбужденный туземец. Он так энергично стал звать за собой мужчин, что мы поняли: произошло что-то необычное. Наши мужчины бросились за ним в джунгли. Расстроенный туземец указал на вершину пятидесятифутового дерева. Там сидел другой туземец с раскрытым парашютом. Он явно собирался спрыгнуть!»

Такой прыжок мог закончиться печально. Американцы испугались, что жители Увамбо обвинят во всем их. После долгих переговоров, криков и жестов молодой человек согласился спуститься. Он отказался от мечты о полете и слез с дерева.

С ТРАНСПОРТНОГО САМОЛЕТА, который появился в тот день, радист сообщил выжившим в катастрофе и медикам о том, что в главной долине высадились Уолтер и восемь десантников. Пилот недооценил расстояние — он утверждал, что лагерь десантников находится примерно в десяти милях. Позднее Макколлом узнал, что базовый лагерь находился более, чем в тридцати воздушных милях от прогалины. Уолтер оценил то же расстояние в двадцать миль. Пилот сообщил также, что Уолтер с пятью десантниками вскоре выдвинется к лагерю на прогалине.

— Они будут с вами к ночи, — сообщил радист.

Маргарет, Макколлом и Деккер не придали особого значения этим словам, почувствовав в них неоправданный военный оптимизм.

Гораздо больше Маргарет порадовало другое сообщение радиста — об Уолтере «Уолли» Флеминге, том самом сержанте, с которым она собиралась отправиться на свидание в день катастрофы «Спешиэл Гремлин». В дневнике она записала: «Милый Уолли… был потрясен происшествием. Даже узнав, что мне чудесным образом удалось спастись, он все еще сильно переживал. До этого момента я постоянно боялась, что Уолли напугает и катастрофа, и мое будущее состояние». Сообщение от радиста изменило ее настроение: «Когда я узнала, что Уолли страшно обо мне беспокоится, мне стало очень хорошо!»

У ЖЕНЩИН-ВОЕННОСЛУЖАЩИХ, оказавшихся на острове, безнадежно сбивался менструальный цикл. Это было связано с тропическим климатом, потерей веса, стрессом и множеством других факторов. Иногда менструации приходили гораздо чаще, чем следовало бы, а порой их не было несколько месяцев. Когда офицеры женского корпуса узнали, что среди выживших есть женщина, они приказали узнать у нее дату последних месячных. Когда она ответила, что это было пару месяцев назад, Макколлом попросил прислать с припасами коробку санитарных прокладок, так, на всякий случай.

Самолет вернулся на базу, и радист Джек Гатцайт отправился к командованию женским корпусом. Он чувствовал себя мужем, которого жена отправила в аптеку с деликатной просьбой.

— Мэгги нужна пара коробок «Котекса», — сказал он.

Офицер-женщина прогнала его, сказав, что всеми медицинскими припасами для спасательной экспедиции ведает больничное начальство. Джек пошел в госпиталь, откуда его послали обратно к командирам женского корпуса. Все, что касалось женщин-военнослужащих, решали они.

Походив туда-сюда, Гатцайт окончательно обозлился. Он вернулся на аэродром Сентани и попросил телефонистку соединить его с командованием женского корпуса и госпитальным начальством. С неподражаемым бруклинским акцентом сержант заявил:

— Самолет вылетает через час, а я до сих пор не получил от вас «Котекса». Я собираюсь позвонить генералу Клементу, командующему военно-воздушными силами на Дальнем Востоке!

В тот же день в одном из ящиков лежали полдюжины коробок с санитарными прокладками. На следующий день доставили десяток, а еще через день — два десятка.

«Каждый день мы получали по двадцать коробок „Котекса“», — с улыбкой вспоминал Макколлом.

СПАСАТЕЛИ ПОЗАБОТИЛИСЬ и о духовных потребностях жертв катастрофы. На борту поискового самолета «Б-17», который обнаружил их лагерь, находился католический священник из Индианаполиса, майор Корнелиус Уолдо. В одном из ящиков лежали Библия, молитвенники и четки Маргарет. Все это очень пригодилось, когда Док и Рамми приступили к лечению девушки.

«Нужно было снять повязки. Через пять минут я уже перебирала свои четки и скрипела зубами, — записала в дневнике Маргарет. — Это был вопрос чести! Я хотела быть таким же хорошим солдатом, как и Деккер. Четыре бесконечных часа Док обрабатывал мои ноги и руку. Я не плакала и не стонала. Но в душе я буквально вопила от боли!»

Рамми запомнил эту сцену по-другому: «Нам нужно было срезать омертвевшие ткани, очень осторожно, слой за слоем, пока не пойдет кровь… Она постоянно плакала. Плакала, плакала, плакала. Думаю, ей было очень больно, но она изо всех сил старалась сдержаться. Это было больно. Думаю, очень больно».

Страница из дневника Маргарет Хастингс. Она пользовалась стенографией. на этой странице написано: «Док — самый нежный и добрый человек, которого мне доводилось видеть. он замечательный доктор. Прибыв к нам, он не мог заняться моими ногами до позднего вечера. Сначала он помог Деккеру, а потом начал снимать повязки с моих ног. Это был ужас! Из-за сильного кровотечения повязки намертво присохли. Невозможно было различить, где обожженная кожа, а где повязка. Док пытался снять бинты очень осторожно. Он постоянно твердил: „Боюсь, сейчас будет больно!“»

Процедура обессилила и медиков, и пациентов. Маргарет было так больно, что она лежала на спине с согнутыми коленями, чтобы ничто не прикасалось к ранам на ее ногах. Несмотря на боль, она начала верить в то, что Доку удастся спасти ее ноги.

Устраиваясь на ночь, она думала о четырех мужчинах, находившихся рядом с ней: «Как приятно засыпать, зная, что находишься на пути к выздоровлению, а не смерти!»

18. ВАННА ДЛЯ ЮГВЕ

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО Маргарет проснулась со страстным желанием отмыться от пота, крови, гангренозных тканей и нечеловеческой грязи.

Перед прыжком Док Булатао предусмотрительно сунул в карман зубную щетку, и она стала для девушки настоящим подарком. Потом Маргарет попросила Рамми Рамиреса помочь ей помыться. Он с радостью пришел бы ей на помощь, но вопрос заключался в том, где это сделать. Макколлом, Рамми и Док мылись в ледяном ручье, который протекал в сотне ярдов от лагеря. Небольшую купальню соорудили из парашютного шелка и надувных палаток. Из того же материала соорудили туалет и навес. Но Маргарет не могла мыться в ручье одна. В то же время мужчины не хотели смущать девушку своим присутствием.

Рамми решил проблему с помощью универсального солдатского средства — своей каски. Подвернутая нога все еще его беспокоила, поэтому он соорудил себе костыли. Ковыляя на них, он нашел уютный уголок на опушке джунглей и согрел воду в каске. Рамми притащил туда мыло, полотенца, мочалку и комплект чистой одежды маленького размера.

С помощью Макколлома медики довели Маргарет до импровизированной бани и оставили ее мыться — как им казалось, в полном одиночестве. Маргарет сняла грязную рубашку и еще более грязные и рваные брюки. Она намылила мочалку и начала оттирать свое тело. И тут же девушка почувствовала, что на нее смотрят.

Слева направо: капрал Камило «Рамми» Рамирес, капрал Маргарет Хастингс и сержант Бенджамин «Док» Булатао (фотография любезно предоставлена С. Эрлом Уолтером-младшим).

«Я оглянулась и на соседней опушке увидела туземцев, — записала Маргарет в дневнике. — Я так и не поняла, привлекли ли их мои необычные действия или моя кожа, которая так отличалась от их собственной».

Заметил туземцев и Макколлом: «Они широко улыбались».

Маргарет не удалось прогнать непрошеных гостей, поэтому она быстро закончила мытье. Она вытерлась, надела чистую одежду и позвала мужчин, чтобы те помогли ей вернуться в палатку. С ТОГО ДНЯ МАРГАРЕТ СТАЛА МЫТЬСЯ КАЖДЫЙ ДЕНЬ — И КАЖДЫЙ ДЕНЬ У МУЖЧИН И МАЛЬЧИКОВ УВАМБО БЫЛО БЕСПЛАТНОЕ РАЗВЛЕЧЕНИЕ. Впервые встретив чужаков, туземцы были поражены прямыми светлыми волосами Макколлома. Но баня Маргарет превзошла все! Одним из постоянных зрителей этого шоу был юный Хеленма Вандик.

«Мы видели, что у нее есть груди, и понимали, что она — женщина, — вспоминал он. — Она прогоняла нас, но нам было интересно, и мы оставались, пока она не заканчивала».

Убедившись в том, что Маргарет — женщина, туземцы сделали свой вывод. Хотя они все еще принимали чужаков за духов, но решили, что среди них есть «мужчина, женщина и муж женщины». «Мужем» был мужчина, которого туземцы называли «Меакале» — так они произносили фамилию «Макколлом».

Хотя американцы не выучили имен туземцев, жители Увамбо хотели понять, как называть чужаков. Они слышали, как Макколлом обращался к Маргарет «Мэгги», но им казалось, что он произносит «Югве». Так они и стали ее называть. В дневнике Маргарет написала, что «всегда ненавидела» сокращение «Мэгги», но «туземцы произносили его очень мило». Слоги у них мягко сливались, и она слышала не «Югве», а «Маги».

Туземцы никогда не видели сексуальной близости между «Меакале» и «Югве/Маги». Они решили, что Макколлом и Маргарет являются супругами, исходя из собственных соображений. В мужском мире племен яли и дани здоровая женщина, достигшая половой зрелости, недолго оставалась одинокой. Жители Увамбо не знали, что Маргарет уже тридцать лет. Но одного взгляда на ее обнаженное тело было достаточно, чтобы понять — ей уже больше тринадцати. В Макколломе они распознали лидера группы, поэтому решили, что единственная женщина должна быть его женой.

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ В ДОЛИНЕ Эрл Уолтер и восемь десантников из Первого десантного батальона начали с плотного завтрака. Затем Уолтер отправил старшего сержанта Сэнди Абренику и сержантов Эрменхильдо Каоили и Хуана «Джонни» Хавонильо на короткую разведку — восемь миль по долине. Они нашли множество туземных троп и заброшенную деревню. Возле одной из троп они наткнулись на скелет с остатками разложившейся плоти. Рядом валялось сломанное копье. В дневнике Уолтер записал: «Причина смерти осталась неизвестной». Но он не сомневался, что труп является свидетельством вражды между туземцами.

Во время этой вылазки Уолтер впервые увидел туземку. В дневнике он описал ее весьма сурово: «ОЧЕНЬ НЕКРАСИВАЯ ПРИЧЕСКА, УЖАСНЫЕ ВОЛОСЫ… И ГОРАЗДО МЕНЬШЕ ВОЛОС, ЧЕМ У МУЖЧИН. НА НЕЙ БЫЛА НАБЕДРЕННАЯ ПОВЯЗКА (ОЧЕНЬ НЕБОЛЬШАЯ). НИКАКОЙ ДРУГОЙ ОДЕЖДЫ. МНЕ ПОКАЗАЛОСЬ, ЧТО ОНА БЕРЕМЕННА». Вернувшись в лагерь, Уолтер увидел, что десантники соорудили из парашюта палатку и сложили в нее все свои припасы. «В Тайной долине появился собственный цирк». Днем прилетел транспортный самолет, который сбросил воду, еду и пачку писем из дома, что порадовало всех. Необычное задание очень нравилось Уолтеру. В дневнике он записал: «Все находятся в приподнятом настроении… Это приключение станет одним из самых интересных событий нашей жизни».

Пока десантники разбивали лагерь, туземцы из региона Воси собрались вокруг них. Людей Уолтера раздражало их внимание, бесцеремонные прикосновения и ужасный запах. Уолтер решил выстрелить в воздух.

«Несколько выстрелов в воздух оказали сильнейшее воздействие на туземцев. Большинство из них убежали сломя голову», — записал он в дневнике. Примеру капитана последовали и другие десантники. Один из них выстрелил из автомата Томпсона, знаменитого «Томми». Туземцы умчались в мгновение ока. Уолтер заметил, что мужчины чуть не затоптали маленького мальчика. Он приказал прекратить огонь. «Мы стреляли в воздух, чтобы отогнать туземцев», — записал он в дневнике.

Звуки выстрелов напугали туземцев, но, как написал Уолтер, «они не понимали убойной силы современного огнестрельного оружия». Куда больше они пугались, когда солдаты брались за палки или большие ветки, напоминающие копья.

В тот же день сержант Альфред Байлон, массивный любитель сигар, отправился к реке Балием. За ним последовали туземцы. Когда над головой сержанта пролетала стая уток, он подстрелил одну птицу. Туземцы принесли ему его добычу, и Байлон вернулся в лагерь. В дневнике Уолтер записал, что в тот вечер «был прекрасный ужин с жареной уткой. Судя по всему, теперь туземцы догадываются, что наше оружие может убивать».

ПРОШЛО БОЛЕЕ ШЕСТИДЕСЯТИ ЛЕТ, но старики племени все еще помнили предупредительные выстрелы десантников и утку, подстреленную Байлоном (туземцы называли его «Вейлоном»).

«Один человек по имени Магеам отправился в лагерь белых людей, — вспоминал Лисаниак Мабель. — Он подошел слишком близко и разозлил белых людей. Они стали стрелять, чтобы отогнать его. Этот звук был нам незнаком, и мы убежали… Потом Вейлон подстрелил утку. Мы поняли, что он сделал это своим ружьем».

Несколько туземцев помнили разведывательные походы Уолтера по региону Воса. Во время одного из таких походов Уолтер остановился в местечке Пика, на краю нейтральной территории, почти на землях врага. Туземцы решили, что он специально остановился, чтобы охранять Пику. Они восприняли это как смелый поступок и предостережение врагам. Они прозвали Уолтера «Пика» в знак уважения к его храбрости.

«Пика много стрелял, чтобы враги не приходили, — вспоминал Аи Бага. — Нам понравилось, что Пика пришел. Мы просили Пику остаться, чтобы наши враги не напали на нас».

Нарекесок Лого, тело которого покрыто залеченными шрамами от стрел, запомнил время пребывания в долине десантников, как период мира и покоя: «Пика и Вейлон стояли со своими ружьями, и враги не приходили».

Не меньшее впечатление на туземцев произвело и то, что солдаты вырыли глубокую яму, накрыли ее палаткой и справляли там нужду. Туземцы привыкли делать это в одиночку, в густых джунглях или высокой траве. Поведение солдат показалось туземцам отвратительным. Еще более не понравилось им то, что солдаты использовали дом для хранения «иналугу», то есть экскрементов.

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ, 22 МАЯ 1945 года, десантники подкрепились ветчиной, яйцами, печеньем, джемом и горячим шоколадом. Уолтер взял с собой пятерых — капрала Кустодио Алерту и сержантов Эрменхильдо Каоили, Фернандо Донгальо, Хуана «Джонни» Хавонильо и Дона Руиса — и отправился в поход к лагерю выживших в катастрофе. Командование базовым лагерем он поручил старшему сержанту Сэнди Абренике, в распоряжении которого остались сержанты Альфред Байлон и Роке Веласко. УОЛТЕР ДОГОВОРИЛСЯ С МЕСТНЫМИ ТУЗЕМЦАМИ, ЧТО ТЕ ПОМОГУТ НЕСТИ ГРУЗ И СТАНУТ ПРОВОДНИКАМИ. УБЕДИВШИСЬ, ЧТО ОНИ ПОНИМАЮТ, КУДА НУЖНО ИДТИ, ДЕСАНТНИКИ ВО ГЛАВЕ С УОЛТЕРОМ ВЫШЛИ ИЗ БАЗОВОГО ЛАГЕРЯ. Три часа они поднимались в гору, а потом устроили привал и обед. В дневнике Уолтер записал: «Одному Богу известно, почему эти горы такие высокие. Теперь мы будем спускаться. Мы прошли мимо нескольких деревень, были вынуждены останавливаться возле каждой, чтобы туземцы могли удовлетворить свое любопытство». По дороге группы проводников менялись, так как никто не хотел слишком далеко удаляться от своих деревень.

Карт у десантников не было. Им показалось, что они прошли семь миль. Потом было решено устроить ночлег. Чутье подсказывало Уолтеру, что туземцы не представляют угрозы. В дневнике он упомянул о копьях и стрелах вскользь, заметив, что «единственным режущим орудием у туземцев являются каменные топоры». Десантникам нужно было отдохнуть перед очередным переходом. Уолтер сказал, что выставлять часовых на ночь не стоит.

РЕШЕНИЕ УОЛТЕРА не выставлять часовых было правильным, и не только потому, что туземцы действительно не представляли угрозы. Уолтер не знал, что вожди племен, живших по дороге от базового лагеря Воси к горному хребту Оги, где разбился самолет, договорились на время прекратить вражду. Они обеспечили чужакам безопасный проход.

«Было заключено соглашение, „мага“, — вспоминает Юнггукве Вандик, дочь вождя Яралока Вандика. — Никто не мог причинить чужакам вреда. Было сказано: „Не убивайте их. Это духи. Не убивайте их. Они — не люди“». Если бы не «мага», то шестеро солдат вполне могли стать жертвой сотен воинов, вооруженных копьями, собрать которых не составляло труда.

Не все приняли это условие. Жители долины уважали строго определенные границы. Мысль о том, что чужаки пройдут по их территориям, многим не нравилась. «Были люди, которые хотели убить их», — вспоминала Юнггукве Вандик. Если бы не цвет кожи солдат — белая кожа Уолтера, а не «карамельная» его десантников-филиппинцев, — «мага» никогда не была бы принята. «Думаете, мы когда-нибудь видели белую кожу? — вспоминала Юнггукве. — Мы боялись белых людей».

Несмотря на соглашение, по дороге к месту катастрофы десантники не раз сталкивались с враждебным отношением туземцев, когда слишком близко подходили к деревням. «Пару раз они заступали нам путь, — вспоминал Уолтер. — Они не желали, чтобы мы входили в их деревни». Уолтер думал, что это связано с недостатком женщин, «МЫ С СЭНДИ РЕШИЛИ, ЧТО ОНИ БОЯТСЯ, КАК БЫ МЫ НЕ УКРАЛИ ИХ ЖЕНЩИН. ТАКОЕ ЗДЕСЬ СЛУЧАЛОСЬ СПЛОШЬ И РЯДОМ. ПЛЕМЕНА ВОРОВАЛИ ЖЕНЩИН ДРУГ У ДРУГА». Описание Уолтера напоминает ту самую стычку, в ходе которой солдаты из экспедиции Арчболда убили туземца семь лет назад. Неизвестно, той ли дорогой двигались Уолтер и его десантники, но пользоваться оружием для самообороны им не приходилось. В то же время туземцы, встреченные десантниками, явно не понимали силы огнестрельного оружия и не пытались мстить за давнюю гибель своего сородича.

Уолтер ничего не знал ни об экспедиции Арчболда, ни о легенде «Улуаек», о небесных духах и об их таинственной лиане, спускающейся в долину. Он даже не предполагал, что у туземцев есть все основания подозревать их в злонамеренности, желании украсть свиней и женщин.

Со своей стороны, Уолтеру страшно не хотелось применять силу. Свиньи десантникам были не нужны — у них не было времени на то, чтобы жарить мясо. А уж местные женщины их вообще не привлекали. «Они нам не нравились, — вспоминал он. — Я сказал их мужчинам, что нам не нужны женщины. Ни одна из них не показалась нам хотя бы симпатичной».

УТОМЛЕННЫЙ ДОЛГОЙ дорогой, Уолтер провалился в глубокий сон. На следующее утро десантники позавтракали и стали ждать транспортный самолет, который должен был определить их местонахождение и сбросить свежие припасы. Десантникам казалось, что они совсем рядом со своей целью, и среди них царило приподнятое настроение. Но самолет не прилетел, а последние их носильщики отказались им помогать. «От туземцев больше вреда, чем пользы, — записал Уолтер в дневнике. — Они не хотят нести груз».

Десантники собрались и отправились в путь, считая, что достаточно точно объяснили своим проводникам, куда им нужно. Но после утомительного перехода длиной миль двенадцать десантники очутились на том же самом месте, откуда отправились в путь. Приподнятый тон дневника Уолтера сменился разочарованием: «Они не поняли, что мы хотим идти к месту катастрофы, а не в собственный лагерь. Мы слегка обескуражены, если не сказать больше. Мы слишком долго шли и попали под дождь. Все промокли. Разбили лагерь, приготовили ужин. Жуткая жизнь!»

На третий день пути все промокли, замерзли и устали. Они рассчитывали на один-два дня пути, поэтому еда уже закончилась. Не зная своего местонахождения, они продолжали двигаться вперед. Уолтер руководствовался интуицией и умением ориентироваться, отталкиваясь от ранее известной точки (в данном случае — от базового лагеря). Десантники направлялись к долине между двумя горными хребтами. Уолтер называл ее «седлом».

«Дела плохи, — писал он в дневнике. — Последняя еда кончилась, а мы не приблизились к цели. Собрали лагерь и продолжили двигаться к „седлу“, которое находится где-то в начале каньона». Тем же утром десантникам удалось установить контакт с транспортным самолетом и сообщить, что у них кончилась еда. А пока они шли на голодный желудок. Большая часть пути пролегала через кустарник и высокие травы. Купание в холодном ручье освежило десантников, но это ощущение продлилось недолго. Очень скоро они устали, но продолжали двигаться вперед и вверх.

После полудня пошел дождь. Десантники промокли и замерзли. Еды у них по-прежнему не было. Лагерь они разбили около пяти часов, раскатали свои постели и легли спать без ужина.

«Одному Богу известно, где находится последний хребет, — записал той ночью Уолтер. — Мы можем продержаться еще несколько дней, но, черт побери, хотелось бы знать, где мы находимся. Мне не нравится кружить по долине, не имея карты».

19. «ШУ, ШУ, БЭБИ!»

В ПУСТЫХ ЖЕЛУДКАХ урчало. Десантники поднялись рано утром. Завтрак их состоял из горячей воды и надежды. Главным для них было найти груз с едой. Заметив над головой транспортный самолет, Уолтер попытался связаться с ним по рации. Он беспокоился, что пилоты не заметят их лагерь на опушке джунглей. Продвигаясь к месту катастрофы, десантники все больше и больше углублялись в густой лес. Увидев самолет и связавшись с ним, они остановились и стали ждать.

«Наконец они заметили нас, — записал Уолтер в дневнике 25 мая — первая радостная запись за два дня. — Нам сбросили еду. Лучшее, что я ел за долгое время. Ребята насытились, а радист сообщил, что мы в двух милях к западу от места катастрофы».

После двух дней голода десантники набросились на продукты, как тигры. И это не прошло даром. «Первый час был ужасен, — записал в дневнике Уолтер. — Слишком много еды». Но все были преисполнены решимости достичь своей цели. Десантники продолжали продвигаться вперед, хотя довольно медленно и с частыми привалами. Через несколько часов они достигли вершины хребта и начали спускаться. Уолтер надеялся, что цель рядом.

РАДИСТ ТРАНСПОРТНОГО САМОЛЕТА 311 сообщил Макколлому, что десантники уже близко: «Эрл доберется до вас быстро. Вы скоро их заметите».

Днем Маргарет услышала странный звук, напоминающий звуки, издаваемые туземцами. Звук приближался, и она различила типично американские слова:

К лагерю бодрым шагом шел Эрл Уолтер-младший, ловко орудуя ножом и прокладывая тропу. Под нос он напевал последний хит сестер Эндрюс «Шу, шу, бэби».

Появление десантника Маргарет описала в дневнике так: «Он показался мне настоящим гигантом — он прокладывал тропу, а за ним следовали его филиппинцы и вездесущие туземцы. Появление капитана было как порыв сильного, свежего ветра. Он оказался очень опытным и способным офицером и замечательным человеком. Через две минуты после его прихода в лагере жизнь забила ключом».

Американский флаг над «затерянным аванпостом Шангри-Ла» (фотография любезно предоставлена Б. Б. Макколлом).

Док и Рамми выскочили из своих палаток, чтобы встретить товарищей. Уолтер был рад увидеть тех, кому удалось пережить катастрофу, но еще больше рад он был своим медикам. «Я знал, что с ними все в порядке, — вспоминал он, — но мне хотелось лично поздравить их с удачным прыжком. Кроме того, я должен был поблагодарить их за хорошую работу. И вернуться с ними домой. Все мы чувствовали одно и то же. Все волновались о них».

Маргарет наблюдала за тем, как Уолтер, Док и Рамми обнимаются, жмут друг другу руки и хлопают по плечам. В дневнике она записала: «Солдаты обожают Уолтера, и эти чувства явно взаимны».

А Уолтер, в свою очередь, заметил, что Маргарет, несмотря на походную «стрижку», худобу и раны, «очень симпатичная девушка».

ТЕПЕРЬ В ЛАГЕРЕ на прогалине жили уже десять мужчин и одна женщина. Уолтер отправил своих людей разбивать палатки и устраиваться на ночлег. Они построили большую пирамидальную палатку со стенами шестнадцать футов длиной, в которой организовали штаб, столовую и клуб для двух офицеров, Уолтера и Макколлома, одной женщины-военнослужащей и восьми солдат. ВСКОРЕ НАД БОЛЬШОЙ ПАЛАТКОЙ ВЗВИЛСЯ АМЕРИКАНСКИЙ ФЛАГ, И ЛАГЕРЬ ПРЕВРАТИЛСЯ В ПОЧТИ ОФИЦИАЛЬНУЮ АМЕРИКАНСКУЮ ВОЕННУЮ БАЗУ. В ДНЕВНИКЕ УОЛТЕР НАЗВАЛ ЕЕ «ЗАТЕРЯННЫМ АВАНПОСТОМ ШАНГРИ-ЛА». Он написал: «Звездно-полосатый флаг развевается над горами Оранье. Мы — первые белые люди на этой земле. Можно было бы объявить территорию американской, но, боюсь, австралийцы этого не поймут».

Искупавшись в ручье и поужинав, Уолтер достал колоду карт и устроил первый турнир по покеру и джин-рамми. Маргарет не играла в покер, предпочитая бридж, но не переставала поражаться азарту мужчин, которые за вечер ухитрялись «выигрывать и проигрывать тысячи долларов».

В отсутствие фишек их роль исполняли сигареты «Рэли» и «Челси», а также деревянные спички. Особенно Маргарет нравилось то, как играл сержант Каоили: он отлично блефовал, имея на руках всего пару троек. Каоили отлично делал все, за что брался. Когда он не играл на спички, то занимался тем, что было необходимо в лагере. За мощное телосложение и потрясающую работоспособность друзья прозвали его «Суперменом» и «Железным человеком».

За картами все собирались в большой палатке. Уолтер не переставал поражаться манере игры Маргарет. Его выводило из себя ее упрямое нежелание учить правила.

— Нужно издать закон, запрещающий женщинам играть в покер! — кричал он.

Не произвела на него впечатление и изобретенная ею карточная игра, которой не понимал никто, кроме самой Маргарет. В ней игроки могли собрать наилучшую комбинацию из пятнадцати карт.

— Мэгги, ты совершенно не умеешь играть в карты! — заявлял Уолтер.

— Нет, умею! — отвечала Маргарет.

— Ну, может быть, ты умеешь играть в бридж, но в бридж не играю я. Мы играем в покер, а в нем есть пара, тройка, стрит, флеш и так далее…

С точки зрения Уолтера, Маргарет была не в состоянии запомнить, что в покере хорошо, а что плохо. «Мы постоянно ссорились, потому что я знал, что делаю, а она нет», — вспоминал Уолтер.

Маргарет же считала, что Уолтер злится из-за обычного мужского шовинизма. «Капитан играл с такой страстью, словно на кону были настоящие деньги, — записала она в дневнике. — Когда я блефовала и проигрывала, он просто выходил из себя».

После карт обитатели лагеря и пришедшие в гости туземцы начинали развлекать друг друга. С каждым днем Маргарет чувствовала себя все лучше. Она пела веселые песенки, а потом филиппинские десантники начинали петь народные любовные песни. Туземцы играли на единственном музыкальном инструменте в Шангри-Ла — звуки этого подобия губной гармошки американцам напоминали монотонные погребальные мотивы. На вечерних шоу была и истинная звезда — командир лагеря Шангри-Ла.

«Уолтер оказался потрясающим человеком, — писала в дневнике Маргарет. — После ужина он частенько устраивал для нас настоящее шоу. Он отлично копировал певцов из ночных клубов и радиокомментаторов. Он танцевал, пел популярные песни и развлекал не только нас, но и пришедших к нам туземцев. „Шу, шу, бэби“ была его любимой песней. Уолтер умел поднять настроение всем. В его присутствии невозможно было грустить». ПО МЕРЕ УЛУЧШЕНИЯ САМОЧУВСТВИЯ К МАРГАРЕТ ВОЗВРАЩАЛСЯ И АППЕТИТ. ВСКОРЕ УОЛТЕР ПОНЯЛ, ЧТО МАРГАРЕТ НАХОДИТ ЕГО СЕКСУАЛЬНО ПРИВЛЕКАТЕЛЬНЫМ. Он замечал, что она ищет его общества и старается проводить рядом с ним больше времени. Соблазн был велик, но Уолтер утверждает, что никаких поводов он не давал. Он серьезно относился к браку и к своей роли командира. Он не стал объяснять этого Маргарет, но она явно его поняла.

Когда Уолтер не заглотил наживку, Маргарет переключилась на одного из его солдат — сержанта Дона Руиса.

Уолтер не был ханжой. Всего несколько лет назад он числился завсегдатаем стрип-клубов Лос-Анджелеса. Его не волновало, чем его люди занимаются в свободное время. Но он чувствовал ответственность за то, что происходит в Шангри-Ла. Он знал, что в долине нет противозачаточных средств, и не хотел нежелательных последствий.

Не зная, как действовать, он обратился за помощью к Макколлому.

«Я хотел, чтобы он попросил Мэгги оставить десантников в покое, — вспоминал Уолтер. — У меня был настоящий красавец, Дон Руис. Он был одним из лучших солдат и одним из самых красивых мужчин. Мэгги явно положила на него глаз и пару раз пыталась его соблазнить».

Разрываясь между симпатией к Маргарет и уважением к своему капитану, Руис решил откровенно поговорить с Уолтером.

— Капитан, — сказал он, — что мне делать?

— Просто оставь ее в покое, — посоветовал Уолтер. — Уходи, просто уходи.

Флирт между Маргарет и Руисом продолжался, но, насколько было известно Уолтеру, дальше невинного ухаживания дело не шло.

Поговорив с Руисом, Уолтер собрал своих людей и серьезно предупредил:

— Если кто-нибудь из вас хоть пальцем ее коснется, то, видит Бог, вы тут же станете рядовыми!

«Мне необходимо было напомнить своим ребятам, что нам не нужна в долине беременная женщина… Они на меня обозлились, но я был тверд, как кремень».

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ после прибытия в лагерь Уолтер увидел, как Док и Рамми обрабатывают гангренозные раны Маргарет и Деккера. Он описал работу медиков в своем дневнике, отметив, что «оба заслуживают самой высшей оценки». Но, увидев состояние ран, Уолтер понял, что быстро вернуться в базовый лагерь вряд ли удастся. В дневнике он записал, что придется провести на прогалине не меньше недели, а может быть, и дольше. Но даже после этого ему и его солдатам, по-видимому, придется нести Маргарет и Деккера по джунглям и скользким горным склонам.

В тот день незадолго до обеда транспортный самолет сбросил обычный груз продовольствия, где лежали также книги и журналы. Когда десантники распаковали ящики, то поняли, что им предстоит еще одна непростая задача — погребение останков. Они увидели двадцать один серебряный жетон, двадцать деревянных крестов и одну деревянную звезду Давида. Командование сочло, что среди погибших было шестнадцать протестантов, четыре католика и одна еврейка — сержант Белль Наймер из Бронкса. Лишь позднее стало известно, что нужна была еще одна звезда Давида — для рядовой Мэри Ландау из Бруклина.

На борту самолета в тот день находилась сержант Рут Костер. Это она должна была лететь на «Гремлин Спешиэл», но уступила свое место лучшей подруге, сержанту Хелен Кент. Хелен погибла. Рут ничего не могла сделать для Хелен — только сохранить о ней светлую память.

В воскресенье 27 мая, через две недели после катастрофы, Уолтер поднялся в семь утра. Десантники позавтракали и отправились к месту катастрофы. Уолтера сопровождали пять сержантов: Булатао, Каоили, Донгальо, Хавонильо и Руис. Выслушав подробный рассказ Макколлома, десантники попытались повторить их путь, двигаясь по речному руслу, но быстро запутались в притоках. Тогда они оставили снаряжение и погребальные знаки в удобном месте и разделились. Уолтер с Руисом двинулись в одну сторону, оставшиеся четверо — в другую. Идти через джунгли оказалось невозможно. Тем более что никто не был уверен в правильности направления. Через несколько часов обе группы вернулись в лагерь абсолютно без сил. По дороге Уолтер еще сильно растянул ногу.

На следующий день Уолтер отправил Каоили и Хавонильо на разведку, но им тоже не удалось найти место катастрофы. Уолтер знал, что им нужна помощь человека, который был в том месте. В конце концов, группу в горы повел Макколлом. Он ориентировался по реке и собственным воспоминаниям. Заметив кудрявые светло-русые волосы на лианах и кустах, он понял, что они идут в правильном направлении. Он помнил, как длинные волосы Маргарет путались в ветках, когда они двинулись к прогалине. Именно тогда ему пришлось сделать ей «походную стрижку» карманным ножом. По волосам Маргарет десантники добрались до самого места катастрофы.

Когда они пришли туда, где самолет рухнул на землю, ломая деревья и кусты, Макколлом остановился.

— Это здесь, — сказал он десантникам, указывая путь. СНОВА ОКАЗАТЬСЯ НА МЕСТЕ КАТАСТРОФЫ БЫЛО ВЫШЕ СИЛ МАККОЛЛОМА. ОН НЕ ХОТЕЛ ВИДЕТЬ ОСТАНКИ СВОЕГО БРАТА, СВОЕГО КОМАНДИРА, ПОЛКОВНИКА ПИТЕРА ПРОССЕНА, СВОИХ ДРУЗЕЙ, ТОВАРИЩЕЙ И ОСТАЛЬНЫХ ПАССАЖИРОВ. Тем вечером Макколлом доложил Уолтеру о положении на месте катастрофы, основываясь на докладах десантников. «Доклад лейтенанта Мака о катастрофе печален, — записал в дневнике Уолтер. — Найти удалось лишь три тела — капитана Гуда, сержанта Бесли и рядовой Ханны. Бесли и Ханна — женщины. Остальные тела сгорели вместе с самолетом. До сих пор не можем определить их местонахождение». Через несколько дней Уолтер получил приказ вернуться на место катастрофы с крестами и заступами.

Десантники выдвинулись на рассвете. На месте катастрофы они были около полудня. Вместе с Уолтером в поход отправились пять десантников, которые пришли с ним из большой долины. Макколлом отказался, а Маргарет и Деккер были слишком слабы. Джунгли в этом месте были настолько густыми, что десантники проскочили в двадцати ярдах от разбившегося самолета, даже не подозревая об этом.