Ной Мэйн Дэвид
Ной быстро выходит из дома. Он потрясен и думает, что будет делать, если Бера его подведет. Положится на Бога, естественно. Он глядит на рассвет, ищет взглядом облака, ожидая знамения. Ни знамения, ни облаков.
Ной собирается в дорогу и шесть дней едет на муле на север.
Печет солнце. Земля вокруг колышется, словно первый день творения еще не наступил и она все еще мысль в сознании Бога. Холмы, что к востоку от дома Ноя, исчезают в первое утро, на смену им появляются другие, которые тоже потом отступают. Ной все едет и едет, он ест и спит, не слезая с мула.
Некогда Ной уже проделал этот путь, но тогда было не так жарко. Ему приходит в голову, что он ошибся, но он гонит от себя сомнения. Если он ошибся, значит, ошибку допустил и Господь.
На третий день в бурдюках кончается вода. Ной облизывает губы и чувствует вкус крови.
На четвертый день мул забредает в пальмовые заросли. В центре зарослей заиленный ручей. Ной и мул опускают головы и вместе пьют. Ной одновременно хлебает воду, плачет и молится.
Когда он снова раскрывает глаза, то обнаруживает, что наступила ночь. Мул тихо сопит, прислонившись к пальме. В его ноздрях деловито копошатся мухи. Ной чувствует, что в голове прояснилось. Он пьет, съедает несколько фиников и наполняет бурдюки водой из ручья. «Я прошел пламя, – думает он, – и стал сильнее. Меня искушали, но я не возжелал. Я был утрачен, но теперь я обретен».
Он снова засыпает и отправляется в путь на следующий вечер. Теперь он едет по ночам. По луне легко ориентироваться. К восходу на севере становятся видны горы, а к середине утра на их склонах уже можно еле-еле различить строения. В пустыне перспектива искажается, постройки кажутся ближе, чем они есть на самом деле. Ной знает об этом, он понимает, что дома вдалеке огромны по человеческим меркам. Вечером он останавливается у родника, который чище, чем предыдущий. Перед рассветом Ной отправляется к предгорью.
Его ждут. Конечно, они знали, что он едет, и, не исключено, последний день-два ему помогали. Если же нет, ничего дурного в том Ной не видел. Они не верят в Бога.
Их двое, высоких, как кедры. Они лежат, развалившись, на камнях. Один с усмешкой смотрит, как Ной карабкается вверх по склону. Ной раскраснелся, посох скользит в мокрой от пота ладони. Второй смотрит сердито. Где-то внизу пасется мул.
– Здравствуй, дед, – произносит первый с улыбкой.
– Удачи тебе в пути, – с неохотой подает голос второй.
– Мир вам, – выдыхает Ной. Головой он достает им только до колена. Он вытирает лицо платком, потом снова наматывает его на голову. Сейчас только утро, но уже настоящее пекло.
– Что привело тебя сюда? – усмехается один исполин. Он играет локоном вьющихся ниспадающих на плечи черных волос. Когда он улыбается, а это происходит часто, на его щеках появляются ямочки. Его туника чище, чем у его мрачного друга, и вышита цветами. – Сейчас слишком жаркое время года для путешествий.
– Я пришел за лесом, – говорит Ной, – чтобы построить корабль. Еще мне понадобится смола, но с ней можно повременить.
– Лес и смола, – кивает исполин. Он кидает взгляд на второго исполина. Второй, пожалуй, выше первого, но более худой. Еще он лыс. Ной пытается понять, что скрывается за их взглядами. Но исполины стоят против утреннего солнца, их лица в тени. – Сколько ты хочешь?
– Мне нужно построить корабль триста локтей в длину, пятьдесят в ширину и тридцать в высоту.
– Большой корабль, дед.
– Да.
Исполины нависают над ним. Лысый спрашивает:
– Каких локтей? Ваших или наших?
Ной еще не успел перевести дыхание после восхождения.
– Не понял.
Лысый исполин вытягивает вперед гигантскую руку. Она как занесенный над Ноем клинок, готовый опуститься в любой момент.
– Локоть – это расстояние от кончика пальца до локтя. О каком локте ты говоришь: о своем или моем? Подумай, дед, о корабле длиною в триста наших локтей, – произносит великан. – Огромный получится корабль.
Исполины хохочут, Ной закрывает глаза. Когда объяснял Господь, все было так понятно. Ной открывает глаза и отвечает:
– Моих.
– Ладно, – исполины пожимают плечами. Исполин с вьющимися волосами произносит:
– Тогда тебе надо не так уж и много. Столько леса мы соберем, за… скажем… за четыре дня?
– Три, – говорит второй исполин.
– Два.
– Один.
– Давай управимся за утро.
Улыбающийся гигант зажимает руки, каждую размером с мула, между бедрами размером с дом и наклоняется к Ною. Дыхание исполина водопадом обрушивается на Ноя.
– К полудню мы вдвоем соберем тебе лес. На смолу времени уйдет больше – ее надо варить. Как ты все это доставишь домой, меня не касается.
– Может, у вас есть буйволы? – спрашивает Ной.
– Может, и есть. Может, есть и телеги. А что у тебя есть в уплату?
– Сейчас у меня ничего нет. Но я пошлю сына, он вам пригонит коз. Вы знаете, где я живу, поэтому не думайте, что я хочу отвертеться.
Исполины скептически переглядываются.
– Пригонит коз?
– Вот это да! – фыркает худой.
Ной молчит. Больше ему нечего предложить, и он ждет, когда Господь придет ему на выручку.
Улыбчивый гигант с вьющимися волосами и ямочками на щеках интересуется:
– Зачем тебе корабль? Я думал, ты трудишься на земле.
Человек менее великий соврал бы, более великий – промолчал. Ной – человек простой, ему шесть сотен лет, он отмечен Богом и беседует с исполинами. Он говорит:
– Господь собирается уничтожить все живое.
– Тогда для чего тебе лодка?
– Чтобы спастись.
Исполины опять переглядываются. Высокий склоняется над Ноем:
– А мы?
– Вы сгинете, и весь род ваш, и плоды рук ваших.
Серьезность произнесенных слов впечатляет исполинов. Повисает молчание.
– Это случится, если вы не прислушаетесь к моим словам, – добавляет Ной.
Они смотрят в сторону, будто слова этой маленькой бородатой букашки смутили их. Они барабанят руками по коленям. Тот, что с ямочками, уже не улыбается. Он спрашивает:
– Если мы сгинем, зачем нам помогать тебе?
Мгновение Ной не знает, что сказать в ответ. Как вдруг что-то словно толкает его.
– Если поможете, вас не забудут. Мы выживем и расскажем о вас сыновьям, они – внукам. Память о вас всегда пребудет с нами.
Воцаряется молчание. В небе сияет палящее солнце.
Глава четвертая
Сим
За четыре года человек меняется. Сначала я не узнал Хама. Он заматерел, от тяжелого труда стал шире в плечах. Но все же главным образом он изменился благодаря бороде, которая торчит у него в разные стороны. Прямые волосы до плеч, вокруг головы тонкая веревка. Он напоминает… даже не знаю кого. Хорошо, что не прибавилось веснушек и бородавок. Его глаза все те же – цвета морской волны. Значит, волноваться не о чем.
Он меня сразу узнаёт.
– Сим! – кричит он, сжимая меня в объятиях с такой силой, что я боюсь, он переломит мне хребет. – Сим, ребро Адамово! Как я рад!
– Тебе идет борода, – говорю я, хотя мне совсем так не кажется. Из-за бороды его лицо похоже на гнездо аиста. К чему расстраивать человека.
Он отстраняет меня и расплывается в широкой улыбке. Забавно смотреть, как в бороде сверкают зубы. Всплывают воспоминания. Мы в спальне, на улице хлещет ливень, мать и отец возятся под одеялом…
– Что-то со стариком?
– Чего?
Он мрачнеет, зеленые глаза навыкате.
– Он заболел? Я думал, он бессмертен.
– Да нет. Отец и мать живы-здоровы.
– Вот и славно. Пошли, познакомлю с Илией.
Знаменитая Илия. Врать не буду, мне интересно. Хам женился два года назад, но пока никто из нас не видел его жены.
Он ведет меня за руку по улицам. Мы в какой-то прибрежной деревеньке в устье реки За. Названия деревни я не знаю. Не уверен, что оно вообще существует. Я здесь никогда не был, так что сомневался, точно ли в этой деревне живет Хам. Но когда я направился к ней, то заметил, как два жаворонка гонят от себя голубя. Я понял, это та самая деревня.
Место вроде неплохое. В воздухе слышится говор людей, крики чаек. Для меня это непривычно. Однако именно этого следует ожидать в поселении таких размеров.
– Хам, сколько здесь народу? Почитай, не одна дюжина?
Он смеется надо мной, совсем как в старые добрые времена.
– Говори тише. Тут живет несколько сотен, не считая моряков и торговцев. Они приходят и уходят.
Говорит, сотни.
– Ребро Адамово.
Хам опять смеется:
– А я думал, ты не ругаешься.
– Не ругаюсь. При отце.
На некотором удалении от берега раскинулся лабиринт улочек, застроенных глиняными мазанками. Есть и пара кирпичных домов. Некоторые дома в два этажа, и я задираю голову, разглядывая их. Под ногами грязь. Повсюду вереницы людей, мулов, повозок. Сушится белье. Снуют дети.
– Как ты здесь с ума не сошел?
– Привыкаешь, – отвечает он. Мы сворачиваем налево, в еще более узкий переулок, зажатый между двумя высокими глиняными харчевнями. – Смотри под ноги, а то в дерьмо вляпаешься.
– Уже вляпался.
На полпути мы видим, как белая бесхвостая кошка вспрыгивает на подоконник. Меня пробирает легкая дрожь дурного предчувствия.
Мы останавливаемся у дверного проема.
– Моя крепость, – говорит Хам и заводит меня внутрь.
В доме одна комната. Соломенный тюфяк у дальней стены, в углу сложены кухонные принадлежности. У единственного окна – маленький круглый столик и стулья. Бедно, но чисто. Стены побелены известкой, а пол посыпан свежим песком. Отец бы одобрил, мне тоже нравится.
– Мило, – произношу я и замираю.
– Илия, это мой брат Сим, – представляет меня Хам жене.
Я ее уже увидел. Они сидит на одном из стульев у окна, на нее снаружи льется свет. Знаки не врут.
Сначала она кажется мне очень старой. Потом я понимаю, что на ее лице нет морщин, а кожа упругая. Она кидает на меня спокойный взгляд:
– Мир тебе, брат. Добро пожаловать в наш дом.
– Мир тебе. Спасибо за гостеприимство.
– К чему эти церемонии? – восклицает Хам и хлопает меня по спине. – Давай садись. Любимая, налей нам вина, если есть. Сим, ты как будешь? С медом?
– Да, – говорю, – только разбавленное. Мне нужно много рассказать. Хочу, чтобы голова была ясной.
– В этом весь мой брат, – усмехается Хам. Илия улыбается ему в ответ. Мне плохо. У меня трясутся руки, я зажимаю их между коленей. Я не знаю, с чего начать. Абсолютно ясно, она одержима злым духом, может, она мертва или проклята. Неужели он не догадывается? Как такое возможно?
Через некоторое время мне удается овладеть собой. Вино помогает успокоиться, мед освежает. Женщина говорит мало, в основном то, что следует ожидать.
– Покушай фруктов, – предлагает она мне и ставит на стол фрукты необычного цвета и формы. Ее белые безжизненные пальцы, сжимающие край подноса, похожи на личинки. – Их привозят сюда со всего света.
– Спасибо, – бормочу в ответ. Смотреть ей в лицо мне не под силу, но по крайней мере желудок уже не бунтует.
– Какие новости ты принес из дома? – спрашивает Хам.
С трудом заставляю себя перейти к делу.
– Хам, нам надо вернуться домой. Немедленно.
– Да ну? Почему?
– Потому что… потому что надо, и все.
Я пытаюсь вспомнить наставления отца. Он вроде дал несколько советов.
– Он так хочет, – соскакивает с языка, – он при смерти.
– Врешь, – говорит Хам.
– Откуда ты знаешь? – вскидываюсь я.
– Забыл? Ты же сам мне сказал. – Брат улыбается, демонстрируя квадратные желтые зубы, и начинает чистить один из фруктов. – Я прямо спросил, не случилось ли чего, и ты ответил «нет». Тогда ты сказал правду. Не понимаю, почему хочешь обмануть меня сейчас.
Я вздыхаю.
– Ну, – продолжает Хам. – Может, все-таки расскажешь, что происходит на самом деле?
Я снова вздыхаю. Хаму никогда нельзя было отказать в уме.
После моих долгих объяснений Хам заявляет:
– Мы все равно собирались поехать домой. Просто отправимся в путь на несколько месяцев раньше.
– И останемся на несколько месяцев дольше, – тихо добавляет Илия и криво улыбается. Становятся видны ее зубы. Они острые и выдаются вперед.
– Если действительно случится потоп, – пожимает плечами Хам.
– А какие есть основания в этом сомневаться? – спрашиваю я.
Когда Хам принимает решение, он действует быстро. Ночь я провожу в доме, хотя, отрицать не буду, почти не сплю, ведь рядом она. На следующее утро Хам идет на работу – сказать, что уезжает. День проходит в покупках: приобретаем еду и мула для Илии и Хама. Хам останавливает выбор на сером одноухом муле. Он что, совсем ничего не понимает? Да и парень, что продает мула, шепелявит. К счастью, я успеваю вмешаться, и мы покупаем темно-серого мула с налитыми кровью глазами. «Лучше перестраховаться, чтобы потом не пожалеть», – говорю я.
У них есть осел. Он потащит мешки, которые в основном набиты инструментами Хама. Брат мне их показывает с несколько чрезмерной, на мой взгляд, гордостью. У них резные ручки и металлические лезвия. Таких инструментов я никогда не видел.
– Здорово. – Я пробую пальцем лезвие то ли тесла, то ли топора, то ли шила – не помню, как называется инструмент, который держу в руках.
– Осторожно, – предупреждает меня Хам. – Это обошлось мне в годичное жалованье.
Он кладет на спину осла катушку проволоки рыжего металла.
– Будем делать гвозди. Научим Яфета. А ты поможешь мне шкурить бревна.
Дома все инструменты из камня или дерева. Горшок матери и нож отца для оскопления скота – исключение.
– Где ты достаешь такие штуки?
– Преимущества жизни в портовой деревне, – ухмыляется Хам. Он подмигивает жене, наводящей на меня ужас, и добавляет: – Из-за моря привозят разные диковинки.
Выезжаем на закате. Летучие мыши уже покинули свои убежища, но первая звезда пока не взошла. Мы направляемся на восток по той же дороге, которой я ехал двумя днями ранее. За нашими спинами остается море. Рокот волн сменяется шепотом, а потом и вовсе наступает тишина.
Илия сидит за спиной Хама, обхватив его руками за пояс и опустив голову ему на плечо. Я все еще не смею смотреть на нее.
– На твоего отца часто находит такая блажь? – сонно спрашивает она.
Во мне все сжимается, но Хам лишь фыркает:
– Ты слышал, Сим?
– Слышал.
– У нашего отца, – объясняет он своей так называемой жене, – и впрямь особые отношения с Яхве. По-моему, в основном отец рассказывает Богу, что он сделал не так. Иногда Господь ему отвечает.
Илия улыбается.
– Он принимает это близко к сердцу, – продолжает Хам, – точно так же, как Сим.
Я молчу. Совсем стемнело, и я сосредотачиваюсь на дороге и знаках.
– Правда, Сим?
– Правда.
– Так что разговоры о блажи, солнышко, лучше держать при себе, – обращается Хам к Илии. – Лучше называть это видениями – звучит более уважительно.
– Ясно, – говорит Илия.
– Да, и еще, – добавляет Хам. – Они его время от времени посещают. Сейчас – нет, но, думаю, в молодости они шли одно за другим. Поэтому он и покинул отчий дом и забрался в это пекло на краю пустыни.
– Следи за языком, Хам, – вставляю я замечание. Может, он и умный, но слушать такое об отце я не намерен.
Луна заливает светом дорогу, кустарник и холмистую равнину. Мы едем в молчании. Мул Хама маячит серебристым пятном. Борода и волосы брата сливаются с темнотой, отчего он кажется безголовым. А она…
Волосы Илии блестят в ночи, словно своим сиянием хотят посоперничать со звездами. Словно бросают вызов Самому Богу.
Глава пятая
Ной
И сделал Ной все: как повелел ему Бог, так он и сделал.
Бытие 6:22
Ной возвращается домой. С собой он приводит шесть упряжек волов, которые тащат тридцать связок леса. Смолу обещали доставить позже. На обратный путь ушло двенадцать дней, он шел по ночам. И Ной, и животные измотаны до предела. Завидев холмы, мул как подкошенный падает на землю. Ной сильно зашибся, он лежит и не встает. На земле оказывается половина волов.
– Господи, я исполнял волю Твою, – пытается выговорить Ной. Но слова вместе с пылью застревают у него в горле.
Он просыпается во тьме спальни, чувствует затхлый запах. Из соседней комнаты доносится гул голосов. Рядом с ним кто-то с шумом возится. Ной вытягивает шею и видит, как его младший сын Яфет сливается в объятиях со своей женой Мирн. Ной хрипит.
– Яхве! – выдыхает Яфет. Его лицо искажает судорога. В изнеможении он опускается подле жены.
Мирн приводит себя в порядок, одергивает на коленях сорочку.
– Яфет, он проснулся.
– Мм-м?
Ной снова хрипит. Круглолицая Мирн, стройная, как оливковое дерево, смущенно улыбается и убирает волосы за уши.
– Я позову остальных.
Она убегает, Ной слышит, как ее ноги касаются земляного пола.
– Яфет, – с трудом произносит Ной.
– Мм-м?
– Яфет!
Юноша открывает глаза и поднимается на локтях.
– Ой, па, привет.
К Ною быстро возвращается голос:
– У нас есть дело. У тебя еще будет время познать свою жену. Сейчас нам надо потрудиться. Понимаешь?
– Да, пап, – улыбается Яфет. – Как скажешь.
Все семейство входит в спальню и окружает Ноя. Сумрак спальни наполняется заботой. Сим и Бера, Яфет и Мирн. Жена Ноя, протягивающая ему чашку с водой. Хам, которого он не видел четыре года. И этот призрак. Привидение.
– Хам, – удается произнести Ною. Он делает глоток воды. Это приносит облегчение.
Хам склоняет голову:
– Отче, моя жена. Илия, мой отец.
Ной окидывает девушку изучающим взглядом и пьет. Высокая. Выше их всех. Похожа на иву. Бесцветная. Кожа, что у рыбы – белая как мел, под ней видны переплетения красных и синих вен, как жилки у листочка. Волосы серебром ниспадают на спину, словно ручей, текущий по хрусталю. Глаза светло-серые, ресниц почти не разглядеть. Ной замечает, что Сим держится от нее подальше, глядит то на нее, то на Ноя, ожидая его реакции. Ладно, Сим.
– Мир тебе, дочь, – говорит Ной.
– И тебе, – кивает она. – Благодарю.
– Я полагаю, ты из северных племен?
– Я с далекого севера, – отвечает она, – где снега столько же, сколько здесь песка.
Ной решает не спрашивать, что такое снег. Видимо, название какого-то растения.
– Значит, мой сын взял тебя в жены?
– Да, отче.
– Он хороший муж?
Она легко улыбается, обнажая изящные резцы и клыки, острые, как у лисицы:
– Я не жалуюсь.
– Хорошо. – Ной тоже одаряет ее улыбкой, и в комнате становится легче дышать. Напряженным остается только Сим. – Если вдруг захочешь пожаловаться, обращайся.
– Я запомню.
Хам прочищает горло:
– Отче, когда у тебя будет возможность, прошу, объясни Симу, что моя жена не явилась из преисподней и не собирается поглощать наши бессмертные души.
Яфет хохочет, Сим краснеет, а жена Ноя цокает языком.
– Я никогда не говорил… – начинает Сим.
– Ты бы его слышал, – не унимается Хам, – спрашивает: «Брат, ты знаешь, кто она?», «Ты знаешь, кто породил ее?» – «Как не знать, – отвечаю, – отец ее породил, торговец с севера, погибший в кораблекрушении под Киттимом».
Яфет, смеясь, тыкается головой в живот Мирн.
– В свою защиту хочу сказать, – затягивает Сим, – что мне были явлены все знаки. К тому же ты должен признать, отец, она не похожа ни на одного человека из тех, кого мы видели раньше.
– Поэтому она мне и нравится. – Хам подмигивает Илии, а она подмигивает ему.
Ной поднимает руки:
– Довольно. Илия, прости моего суеверного сына. Он не желает тебе зла.
Она склоняет голову и мягко улыбается:
– Он мне его и не делал.
– Теперь все в сборе, – продолжает Ной. – У нас много работы: построить корабль, собрать животных. Предлагаю распределить обязанности и взяться за дело.
– Тебе же нехорошо, – ворчит жена, кладя ему руку на лоб.
Он отмахивается от нее:
Читать бесплатно другие книги:
