Сага Бенаквиста Тонино

– Нет.

– Они собираются пустить в продажу игру «гусек» с персонажами «Саги».

– Шутишь.

– Ничуть. Представь себе: вы продвигаетесь на три клетки, и Милдред проверяет ваш умственный коэффициент. Если он ниже ста, вы отступаете на пять клеток. Чтобы не стать жертвой покушения Педро Менендеса, вам надо перескочить сразу через четыре клетки. И так далее.

– И ты думаешь, на этом можно заработать?

– Кто знает.

Мне понравилась речь одного из владельцев канала. Он сказал, что «Сага» – это большая семья, и стал одного за другим благодарить всех ее членов. Список был длинный, начиная с актеров главных ролей и кончая самыми мелкими техническими работниками, включая, естественно, все руководство канала. Отдельно был упомянут и наш общий отец – Ален Сегюре. И лишь ни один сценарист не был назван. Он пожелал Джонасу счастливого дня рождения и начал раздавать подарки. Это был самый большой сюрприз: коробка с четырьмя кассетами, на которых собраны первые двенадцать серий «Саги». Гром аплодисментов. Мне удалось стащить одну коробку, а вот Жерому не повезло.

– До завтра, парень.

Когда я нырнул в постель, у меня все еще шумело в голове от шампанского, и я заговорил с Шарлоттой, словно она была рядом.

– Знаешь, сегодня я ввел в сценарий Бога.

– Я так и знал, что ты это скажешь, но представь себе, что я больше не знаю, то ли это Бог, о котором все говорят, то ли я сам Его создал.

– Да, завтра он поговорит с Брюно. Может, Бог произносит только искренние фразы.

– Возможно, но только не сразу. Сначала мне нужно устроить ему встречу с беднягой пастырем, который сомневается в его существовании. А что нового у тебя на работе?

Сегодня, еще до десяти часов утра, Вальтер попал в автомобильную катастрофу. Жером подошел к делу исключительно серьезно: машина врезалась в телефонную будку, три раза перевернулась в воздухе и рухнула в бассейн. Луи полагает, что Сегюре еще может согласиться на падение, но только не на гибель Вальтера. Отъезд Марии и так переполнил чашу терпения. Но Жером уперся как бык. Он готов вступить в схватку с Сегюре и всей шайкой распорядителей, если не удовлетворят его требования.

– Вальтер будет лежать в коме по меньшей мере две серии, до моего нового распоряжения. Видел бы ты вчера его рожу! С каким высокомерием в окружении почитателей он рассуждал о сценарии.

– Видите ли, ему не понравилась сцена, где он на коленях умоляет призрак Лоли не преследовать его, – вставляю я.

– Зато теперь пусть заткнется! С сегодняшнего дня будет лежать в больнице, подключенный к аппарату искусственного питания, который в любой момент можно отключить, если не принять все меры предосторожности. Пусть кто-нибудь объяснит этому козлу, что его ждет.

Это сказал Господин Мститель. А Луи, старая каналья, добавляет с ехидной ухмылкой:

– Зрители будут в восторге. Представляете, таинственный призрак бродит по больнице с ножницами в руке.

Когда мы собираемся вчетвером, то шумим намного больше, чем все болельщики на стадионе Парк-де-Прэнс. Это здорово, дух команды!

В конце дня мы позволяем себе совершенно расслабиться. С тех пор как мы пишем по шесть дней одну серию в девяносто минут, то все чаще устраиваем себе перерывы, чтобы побездельничать и посмеяться. И, конечно же, не упускаем возможности подышать свежим воздухом в небольшом сквере в конце авеню.

Солнце светит в окно.

– «Сага» умрет естественной смертью с наступлением лета, – говорит Луи, – но это не повод, чтобы следовать за ней в могилу. Что вы собираетесь делать дальше?

Он застал нас врасплох, словно до этого никто и не думал, что когда-нибудь нам придется расстаться. Но неожиданно ответы сыплются один за другим, будущее каждого из нас обрисовывается несколькими словами. Какой-то американский телеканал предложил Жерому должность «консультанта», чтобы сохранить дух французского сериала, когда начнутся съемки «Саги». Как они угадали, что из нас четверых только Жером мечтал о работе в Америке?

Если бы он захотел, то мог бы отправиться туда уже сегодня, но он предпочитает дождаться двадцать первого июня вместе с нами. Затем, если все пойдет по плану, Жером все лето проведет на какой-то вилле в Санта-Монике, где к нему будут приезжать местные Сегюре для уточнения концепции Четверти Часа Искренности (которую он уже называет High Quality Frankness).

Матильда пока выбирает между двумя проектами, один из них – сериал, показ которого планируется на будущее лето. История о любви и сексе на примере трех поколений, всего восемь серий. Обычно, когда летний сериал умеет успех, он регулярно потом повторяется, что гарантирует Матильде стабильный заработок. Кроме того, ей предлагают написать книгу по ее сценарию, то есть, вернуться к роману. Когда же я спрашиваю ее о втором проекте, она сразу же, словно улитка, прячется в раковину, отвечая, что речь идет о се тайном саде, и больше она об этом пока ничего не скажет.

Я же рассказываю о режиссере, предложившим мне поработать над сценарием его будущего фильма. Мне очень понравилась его предыдущая работа, «Игорный дом», да и перспектива писать для кино ужасно соблазнительна. На этот путь меня подталкивает и Старик.

– Кино – это уже другое занятие. Самое прекрасное из всех. Кино врезается в нашу память, а телевидение позволяет на минуту забыться. Нельзя работать в кинематографе, не будучи убежденным, что делаешь самый прекрасный фильм в мире. У этого занятия есть название – любовь.

Солнце светит в окно.

– А ты, Луи? Что будешь делать после «Саги»?

С необычайной гордостью во взгляде он сообщает, что возвращается в Италию.

– Я нужен Маэстро, а я никогда не мог ему отказать.

Восемь часов вечера. Каждый четверг в это время я ищу, куда бы податься, все равно куда, лишь бы забыть, что сейчас девятнадцать миллионов людей уставились в одну и ту же точку. Оставаться дома – невыносимо, телефон звонит беспрерывно, как только появляются первые титры. И его нельзя отключить – может позвонить Шарлотта. На работе – еще хуже, братья весь вечер торчат у Вильяма и возвращаются очень поздно. Сегодня вечером я согласился поужинать у друзей, с которыми не общался несколько месяцев. Надеюсь, семейная атмосфера подействует на меня благотворно, за мной начнут ухаживать, угощать спагетти и подливать в бокал красного вина, как это частенько бывало раньше. Может, от них я узнаю что-нибудь о Шарлотте. Но они меня ни о чем не расспрашивают. Впервые я чувствую себя холостяком. – Немного пунша на аперитив, Марко? Чарли и Жюльетта заботятся обо мне, словно о вернувшемся из армии сыне. Я с удовольствием болтаю о погоде, цвете занавесок и о приятном аромате кэрри, доносящемся из кухни. Беатрис и Огюст приходят с бутылкой шампанского. Пылкие объятия. Я очень давно не видел Беатрис. Она рассказывает, что теперь работает в магазине пластинок. Оггост по-прежнему возит какого-то министра. Все говорят о работе, о чьей угодно работе, только не о моей, и у меня появляется ощущение, что после нескольких месяцев ссылки я вернулся к нормальной жизни. Чарли жалуется на перегруженность классов в своем лицее, Жюльетта – на то, что совсем выбилась из сил, поскольку в их магазине проходит распродажа одежды. Как я их всех обожаю! Мне интересно все, о чем они рассказывают: о решении ректора лицея, противовзломных системах в больших магазинах, цене новой модели «сафрана» – все кажется мне занимательным. Я слушаю, задаю вопросы, иногда выражаю сочувствие. Я – весь внимание. Вот настоящие люди, живущие настоящей жизнью, и мне плевать, однообразна она, правдоподобна или реалистична. Общаясь с ними, я тоже чувствую себя нормальным, расслабляюсь, подливаю себе пунша, который слегка ударяет в голову, и начинаю вспоминать кое-какие истории из нашего прошлого, словно Шарлотта сидит вместе с нами. Жюльетта, нагнувшись, протягивает мне чашечку из акажу, и я не могу удержаться, чтобы не бросить взгляд на ее декольте. Она всегда волновала меня. И мне казалось, что она готова ответить взаимностью. Я вспоминаю Филиппа, дружка Джонаса, который…

– Марко!

… А если Камилла влюбится в Менендеса? Тогда не нужно будет устраивать встречу с Филиппом, тем более, что Джонас скрывает кое-что от ФБР по его поводу.

– Эй, Марко! Вернись к нам!

– Извините, – бормочу я, доставая записную книжку, – я совершенно забыл поздравить отца с днем рождения, нужно сделать себе пометку, иначе снова забуду…

Я знаю, что будет с Камиллой… Знаю! Необходимо немедленно записать эту мысль.

Беседа возобновляется. Беатрис очень хочет завести второго ребенка, но Огюст не решается, остальные пытаются его убедить. Второй ребенок… Мы говорим о настоящей жизни! Важнейшее решение, недели надежды, месяцы беременности, суматошные приготовления, моральная и психологическая нагрузка – и все для того, чтобы на свет появился новый человек. Этот человек может надеяться в среднем на семьдесят пять лет жизни. И эта жизнь будет состоять из обычных событий, хороших и плохих. И никаких страшных тайн, никаких приключений – просто нормальная жизнь. Вот что такое рождение человека. Один только крик ребенка будет более реальным, чем весь вздор, порождаемый моим воображением.

– Вначале уложим детей, а потом сядем за стол.

– Марко, не хочешь ими заняться?

– Что?

– Не каждый вечер у нас дома сценарист. Я уже просто не знаю, что им еще рассказать, чтобы они поскорее заснули.

– Давай, придумай какую-нибудь историю! Для тебя же это пустяк.

Все четверо забавляются от души.

– Да я не умею. У меня нет никакого опыта общения с детьми.

Ну и дурацкий же у меня вид…

Меня насильно тянут в детскую. Я оказываюсь на краешке кровати, в полумраке, в компании двух белокурых малышей с широко раскрытыми глазами.

– Мы ждем тебя к закускам, – шепчет Жюльетта, закрывая за собой дверь.

Я в ловушке. Роюсь в памяти в поисках принцесс, поросят, больших злых волков и ничего не могу вспомнить. Лес? Замок? Интересует ли это современных детей? Белокурые локоны делают их похожими на ангелочков, которые только и ждут, чтобы раскрыть рты от удивления. На самом деле это свирепые существа, потрошащие плюшевых мишек, разбирающие японскую электронику, готовые к схваткам в третьем тысячелетии. Принцессы сейчас интересуют только мою приятельницу Матильду. Но, может, у меня есть еще шанс обмануть их, выдать старое за новое и не скомпрометировать себя. Я почти уверен, что эти детки пока не смотрели «Основной инстинкт».

– Я расскажу вам историю про прекрасную белокурую даму, жившую в шикарном замке на берегу моря…

Невероятно медленно закрываю за собой дверь и бесшумно спускаюсь по лестнице. Похоже, я с честью вышел из трудного положения. Шэрон Стоун превратилась в колдунью, которая сводит с ума всех, кто к ней приближается. Нож для колки льда стал волшебным кинжалом, а полицейский Майкла Дугласа – отважным рыцарем, заворожившим колдунью.

Из гостиной доносятся женские голоса. Надеюсь, я заслужил свою порцию курицы с кэрри и стаканчик красного. Лестница поскрипывает под ногами, и я стараюсь ступать очень осторожно, чтобы, не дай Бог, не разбудить уснувших детей. Тогда мне придется рассказывать им «Механический апельсин». Кажется, внизу веселье идет полным ходом.

– На этом сериале он должен был заработать кучу бабок.

– Никто так и не знает, почему исчезла Шарлотта?

– Он выглядит совсем измученным.

Я застываю на месте. Одна нога на ступеньке, другая в воздухе.

– Вы молодцы, что пригласили нас вместе с ним.

– И именно в четверг.

– Это мой единственный свободный вечер, и знаете почему? Министр остается дома, чтобы не пропустить очередную серию. Завтра утром мы будем обсуждать ее в машине.

– А вы бы видели, как сейчас продается Бах! Люди спрашивают уже не «Искусство фуги», а музыку, которая звучит в сериале. Мы даже устроили специальный стенд.

– В нашем магазине то же самое. Почти все дамы хотят такие же платья, как у Эвелин! А девчонки, подражающие Камилле, требуют куртку с бахромой в стиле семидесятых и черную ленту.

– А, помню-помню, наши бабушки носили такую на шее.

Я осторожно сажусь на последнюю ступеньку.

– У нас в лицее настоящий дурдом. Завтра утром мне потребуется минут пятнадцать, чтобы успокоить учеников. Причем старшеклассники еще хуже пятиклассников. Все желают знать свой коэффициент умственного развития и все считают себя вундеркиндами. Мне даже пришлось прочитать лекцию о сюрреализме, так как Камилла процитировала одну фразу Бретона, не помню уже какую…

– «Вы, кто не видит, подумайте о тех, кто видит».

– Этого нет в программе и мне пришлось импровизировать на ходу.

– Реклама заканчивается!

– Сделай погромче, солнышко.

– Чем он там занимается наверху?

Мне удалось незаметно взять свою куртку и бесшумно добраться до прихожей. Я закрыл за собой дверь в тот момент, когда квартиру заполонила музыка Баха.

Незнакомый запах витает в нашем бюро. Возле компьютера меня ждет завернутый в бумагу подарок. Парфюмерный набор «Сага» для мужчин: лосьон после бритья, туалетная вода, мыло, гель для душа. И все с ароматом ванили. Жером пользуется туалетной водой вместо аэрозоли, чтобы уничтожить табачный запах, на который мы давно не обращаем внимания. Потребление ванили во Франции с января этого года выросло в три раза, сообщает нам надпись на визитке, нацарапанная Сегюре. Ее добавляют в йогурт, в крабовые палочки, в мороженое и даже в жевательную резинку. Если мы будем и дальше использовать в сериале сей драгоценный аромат, никто не станет жаловаться, особенно мы, заключает Сегюре. Я задумываюсь. Неужели это я создал мир, пахнущий ванилью? Вот прекрасный пример того, что называют эффектом бабочки. Бабочка взмахивает крылышками в Токио, а на Лос-Анджелес обрушивается потоп. Ничтожная причина – разрушительные последствия. Если сегодня все импортеры, промышленники, крупные и мелкие коммерсанты потирают руки, если вся Франция благоухает одним ароматом, то все это лишь потому, что слово «жимолость» кому-то из нас показалось слишком длинным.

– Знаешь, я вчера смотрел «Сагу», – обращается ко мне Жером.

– И как?

– Слишком слащаво.

– Слащаво?

– Будь у меня «Магнум» 44-го калибра, я, не задумываясь бы, разнес вдребезги этот паршивый телевизор… Страшно недостает насилия и секса! Зрители требуют, чтобы их было больше! Американцы давно это поняли! Именно потому они опережают нас и именно потому я еду к ним.

Четверть Часа Искренности? Нет, что-то совсем противоположное. В словах Жерома горечь и бессилие, и я, кажется, понимаю, что довело его до подобного состояния.

– Посмотрите, что пользуется наибольшим успехом: кровавые сцены, секс, чуть ли не порнография. Герои – настоящие людоеды, а кинозвезды только и делают, что раздвигают ноги.

С «Сагой» у нас появилась уникальная возможность показать то, что нам хочется, но мы этим так и не воспользовались.

Пресса официально сообщила о начале съемок «Борца со смер-тъю-2». Фантастические расходы, обилие звезд, и опять этот мерзавец Совегрэн купается в лучах славы. Сколько раз поздними вечерами Жером, как последний пьяница, рассказывал мне эту историю. Сколько ночей мы ломали голову, чтобы найти безотказный способ отомстить этому мерзавцу, используя сценарные приемы, разрабатывая интригу и неожиданный финал. Мы работали над этой проблемой так, словно зрители уже собрались в зале. Нет, Ивон Совегрэн заплатит за все. И скоро.

Луи кладет руку Жерому на плечо, стараясь его успокоить.

– Американцы уже выиграли сражение. Я просто хочу, чтобы именно ты, Жером, нанес последний удар нашему грёбаному кинематографу, который сам себе вырыл могилу. Но если там, в Америке, ты будешь иногда вспоминать, кем был здесь, среди нас, не забывай, пожалуйста, правило: количество идей никогда не заменит качества. Всегда найдется кто-то, кто пойдет дальше тебя, сделает лучше, чем ты. Но никто лучше тебя не сможет изобразить Жерома Дюрьеца. Помни об этом на своей вилле в Пэсифик Пэлисейд.

Телефонный звонок прерывает наше затянувшееся молчание. Луи снимает трубку и уединяется в углу комнаты. Жером включает компьютер, Матильда наливает себе кофе и садится просматривать почту. Я возвращаюсь к 33-й сцене 72-й серии.

Фреду так и не удалось прийти в себя после отъезда Марии. Чтобы спастись от тоски, он как одержимый работает над виртуальной реальностью, синтезом изображений и голограммами. В душе у него – ужасающая пустота. Чтобы заполнить ее, он должен воссоздать Марию. Всего-навсего.

Эта идея не дает покоя Луи с тех пор, как он заинтересовался работой Вильяма в монтажной. Он в восторге от беспредельных возможностей техники, которая в случае с «Сагой» используется на десять процентов. Кроме того, она позволяет повторно просматривать не вошедшие кадры, пробы и сцены, которые раньше не монтировались. Их можно прокрутить в обратную сторону, поменять местами, размножить. Можно переписать звуковые дорожки, диалоги и наложить на любое изображение. Луи утверждает, что подделку заметить очень трудно. «Именно техника должна быть на службе у писателей и халтурщиков». Это его главная теория. Мария может вернуться, для этого достаточно извлечь из мусорной корзины выброшенные куски пленки и наложить на них звук, чтобы получить новые диалоги из написанных ранее. Я наивно спрашиваю, зачем все это, и Жером отвечает вместо Луи:

– Ты никогда не мечтал посмотреть, как Мерилин Монро устраивает стриптиз в трех измерениях для тебя одного, в твоей комнате? Ты никогда не думал о римейке «Великолепной семерки» с Лоуренсом Оливье, Брюсом Ли, Марчелло Мастроянни, Жераром Филипом, Орсоном Уэллсом, Робертом де Ниро и Аленом Делоном? А Шекспир? Шекспир, являющийся к тебе во плоти, чтобы почитать свой сонет, когда ты хандришь?

– Я знал, что водка рано или поздно ударит тебе в голову.

– Он почти не преувеличивает, – говорит Старик. – Я умру раньше вас, но если жизнь будет продолжаться, вы еще станете свидетелями великих событий. Американцы уже возрождают кинозвезд, используя их в рекламе, что порождает проблемы деонтологии, не говоря о юридических головоломках. Как только они сумеют соединить все это с голографией, вот тогда начнется настоящий цирк! Это уже будет не тройное наложение силуэта Марии на видеокартинку, которое нас пугает, милый Марко. Вильям даже сейчас делает невероятные вещи, а что будет в третьем тысячелетии…

Возрождение Марии началось.

Чем все это закончится?

Продолжая висеть на телефоне, Старик просит Жерома сходить в агентство «Прима» за каким-то досье – он явно желает от него избавиться. Матильда, кажется, поняла, в чем дело. Лина с другого конца света жалуется, что не может найти Дюну. Но Старик не хочет ничего слышать.

– Никаких девиц из Шри Ланки, черт возьми! Нам нужна индианка из Северной Америки! Да, с кожей с медным оттенком!

По секрету он сообщает, что Лина разыскала великолепную индианку из племени шайеннов, но та не говорит по-японски.

– Об этом не может быть и речи! – бросает Матильда.

– Не может быть и речи! – рычит Старик в трубку. – Скажи своим агентам, чтобы они поторопились. Дюна нужна нам на следующей неделе!

Поздно вечером мы с Жеромом устраиваемся перед телевизором, чтобы посмотреть «После работы» Мартина Скорсезе. Поставщик доставил нам разные деликатесы, а я откупорил бутылку пинара, которая обошлась мне в стоимость переделки одной из интриг. Мы уже приготовились насладиться этим недолгим счастьем, когда в коридоре мелькнул чей-то силуэт.

– В такое время это может быть только актер.

Я жестом приглашаю незнакомца войти, но он лишь едва просовывает голову в приоткрытую дверь. Я тут же узнаю его, но не могу вспомнить настоящее имя, для меня он всегда был Вальтером.

– Мне сказали, что…

– Да, это здесь.

Актер держится совсем не так прямо, как на том легендарном празднестве, где он так рисовался. Одет более скромно, а глаза не прикованы к зеркалу, которое отражает его в лучах славы. Мы знаем, почему Вальтер здесь, а он еще не догадывается, что мы это знаем. На то мы и профессионалы, чтобы узнавать раньше всех задние мысли людей. Я не такой садист, как Жером, и поэтому предлагаю гостю стул, стакан вина и улыбку. Он соглашается на все.

– Уже две серии я живу только благодаря аппарату искусственного дыхания. Друзья звонят к нам домой и спрашивают, не стало ли мне лучше. У моей жены скоро начнется депрессия. Мой портрет должен был появиться на фирменной марке одной из фирм грампластинок, но мне сообщили, что они не могут подписать контракт с человеком, находящимся в коме. Мои дети интересуются, встану ли я с больничной койки или умру.

Люди, встречающие меня на улице, с трудом удерживаются, чтобы не перекреститься.

Я испытываю некоторую неловкость, но Жерома прямо распирает от радости. На прошлой неделе мы ради хохмы решили ответить на вопросы, которые когда-то задал Прусту один журналист. На вопрос: «Какой недостаток вы считаете наиболее простительным?», Жером ответил: «Злопамятность».

– Все это еще ничего, – продолжает Вальтер. – Больше всего меня страшит странный персонаж, появившийся в 70-й серии и грозящийся перекрыть мне кислород.

Идея Луи, но Жером настоял на том, чтобы самому описать этого типа.

– Я не собираюсь морочить вам голову. Я здесь, чтобы умолять вас… умолять, у меня нет другого слова.

Даже Лоуренс Оливье не смог бы изобразить такой страх. Никаких дрожащих рук, ни капли пота, только замогильный голос и пустой взгляд. Внутренний страх. Даже Господин Мститель впечатлен и готов уступить.

– Возможно, этот тип не собирается перерезать шланг, – говорит он. – Вам не стоит доводить себя до такого состояния.

– Хотел бы я видеть вас в моем положении! С кислородной маской на лице, принужденный к молчанию… Беззащитный. Если вы уберете этого типа, я сделаю все, что вы захотите! Все!

Мне достаточно одного взгляда, чтобы понять: Жером на него больше не злится.

Чистосердечное раскаяние – и Господин Мститель первым готов все забыть. Он медленно провожает Вальтера до дверей.

– Успокойте свою семью, мы навсегда избавим вас от злодея. Считайте, что вы вне опасности. И потом, кто знает, может, вы раньше выйдете из комы, чем предполагалось.

– …Правда?

– Мы способны на чудо.

– От имени всех моих родных, спасибо!

Мы смотрим, как он выходит из здания в темную ночь. Жерому не хочется злословить по этому поводу, мне тоже. Я наполняю стаканы, он включает кассету.

– Что это у вас такие мрачные физиономии?

Луи вырывает из рук Жерома письмо.

Старая сволочь!

Ты последуешь в могилу вслед за своей шлюхой. Ты, а затем и ее дубина-муж, этот дерьмовый актеришка, которому я собирался дать лучшую роль в театре. Эта стерва Лиза должна была меня слушаться. Я расправился с ней, расправлюсь с тобой и ее мужем. Лиза останется моей.

Сегодня утром, не обратив внимания на фамилию на конверте, я машинально распечатал письмо, адресованное Луи. Сейчас он долго читает эти несколько строчек. Никто не верит его небрежной усмешке.

– Надо показать его полиции, Луи.

– Они опять устроят мне допрос, который ничего не даст. Это уже не первое письмо.

Письмо отпечатано на лазерном принтере, каких тысячи, да и текст не содержит ничего нового.

– Но он угрожает вам смертью, – говорит Матильда. – Луи, доставьте мне удовольствие, отправляйтесь немедленно и без разговоров в комиссариат.

– Мерзавец, написавший это письмо, не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к смерти Лизы. Это психически больной человек, читающий слишком много газет. Вам не кажется странным, что он появился в тот момент, когда «Сага» добилась успеха?

– Похоже, что он хорошо информирован.

– Это все из-за того придурка-актера, который дал интервью.

Луи никогда не называет его по имени, только «актером».

Если бы Лизу увел наемный убийца, бухгалтер или мануальный терапевт, Луи никогда бы не проявил столько презрения. Поскольку Матильда продолжает настаивать на том, что нужно предупредить полицию, он уходит в плохом настроении, держа в одной руке письмо, а в другой – плащ. Мы молча беремся за работу, словно реальный мир внезапно обрушился на нас. Из-за того, что мы постоянно скрываемся за стенами вымысла, в мире, где являемся абсолютными хозяевами, мир реальный кажется нам невероятно далеким. И диким. Он не подчиняется никакой логике, никаким законам драматургии. С точки зрения правдоподобия, реальность не вызывает никакого доверия, но никто ничего не делает, чтобы хоть что-то изменить в ней. Нужно, наверное, специально подобрать сценаристов, чтобы они придумали нашу будущую историю.

Тем не менее…

Учитывая то, что я способен сейчас родить, я только ускорю приближение хаоса. Даже не знаю, граничит ли то, что я пишу, с абсурдом или просто с бредом. Матильда и Жером иногда задаются вопросом, не поехала ли у меня крыша. Старику нравится все, что я пишу. Он считает, что «Сага» должна нестись на всех парусах, преодолевать сумасшедшие бури и в один из июньских вечеров оказаться в порту назначения. Если то, что я пишу, зависит лишь от границ моего воображения, то я со злорадным удовлетворением раздвигаю их, чтобы они не мешали мне действовать. В трех последних сериях у меня появлялся и говорил сам Бог, я воссоздал пропавшую героиню и всерьез подумываю высадить на Землю нескольких инопланетян. Это будут не зеленые человечки с огромными глазами и антеннами на макушке, а существа, похожие на людей, ничуть не страшнее, чем обычный человек с улицы. Мои инопланетяне будут добродушными и человечными. Старик находит эту идею слишком экстравагантной и даже рискованной. Но, как всегда, одобряет ее. «Больше у нас никогда не будет такой свободы», – не устает повторять он.

Оказывается, владыки мира сего тоже способны проливать слезы. Очевидно, сказывается накопившаяся усталость. Я открыл шкаф, чтобы достать чистую рубашку, и неожиданно громко разрыдался, просто так, сам не знаю почему. Через несколько минут я успокоился, глубоко вздохнул и все снова стало нормальным. На моем автоответчике мигает цифра 41, это сегодняшний урожай звонков. Я прослушиваю сообщения на тот случай, если Шарлотта решила за хорошее поведение смягчить мне наказание. Но на пленке ее голоса нет.

Как всегда вечером по четвергам не знаю, чем заняться. Мне не хочется оставаться дома, но и не хочется видеть людей, которые будут говорить со мной о «Саге». Наша контора – единственное место в мире, где после работы никто не говорит о сериале. Но сегодня, в чудный весенний вечер, мне хочется побродить одному по опустевшим улицам.

Авеню Опера. Я останавливаюсь возле каждой витрины туристических агентств, предлагающих любые путевки. Остается только выбрать. Токио. Остров Маврикия. Вера-Крус. Рим. Нью-Йорк. Множество стран, где вас ждут живописные пейзажи, сказки, легенды. Однако название Осло на рекламной афише не вызывает у меня полета фантазии. Я просто представляю место, где люди живут спокойно и никогда не лгут. Место, где люди говорят «да», когда хотят сказать «да». Здания, не загораживающие панораму. Бары, где можно безопасно проводить время. Женщину, думающую только о настоящем. Чистый и светлый номер в гостинице. Может, на будущий год я туда съезжу.

Прохожу мимо касс Лувра и присаживаюсь у пирамиды.

Вдали уже закрывают вход в Тюильри.

Иду дальше вдоль Сены.

В нескольких шагах от Нового моста четверо бродяг расположились перед витриной большого магазина. Я замедляю шаг. проходя мимо них. По одному огромному телевизору демонстрируют художественный фильм, по другому – документальный, но все взгляды прикованы к тем светящимся экранам, где снуют немые персонажи «Саги». Парни отпускают непристойные шуточки, потягивая дешевое красное вино.

На улицах очень мало автомобилей.

Не могу поверить, что отчасти это из-за меня.

Сам, не заметив как, оказываюсь на левом берегу Сены. Площадь Одеон словно вымерла. Только билетерши из кинотеатров прохлаждаются у рекламных щитов.

Кафе на бульваре Сен-Жермен полно людей. Захожу, чтобы выпить пива. Официант откупоривает бутылку, не сводя взгляда с экрана, и ставит ее на стойку, не глядя на меня. Мордекай только что оплатил все аттракционы на ярмарке и собирается развлекаться на них один.

В том, как он садится на карусель, которая работает для него одного, есть что-то трогательное. Тысячи разноцветных лампочек горят для него одного. Какой-то клиент, стоящий рядом со мной, замечает вполголоса:

– Все-таки здорово иметь толстый кошелек!

В следующей сцене во второй раз за весь сериал появляется Фердинанд.

– А это кто такой?

– Приятель Брюно, подопытный кролик Фреда.

Сидя в одиночестве в какой-то богемной квартире, Фердинанд пишет письмо любимой женщине. Голос за кадром.

«Я не знаю, где ты, и поэтому вижу тебя повсюду. В метро, в которое сажусь, за дверями, которые распахиваю, на улицах, по которым хожу. Если бы ты знала, как это жестоко – видеть, как разветвляется улица и бояться выбрать не ту. Когда я звоню одной из твоих подруг, то уверен, что она лжет, что ты знаками ей показываешь, чтобы она не проговорилась. Когда я звоню какому-нибудь приятелю, то представляю, что ты в его постели, в нескольких метрах от телефона. Иногда я боюсь, что тебе плохо, но чаще всего боюсь, что тебе хорошо. С тех пор, как ты исчезла, я каждый день, прожитый без тебя, отмечаю на стене своей комнаты палочкой, и сейчас написал: ОТСУТСТВИЕ НЕХВАТКА НЕДОСТАЧА ЛИШЕНИЕ ОШИБКА ЗАБВЕНИЕ УПУЩЕНИЕ ПРОБЕЛ УДАЛЕНИЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ПРОПАЖА ДЕФИЦИТ. У меня осталось два или три синонима, чтобы продержаться еще несколько недель. Мне бы хотелось просто узнать, где ты, Шарлотта. Я так люблю тебя».

– А кто она?

– Говорят тебе, его подружка.

– Подлей-ка нам немного «Кот-дю-рона», Рене.

– А с тобой такого не случалось?

– Как же, было.

– Чего тогда спрашиваешь…

Иду пешком до Монмартра. У владельца бензоколонки на улице Асса тоже включен маленький телевизор. Мелькают последние кадры «Саги».

Жизнь входит в обычное русло, террасы кафе заполняются людьми, машины несутся по бульвару. Пытаюсь убедить себя, что это такой же вечер, как и остальные, даже если по пути к авеню де Турвиль я слышу обрывки разговоров, знакомые имена и слова, вышедшие из-под моего пера.

Тристан, похоже, скучает в одиночестве. Мне даже вначале показалось, что он выключил телевизор. Жером пошел в магазин за сахаром. Я спрашиваю у Тристана, что он думает о последней серии.

– Ваша четверка опять меня удивила. Иногда смотришь фильм как загипнотизированный, иногда думаешь: «Это черт знает что», но никогда не скажешь, что это нудно или прогнозируемо.

Я спрашиваю, как он воспринял появление Марии, сцены с которой смонтированы из старых кадров, хотя для него это не сюрприз, поскольку он тоже присутствовал при монтаже.

– То, что это подделка, совершенно не заметно, веришь, что она действительно вернулась. Потрясающе!

Для небольшого эпизода такой трюк подходит, но мы не должны злоупотреблять этим приемом, в конце концов, зритель поймет, что к чему. Было бы идеально, если бы настоящая Элизабет согласилась приехать и сыграть одну сценку, совсем небольшую. Она могла бы стать для нас «Special guest star» 8, как говорит Жером.

– Кроме того, сериал пора завершать, – продолжает Тристан. – И завершать, пока он пользуется успехом. Было бы идиотизмом растянуть его еще на один сезон.

Об этом можно не беспокоиться, у Сегюре такая идея даже не возникала.

– Шоколад, эскимо. Я взял порцию и для тебя, Марко.

Я предлагаю Жерому позвонить Элизабет Pea, чтобы узнать, как у нее дела. Луи записал номер телефона ее отеля.

Дело обстоит следующим образом. Фред больше не может довольствоваться мимолетными приездами Марии, ему нужно видеть ее рядом, живую, дотрагиваться до нее, иначе он грозит прекратить все исследования, что означает миллиарды потерянных жизней. Как-то ненастным вечером Фред превращается в доктора Франкенштейна и создает клон своей горячо любимой невестки. Он не сумел овладеть настоящей Марией, зато теперь у него есть ее копия, которая во всем ему подчиняется. Кто из нас не мечтал о чем-либо подобном? У Элизабет появился двухдневный перерыв в съемках фильма, и она с восторгом согласилась приехать и сыграть эпизод. Только ради нас и, конечно, ради девятнадцати миллионов поклонников. Сегюре едва не расцеловал нас, узнав, что Мария возрождается из пепла. Благодаря его поддержке, мы провернули операцию за несколько дней. Даже у НАСА не получилось бы быстрее. Эпизод, продолжительностью двенадцать минут, был отснят сегодня. Фреду в его лаборатории удается склонировать женщину, которую он всегда любил. Это существо из плоти и крови, как две капли воды похожее на оригинал. Единственное отличие: новая Мария по характеру очень послушна и не строит из себя недотрогу. Едва только клон превратился в женщину, как Фред тут же заперся с ней в своей комнате, чтобы предаться безумствам, о которых мечтал столько лет. Потом он расскажет Камилле и Брюно, что Мария вернулась и они заживут вчетвером еще более счастливо, чем до появления Каллахэнов. Готов поспорить, что эта история с клонированием приведет зрителей в восторг, а журналисты используют ее как «бомбу». Не избежать, конечно, анафемы ханжей и злой критики интеллектуалов. Было бы забавно развить идею о превращении любимых существ в рабов, но у нас нет на это времени, так как Элизабет должна улететь сегодня вечером. Перед отъездом она захотела пообедать с нами.

– Съемки фильма Ганса продлятся еще три недели, а мне уже сделали новое предложение. Вы возродили меня не только в «Саге», но и вернули вкус к жизни, к моей профессии. Я больше не мадам Пластырь. Не знаю, как вас благодарить.

Она смотрит на часы, не проявляя никакой нервозности. Видя, как она смеется и двигается, Матильда, Жером, Старик и я приходим к одной и той же мысли: мы дали возможность человеку почувствовать, что такое счастье.

Однако у счастья, как известно, короткий век.

Элизабет перестает улыбаться.

– Впрочем, я знаю, как вас отблагодарить, но, можете мне поверить, я бы предпочла сделать это по-другому. С самого начала обеда я хожу вокруг да около.

Внезапно она становится похожа на врача, который консультировал Вальтера и не знал, как сообщить, что у него рак.

– Думаю, вам никто не говорил о втором сезоне «Саги». – …?

– Втором… Что?

– Шесть основных исполнителей уже подписали контракт о том, что будут сниматься в продолжении сериала, но все остальные пока не в курсе. Я знаю об этом, так как Сегюре предложил мне вернуться. Они набрали вторую команду сценаристов, которая будет работать все лето, и о возвращении «Саги» объявят сразу после летних отпусков. У Жессики уже есть сценарий первой серии. Могу вас заверить, что все держится в строжайшем секрете, особенно от вас. Но раз мне нужно кого-то предать, то я предпочитаю предать Сегюре. Простите меня за такую неприятную новость.

Элизабет встает, смотрит на часы и берется за чемодан.

Даже не решается нас поцеловать.

– Они вас ненавидят, всех четверых.

Повернувшись, она выходит из ресторана.

На следующий день мы прекратили работу. Пока Луи не разузнает побольше об этой истории, нам нельзя ничего предпринимать. Каждый из нас захотел пережить этот первый удар в одиночку, и я провел весь день дома, в кресле.

В нашем контракте обусловлено, что никто, кроме нас, не имеет права работать над восемьюдесятью сериями «Саги», но ничто не мешает дирекции выставить нас за дверь и запустить продолжение сериала. Как мы могли быть настолько наивны, чтобы поверить в желание Сегюре завершить «Сагу»!

Да мы самые никудышные сценаристы в мире, раз не смогли предвидеть подобного поворота событий.

Ну и кретины же мы!

Придурки!

Сами во всем виноваты!

Позвонил Старик и сказал, что ему нужен еще день. На этот раз я несколько часов подряд просидел на скамейке в сквере. Хотя я и атеист, однако поплелся в церковь, надеясь найти там немного покоя.

Вся троица уже на месте. У Тристана на ушах наушники. Старик сидит на краю стола, и мы не в силах оторвать взгляд от рукописи в его руке.

– Как ты ухитрился раздобыть ее, Луи?

– Как мелкий воришка. Поздно вечером зашел в производственный отдел, подождал, когда все разойдутся, а потом несколько часов рылся повсюду, пока не нашел дискету в столе Сегюре. Сделал копию, а дискету положил на место.

Я спрашиваю, прочитал ли он первую серию.

– Конечно, я не смог сдержаться. Сделайте себе копии, и мы поговорим об этом через час.

Мы с Жеромом закончили читать одновременно и молча стали ждать Матильду. Никому не хочется заговаривать первым.

– Не скажешь, что читается с трудом, – произносит она. – Одно очко в их пользу.

– Даже более гладко, чем у нас, – говорит Жером.

– Профессионально.

– Выверено.