Несколько жизней сексуальной кошки Леонов Дмитрий

– Ну это каждый для себя сам решает, – твёрдым голосом ответила Ольга, – Лично я бы не хотела доживать в виде овоща.

– То есть всё-таки социальный дарвинизм? – оживился Костик.

– Нет, ответственное решение конкретного человека, – возразила Ольга, – А социальный дарвинизм – это когда в приёмнике решают, кого в операционную, а кого – сразу в морг.

– Нет, это получается уже искусственный отбор, – стал теоретизировать Костик.

В дверь заглянул Николай из кардиологии:

– Шеф у вас?

Ольга обрадовалась возможности прервать спор и вышла в коридор. Николай был ей симпатичен. Есть в нём что-то такое, вот если бы ещё вёл себя чуть посмелее… Хотя совершенно не в её вкусе – худощавый, носит очки в тонкой чёрной оправе, вежливо говорит. Обычно Ольга обращала внимание на крепких, спортивного телосложения, мужиков, а тут… Нет, в Николае определённо что-то есть.

– За холодильником смотрел? – спросила она.

– Где? – удивился Николай.

– Общественный холодильник стоит рядом с его кабинетом, – объяснила Ольга, – Редко у нас бываешь!

– Не люблю я у вас бывать, – поморщился Николай, – У вас пахнет говном и смертью.

– Можно подумать, у вас по-другому.

Кабинет шефа был заперт. Ольга предложила подождать в ординаторской – возвращаться в буфет не хотелось, к тому же Николай в таком случае наверняка ушёл. Открыв окно пошире, Ольга уселась на подоконник и достала сигареты. Николай устроился в кресле:

– О чём вы там спорили?

Стараясь выпускать сигаретный дым в открытое окно, Ольга ответила:

– Да с Костиком опять срались. Он перед Танечкой понтуется, а у той сегодня больная умерла. Вот скажи – чего он девку-то смущает в такой день? Стал свою гнилую философию задвигать – социальный дарвинизм и всё такое.

– Ну а ты?

– А я говорю – если на байке серьёзно побьюсь, не хочу, чтобы меня реанимировали. Не хочу доживать прикованной к койке.

– Смело! – оценил Николай, – Только как до дела дойдёт – мнение может измениться. Хотя…

– Нет, ты знаешь – разбиться реально не боюсь, – Ольга стряхнула пепел с сигареты за окно, – За те годы, что на байке езжу, всякое видела – и кишки на асфальте, и как мужика пополам разорвало. Но это как-то на себя не проецируешь. А боюсь изуродоваться. У нас девка одна через руль перелетела и мордой по асфальту проехалась. Был бы шлем нормальный – обошлось бы, а так пол-лица стесала. Теперь ходит в тёмных очках и с распущенными волосами. Кто давно знаком – привыкли, а незнакомые с непривычки шарахаются. Представляешь? Поэтому я себе дорогой шлем и купила. Защита у меня, конечно, тоже есть, но я её надеваю, только когда на трассу выезжаю. Ещё не хватало, чтобы я в отделение явилась в «черепахе», мотоботах и наколенниках! А на работу я только в шлеме, тихонько еду.

Она махнула сигаретой в сторону своего стола, на котором лежал чёрный мотошлем. Николай задумчиво протирал платком свои очки в тонкой чёрной оправе:

– У меня сейчас один пациент лежит, там всё плохо – только пересадка сердца. Но мужик не хочет. Он буддист, долго жил на Тибете, умнейший, кстати, человек, говорить с ним одно удовольствие. Так вот, он говорит – чем быстрее я умру, тем быстрее реинкарнируюсь в новом теле. А показатели хреновые, на чём он держится – не понимаю. Я ему говорю – на всё воля Божья, а он хитро так улыбается и говорит – ну своим телом я пока сам управлять могу. Получается, на своей силе воли только и живёт.

– Да брось ты! – Ольга ткнула сигарету в пепельницу, – Живёт он на медикаментах и на твоём таланте.

– Не скажи! Тут многое от самого пациента зависит. Если есть воля к жизни – живёт, даже если всё плохо. А бывает, всё нормально, по показателям на поправку идёт – а он ложится и помирает. Потому что сдался.

– А если без сознания?

– Ну тут уж как пойдёт, – Николай развёл руками.

В коридоре хлопнула дверь в отделение, раздались уверенные шаги.

– Шеф пришёл, – Ольга слезла с подоконника, – Иди, а то опять куда-нибудь смоется.

Следом за Николаем она вышла в коридор. К посту, тяжело опираясь на палку, ковылял худощавый мужчина. Он обернулся и, увидев Ольгу, радостно закричал:

– Ольга Николаевна, доброго вам здравия!

Ольга вгляделась в его лицо:

– Ковалёв, это вы? Нет-нет, не торопитесь, присядьте вот сюда.

Но мужчина остался стоять и протянул букет полевых цветов:

– Ольга Николаевна, я специально зашёл вас поблагодарить. Вот цветов вам насобирал, полевых правда, розы у меня засохли, пока я у вас тут весной валялся. Спасибо вам, Ольга Николаевна, если бы не вы – давно бы червей уже кормил.

– Садитесь, садитесь, – Ольга почти насильно усадила его на стул рядом с постом, – Как вы себя чувствуете? В поликлинике наблюдаетесь?

– Да по-разному, бывает, себя чувствую, – мужчина всё порывался встать, – А в поликлинику как на работу хожу – сейчас инвалидность оформляю. Ещё раз вам спасибо, Ольга Николаевна. Я теперь всем рассказываю, какие у нас замечательные доктора в больнице работают. Пойду я, а то отрываю вас от дел, наверное. Да и супруга меня ждёт.

– Вас проводить? – Ольга порозовела от смущения, – Вы сами дойдёте?

– Конечно-конечно, сюда же дошёл, – мужчина тяжело опирался на палку.

Проводив его взглядом, Ольга повернулась к медсестре:

– Люда, найди, пожалуйста, вазочку – цветы поставить. Ты помнишь его? Два месяца назад выписывали. Там все анализы хреновее некуда были. А он сам ходит! Ещё цветов мне нарвал!

Это были те редкие минуты, которые окупали все издержки профессии. Дело было не столько в благодарности пациента, хотя это, конечно, было очень приятно. Самым важным было видеть, что больной, который казался безнадёжным, пошёл на поправку, и это результат именно твоих усилий. В такие минуты Ольга чувствовала себя богоподобным существом, хотя умом и понимала, что это лишь гордыня.

В ординаторской Ольга поставила вазочку с цветами к себе на стол. Костик скептически покосился:

– Сэкономили на цветах-то.

Ольга не обиделась:

– А это и не покупные. Купить любой дурак может. А тут человек сам собирал. Когда его выписывали, я вообще не думала, что он самостоятельно ходить сможет. Так что врачи у нас в отделении что-то ещё умеют!

– Да-да, и в первую очередь, конечно же – Ольга Николаевна! – подколол Костик.

– А то! – Ольга поправила цветы и возвратила подачу, – А вот некоторые от пациентов даже шоколадки ещё не заслужили!

Костик сердито засопел и уткнулся в историю болезни. Ольга достала из стола папку с бумагами – недописанную статью. Она вымучивала её уже третий месяц – за слишком серьёзную тему взялась. Первые две её статьи, которые уже напечатали в журнале, были попроще и поменьше. А эта шла тяжело. У неё и статистика была подготовлена, и выписки из историй, а сама статья не клеилась – вдохновения не было. Ольга тяжело вздохнула и убрала папку назад в стол.

Костик продолжал трудолюбиво заполнять истории. При нём курить было неудобно, и Ольга пошла на улицу. На лестнице ей повстречался Сергей – больничный электрик. Худощавый, неопределённого возраста – то ли за 30, то ли за 50 – он со всеми держался запанибрата, и все это воспринимали как должное – не столько из-за его незаменимости, сколько из-за добродушия и открытости.

– Серёга, привет! – первой поздоровалась Ольга.

– Привет, Николаевна! – охотно отозвался Сергей, – Курить? Пойдём вместе, я тоже собрался подымить.

Навстречу им поднималась Валентина Ивановна – пожилой доктор из терапии.

– Здравствуйте, Оля. Здравствуй, Серёжа, – в руках у неё была пустая тарелка, – Оля, а вам не нужен котёнок? А то у нас кошечка окотилась, надо котят пристроить. Серёжа, может, вы возьмёте?

– А, так это она там рядом со щитовой живёт? – Сергей ориентировался в больнице по объектам энергоснабжения, – Последнее время всё ластилась, и живот уже большой. Вот оно в чём дело-то было. Вот все вы, бабы, такие – сначала бегаете, задрав хвост, а как залетите – сразу ластиться начинаете. Верно, Николаевна?

Он игриво ткнул Ольгу пальцем под рёбра. Она уже привыкла к его подколкам, и в ответ хлопнула его по плечу:

– А вы, мужики – бесчувственные существа, ласки и понимания от вас не дождёшься.

Валентина Ивановна снисходительно глядела на их развлечения:

– Я вот её подкармливаю, ей ведь своих котяток кормить надо. Вы вниз идёте? Пойдёмте, я вам покажу.

Кошка обосновалась в углу под лестницей, на заботливо подстеленном старом матрасе. Она опасливо смотрела на подошедших людей большими зелёными глазами. Двое котят спали, уткнувшись мордочками в её живот.

– Вот она, наша красавица! – гордо сказала Валентина Ивановна.

– Всего двое? – Сергей присел на корточки, кошка чуть привстала и неотрывно смотрела на него, – А живот-то большой был.

– Она троих родила, – ответила Валентина Ивановна, – Наверное, съела одного.

– Как съела?! – поразился Сергей.

– Ну у кошек такое бывает, – объяснила Валентина Ивановна, – Если кошка видит, что котёночек слабый, больной, или она не сможет его выкормить – она его съедает. Они, кошки, так устроены.

– Вот тварь-то! – возмущённо воскликнул Сергей и резко поднялся. Испуганная кошка подскочила, не сводя с него огромных зелёных глаз, – Это надо же – собственного детёныша убить! Её надо какому-то кошачьему психологу показать! А лучше прямо сейчас взять за задние лапы – и об угол!

– Серёжа, вы что! – встрепенулась Валентина Ивановна, – Это же животное, не человек! Они же аборты делать не умеют. Не трогайте её, у неё молоко пропадёт!

– Нет, ну надо же! – Сергей продолжал возмущаться, – Молоко пропадёт! А собственного котёнка вот так вот! Николаевна, вот ты бы смогла своего ребёнка своими же руками?

– Да пошёл ты! – внезапно разозлилась Ольга. Она выскочила на крыльцо, трясущимися руками достала из пачки сигарету и стала щёлкать зажигалкой. Огонёк не загорался.

– Николаевна, ты чего? – опешивший Сергей вышел вслед за ней на крыльцо и попытался взять её под руку.

– Отвали, козёл! – Ольга вырвала локоть и снова попыталась трясущимися руками зажечь зажигалку, и опять безуспешно. Она в сердцах швырнула зажигалку в кусты и закрыла лицо руками.

– Серёжа, пойдемте! Не надо её сейчас трогать, – Валентина Ивановна потянула его в подъезд.

– А чего я такого сказал? – недоумевающий Сергей стал подниматься по лестнице.

Ольга обернулась и бросила злобный взгляд ему в спину. В темноте под лестницей светились зелёные кошачьи глаза. Зачем он так сказал? Что это было – намёк? Руководство к действию? Вряд ли – Серёга слишком бесхитростен и, скорее всего, не в курсе подробностей её личной жизни. Но, с другой стороны, вся больница в курсе – это хуже деревни, любые сплетни расходятся моментально. Да наверняка сейчас сёстры высунулись в окно и наблюдают за ней. Ну и пусть!

И всё же… Да, у кошек нет человеческой морали, но ведь тоже живые существа. И ведь решают как-то свои проблемы. Разве бывают умственно-отсталые кошки или кошки с церебральным параличом? Внутри вида создан механизм, который следит за чистотой этого самого вида. Естественный отбор, мать его! А у людей есть медицина, в отличие от кошек. Поэтому выживают особи совершенно нежизнеспособные. Ну ладно диабетики, но поддержание функционирования тела, именно функционирования – мозг умер, – это уже медицинские опыты, а не спасение жизни. А кто определяет целесообразность? Да, есть инструкции и прочие законы и подзаконные акты, но в конечном счёте всё решает доктор. Всегда есть небольшой зазор, поле для манёвра.

И всё же, почему он так спросил? А она увильнула от ответа. Ладно, ему она не стала отвечать, послала – Серёга отходчивый, простит. Но вопрос-то остался. У пациентов есть родственники, она как врач обязана объяснить им весь расклад – а там уж пусть они сами принимают решение. А тут она сама родственник – она должна принимать решение. Как кошка…

Рядом щёлкнула зажигалка, мелькнул огонёк. Чёрт, она так и стояла с незажженной сигаретой! Она оглянулась – рядом стоял Николай и протягивал ей горящую зажигалку:

– Ты забыла зажечь сигарету.

– Да, действительно. А я-то думаю – чего-то не хватает, – Ольга прикурила.

– Всё нормально? – Николай внимательно посмотрел ей в лицо.

– Да, задумалась немного, – она отогнала ладонью сигаретный дым, как бы прогоняя наваждение.

– О чём?

– О кошках. У них всё проще и естественнее, чем у людей.

– Хорошо быть кисою, хорошо собакою, – попытался пошутить Николай.

– Извини, не до тебя, – ещё не хватало, чтобы он стал утешать. А чем он может помочь? Почему он тоже сравнивает с кошкой, что они, сговорились что ли? Наверное, действительно хорошо бы стать кошкой, которая гуляет сама по себе. И сама решает свои проблемы. А ведь придётся!

Ольга поднялась к себе в отделение. С поста её окликнула медсестра Люда:

– Ольга Николаевна, тут с вами родственница хотела поговорить. Вы у себя будете?

Понятно – родственница больного. На диванчике у окна сидела миленькая девочка лет двух-трёх и сосредоточенно пеленала куклу в кусок бинта. Ольга отозвала медсестру в сторону и вполголоса спросила:

– Опять Сергеева пожаловала?

– Опять. Её отца скоро выписывают, вот она и засуетилась. Она же на его квартиру зарится, а тут придётся его из отделения домой забирать.

– Опять датая? – Ольга поморщилась.

– Да, запашок вроде есть. А ещё с дочкой припёрлась, – Люда кивнула на девочку, – Жалко её. И как у алкашек дети такие симпатичные получаются?

– Я сейчас вернусь, – Ольга пошла в ординаторскую. Там она выдвинула нижний ящик своего стола и достала шоколадку. У каждого врача в рабочем столе всегда лежит шоколадка – пациенты не отличаются разнообразием в подарках. Она вернулась к посту и протянула плитку девочке:

– На, возьми.

– Спасибо! – девочка доверчиво посмотрела на неё и тут же стала разворачивать шоколадку, – А я маму жду!

– Молодец! – почему-то сердце у Ольги сжалось, и она отвернулась к окну. И ведь правда – почему? Казалось бы, вот такая мамашка пьёт-гуляет со всеми подряд, а потом рожает чуть ли не в кустах – а детишки получаются здоровые, смышлёные и симпатичные. А другая лежит на сохранении, ей там в попу дуют, хороводы вокруг водят, потом рожает в лучшем роддоме, а ребёнок – патология на патологии. Где же справедливость?!

За спиной раздались шаги.

– Это кто тебя шоколадкой угостил?

– Тётенька доктор! – звонко ответила девочка.

– А ты спасибо ей сказала?

Ольга обернулась. Сергеева была одета в яркие молодёжные шмотки, и фигура у неё тоже стройная подростковая. Но это совершенно не гармонировало с опухшим красным лицом, нечёсаными волосами и грязной морщинистой кожей на руках. И подростковая стройность уже выглядела как болезненная худоба, и становилось ясно, что молодёжная одежда донашивается с дородовых времён. Впрочем, одежда была довольно чистой, а на лице – следы косметики, то есть ещё пытается следить за собой. Но запах перегара говорил о том, что основные средства и усилия уходят на другое.

– Вы хотели со мной поговорить?

– Да, – Сергеева замешкалась, – Понимаете, моего отца собираются выписывать…

– Да, его состояние улучшилось. Теперь дома будет долечиваться.

– Но понимаете, за ним же придётся ухаживать, а у нас для этого нет условий…

Так, понятно, к чему дело идёт. Ну давай, продолжай!

– А нельзя ли его здесь оставить, или в какую другую больницу перевести? Я подпишу всё, что нужно, – Сергеева смотрела на неё наивным взглядом.

Ольга вся внутренне подобралась. Вот так запросто от отца родного отказывается! Но других-то за дураков держать не надо!

– Насколько я знаю, у вашего отца отдельная квартира. Так что условия для ухода есть. А в случае, если ваш отец остаётся на попечении государства, его квартира тоже отходит государству. И поверьте мне, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы соцзащита была в курсе.

– А это с какого… – взгляд Сергеевой из наивного моментально превратился в хищный, – Квартира-то тут при чём?

– А с такого! – Ольга смотрела на неё в упор, – То есть больной отец вам не нужен, а его приватизированная квартира нужна? А вот фигу вам! И вообще вы в курсе, что по гражданскому кодексу вы обязаны заботиться о своём отце? Вплоть до уголовной ответственности. Идите и готовьтесь отца забирать!

Сергеева бросила на неё взгляд, полный ненависти, а потом дёрнула дочку за руку:

– Пойдём, нечего здесь рассиживаться!

Девочка почти доела шоколадку, и её губы были все перемазаны. Сергеева вытащила из своей сумки грязный носовой платок и попыталась вытереть дочери лицо, но только размазала шоколад ей по щекам.

– Ну посмотри, на кого ты похожа! Горе ты моё! – она потащила дочь по коридору к выходу.

– Куда только отдел опеки смотрит! – глядя им вслед, сказала Люда, – Почему у неё девочку не заберут?

– Ну как ты заберёшь – мать всё-таки, – возразила Ольга, – Думаешь, в детском доме ей лучше будет?

Ольга вернулась в ординаторскую. Оказывается, она оставила телефон на столе – растяпа, вдруг кто-то искал. Так и есть – неотвеченный вызов. Номер был незнакомый. Она отложила телефон: если сильно надо – перезвонят. Ждать пришлось недолго – минут через десять телефон зазвонил вновь, номер высветился всё тот же. Она нажала кнопку и поднесла телефон к уху:

– Да?

– Сексуальная Кошка, ты? – хриплый мужской голос был смутно знаком.

– Ну? – Ольга пыталась вспомнить, где она раньше слышала этот голос.

– Ты замуж вышла? – владелец хриплого голоса не был склонен к долгим прелюдиям.

– Вышла, – в глубине памяти стали всплывать воспоминания из студенческого прошлого.

– У кошки есть котята? – в голосе появились фамильярные нотки.

– Есть, – Ольга окончательно вспомнила владельца голоса.

– Ну ладно, пока! – на том конце отбились.

«Четыре года не общались, – подумала Ольга, – А на хрена звонил?» С Карданом она познакомилась ещё в то время, когда училась в институте. Разумеется, к медицинскому институту Кардан никакого отношения не имел. Это была байкерская тусовка, и Ольга только начинала осваиваться в роли мотоциклиста. Тогда же у неё и появилась эта кликуха – «Сексуальная Кошка». Чтобы утвердиться в тусовке, Сексуальная Кошка пустилась с ними в путешествие в Крым. Само путешествие не удалось, но вспомнить было что. Примерно на полпути, ещё на российской территории, колонна байкеров привлекла внимание гаишников. Собственно, претензий особых не было, но сам факт проверки документов до глубины души возмутил путешественников. И как-то плавненько общение с представителями власти переросло в ночную погоню сначала на трассе, а потом и по улочкам какого-то городка. Сексуальная Кошка, как выяснилось, была ещё не готова к таким приключениям, и порядком пересрала. И в тот момент, когда Ольга уже собиралась бросить мотоцикл и начать удирать пешим порядком, а то и вовсе сесть под ближайшим кустом и разреветься, появился Кардан. Он спас юную мотоциклистку от конфуза и дальнейшего общения с ментами, заставив ехать за собой по только ему известному маршруту. На рассвете изрядно поредевшая тусовка байкеров приняла решение отложить путешествие на потом и вернуться назад, предварительно выручив задержанных товарищей. На обратном пути Сексуальная Кошка старалась держаться за мотоциклом Кардана.

Странно, но их отношения тогда ни во что не переросли, хотя все предпосылки были. Но были и препятствия. Во-первых, Кардан принципиально не признавал бракосочетание. Не то чтобы был против, просто он не придавал походу в ЗАГС и штампу в паспорте никакого значения. Свадьба для него была бы всего лишь ещё одним поводом попить пива и потусить. А во-вторых… Как-то у них была романтическая ночь на берегу озера. Кардан позвал посмотреть закат. Вдвоём. Она поехала на своём байке – чтобы не зависеть от него. Закат над озером действительно был офигенно красивым. А потом её байк не завёлся. То ли был хреновый бензин, то ли от росы намокло зажигание. Хотя потом у неё было подозрение, что без вмешательства Кардана не обошлось. Короче, они провели ночь у костра на берегу озера. Вот тогда-то он и сделал ей предложение. Ну не в классическом виде, но она прекрасно поняла, о чём речь. Видимо, он нечасто делал предложения, и поэтому сильно стеснялся. Она тогда не сказала ни «да», ни «нет», отделалась шуткой. На самом деле она испугалась. Наверное, даже больше, чем когда прыгала с парашютом. Кардан не терпел полутонов – если жить с ним, то по его правилам. То есть по правилам закоренелого байкера. Нет, конечно, у него была квартира, он ходил на работу, кажется, в пожарную охрану. Но его характер был таков, что даже поход в булочную он был способен превратить в экстремальное приключение. А самое главное – Ольга понимала, что в случае её согласия заднего хода уже не будет, только вперёд. И она испугалась. Она не могла сформулировать – чего именно. Наверное, это был страх ошибиться, сделать неправильный выбор, и в результате оказаться проигравшей. А она не могла этого допустить, она должна быть лучшей. Утром, когда рассвело, Кардан быстро взбодрил её байк, и они вернулись в город – каждый на своём мотоцикле.

А потом появился Михаил, и контакты с байкерской средой сократились. Хотя они познакомилась как раз на дороге. Он притёр её, она нагнала его джип, заставила остановиться и высказала ему всё, что думает о водителях больших чёрных джипов вообще и о нём лично в частности. Вид рыжего матерящегося существа произвёл на Михаила такое сильное впечатление, что уже через три дня он поджидал ее у института с большим букетом. Букет, как и его пространные извинения, были снисходительно приняты после допроса – как он её нашёл? Ухаживал Михаил широко и со вкусом, он уже тогда был в строительном бизнесе и в деньгах был не стеснён. А Ольга была на пятом курсе – пора было задумываться о будущем. Всё складывалось удачно, хотя иногда ей казалось, что Михаил демонстрирует её своим друзьям как экзотическую зверушку, которую случайно подобрал на дороге. Сам Михаил усердно строил семейный очаг – в самом прямом смысле. Он не только сам делал проект их нового дома, но часто приезжал на стройку и лично клал кирпичи и монтировал отопление.

С друзьями Михаила у Ольги сложились специфические отношения. Они с восхищением смотрели на неё и всячески высказывали свою зависть – мол, повезло Михаилу, такую женщину отхватил! Дальше этого не шло – взрывной характер и крепкое телосложение Михаила останавливали от необдуманных поступков. Но при этом жёны его друзей были совершенно не похожи на Ольгу. Это были толстушки-простушки без образования и амбиций, они изо всех сил держались за своих успешных мужей, прощая им такие похождения, которые Ольга Михаилу не простила бы никогда. На Ольгу они реагировали сдержанно-приветливо, но в свою кампанию не звали, да она и сама не рвалась. Говорить с ними было не о чем – разве что о кулинарии, да о шмотках. Кроме того, Ольга не сомневалась, что эти бабы её тихо ненавидят. Она объясняла это завистью к её успехам, в том числе и у их мужей. Но её такое отношение совершенно не огорчало, скорее она рассматривала это как признание своих достижений.

После того, как они заехали в новый дом, Михаил заговорил о ребёнке. Ольга только пришла на работу в отделение, и уходить в декрет не планировала. На настойчивые просьбы Михаила она отвечала: «Дом построил, теперь деревья сажай, а потом о сыне будем думать». Он хотел именно сына – он уже представлял, как сможет со временем передать ему свой строительный бизнес. Когда Ольга забеременела, Михаил был на седьмом небе от счастья. Он терпеливо сносил все капризы беременной жены, которая, надо сказать, этим активно пользовалась.

Сразу после родов Ольга какое-то время была счастлива – таскать живот ей уже надоело, а тут началась новая жизнь. Будни материнства она представляла довольно слабо. В детстве она играла в «дочки-матери», и поначалу ей казалось, что игра продолжается, просто на новом уровне. Перед прогулкой она пеленала дочку, тщательно повязывала розовый бант, укладывала её в коляску и не спеша прогуливалась по дорожкам в районе, где стоял их дом. При этом она старалась незаметно коситься на прохожих – видят ли они её счастливое материнство? Прохожие видели, особенно молодые мужики. Но Михаила хорошо знали в округе, поэтому дальше завистливых взглядов не шло. Это маленькое пищащее существо было частью её, и это вызывало новое, неизвестное её раньше чувство, и это было круто.

Когда родилась дочка, Михаил был разочарован. Но это было только начало. Когда выяснилось, что у ребёнка проблемы со здоровьем, он стал терять интерес к семейной жизни. Сначала Ольга связывала это с рождением ребёнка – муж переживает, что теперь не всё внимание жены достаётся только ему. Но потом пришла к выводу, что у Михаила была некая идеальная картина семейной жизни, и в какой-то момент объективная действительность перестала этой картине соответствовать – тем хуже для действительности.

Проблемы со здоровьем у ребёнка выяснились довольно быстро, и познаний Ольги в педиатрии хватило, чтобы понять, что проблемы очень серьёзные. Детские врачи охотно шли ей навстречу – сказывалась медицинская корпоративная этика. Но кончались эти визиты примерно одинаково: «Ну вы же сама медик, вы должны понимать…» Постепенно её отношение к ребёнку стало меняться – она стала воспринимать его как биологический объект для обследований. В какой-то момент она поймала себя на том, что она не называет дочь по имени, только «ребёнок».

Сначала они решали вопрос «Кто виноват?», но потом поняли, что теперь более актуален поиск ответов на вопрос «Что делать?» Наверное, это был какой-то психологический кризис семейных отношений, и он возник бы независимо от проблем с ребёнком, но от этого было не легче. Позиция Михаила свелась к простой формуле: «Ты же медик – ты должна знать, что надо делать. В крайнем случае, спроси у других врачей». После чего он всё больше времени стал уделять работе, и всё реже бывать дома. Реакция мужа её несильно удивила – мужики вообще склонны к тому, чтобы тушеваться в ответственные моменты, особенно связанные с детьми или медициной. Поэтому она приняла как само собой разумеющеюся обязанность единолично решать все вопросы, связанные с ребёнком. От Михаила требовалось только решение материальных вопросов, с чем он вполне успешно справлялся. Местами это даже выглядело, как попытки откупиться от проблемы.

Ольга сбежала от этих проблем на работу. Тут хватало развлечений, чтобы забыть свои беды. За несколько лет перед родами она успела заработать и опыт, и авторитет. Поэтому после выхода из декрета профессиональных трудностей не возникло, а шеф был только рад её возвращению – опытных врачей не хватает. Разумеется, в больнице все были в курсе, но по возможности старались не наступать ей на больную мозоль. К счастью, нашлась толковая девочка, которая взялась сидеть с ребёнком. Девочка была родом из Казахстана, но охотно отзывалась на имя «Аня». Она умудрилась получить российское гражданство и с отличием окончить медицинское училище. Девочка была реально талантлива и сама это прекрасно понимала – собиралась поступать в медицинский институт. Поэтому Ольге предстояло через пару месяцев искать другую сиделку, или решать этот вопрос как-то по-другому. Уходить с работы и вечно сидеть дома с больным ребёнком Ольга не собиралась. Дело было не в материальной стороне – понятное дело, Михаил их бы обеспечивал. Уход с работы на долгое время – это уход из профессии, то есть остаться ни с чем, в полной зависимости от мужа. Такой расклад Ольгу категорически не устраивал.

Снова зазвонил телефон. На этот раз звонила Галина Сергеевна, зав. педиатрией. Как всегда, она была лаконична:

– Ольга, зайди!

– Есть новости? – встрепенулась Ольга.

– Не по телефону.

Педиатрия была в соседнем корпусе. Ольга быстро пробежала по больничному двору, поднялась на крыльцо, прошла по коридору и остановилась перед кабинетом заведующий. Она осторожно постучала в дверь: если попасться Галине Сергеевне под горячую руку – мало не покажется. Услышав короткое «Да!», Ольга решительно шагнула в кабинет. Галина Сергеевна была одна.

– Садись, – начала она без прелюдий и сразу протянула папку с бумагами, – Я была на курсах, показывала там спецам твои документы – говорят примерно то же самое, что я тебе сразу сказала.

– То есть надежды нет?

– Надежда есть, шансов нет. Чего я тебе рассказываю – ты сама это говоришь по пять раз на дню. Твоя дочь никогда не станет нормальным человеком. Ты сама видела результаты обследований – мозгов там нет, одни рефлексы, – Галина Сергеевна говорила отрывисто и жёстко, но в то же время каким-то извиняющимся тоном.

– И каков ваш прогноз? – деловой тон разговора удерживал Ольгу от того, чтобы впасть в истерику.

– По большому счёту – растительное существование, овощ. Будет есть, пить, делать под себя. Годам к пяти, может быть, научится ходить – это как заниматься. Говорить – вряд ли.

– И что вы посоветуете? – вопрос был риторический, все варианты ответов Ольга прекрасно знала сама.

– В твоём случае – ждать, когда умрёт, а потом рожать снова. Тебе ещё нет тридцати, все анализы нормальные. И у мужа тоже. Кстати, как он?

– Нормально, – Ольга пожала плечами, – Только дома старается не показываться. А долго ждать?

– Чего ждать? – не поняла Галина Сергеевна.

– Ну, когда умрёт.

– Судя по анализам, сам организм вполне здоров, поражена только высшая нервная деятельность. При должном уходе – годы, а то и десятилетия.

– А если отказаться? – Ольга методично обговаривала все варианты.

– Отказное письмо? Да, по всем показателям пройдёт без проблем. Но тут есть и другие обстоятельства. Ты видела, сколько у нас в отделении отказников. Ждут, пока в детский дом не передадут. Причём в основном абсолютно здоровые детишки. Так вот – санитарки мамок-отказниц ненавидят лютой ненавистью. В их глазах они как бы неполноценные существа – отсутствует материнский инстинкт, если от собственного детёныша добровольно отказалась.

– Как кошка… – вырвалось у Ольги.

– Что? – переспросила Галина Сергеевна, – Какая кошка?

– Ну я слышала, что кошка съедает собственного котёнка, если он больной. Или она не может его выкормить, – сбивчиво объяснила Ольга.

– Нет, тут нельзя сравнивать. Кошка – животное, у него нет морали. В отличие от людей. Собственно, этим люди и отличаются. В глазах большинства людей отказ от собственного ребёнка – это аморально. Короче, что я тебе хочу сказать: если напишешь отказное письмо – из больницы тебе скорее всего придётся уйти. Сёстры и санитарки тебе это не забудут.

– За задние лапы – и об угол? – вспомнила Ольга слова Сергея.

– Ну не так радикально, но жизни не дадут. Не мне тебе рассказывать про находчивость среднего медицинского персонала. Сплетня разойдётся быстро, начнутся разговоры за спиной, и так далее, и тому подобное.

– Это как про Николая из кардиологии слухи ходят?

– А какие про него слухи ходят? – удивилась Галина Сергеевна.

– Ну что он якобы жену убил. Ну не совсем убил, а виноват в ДТП, где она погибла.

– Ольга, ну ты чего?! – возмутилась Галина Сергеевна, – У вас с Николаем вроде бы нормальные отношения. Спросила бы у него. Чего сплетни-то пересказывать?

– Ну мне неудобно как-то его в лоб спрашивать, – смутилась Ольга.

– Неудобно штаны через голову одевать, – отрезала Галина Сергеевна, – А там дело совсем в другом было. Ты тогда, наверное, ещё в институте училась, не застала. Николай жениться собирался. Девочка не наша была, не из больницы. И вот в день свадьбы они уже в ЗАГС приехали, и выяснилось, что чего-то там забыли. Сели в машину – Николай за руль, девочка справа – и поехали. Торопились, конечно, но виноваты не они были. Николай легко отделался, а девочку здорово изуродовало, в закрытом гробу хоронили. С тех пор он за руль – ни-ни, да и вообще на машине неохотно ездит.

– Да, я заметила, – подтвердила Ольга, – Я его ещё спрашивала, он сказал – укачивает.

– Ага, укачивает! – Галина Сергеевна поправила папки на столе, – Теперь понимаешь, какие сплетни бывают?

– А если как кошка… – Ольга не договорила, но Галина Сергеевна поняла.

– Сядешь. Это тебе не Голландия, где эвтаназия разрешена.

– Ну почему я, врач, не могу решать эти вопросы самостоятельно? – возмутилась Ольга, – Ведь у меня есть все анализы, все основания…

– Какие вопросы? Жизни и смерти? – удивилась Галина Сергеевна, – А ты не много на себя берёшь? И вообще – ты в институте клятву Гиппократа давала? Твоя обязанность – помогать людям.

– Галина Сергеевна, вы прекрасно понимаете, о чём я сейчас говорю! – горячилась Ольга, – Есть ребёнок, который безнадёжен, у него нет сознания, он не личность и никогда ей не станет. Но самое главное – это мой ребёнок! И что, я должна уродоваться, занимаясь тем, бесполезность чего для меня очевидна! Только для того, чтобы ваши санитарки, моралистки хреновы, сказали – да, у неё есть материнский инстинкт, она выращивает овощ!

Галина Сергеевна оставалась спокойной:

– Издержки профессии. Иногда приходится делать бессмысленные на первый взгляд вещи.

– На первый взгляд?! Да они просто бессмысленные!

– То есть ты хочешь сказать, что врач такой из себя специалист, что сам решает – что имеет смысл, а что нет? У тебя были ситуации, когда ты отказывала в помощи?

– Да! – возбуждённо кричала Ольга, – Сегодня одного козла выгнала из отделения – напился ночью!

– Ну это совсем другое. Когда он ложился к тебе в отделение, он подписывал согласие на лечение. То есть соглашался в том числе и с правилами внутреннего распорядка. Если напился – значит, нарушил правила. То есть фактически отказался от лечения. Заметь – добровольно, никто в него водку не вливал. А вот если тебе его по скорой без сознания привезут?

– Мы обязаны, – недовольно призналась Ольга.

– Вот видишь! На хрена нужна была бы больница, которая одних лечит, а других – не хочет? В рамках общества! Да, именно так – обществу нужна медицина для всех, или не нужна вообще. Ну чтобы тебе понятнее было – вот военные. Они тоже присягу принимают, свою клятву Гиппократа. И вот война началась, противник наступает, а такой вот умник говорит – противник сильнее, сражаться бессмысленно, чего мы зря уродоваться будем?! Так, что ли?

Ольга озадаченно молчала. Галина Сергеевна продолжала:

– Врач обязан делать всё от него зависящее. И руководствоваться соображениями морали. Или надо было идти в ветеринары. Кошечек резать.

Она усмехнулась. Ольга взяла папку со своими документами и поднялась:

– То есть шансов нет?

– Да, только ждать естественного исхода, – Галина Сергеевна выдвинула ящик стола и стала там что-то искать, при этом вполголоса пробормотала, – Или несчастного случая.

Она резко задвинула ящик и посмотрела на Ольгу:

– Ну всё, иди. У меня ещё дела.

Ольга поднялась к себе в отделение. Дело шло к вечеру, и в коридоре было малолюдно. Но напротив поста у стены на каталке лежал мужик бомжеватого вида, рядом стояла капельница. Проходя мимо, Ольга принюхалась – ну точно, алкаш. Она вспомнила недавний разговор с Галиной Сергеевной: «Вот уж точно, помяни дурака – он и явится!»

– Чего там у него? – Ольга подошла к посту.

– По скорой привезли, – Люда протянула бумаги, – Бухой в стельку.

– Блин, как вытрезвитель закрыли – всех к нам тащат, – Ольга сердито листала бумаги. Внезапно у неё за спиной раздался грохот падающей капельницы. Она оглянулась – алконавт пытался встать с каталки.

– Люда, укол, быстро! – закричала Ольга, но Люда уже сообразила сама и подскочила со шприцем к мужику. Однако силы были неравны – мужик одной рукой отбросил медсестру и двинулся на Ольгу. На шум из ординаторской выскочил Костик.

– Беги за охраной! – крикнула ему Ольга и попыталась унять мужика, – Мужчина, успокойтесь!

Это было бесполезно – мужик ничего не соображал, белая горячка. Вдруг Ольга вспомнила умершую ночью Свиридову: «Нормальных людей спасти не можем, а тут с дерьмом всяким возиться приходится!» Ярость придала ей силы, она схватила алкаша за грудки и её правое колено стремительно пошло вверх – байкерский опыт дал о себе знать. Мужик охнул, закатил глаза и стал оседать на пол.

– Коли быстрее, он сейчас очухается! – закричала Ольга медсестре. Та быстро подскочила и воткнула шприц мужику в зад. На лестнице послышался шум, и в отделение вбежали два охранника, Костик за ними еле поспевал. Они подбежали к лежавшему без движения мужику и остолбенело уставились на него.

– Погрузите его назад, – Ольга кивнула на каталку, – И наручниками пристегните, за обе руки.

– Как вы с ним справились? – удивился Костик.

– Это всё Ольга Николаевна! – гордо ответила Люда.

– Ну ничего себе! – один из охранников уважительно посмотрел на Ольгу, – Я теперь буду бояться к вам в отделение заходить.

– А разве наручниками можно? – осторожно спросил Костик.