Идору Гибсон Уильям
– Чуть попозже, ладно?
Номер Арли был вдвое больше номера Лэйни. В нем имелась даже миниатюрная гостиная, отделенная от спальни и ванной золочеными створчатыми дверьми. У четырех стульев, стоявших в гостиной, были очень высокие, очень узкие спинки с навершиями из матированной нержавейки в форме неизбежных эльфийских колпаков. На одном из этих поразительно неудобных стульев и сидел сейчас Лэйни, сидел, скрючившись от боли и нянькая пострадавший бок. Кровь оказалась все-таки его собственной, с ободранной лодыжки. У Арли в ванной нашлась вполне профессиональная аптечка скорой помощи, и он залепил ссадину микропоровым пластырем. С ребрами было сложнее; здесь, пожалуй, могло бы помочь что-нибудь вроде эластичной повязки, но в аптечке ничего на этот счет не нашлось.
Справа, на соседнем стуле, Ямадзаки воссоединял пиджак с рукавом при посредстве анодированных под золото булавок из эльфийско-колпачного швейного набора. Такие наборы имелись в каждом номере каждой, наверное, гостиницы, но Лэйни никогда еще не видел, чтобы ими пользовались. Ямадзаки снял поврежденные очки и работал, чуть не прижимая пиджак к носу; в его фигуре было что-то мирное, почти старушечье. Еще правее сидел, молодецки распрямившись, огненновласый техник с весьма для такой масти уместной фамилией Шаннон; он читал глянцевый журнальчик, явно прихваченный из какой-то халявной раскладки.
Рез лежал на кровати, подоткнув под плечи все наличествующие подушки, а Вилли Джуд сидел у него в ногах, прочесывая с помощью своих гляделок телевизионный эфир. Судя по всему, разгром «Западного мира» не попал еще в выпуски новостей, хотя на одном из клубно-развлекательных каналов и проскользнуло нечто вроде намека.
Арли стояла у окна, прижимая к распухшей губе кубик льда, завернутый в белую тряпочку.
– А когда его ждать, хотя бы примерно? – спросил Рез.
– Понятия не имею, – сказала Арли. – Но Блэкуэлл весьма настойчиво просил, чтобы ты его дождался.
Рез обреченно вздохнул.
– Слушай, Рез, – сказал барабанщик, – ты бы не мешал людям о тебе заботиться. Это их работа.
Блэкуэлл велел Резу ждать его, неявно подразумевая, что ждать будут и все остальные. Лэйни ничуть в этом не сомневался, но все равно решил улизнуть в свой номер. Ничего они ему не сделают, в крайнем случае не выпустят. Оставалось только выбрать подходящий момент.
Долгожданный австралиец вошел в гостиную без стука, на ходу засовывая в карман нечто черное, и близко не похожее на стандартный гостиничный ключ. На его правой щеке нежно розовел косой крест из пластыря; та полоска, что подлиннее, начиналась у подбородка и почти достигала единственного уха.
– Привет, Кити, – ухмыльнулся Рез.
– Вот ты слинял без сопровождения, – сказал Блэкуэлл, – а совершенно зря. Эти русские, они ребята серьезные. И грубые. Было бы очень некстати, если бы они тебя повинтили. Совсем некстати. Тебе бы это не понравилось.
– А как там Куваяма и платформа?
– Платформа, говоришь? – Блэкуэлл подошел к кровати и почти навис над певцом. – Знаешь что, Рез, я видел тебя в обществе таких баб, что я бы с ними срать в одном поле не стал, ни самой темной ночью. Но так это были, по крайней мере, бабы. Люди. Ты слышишь, что я говорю?
– Слышу, Кити, прекрасно слышу. Я знаю, как ты к этому относишься. Но ты еще изменишь свою точку зрения. Такие уж, Кити, наступают времена. Новые времена. Новый мир.
– Я ничего такого не знаю. Мой папаша состоял в профсоюзе маляров и докеров, секция докеров. Когда я пошел по кривой дорожке, стал преступником, это разбило его сердце. Он умер как раз перед тем, как ты вытащил меня из секции «Б». Он бы очень порадовался, что я принял на себя ответственность. За тебя, Рез. За твою безопасность. А вот теперь я уже и не знаю. Может, он и не стал бы особо радоваться. Может, он сказал бы, что я подтираю сопли придурку с чрезмерно раздутым самомнением.
Рез спрыгнул на пол одним длинным, кошачьим движением и встал перед Блэкуэллом, положив руки на его огромные плечи.
– Но ведь ты только так говоришь, Кити, ты так не думаешь, верно? В Пентри же ты так не думал. Когда ты пришел за мной. И когда я вернулся за тобой – тоже не думал.
Блэкуэлл открыл было рот для ответа, но в этот самый момент встал Ямадзаки, чтобы надеть аварийно отремонтированный пиджак. До предела вывернув шею, японец близоруко прищурился на сверкающие золотом булавки – и вдруг почувствовал, что все на него смотрят. Он смущенно прокашлялся, несколько раз моргнул и сел.
В комнате повисла тишина.
– Не по делу, Роззер, – сказал наконец Блэкуэлл.
– Ну ладно. Перегнул я немного. Понимаю. – Рез улыбнулся и хлопнул охранника по плечу. – Так что все-таки с Куваямой? С платформой?
– У него была там своя бригада.
– А что наши веселые гости?
– Вот тут малость странно, – нахмурился Блэкуэлл. – Комбинатские, Рез. Говорят, что мы что-то там у них украли. Во всяком случае, тот, с кем я успел побеседовать, ничего больше не знал.
По лицу Реза скользнуло удивление, тут же, правда, исчезнувшее.
– Отвези меня в отель, – сказал он.
– Мы еще там прочесываем. Я свяжусь с ребятами… – Взгляд на огромные стальные часы. – Минут через двадцать.
Момент казался вполне подходящим.
– Я пойду приму горячий душ, – сказал Лэйни, направляясь мимо Блэкуэлла к двери. – В ребрах, похоже, трещина. – Будто не слышат. – Буду нужен, так свистните.
Он открыл дверь, вышел в коридор, закрыл ее за собой и поковылял в сторону (вроде бы) лифта.
Не вроде бы, а точно. Войдя в лифт, он привалился спиной к зеркальной стенке и тронул кнопку своего этажа.
Лифт сказал что-то ласковое и утешительное. По-японски.
Дверь закрылась. Лэйни закрыл глаза.
Мягкий толчок остановки, дверь открылась. Лэйни открыл глаза. Вышел, повернул не туда, куда надо, затем – туда, куда надо. Нащупывая в кармане бумажник, где лежит ключ. Вот, все на месте. Ванна, горячий душ, по мере приближения к номеру эти понятия становились все более абстрактными. Спать. Вот именно. Раздеться, лечь и вырубиться.
Он затолкнул ключ в паз. По нулям. Еще раз. Щелк.
Кэти Торранс сидит на его кровати. Улыбнулась. Указала на экран, на фигуры на нем. Одна из фигур – он сам, голый. С эрекцией, превосходящей все разумные пределы. Лицо девушки смутно знакомо, но никак не вспомнить. А уж такого, что на экране, он точно никогда и ни с кем не выделывал.
– Заходи, – сказала Кэти, – чувствуй себя как дома. На это стоит посмотреть.
– Это не я, – сказал Лэйни.
– Знаю. – Кэти явно наслаждалась ситуацией. – У него гораздо больше. Я прямо мечтаю посмотреть, как ты это будешь доказывать.
30. Этруск
Кья торопливо надела наперстки, гляделки, кивнула Масахико, и он вернул ее в свою комнату. Тот же самый мгновенный переход, мигающая иконка Венеции… Кроме Гоми-боя, там был еще кто-то, хотя сперва она его не увидела. Только этот стакан на столе, где его раньше не было, проработанный с куда большим разрешением, чем все остальное в комнате: грязный, захватанный жирными пальцами, со сколом у края, ко дну что-то присохло.
– Эта женщина… – начал Гоми-бой, но тут кто-то откашлялся. Странное, сухое дребезжание.
– Вы интересная юная особа, – сказал голос, не похожий ни на что, что Кья когда-либо слышала, потусторонний, приглушенный скрежет, который, пожалуй, можно было бы скомпилировать из библиотеки сухих, еле слышных, случайных звуков. Чтобы долгие гласные – из пения проводов на ветру, а согласные – из стука сухих листьев об оконное стекло. – Юная особа, – повторил голос, за чем последовало нечто совсем уж неописуемое, наверное – смех.
– Это Этруск, – сказал Масахико. – Этруск вскрыл для нас подотчетный счет твоего отца. Он весьма искусен.
Что-то там, на секунду. Вроде черепа. Над грязным стаканом. Кривая пренебрежительная улыбка.
– Пустое…
Презентация, вот и все. Вроде как Сона – на ней, как она себя рисует, никогда не сфокусируешься. В этом роде, но доведено до крайности. Уйма работы по звукам. И все равно, сказала себе Кья, мне это не нравится.
И повернулась к Масахико:
– Ты привел меня сюда, чтобы познакомить с ним?
– О, нет, – сказал этруск, о – многоголосый хорал. – Я просто хотел на вас взглянуть. – И та, вроде смеха, штука.
– Эта женщина, – повторил Гоми-бой. – Ты сама организовала встречу с ней? В отеле «Дай»?
– Нет, – качнула головой Кья. – Она проверила такси, так что ты совсем не такой хитрый, как хотел бы думать.
– Вот-вот. – Как два камешка, брошенные в мраморную чашу пересохшего фонтана. Кья всмотрелась в стакан. На его дне свернулась сороконожка, огромная, тошнотворно-бледная тварь. С крошечными, нежно-розовыми руками…
Стакан исчез.
– Прости, – сказал Масахико. – Он хотел на тебя посмотреть.
– Кто эта женщина в отеле «Дай»? – Мультяшковые глаза Гоми-боя светятся пониманием, но тон довольно жесткий.
– Мэриэлис, – ответила Кья. – Ее бойфренд стакнулся с этими русскими. Штука, за которой они охотятся, лежит там, в моей комнате.
– Какая штука?
– Мэриэлис говорит, это наноассемблер.
– Сомнительно, – поморщился Гоми-бой.
– Поди скажи это русским.
– Как бы там ни было, у тебя есть контрабанда, да? В том номере?
– У меня есть нечто, им нужное.
Гоми-бой страдальчески скривился и исчез.
– Куда он вдруг?
– Это меняет всю ситуацию, – сказал Масахико. – Ты не говорила, что таскаешь при себе контрабанду.
– Но вы же не спрашивали! Вы ни разу не спросили, почему они за мной гоняются!
– А с чего бы нам спрашивать? – пожал плечами Масахико. – Мы никак не думали, что им нужна именно ты. Другое дело – кто-нибудь вроде Этруска, его таланты могли бы вызвать у Комбината самый живой интерес. Многие люди слышали про Хак-Нам, но мало кто умеет туда войти. Мы действовали, чтобы защитить целостность города.
– Но ведь твой компьютер стоит сейчас в этом номере. Кто угодно может войти и взять его.
– Ничего страшного, – отмахнулся Масахико, – я уже не задействован в обработке материала. Мои обязанности перешли к кому-то другому. А Гоми-бой опасается возможных неприятностей. Владение контрабандой карается очень жестоко, а он к тому же торгует подержанным оборудованием, что делает его особо подозрительным – и уязвимым.
– Да что ты все о полиции, разве в ней сейчас дело! Я-то вообще считаю, что нам бы следовало вызвать полицию. Мэриэлис говорит, что эти русские, как только нас найдут, сразу убьют.
– Мы не можем вызвать полицию. Этруск взломал сингапурский счет твоего отца, это уголовное преступление.
– Знаешь, если выбирать между тем, чтобы меня убили или арестовали, я предпочту арест.
Масахико задумался.
– Пошли, – сказал он наконец. – Там тебя ждут.
– Сороконожка? – брезгливо поморщилась Кья. – Нет уж, увольте.
– Да не Этруск это, не Этруск. Пошли.
Из комнаты – в недра Хак-Нама, в бешеное мелькание странного, тесного мира, в головокружительное хитросплетение перекрученных лестниц и узких проходов…
– Так что же это все-таки такое? Общественный сайт? А чего тогда столько мельтешения? Зачем все эти секреты?
– Крепость в сети, но ей не принадлежит. Здесь нет никаких законов, только договоренности.
– И в сети, и не в сети? – переспросила Кья, взлетая по очередной (последней, как оказалось) лестнице. – Так не бывает.
– Распределенная обработка, – сказал Масахико.
– Сона!
Там, за хаотичным нагромождением крыш, поросших диким и странным…
– Ничего не трогай. Среди этих штук есть ловушки. Я сама к тебе приду.
Сона, в обычном своем виде, вся сплошь из набросков и обрывков, двинулась вперед.
Справа – вроде как старинный автомобиль, стоит, накренившись, в беспорядочном наносе случайных текстур; сквозь целехонькое, без единой трещины, лобовое стекло проросла рождественская елка, а дальше…
Судя по всему, обитатели Крепости использовали свои крыши в качестве свалки ненужного хлама, но это был хлам особого рода, словно увиденный во сне. Цифровые фантазии, отвергнутые их создателями, головокружительная мешанина форм и текстур. Некоторые из них шевелились.
А затем – какое-то движение в бензиновой луже неба. Те, что были у Соны, птицы?
– Я зашла на твой сайт, – сказала Кья. – Тебя там не было, а что-то…
– Знаю. А ты рассмотрела, что это такое?
Сона обогнула машину с елкой. На елочных игрушках прорезались черные глазницы, дружно следившие за каждым ее движением.
– Нет. Там ничего не было видно, только слышно.
– Я не знаю, что это такое. – Сегодня презентация Соны была даже более дерганой, чем обычно. – Я пришла сюда посоветоваться. Они сказали, что ты здесь и что ты навещала мой сайт.
– Так ты знала это место?
– Кто-то из них помогал мне в организации моего сайта. Сюда нельзя заявиться без разрешения. Мое имя внесено в список, но я все равно не могу пройти вниз, в город, сама, только с кем-нибудь из них.
– Сона! Я тут влипла со страшной силой. Мы прячемся в каком-то кошмарном отеле, а теперь к нам прибилась и Мэриэлис…
– Это та сучка, которая окрутила тебя в ишаки, да? Где она сейчас?
– Да здесь, в нашем номере. Она говорит, что порвала со своим бойфрендом и что это его, эта самая нанохрень…
– Что-что?
– Она говорит, это что-то вроде наноассемблера. Дерганое изображение на мгновение сфокусировалось, густые брови Соны взметнулись вверх.
– Нанотехнология?
– Эта штука в твоей сумке? – вмешался Масахико.
– Да, и завернута в полиэтиленовый пакет.
– Секундочку. – Он испарился.
– Кто это? – спросила Сона.
– Масахико, брат Мицуко, у которой я остановилась. Он здесь живет.
– А куда он сейчас дернул?
– Вернулся в отель, из которого мы работаем.
– Это говно, в которое ты вляпалась, это вообще бред какой-то.
– Помоги мне, Сона, ну пожалуйста! Я уже не надеюсь вернуться домой!
– Я просканировал этот прибор. – В правой руке вновь возникшего Масахико тускло поблескивала серая коробочка. – Предположительная идентификация – первичный биомолекулярный программирующий модуль С-дробь-семь-А производства Родель ван Эрп. Это лабораторный прототип. Мы затрудняемся с точным определением его легального статуса, однако серийная модель, С-дробь-девять-Е, относится к нанотехнологии первого класса, запрещенной международным законом. Согласно японскому законодательству, незаконное владение любым устройством первого класса автоматически карается пожизненным заключением.
– Пожизненным? – тупо переспросила Кья.
– Так их же уравняли с ядерным, химическим и биологическим оружием. – Масахико словно извинялся за столь неприятную новость.
– Fuck your mother, – сказала Сона, вглядевшись в невзрачную коробочку; в ее голосе звучало глубочайшее уважение.
31. Как оно в жизни бывает
– Видишь, Лэйни, как оно в жизни бывает? Сколько веревочке ни виться, а конец найдется. От беды бежал, да в беду попал. Ты слыхал такие пословицы? Старые, избитые, но не кажется ли тебе, Лэйни, что это как раз и свидетельствует об их истинности? Поговори со мной, Лэйни.
Лэйни опустился в одно из миниатюрных кресел и вцепился обеими руками в пронзительно ноющий бок.
– Хреновенько ты выглядишь, Лэйни. Где ты был?
– В «Западном мире».
Он не хотел смотреть на то, что происходило на экране, и все равно не мог отвести глаз. Он знал, что этот, там, это не он. Они пририсовали его лицо кому-то другому. И лицо было точно его. Он вспомнил чье-то там древнее высказывание насчет зеркал, что они вроде как противоестественны и даже опасны.
– А теперь, значит, ты решил попытать счастья на востоке?
Она не поняла, подумал он, то есть она не знает, где он был сегодня вечером. Значит, там они за ним не следили.
– Это тот парень, – сказал он. – Хиллман этот. На котором ты меня проверяла при приеме на работу. Он снимался в порнофильмах.
– Тебе не кажется, что он с ней как-то слишком уж грубо обходится?
– Кто она, Кэти?
– А ты покопайся в памяти. Если ты сумел вспомнить Хиллмана…
Лэйни покачал головой.
– Думай, Лэйни, думай. Думай о том актере. Думай об Элис Ширз…
– Его дочь, – сказал Лэйни. Не спросил, а сказал.
– Нет, мне точно кажется, что все это слишком грубо, даже жестоко. На грани изнасилования, и даже за гранью. Думаю, нам хватит этого материала, чтобы возбудить дело об изнасиловании.
– Но она-то почему согласилась? Как вы ее заставили? А может, – он отвернулся от экрана и взглянул на Кэти, – это и вправду изнасилование?
– А ты, Лэйни, включи звук и послушай. Послушай, что ты там говоришь. Это прольет свет на побудительные мотивы…
– Нет, – почти испугался Лэйни. – Я не хочу это слушать.
– Ты, Лэйни, всю дорогу говоришь о ее отце. Бывает, конечно, всякая зацикленность, но чтобы вот так, безостановочно бормотать о нем в процессе жесткого, напряженного пропихона в Роттердаме…
Вскакивая на ноги, Лэйни зацепился за кресло и чуть не упал. Где же тут это проклятое ручное управление? Ладно, хрен с ним, можно выдрать провода сзади. Один, другой… На третьем проводе экран погас.
– Поставил, значит, на «Ло/Рез», Лэйни? Рок-н-роллу захотелось? Вот уж никак не ожидала.
– Ты бы сказала, Кэти, прямо, что тебе от меня нужно?
Ослепительная улыбка. Точно такая же, как тогда, при приеме на работу.
– Можно, я буду называть вас Колин?
– Иди ты на хрен, Кэти.
Сухой, короткий смех.
– Похоже, Лэйни, что мы прошли полный круг.
– Это в каком же смысле?
– Можешь считать, что я интервьюирую тебя на предмет приема на работу.
– У меня есть работа.
– А мы, Лэйни, предлагаем тебе еще одну. Ну можешь же ты подхалтурить на стороне?
Лэйни вернулся к своему креслу. Сел, со всей возможной осторожностью. И задохнулся от боли.
– Что это тебя так корежит?
– Ребра. Больно. – Он кое-как нащупал более-менее приемлемую позу.
– Ты подрался? Это что там, кровь?
– Я поужинал в клубе.
– Это Токио, Лэйни. Здесь не дерутся в клубах.
– Так это действительно она, его дочка?
– Без всяких сомнений. И она с радостью расскажет в слитскановской программе всю правду. Как некий тип, по пятам преследовавший ее великого, любящего папочку, вовлек ее самое в мерзкие садистические игры. К слову, об этом самом папочке. Он с того времени сильно переменился. Теперь он наш.
– Но почему? Почему она это делает? Он ей, что ли, приказал?
– Почему? – Кэти смотрела на Лэйни почти с состраданием, словно опасаясь, не повредился ли он заодно и в уме. – А потому, что она тоже актриса. Молодая, ищущая известности. Шанс. Ты понимаешь, что это такое – шанс? – В ее взгляде вспыхнула надежда, что заторможенный мозг Лэйни хоть со скрипом, но сдвинется с места.
– Так что, это самое и будет ее шансом.
– Шанс, – поучительно сказала Кэти Торранс, – это шанс, это шанс. И ты знаешь одну вещь? Я ведь стараюсь. Я очень стараюсь дать шанс не ей, а тебе. Вот сейчас, здесь я пытаюсь дать тебе шанс. И даже не первый, правда?
Пиликанье телефона.
– Поговори, а то ведь всполошатся, – сказала Кэти, подавая ему белую кедровую плашку.
– Да?
– База данных о деятельности фэн-клубов. – Ямадзаки. И чего ему не спится? – Вам нужно войти в нее прямо сейчас.
– Где вы находитесь?
– В гостиничном гараже. И машина наша здесь.
– Послушайте, я тут сильно не в форме. Нельзя это малость отложить?
– Отложить? – ужаснулся Ямадзаки.
Лэйни повернулся к Кэти Торранс. На ней было что-то черное и достаточно длинное, чтобы скрыть татуировку. А волосы вроде покороче.
– Я немного соберусь с духом, а потом сразу к вам. Не закрывайте, я быстро. – Он положил трубку, не дожидаясь ответа.
– О чем это вы?
– Сиацу.
– Врешь.
– Зачем ты пришла, Кэти? Что тебе нужно?
– Он. Мне нужен он. Я хочу получить внутреннюю информацию. Я хочу знать, что он делает. Я хочу знать, о чем он думает. Пытаясь взять кусок этого японского софта.
– Жениться.
– Не надо. – Она уже не улыбалась. – Не надо поправлять меня, Лэйни.
– Ты хочешь, чтобы я за ним шпионил.
– Проводил исследование.
– Не сри мне на мозги.
– Это же твоя профессия.
– Я узнаю что-нибудь для вас полезное, и вы тут же захотите, чтобы я его подставил.
Улыбка. Лэйни на мгновение показалось, что Кэти хочет ему подмигнуть.
– Ну, не будем забегать так далеко вперед.
– А что я получу?
– Жизнь. Жизнь без позорного клейма. Жизнь, в которой никто не будет считать тебя маньяком, зверски терзавшим смазливую дочурку объекта своей мании. Жизнь, в которой почти никто не будет знать об этом фармацевтическом кошмаре, дико и бесповоротно сдвинувшем твою психику. Неужели мало?
– А как же она? Дочка? Получится, что она делала все это с этим вашим Хиллманом за так, для чистого удовольствия?
– Тебе выбирать, Лэйни. Поработай на нас, добудь, что мне нужно, и мы скажем ей: извини, такая уж тебе непруха.
– Так просто? И она будет молчать? После того, что вы с ней сделали?
– Если она хочет сохранить хоть малейшую надежду на продолжение своей карьеры, – да.
В комнате повисло молчание.
– Это не я, – сказал Лэйни, морщась от нового всплеска боли. – Это морф. Если я докажу, что это морф, я смогу подать на вас в суд.
– Да неужто? И ты это осилишь? Суд ведь затянется на много лет. И совсем еще не факт, что ты его выиграешь. У нас, Лэйни, есть и деньги, и прекрасные юристы, и опыт обращения с такими проблемами. В дверь позвонили.
– Сиди, – сказала Кэти, – это ко мне.
Она встала, тронула кнопку охранного экрана, и Лэйни увидел через обтянутое черным плечо кусок какого-то мужского лица. Дверь открылась. В комнату вошел Райс Дэниелз, без, почему-то, своих вечных темных очков.
– Вот, Лэйни, – сказала Кэти, – Райс теперь тоже с нами. Если бы не его помощь, нам пришлось бы еще долго разбираться с твоей биографией.
– Так что там, Дэниелз? – спросил Лэйни. – Обломилась ваша бестормозная затея?
Дэниелз сверкнул полным комплектом безукоризненно белых зубов.
– Я уверен, Лэйни, что мы еще поработаем вместе. Надеюсь, у вас нет никаких претензий по нашему прошлому сотрудничеству.
Читать бесплатно другие книги:
