Несколько жизней сексуальной кошки Леонов Дмитрий
– Нужно! – разозлилась Ольга, – Ты инструкции-то читаешь? Тут несколько месяцев назад один такой тоже прокапался, взбодрился и в окно полез. Хорошо, пристёгнут был – койка в окно не пролезла, а то бы разбился.
Рабочий день кончился, пора домой. А что дома? Всё та же нерешённая проблема. Нерешаемая или всего лишь нерешённая? Собственно, это продолжение того, что она целыми днями делает на работе. Медицинский вопрос, как всегда связанный с жизнью и смертью. Ольга не торопилась: Аня – добросовестная девочка и всегда дожидалась её, когда приходилось задерживаться. Но на Аню эту проблему спихнуть не удастся – у неё своя жизнь, и уже через два месяца у неё начинаются вступительные экзамены в медицинский институт. Аня выглядела очень виноватой, когда на днях напомнила об этом. Но было ясно, что она твёрдо настроена поступать, и ведь поступит – девчонка реально неглупая. А Ольге придётся снова искать сиделку. Или сидеть дома самой.
Да, сидеть дома – варить кашку, менять подгузники, в промежутках смотреть сериалы и ходить в мятом халате. Почему-то в этом образе будущего, который она сама себе рисовала, её больше всего возмущал мятый халат. И так до бесконечности, потому что… Потому что это безнадёжно – вот почему! Если бы она была бухгалтером, инженером, художником, ещё кем-то – она бы верила, что её усилия принесут какой-то результат. Но она медик, и может профессионально оценить ситуацию. А ситуация, по большому счёту, тупиковая. Ещё можно понять, когда люди ухаживают за неизлечимо больными родственниками – они видят в них личность, помнят их здоровыми и полными сил. Даже если больной без сознания и никогда в сознание уже не придёт. Фанатизм родственников таких больных всегда вызывал у Ольги уважение. Но ради справедливости надо признать – таких немного. Большинство приходят в замешательство, когда слышат печальный прогноз. Со временем Ольга стала замечать, что когда родственники безнадёжно больного, прикинув ситуацию, начинают сомневаться – забирать ли его из больницы домой, и при этом разговор идёт в присутствии больного, тот сразу тяжелеет и через несколько дней умирает. Хотя казалось бы – больной без сознания и ничего слышать, а уж тем более – понимать, не может. Но Ольга сталкивалась с этим уже несколько раз, и поэтому такие разговоры с родственниками пациентов всегда вела в дальнем углу коридора.
В её же случае придётся возиться фактически с биологическим объектом, только внешне похожим на человека. Материнский инстинкт? Но он должен чем-то подпитываться – улыбкой ребёнка, словами, жестами, обращёнными к тебе. Если этого нет – материнский инстинкт рано или поздно угаснет. Останется чувство долга, постепенно переходящее в ритуал. И в конце концов это потеряет смысл. Ну ладно – она выполнит свой материнский долг, а как быть с врачебным? В институте на лекциях по военной медицине учили: сначала оказывается помощь легкораненым – у них больше шансов. Потому что пока возишься с тяжёлым, лёгкие тоже затяжелеют – такая вот арифметика войны. А в мирное время по-другому – возятся со всеми. А стоит ли? Что толку возиться с алкашами вроде того, которому она сегодня дала по яйцам? Его прокапают, отмоют, выпишут – а через день он снова напьётся какой-нибудь дряни и его привезут назад. Занимать койку, на которой мог бы лежать другой больной – которому не наплевать на свою жизнь. Как специально пришедший сегодня поблагодарить её Ковалёв. А ведь тяжелейший случай был – фактически помирать выписывали. Хотя надо признать – она тогда сделала всё возможное. И ведь не зря старалась!
Да, бывает, доктора уходят из отделения или даже из профессии. До Костика у них в отделении работал такой – врач от бога, шеф даже прочил его со временем на своё место. Но у него умер родственник, и что-то сломалось – он ушёл из отделения в коммерческую медицину. Объяснил так – не могу лечить других людей, если своего родственника не смог спасти. Наверное, это был тот случай профессионального выгорания, с которым сталкивается каждый врач. Ты стараешься и упорствуешь – а пациенты мрут и мрут. Ты набираешься знаний и опыта, но попадается сложный случай – и ты опять бессилен. Но благодарные пациенты помогают преодолеть эти минуты слабости и сомнения. А вот предшественник Костика не смог или не захотел. В глубине души Ольга считала его предателем. Да, в коммерческой медицине денег больше, а пациенты – легче, не мрут каждый день. И работа попроще. Но на кого надеяться тем, кто остался в отделении? Ольгу тоже пытались сманивать – были и звонки из клиник, и предложения от однокурсников. Но она не захотела уходить из отделения. Работа трудная и тяжёлая, но когда видишь результат – как с сегодняшним Ковалёвым – это всё окупает. Когда больного привозят на каталке без сознания, а он уходит из отделения на своих двоих, и ты понимаешь: это твоя заслуга – этого Ольга не променяла бы ни на что.
Если исходить из этой логики, то посвятить всё время и силы уходу за безнадёжно больным ребёнком неразумно. Здесь прогноз уже ясен – намного лучше не станет. А если она останется на работе, то спасёт ещё много жизней. Такова голая профессиональная арифметика. Но остаётся ещё материнский инстинкт, который уже изрядно подувял. И к тому же этот инстинкт подпорчен профессиональными знаниями – неперспективно. Кто она в первую очередь – мать или врач? Получается, что разделить невозможно. Есть ещё один вариант, о котором упомянула Галина Сергеевна – отказное письмо. Ольга не питала иллюзий – при той обстановке, которая существует в детских домах для таких детей, фактически это отсроченная смерть. Причём ненамного отсроченная и довольно неприглядная, но зато полностью легальная с точки зрения закона. Такой вариант не устраивал Ольгу. Не из-за осуждения окружающих, о котором говорила Галина Сергеевна – Ольга считала себя достаточно независимым человеком. А из-за того, что она спихивала свои обязанности на кого-то. Ведь она не только мать, но и врач – то есть отказывается от своего больного ребёнка дважды.
Да, кошкам в этом плане проще – эдакий запоздалый аборт. Кошки – хищники, в их среде убийство не считается чем-то необычным. А у людей всё по-другому. Впрочем, аборты же у нас не запрещены. Но тут-то уже совсем не аборт. Чёрт возьми, почему на работе она ежедневно решает вопросы жизни и смерти, а тут связана по рукам и ногам? Да, она как врач обязана делать всё, чтобы пациент остался жив. Но потом всё зависит от родственников: будут нормально ухаживать – просуществует ещё какое-то время, откажутся – умрёт в отделении или хосписе. А тут она и врач, и родственник в одном лице. И она готова уступить смерти. Чтобы отыграться в следующий раз.
Ольга переоделась и спустилась на улицу. Её руки привычно легли на руль мотоцикла, взревел мотор, и она медленно покатила к выезду из больничного городка. Ещё издали заслышав мотоцикл, охранник уже поднял шлагбаум. Проезжая мимо, Ольга помахала ему рукой – в общем-то, он неплохой парень. Улицы уже заполнились вечерним потоком машин – пробки. Но для опытного мотоциклиста это не проблема – Ольга смело объезжала стоящие машины. На окраине города пробок было меньше, и она прибавила скорость. Лавируя между редкими машинами, боковым зрением она заметила, что сзади идёт ещё один мотоциклист. И неплохо идёт – довольно быстро её нагоняет. Вот он мигнул фарой и махнул рукой в сторону обочины. Кто-то из старых знакомых?
Ольга сбросила газ и съехала с дороги. Таинственный мотоциклист плавно подкатил и остановился рядом. Оказывается, он не один – сзади него сидел пассажир с большим рюкзаком. Мотоциклист снял шлем. Ну надо же!
– Фрактал, ты? – в памяти у Ольги сразу всплыло необычное прозвище, как только она увидела круглое лицо с небольшой бородкой. Имени его она не помнила, а прозвище было связано с его профессией – кажется, он какой-то физик, чуть ли не кандидат наук.
– Кошка, за тобой не угонишься! – Фрактал вытер пот со лба, – Хорошо, Марго тебя углядела. Давай, говорит, догоним, а то сто лет не виделись.
Его пассажир тем временем тоже снял шлем – длинные прямые волосы рассыпались по плечам. Ольга всегда поражалась на Марго – как ей не лень возиться с длинными волосами. Марго помахала ей рукой и стала стягивать рюкзак. Фрактал слез с мотоцикла, зашёл сзади и помогал подруге. Когда Ольга последний раз тусовалась в байкерской среде, Фрактал и Марго уже были вместе. У Марго никогда не было своего байка, и водила она так себе – ребята не доверяли ей свои машины. Она как-то сразу прибилась к Фракталу, и ездила только с ним. В принципе она девка неплохая, но Ольга относилась к ней немного свысока – как к ездящей за спиной. Когда Ольга вышла замуж и ушла из тусовки, Фрактал и Марго всё ещё продолжали ездить вдвоём. Поговаривали, что потом у них была свадьба, на которой они разъезжали на своём байке, причём Фрактал повязал галстук поверх косухи, а Марго надела фату прямо на шлем.
Марго сняла рюкзак, и Ольга увидела, что это рюкзачок с ребёнком. Фрактал перехватил её удивлённый взгляд:
– Представляешь, в коляске не спит, зараза такая! Только на ходу. Вот, приходится выгуливать. Марго, посмотри, он там сухой? Если что, памперсы под сиденьем.
Видеть Фрактала в роли заботливого папаши было забавно. А вот Марго с ребёнком на руках смотрелась совершенно естественно, несмотря на свой кожаный прикид.
– Сколько вам уже? – спросила Ольга.
– Нам уже восемь месяцев, – важно сказала Марго, ощупывая памперс у ребёнка.
– А зовут как?
– Алёшка, – Фрактал с нежностью смотрел на сына. Тот недовольно возился в рюкзачке и начал хныкать.
– Есть уже хочет, – Марго вытащила сына из рюкзачка и стала расстёгивать куртку, – Кормить пора.
– Ты чего, прямо здесь хочешь устроиться? – недовольно проворчал Фрактал.
– Нет, вон туда в сторонку отойду. Вы здесь пока подождите, а я пойду молочной фермой поработаю, – Ольге показалось, что Марго глянула на неё слегка свысока, как когда-то она сама смотрела на Марго, когда та забиралась на мотоцикл за спину Фрактала.
– Представляешь, вот так каждый день его выгуливаем, в любую погоду, – Фрактал присел на сиденье мотоцикла. Несмотря на деланную ворчливость, голос у него был довольный и даже гордый, – Вот, пришлось отпуск специально взять. И ест, засранец, только сиську, смеси не признаёт. Хорошо, у Марго молока много.
Странно, Марго крупными формами никогда не отличалась. Ольга достала сигареты.
– Ты всё ещё куришь? – Фрактал покосился на пачку, – А я вот бросил – ребёнок всё-таки. Ты-то сама как? Я слышал – замуж вышла? Детей ещё не завели?
– Извини, я тороплюсь, – Ольга смяла так и не зажжённую сигарету и надела шлем, – Марго привет, как-нибудь ещё поболтаем.
Она резко взяла с места, выехала на асфальт и встала на заднее колесо. Чёрт, ну нельзя же своё семейное счастье так беспардонно демонстрировать окружающим! В конце концов, это просто неприлично!
То, что она чувствовала, нельзя было назвать завистью, скорее – ощущением несправедливости. Почему у всех всё хорошо – и у Фрактала с Марго, и даже у алкашки Сергеевой, которая больного отца из больницы забирать не хочет, с ребёнком всё в порядке? А у неё родился больной ребёнок. Когда она допытывалась у педиатров – почему так получилось, те разводили руками: случайность, ошибка природы, звёзды не так встали. Но если это ошибка, значит, её нужно исправить.
А Фрактал-то силён – ушёл в отпуск, чтобы жене с ребёнком помогать! Ольга подумала – а её Михаил мог бы отложить свои дела, чтобы побыть с ней и ребёнком? И сама себе ответила – нет. Он дал бы денег – купи что нужно, найми человека, чтобы помогал. Почему так? Когда-то Ольга считала, что это нормально – женщина должна заниматься домом и детьми, а мужчина – зарабатывать деньги. Но встреча со старыми знакомыми пошатнула эту уверенность. Оказывается, семейные проблемы люди решают вдвоём. Ольга почувствовала острое чувство одиночества. В конце концов, муж нужен не только для секса или как ходячий кошелёк. Почему же у них в семье нет какого-то взаимопонимания? Чем они отличаются от Фрактала и Марго? Ну ответ-то очевиден – у них здоровый ребёнок. Если бы у Ольги был тоже здоровый ребёнок, Михаил бы чаще бывал бы дома, уделял бы больше внимания ей и дочери. Понятно – всё дело в её ребёнке. То есть всего-то надо исправить ошибку природы – и у неё в жизни всё будет нормально. Это как в школе – вырвать из тетрадки листок с ошибкой, и переписать всё заново, начисто. И всё будет в порядке. Только как это сделать?
А какие есть варианты? Всего два: первый – оставить больного ребёнка и возиться с ним всю жизнь, его или свою. Забыть про карьеру и про личную жизнь, посвятить себя только ребёнку, который, может быть, и узнавать её никогда не будет. Второй вариант – сдать ребёнка в интернат, написать отказное письмо. И добровольно поставить на себя клеймо бессердечной матери, которая не захотела воспитывать свою кровиночку. А заодно всю жизнь мучиться профессиональным вопросом – а вдруг можно было что-то сделать? Оба варианта ужасные.
Кошка! Фрактал назвал её кошкой! И Кардан, когда сегодня ни с того, ни с сего позвонил, тоже назвал её старым прозвищем – Сексуальная Кошка. А настоящие кошки – с хвостом и лапками – такие проблемы решают, как выяснилось, самостоятельно и очень просто. Получается, что если она кошка, то тоже может… От нереальности и в то же время простоты этой мысли Ольгу бросило в жар. Вспомнились слова Серёги-электрика: «Взять за задние лапы – и об угол». Но почему – она ведь всего лишь восстановит справедливость, исправит ошибку природы? Сегодня она целый день только этим и занималась – восстанавливала справедливость и исправляла ошибки природы, это её работа…
Все эти мысли пронеслись в её голове всего за какую-то минуту – ехать до дома было совсем близко. Ольга остановилась перед воротами, сняла шлем и тряхнула головой – бред какой-то! Как она могла о таком подумать! Не дожидаясь, когда створки ворот распахнуться полностью, Ольга въехала во двор и остановила мотоцикл под навесом у гаража. В окне кухни колыхнулась занавеска – Аня, наверное, её заждалась, она приехала часа на полтора позже, чем обычно. Так и есть – Аня выскочила на крыльцо уже одетая и с сумочкой:
– Ольга Николаевна, вы сегодня очень долго!
– Извини, на работе задержалась, а потом знакомых встретила.
– Ольга Николаевна, я хотела вам сказать… – Аня мялась, её тёмные восточные глаза смотрели в сторону.
– Что случилось? – Ольга насторожилась, – Что-то с ребёнком?
– Нет, что вы! Катенька спит, с ней всё в порядке, – Аня глубоко вздохнула и наконец решилась, – Понимаете, ко мне родня из дома приехала. Они уже сняли квартиру рядом с институтом. И мне придётся уехать. Прямо завтра.
Ольга молча смотрела на неё. Серьёзность ситуации доходила с трудом.
– Ольга Николаевна, вы мне за месяц вперёд заплатили – так я вам всё верну. Просто так получается, я сама не знала, – Аня суетливо рылась в своей сумочке.
– То есть ты завтра не придёшь?
– Да! – обрадовалась Аня, что наконец-то смогла объяснить. Она достала из сумочки деньги и протянула Ольге, – Вот, возьмите, а то вы мне вперёд заплатили…
– Оставь себе, – Ольга махнула рукой, – Ты и так много сделала. Ну иди, если надо. Позвони тогда, когда в институт поступишь.
– Спасибо, Ольга Николаевна! – Аня торопливо засунула деньги в сумку, порывисто обняла Ольгу и побежала к воротам, – Я вам обязательно позвоню.
Ольга проводила её взглядом, а потом уселась на каменные ступени крыльца и положила шлем рядом. Вот и всё, наступил момент принятия решения. Хорошо, если новую сиделку удастся найти за месяц. За сутки это точно нереально. То есть завтра она на работу не выходит. И дальше тоже неизвестно чего будет. Ну хорошо – найдётся в конце концов сиделка, но это тоже временно. Рано или поздно это придётся как-то решать. И опять перед ней два варианта – один хуже другого.
Но самое главное – сейчас-то что делать? Мужу звонить без толку – его ответ Ольга знала заранее: «Думай сама, потом скажешь – сколько надо денег». То есть всё равно решать придётся самой. Сердце снова сжалось от острого чувства одиночества. Она осталась одна, как кошка с котёнком. Ведь коты со своими котятами не возятся, по крайней мере она никогда про это не слышала. Кошка… Она как кошка… Опять горячая волна пробежала по всему телу. И снова вспомнились слова Серёги: «За задние лапы – и об угол». Ну и пусть! Зато она решит этот неразрешимый вопрос! Такое состояние у неё было, только когда она прыгала с парашютом – руки трясутся, ноги подкашиваются, живот крутит, но назад пути уже нет. Ольга решительно поднялась со ступенек и вошла в дом. Мотошлем остался лежать на крыльце.
Так – надо разуться. Чёрт, шнурки запутались! Кроссовки с так и не развязанными шнурками полетели в угол. Жарко-то как, ноги все мокрые, как из лужи вылезла! Мокрые носки полетели вслед за кроссовками. Босыми ногами Ольга прошлёпала в детскую. Анечка напоследок расстаралась – в комнате был идеальный порядок. Дочь спала в кроватке. Ольга положила на стол ключи и мобильник. Так, а дальше что делать?
Ольга смотрела на дочь. В голове почему-то вертелась фраза «Кошка бросила котят…» Дочь спала. Что делать? Ольга не думала о последствиях, но решимость оставила её. Ведь она врач, а не убийца. Сначала учёба в медицинском институте, а потом годы работы приучили её к мысли о спасении человека. Она знала, как спасать людей, но сейчас нужно было другое. Конечно, она изучала физиологию и анатомию, и прекрасно знала, какие действия могут лишить человека жизни. Но именно поэтому долгие годы она училась ни в коем случае этого не делать. Убить врага – это она бы смогла, и тут бы её знания пригодились. Но сейчас… Профессиональное табу оказалось непреодолимым.
Дочь проснулась и закричала. Не заплакала, а именно закричала. Это всегда бесило Ольгу – как-то это было по-звериному. Ольга понимала, что она должна сделать задуманное, но никогда не сможет это сделать, и это противоречие убьёт её саму. Её всю трясло, пульс зашкаливал, давление, наверное, тоже. Дрожащими руками она протянула дочери бутылочку с водой, та ухватила соску губами, но тут же судорожно отпихнула бутылочку и снова зашлась в крике. Ольга надавила на соску – так и есть, засорилась. Она сердито оглянулась – на столе стояла пластмассовая чашка. Ольга сорвала соску с бутылочки – вода расплескалась по полу. Она вылила остатки воды в чашку и сунула её в руки дочери:
– На, подавись!
Не в силах смотреть на ребёнка, которого она в это мгновенье ненавидела, Ольга резко развернулась и зашагала на кухню. Тут за спиной она услышала кашель дочери. То ли она слишком резко сунула чашку, то ли дочь слишком судорожно схватила её, но вода выплеснулась на маленькое личико, залила рот, попала в нос. Ребёнок стал захлёбываться, из её носа пошли пузыри. Инстинктивно Ольга дёрнулась помочь дочери, но остатки разума остановили её. Борьба между материнским инстинктом, рефлексом врача и холодным рассудком, запланировавшим давно вынашиваемое, длилась несколько секунд и оказалась невыносимой. В конце концов материнский инстинкт и рефлекс врача победили – Ольга бросилась к кроватке. Но её босая ступня попала в лужу разлитой воды, нога поехала в сторону и Ольга с размаху виском ударилась об угол кроватки.
Когда она очнулась, в комнате было тихо. Она лежала на полу, голова раскалывалась. Инстинктивно провела ладонью по лбу – лоб был в липкой крови. Кровь была и на футболке, и на джинсах, и на полу. С трудом поднявшись, Ольга наклонилась над кроваткой. Дочь лежала неподвижно в неестественной позе, закатив глаза. Привычным движением нащупала у неё шейную артерию – пульса не было. Ольга не знала, сколько времени она была без сознания, и, следовательно, сколько времени прошло с момента… Но, судя по тому, сколько натекло крови из её рассечённого виска, прошло минут десять. Реанимировать было поздно. Ольга попыталась встать, но ноги подкашивались. «Наверняка сотрясение мозга, да ещё и кровопотеря» – мелькнула профессиональная мысль. Зажав рукой кровоточащую рану, она подползла к столу и взяла телефон:
– Скорая? Доктор Ярцева из неврологии. Нужна бригада, чтобы констатировать смерть. И ещё один с черепно-мозговой… Возьмите мой адрес на посту в отделении.
Сознание путалось, телефон выскальзывал из липких от крови рук. Последняя её мысль перед тем, как она потеряла сознание, – а открыта ли входная дверь?
Ольга очнулась от резкого запаха нашатыря. Она лежала на кровати, над ней склонился врач из «скорой», лицо было знакомым, но фамилию вспомнить она не могла.
– Ольга Николаевна, как вы? Что случилось?
– Я упала… – Ольга пыталась говорить громко, но получался невнятный шёпот, – Что с дочерью?
– Мы ещё… – замешкался врач.
– Не врите! Она мертва! – попыталась закричать Ольга, но опять получился шёпот, – Я видела… Я же звонила диспетчеру… Я хотела… Я не смогла…
– Да, она захлебнулась, – неохотно подтвердил врач, – А что с вами? Вы ударились головой?
Ольга молча кивнула.
– Вы торопились к дочери, хотели ей помочь? Поскользнулись и ударились?
Ольга молча смотрела в глаза врачу и ничего не отвечала.
– Вы потеряли сознание, а когда очнулись – дочь была мертва? – пытался выяснить врач.
– Да, – тихо ответила кивнула Ольга.
– Тут больше никого не было? – в его голосе сквозило недоверие. Или показалось?
– Нет, я была одна.
– Ольга Николаевна, мне придётся вызвать полицию, вы же знаете порядки, – извиняющимся тоном сказал врач.
– Вызывайте, – Ольга откинулась на подушку и закрыла глаза.
Снова она очнулась от прикосновения к плечу. Это опять был врач из «скорой»:
– Ольга Николаевна, приехал следователь. Вы сможете с ним поговорить?
– Попытаюсь.
В висках пульсировало, голова кружилась. Но с формальностями надо закончить. Лицо следователя тоже было знакомым. Или показалось?
– Ольга Николаевна, как вы себя чувствуете? Вы можете говорить? – И голос знакомый. Точно – он был у неё в отделении, у него там кто-то лежал.
– Сейчас вы от неё ничего не добьётесь. Вы же видите, в каком она состоянии, – голос Николая. Начинаются галлюцинации? Вот только не хватало.
– Вы же уже всё записали. А она к вам завтра подойдёт, – нет, точно Николай. Ольга повернула голову – Николай осторожно пытался выпроводить следователя. Она позвала слабым голосом:
– Коля!
Он повернулся и кивнул на её забинтованную голову:
– Ты как? Серьёзно?
– Сотряс, – равнодушно ответила Ольга, – И кровопотеря. Шрам наверняка останется. Надо бы до завтра оклематься – меня ведь к следователю вызвали.
– Оклемаешься – сходишь. Теперь-то куда торопиться – бумаги быстрее написать? – Николай внимательно на неё посмотрел.
– А там возьмут за задние лапы – и об угол, – резко ответила Ольга.
– Но ведь это несчастный случай? – то ли спросил, то ли подтвердил Николай.
– Там разберутся.
– А Михаил где? – Николай сменил тему.
– Понятия не имею! Где-то на своих объектах, наверное, – Ольга вспомнила о муже только сейчас. Как-то в голову не пришло, что его это тоже касается. Впрочем, сейчас толку он него всё равно не было – только сидел в углу и переживал. А вот Николай как тут оказался?
– А ты откуда узнал?
– Мне со «скорой» позвонили, сказали – у тебя что-то случилось.
– Почему именно тебе? – у Ольги были свои версии, но она хотела услышать его вариант.
– Не знаю, – он пожал плечами, – Кто-то же должен был помочь. Все семейные, я один холостой, делать вроде нечего. Взял такси и приехал.
– А мужа не застеснялся? – Ольга подумала, что это уже выглядит как кокетство. Николай был тем человеком, которого она сейчас хотела бы видеть рядом больше всего. Точнее – единственным, кого она вообще хотела бы сейчас видеть. Странно, но про мужа она вообще не подумала.
– Ну вообще-то я приехал как врач и коллега по работе, – смутился Николай, – К тому же Михаила всё равно дома нет.
«Забыл ещё добавить – к счастью» – про себя подумала Ольга. При всей чудовищности ситуации она не хотела, чтобы муж видел её в таком беспомощном состоянии. С самого их знакомства он воспринимал её как решительную и боевую девушку, и моменты, когда её тошнило во время беременности, повергали его в ужас. По опыту своей работы Ольга давно заметила, что чем брутальнее выглядит мужик, тем труднее он переживает чужие страдания. Поэтому, когда она собиралась рожать, она заранее самостоятельно отправилась в роддом. Разумеется, о присутствии Михаила при родах и речи не могло быть. А сейчас она хотела оказаться одна, как бы тяжело ей ни было. Наверное, как кошка, когда она поедает своего котёнка. Кстати, совсем вылетело из головы…
– Они забрали ребёнка?
– Да, в таких случаях обязательно вскрытие, – Николай поднялся, – Я, наверное, пойду, а то уже поздно. Ты мужу уже позвонила?
– Завтра, – Ольга неопределённо махнула рукой. При чём тут муж? Ребёнок её, и она за него отвечает. И ответит. Зачем ещё мужа сюда вмешивать? Пусть женские проблемы останутся для него тайной. В конце концов, проблема с больным ребёнком разрешилась, а как – ему знать и не обязательно. Ольга была уверена, что Михаил и не будет расспрашивать о подробностях, для него главное – результат. Его всегда интересовал только результат. Она почувствовала холодность к мужу. Неужели их связывал только ребёнок? Ну уж точно не общая беда. А тогда зачем нужен муж? Как-то резко наступило осознание – прежняя жизнь кончилась. Жизнь, в которой у неё была дочь, был муж… Что будет дальше? Ну, наверное, что-то будет, какая-то новая жизнь.
Хуже-то уж точно не будет. Внезапно она почувствовала какое-то непонятное облегчение. Всё, что случилось, просто ужасно. Ужаснее некуда. А раз некуда – то чего стесняться, хуже не станет. Теперь не надо себя сдерживать, постоянно думать – что скажут окружающие, как она будет выглядеть в их глазах. Да плевать! Она больше не боялась оказаться проигравшей, она выбыла из игры.
Ольга приподняла голову – Николай стоял у двери и застёгивал куртку.
– Ты куда?
– Домой. Сейчас такси вызову.
– Останься, – почему она так сказала?
– Как остаться? – кажется, он этого ждал – куртку долго застёгивал, – А муж?
– Просто останься, и всё. Михаил в последнее время редко дома ночует.
– А если он тут меня утром застанет – что ты ему скажешь? – Николай сомневался.
– Тут такое случилось, а ты… – Ольга рассердилась, – Скажу, что подаю на развод!
– Ты серьёзно?
– Нет, сейчас самое время шутки шутить! – Ольга поняла, что именно так и поступит. Ну может не утром, но с Михаилом она жить больше не сможет. Почему? Она не могла чётко сформулировать. Одним словом – прежняя жизнь кончилась.
– Тебе чего «скорая» колола? – Николай ошалело глядел на неё.
– Не знаю, я без сознания была. Думаешь, я в неадеквате?
– Что, прямо вот так разведёшься? – похоже, Николай всё же сомневался в её адекватности. Впрочем, с учётом того, что произошло – неудивительно.
– Да, прямо вот так. Соберу вещи и уйду. Пустишь к себе пожить на первое время?
Николай растерянно стоял посередине комнаты и молчал.
– Подай сигареты, где-то на столе пачка валялась, – Ольге было не до его растерянности. Она не хотела жить в доме, где произошло ЭТО.
Николай протянул ей сигареты, щёлкнул зажигалкой. Ольга затянулась. Голова болела и кружилась, вряд ли к утру оклемается. Ну да ладно, на работе оформят больничный. Позвонить Михаилу? Лучше завтра. Странно, она так долго и так часто думала, что если бы не было больной дочери, то всё было бы по-другому. И вот её не стало, и всё действительно стало по-другому. Стало ли лучше или хуже? Нет, просто вся её жизнь изменилась. Хотя жизнь-то у неё изменилась уже давно, только она на что-то надеялась и считала, что всё само собой образуется. Она не готова была смириться с тем, что у неё больной ребёнок. И вот теперь ребёнка нет.
Могла ли она что-то сделать – не совать дочери чашку, быстрее помочь ей или просто смотреть под ноги? Чтобы потом снова думать – а как быть дальше? Короче, что случилось – то и случилось. Что касается отношений с мужем – то они разладились уже давно, когда стали очевидны проблемы с ребёнком. Она не стала бы называть поведение мужа предательством, скорее это просто равнодушие. Наверное, если бы тогда муж сказал – «это наш с тобой ребёнок, и мы будем решать эту проблему вместе», то она бы впряглась. Таскалась бы по больницам, по реабилитационным центрам. Но муж повёл себя по-другому, и она прекрасно понимала – почему. Он нацелен на успех – только вперёд, только вверх по социальной лестнице. Наличие больного ребёнка отбрасывало его назад. А она в одиночку на подвиги, как оказалось, не готова. Да, приходится признать, что та решительность, которую она всем демонстрирует, когда ездит на мотоцикле и прыгает с парашютом – это всего лишь внешняя сторона.
В боксе это называется – «держать удар». Умение продолжать бой после ударов соперника. Кто-то умеет держать удар, продолжает бой и выигрывает. Кто-то не держит удар и проигрывает. А кому-то везёт, и противник не успевает нанести нокаутирующий удар. И в жизни то же самое. Кому-то везёт, и удары судьбы его минуют. А кому-то везёт меньше. Вот ей, например, не повезло. Но ничего, ещё есть возможность начать заново.
Сигарета догорела. Николай протянул ей пепельницу. Оказывается, всё это время он внимательно смотрел на неё. Всё-таки он неплохой мужик! Хорошо, что он приехал. Последняя мысль была уже сквозь сон.
Так прошёл один день из жизни доктора Ярцевой.
Часть вторая
Свежий утренний ветерок сквозил в приоткрытое окно палаты. Ольга натянула одеяло по самый подбородок. Спать не хотелось. Она давно знала этот закон подлости – в будни утром глаза не продерёшь, а в выходные встаёшь ни свет – ни заря безо всякого будильника. Правда, сегодня день был будний, но у лежащих в больнице каждый день, считай, выходной. Ольга никак не могла привыкнуть к тому, что здесь она пациент. Казалось, вот-вот распахнётся дверь, и войдёт дежурная медсестра: «Ольга Николаевна, больного привезли!». Нет, можно спать спокойно – тут справятся и без неё. Да и больных тут по ночам не привозят – это областной клинический институт, а не её стационар.
Ольга высунула руку из-под одеяла и нащупала на тумбочке мобильник. Так и есть – половина шестого, можно ещё спать и спать. Она положила телефон назад и повернулась на бок. Вместе с прохладным ветерком в палату струился шум большого города. Днём его не замечаешь, услышать его можно только ночью. Последний раз Ольга так прислушивалась к этому шуму много лет назад – когда жила в общежитии. Дома она от этого отвыкла – их дом стоял на окраине небольшого городка, и ночью из окна можно было услышать только шум деревьев и лай соседских собак, и только иногда по их улочке проедет поздняя машина. Нет, сегодня больше не заснуть! Она решительно отбросила одеяло и села на кровати. Соседки по палате спали. Даже толстая Жанна почти не храпела. А в полночь-то какие рулады выводила! Иногда Ольга с трудом сдерживалась, чтобы не пнуть её кровать. Но ничего не поделаешь – она же не нарочно так храпит. Ольга это прекрасно понимала, и, будь она здесь в роли врача, у неё и мыслей таких не было бы. Но она вроде как пациент – можно немного и покапризничать.
Она встала с кровати и потянулась. Ну вот же – с утра всё в порядке: ноги не дрожат, руки двигаются свободно, по сторонам не шатает. К обеду у неё получалось хуже, а к вечеру она была вообще никакая – лишь бы добраться до койки. А когда неделю назад Николай её только привёз сюда, вообще колбасило не по-детски. Николаю пришлось самому заполнять за неё бумаги, да ещё местная медсестра попыталась проявить заботу – предложила кресло-каталку. Ольга тогда едва не обматерила её – неужели она такая больная?! Спустя несколько дней она привыкла к новому месту, перестала нервничать и вроде стало получше. А сейчас – так вообще всё замечательно! Только шрам на виске немного ноет – наверное, к перемене погоды.
Ольга взяла со стула спортивный костюм и стала одеваться. Уже накануне перед тем, как ехать сюда, она обнаружила, что у неё совершенно нет подходящей для лежания в больнице одежды. Пришлось позаимствовать у Наташки спортивный костюм. В свои 15 лет дочка практически догнала её. Наташка тогда поворчала для приличия, критически оглядела её и снисходительно бросила: «Сойдёт для сельской местности!» А ведь переживает, но виду не показывает. Как они там сейчас вдвоём? Да ладно – привыкли давно, мало ли у неё ночных дежурств было? Правда, Наташка ей как-то припомнила:
– Вот, мам, у тебя работа всегда на первом месте была. В детстве я ревела как заводная, а ты всё равно на дежурство уходила.
Сказано было вроде как в шутку, но Ольга тогда сильно смутилась. А сколько она с Наташкой бегала по специалистам, когда та была маленькая! По малейшему поводу и без повода! Педиатры уже вздрагивали, завидев её. Ну, конечно, кто был в курсе её кудрявых обстоятельств, то терпеливо сносили её доставания. Но не будешь же всем объяснять – мол, у моего первого ребёнка проблемы… Были… Но Наташке эти подробности знать совсем необязательно.
Ольга шаркнула шлёпанцами и достала сигареты из тумбочки. Курить приходилось ходить на улицу. Вахтёрша на входе дремала за своим столом. Осторожно, чтобы её не разбудить, Ольга приоткрыла дверь и вышла из корпуса. Курилка была за корпусом – лавочка на выложенной плиткой площадке. Это место она присмотрела ещё несколько лет назад – когда была здесь на курсах по повышению квалификации. Кто бы тогда мог подумать, что она окажется здесь в качестве пациента. Дорожки больничного городка ещё были пусты. Глухой, всё заполняющий шум большого города здесь был слышен более явственно, чем в палате. Ольга достала сигарету, щёлкнула зажигалкой и затянулась.
С чего всё началось? Конечно же, с того грузовика! Тогда была отвратительная погода, дорога мокрая, видимость никакая. Все машины еле плелись, и Ольга пошла на обгон. Откуда взялся этот «Камаз» – она так и не поняла. Зелёная туша стремительно надвигалась. Время спрессовалось, Ольга отчётливо видела его лениво шевелящиеся дворники и тёмные фары. Точно – именно поэтому она его и не заметила: он не включил фары и даже габаритки. Думать было некогда – она положила мотоцикл на бок и заскользила на обочину. Хорошо, что в тот день она надела наколенники. Потом был какой-то провал, и дальше она помнила, как подбежали люди и помогли ей выбраться из-под мотоцикла. «Камаз» даже не остановился. Всё обошлось – она только вся перемазалась и слегка поцарапалась, но осталась целой. Мотоцикл вообще не пострадал. Подбежавшие водители выкатили его на дорогу, она поблагодарила их – мол, всё в порядке. И только тогда поняла, что ехать не может – её всю колотило. Она сидела на мокрой обочине и курила, держа сигарету двумя руками. Из ползущих мимо машин её окликали, она махала в ответ – всё нормально. Но всё было ненормально – её трясло так, что она не могла подняться на ноги. Сколько она так просидела – она не помнила, засобиралась она только тогда, когда кончились сигареты. Опираясь на дорожный знак, она с трудом забралась на мотоцикл. В седле она почувствовала себя увереннее и до дома добралась относительно успешно. Но ворота открыть сама не смогла – ноги не держали. Позвонила в звонок и уселась на бетон перед воротами. Николай дотащил её до дома, помог раздеться, растёр водкой – и только тогда отпустило.
Тогда она списала всё на нервный шок. Повторилось это паскудное ощущение спустя несколько месяцев, но совсем в другой ситуации. День тогда выдался суматошный, и тут ещё этот блатной больной. Собственно, дед был совершенно безобидный, просто у него уже начались возрастные изменения психики. А вот родичи у него оказались сволочными – мало того, что деда запихали в больницу, хотя там ничего не было, просто им возиться лень было, так ещё регулярно приходили права качать. Раньше бы Ольга их обложила хуями и пошла работать дальше. Но на этот раз, когда разговор уже пошёл на повышенных тонах, она почувствовала знакомую дрожь в ногах. «Так, начинается» – испуганно подумала она. Она послала настырных родственников к заведующему отделением, быстро закруглила разговор и заперлась в ординаторской. Вскоре появился взъерошенный Константин Иванович в распахнутом халате. Его совсем недавно назначили зав. отделением вместо ушедшего на пенсию шефа, и он только-только осваивался в новой роли:
– Ольга Николаевна, что у вас там с этими родственниками?
Ольга двумя руками держала зажжённую сигарету и затравленно смотрела на него снизу вверх. Константин удивлённо посмотрел на неё и плотно прикрыл за собой дверь:
– Николаевна, что с тобой?
– Хреново мне, Костик, – Ольга левой рукой попыталась поднести сигарету ко рту, но рука тряслась так, что пришлось помогать правой. Константин нахмурился, подошёл ближе, заглянул в глаза, пощупал пульс.
– Я сейчас, – он вышел в коридор и осторожно закрыл за собой дверь. Слышно было, как он рявкнул на родственников деда. Вскоре он вернулся и протянул две таблетки и стакан воды. Таблетки были солоноватые на вкус, а стакан пришлось взять обеими руками. Константин терпеливо дождался, когда Ольга допьёт воду, и забрал стакан из её рук:
– Ну как? Танечку прислать?
– Не надо. Я тут посижу немного, – вроде стало получше, хотя для таблеток рановато. Костик – свой человек, но не нужно, чтобы по отделению слухи пошли.
Тогда она успокаивала себя – это от усталости, нервное. Но стала присматриваться к себе. И новые признаки не заставили себя ждать. Ей стало казаться, что под вечер ей труднее писать. Несколько дней она объясняла это усталостью, и откладывала заполнение историй на утро. Но как-то ей попалась история болезни, которую она заполняла год назад. Так и есть – у неё изменился почерк. Раньше был округлый и размашистый, а теперь стал мелкий и корявый. В мозгу стал автоматически прокручиваться список диагнозов. Стоп! Так можно и в разнос пойти. Ольга знала об этой особенности всех врачей – они не могут адекватно оценить своё состояние. Начинается либо гипо-, либо гипердиагностика. Как в медицинском анекдоте: все болезни делятся на две части – хуйня и пиздец. Хуйня сама пройдёт, а пиздец не лечится. Интересно, а к какой части относится то, что у неё? Она выковыривала таблетку из блистера, и язык ощущал привычный солоноватый вкус.
Воспоминания текли, как дым от горящей сигареты. Торопиться всё равно некуда. По газону лениво бродили голуби и брезгливо клевали вчерашние корки. Край тени он корпуса медленно подползал к скамейке. По положению тени Ольга уже научилась определять время – когда солнце осветит край скамейки, можно идти на завтрак. Времени до завтрака ещё оставалось много. Она в очередной раз перебирала воспоминания в надежде найти зацепку, причину. Ведь тогда можно будет начать лечение. Главное – понять причину, поставить правильный диагноз. А вот с этим и была главная трудность, именно для уточнения диагноза она здесь и лежит.
Тогда она села на антидепрессанты. Это помогло – настроение улучшилось, дурацкие мысли больше не лезли в голову. Да и в целом она стала чувствовать себя существенно лучше. Снова стала постоянно ездить на мотоцикле – страх после того случая с грузовиком прошёл. Как раз с мотоциклом и был связан следующий звоночек. Ехала по трассе, остановил гаишник – проверка документов. Остановилась, протянула документы, а гаишник смотрит с подозрением – вы не пьяны? Нет, с чего взял? А почему дрожите? Замёрзла, блин! А ведь действительно – выраженный тремор левой ноги. Ладно – от гаишника отмазалась, но с ногой-то чего? Самой себя осматривать – последнее дело, пошла к старому шефу. Тот, хоть и на пенсии, но хватку не потерял. Посмотрел и говорит – а что на МРТ? Сделай – посмотрим, что там. Ольга долго не решалась – а вдруг там действительно что-то обнаружится? И что делать?
Тремор со временем усиливался, особенно под вечер. Она пыталась как-то это скрывать, но как скроешь – целый день на ногах. Константин как мог помогал, но нагрузку уже не держала. От езды на мотоцикле пришлось отказаться – на время, конечно же. Но развязка всё же наступила – из-за Наташки. Большие детки – большие бедки: упёрлась с одноклассниками к кому-то на дачу, мобильник сел. Утром пришла как ни в чём ни бывало, но для Ольги бессонная ночь не прошла даром. Казалось бы – чего особенного, сама такая была. Но вот надо же – с трудом оделась, села в коридоре и поняла, что до работы самостоятельно не доберётся. Позвонила Константину, взяла больничный… С тех пор прошло три месяца – лучше не стало. Встал вопрос об инвалидности, а диагноза-то нет. МРТ головы она всё же сделала – ничего необычного не обнаружилось. И вот она здесь.
Полоса солнечного света приближалась к скамейке. На ещё одну сигарету время есть. Она щёлкнула зажигалкой и затянулась. Оказывается, она тут не одна – из-за кустов вышел пепельно-серый кот, уселся напротив и внимательно смотрел на неё зелёными глазами. Из вежливости Ольга позвала – кис-кис. Кот только того и ждал – тут же оказался у неё на коленях. Ну и наглость! А ведь когда-то и её звали «Сексуальная Кошка» – наверное, котяра почувствовал. Воспоминания потекли по другому пути, кольнул шрам на виске. А вдруг это как-то связано – всё-таки сотряс тогда был? Пора идти, а то завтрак пропустит. Ольга бросила недокуренную сигарету в урну и осторожно пихнула пальцем кота. Тот только поудобнее устроился у неё на коленях. Пришлось его пересадить на лавку.
Ольга поднялась и сделала несколько шагов. Так и есть – моторесурс, как она это про себя называла, кончился. Левая нога подволакивалась, носок шлёпанца скребся по асфальту. К счастью, идти было совсем недалеко, и их палата была на первом этаже. Соседки по палате уже встали. Клавдия Петровна сосредоточенно расчёсывала волосы, а Жанна изучала содержимое холодильника. Почти все продукты в холодильнике были её, только Клавдии Петровне родственники привезли пару бутылок кефира, а у Ольги продуктов в холодильнике вообще не было. В больнице у неё пропал аппетит, да и до больницы она заметно похудела. Поэтому теперь в дочкиных шмотках она выглядела как подросток, возраст выдавали только лицо и поседевшие волосы. Ну и, разумеется, походка.
Клавдии Петровне было за 50, до болезни она работала бухгалтером на каком-то крупном заводе. Заболевание у неё было очень редкое и странное, за свою врачебную практику Ольга видела такое впервые – вероятно, в результате нарушения мозгового кровообращения у Клавдии Петровны была когнитивная дисфункция. Она не могла назвать место, где находится, день недели, путалась во времени суток. При этом она вполне успешно справлялась с бытовыми вещами, но иногда забывала, как они называются. А с координацией и движениями у неё было всё в порядке. Когда Ольга только приехала, Клавдия Петровна находилась здесь уже давно, и сейчас у неё дело шло к выписке, хотя местные врачи не могли сказать ничего определённого.
Жанна легла за день до приезда Ольги. Это была жизнерадостная толстуха лет 60-ти. Когда-то она работала ткачихой, но последние лет 20 была на пенсии по инвалидности и всю свою нерастраченную энергию тратила на своё лечение. Ольга хорошо знала такой тип больных – как правило, здоровья у них на троих, но им нравится сам процесс лечения, внимание со стороны медперсонала. Поэтому они находят у себя всё новые и новые болячки, и чем дольше они отираются по медучреждениям, тем точнее они описывают симптомы. Попытки врачей указать им на несерьёзность их проблем такие пациенты воспринимают как личное оскорбление и начинают строчить жалобы во все инстанции, вплоть до Спортлото, как в известной песне Высоцкого. Как Ольга поняла, из районной поликлиники Жанну спровадили сюда, чтобы она их там не доставала. А в случае чего они бы важно сказали ей – вот мы вас в научное учреждение отправили, вас там сам профессор смотрел! Поэтому при Жанне Ольга старалась лишний раз не афишировать свою принадлежность к медицине.
Наконец Жанна оторвалась от созерцания своих съестных запасов и повернулась к Ольге:
– Ты всё курить бегаешь? Поэтому и тощая такая. На, поешь вон колбаски, а то всё равно пропадёт. И после завтрака не уходи никуда – Владимир Петрович сказал, что на обход сам профессор придёт. А может, поешь всё же колбаски, а то с местной каши ноги протянешь.
Ольга отрицательно помотала головой и улеглась на кровать. Да, про профессора Владимир Петрович ей вчера тоже говорил. Владимир Петрович – это их лечащий врач, высокий парень моложе 30-и, видимо недавно закончил ординатуру. В первый же день Ольга зашла к нему в ординаторскую и сразу расставила точки над «Ё», объяснив, что она тоже врач. Поэтому Владимир Петрович относился к ней уважительно, бесполезными процедурами не донимал, и, похоже, чувствовал себя неловко от того, что не может объяснить, что с ней такое. Но Ольга была не в претензии – она тоже не могла разобраться, хотя врачебного стажа у неё было поболее. Ну что же, посмотрим, что скажет профессор.
Больничная каша, которую давали на завтрак, действительно была так себе. Ольга решила, что у них в отделении каша вкуснее. Правда, съедобность каши резко возросла после того, как в пищеблоке установили видеонаблюдение. А может, это просто совпало? Ковыряя ложкой в тарелке, Ольга подумала, что скучает по своему отделению – по Костику, ныне зав. отделением Константину Ивановичу; по Танечке, ныне доктору Татьяне Викторовне. Похоже, вернуться в отделение в качестве доктора у неё уже не получится, разве что в качестве пациента. Последние месяцы она штудировала медицинские справочники, обсуждала результаты обследований с Константином, ездила на дачу к старому шефу. Но ни к чему определённому не пришли – однозначного диагноза не получалось. Все старались её подбодрить – мол, всё обойдётся, но она-то понимала, что уже не обойдётся. Устойчивая симптоматика, и прогрессирование, хоть и медленное, проявлений говорили о том, что лучше вряд ли будет. В конце концов остановились на приёме антидепрессантов – это слегка снижало симптоматику, и в целом стабилизировало настроение. И всё равно Ольгу периодически охватывала тоска – ведь ей всего лишь чуть больше сорока, можно сказать – середина жизни, самый расцвет. А получается – начало конца. Антидепрессанты позволяли заглушить эту тоску, и тогда она впадала в эйфорию надежды. Она слишком часто сталкивалась с этими надеждами больных, чтобы знать – они напрасны. Но верить в чудо было так заманчиво. Надежды больных были двух видов. Первый – что на свете есть «хороший» доктор, который во всём разберётся и назначит «правильное» лечение, которое наконец-то поможет. И второй – что существует «правильная» голубенькая таблетка, которая подействует. В это так или иначе верили все больные – независимо от диагноза, возраста, образования… Подсознательно в это верила и она, когда ехала сюда. И вот наступает кульминация – придёт профессор, поставит правильный диагноз, даст волшебную таблетку, и она снова станет молодой и здоровой.
Наконец она доела кашу – не потому, что была голодная, или каша была вкусной, просто так проще было мыть тарелку. Несладкий больничный чай Ольга немного отхлебнула и вылила в раковину. За те дни, что она здесь находилась, она так и не смогла определить закономерность, по которой санитарка выдавала кусочки рафинада. Иногда к чаю сахар полагался, иногда – нет, а иногда санитарка давала сахар в придачу к стакану томатного сока. Тогда Ольга прятала рафинад, чтобы в следующий раз попить чай с сахаром. Скукота и однообразие больничной жизни превращали такие обыденные дела, как завтрак или ужин, в целый ритуал. В принципе, за больничным забором через дорогу был продуктовый магазин, куда можно было сходить и купить не только сахар. Но ей было тяжело идти на такое значительное для неё расстояние, а когда она представляла, что будет стоять перед кассой и, сгорбившись, трясущимися руками отсчитывать деньги, её брала тоска. Поэтому она решила, что будет обходиться больничной едой.
В коридоре послышался шум, и в палату вошёл целый консилиум. Впереди шёл профессор, в белой рубашке с короткими рукавами, в галстуке и без традиционного в таких случаях белого халата – может себе позволить. Следом вошла зав. отделением – стройная молодая женщина в брюках и, разумеется, в белом халате. Её лицо было строгим и сосредоточенным, за всё то время, что Ольга здесь находилась, она ни разу не видела её улыбающейся. За ней шёл их лечащий врач – Владимир Петрович. Он прижимал к груди стопку историй болезни, и в отличие от своей начальницы был настроен более благодушно – несмотря на показную серьёзность, на его лице периодически скользила улыбка. Причина его благодушного настроения выяснилась тут же – за ним шли три девушки в белых халатиках, вероятно, студентки-практикантки.
Профессор по-хозяйски встал посередине палаты:
– Так, что у нас тут?
Зав. отделением вопросительно глянула на Владимира Петровича, тот достал из стопки историю болезни Жанны. Зав. отделением взяла историю и протянула профессору. Девчонки-практикантки столпились у двери и зашептались о чём-то своём, иногда тихонько хихикая.
Сидя на своей кровати, Ольга с интересом наблюдала за профессором. Разумеется, она слышала о нём, читала его книги и даже бывала на его лекциях на курсах по повышению квалификации. Но посмотреть на работу профессионала всегда интересно – что такое знают научные работники, чего не знает она – рядовой практикующий врач? Она с недоверием относилась к клиницистам. Да, они полжизни потратили на изучение одной болячки и знают все возможные проявления. Но как узких специалистов их в первую очередь интересует болезнь, а не пациент. Такое мнение у Ольги сложилось после одной лекции на курсах повышения квалификации. Выступала пожилая женщина – доктор наук, специалист по рассеянному склерозу. Рассказывала интересно, с примерами. А у Ольги в отделении тогда как раз лежал больной с этим диагнозом. Такой случай нельзя было упускать, она подняла руку и задала вопрос. Доктор наук коротко ответила:
– Это классический случай, он не представляет для нас интереса.
Ольга опешила – как это не представляет интереса? А больному она чего скажет? После этого авторитет врачей-клиницистов, людей науки в её глазах потускнел. Ей, как типичному представителю врачей-лечебников, которые работают «на земле», приходится возиться с каждым больным, часто даже независимо от диагноза. Привезли тебе в отделение – будь добра лечить! А тут подход другой – «случай не представляет интереса»!
Тем временем дошла очередь и до неё. Профессор остановился напротив её кровати и требовательно протянул руку. Зав. отделением вложила в неё историю болезни и пояснила:
– Уточнение диагноза.
– Две недели не можете уточнить, – проворчал профессор, листая историю. Затем он глянул на переднюю обложку и прочитал имя-отчество, – Итак, Ольга Николаевна, на что жалуетесь?
Ольга заученно повторила свои жалобы на здоровье – формулировка была отточена давным-давно. Профессор кивнул головой:
– Так, понятно. Встаньте. Вытяните руки. Достаньте до носа.
Стоять было тяжело, левая нога дрожала. Но профессора это не смутило:
– Так, хорошо. А теперь пройдите до окна и обратно.
Идти тоже получалось плохо – левая нога подволакивалась, походка получалась неровной и прыгающей. Но профессор, похоже, остался доволен:
– Так, присядьте пока. Томограмму делали?
Ольга взяла с тумбочки заранее подготовленные плёнку МРТ с заключением и протянула профессору. Тот недовольно положил заключение назад на тумбочку и стал рассматривать томограмму на просвет.
– Вы смотрели? – профессор обернулся к зав. отделением. Та кивнула и неуверенно ответила:
– На рассеянный склероз не похоже.
– Ну где вы тут видите рассеянный склероз? – возмутился профессор, – Вот посмотрите сюда!
Он стал водить пальцем по томограмме. Затем обернулся к Владимиру Петровичу:
– Вы лечащий врач? А вы что думаете?
Владимир Петрович робко предположил:
– Болезнь Паркинсона?
– Полагаете? – профессор внимательно на него посмотрел, – Дайте бумаги. Ну листок бумаги какой-нибудь!
Зав. отделением стала растерянно листать историю – все листы были подклеены. Ольга протянула ему оказавшееся ненужным заключение об МРТ. Профессор обрадовано взял его:
– Вытяните руки!
Ольга, сидя на кровати, послушно вытянула руки. Профессор осторожно положил заключение ей на кисти и стал внимательно на него смотреть. Секунд через десять он произнёс:
– Видите, тремора практически нет.
Ольгу это не удивило – сидя она чувствовала себя вполне комфортно. Но для профессора, похоже, это было важное наблюдение. Он повернулся к Владимиру Петровичу:
– Сколько можно тут человека держать? Уже две недели прошло. Дифференцируйте диагноз. Проведите мадопаровую пробу. Так, тут всё? Ну пойдём дальше.
Он направился к двери, вся процессия потянулась за ним.
Такая быстрота и немногословность не удивили Ольгу – она понимала, что буквально за секунды профессор замечал и анализировал огромное количество факторов: от особенностей движения до температуры рук, когда он как бы невзначай касался её кистей. Про мадопаровую пробу она тоже слышала: пациенту дают мадопар – препарат, содержащий леводопу. Если состояние пациента улучшается – проба положительная, пациенту помогает препарат, который используется для лечения болезни Паркинсона, следовательно, у него болезнь Паркинсона.
В дверь палаты постучали, и, подождав пару секунд, в палату вошёл Владимир Петрович.
– Ольга Николаевна, я принёс вам таблетку. Вы сейчас её выпейте, и будем наблюдать за вашей реакцией.
Он протянул продолговатую голубую таблетку. Ольга недоверчиво взяла её двумя пальцами.
– Мадопаровая проба? Но это вроде не мадопар?
– Да, это наком – аналог мадопара. У нас в аптеке самого мадопара сейчас нет. Выпейте прямо сейчас. Если что – я буду в ординаторской.
Ага, она теперь вроде подопытной морской свинки. Обследования ничего определённого не дали – перешли к прямым опытам. В принципе – просто и гениально, но как-то это напоминает метод научного тыка. Ну что же, попробуем волшебную голубую таблетку. Владимир Петрович внимательно смотрел, как она запила таблетку, и удовлетворённо кивнул:
– Я к вам через полчасика загляну.
Ольга откинулась на подушку. Когда она в своё время перебирала возможные диагнозы, она думала и о болезни Паркинсона. Но было много нестыковок – например возраст. По статистике, обычно симптомы появляются в 65 лет, а ей ещё нет 45-и. С другой стороны – там этих разновидностей Паркинсона несколько, на все случаи жизни. Получается, что если голубая таблетка подействует – значит, у неё болезнь Паркинсона. А если не подействует – значит, что-то другое… Но болезнь Паркинсона – это практически приговор. То есть было бы лучше, если бы волшебная таблетка не подействовала. Мысли как-то странно путались, стало мутить. Интересно, это из-за таблетки?
Зазвонил телефон. Превозмогая дурноту, Ольга добралась до тумбочки и взяла мобильник. Звонил муж:
– Привет. Я тут в ваших краях оказался, через полчаса к тебе зайду.
– Да, заходи. Только мне как-то нехорошо, ты сразу ко мне в палату иди.
– С тобой всё в порядке? – голос Николая стал взволнованным.
– Я же тебе говорю – как-то мутит. А что?
– У тебя голос изменился. Ты слова как-то странно растягиваешь.
– Мне дали волшебную таблетку, – а ведь действительно язык заплетается. Хреново-то как! – Короче, приезжай, я тебе всё объясню.
Ну наконец-то можно откинуться на подушку! Сознание сузилось, мыслей не было. Ольга неподвижно лежала на кровати и смотрела в потолок. В палату вошёл Владимир Петрович:
– Ольга Николаевна, как вы себя чувствуете?
– Плохо, – Ольга хотела ответить по-другому, но сдержалась.
– А что плохо? Можете описать свои ощущения?
Да какие ощущения – просто плохо, и всё! Но он, наверное, не так просто это выспрашивает? Надо собраться:
Читать бесплатно другие книги:
