Несколько жизней сексуальной кошки Леонов Дмитрий

– Мутит. Подташнивает. Немного кружится голова. Изменилась речь – тяну слова.

Она глянула на Владимира Петровича и увидела, что он тщательно записывает её слова. Окончив писать, он спросил:

– А как с движениями? Двигаться легче стало?

Ольга приподняла голову с подушки. Голова немного кружилась. Но Владимир Петрович настаивал:

– Попробуйте встать. Я вам помогу, не волнуйтесь.

Опираясь на его руку, Ольга села на кровати и попыталась ногами нащупать шлёпанцы. Она боялась наклонять голову, чтобы не потерять равновесие. Шлёпанцы под ноги никак не попадались – наверное, она их задвинула глубоко под кровать. Плюнув на поиски шлёпанцев, Ольга босыми ногами встала на холодный больничный линолеум. Владимир Петрович осторожно поддерживал её за руки, готовый в любой момент подхватить, если её поведёт в сторону. Ольге показалось, что прикосновение ступнями к холодному полу придало ей бодрости. Она встала в полный рост. Ощущение было необычное. В чём необычность, она сообразила не сразу – левая нога не подгибалась и не дрожала. Она отстранила руки Владимира Петровича и сделала несколько шагов. Он внимательно наблюдал за её движениями. Соседки по палате тоже оставили свои дела и во все глаза смотрели на Ольгу.

– Попробуйте пройти до окна и обратно, – скомандовал Владимир Петрович.

Ольга послушно подошла к окну, развернулась и зашагала к двери. Левая нога не вихлялась и не подволакивалась, руки свободно двигались в такт шагам.

– Вы чувствуете, что вам легче ходить? – возбуждённо спросил Владимир Петрович.

– Да ходит как ни в чём ни бывало! – отозвалась со своей кровати Жанна, – Это ваша таблетка на неё так подействовала? А может, вы и мне такую дадите?

– Нет, вам такая не подойдёт, – рассеянно отозвался Владимир Петрович, продолжая что-то записывать в своей тетрадке.

Дурнота и головокружение почти прошли. Ольга подошла к своей кровати и заглянула под неё. Так и есть – шлёпанцы валялись у самой стены. Пришлось почти с головой залезть под кровать, чтобы достать их. Дались ей эти шлёпанцы!

– То есть мадопаровая проба дала положительный результат? – она выпрямилась и смотрела на Владимира Петровича. Тот продолжал делать пометки в своей тетради:

– Получается, что так. Вы же заметили, что ваши движения изменились?

– То есть всё-таки Паркинсон?

– С большой вероятностью, – Владимир Петрович избегал прямого ответа.

Вот так вот – всё оказалось очень просто. Профессор своё дело знал – диагноз был подтверждён безо всяких сложных исследований и анализов.

– Ко мне сейчас муж приедет. Я хочу пойти его встретить, – Ольга стала натягивать куртку.

– Нет, вы лучше полежите, – Владимир Петрович внимательно посмотрел на неё, но, увидев её решительные движения, смягчился, – Только вы далеко не уходите.

Он вышел из палаты. Жанна возбуждённо заговорила:

– Вот что значит – профессор! Только глянул – сразу правильно сказал, чем лечить надо. А то наш-то Петрович только анализы назначать умеет. И у нас в районной поликлинике – вы это попробуйте, вы то попринимайте. Не знают ничего – так бы сразу и признались. Надо на них ещё одну жалобу в Минздрав написать. А тебе, видишь, тут сразу помогли.

– Да, тут специалисты хорошие, – отозвалась Ольга, рассовывая по карманам мобильник, пачку сигарет и зажигалку. А сама подумала: «Дура! Ты хоть понимаешь, что всё это значит?!»

Ольга вышла на улицу. День был солнечный и тёплый, на дорожках больничного городка было многолюдно. И почему такие новости приходится узнавать в такой прекрасный день? С другой стороны, если бы лил дождь, её что – это обрадовало бы? Она встала у дверей корпуса и достала сигареты. В принципе курить положено в специально отведённых для этого местах, на территории на этот счёт были развешаны многочисленные объявления. Ну и чёрт с ними – пусть накажут! Ольга демонстративно закурила сигарету и медленно пошла в сторону ворот больничного городка. Какое необычное и давно забытое чувство – когда можно просто идти, не подволакивая ногу, не шаркая ступнёй, не вспоминая, где тут ближайшая лавочка!

Из-за угла поликлиники показалась знакомая худощавая фигура Николая. Ольга отбросила недокуренную сигарету и быстро зашагала ему навстречу. Но что такое – он смотрит куда-то вбок, её не замечая. Она шла прямо на него. Николай взял чуть правее, явно намереваясь её обойти. Ну нифига себе! Ольга решительно встала у него на пути. Только тогда муж обратил на неё внимание:

– Мать, это ты?! Я тебя не узнал!

Озадаченная таким его поведением, Ольга на минуту забыла свои переживания:

– Я что – за последние дни сильно изменилась?

Николай удивлённо отстранился от неё и смотрел с каким-то восторгом:

– Ты знаешь – изменилась и сильно. Ты практически нормально ходишь. Я тебя даже не узнал.

– Это всё волшебная голубая таблетка, – Ольга хотела обнять его, но на больничных дорожках было полно народу, и она застеснялась.

– Но это же здорово! А что за таблетка такая?

– Это совсем не здорово. Это мадопаровая проба. Она положительная. То есть мне помогает анти-Паркинсонов препарат, и значит, у меня болезнь Паркинсона, – какого чёрта она стесняется? Она решительно обняла Николая и прижалась к нему.

– Погоди, ты правильно всё поняла? – Николай отстранил её и стал серьёзным, – Пойдём-ка с твоим лечащим пообщаемся.

– Ну как бы я тоже доктор, – Ольга немного обиделась, – Ну пойдём, если мне не веришь.

Она упруго развернулась и быстро зашагала в сторону своего корпуса. Лёгкость движений была непривычна. Было такое ощущение, что она долгое время носила тяжёлый рюкзак, а сейчас скинула его, но мышцы привыкли к нагрузке, и развивают усилия в расчёте на привычный вес. Николай с трудом поспевал за ней. Владимир Петрович был в ординаторской. Ольга бесцеремонно открыла дверь:

– Можно вас на минутку?

Владимир Петрович встал из-за компьютера:

– Всё в порядке? Как себя чувствуете?

– Да, всё нормально. Вот мой муж хочет с вами поговорить.

Она кивнула на Николая, стоявшего в коридоре у окна. Владимир Петрович запахнул халат и вышел в коридор.

– Здравствуйте, – Николай немного стеснялся, – Мне жена сказала, что вы делали мадопаровую пробу…

– Понимаете ли… – начал подбирать слова Владимир Петрович.

– Не стесняйтесь, я тоже врач. Вы считаете, что у неё болезнь Паркинсона? – Николай внимательно смотрел на него сквозь очки. Владимир Петрович вздохнул с облегчением:

– Вы же видите, что приём препарата с леводопой улучшил её состояние. Движения стали практически нормальными, скованность прошла. Завтра мы её покажем специалисту по болезни Паркинсона, он подберёт ей препарат и дозировку.

– Ну это всё понятно, – Николай кивнул головой, – Каков ваш прогноз?

– При правильно подобранном лечении она сможет вести обычный образ жизни, – немного заученно ответил Владимир Петрович, – Но, конечно, потребуется постоянный приём лекарства.

– А в чём причина её заболевания? – настаивал Николай.

– Ну, насколько я знаю, однозначные причины возникновения болезни Паркинсона не выявлены, – Владимир Петрович отвечал, как на экзамене, – Снижение уровня дофамина вызывает скованность мышц…

– Дальше я ему сама всё объясню, – Ольга взяла Николая под руку, – То есть до завтра я вам не нужна?

– Да, завтра на утреннем обходе я вам всё скажу, – Владимир Петрович уже открыл дверь ординаторской, – Только вы сейчас далеко не уходите, потому что действие препарата закончится, и скованность вернётся. Для нормального самочувствия нужен постоянный приём лекарства.

– Всего доброго! – стал прощаться Николай, но Ольга уже тянула его под руку на улицу.

– Куда идём? – Николай послушно шёл за ней, – У тебя же сейчас обед?

– Пойдём, пойдём, в меня этот местный суп больше не лезет, – Ольга тянула его на свою любимую лавочку. Было время обеда, и лавка была свободна. Она усадила Николая, а сама встала перед ним. Раньше всё было наоборот – она сама старалась как можно быстрее добраться до лавки и поскорее сесть. Но сейчас ей сидеть не хотелось. От ощущения необычной лёгкости движений она даже слегка пританцовывала.

– Ну что, послушал сказок? А теперь я тебе расскажу, как всё на самом деле. – Ольга достала пачку сигарет из кармана, но закуривать не стала, а размахивала пачкой перед Николаем, как бы в доказательство своих слов.

– Про дофамин он правильно всё рассказывает. И про постоянный приём препаратов. Только он не говорит, что дозировку придётся постоянно увеличивать, и в конце концов таблетки придётся жрать горстями. Иначе с места не сдвинешься. И это произойдёт довольно быстро – лет через пять, а может – и ещё раньше. А потом тебе придётся мне памперсы менять. Короче, жопа полная!

Она вытащила сигарету из пачки, повертела в руках, смяла и кинула в урну. Николай невозмутимо протирал свои очки. Наконец он убрал платок, надел очки и посмотрел на неё через стёкла:

– Я вчера читал про болезнь Паркинсона. Пишут, что при регулярном приёме лекарств больной может вести привычный образ жизни. И средняя продолжительность жизни больных почти не отличается от средней по популяции.

– Ты читал, а у меня эти больные Паркинсоном в отделении лежали, – от возбуждения Ольга слегка подпрыгивала, – Сначала на леводопе носятся как кони тыгдымские. Потом, чтобы нормально себя чувствовать, им приходится повышать дозу. И чем больше доза, тем на меньшее время её хватает. В конце концов, они пока не заправятся, из дому не выходят. Если таблетки вдруг кончаются, то самостоятельно из койки выбраться не могут. Поэтому жрут их горстями. В конце концов почки отваливаются.

– Ну и что ты предлагаешь? – Николай внимательно смотрел на неё.

– Не знаю… – она растерялась. А что она может предложить?

– Ты не голодная? А то я тут по дороге пирожков купил, – он расстегнул сумку.

– Нет, не голодная! – тут такие дела, а он со своими пирожками! Хотя пожрать не мешало бы – обед она пропустила, – А с чем пирожки?

– С печёнкой и с вишней, – Николай уже доставал пакет из сумки. Он протянул ей пирожок, – Только я не знаю – с чем. Я их все в один пакет сложил. Садись, поешь.

Пирожок попался с печёнкой и был довольно вкусным. На время она замолчала, расправляясь с пирожком. Не спеша заговорил Николай:

– Ты торопишь события. Ну во-первых – что особенного произошло? Твой диагноз определился, и стало ясно, какое лечение назначать. Во-вторых – будешь постоянно принимать лекарство, и всё будет в порядке. Без еды же ты не обходишься и ешь каждый день, вон второй пирожок уже взяла – тебя же это не напрягает. До увеличения дозы ещё далеко – до сих пор ты вообще без таблеток обходилась. Ну а если когда-нибудь от них почки отвалятся – так ты вроде не собиралась жить вечно. Ну как пирожки?

Ольга дожёвывала второй пирожок и смотрела на Николая. Он всегда удивлял её своей рассудительностью и неторопливостью в ситуациях, когда ей казалось, что выхода нет. У него как-то получалось всё так ловко разложить по полочкам, что потом она сама удивлялась – из-за чего она так парилась? Наверное, за это она его и полюбила. Хотя сначала он ей показался немного флегматичным, даже тормознутым. Но это было обманчивое впечатление – когда было надо, он действовал быстро и решительно. Впрочем, в его работе по-другому нельзя. А в обычной обстановке он действительно был спокоен и невозмутим. В отличие от неё самой. Про неё Николай как-то сказал: «В поле ветер – в жопе дым». Наверное, так и есть. Получается, они как бы уравновешивают друг друга. А вот с Михаилом, первым мужем, было по-другому – он тоже импульсивный и эмоциональный, легко заводится, но и переживает сильно.

Николай пододвинул ей пакет с пирожками и сказал:

– Тебе привет от Михаила.

Мысли читает, зараза! Она давно за ним это замечала. Даже пыталась выпытывать – как он это делает? Не признаётся!

– А где ты его встретил?

– Ко мне в отделение приходил, посоветоваться. Что-то, говорит, сердце прихватывать стало.

– Ну и как он?

– Сделали кардиограмму. Не фонтан, но страшного пока ничего нет.

– Я про другое. По жизни как?

– А, это! С бизнесом всё в порядке. Развёлся в очередной раз.

– Погоди, он же после меня ещё два раза женился.

– Значит, второй раз и развёлся. Ты же знаешь поговорку – каждая следующая жена хуже предыдущей, – в голосе Николая ей послышались нотки самодовольства. Всё-таки это хорошо, когда бывший муж с нынешним в нормальных отношениях. Когда она разводилась, то волновалась, как Михаил поладит с Николаем – город маленький, все друг друга знают, рано или поздно столкнулись бы. Но оказалось, что всё сложилось нормально. С Михаилом она пришла к негласному соглашению, что всё случившееся – женитьба, совместная жизнь, рождение ребёнка и его смерть – были как бы черновиком настоящей жизни. Вырвали испорченные страницы из книги жизни, и начали заново. Она с Николаем, Михаил – с новой женой. Но со временем выяснилось, что книга жизни устроена сложнее, чем школьная тетрадка – с чистого листа уже не начнёшь. Николай тем временем передал очередной привет из прошлой жизни:

– Кстати, ты Тимофеева помнишь?

– Кто такой Тимофеев?

– В вашей тусовке его ещё звали Кардан.

– Ну так бы сразу и сказал! А его ты где встретил?

– У себя в отделении. Умер на той неделе.

– Как умер?! Побился? А почему тогда в твоём отделении?

– Сердце. Ему же под полтинник было. Он в МЧС работал, а они там все на адреналине, сердце быстро садится.

– Долго у вас лежал?

– Нет, в обед поступил – к вечеру на вынос. Прямо с работы привезли.

Ольга вспомнила, как Кардан учил её ездить по трассе. Протянул второй шлем и сказал: «Садись сзади». И резко взял с места – она чуть не слетела. Вышел на трассу и втопил под двести. Она кричала, просила остановить, стучала его по спине, а он только смеялся. Тогда она обеими руками ухватила его за яйца и сжала изо всех сил. Назад ехали уже потихоньку – чуть больше сотни. Да, Кардан был адреналиновым наркоманом. Но ездил как бог – всё же не побился. А теперь его больше нет. Да и ей, похоже, больше не ездить на байке. Ещё один знак – прежняя жизнь кончилась. Такое ощущение у неё уже было – в тот вечер, когда умерла первая дочь. Но что-то же осталось?

– Как там Наташка? Скучает?

Николай усмехнулся:

– Ей сейчас скучать некогда – я её сегодня на первое ночное дежурство отправил. Пусть поближе с работой в больнице познакомится. Специально предупредил, чтобы спать не давали.

Вот звезда, добилась-таки своего! Ещё год назад дочь огорошила их заявлением, что тоже хочет стать медиком. Ольга пыталась её уговорить – мол, в 14 лет ещё трудно выбрать себе профессию, надо учиться дальше и тому подобное. Но Наташка настаивала на своём. Николай поступил хитрее – просто взял её к себе на работу и таскал за собой целый день. Включая поход в морг на вскрытие. Домой Наташка пришла бледная и два дня ничего не ела, но потом снова взялась за своё – хочу быть медиком. Ольга пришла в ужас – как от методов Николая, так и от упорства дочери. Но Николай решил продолжить трудотерапию: хочешь работать в медицине – пройди все ступени. Будут летние каникулы – поработаешь санитаркой. И вот каникулы наступили, и эта звезда не забыла обещание. Пришлось Николаю пристраивать её к себе в отделение – всё равно санитарок постоянно не хватает, а у девки, глядишь, и мозги прочистятся. Но Ольга уже в это не верила, и тайно гордилась дочерью. Получается – в мамку пошла, по крайней мере своей упёртостью. Так что Наташка со своим будущим уже определилась. Теперь осталось ей самой определиться – какое у неё будущее?

– Вкусные пирожки, – Ольга отодвинула пакет, – Вот, дочка освоит профессию санитарки – будет потом из-под мамки выгребать.

– Мать, ты эти настроения заканчивай, – Николай недовольно посмотрел на неё.

– А тут от моих настроений мало чего зависит, – Ольга пожала плечами, – Всё равно к этому придёт, вопрос только во времени. Помнишь, когда-то я тебе говорила, что не хочу жить прикованной к койке?

– Помню, – Николай помрачнел ещё больше, – Это было в тот день, когда…

– Да, в тот самый день, – вот память! Действительно именно в тот день, когда умерла её первая дочь – странное совпадение, – Ты тогда ещё сказал, что как до дела дойдёт – передумаю. Вот, до дела дошло…

– Ну и чего – передумала? – Николай смотрел исподлобья, видно было, что разговор ему не нравится. Ей, что ли, нравится?!

– Не знаю. А что я могу сделать – отказаться от лекарств? А толку – будет только хуже. Ты ведь меня не бросишь? – мысль о том, что она станет беспомощной обузой, привела её в ужас. У себя в отделении она видела больных, которых отказались забирать родственники. Как правило, это были женщины. У мужиков, даже самых беспутных, почти всегда находились родственники или даже соседки, которые соглашались за ними ухаживать.

– Ты дура! – Николай крепко обнял её.

– Есть ещё выход – самой решить свою судьбу, – Ольга сидела неподвижно, не отвечая на объятия.

– Самоубийство? – Николай слегка повернул её к себе. Это было несложно – сейчас она весила не больше 60 килограмм. Ольга молча кивнула.

– А о нас с Наташкой ты подумала? – похоже, он серьёзно рассердился, – Мы что, должны будем радоваться? Ты сама решила, а мы потом всю жизнь переживать будем? А духу у тебя хватит?

– Нет, не хватит, – она освободилась из его объятий и села напротив него. Она никогда раньше не говорила с ним на эту тему, и никогда не заговорила бы, но сейчас её одолело такое острое ощущение конца жизни, что она решилась, – Помнишь тот день, когда… Ну когда моя дочь, моя первая дочь, умерла? Я же тогда ехала домой с намерением убить её. Понимаешь, я не видела другого выхода. Я ненавидела её, и хотела, чтобы это как-то разрешилось. И тут целый день всё один к одному – кошка у нас в корпусе окотилась и одного своего котёнка съела, Кардан мне позвонил и назвал Сексуальной Кошкой, моим байкерским прозвищем. И я подумала – а если я как кошка… Ну, как кошка, которая съела своего котёнка… Я думала – это решит все проблемы. Я тогда ехала домой и думала – как это лучше сделать? И я не смогла… Понимаешь, я не смогла её убить. Она сама умерла, это не я. Просто я не смогла ей помочь. Ты веришь мне?

Больше она не могла говорить – уткнулась Николаю в плечо и разревелась. Он молча обнимал её и гладил по волосам. Что она наделала?! Он же теперь будет её ненавидеть! И с лёгким сердцем сдаст в хоспис. А чего с ней церемониться, если она хотела убить своего ребёнка? Наверное, она это заслужила. Как и своё заболевание. Ведь одной из причин болезни Паркинсона может быть черепно-мозговая травма, а она тогда приложилась неслабо – до сих пор шрам заметен, как она не пыталась скрыть его волосами.

Когда они с Николаем стали жить вместе, она считала, что жизнь началась заново, с чистого листа. Она была счастлива. Потом родилась Наташка. Ольга носилась с ней по всем возможным клиникам, как заводная. Как кошка таскает своего котёнка за шкирку, а тот только лапки поджимает. Больше всего она боялась, что у дочки найдут какие-то отклонения. Но всё обошлось, только в медицинских центрах на неё смотрели как на полоумную. Ну и пусть, зато с её дочкой всё в порядке! Иногда она вспоминала своего первого ребёнка, и снова сердце грызли сомнения. Но она говорила себе – посмотри, как всё хорошо получилось, у тебя здоровая дочь, любящий муж, любимая работа. Ты всё сделала правильно. А что она сделала? Всё вроде как само получилось, а её намерения к делу не пришьёшь. Тем более что дела никакого и не было – всё признали несчастным случаем, а с учётом заболевания ребёнка вообще никто заморачиваться не стал. А о своих намерениях она никому не говорила. Всё произошло само собой – в конце концов она и сама в это поверила.

Получалось, что она проехалась на халявку – только подумала, и всё само получилось. Она ничего не делала – не убивала, но и не спасала. Да, у неё есть оправдание – может показать шрам на виске. А толку-то? Сейчас-то само всё не сделается. В конце концов, какие у неё есть варианты?

Она подняла голову и глянула на мужа. Их взгляды встретились. Николай стал медленно говорить, как бы размышляя вслух:

– В тот день… Ну ты понимаешь, о каком дне я говорю. Так вот, в тот день я чувствовал, что с тобой что-то должно случиться. Ты то рассуждала про социал-дарвинизм, то про отказ от реанимации, то ревела с незажжённой сигаретой. Но сам бы я не допёр, чего надо делать. Это мне Галина Сергеевна подсказала, она тогда была зав. педиатрией. Езжай, говорит, к Ольге и смотри, как бы чего не случилось. Я тогда подошёл к вашему дому почти в тот момент, как «скорая» подъехала. Ну, может, чуть пораньше. Наверное, я бы ничего сделать не смог. Я догадывался, что у тебя на уме, да и Галина Сергеевна намекнула. Но это было твоё решение, и я не хотел вмешиваться, решать за тебя. Да и кто я тебе тогда был? Это Михаил должен был думать, но, как я понял, он самоустранился и спихнул всё на тебя. Я любил тебя и готов был принять с больным ребёнком. Но не мог же я тогда прийти к замужней женщине и сделать ей предложение. А ты тогда как-то очень стремительно всё решила.

Ольга перестала хлюпать носом и удивлённо глядела на него. Вот это да, какие вещи-то выясняются! Николай продолжал:

– Я не боялся, что ты что-то сделаешь ребёнку. Ты врач, а у врачей мозги отформатированы так, что они не могут причинить вред больному. Если только случайно. Вот тогда случайность и произошла, тебе не в чем себя винить.

Он внимательно смотрел на неё и молчал. Она снова отвела глаза:

– Понимаешь, я не смогла тогда. Духу не хватило, что ли? Значит, и сейчас не смогу. Помнишь, что я тогда тебе говорила – про отказ от реанимации и другую фигню? Это всё ерунда! Я слабая. Дура – ты правильно сказал. Я не знаю, что мне сейчас делать. Я не могу принимать никаких решений… Ты любишь меня?

– Именно такой я тебя и люблю. Я с самого начала знал, что вся эта езда на мотоцикле и прочее – это только внешнее. Но если девушка ведёт себя как пацан, то на психологии это тоже отражается. Женщина живёт чувствами, а мужчина – логикой. Ты попыталась жить логикой, и получилось то, что получилось. Ну да ладно, это всё дела далёкого прошлого. Но ты и сейчас пытаешься рассуждать логически – всё безнадёжно, болезнь Паркинсона не лечится, следовательно, надо решить вопрос кардинально. Решиться на самоубийство сложно, а ты попробуй жить дальше – это ещё сложнее. Вот ты говоришь, что не знаешь, что тебе сейчас делать. А что бы ты делала, если бы тебе дали пациента с болезнью Паркинсона? Ты же говорила, что у тебя в отделении такие больные лежали. То есть ты же знаешь, что в таких случаях делать? Вот это и делай!

Ольга ошарашено слушала мужа. Как он ловко завернул! Лечить саму себя? Но болезнь Паркинсона не лечится.

– Это нельзя вылечить, – она попыталась возразить. Но было уже поздно – когда у Николая возникала какая-то идея, спорить с ним было бесполезно. Он вскочил, и, размахивая руками, стал с жаром убеждать её:

– Тебе напомнить клятву Гиппократа? И, в конце концов, это не по моей специальности, так что придётся тебе. Вспомни весь свой опыт и подумай – что бы ты посоветовала человеку, которому поставили болезнь Паркинсона?

– Ты же сам врач, – снова возразила Ольга, – И знаешь, что даже специалист сам не может объективно оценить своё состояние…

– Ну зачем самому – можно привлечь коллег в качестве экспертов. А даже и субъективно – ведь существуют анкеты-опросники для пациентов. Короче, ты не берёшься? СлабО? Ты же врач, где твоя профессиональная гордость? Считай, что тебе дали нового пациента, и отказаться нельзя.

Он что – опыты тут ставит? Ему же потом из-под неё выгребать! Но, зараза, знает, на что надавить! Ольга достала сигарету и задумалась. Да, это дело неизлечимо, можно только улучшить состояние и продлить активное существование. Улучшить состояние – это медикаментозно. А продлить активную жизнь? По работе Ольга сталкивалась с тем, что если больной, которому поставили болезнь Паркинсона или рассеянный склероз, уходит с работы, начинает себя беречь и активно лечиться, то его хватает от силы на пять лет. Состояние при этом ухудшается очень быстро, несмотря на приём медикаментов. И, наоборот, у пациентов, которые стараются вести привычный образ жизни и не злоупотребляют таблетками, состояние здоровья ухудшается сравнительно медленно. В принципе врачи таких больных ругают – мол, берегите себя, снижайте нагрузку, регулярно принимайте лекарства. Но в неофициальных разговорах с пациентами Ольга советовала дозированную нагрузку и не пытаться с помощью таблеток достичь идеального самочувствия. Теперь этот опыт может пригодиться ей самой.

– Бери пирожки – я больше не буду, – она протянула пакет с оставшимися пирожками Николаю, – И слушай сюда – теперь это тебя тоже касается. Мне придётся постоянно принимать таблетки. Какие – завтра мне здесь скажут, они в этом больше меня понимают. Но чувствовать себя так же, как до болезни, я уже больше никогда не буду. Мало того – со временем моё состояние будет ухудшаться. Насколько меня хватит – я не знаю, но рассчитываю лет на пятнадцать, а там как пойдёт. И теперь самое главное – я хочу работать. Но полную нагрузку в отделении я не потяну, а на полставки я там никому не нужна. Мне надо будет найти работу, желательно по специальности. Если я буду сидеть дома, я сдам очень быстро.

Николай уже успел взять из пакета пирожок и надкусить, но сейчас отложил его и внимательно слушал:

– Мать, ну как ты себе представляешь свою работу? Помнишь нашего заведующего, Васильича? Как он умер прямо у себя в кабинете?

Виктора Васильевича Ольга помнила. Только умер он не у себя, а у неё в отделении. У него был инсульт, прямо в его служебном кабинете. Пока спохватились, пока привезли к ней в отделение – она как раз тогда дежурила – было уже поздно. Мужику было чуть больше пятидесяти.

– Нет, так не получится, – Ольга стряхнула пепел с сигареты, – У больных с болезнью Паркинсона инсультов не бывает. Всё будет постепенно. Поспрошай там насчёт свободного места – в каком-нибудь профилактории. В поликлинике я тоже не потяну – там поток, только успевай. Нужно что-то полегче, главное – дома не сидеть.

– То есть работать с терапевтическими целями? – озадачился Николай, – Так-так-так, надо подумать…

– Думай, время есть, – теперь, когда Ольга поняла, что она не одинока, к ней вернулась былая решительность.

– Ну затягивать-то с этим тоже не стоит. Задачка-то непростая, – было видно, что у Николая появились какие-то планы, – Ты пирожки ещё будешь? Я хотел с собой взять то, что осталось. А то тебя здесь обедом кормят, а мне ещё до дома ехать.

– Ну обед я уже пропустила, а пирожки забирай – я не голодная. Ты уже собираешься?

– Да, ты меня озадачила, теперь придётся звонить по миллиону телефонов.

Он встал с лавочки, Ольга поднялась следом. Она обняла его и прижалась щекой к его плечу. Как у него так получается: только поговорил – и уже легче? Впрочем, оно и понятно – он же врач!

– Ну всё, мать, не кисни! – Николай тоже обнял её, – Пока. На связи.

Ольга вернулась в палату. Клавдия Петровна в коридоре о чём-то говорила с медсестрой. Странно, но несмотря на серьёзность её нарушений, в повседневном разговоре с ней непосвящённые люди никакого подвоха не замечали. Жанна занималась своим любимым занятием – поглощала свои несметные продовольственные запасы. Появление Ольги её обрадовало – теперь есть с кем разделить трапезу:

– Ну как, наговорились? Долго вы с ним сидели. Я как в окно выгляну – а вы всё сидите. Иди вон поешь – а то обед пропустила. Поешь, поешь, не стесняйся. Давай тебе колбаски краковской отрежу?

– Нет, спасибо, – Ольга наелась пирожками. Сейчас ей хотелось спать – сказались ранний подъём и непривычная лёгкость движений. Она скинула шлёпанцы и улеглась на кровать. После разговора с Николаем ей всё казалось простым и ясным – она будет принимать таблетки, и жизнь будет продолжаться как прежде. Будет ходить на работу, помогать Наташке готовиться к институту, как и раньше, ходить с Николаем в лес. Он любил эти многокилометровые походы вдвоём – по его мнению, это был лучший отдых. Ольга его понимала: это у неё в неврологии когда больного привезли, то всё страшное уже случилось, дальше его состояние меняется довольно плавно, а у Николая в отделении надо быть готовым в любой момент бежать заводить остановившееся сердце. Но последнее время их походы были всё короче и короче. Последний раз они дошли только до края ближайшего от их дома леса – а это от силы полтора километра. Николай терпеливо ждал её, когда она каждые сто метров останавливалась перевести дух. Но когда они уже зашли под кроны деревьев, Ольга подумала – а ведь ещё придётся ковылять назад. Она уселась под кривой сосной и сказала:

– Всё, бобик сдох!

– Что, так плохо? – Николай сел рядом.

– Да. Надо оставить моторесурс на обратную дорогу.

Назад они шли, точнее она ковыляла, а Николай терпеливо брёл рядом, вдвое дольше, чем туда. Но теперь-то всё будет по-прежнему – она снова сможет ходить нормально и даже ездить на мотоцикле. Ольга улыбнулась и повернулась набок. Она вспомнила свой мотоцикл. Последний раз она ездила на нём два года назад. Придётся с ним повозиться, чтобы снова он был на ходу. Незаметно для себя она провалилась в сон. Сновидение было очень ярким и реалистичным. Она ехала на мотоцикле. Она знала – она опаздывает, надо торопиться. Они договорились с Николаем встретиться, а позвонить ему нельзя. Почему – непонятно, просто нельзя и всё. Она съезжает с асфальта на какую-то просёлочную дорогу, и мотоцикл глохнет. Она начинает возиться с мотором. Ну понятно – ведь на нём два года никто не ездил, всё заржавело. Она вся перемазалась в масле, но мотор так и не завёлся. Надо идти пешком через лес. Как же она пойдёт, ведь ей даже по дорожке трудно пройти полкилометра? Но нет, всё в порядке – она как ни в чём ни бывало зашагала по лесной дороге. Идти легко и даже приятно – в тени от деревьев прохладно, а тропинка нахоженная. Она прошла через лес и вышла к какому-то селу. Николай должен быть где-то здесь. Да, вот он – сидит на автобусной остановке. Зачем они здесь? Ну как же – в местной больнице работает их Наташка. У неё какие-то проблемы, и она попросила их помочь – посмотреть больного, а то она не может определиться с диагнозом. Они с Николаем входят в дверь больничного корпуса. Здание какое-то старое, ему, наверное, сто лет. По коридору им навстречу бежит Наташка в белом халате. Оказывается, её одну оставили дежурить по всему двухэтажному корпусу. Ну как местные врачи могли до такого додуматься – она же совсем ребёнок?! В больнице ужин – санитарка громыхает тележкой с баками, больные звякают мисками и ложками. И стоит резкий запах больничного белья. Какой ужасный запах! Хочется закурить, чтобы перебить его.

Ольга открыла глаза. Запах исходил от больничной подушки, в которую она уткнулась носом, пока спала. Она села на кровати и свесила ноги.

– Вставай, а то и ужин проспишь, – окликнула её Жанна, – Уже привозили, а ты спала. Я попросила тебе в тарелку положить, а то не обедала, да ещё без ужина останешься. Рисовую кашу дали. Невкусная какая-то, наверное, на воде варили, молоко экономят. Но с колбасой ничего пошла. Тебе отрезать колбаски?

– Нет, спасибо, – Ольге везде чудился запах больничного белья. Кажется, даже каша так пахла. Она посмотрела на тарелку и достала из тумбочки сигареты. Шлёпанцы опять задвинуты глубоко под кровать. Она наклонилась, вытащила их и вставила ступню в правый. Вот чёрт, похоже, действие волшебной таблетки закончилось! Она потеряла равновесие и со всего маху плюхнулась на кровать. Нет, надо взять себя в руки, ведь днём ходила как ни в чём ни бывало. Она поднялась с кровати и шагнула к двери. Точнее – попыталась шагнуть. Левая ступня так и не оторвалась от пола, а тело, не получившее опоры, понесло вперёд. Чтобы не упасть, ей пришлось ухватиться за спинку кровати. Ольга снова села на кровать и прислушалась к своим ощущениям. Похоже, её состояние ухудшилось – до курилки она не доберётся. Ладно, на ночь курить вредно. Но с этим ужасным запахом надо что-то делать. В душ, что ли, сходить?

Ольга сняла со спинки кровати полотенце. До душа всего ничего – надо выйти из палаты и пройти пять метров по коридору. Но это же ещё надо пройти! Ладно, попробуем. Она снова встала с кровати. Стоять было тяжело – дрожали не только обе ноги, но и всё тело. Вперёд! Волоча левую ногу и громко топая правой, она одним броском долетела до двери палаты и уцепилась за ручку, чтобы не упасть. В коридоре она сменила тактику – медленно волоча левую ногу и опираясь правой рукой о стену, она доковыляла до душа. Закрыла за собой дверь, щёлкнула шпингалетом и перевела дух – получилось! Но возникла другая проблема – надо раздеться. Футболку она стянула без особых проблем, а вот снять штаны оказалось труднее – ведь для этого надо встать на одну ногу. Ольга попробовала приподнять правую ногу – тело тут же повело в сторону, пришлось руками вцепиться в раковину. Вот если бы на что-то сесть! Но сесть в душе было не на что. Поозиравшись по сторонам, она уселась на пол. Раздеться в конце концов удалось. Цепляясь за стены, она забралась на поддон душевой кабины и открыла воду. От воды эмаль поддона стала ужасно скользкой, стоять получалось, только уперевшись обеими руками в стену. Вот только не хватало навернуться и приложиться головой о кафельный пол! Осторожно держась за кран, она опустилась на дно душевой кабины. Так, теперь хоть руки свободны! Помыться кое-как удалось, а теперь надо одеться. Вытираться сидя на полу было неудобно, и, натянув одежду на мокрое тело, Ольга отправилась в обратный путь до палаты.

В палате она плюхнулась на кровать и отвернулась к стене. Жанна снова принялась предлагать свою колбасу, но Ольга даже не обернулась. Сколько можно, достала уже! Сейчас на ночь натрескается своей краковской, а утром на обходе опять будет жаловаться на поджелудочную. Ольге бы её проблемы! Она смотрела на крашеную больничную стену и рассуждала про себя – это конец. Сейчас она с трудом добирается до душа, потом не сможет дойти до туалета и будет ходить под себя. Что самое гадкое – она станет совершенно беспомощной и полностью зависимой от окружающих, в первую очередь – от мужа и дочери. Вот подарочек-то она им подкинула на старости лет. Да какая старость – чуть больше сорока! Почему так быстро всё кончилось?! Она вспомнила недавний сон. Получается, теперь нормальная жизнь у неё осталась только во сне. А наяву будет вот так – мучительные походы до душа и обратно. Только таблетки будут давать временное облегчение. Но со временем её состояние будет только ухудшаться. А дальше будет снижение интеллекта. В результате она превратится в полную развалину, которая не может себя обслуживать, и будет плохо понимать, где находится.

Сколько у неё осталось времени? Похоже, уже нисколько – её состояние нормальным нельзя назвать даже с натяжкой. Осталось только уйти достойно, пока на это есть силы. Сесть последний раз на мотоцикл и на полной скорости… Эффектно, но не стопроцентно – она видела случаи, когда мотоциклисты выживали после тяжелейших аварий. Правда, становились калеками. Нет, это не подходит. Да и на мотоцикл она уже вряд ли залезет. Прыгнуть с высоты? Ко всему прочему ещё получить компрессионный перелом позвоночника? Нет, нужен надёжный способ. И как профессиональный медик она, конечно же, такие способы знает. Конечно, это не так эффектно, как на мотоцикле, но зато гарантированно. Как Кардан: в обед привезли – вечером на вынос.

Она вспомнила, как когда-то в молодости рассуждала об отказе от реанимации – мол, не хочу доживать овощем. Но тогда она имела в виду совсем другое – авария, клиническая смерть, мозг больше четырёх минут без кислорода. После этого, как правило, уже идут необратимые изменения. Хитрость заключалась в том, что решение об отключении от аппаратуры жизнеобеспечения при этом принимали бы другие. Юридически эта процедура никак не прописана, только на уровне личных договорённостей. Но сейчас-то у неё ситуация другая. Она и объект, и человек, принимающий решение, и сама же это решение выполняет. Да, она знает, что и как делать – чтобы наверняка и при этом тело не изуродовать. Но как-то это неромантично, что ли. Буднично. Всё же на мотоцикле на полной скорости было бы…

На тумбочке запищал мобильник. Кто там ещё? Она не хотела сейчас ни с кем разговаривать. Да и не смогла бы – горло перехватило, по щекам текли слёзы. Телефон продолжал пищать. Первой не выдержала Жанна:

– Ольга, у тебя телефон звонит. Спишь, что ли?

Слышно было, как она встала с кровати, подошла к её тумбочке и взяла пищащий мобильник.

– Смотри-ка – твой звонит. Не наговорился днём. Ну чего – ответить, что ты спишь?

Ведь не угомонится же! Ольга села на кровати и молча протянула руку. Жанна подала ей телефон:

– Четыре часа всего прошло, а уже соскучился!

Ольга нажала кнопку:

– Да?

Голос после слёз был тихий и хриплый. Николай это заметил:

– Мать, ты как там? Всё в порядке?

– Подожди, я в коридор выйду, – Ольга бросила взгляд на смотревшую с любопытством Жанну. Тоже мне – Санта-Барбару себе тут нашла! В коридоре было пусто, даже медсестра с поста куда-то ушла. Ольга устроилась на стуле у окна.

– Коль, хреново мне. Таблетка перестала действовать, и стало ещё хуже. Я попыталась сходить в душ, и у меня плохо получилось. А на улицу покурить я вообще выйти уже не могу. Коля, это конец! Дальше будет только хуже. Зачем я тебе такая? Я не хочу так жить!

– Мать, ты сейчас в палате? – осторожно спросил Николай после небольшой паузы.

– Нет, в коридоре – какое это имеет значение?

– Ну тогда слушай, что я тебе скажу…

Ольга очень редко слышала, чтобы Николай ругался, и никак не предполагала, что у него такой богатый словарный запас. От неожиданности она потеряла дар речи и молча слушала. А Николай продолжал – за минуту он ни разу не повторился:

– … днём скакала как коза, а сейчас сопли распустила, засранка! Опять свою дурь гонишь? Думала – выздоровеешь от одной волшебной таблетки? А вот хрен тебе! Если бы у них была волшебная таблетка, возвращающая молодость – они бы сами съели, тебе бы не оставили. Сама же говорила – нужен постоянный приём! Ты там совсем, что ли, мозги отлежала? Я тебе там фенибут в сумку клал – выпей две таблетки и не истери!

Он перевёл дух и совсем другим тоном сказал:

– Дура, люблю я тебя, ты знаешь об этом?

– Да, ты уже говорил мне, – от неожиданности слёзы у Ольги высохли, и недавние переживания стали отдаляться и размываться, как ночной кошмар.

– Меня Наташка тут уже замучила, – продолжал Николай, – Когда не дежурство пошла – телефон дома забыла. Я когда от тебя приехал, ей на пост позвонил, рассказал, чего там у тебя делается. Так она теперь на ушах стоит и других достаёт. К тебе в отделение ходила, там Татьяна сейчас дежурит, её мучила. Мне Татьяна уже два раза перезванивала – про тебя тоже расспрашивала, тебе напрямую стесняется звонить. Так что тебе повезло, что Наташка телефон забыла, а то бы и тебя достала.

– Как она дежурит-то? – Ольга почувствовала, что комок снова подступает к горлу.

– Да вроде всё успевает. Она шустрая – вся в тебя. Да, самое главное. Я поспрашивал тут народ про место невролога. Есть такое место – полставки в детском психоневрологическом интернате. Работа нетяжёлая, деньги приличные, но за счёт того, что только полставки и ездить далековато, они пока никого не нашли. Ну ты знаешь, где это? Туда километров 10 ехать.

Ольга знала. Она вышла на этот интернат, ещё когда была жива её первая дочь. Тогда она прикидывала вариант с отказным письмом и хотела знать, в каких условиях окажется её ребёнок. Этот интернат был ближайшим, он находился на окраине небольшого посёлка. Тогда она даже съездила туда. Оставила мотоцикл на площади перед магазином и прошла к зданию интерната. Обстановка ей не понравилась – двухэтажное кирпичное здание находилось на бетонным забором, по верху которого была натянута колючая проволока. На окнах здания были металлические решётки. Рядом с железными воротами была будка проходной, на крыльце которой стоял дюжий охранник. Тогда Ольга не решилась подойти ближе, немного посмотрела издали и вернулась к мотоциклу.

Тогда же Ольга наслушалась пересказов историй о том, как обращаются с детьми в таких домах-интернатах. Вариант с отказным письмом отпал сам собой: уж лучше её ребёнок умрёт у неё на руках, но она будет знать точно, что никто с ним жестоко не обращается. Уже гораздо позже к ним в отделение из этого дома-интерната пришла на работу санитарка. Ольга долго обходила её стороной, но в конце концов нашла повод поговорить с ней. Санитарка оказалась добродушной пожилой женщиной, из интерната она ушла, потому что было далеко ездить. В разговоре она постоянно жалела, что пришлось уйти – там и зарплата выше была, да и к детишкам привязалась. Выяснилось, что ужасов, которые в своё время пересказывали Ольге, там нет и в помине.

Николай продолжал:

– Я им ситуацию обрисовал – ты их вполне устраиваешь, тем более они о тебе много хорошего слышали. Я предупредил, что тебе какое-то время потребуется, чтобы формальности уладить – ну там инвалидность оформить, на старом месте рассчитаться. Они готовы ждать. Правда, автобусы туда редко ходят, но у них там много народу от нас ездит, я думаю – привезут-отвезут в случае чего. В крайнем случае такси вызовешь. Ты довольна?

– Да, наверное, – за то время, что она лежала в больнице, она успела отвыкнуть от такого стремительного развития событий.

– Ну тогда отдыхай. Завтра отзвонишься после обхода, скажешь – когда выписывают. А я пойду схожу в отделение – Наташку проведаю.

– Привет ей передай, скажи – у меня всё в порядке, – Ольга представила, как Наташка в белом больничном халате носится по этажам их корпуса, и улыбнулась.

– Точно всё в порядке? – переспросил Николай, – Мать, ты там не кисни. И лекарство выпей – чтобы всякая дурь в голову не лезла. Ну пока, до завтра.

Он отбился. Ольга в который раз поразилась: поговорила с Николаем – и все проблемы отступили. А ведь всего десять минут назад она уже решала, как лучше самоубиться. Она вернулась в палату. Жанна, похоже, её поджидала:

– Ну что, поговорила со своим? Вижу, вижу – светишься вся! А то уходила – лица на тебе не было.

– Спасибо вам! – Ольга сейчас была благодарна всему миру.

– А мне-то за что? – удивилась Жанна.

– За всё, – Ольга села на кровать и задумалась. Было уже поздно, но спать не хотелось. Она достала сигареты из тумбочки и пошла к двери.

– Ты куда на ночь глядя? – окликнула её Жанна, – Опять курить намылилась? Мы тебя ждать не будем – свет выключим.

– Выключайте, я на ощупь.

Охранница на вахте удивлённо уставилась на неё:

– Вы куда? Ночью не положено из корпуса выходить.

– Я здесь за корпусом на лавочке посижу, а то в палате душно, – и, видя, что охранница колеблется, Ольга добавила, – Ну пожалуйста!

– Ладно, – проворчала охранница, – Но только далеко не уходите, чтобы я знала, где вас искать.

На улице уже темнело, зажглись фонари. На дорожках больничного городка было пусто, только у главных ворот мелькали редкие прохожие. И всё так же был слышен всепроникающий шум большого города. Рядом с лавочкой тоже светил фонарь. Ольга села и достала из пачки сигарету. Странное дело – целый день таскается с пачкой, а выкурила от силы половину. В книжках написано, что курение снижает вероятность появления болезни Паркинсона. В её случае это не сработало. После разговора с мужем она почувствовала прилив сил, двигаться стало легче. Ольга усмехнулась – в книжках про это написано так: «состояние больного во многом зависит от его эмоционального фона». Да, это она заметила: чем сильнее нервничает – тем сильнее колбасит. И наоборот: чем лучше настроение – тем легче двигаться. Поэтому-то на антидепрессантах ей было чуть полегче. А депрессняк понятен – о нём в книжках про болезнь Паркинсона тоже написано. Она вспомнила лекции в институте – пожилая профессор объясняла: «Это не всё в мире хреново, а у вас просто понизился уровень серотонина – гормона радости». Так что парится она сейчас не по делу – Николай был прав, когда на неё наорал.

Кроме того, есть ещё одна сторона этого дела, о которой днём напомнил Николай – она не одна на свете, она жена и мать. И он прав – у неё есть обязанности перед близкими. Она вспомнила историю, которая случилась с одной больной из её отделения. У женщины в возрасте случился инсульт. Привезли к ним, откачали и выписали домой долечиваться. Дочь у женщины оказалась хорошая – навещала в больнице, дома ухаживала, как положено. А у женщины был бзик – она теперь обуза для дочери, жизнь ей отравляет. Всё-таки инсульт по мозгам бьёт, и интеллект тоже задевает. И вот однажды, когда дочь была на работе, эта женщина добралась до окна и выбросилась. С её точки зрения – избавила дочь от обузы. А с точки зрения, скажем, соседей – дочь так плохо ухаживала за ней, что она решилась на самоубийство. Короче, подгадила дочке напоследок.

Неужели она такую подлянку Наташке подкинет? Да ещё с учётом того, что Наташка хочет стать врачом. Ольга вспомнила доктора из их отделения – он ушёл из отделения вскоре после того, как она пришла после института. Талантливый дядька, все думали, что он рано или поздно станет зав. отделением – когда шеф соберётся на покой. Но он вдруг уволился. Объяснил так – не могу лечить других людей, если своего родственника не смог спасти. У него кто-то из близких родственников умер. Тогда Ольга считала его поступок чуть ли не предательством профессии, а сейчас понимала, почему он так поступил. Получается, что своим идиотским поступком она не то что не облегчит дочери жизнь, а вообще всю судьбу поломает. Николай прав, что так разозлился на неё. Нельзя быть такой эгоисткой.

Тем временем совсем стемнело. Ольга достала из пачки новую сигарету и прикурила от окурка. Сигаретный дым причудливо извивался в свете уличного фонаря. Она затянулась – кончик сигареты ярко вспыхнул. Этот яркий красный огонёк осветил в её сознании простую и невероятную мысль – она должна была оказаться в этом интернате. Зачем – она не понимала. Но огонёк горящей сигареты ясно осветил связь событий. Она должна была попасть в этот интернат ещё с первой дочерью, но она увильнула. Теперь обстоятельства снова складываются так, что она должна туда поехать. Ольга достала сигарету изо рта и стала внимательно рассматривать её тлеющий кончик, как будто хотела там увидеть ответ. Нет, это просто случайное совпадение. Случайное ли? А как проверить? Если судьба третий раз приведёт её туда – значит, это не случайность. Ведь не зря существует множество баек и анекдотов про три звоночка.

А если это действительно судьба всё подстраивает? Первый раз случилось несчастье с её дочерью, второй звоночек – заболела она сама, а что же тогда будет после третьего звоночка, если она будет сопротивляться судьбе? Мистика какая-то! Но она за время работы в отделении видела такие вещи, которые заставляли задуматься о мистической природе событий. А главное – ставка в таких опытах слишком высока, чтобы просто так отмахнуться от этих рассуждений.

Ольга снова затянулась табачным дымом. Итак, первый звоночек. Да, её первый ребёнок был очень тяжёлым – как специалист она это прекрасно понимала. Но, с другой стороны, судьба дала ей всё, чтобы справиться с этим: она медик – а это не только знания и навыки, но и контакты в медицинской среде. Она вспомнила, как все охотно шли ей навстречу. Дальше – у неё не было жилищных и материальных проблем. Отношение Михаила? Если бы она захотела, она бы заставила мужа принять дочь – у неё достаточно упрямства. Но она сдалась первой, не приняла вызов судьбы – и получилось то, что получилось.

Теперь второй звоночек – её нетрадиционный Паркинсон, который они всем отделением не смогли диагностировать. Тоже безвыходная ситуация – болезнь Паркинсона не лечится. Но опять у неё есть козыри на руках. Это её специализация, у неё двадцатилетний опыт, как врач она знает, что надо делать в таких случаях. У неё любящий муж, который заботится о ней. Только сейчас до Ольги дошло, какую титаническую работу провернул Николай – всего за два часа он прошерстил все медучреждения района и нашёл ей вакансию с невероятными условиями. А ведь другие ищут подходящее место месяцами! И Наташка тоже в медицину подалась. На самом деле все условия созданы. А она в очередной раз задумала обмануть судьбу, попыталась пойти по пути наименьшего сопротивления. Каким же тогда был бы третий звоночек? Ольга вздрогнула, сигаретный пепел посыпался на колени. Наташка! Ольга отшвырнула сигарету и вытащила телефон. Чёрт! Николай же говорил, что эта коза мобильник дома забыла. Ладно, позвоним ему самому.

– Алё? – удивлённый голос Николая. Но вроде не спит.

– Ты где?

– У себя в отделении. А ты чего не спишь – уже почти двенадцать?

– Как там Наташка?

– Привыкает, – удивление в голосе Николая не проходило, – Она тут трубку вырывает, сама с ней поговори.

– Мамка! – Наташка, дочка! – Мамка, как ты там? Мне папа всё рассказал. Мамка, я так скучаю! Когда ты приедешь? Приезжай скорее! Всё будет хорошо! Я буду за тобой ухаживать, я научусь! Только приезжай!