Виртуальный свет Гибсон Уильям
Лавлесс так и не успел выстрелить. Перечный газ сделал с ним примерно то же самое, что аллергия делала с Саблеттом, только в десять раз хуже и во сто раз быстрее.
– Придурок, идиот, псих ненормальный!
Глаза Карен Мендельсон заплыли, превратились в узкие щелочки, Шеветта выглядела еще хуже – им обеим досталось по небольшой дозе перечного аэрозоля. Саблетт не пострадал – узнав о химической атаке, он залез в кладовку и собирался сидеть там до победного конца, пока не осядут последние микроскопические капли.
– Да ты, придурок, ты сам-то хоть понимаешь, что ты наделал?
Райделл сидел в белом «ретроагрессивном» кресле, наслаждался заслуженным отдыхом и слушал, как орут за стенкой вертолеты. Позднее он узнает, что Держава Желаний представила Уорбэйби и остальную компанию как бомбистов-наемников, работающих на Сонорский Фронт Независимости.[43] Нехорошие эти люди натаскали в квартиру Карен Мендельсон взрывчатку в количестве вполне достаточном, чтобы оторвать сосок от сиськи и забросить его аж в Малибу.[44] Чтобы спецназ действовал не слишком размашисто, Пожиратель Богов и его дружки придумали какую-то историю с заложниками. Выдумка помогла – но только на первое время. Настоящие, безо всяких там вертолетиков, спецназовцы устроили обитателям квартиры веселую жизнь; не будь Карен юристкой из знаменитого телешоу «Копы влипли», дело могло бы дойти и до членовредительства; чуть позднее на сцене появился Персли со своей командой, и обстановка разрядилась окончательно.
Вскоре выяснился очень интересный момент: ДПЛА и не думал признаваться, что какие-то там хакеры взломали «Звезду Смерти». Тревожный сигнал был получен от неизвестной личности по телефону – копы заявили это с самого начала и твердо стояли на своем. Они были готовы спустить дело на тормозах, закрыть глаза на самые подозрительные обстоятельства – все что угодно, лишь бы не пострадала репутация наисовершеннейшего из полицейских спутников.
Но это все потом, а пока Райделл сидел в кресле, слушал руготню Карен, проникался понемногу идеей, что да, он, конечно же, идиот, но ей нравятся такие идиоты. И еще думал о «Фольклорном КошмАрте» и о той, как ее там, женщине. Вот именно – как ее там. Как ее там берут в оборот лихие стражи порядка. Дело в том, что Пожирателю Богов потребовался лос-анджелесский номер телефона, с которого вроде бы и пришла липовая информация. Райделл не хотел давать номер Кевина, а другого у него не было, он порылся в бумажнике и нашел обрывок «Пипла» с номером «КошмАрта», и сказал этот номер Пожирателю.
А затем пришла Шеветта и спросила, с трудом шевеля раздувшимися от перца губами: так что же получается, удалась эта штука или все-таки пиздец? Райделл сказал, что да, удалась, и нет, не пиздец, и тут вломились копы и так круто взялись за дело, что иногда уже казалось – а может, все-таки пиздец, ну а потом явился во всем своем великолепии Аарон Персли с такой мощной командой, что на каждого спецназовца получилось по два юриста и еще свободные остались, а еще через пару минут пришел Веллингтон Ма в нежно-голубом блейзере с золотыми пуговками.
Вот так-то вот и вышло, что Райделл сподобился лицезреть великого человека.
– Познакомиться с клиентом – величайшее для меня удовольствие, – сказал Веллингтон Ма и протянул руку.
– Очень рад с вами познакомиться, мистер Ма, – сказал Райделл.
– Я не буду спрашивать, что вы сделали с моей голосовой почтой, – сказал Веллингтон Ма, – но очень надеюсь, что это было в последний раз. Я прослушал ваш рассказ с огромным, огромным интересом.
Райделл вспомнил Пожирателя и подумал: а вдруг Ма и Карен станут возникать из-за тех пятидесяти тысяч? Да нет, вряд ли, вон ведь Аарон Персли два уже раза говорил, что сюжет получится куда сильнее, чем тот, с «медведями-шатунами», и Карен трещала без умолку, что какая, значит, телегеничная у Шеветты внешность и как «Крутой Коран» в лепешку разобьется, лишь бы получить заказ на саундтрек.
И Веллингтон Ма сам, лично, заключил контракты с Шеветтой и Саблеттом, правда, Саблетт так и не захотел вылезать из кладовки, сунули ему бумаги в щель, он расписался и вернул через ту же щель.
За это время, пока Саблетт и Шеветта держали Карен взаперти и следили, чтобы она не исхитрилась нажать какую-нибудь там интенсекьюровскую сигнальную кнопку, Шеветта успела рассказать ей, считай, всю историю, от начала до конца. Карен, конечно же, разбиралась в этих ВС-очках, умела просматривать заложенный в них материал, так что теперь она знала о «Санфлауэре», или как он там называется, во сто раз больше всей остальной компании, вместе взятой. И она все говорила Персли, что это настоящий динамит, что тут же можно прижать к ногтю этого Коди дважды долбаного Харвуда, нужно только нигде не лопухнуться, а его, ублюдка этого долбаного, давно пора прищучить.
А вот Райделл так ни разу и не посмотрел, что же там за картины такие в этих очках, а сейчас уже было не до того, возникали проблемы поважнее.
– Мистер Персли?
– Да, Берри?
– А что с нами будет?
– Ну, – Персли подергал себя за подбородок, – для начала тебя и двоих твоих друзей арестуют.
– В тюрьму?!
– Да. – Персли взглянул на массивные золотые часы. В тех местах, где часы крепятся к браслету, красовались две большие цельные пластинки бирюзы, цифры на циферблате были выложены мелкими бриллиантиками. – Минут через пять. Первая пресс-конференция начнется около шести. Это как, удобно или вы хотите сперва поесть? Позвоните тогда в доставку, закажем что-нибудь.
– Но ведь нас арестуют.
– Залог, Берри. Освобождение под залог – вам знакомо такое понятие? Завтра утром вы снова будете на свободе.
– Ну а потом, мистер Персли? Что будет потом?
– Берри, – широко ухмыльнулся Персли, – ты вляпался. Ты – коп. Ты – честный коп. И ты вляпался. Вляпался по уши, в на редкость – извини, я должен это сказать – в на редкость героическое говно. – Он хлопнул Райделла по плечу. – А раз так, сынок, то «Влипшие копы» сделают все возможное и невозможное, чтобы эта история завершилась к полному твоему – и нашему – удовлетворению.
– Тюрьма? – переспросила Шеветта. – Вот и чудесно. Только мне нужно сперва позвонить в Сан-Франциско, Фонтейну.
– Звони куда угодно, милая. – Карен взяла бумажную салфетку и промокнула слезы, брызнувшие из глаз Шеветты. – Они все запишут, но мы тоже получим копию. И ты не напомнишь мне имя твоего друга, черного, которого потом застрелили?
– Сэмми Сэл, – всхлипнула Шеветта.
– Персли, – повернулась Карен, – нужно связаться с Джексоном Кейлом, и побыстрее.
Джексон Кейл? – удивился про себя Райделл. А зачем? При чем тут этот долговязый молодой артист, чью черную нахальную физиономию знают все любители мыльных опер?
Вопросы остались без ответа, потому что в этот момент Шеветта обняла его, прижалась к нему всем телом. Она смотрела на Райделла снизу вверх из-под этой своей бредовой прически, глаза у нее были совсем красные, из носу текло, но Райделлу все равно было приятно.
39. Праздник в непогоду
Пятнадцатого ноября, в субботу, после четвертой ночи, проведенной в Скиннеровом гнезде, Ямадзаки надел балахонистую шерстяную куртку, от которой воняло парафином, открыл запертый на огромную бронзовую щеколду люк, обвязал большую картонную коробку веревкой, спустил ее на дощатый помост, спустился следом сам, сел вместе со своей поклажей в желтую пластиковую корзину лифта и поехал вниз, на барахолку. Коробка содержала несколько обломков окаменевшего дерева, левый рог оленя-самца, пятнадцать компакт-дисков, фаянсовую кружку с ребристой поверхностью и выпуклыми буквами ОХО (рекламный подарок какой-то фирмы?) и вздувшуюся от сырости книгу с поблекшими, еле различимыми буквами на синем картонном переплете: «Литературная история Соединенных Штатов».[45]
Серые, унылые облака плотно обложили все небо, от стылого, как в подземелье, воздуха коченели пальцы; Ямадзаки сунул руки в карманы Скиннеровой куртки, замусоренные опилками, песком и еще какими-то крошечными непонятными объектами. Торговцы раскладывали свой товар. Ямадзаки волновался, что не знает, как к ним подойти, не знаком с принятой в их обществе манерой общения, но торговцы взяли инициативу в собственные руки, они сгрудились вокруг, изучая содержимое коробки и часто повторяя имя Скиннера.
Первыми – и дороже всего – ушли куски окаменевшего дерева, затем – кружка, затем – восемь компакт-дисков. Мало-помалу Ямадзаки распродал все, кроме «Литературной истории» – слишком уж она заплесневела. Он положил синюю, рассыпающуюся по листочку книгу в мусорную кучу, пересчитал деньги и пошел искать старую женщину, торгующую яйцами. Кроме того, у них со Скиннером почти не осталось кофе.
Подходя к магазинчику, где жарили и мололи кофе, Ямадзаки заметил в утренней сутолоке знакомую фигуру. По случаю холода и сырости Фонтейн застегнул длинное твидовое пальто на все пуговицы и поднял воротник.
– Ну что, Скутер, как там наш старикан?
– Он все время спрашивает об этой девушке…
– Она в лос-анджелесской тюрьме, – ухмыльнулся Фонтейн.
– Тюрьма?
– Сегодня же утром выйдет под залог, она звонила мне вчера вечером и так и сказала: сейчас меня повинтят, а завтра утром выпустят. Я же, собственно, к вам и собирался, чтобы обрадовать. Да, кстати. – Фонтейн достал из кармана телефон. – Бери, у нее есть этот номер. Захочешь позвонить домой – звони, только не очень часто.
– Домой?
– В Японию.
– Конечно, – кивнул Ямадзаки. – Я прекрасно понимаю…
– Не знаю, чем уж там она занималась все это время, да и знать не хочу, у меня и так хлопот полон рот. Энергоснабжение восстановлено, но теперь я не понимаю, что делать с этим раненым, никто его не знает, никому он не нужен. Вытащили красавчика в среду утром из остатков чьей-то теплицы. Тут вот, рядом, почти прямо под вами. Придет на пару минут в сознание и снова отключается – не знаю уж там, сотрясение у него или что. Так-то все вроде в порядке, кости целы. И еще ожог на боку, вроде как от теперешней хитрой пули.
– И вы не хотите отвезти его в больницу?
– Нет, – качнул головой Фонтейн. – Это только если парень сам попросит или будет совсем при смерти, на мосту иначе не делается. В больнице сразу прогоняют тебя через компьютер, устанавливают личность, а у многих из нас есть серьезные основания держаться от таких штук подальше.
– А-а, – тактично кивнул Ямадзаки.
– Вот тебе и «а», – передразнил Фонтейн. – Думаю, кто-то нашел этого парня раньше нас, во всяком случае, карманы у него пустые, ни бумажника, ничего. Ну да ладно, рано или поздно кто-нибудь его узнает – не по морде, так хоть по прибамбасам на болту.
– Да. – Ямадзаки сделал мысленную заметку спросить у Скиннера, что такое «прибамбасы» и о каком болте мог говорить Фонтейн в связи с опознанием травмированного человека. – А ваш револьвер так у меня и лежит.
– Лежит, говоришь? – Фонтейн опасливо огляделся. – Знаешь, если эта штука точно тебе не нужна, закинь ее в воду, ладно? А телефон я у тебя потом заберу. Да, кстати, сколько ты здесь еще пробудешь?
– Я… я не знаю, – чистосердечно признался Ямадзаки.
– А на парад сегодня пойдешь?
– Парад?
– Пятнадцатое ноября, день рождения Шейпли. Приходи, будет что посмотреть. Что-то вроде Марди Грас.[46] Молодежь, так та вообще раздевается догола, не знаю уж, как сегодня будет, при такой-то погоде. Ладно, увидимся. Приветик Скиннеру.
– Да, приветик, – улыбнулся Ямадзаки. Фонтейн пошел дальше. Яркий поплавок вязаной шапочки поплясал над морем людских голов и пропал из вида.
По пути к кофейной лавке Ямадзаки вспоминал похоронную процессию, приплясывающую фигуру с багровым автоматом. Символ ухода Шейпли.
Шейпли убили в Солт-Лейк-Сити. (Некоторые называли это самопожертвованием.) Так или иначе, но семеро убийц, христианские фундаменталисты, члены белой расистской секты, загнанной после налета на аэропорт в подполье, все еще отбывали срок. Только, поправил себя Ямадзаки, их уже не семеро, а пятеро – двое умерли от СПИДа, подхваченного, по всей видимости, там же, в тюрьме штата Юта. Умерли, стойко отказываясь от прививки, запатентованной на имя Шейпли.
На суде они молчали. Перед оглашением приговора шестеро отказались от последнего слова, а седьмой, вожак, сказал, что СПИД – кара Господня, воздаяние грешникам по грехам их. Документальные пленки сохранили облик этих убийц Именем Божьим – сухопарые мужчины с наголо выбритыми головами и пустыми, стеклянными глазами, такими и останутся они в истории, в памяти людской.
Ямадзаки подошел к лавке и встал в довольно длинную очередь.
К концу недолгой своей жизни Шейпли стал очень богатым человеком. Может быть, он даже был счастлив. Он успел увидеть, как продукт, полученный из его крови, остановил наползавшую на мир тьму. Опасных болезней много, с каждым годом их количество нарастает – и все же живая вакцина Шейпли спасла бессчетные миллионы жизней.
Ямадзаки решил, что обязательно посмотрит на парад. Только бы не забыть записную книжку.
Он дышал запахом свежесмолотого кофе и терпеливо ждал своей очереди.
Благодарности
Я в неоплатном долгу перед Паоло Полледри, основателем и куратором отдела архитектуры и дизайна сан-францисского музея современного искусства. В 1990 году мистер Полледри попросил меня написать что-нибудь для выставки «Воображенный Сан-Франциско», результатом чего явился небольшой рассказ «Комната Скиннера». Более того, именно Паоло стал инициатором моего сотрудничества с архитекторами Мин Фун и Крейгом Ходжеттсом, чья переделанная карта города (каюсь, я переделал ее еще раз) дала мне и Скайуокер-парк, и Мышеловку, и «санфлауэровские» небоскребы. (Викторианская квартира Ямадзаки вместе со всей ее меланхоличностью позаимствована у Ричарда Родригеса из его потрясающей работы «Содом. Размышление над стереотипом», бывшей одним из экспонатов все той же выставки.)
Термин «Виртуальный свет» придуман Стивеном Беком для описания аппаратуры, «создающей зрительное ощущение непосредственно в зрительном нерве, без участия фотонов» («Мондо 2000»).
Исходным материалом для Райделлова Лос-Анджелеса послужил «Кварцевый город» Майка Дэвиса вообще и содержащиеся там наблюдения о приватизации общественных территорий в частности.
Я крайне обязан Маркусу, одному из редакторов журнала «Восходящий Меркурий», издаваемого сан-францисской ассоциацией велосипедных курьеров, который снабдил меня полным комплектом «Меркурия», после чего я исчез с его горизонта на год с лишним (прости, если можешь). «Восходящий Меркурий» – это «прикольный журнал, информирующий, развлекающий и прочими способами укрепляющий» членов курьерского братства. Именно там почерпнул я и рабочую атмосферу для Шеветты Вашингтон, и изрядную долю ее характера. Крути педали!
Я выражаю глубокую признательность следующим личностям, каждая(-ый) из которых внес(-ла) нужный элемент в самый нужный для этого момент или просто поддержал(-ла) мою работу своим советом, список прилагается: Лори Андерсон, Когти Чабб, Сэмьюэл Дилэни, Ричард Дорсетт, Брайан Ино, Дебора Харри, Ричард Кадри, Марк Лейдлоу, Том Маддокс, Пэт Мерфи, Ричард Пиллиш, Джон Ширли, Крис Стейн, Брюс Стерлинг, Роджер Триллинг, Брюс Вагнер, Джек Вомак.
Хочется особо поблагодарить моего литературного агента Марту Миллард за терпеливое отношение к автору, который работает медленно.
А также Деб, Грейм и Клер, стоически выдержавшим мое подвальное затворничество.