Арийские мифы русов Белов Александр
Вот и «Сказка о царе Салтане…» Александра Сергеевича Пушкина возвращает нас к древней традиции. Царь Салтан это не кто иной, как бог солнца, потерявший свою супругу. Он обретает ее вновь благодаря своему сыну, а силы тьмы отступают.
Сюжет о близнецах — детях солнца распространен во всей индоевропейской мифологии. Так, в древней иранской мифологии — это брат Йима и его сестра Йимак. Йима показан как создатель благ цивилизаций, культурный герой и владыка мира в эпоху тысячелетнего Золотого века. В эпоху его правления на Земле не было смерти, старости, болезней и пороков. Этимологически его имя толкуется как «близнец», «двойник». Йима творит жертвоприношения на святой горе Хукарья дабы обрести власть «над богами и людьми». Он вступает в брак со своей сестрой — дочерью солнца и порождает человечество. Таким образом, Йима и его божественная супруга и сестра Йимак имеют все признаки божественных предков людей, правивших в эпоху «Золотого века».
Однако в дальнейшем светозарный образ Прапредка людей меркнет. Как пишут составители «Мифов народов мира»:
В результате реформы Йима, сын солнца был отправлен в «ссылку» в подземный мир, где стал царем мертвых. У Йимы появились подручные в виде четырех свирепых псов, которые бродят среди живых, высматривая себе добычу, дабы утащить их в царство мертвых.
Весьма любопытно, что в западносемитской мифологии есть бог Йамму, олицетворение злого начала, властелин водной стихии. Его появление сопровождают чудовища и драконы, а также левиафан. Йамму представлен как заклятый враг Балу. В иудейской доиудастической мифологии Йамму требовал высшей власти над богами; боги вынуждены были платить ему дань, пока Йахве (Яхве) не победил его. Очевидно, Йамма наделен чертами бессмертия. Он периодически воскресает из небытия и Йахве вновь ввергает его в бездну… В иудейском Йамме можно при желании увидеть черты древнего арийского божества Йимы.
Само имя божества Йима может быть осмысленно с позиций русского языка при помощи слов «имя», «имеющий», «мой». Да и как иначе скажешь о близнеце — «он мой»?
Весьма интересно, что древнеиранский мотив о божественной свадьбе «детей солнца» совпадает с русской сказкой «Иван да Марья». Марья соблазняет своего брата-близнеца Ивана, и в результате оба становятся гонимыми. По другой версии, Иван в припадке бешенства убивает свою сестрицу, а затем раскаивается и горько плачет над ее телом. Но боги даруют ему волшебное средство — живую и мертвую воду, при помощи которого он оживляет сестру.
Все эти сказки удивительным образом похожи на древнеегипетский миф об Осирисе. С той лишь разницей, что сестра (Исида) оживляет детородный орган своего брата и зачинает, таким образом, сына Гора. Сын мстит за отца и тот чудесным образом оживает и становится царем в стране мертвых. Исида изображается на древнеегипетских фресках с солнечным нимбом и рогами на голове, что указывает на «солнечное» происхождение.
Древнерусское сказание об Иване Купале имеет свой аналог и в древнегреческой мифологии. Это всем известный Аполлон и его сестра Артемида. Русский исследователь Юрий Петухов потратил немало сил и энергии, чтобы доказать преемственность культа Аполлона-Куиалы. В свое время он опубликовал в «Науке и Религии» статью «Не стригущий власов». В ней он цитирует А.Ф. Лосева, который в своей «Античной мифологии…» пишет, что во время июньских празднеств Аполлона приносились человеческие жертвы: «юношу и девушку, увешав гирляндами, гнали вокруг города, а потом сжигали». В связи с этим Петухов пишет, что и у славян зафиксированы обычаи сжигания двух кукол, изготовленных из пшеничной соломы — мужской и женской. Не исключено, что это реальный отголосок реальных жертвоприношений. В древних кострищах найдены человеческие кости…
Мы можем предполагать, что юношу и девушку — брата и сестру, прежде чем отправить к «праотцам» на костре, заставляли еще и вступать в интимные отношения. В этом случае тождество мифу о кровосмесительной связи было бы полным.
Неужели наши предки были так бессердечны?
Лично я думаю, что нет. Они были сердечными, добрыми людьми, но жили они совсем в иной обстановке. Ими владели совсем иные идеи. Они верили в то, что человек после смерти попадает в царство мертвых, а затем вновь возрождается — рождается на земле. Ритуалы, которые кажутся нам сегодня бесчеловечными, воспринимались предками как необходимая дань своим божественным прародителям — брату и сестре — детям солнечного божества. Кроме того, очень может быть, что сжигали молодых людей, руководствуясь принципом о недопустимости инцеста. Но, между тем, в еще более ранний период инцест приветствовался. Вспомним хотя бы распространенные в Египте среди царственных семей кровосмесительные браки. Очевидно, в древние времена, когда «людей было мало», инцест не возбранялся, а поощрялся; и никто и не думал ради выполнения ритуала сжигать на костре молодых.
Вспомним русскую народную сказку «Гуси-лебеди». В ней брат с сестрой убегают от преследующих их лебедей, посланных Бабой-ягой. Баба-яга хотела изжарить обоих. Стремление убежать от такой негостеприимной хозяйки вполне объяснимо. Но что за странный мотив движет самой Бабой-ягой? Зачем ей, старой карге, столько человеческого мяса?
Несомненно, это человеческое жертвоприношение, а не желание отведать «человечинки». Очевидно, брат и сестра должны были быть принесены в жертву на Ивана Купалу. Гуси-лебеди, выпущенные в погоню Бабой-ягой, воспринимаются тогда весьма грозно — как посланцы смерти. Они сродни свирепым псам Одина, участвующим в дикой охоте за душами людей. Вспомним здесь, что и Аполлон разъезжает по небу в колеснице, влекомой лебедями. Недаром Аполлон назван греками «великим губителем». Аполлон, согласно мифу, отправляется на зиму на север. Не исключено, что колесницу Аполлона «тянули» два лебедя — две души убиенных. Если каждый год в день летнего солнцестояния приносить в жертву по два молодых человека, то поневоле назовешь солнечного бога Аполлона «великим губителем».
Мне представляется, что на самом деле Аполлон ежегодно отправляется в свой вояж — не на север, а на тот свет. Практически неизменным спутником Аполлона является волк, а сам он назван «ликийским», то есть волчьим, превращающимся в волка. Как мы помним, волк неизменный спутник Ивана-царевича в русских сказках. Кроме того, согласно греческому мифу, Аполлон спускается в аид и возвращается обратно. Он с полным основанием назван «сезонным богом»…
Конечно, есть большой соблазн, в связи со сказанным, назвать волка из русских сказок «Аполлоном», помогающим Ивану-царевичу и Елене Прекрасной выбраться из царства смерти — царства Кощея Бессмертного… Но функцию волка, как посланца страны мертвых, вполне может выполнить и «наш» Купала.
Волк обычно вызволяет молодых персонажей сказки из царства мрака и тьмы. Но, очевидно, он может и доставлять туда этих же персонажей. Таковы, например, псы Йимы или псы Дикого охотника. В данном контексте псы от волка мало чем отличаются. Губительная функция посланников смерти прослеживается и в «нашей» сказке «Гуси-лебеди». Брата и сестру укрывает яблонька своими ветвями, затем их прячет крутой бережок, затем печь позволяет им укрыться в своем чреве. В результате брату и сестре удается избежать печальной участи быть принесенными в жертву. Яблонька одаривает путников волшебным яблочком, бережок — водичкой, печь — волшебным пирожком — караваем, символом солнца. Да и сама печь есть символ родного очага, домашнего огня, который обладает очистительной функцией. Таким образом, можно сказать, что брат и сестрица прошли огнь, воду и медные трубы. Они побывали в огне и прошли через него невредимыми. Жертвоприношение отменяется, так как оно произошло на ментальном уровне. Это был обряд инициации — второго рождения, столь типичного для представителей «высоких» каст индийского общества.
Когда на Купалу трением разжигают священный огонь, затем сжигают куклу, или две куклы — мужскую и женскую, сделанные из пшеничной соломы, тем самым проводят инициацию молодежи. Прыгая попарно в костер и выскакивая из него невредимыми, не разорвав рук, молодые как бы в очередной раз разыгрывают древний миф о детях солнца…
Ю. Петухов весьма наблюдательно отметил сходство обрядов, проводимых в ночь на Ивана Купалу и обрядов, посвященных Аполлону. В своей статье он также пишет о том, что
Надо отметить также, что вся эта греческая история Троянской войны, разгоревшаяся из-за Елены Троянской; ее похищение юным Парисом и вызволение напоминает русскую сказку о Елене Прекрасной. Как мы знаем, Троя, благодаря Шлиману, найдена, и нет оснований сомневаться, что Троянская война это не вымысел. Тем не менее и война эта реальная могла быть «подогнана» под древний миф…В жизни порой случается то, что уже описано в мифах.
Об этом как раз и пишет Ю. Петухов:
Лично у меня имя Купала ассоциируется с сияющим Неба, с купальскими обрядами, когда возбужденная молодежь в реке. Сбрасывание одежд во время омовения сродни сбрасыванию шкуры. Тем более, что раньше одежда или какая-то ее часть шилась из шкур. Мне не хочется думать, что Купала ассоциировался у моих предков со в костре и костей… Хотя, конечно, и этого исключать полностью нельзя…
Глава 12. ЧТО ДЕЛАЛИ НА ЛЫСОЙ ГОРЕ
Помниться одна дама с роскошными пшеничными волосами убеждала меня, что у славян не было жертвоприношений. Глядя в ее красивые голубые глаза, так хотелось с ней соглашаться… Однако вот книжка Тайлора «Первобытная культура» изобилует самыми разными свидетельствами, что жертвоприношения были повседневной практикой не только у славян, но и по всей Европе. Так, для того, чтобы построить крепость, на фундаментах угловых башен приносили в жертву детей. Считалось, что если этого не сделать, то крепостные стены рухнут, а крепость будет захвачена неприятелем. Тайлор описывает как славянские князья, закладывая город, высылали к перекрестку дорог дружинников с приказом схватить первого встречного ребенка. Его приносили в жертву несмотря на плачи и мольбы родителей. Семью ребенка щедро вознаграждали… Некоторые вещи у Тайлора нельзя читать без внутреннего содрогания, ибо он цитирует документы былых эпох, написанных казенным языком. Между тем в русских народных сказках описывается вся глубина переживаний главных героев, при этом фабула некоторых сказок отчетливо и недвусмысленно указывает на бытование человеческих жертвоприношений.
Я веду к тому, что наше доброе русское божество Иван Купала могло восприниматься нашими пращурами отнюдь не как воплощение добра. Действительно, много общего между Аполлоном и Купалой. Огонь и там, и там добывали трением. Во время праздника зажигали огни. Гасили их в воде. На Руси с берега пускали зажженное обмотанное соломой колесо. Оно, подпрыгивая на ухабах, разбрасывая во все стороны снопы искр, с шипением врезалось в воду. «Крещение» водой было одной из важных составляющих купальского ритуала.
Надо думать, что аналогичным образом праздновали и день Аполлона. Аполлона называют гиперборейским. На самом деле он, согласно легенде, вместе со своей сестрой близнецом Артемидой родился на плавучем острове Астерия под раскидистым древом…
Казалось бы, как далеко от русского Севера жили люди, поклонявшиеся Аполлону. Однако на Соловках был устроен чудесный плавучий остров. На настил из толстенных бревен была насыпана земля и посажены деревья. Этот остров на Пасху плыл по волнам озера, движимый канатом, который наматывали на лебедку два монаха в угловой башне соловецкого монастыря. На острове были зажжены огни, горели пасхальные свечи. Огненный остров медленно приближался к стенам монастыря под перезвон колоколов и хоровое пение. С острова на «землю» сходил настоятель монастыря в окружении служителей. Посмотреть на такое «чудо» съезжались на Соловки со всей России. Этот остров можно было видеть еще в советское время. Он, лишенный тяги, мирно дрейфовал по воле волн и ветра вместе с куцыми березками, буквально вросшими в бревна…
Лично мне видится нечто общее между этим рукотворным плавучим островом и легендой чудесного рождения солнечного бога.
Аполлон-пастух и охранитель стад. Все пасторальные сюжеты средневековой европейской живописи, так или иначе, в иносказательной форме обращены к нему. Да и идея доброго пастыря, пасущего людей, как овец, по всей видимости, возникла не без влияния культа Аполлона.
Считается, что культ Аполлона пришел в Грецию из Малой Азии. Для наиболее древнего образа Аполлона характерны черты умирающего и воскресающего бога. Аполлон покровитель пастушества и земледелия. Аполлон зооморфен он принимает образы волка, ворона, мыши. Поэтому нет ничего предосудительного в том, если мы будем считать волка, ворона, мышь — персонажей русских сказок воплощением Аполлона…
Как отмечают специалисты, после VII века до н. э., образы и культы Аполлона и Диониса начинают сближаться. Согласно сообщениям, в честь их обоих устраивали оргии на Парнасе. Почитатели Аполлона стали украшать себя плющом и виноградными гроздями, как и почитатели Диониса. Постепенно зооморфизм Аполлона сходит на нет, и его изображают в виде покровителя искусств и морали. Он предстает в виде юного красавца-пастушка.
Зооморфный «волчий» образ уходит в прошлое. Связь Аполлона с подземным миром исчезает…
В условиях такой трансформации образ изначального Аполлона донесли до нас русские народные сказки. Ближе всего к этому изначальному образу находится волк как фольклорный персонаж. Конечно, Аполлона на Руси называли как-то иначе. Возможно, Купалой, возможно, каким-то сходным образом.
Весьма интересно, что у римлян, помимо божества Купавона, имеющего черты Аполлона, имелись и другие пастушеские божества. Так, древние авторы сообщают нам о Палесе (ударение на первом слоге). Сохранились посвящения этому божеству, которое известно в «сдвоенном» виде — как мужчина и женщина. Сообщается о том, что пастухи издревле приносили жертвы «обеим» Палесам. Возможно, инсцинировалась ритуальное соитие между близнецами. При этом разжигались большие костры из серы и трав. Между этими кострами проводили скот, очищая его от разной скверны. Заодно очищали и себя, прыгая через эти костры. Такой обряд должен был обеспечить плодовитость скота и обилие детей.
Само слово Палее может быть иначе переосмыслено с позиции русского языка. Во-первых, Палее по произношению похоже на Велес. Кроме того, Велес — бог скота и божество пастухов…
В слове Палее слышится знакомое нам словоХорошо известны и обряды окуривания скота от происков нечистой силы. Такие обряды весьма древние и восходят ко временам индоевропейской общности.
Существует греческое прочтение имени Палее. В греческой мифологии фигурируют близнецы Палики, рожденные на Сицилии. Он них уже шла речь в этой книге. Палики — сезонные божества. Они периодически прячутся в недрах земли; очевидно, это происходит зимой. И периодически выходят на свет божий. Это происходит в середине лета. На это указывает само имя по-гречески оно означает — «опять», «вновь». С культом Паликов связана кипящая вода. Так, Страбон сообщает, что у озера Палики горячая вода с силой вырывается из недр земли и туда же возвращается. Божества Палики связаны с губительными функциями. Они наказывают клятвопреступников…
Не исключено, что в былые времена в горячие гейзеры у вулкана Этны действительно бросали людей, обвиненных в преступлениях. Не исключено, что там же приносили человеческие жертвы в день летнего солнцестояния, во время праздника Паликов.
Не нужно быть семь пядей во лбу, чтобы уловить сходство в произношении двух слов, двух имен — Купала и Палики. Оба божества связаны с культом огня. Согласно многочисленным свидетельствам, на Купалу на священном холме устанавливали огромные котлы, в которых кипела вода. В эту воду бросали туши жертвенных животных. Шкура сжигалась…
Таким образом, на Купалу, по всей видимости «кипели» не только страсти.
Очевидно, купальские обряды нашли свое отражение во многих народных сказках. Вспомним, например, сказку про сестрицу Аленушку и ее братца Иванушку. Мне представляется, что эта сказка в той или иной мере отражала некогда существовавшую реальность. Вместе с тем, в ней отражен и годичный цикл — смена времен года…
Очевидно, здесь идет речь о макушке лета, о дне солнцестояния. С того дня идет солнце на убыль. Меркнет свет, становится короче день. Словно солнечный бог обряжается в шкуру черную…
Очевидно, здесь идет речь о зимней скованности природы; о воде, которая стала недвижимая. Аленушка — олицетворение стихии воды. В то же время ее братец Иванушка олицетворяет стихию огня. Отец-Солнце вызволяет Аленушку из омута лесного — растапливает лед. Чары падают, и возвращает братец Иванушка свой прежний вид — сбрасывает и сжигает шкуру.
В сказке П.П. Ершова «Конек-горбунок» также, на мой взгляд, присутствует мотив купальских обрядов.
Кто-то стал мять пшеницу по ночам. Пшеница — это символ солнца. И мнет ее не кто-нибудь, а солнечная кобыла. Вот Иван-дурак, единственный из трех братьев, изловчась, хватает кобылу за хвост и усаживается на нее задом наперед. Кобыла понесла Ивана-дурака над лесами и весями. Наконец она устала. Иван требует выкуп. И тогда «родила ему конька…». Конек-горбунок и не конь вовсе; больше он похож на серого волка — служителя мира мертвых. Он службу верную служит Ивану. Учит уму-разуму и доставляет вмиг то к солнцу, то к месяцу. Все получает Иван-дурак — и жар-птицу, и прекрасную царицу. Но его ждет суровое испытание — царь велит ему прыгать в кипящий котел. Что тот и делает не без помощи конька. И выходит из котла преображенным — Иваном-царевичем. Здесь мы видим мотив инициации, преображения, а также всем нам знакомый мотив смены времен года. Царь же «прыг в котел и в нем сварился». Лично мне видится в этой сказке уже некий мотив преодоления язычества. Здесь мудрый достойный царь занимает место старого и недостойного. Иван-дурак, крестьянский сын, не был царем по рождению, но становится им благодаря тому, что слушается во всем мудрого советчика — конька-горбунка. Несомненно, в образе конька скрывается само божество, взявшееся помогать Ивану-дураку. Как мне кажется, в этой сказке уже сильно влияние «развитого» зороастризма. Крестьянский сын противопоставляется родовой аристократии. С ним бог! В жертву приносится сам жертвователь — старый надменный царь, который привычно управляет судьбами народа и не занимается «самосовершенствованием».
Что же касается купальского культа, то, очевидно, религиозные церемонии в былые времена проводились во многих местах, мимо которых мы сегодня по привычки ходим. Так, недалеко от Москвы есть железнодорожная станция «Купавна». Почему она имеет такое название, лично я не знаю. Возможно, в этих местах раньше и проходили какие-то ритуалы, связанные с днем Ивана Купалы. Только это место совершенно необычное. Лес там какой-то зачарованный. И в нем растут удивительные цветы, которые называют купавками. Это такие тугие бутоны на зеленных ножках. Расцветают они ярко-желтым цветом к концу нюня. Как раз в день Ивана Купалы. Есть в Купаве лесной круглый водоем — в нем вода тихая-тихая, как в омуте, а деревья стоят вокруг черной грядой как зачарованные. Кто знает, может быть в таких местах и обитают купальские духи, которые «дожили» до наших дней со времен язычества.
А вот еще пример подобного рода, но о нем точно можно сказать, что в стародавние времена на этом месте проводились религиозные обряды. Недалеко от Сочи в Мацесте есть камень в лесу. Это массивный валун. В нем выбиты два каменных кресла, а сверху камня имеется углубление. Историки говорят, что на этом камне совершались в былые времена человеческие жертвоприношения. Два каменных кресла, быть может, служили последней опорой для приносимых в жертву юноши и девушки — брата и сестры…
Сегодня камень испещрен разнообразными надписями типа такой — «Здесь был Вася», число, подпись и город, из которого прибыл Вася. На каменных креслах с удовольствием сиживают туристы и фотографируются на память. У местных жителей камень пользуется «дурной» репутацией, его называют черкесским камнем. Местные жители предпочитают к камню не ходить.
На вершине горы недалеко от камня расположено рукотворное небольшое, по всему видно, глубокое озеро. Вода в нем безмолвная, ледяная и белая как молоко. Кругом ни птиц, ни зверей. Из озера вытекает небольшой ручей, который, без русла, извиваясь, стекает по склону горы к стоящему внизу на холме менгиру — врытой в землю каменной глыбе. Вокруг менгира зеленеет лужок, а деревья растут у подножия холма, обступая его со всех сторон. Перед нами «классическая» Лысая гора, с камнем, символизирующим фаллос божества плодородия. В этнографическом музее Адлера все это называют историко-культурным комплексом. Однако местные жители приватизировали место вокруг менгира под картошку, окружив камень непроходимыми заборами… Так мы и не смогли подойти к нему… «Это хорошо, — сказали нам в музее, — а то люди разные бывают, могут и напакостить — все мы умеем разрушать, ломать — не строить». Очевидно, в былые времена весь «комплекс» использовался как капище для поклонения языческим богам. Не исключено, что на этом самом месте праздновали Ивана Купалу или подобный праздник.
В восточной Малой Азии есть удивительное место — Каппадокия. Каппадокия удивительное место — причудливые нагромождения скал и целый подземный город, вырытый не одним поколением мистиков и монахов. Порой монументальные каменные образования, торчащие из земли, напоминают исполинские каменные фаллосы. Наверное, именно поэтому Каппадокия стала религиозным центром языческой эпохи — постоянным местом проведения многочисленных религиозных ритуалов. В этих местах было святилище Аполлона, Диониса, здесь приносили жертвы Великой Матери Кибеле. Кстати, русское ругательство, популярное и по сей день в народе — посылающее к такой-то матери, возможно, каким-то удивительным образом связано с культом Кибелы — богини плодородия, в чью честь в Малой Азии устраивались мистерии и оргии.
Для чего люди на протяжении столетий рыли в Каппадокии многочисленные лабиринты? Этот вопрос до сих пор дискуссируется. Есть мнение, что местное население скрывалось в подземельях, которые в некоторых местах достигают семнадцати уровней (этажей) вниз от захватчиков. Скорее всего, подземелье имело культовое значение. В период зороастризма в подземных храмах Каппадокии горел неугасимый «вечный огонь». Во времена, предшествующие этому, здесь поклонялись арийским богам.
Согласно христианской легенде, именно в этих местах совершал свои подвиги святой Георгий Победоносец в III веке нашей эры.
Сегодня эти места посещают многочисленные туристы. Они фотографируют каменные «фаллосы», спускаются в подземелья, поднимаются над Каппадокией на воздушном шаре — в общем-то любуются «природой». Но многим совершенно невдомек, какие грандиозные религиозные мистерии разыгрывались здесь несколько тысячелетий назад. Не исключено, что культы Купалы, а также Купавона, Палеса, Велеса, Паликов, Аполлона, культ Великой матери богов Кибелы и т. д. зародились именно здесь… Вопрос об индоевропейской прародине рассматривается некоторыми учеными в пользу Малой Азии.
Итак, в этих местах в конце III века нашей эры совершал свои военные подвиги славный воин Георгий Победоносец. Согласно легенде Георгий Победбносец родился в Каппадокии и знал о местных достопримечательностях не понаслышке. Проезжая мимо языческого города в Ливане, св. Георгий узнает о местном драконе, которому, согласно неписаной традиции, отдают по весне на съедение юношу и девушку. Дракон этот исправно поглощал свою ежегодную жертву, пока не дошел черед до царской дочери. Св. Георгий, пожелавший напоить коня в этих местах, встречает этого змея-дракона и девушку-царевну, отданную ему на съедение. Поединок длится недолго. Георгин выбивает своим копьем дракону глаз. В другой, переосмысленной версии мифа — дракон сам падает к ногам святого Георгия и смиренно ждет разрешения своей участи. Царская дочь набрасывает ему на шею веревочку и ведет его в город «как послушнейшего пса». Там правитель города и жители внимательно выслушивают проповедь св. Георгия, после которой Георгий поражает дракона мечом…
Этот сюжет весьма напоминает языческие сюжеты о борьбе Аполлона со змеем, а также иные сюжеты о борьбе бога громовержца со своим заклятым противником — змеем, например Перуна и Велеса…
Крестоносцы, побывавшие на легендарной родине св. Георгия, по всему католическому миру разнесли славу о драконоборце Георгии, что нашло свое выражение в средневековой рыцарской литературе. Крестоносцы свидетельствовали, что во время штурма Иерусалима в 1099 году св. Георгий непостижимым образом участвовал в сражении, явившись во главе войска крестоносцев, как рыцарь с красным крестом на белом коне… Легенда о св. Георгии становится логическим завершением всей куртуазной культуры. В XIV веке св. Георгий становится патроном Англии. С XIV века изображение всадника на коне, протыкающего копьем змея, становится гербом Москвы.
На Руси образ св. Георгия подвергается переосмыслению. Как пишут составители «Мифов народов мира»:
Как видим, образ св. Георгия в некоторой степени вбирает образ того, с кем он боролся — по логике вещей предводителем волков должен быть «главный» волк, а предводителем змеев и драконов — главный змей и дракон.
На Руси весенний праздник Григория отмечался 23 апреля. В этот день в первый раз выгоняли скотину на пастбище и закалывали первого весеннего ягненка. В этом обряде можно увидеть отголосок жертвоприношений, приносившихся ранее скотьему богу. На Руси в этот день пели особые песни:
Русские духовные стихи о «Егории Храбром» наделяют св. Григория былинными чертами. Он становится сыном Софии Премудрой. Он терпит за веру заточение в подземной темнице — «во глубоком погребе». Затем чудесным образом выходит на свет божий, и идет по Руси, утверждая христианство. Три его сестры, коснеющие в язычестве, предстают перед ним в облике волосатых пастушек волчьей стаи. После крещения водой короста с сестер спадает, а волчья стая подчиняется уже самому Егорию. Здесь мы видим мотив сбрасывания волчьей шкуры, столь характерный для язычества.
Весьма интересно, что как раз на день 23 апреля назначался и ритуальный выгон коней султана на пастбище. Такое правило было прописано во дворцовом укладе османской Турции. Этот день отмечался как сезонный рубеж скотоводческого календаря.
В хорватской обрядности св. Георгий выступает как олицетворение животворящей весны — «Зелени Юрай».
Мусульманские легенды особо подчеркивают, что святой троекратно умирал и оживал чудесным образом во время пыток. По мнению специалистов, это является явным признаком умирающего и воскресающего божества плодородия.
Мотив мученичества и «жизни после смерти» специалисты видят и в особой иконографии святого. Так, на одной византийской иконе Георгий изображен стоящим в молитвенной позе с отрубленной головой в руках. Икона с подобным сюжетом хранится и в историческом музее в Москве.
Очевидно, на Руси произошло соединение двух божественных персонажей — Ярилы и святого Георгия. Ярила в народном понимании мыслится как воин на белом коне. В руках у него человеческая голова — очевидно, его собственная. Легенды о «живой» голове удивительным образом «срослись» с образом святого Георгия и архаичного Ярилы.
В житии святого Георгий Побеносца (Егория) описывается сцена, как святого привели в храм, где все было приготовлено для языческого жертвоприношения.
«Святой подошел к идолу Аполлона, простер к нему руки и спросил его, бездушного, как бы живого: «Ты хочешь принять от меня жертву, как бог?».
При этих словах святой сотворил крестное знамение. Бес же, обитавший в идоле, воскликну л: «Я не бог, не бог и никто из подобных мне. Един тот, кого ты исповедуешь. Мы же отступники из ангелов, служивших ему. Мы, одержимые завистью, прельщаем людей».
Святой тогда сказал бесу: «Как же вы смеете обитать здесь, когда сюда пришел я, служитель истинного бога».
При сих словах святого поднялся шум и плач, исходившие от идолов. Затем они пали на землю и сокрушились.
Тотчас жрецы и многие из народа, как неистовые, яростно устремились на святого, стали его бить и вязать и взывали к царю: «Убейте сего волхва, о, царь, убей его прежде, чем он погубит нас»».
Таким образом, святой Георгий «сокрушил» не только дракона, но и идола «волчьего» Аполлона, при этом святой сам стал «повелителем» волков.
Подобно тому, как Аполлон-солнце посылает во врагов стрелы-лучи, как писал Геродот, подобно этому и святой Георгий выезжает на белом коне — символе солнца и поражает своих врагов — исчадие ада и порождение тьмы. На картине Уччело «Битва святого Георгия с драконом», написанной в 1450-е годы и хранящейся в национальной галерее Лондона, святой Георгий изображен как средневековый рыцарь — в доспехах и латах. Он протыкает глаз дракону острым и длинным копьем. Дракон же безвольно ревет, отверзнув свою «волчью» пасть. На его шею уже наброшена веревочка, которую держит смиренная царица, одетая по средневековой моде. За фигурой св. Георгия клубится черная туча и в самом центре ее можно заметить Бога-отца.
Этот сюжет, несмотря на необычную трактовку, несомненно, отсылает нас к мотиву Бога-громовержца, поразившего своего змееобразного противника палицей-молнией в глаз. Можно вспомнить и другой распространенный мотив — борьбу солнечного бога с драконом. Например, скандинавский Луг (валлийский Ллеу) поражает чудовищного Балора магическим копьем в глаз.
Известно, что в Малой Азии за два тысячелетия до Рождества Христова жили хетты. Этот народ имел мифологию весьма близкую к индоевропейской… Предполагается также, что в этом районе могли жить этруски — народ, прибывший в Италию в XIII веке до н. э. из какой-то восточной страны. Чисто восточные черты у этрусков — это сакрализация царской власти, религиозные атрибуты, например — двойной топор, а также сложная космогония, характерная для восточных монархий.
Мир в представлении этрусков состоял из купола неба — обиталища богов, среднего мира — обители людей и подземного мира — царства мертвых. Для того чтобы облегчить переход души в царство мертвых, этруски под своими селениями строили специальные подземные ходы и разломы (мундус). Именно в этих подземельях совершались мистерии и приносились жертвы богам подземного мира и духам умерших.
Бессмертные боги властвовали на небесах. Они передавали свою волю людям в виде огненных молний. Искусство по молниям было одним из самых почетных жреческих профессий. Сословие жрецов в Этрурии делилось на своеобразные касты. Одни гадали по молниям, другие разгоняли облака, третьи творили жертву и совершали возлияния богам, иные пели гимны и славили бессмертных богов. Имелись специальные жрецы, которые творили молитву во время приготовления еды и трапезы: жрецы-целители, жрецы-поэты, жрецы-философы, жрецы-ворожители и т. д. Такая система жреческих каст в целом соответствовала русской жреческой системе.
На Руси, как известно, были волхвы-облакогонители, которые вызывали дождь во время религиозных церемоний, например, на Ивана Купалу. Были волхвы — обаятели (от слова «баять» (говорить)). Волхвы-обаятели в прямом смысле этого слова «обаяли» своих слушателей рассказами и песнями о старине глубокой. Очевидно, в связи с этим в «Слове о полку Игореве» говорится о Баяне — велесовом внуке. Возможно, имя Баян было связано с профессией жреческого сословия.
Кроме того, имелись волхвы-кощунники (отправители культа мертвых). Может быть, отсюда происходит и такой персонаж былинного эпоса, как Кощей Бессмертный. Всем известно и выражение «не кощунствуй!».
Были на Руси и волхвы-целители, волхвы-шепники (отсюда происходят слова: волшебник, бабка-шептунья), а также волхвы-ведуны (от глагола — «ведати» — «знать»). Они были искушены в диспутах на философские и религиозные темы. Были также волхвы-хранильники, которые охраняли от неприятностей и злых мыслей. Эти были искушены в изготовлении оберегов и амулетов. Были также волхвы-ворожители — знатоки любовной магии. К ним обращались, когда необходимо было успешно зачать и родить ребенка.
Сходством жреческих «каст» этрусков и русских дело, конечно, не ограничивается. Был у этрусков и такой бог Велханс — бог подземного огня. Отсюда происходит имя римского бога Вулкан. Однако имя Велханс по своему произношению похоже и на имя русского бога Велеса, а также на слово «волхв». Скорее всего, в этрусской мифологии Велханс был связан с волком, известным персонажем русских сказок… Конечно, этруски наверняка рассказывали про волка свои сказки.
Бог Аплу у этрусков отожествлялся с Аполлоном. Он был типичным богом плодородия, хранителем стад и посевов. В самом имени Аплу звучит нам хорошо известный мотив как, кстати, и в имени Аполлон — Отсюда происходят и словаСезонный бог как бы «закапывал» свою мужскую силу до следующей весны. Ну, а отсюда совсем недалеко и до имени «нашего» бога Купалы. Действительно, Купала бог сезонный. Он терял «потенцию» после того, как в день летнего солнцестояния «накувыркался» всласть. Он словно бы «закапывал» свой детородный орган до следующей весны. Мотив ритуального «оскопления» был широко распространен в древнем мире. С другой стороны, половой орган мужчины считался воплощением самостоятельной производящей силы, так сказать, отдельно от его владельца. Вспомним Диониса, символом которого был фаллос. А также вспомним мотив о мертвом (заснувшем) Осирисе. Исида зачала от брата, разбудив его мужскую силу при помощи магии. По другой версии мифа, Исида собрала части тела Осириса, разбросанные по всему Египту, и похоронила их. Единственно, что она оставила у себя — это фаллос, при помощи которого она зачала и родила впоследствии сына Гора.
Итак, Купала после бурной ночи в его честь терял свою оплодотворяющую функцию и мерно засыпал до следующего возрождения. Можно сказать, что он сгорал в пылу своей страсти, весь без остатка, но словно птица Феникс вновь возрождался из небытия, молодой и сильный, готовый к любовным подвигам.
В мифологии этрусков Дионису и Вакху соответствовало божество с многозначительным именем Фуфлунс. Кто его знает, уж не связано ли русское слово «фуфло», очевидно изначально обозначающее неспособность к мужскому поведению, с именем этрусского бога?
Итак, этрусская мифология дарит нам весьма богатую пищу для размышлений об общности судеб итальянского и русского народов.
Глава 13. ЧУДЕСНЫЕ ПРЕВРАЩЕНИЯ
В этой главе читатель найдет рассказ о том, как в старину купали с тягла стариков; о Трита Водяном, Тритоне и Третьяке; а также о том, что сильная роса — к урожаю огурцов. Эта глава содержит рассказ о нечастной любви, в ней также идет речь о двуликом Янусе; подземных делах Ямы; о сказочном преображении; о семи подземных королях; о восьмиголовой змее-пьянице; о братской вражде; об одной темной истории; о богине плодородия Иштар; и об одной очень старой истории.
На Руси, по свидетельству В.И. Даля, был такой обычай — купать стариков (купать с тягла) для общей потехи, не раздевая, в одежде. После этого стариков освобождают от работ, так сказать «отправляют на заслуженный отдых».
Да и сегодня кое-где можно услышать шутливое выражение: «купнем Петровича» — отправим на пенсию.
Скорее всего, этот обычай восходит ко временам весьма давним, когда стариков бросали в воду — выплывит или не выплывит своими силами. Не берусь судить о тамошних нравах, но и в недавнем прошлом на островах Океании сохранялся обычай — загоняли стариков на дерево, а затем трясли его — упадет или не упадет. Если падал, то жить старику оставалось недолго. Быть может, с такой, прямо скажем, чудовищной практикой было связано поверье, что старик теряет свою мужскую силу — становится импотентом… И стариков отправляли на тот свет, дабы он вновь смог родиться в этом лучшем из миров.
В Смоленской губернии называли огонь в поле, а — костер. На Купалу действительно купались и купали стариков, даже если они этого не желали. На Купалу разводили костер и зажигали огни в поле.
Таким образом, вода в этот день как бы сходилась с огнем. Можно отожествить воду с сестрой, а брата — с огнем… В сказке о сестрице Аленушке ее злая мачеха толкает в омут с камнем на шее — приносит в жертву весенней воде, а братца Иванушку в облике жертвенного животного — ягненочка злая мачеха требует принести в жертву «огню». Подобные сказочные сюжеты восходят ко временам весьма древним, когда в ходу была практика человеческих жертвоприношений.
Многие мифы разных народов повествуют нам о практике отдания в жены морскому царю красавицы. Подобные мотивы представлены в новгородской легенде о Садко и в песне о Степане Разине, который «кидает княжну в набежавшую волну».
Иногда морской царь выглядит как настоящий дракон — чудище морское. Он не берет в жены красавицу, а съедает ее — греческий миф о Персее и Андромеде. Но всегда находится лучезарный герой, который освобождает царицу и убивает морское чудище.
По всей видимости, на Руси, как и в других местах, имелся персонаж аналогичный греческому Посейдону или Нептуну. Ему в день «открытия вод» приносили человеческие жертвы. Дабы он не топил рыбаков, не утаскивал купальщиков. После того, как жертва сотворена (или ее замена в виде куклы Купалы и Мары), разрешалось купаться в речках и озерах. День 23 июня в поздние времена назывался днем св. Агрипины или Аграфены купальницы. Это было официальным открытием купального сезона.
Очевидно, на Руси был и свой водяной царь. Образ его трансформировался в водяного — хранителя водоемов. В сказках его имя звучит как Иван Водович или Иван Третий, Третьяк. Такое имя не случайно, Третьяк является хозяином третьего мира (небесный, земной, водный или подземный). Стихия воды ассоциировалась у наших предков с миром мертвых. Отсюда свиту водяного составляют русалки, кикиморы и прочая нежить.
Однако Третьяк после того, как Иван-царевич оказывает ему услугу, соглашается помогать ему. С его помощью Иван-царевич спускается в нижний мир и добывает там неисчислимые богатства: злато-серебро, а также живую воду. При помощи живой воды он преодолевает смерть и возвращает к жизни свою невесту.
Само слово Третьяк родственно греческому Тритону — хозяину потока, а также древнеиндийскому Trita Aptya — «Трита Водяной». Имя Trita, вероятно, обозначает — третий подземный мир, третьего брата; оно восходит к индоевропейскому корню «трит». Не исключено, что древнерусский Третьяк имел три головы…
Вот, оказывается, кого сразил храбрый Егорий в образе дракона, когда решил напоить коня — трехголового царя подземного мира…
Перед нами оживают древние образы из сказаний и легенд, когда мы прикасаемся к наследию народному. Вода в мифах и сказках мыслится не просто как вода, а как символ женского начала. Огонь и вода порождают жизнь.
В древней иудейской легенде сотворение мира представлено в виде птицы, символизирующей воду, которая высиживает яйцо… Таким образом, метафора поднятия земли со дня первичного океана наполняется иным смыслом. Земля выглядит как чудесное большое яйцо, вышедшее из первозданных вод космоса. Брачный союз неба, как мужского начала, и земли или воды, как женского, широко распространен и в индоевропейской мифологии.
Плодоносящее «мужское» семя, проливающееся на землю в виде дождя, заставляет землю рожать. Эта метафора характерна и для хананейско-финикийского бога Балу (Баал-Хаддада), и для древнерусского Перуна…
Ритуальное омовение, таким образом, символизирует акт возрождения природы, а на уровне человека является вторым рождением. Недаром купель установлена во многих храмах и молельных, принадлежащих самым разным конфессиям. Несомненно, — была и в языческих капищах. Существует даже некое созвучие в произнесении слов Что, конечно, как вы уже догадались, родственно имени Ивана Купалы. Быть может, в древних кумирнях, посвященных богу воды как воплощению живородящего начала, были установлены статуи Купалы? Быть может… Да и сама купель, понимаемая как купальный священный водоем, посвящалась богу. Наверное, купаясь в таких священных водоемах, люди верили, что это поможет им родить много детей…
О связи Купалы с деторождением косвенно свидетельствуют пословицы и поговорки, а также народные приметы: «Сильная роса на Ивана, к урожаю огурцов».
В русской легенде об Иване да Марье рассказывается о том, как в далекой сторонушке встретил парень девицу. Полюбилась она ему. Дело молодое, сыграли свадьбу. Прошел месяц женитьбы, и тут Марья говорит мужу, что приснились ей ее родители, не иначе как надо съездить навестить родную матушку с родным батюшкой. Слово за слово, тут и выяснилось, что Марья да Иван из одной сторонки происходят, из одной деревеньки и из одной семьи, что родители у них общие. «Что же мы наделали», — воскликнул Иван, — не будет нам прощения ни от родителей, ни от людей, ни от Бога!
Наутро они ухали из города, а куда — бог весть…
Эта легенда представляет, несомненно, более поздний вариант мифа. В иных, более ранних вариантах сестра склоняет брата к замужеству. Брат же противится и убивает сестру. Затем раскаивается в содеянном, мучается и убивает сам себя, бросаясь в пучину реки с высокого откоса.
Как видим, перед нами типичная история «несчастной» любви, чем-то похожая на «Ромео и Джульетту» Шекспира. С той лишь разницей, что у Шекспира вражда между двумя семейными кланами делает из молодых отверженных.
В балтийской мифологии, в ее более древней части присутствуют брат и сестра — дети солнечного божества. Они соответствуют русским Ивану да Марье. Затем брат «раздваивается»… и в более поздних мифах и легендах фигурируют уже два брата. Так в латышской народной поэзии присутствует сюжет о том, как два брата-близнеца, дети Диеваса влюбляются в свою сестру — Saules meita — «дочь солнца» (имя созвучно русскому слову Они катают свою сестру по очереди на яблоневой лодке по небу, зажигают на море два огня и едут к ее дому на двух конях.
Таким образом, два коня становятся символом двух братьев-близнецов, соперничающих из-за сестры. Этот мотив встречается во всей индоевропейской мифологии, в частности в изображении двух коньков на крышах изб.
В латышской мифологии два брата-близнеца фигурируют как божество удачного урожая Юмис. Слово «юмис» также означает «двойчатку» — сросшиеся колосья пшеницы, плоды картофеля, яблоки, орехи…
У Юмиса есть жена — «зерновая матушка» или «житная баба» Юмала (очевидно отсюда и происходит название города Юрмала). У этой странной пары есть дитя — Юмалень.
Очевидно, в римской мифологии божественным братьям-близнецам Юмисам соответствует божество Янус. Янус в песне салиев представлен как демиург, создатель мира, вращающий его ось. В римских мистериях он именовался как «царь священнодействий», первый среди жрецов. Обычно Януса изображали с двумя ликами, смотрящими в разные стороны. Отсюда выражение — двуликий Янус. В Риме Янусу была посвящена двойная арка, одни ворота которой открывались во время мира; когда объявлялась война, эти ворота закрывались и открывались другие — «врата войны». Вообще Янус древнейшее божество входов и выходов, его изображали с множеством ключей или пальцев (365), что соответствовало числу дней в году. При обращении к богам имя Януса упоминалось первым. Очевидно, он отворял двери в небеса и затворял их, а также двери в преисподнюю… Быть может, жреческая практика первым упоминать во время богослужения имя бога Януса вошла и в современную лексику. Мы, прежде чем назвать свое имя, говорим или слышим от других слово «имя». Очевидно, прежде это самое слово означало имя первого божества, прародителя людей: Имир, Юмис, Йимак, Яма и т. д.
Древнеиндийская мифология также предоставляет нам большой простор для аналогий подобного рода. Индоарии почитали владыку царства мертвых Яму. Он является сыном солярного божества Вивасвата. «Ригведа» содержит диалог близнецов — брата Ямы и его сестры Ями, в которой сестра склоняет брата к инцесту, чтобы иметь потомство. Однако Яма отказывается. Может быть, именно поэтому он становится первым человеком, который умер. До этого на Земле обитали бессмертные боги. Он по праву своего первенства становится царем мертвых — «собирателей людей». С тех пор Яма в своем подземном мире готовит «места упокоения» для усопших. Яма, согласно мифу, добивался в борьбе с врагами бессмертия, и, похоже, получил его с условием «пожизненного» пребывания в царстве смерти. Теперь Яма в своем подземном убежище дарует людям забвение от бед и хлопот мира, к которому они успевают привыкнуть за недолгую свою жизнь. Дабы никто не мог проникнуть в обитель мертвых раньше срока, вход в подземелье стерегут два четырехглазых пса. Эти псы по ночам бродят в мире людей, высматривая себе добычу.
Яма восседает на царственном троне в красном платье посреди великолепного дворца в подземном городе Ямапуре, когда к нему ведут очередного умершего. Яма выслушивает доклад о всех благих и злых делах на земле, и после этого принимает решение о дальнейшей судьбе души. Он повелевает поселить ее либо в раю предков, вместе со своими благими прародителями, либо отправить в одну из адских обителей, где душа будет мучиться и страдать, пока не искупит свои деяния, либо возродится на земле в иной телесной оболочке, в зависимости от своей кармы.
У Ямы есть помощники — боги: Кала (время), Антака (умертвляющий) и Мритью (смерть). Имена этих богов могут быть понятны русскому человеку и без перевода.
У Ямы, помимо сестры Ями, домогательство которой он отверг, имеется родной брат Ману. Ману является «царем людей». По всей видимости, он не был столь категоричен в отношении инцеста (греха кровосмешения), и на свет появилось поколение людей, чьими потомками и являемся мы с вами.
Сходный сюжет мы найдем в древнегреческой легенде о Диоскурах — сыновьях Зевса. Имя бога-громовержца Зевса фонетически похоже на имя бога сияющего неба Диевса (русское — Диво-дивное).
Братья-близнецы не равны по своему статусу. Один из них — Полидевк — считался бессмертным, другой — Кастор — смертным. Это роднит этот греческий миф с индийским. Близнецы вернули свою сестру Елену, похищенную Тесеем, на родину. Сходный сюжет имеется и в легендах других народов.
Вообще количество близнецов мужского пола может утраиваться. Так, в индийской мифологии действуют два брата-близнеца Ашвины. Один — сын ночи, другой — сын рассвета. Оба они показаны как «обладающие конями», они же соперничают из-за обладания своей сестрой — «дочерью солнца». Этот мотив роднит их с близнецами из балтийской мифологии Юмисами.
Согласно иному мифу, Ашвины увидели выходящую из воды красавицу Суканья. Они предложили ей выбрать кого-нибудь из них двоих в мужья. Но Суканья отказалась, так как у нее был муж — дряхлый отшельник Чьявана, уже неспособный к любовным забавам. Тогда братья чудесным образом омолодили Чьявану, искупав его в воде священного озера. Они вместе с ним вышли из воды в виде прекрасных юношей, неотличимых друг от друга. Но Суканья все-таки сумела «сделать правильный выбор». Чьявана сделал ей тайный знак, и она выбрала именно его.
Лично мне в этом сюжете видится параллель с «нашим» Иваном Купала, когда неспособный к продолжению рода старик вдруг удивительным образом после погружения в воды священного озера омолаживается, обретает юношескую стать, потенцию и выходит из него преображенным. Сходный мотив мы видим и в сказке П.П. Ершова «Конек-горбунок», когда неказистый Иван — крестьянский сын превращается после купания в кипящем котле, в молоке и в студеной воде, в Ивана-царевича.
В других сказках мы видим, что уже три брата отправляются на поиски украденной сестры и невесты.
Количество братьев может достигать пяти, семи, девяти, двенадцати. Так, в русской сказке о двенадцати братьях Елена Премудрая пытается определить истинного брата от его, так сказать, эманаций (копий). Она выстригает у спящего юноши клок волос. Однако поутру тот требует от своих братьев, чтобы они точно так же остригли волосы. Елена Премудрая преподносит братьям одиннадцать серебряных чарок водки и одну золотую, в надежде, что золотую возьмет из ее рук Иван-царевич. Братья же все бросаются к золотой чарке и устраивают общую свалку…
В Ригведе есть знаменитая загадка о двух птицах, льнувших к одному и тому же сладкому плоду. Но одна из них ест сладкий плод, а другая смотрит. Многие считают, что здесь идет речь о солнце и луне, о небесной свадьбе. Однако, помимо этого значения загадка, по всей видимости, несет информацию и о древнем культе близнецов.
У Волкова в его «Семи подземных королях» действуют семь царей, которые договорились по очереди спать и править миром. Когда шесть спят в тайном подземелье — один правит. Королей усыпляют при помощи особого снотворного сока растений. Этот мотив Волков взял из мифов народов, проживающих в Западной Африке. Этот миф вполне могли принести в Африку переселенцы с севера, носители индоевропейской культуры.
Бодрствующий король и его спящие товарищи, в общем-то, схожи с братьями-близнецами, живущими по очереди со своей сестрой. Такой мотив встречается, в частности, и в русских сказках. На этот мотив А.С. Пушкин написал свою «Сказку о мертвой царевне и о семи богатырях».
Количество братьев-близнецов возрастает до тридцати, как в хеттском мифе. Зато возрастает ровно на столько же и количество сестер-близнецов. Братья, возвратившиеся в родные места, женятся на своих сестрах, не узнав их. И лишь один брат — тридцатый — отказался жениться на своей «тридцатой» сестре, так как боги прояснили его разум, и он узрел, что перед ним не жена, а сестра его. В какой-то степени модификацией этого сюжета можно считать индийский миф о Кришне — боге-пастушке, который, дабы пребывать вместе со своими возлюбленными пастушками, «растиражировал» себя до 15 000 «копий»… У Кришны был и родной брат Баларама, который не обладал такой удивительной способностью к «тиражированию». Зато Баларама считался инкарнацией тысячеголового змея Шеши, на котором возлежит бог Вишну.
В конце концов, мы можем предполагать, что удивительная способность героя мифов к бесконечному воспроизведению своего облика явилась основой для возникновения сюжета о многоглавом божественном предке. Так, по свидетельству специалистов, у древних славян имелись многоголовые идолы, которым они поклонялись, например Триглав. Количество голов божества могло достигать семи и девяти, как в польской мифологии. «Многоголовье» часто встречается и в древней индейской мифологии. Можно вспомнить четырехголового Брахму — творца мира и знаменитую триаду богов Тримурти: Брахму, Вишну и Шиву. Эти три главных бога индуизма мыслились в неразрывном единстве и олицетворяли собой создание, сохранение и разрушение мира. В храме Кайласанатха в Эллоре сохранилось трехголовое изображение божественной триады, относящееся к VIII веку.
Известны и другие божества индуизма, например, тысячеголовый и тысячерукий Вирабхадра, исторгнувший из своего рта разрушителя мира Шиву.
Можно предположить, что наши индоевропейские предки верили в многоголовых, многоруких, а также и многоногих богов. Им приносили жертвы. Очевидно^ из этой практики сложились мифы и сказания о драконах, которым на съедение отдают детей и молодежь. Возможно, и трехголовый дракон из русских сказок является двойником-дубликатом индусского Тримурти. Древнерусское божество Триглав могло являться праобразом такого дракона.
Мифы о многоглавых драконах существуют не только у индоевропейцев. Одна из древнейших японских легенд рассказывает о восьмиголовом и восьмихвостом змее Яматано Ороти. Весьма любопытно, что имя змея весьма схоже с именем Ямы — властителя царства мертвых у индусов, а также с иными подобными именами, такими как, например, иранский Йима… Культурный герой Сусаноо встречает первых людей — мужа и жену. Те в ужасе рассказывают ему страшную «сказку» о том, как ужасная восьмиголовая змея, выползла из-под земли и съела их семь дочерей. Герой Сусаноо обещает наказать змея-людоеда, но за это он требует у родителей, чтобы они отдали ему в жены единственную оставшуюся у них восьмую дочь. Перволюди соглашаются. Тогда ловкий Сусаноо ставит восемь котлов с рисовой водкой сакэ и приглашает змея на «дегустацию». Змей одновременно засунул свои головы в восемь котлов, чем не преминул воспользоваться герой. Он отрубил все восемь голов чудовища. Змей, лишенный голов, рухнул замертво. Надо полагать, хоть об этом японская легенда и не рассказывает, что от брака с восьмой дочкой перволюдей и пошло плодиться человечество.
Отношения между братьями-близнецами не всегда складываются удачно. Братья ссорятся и даже убивают друг друга. Можно вспомнить в этой связи библейский миф о Каине и Авеле. Да и что говорить о братьях — головы дракона также ссорятся друг с другом и кусают одна другую, не поделив предназначенную им жертву. В русских сказках каждая драконья голова имеет свою жену, что указывает на то, что дракон изначально вовсе не был существом единым.
Три брата в скифской и иранской мифологии, олицетворяли собой три сословия — воина, пахаря и жреца. Этот сюжет, очевидно, перекочевал и в русскую мифологию. Отношения между сословиями не всегда складывались хорошо. Это отражено в былине «Иван Муромец и Соловей-разбойник». Алеша Попович в сердцах назвал Илью Муромца, пришедшего на княжеский пир, «деревенщиной лесной немытою» и метнул в него булатный нож. «
В иранском обществе конфликт между оседлыми земледельцами и скотоводами и кочевниками достиг такой остроты, что потребовалась религиозная реформа Заратуштры, разделившая весь божественный пантеон на своих и чужих богов. Дэвы стали воплощением зла, хотя вели они свой славный род от божества солнечного неба, сохранившего имя Дьяус в балтийской мифологии… Между тем и кочевники, и земледельцы являлись представителями единого народа — ариями.
Этот религиозно-сословный конфликт не обошел стороной и индоариев. Асуры, некогда бывшие богами, с течением времени стали именоваться не иначе как демонами. А вот девы у индусов получили божественный статус.
У иранцев все наоборот — благим ахурам (отсюда имя верховного бога Ахурамазда) противостоят злые дэвы.
Между тем Сурья у тех же индусов бог солнца. Логично предположить, что слово асуры образовано с помощью этого имени. Слово асуры трактуют как «не боги». Частица «а» — отрицательная.
Эта история о том, как поссорились люди и заставили поссориться и богов.
Что делить солнечным богам и богам сияющего неба?
Русские слова (красный), указывают, что и для наших предков Сурья — бог солнца являлся божеством. А такие слова как «Див», «Диво-Дивное» обозначали сияющее небо. Родственно Диву и имя древнегреческого бога-громовержца Зевса. Очевидно, оно связано с русским словом Зев —а также
Мотив братьев-соперников часто встречается в русских сказках. Отправившись вместе на поиски прекрасной царевны, братья ссорятся, и, замыслив недоброе, два брата убивают третьего. Они убивают брата и кидают его тело в глубокий колодец. По другой версии, расчленяют его тело и разбрасывают но полю. В таком неожиданном сюжетном повороте, напоминающим злодейский триллер, лично мне видится метафора древнего обряда жертвоприношения. К тому же такой сюжет параллелен египетскому мифу об Осирисе и Исиде.
Вспомним, родной брат Осириса Сет мало того что убил его, хитростью заставив влезть в красивый ящик (гроб), он еще расчленил, по одной из версий мифа, тело Осириса на четырнадцать частей и разбросал их по всему Египту. Очевидно, такой акт злодеяния носил явно ритуальный характер. Осирис был принесен в жертву богам. Мы можем вспомнить в связи с этим древнеиндийский миф о том, как боги принесли в жертву первочеловека Пурушу. Они расчленили его тело, и из отдельных его частей сотворили космос, землю и светила. Подобно этому в древнем мире, когда проводили жертвоприношения, то расчленяли жертвенное животное, соотнося его разные части тела с разными космическими объектами. Например, сохранились свидетельства о проведении жертвоприношений арийскими брахманами. Жрецу вменялось в обязанности соотнести глаз приносимого в жертву коня с солнцем. Можно предполагать, что, встречая в сказках и мифах разных народов мотив о расчленении мертвого тела, мы соприкасаемся с неким ритуальным возвращением мертвого тела космосу, из элементов которого оно и было сделано когда-то. Разбрасывание частей трупа по полю — очевидно, пережиток аграрной магии.
Возвращает Ивана-царевича из небытия его сестра, которая собирает части мертвого тела брата в одно место, добывает мертвую воду и, обрызгав их, заставляет срастись воедино. Затем она добывает живую воду и оживляет брата.
Примерно то же самое делает с братом Осирисом и его божественная сестра Исида. Она собирает по всему Египту части мертвого тела, бальзамирует его и зачинает от мертвого тела сына Гора. Сам же Осирис после этой магической процедуры обретает способность ежегодно оживать. В нем всегда дремлет скрытая сила, которая то пробуждается к жизни, то затухает. О его пробуждении свидетельствовали проросшие зерна, положенные на его изображение, а также древо, которое прорастало сквозь его гроб. Это древо и является символом, метафорой фаллоса… Об Осирисе и Исидс говорится, что они полюбили друг друга, когда находились в чреве матери.
Весьма интересно, что культ Исиды получил широкое распространение в древнем мире. Очевидно, что жрецы храма Исиды во всем подражали ее брату и мужу Осирису. Они оскопляли себя ради того, чтобы богиня чудесным образом вернула утраченную способность к деторождению. Об этом, в частности, пишет Валерий Брюсов в своем произведении «Жрец Исиды». Да и произведение А.С. Пушкина «Египетские ночи» рисует нам сцену полную драматизма, когда царица Клеопатра, очевидно подражая богине Исиде, предлагает своим любовникам провести с ней «царскую» ночь, а поутру лишиться жизни. Как ни странно, такие находятся…
Эта идеи в общем-то не нова. В древнем мире был распространен культ великой матери. Вот и Аттис — любимый жрец матери богов Кибелы, хранитель ее храма, увлекшись нимфой, позабыл о своих обязанностях и обете безбрачия. В отмеску жестокая Кибела наслала на Аттиса безумие, и он оскопил себя. Да и Зевс не остался к этому безобразию равнодушным. Он наслал на Аттиса кабана, который и убил его. Из крови Аттиса вырастают весенние цветы, как символ неразделенной любви… Да, боги могут расправиться с неугодным. По существу, сам Аттис является жертвой, принесенной богам.
Похожий миф бытовал в свое время в ассирийской мифологии. Судя по всему, этот миф датируют впервые III тыс. до н. э. В мифе говорится о богине плотской любви Иштар.
Несколько отвлекаясь от темы, скажу, что имя это совсем не чуждое уху русского человека. Его можно трактовать как Истар — Старая мать. Раньше мать-родоначальница всемерно почиталась, никто не желал в ней видеть «старуху». Ее благосклонности добивались многие. При этом на молоденьких даже и не смотрели…
Итак, в одном из ассирийских мифов богиня плотской любви Иштар решила навестить родную сестру Эрешкигаль, которая являлась царицей в мире мертвых…
Мы видим здесь, как меняется трактовка мифа, главным действующим персонажем оказывается не мужчина, а женщина. К тому же она имеет не брата, а сестру, и не просто сестру, а царицу в мире мертвых.
Иштар спустилась в преисподнюю и тут же потеряла все свои производительные силы. Говоря современным языком — «она обесточилась». Родная сестра обошлась с Иштар круто. Она заточила ее в подземном дворце. Но что тут началось на Земле! На земле пропало желание плотской любви:
Понятное дело, что так долго продолжаться не могло. Лишившись всякого желания, люди, звери, насекомые не желали продолжать свой род. Пришлось богам вызволять богиню из подземного плена ее собственной сестры. Но богиня смерти тоже упорная. Она не хочет отпускать сестрицу без выкупа. Иштар отдает ей в качестве выкупа собственного любовника Таммуза — бога весеннего возрождения природы. Его обычно в Ассирии изображали в виде пастуха со свирелью в руках.
Таммуз, узнав об участи, которая его ждет, бежит в чужие края и желает избегнуть такой судьбы. Он превращается то в газель, то в ящерицу. Но все тщетно. Посланцы Иштар настигают его и водворяют в мрачное жилище королевы смерти Эрешкигаль.
И тут проявляет себя с неожиданной стороны сестра Таммуза, богиня виноградной лозы Гештиманна. Она настолько преисполнена любви к своему брату, что готова сойти под мрачные своды смерти вместо него. Но Иштар рассуждает иначе. Она решает дело с завидным практицизмом: полгода в царстве мрака будет ее полюбовник, а остальные полгода он будет вместе с ней. Вместо него на полгода в царство смерти будет спускаться его сестра. Сей миф заканчивается радостной песнью участников действа. Все довольны. Но думается, быть довольными некоторым участникам этого действа представляется больше поводов, чем остальным.
Здесь мы видим все тот же сюжет, хотя и в несколько иной трактовке. Брат покидает сестру, а жена мужа. Брат встречается с сестрой лишь на краткий миг, когда кто-то один поднимается из царства смерти, а другой в него направляется. Богиня плодородия получает своего любовника лишь на полгода, а остальное время довольствуется вынужденным воздержанием…
Однако в этой истории есть одно но. Согласно мифу, одновременно с Таммузом руки и сердца Иштар добивался бог-земледелец Энкимд. Очевидно, именно он и будет ублажать Иштар во время отсутствия Туммаза. Конечно, об этом прямо не говорится…
Мы видим в зеркале этого мифа, имеющего пятитысячелетнюю историю, как зреет конфликт между пастухами и земледельцами. Даже богиня плотской любви не знает, кому отдать предпочтение, и принимает поистине соломоново решение — полгода один, полгода — другой.
Глава 14. СТРАШНЫЕ СКАЗКИ
В этой главе читатель найдет рассказ о том странном месте, где живет царь-девица и что общего у нее с богиней плодородия. Читатель узнает, почему Царь-девицу называют наполовину змеей, а наполовину девкой. В этой главе также содержится рассказ о жутких помыслах сестры против родного брата; об «уроках» Добрыни; о змее-искусителе, о сердце богатырском; о жар-свет цветке; о том, что слышит тот, кто стремится сорвать папоротников цвет. Здесь говорится также о том, когда «цветет» клад и как его «поймать»; о том, как мужик лапоть черту продал; о том, кто шкатулка, а кто ключик, а также о чудесных свойствах кладбищенской крапивы.
Вполне сравнима, на мои взгляд, с ассирийской богиней смерти Эрешкпгаль всем известная Баба-яга — неизменный персонаж русских сказок… Баба-яга живет в избушке на курьих ножках — явное указание на заупокойный культ. Такие «избушки» для покойников в свое время можно было встретить на Севере Руси.
Баба-яга пожирает детей, что указывает на культ жертвоприношений богине смерти, существовавший в далекие языческие времена. Само слово «ягья» на санскрите означает огненное жертвоприношение…А имя Баба-яга может быть осмысленно вполне по-русски как Баба-огья (Баба-огонь). Наши пращуры верили, что, сжигая тело покойника на погребальном костре, они отправляют его душу в царство мертвых; ее берет под свое «попечение» богиня смерти. Может быть отсюда возник мотив о том, что Баба-яга жарит в печи детей и взрослых.
Да и весь «антураж» жилища Бабы-яги выдержан в соответствующем стиле: «забор вокруг избы из человеческих костей, на заборе черепа, вместо засова — человеческая нога, вместо запоров — руки, вместо замка — рот с острыми зубами». В печи зловредная старушенция пытается изжарить похищенных ею детей…
Как мы узнаем из русских сказок, родственницей Бабы-яги является Царь-девица. Этот персонаж, несмотря на свои родственные отношения с «богиней смерти», является полной противоположностью Бабе-яге. Царь-девица дородна и величава. В сказках ее именуют богатыршей, великаншей. С такой не поспоришь: «Ударила она одного брата Ивана-царевича щелчком и ушибла до смерти».
Иногда Царь-девица предстает в змеином обличии — «наполовину змея, наполовину — девка». Живет Царьдевица в непреступном терему, на высокой горе посреди острова посередине океана.
Царь-девпца ведет жизнь высокородной элиты общества — она то гуляет по саду, то тешится с богатырями — силой мерится, то спит своим богатырским сном. Причем спит по 12 дней кряду. В это время охвачены сном все ее слуги и дворовые девки. В образе Царь-девицы угадывается иной образ — «Спящей царевны». В сказках Царь-девицу так и называют Усоньшей-богатыршей (от слова «сон»). Самая примечательная особенность Царь-девицы, что у нее подмышками растут дерева с молодильными яблоками, а с рук и ног «точится целющая живая вода». Вот за этими «молодильными яблоками» и «живой водой» отправляется в поход Иван-царевич.
Образ Царь-девицы предельно ясен — это богиня плодородия… В ассирийском мифе она выведена под именем Иштар. Как явствует из русской народной сказки, путешествие к Царь-девице совершал и дед Ивана-царевича, и его отец… потому и детки у них народились.
Конь Ивана-царевича, однако, учит Ивана: «Ты когда войдешь в третью комнату, увидишь гам на высокой перине нагую богатыршу-атаманшу спящей. Ты яблочки молодильные у нее с тела возьми, водички живой кушаком зачерпни, а саму не трогай смотри… а на нее не гляди, если на нее глянешь — пропадешь — проснется она и слуги ее, захватят тебя, не сносить тебе своей буйной головушки».
Однако вошел Иван-царевич в покои Царь-девицы, яблоки с ее тела богатырского сорвал, живой воды кушаком зачерпнул, да и не утерпел — на нее саму посмотрел. Взыграло тогда молодецкое сердце от такой красы неописуемой. Раззадорился Иван-царевич, взыграло его сердце ретивое, поцеловал он Царь-девицу в сахарные уста и смял ее девичью красу… Проснулась тут Царь-девица — еле ноги унес царский сын. Родились у Царь-девицы два брата. Не по дням, а по часам росли. Прошел лишь год, и поехала Царь-девица с сыновьями-богатырями искать своего мужа-полюбовника, и нашла-таки Ивана-царевича, и женился он на ней. И царем стал в царстве ее волшебном…
То обстоятельство, что богатырша спит непробудным сном, когда к ней пробирается Иван-царевич, позволяет отожествить этот сюжет с зимним прозябанием природы, с первыми грозовыми раскатами и первым весенним дождем, после которого природа пробуждается; но тоже не сразу, не вдруг.
В сказке «Молодильные яблоки» речь идет о сезонном возрождении. Два сына, которые растут не по дням, а по часам, символизируют стремительное цветение, появление первой зелени. Таким образом, овладев молодильными яблоками и живой водой, Иван-царевич, помимо прочего, оплодотворяет богиню плодородия. Эта его производящая роль тождественна роли бога Перуна.
Интересно, что в сказке есть еще один удивительный персонаж — вокруг высокого терема Царь-девицы, три раза обернувшись, лежит ее дядька. Ему руки подавать нельзя, он, проснувшись, может невзначай сглотнуть Ивана-царевича вместе с конем. В этом «дядьке» Царь-девицы угадываются черты змея — Велеса. Весенний разгул природы может обернуться бедствиями — наводнениями и ураганами.
Змей-Велес стережет волшебный дворец — этим самым подчеркивается связь богини плодородия со смертью — миром мертвых. Да и само путешествие к дородной богине и обладание ею далеко не безопасно. Любовь и смерть порой идут рука об руку.
Родню Царь-девицы не назовешь благой — Баба-яга, змей, да и сама Царь-девица «наполовину змея, а наполовину девка». Связана прочными семейными узами великанша с миром мертвых — ничего здесь не попишешь.
К сказанному можно добавить, что в хеттской мифологии богиню плодородия называют Шавушкой — это имя как-то уж совсем звучит по-русски. Кроме того, у Шавушки есть два родных брата — бог солнца и бог-громовик. Таким образом, и здесь вся мифологема разыгрывается членами одной небесной семьи. Члены этой семьи оказываются еще и царями и царицами в мире мертвых.
Неуемный характер Царь-девицы народная фантазия придает и образу Марьи — родной сестры Ивановой. В более поздних трактовках мотив инцеста переосмысливается. Сестра уже не просто склоняет своего брата к плотскому греху, а старается погубить его. Так, в русской народной песне поется:
Мотив о том, что девица-чародейка напекла змей, сварила зелье и приготовила снадобье для родного брата указывает на внутреннюю связь сюжета этой песни с купальскими обрядами.
Здесь мы видим также мотив огня и всесожжения, характерный для купальских обрядов.
Еще более страшную историю рассказывает нам былина о богатыре Добрыне, который «учил» чародейку Марину, полюбовницу Змея Горыныча. Уже само имя чародейки Марина указывает на смысловую связь с Марой, куклой, которую сжигают во время купальских обрядов.
Вот что сказано в этой былине: