Подсказки пифии Сунд Эрик
– Мы просто немного согреемся. Но вы говорили, что собираетесь в Польсиркельн. Зачем?
– Поеду к Карлу, Вигго и другим, – не колеблясь ответила Аннет.
Она оторвала лоскуток кожи от пальца, покатала и сунула в рот.
Карл и Вигго? София поразмыслила.
– И Линнея?
Лицо Аннет немного изменилось. Она закрыла глаза и слабо улыбнулась уголком рта:
– Линнея дома.
– Дома? В Эдсвикене?
Аннет продолжала улыбаться, покусывая палец.
– Нет. – Улыбка расползлась по ее лицу. – Линнея дома у Господа.
София забеспокоилась, хотя слова Аннет можно было истолковать как угодно, учитывая ее состояние.
– Линнея у Господа? Что вы имеете в виду?
Аннет открыла глаза и широко улыбнулась. Взгляд оставался отсутствующим и в сочетании с улыбкой сделал ее лицо портретом состояния, хорошо знакомого Софии.
Психоз. Так выглядит человек, который перестал быть собой.
– Сначала мне надо в Польсиркельн… – пробор мотала Аннет. – К Карлу и Вигго, потом я тоже отправлюсь домой, к Господу и к Линнее. Все будет так хорошо… Вигго дал мне денег, так что Линнее больше не надо ходить к психологу. И она смогла отправиться домой, к Господу.
София попыталась собраться с мыслями. Несколько дней назад Анн-Бритт сообщила ей, что Аннет Лундстрём, снова получив право опеки над дочерью, прервала терапевтические сеансы, которые София проводила с девочкой.
– Вигго Дюрер дал вам деньги?
– Да… Какой он добрый, правда? – Аннет смотрела на Софию блестящими глазами. – Я получила деньги от Вигго и его юриста, много денег, а еще перед этим пришли деньги – наследство после Карла, и дом тоже принесет деньги… С деньгами я могу поехать в Польсиркельн и построить храм, где мы сможем подготовиться к предстоящему чуду.
Их прервал звонок. Звонил внутренний телефон. София извинилась и сняла трубку.
– Ее положили в больницу Катаринахюсет в Русенлунде, – доложила Анн-Бритт. – За ней приедут через пятнадцать минут.
“Я так и думала", – отметила про себя София, а вслух сказала:
– Спасибо.
Она положила трубку, пожалев, что не попросила Анн-Бритт подождать и не связываться с отделением психиатрии сразу. Катаринахюсет почти за углом, и километра нет, а София с удовольствием побеседовала бы с Аннет подольше.
Сейчас у нее оставалось всего пятнадцать минут, и надо было использовать их с максимальной пользой.
– Сигтуна и Дания, – произнесла Аннет в воздух – вероятно, она ушла в себя. – Любого члена Sihtunum всегда радушно примут в Польсиркельне. Это одно из главных правил.
– Вы сказали – Польсиркельн, Sihtunum и Дания? О каких главных правилах вы говорите?
Аннет Лундстрём улыбнулась, склонив голову и рассматривая сочащиеся кровью пальцы.
– Слова, которые были в начале всего, – ответила она. – Подсказки пифии.
Прошлое
- И ягоды выращу деткам, они будут их собирать.
- Я дам им смешные проделки, ведь детки любят играть.
- Устрою цветные лужайки, где бегают детки, резвы,
- И детки наполнятся летом, а ножки их полны весны[7].
Пария.
Она нашла это слово в энциклопедии и до сих пор помнила его значение.
Отверженный, презираемый человек.
Здесь вся семья Лундстрёмов – парии, никто в поселке не разговаривает с ними.
Эти игры другим не нравятся. И только из-за того, что другие не понимают их. Они не умеют петь псалмы Ламмета и никогда не слыхали о Словах, которые были в начале всего.
Почти год назад, когда ей только-только исполнилось двенадцать, ее обручили с Крлом – и это тоже в их глазах было отвратительно. Карлу скоро девятнадцать, он ее двоюродный брат.
Она любит Карла, и у них будет ребенок, плод любви, как только она станет достаточно взрослой.
Этого другие тоже не понимают.
А теперь все зашло так далеко, что приходится уезжать отсюда.
Какая удача, что Вигго, который работает аудитором на лесопилке в Вуоллериме, помог им все устроить и она уже осенью пойдет в школу в Сигтуне. Там друзья, люди, которые как они и которые все понимают.
Вигго сейчас здесь. Она слышит его тяжелые шаги, когда он входит в прихожую, и спускается встретить его. Ее отец и дядя приветствуют его приглушенными голосами.
Она знает: если бы не Вигго, они были бы никем.
Это он указал им путь, благодаря ему они понимают, как устроен мир. И именно он поможет им сейчас, когда остальные, все соседи до единого, обернулись против них.
У Вигго сосредоточенный вид. Увидев ее, он молча кивает. С собой у него большой бумажный пакет, и она знает: там подарки для нее. У него всегда с собой поразительные вещи, особенно когда он возвращается из поездки. Как теперь, когда он был на ферме в Дании все праздники, а за неделю до этого – даже в Советском Союзе. И при этом успел устроить все здесь, дома.
Он улыбается ей, и она уходит к себе.
Если они быстро закончат разговор, он поднимется к ней, отдаст подарки, а потом они продолжат подготовку к ее скорой свадьбе с Карлом.
Она хочет быть хорошей матерью своему ребенку и хорошей женой своему мужу, а значит, должна много упражняться.
Мыльный дворец
– Каждое утро я просыпаюсь и думаю, что все как всегда, – сказала Аннет Лундстрём. – Может, секунд пятнадцать. Потом вспоминаю, что Линнеи больше нет. Как бы я хотела растянуть те короткие секунды, когда кажется, что ничего не изменилось.
“Линнея умерла?” – подумала София.
Даже при психозе случаются короткие моменты возвращения в реальность. София поняла, что сейчас как раз такой момент, и, чтобы сохранить контакт, быстро задала новый вопрос:
– Что случилось, Аннет?
– Моя любимая дочь у Господа. Так было предопределено, – улыбнулась женщина.
София поняла, что тут она дальше пока не продвинется. Подробности придется узнавать у руководства Катаринахюсет. Поэтому она задала другой вопрос:
– В каких отношениях была Линнея с Вигго Дюрером?
От застывшей улыбки Аннет Софии стало не по себе.
– Отношения? Ах, не знаю… Линнее он нравился. Когда она была маленькая, они много играли.
– Она рассказывала мне, что Вигго Дюрер пытался изнасиловать ее.
Лицо Аннет помрачнело, она снова принялась покусывать пальцы.
– Невозможно, – упрямо сказала она. – Вигго такой чинный. Всегда застегнут на все пуговицы, пристойно одет. Для него очень важно было никого не рассердить.
– Никого не рассердить? В каком смысле?
Аннет глубоко вздохнула и опустила голову. Отсутствующий взгляд уперся в столешницу. Аннет тихо заговорила, и София сразу поняла, что она что-то цитирует.
– Перед домом теней пройдешь ты, смиренный духом и телом. Люди не поймут тебя и станут желать тебе дурного, злословить о тебе, а после заточат в темницу.
София догадалась, откуда эта цитата.
– “Подсказки пифии”? – спросила она, но Аннет не ответила. София искоса посмотрела на часы. Санитары из психиатрии будут здесь с минуты на минуту. София продолжила: – Вы упомянули дом теней. Карл тоже о нем говорил. Он описывал его как нечто вроде пристанища для таких, как он.
Молчание. Аннет нужны были вопросы, а не утверждения. Поэтому София спросила:
– Что такое дом теней?
Вопрос оказался правильным. Аннет подняла глаза.
– Дом теней есть земля изначальная, – сказала она, – где человек пребудет возле Господа. Это земля детей. Но она может принадлежать и взрослым, которые приняли жизнь людей из правремен. Мужчинам, женщинам и детям, что живут, взявшись за руки. В этом доме мы все дети.
София передернулась. Земля детей, созданная взрослыми для своих нужд.
Она начала подозревать, что психотическое поведение Аннет Лундстрём толкает ее к правде, которая тянет, пожалуй, даже на признание. Речи Аннет выглядели логичными для человека, знакомого с темой. Психоз заставил ее быть откровенной.
– Вы говорите о каком-то физическом месте или о психическом состоянии?
– Дом теней – там, где истинно верующие, где избранные чада человеческие. На священной земле, в прекрасной Ютландии и в полярных лесах.
София задумалась. Снова Дания и полярный круг.
– Вы бывали в этих местах?
– Много раз. – Аннет подозрительно посмотрела на Софию. – Это что, допрос? Вы ведь не из полиции?
София призналась себе, что действительно ведет себя как полицейский. Наверное, она слишком много общается с Жанетт.
– Нет, что вы. Я просто хочу знать побольше о… – она замялась, подыскивая верное слово, – о вашей реальности, – закончила она, но тут же пожалела о сказанном и попыталась улыбнуться. – Кто те, кого вы назвали истинно верующими? – продолжила она легким тоном, словно чтобы снизить значительность сказанного.
Это сработало – Аннет Лундстрём снова просияла.
– Карл и Вигго, – начала она. – И Пео, конечно. Они с Вигго занимались практической стороной. Следили, чтобы детям было хорошо, чтобы у детей было все, что они хотят. Покупали им одежду, игрушки. Заботились, чтобы все шло как надо. Коротко говоря, чтобы слова пифии стали явью.
– А какова была ваша роль? И роль детей?
– Я… мы, женщины, были не так уж важны. Но дети – дети входили в круг посвященных. Линнея, Мадлен и, разумеется, все приемные дети.
– Приемные дети?
Каждое произнесенное Аннет слово вызывало у Софии желание задать очередной вопрос. Аннет ответила легко, и София могла только заключить, что, когда Аннет говорит не раздумывая, она говорит правду.
– Да. Мы звали их приемными детьми Вигго. Он помогал им попасть в Швецию из ужасных условий за границей, и они жили на ферме, пока он искал им новые семьи. Иногда они оставались там всего несколько дней, а иногда – несколько месяцев. Мы воспитывали их по заветам пифии…
Аннет дернулась от звонка внутреннего телефона. София поняла, что приехали санитары из Катаринахюсет. Она попросила Анн-Бритт сказать гостям, чтобы подождали пару минут.
Последний вопрос.
– Кого еще держали на ферме? Вы дали понять, что женщин было несколько.
Улыбка Аннет ничего не выражала. Женщина казалась мертвой, пустой, полой, как дуплистое дерево.
– Все были из Сигтуны, – радостно сказала она. – Конечно, иные то появлялись, то исчезали. Еще – несколько мужчин. И их шведские дети.
Все из Сигтуны?
София поняла, что это надо рассказать Жанетт, и решила позвонить ей как можно скорее. Может, она сможет побольше узнать о прошлом семейства Лундстрём. А заодно и Вигго Дюрера.
– Аннет… – Пора было заканчивать. – Это из Катаринахюсет, за вами.
В дверь постучали.
Передача Аннет с рук на руки совершилась без драм, и пять минут спустя София уже сидела в своем кабинете одна, постукивая ручкой по краю стола.
Психоз, думала она. Психоз как сыворотка правды.
Чрезвычайно необычно, если не сказать – неправдоподобно.
София встала из-за стола, подошла к окну, отвела занавеску.
Слишком мало известно обо всем этом, думала она, глядя на оживленную улицу внизу.
Психоз – это галлюцинации, бред, паранойя.
А не правда.
Она только что узнала от санитаров из Русенлунда, что Линнея Лундстрём повесилась дома, пока Аннет смотрела телевизор в гостиной.
Линнея как будто только что ушла отсюда. София видела ее перед собой, сидящую на стуле по ту сторону стола. Юную девушку, которая хотела рассказывать, хотела чувствовать себя хорошо. Они далеко продвинулись в своих беседах, и София глубоко горевала о том, что произошло. И – вина. Если были какие-то тревожные знаки, говорившие о предрасположенности Линнеи к самоубийству, то София их просмотрела.
Она выглянула в окно. Двое санитаров вели Аннет к машине, припаркованной на другой стороне улицы. Тощая скорченная фигурка казалась такой слабой, что ветер и дождь могли бы унести ее.
Хрупкий серый силуэт улетает, как дым.
Жизнь, изорванная в лоскутья.
Улица Гласбруксгренд
Сидя за рулем и дожидаясь, когда Жанетт закончит разговор с Иво Андричем, Хуртиг достал телефон. Прежде чем Жанетт открыла дверцу машины, он успел написать короткое сообщение: “Увидимся сегодня вечером? Ты отправил картины?”
Он завел машину и опустил окошко, чтобы впустить немного свежего воздуха. Жанетт плюхнулась на пассажирское место и улыбнулась Хуртигу.
Хорошее настроение Андрича явно передалось ей – она дружелюбно похлопала Хуртига по ноге.
– Куда дальше? – спросил он.
– Дальше лучше всего поехать к Шарлотте Сильверберг и рассказать, что нам известно. Ее мужа убили, вероятнее всего, эти женщины, и она имеет право узнать все до того, как прочитает об этом в газетах.
Хуртиг проехал мимо ограждающей ленты, через открытые ворота и вывел машину на улицу.
– Остается только адвокат Дюрер, – заметил он. – С ним что делаем?
– С ним придется подождать. Он, кажется, куда-то пропал. Олунд ищет адрес.
Хуртиг хмыкнул и медленно повел машину по району частных домов. Оба в молчании ехали мимо Сёдра Энгбю и Бруммаплан. Когда проезжали Альвик, а справа от моста Транебергсбрун покачивались лодки, запищал телефон.
Хуртиг бросил взгляд на дисплей. “Да”, – гласил короткий ответ на сообщение, которое он недавно отправил. Хуртиг повернулся к Жанетт:
– Ты любишь яхты?
– Не особенно. Оке не любит воду – плавать не умеет. Так что вопрос о яхте у нас не стоял. А я сама из тех, кто предпочитает дачку в лесу.
– В смысле предпочитаешь надежность?
– Да, в этом роде. – Жанетт вздохнула. – Черт, какая я скучная.
Голые мачты парусников казались белыми штрихами в темноте под мостом. Там и сям подскакивали на волнах катера.
Может, все-таки куплю себе катерок, подумал Хуртиг.
Он видел, что мысли Жанетт где-то далеко – так же, как когда они сегодня ехали в Фагерстранд. Ему стало интересно, что делается у нее в голове.
– Биллинг и фон Квист, конечно, будут довольны, что дело раскрыто, – сказала наконец Жанетт. – А я – нет. Знаешь почему?
– Нет, я бы не сказал, что знаю. – Хуртига удивил ее вопрос.
– Я вовсе не фанат надежности. – Жанетт подчеркнула голосом каждое слово. – Если подумать… Все в этом деле слишком надежно, все так легко решается! Меня это грызло еще на кухне Эстлунд. Но тогда трудно было понять, что именно. Сначала мы нашли дома у убитой Регины Седер фотографию, на которой ее утонувший сын. Отчетливо видно, что у женщины, которая убила мальчика, не хватает безымянного пальца на правой руке, но лица этой женщины не видно. Дома у Ханны Эстлунд мы нашли целую подборку фотографий, аккуратно разложенных перед нашими глазами. На всех фотографиях – только жертвы. Но если нам хотели показать, что некто совершил ряд преступлений, почему было просто не показать, как это происходило? Как Ханна или Йессика красят квартиру Пео Сильверберга его кровью, да вообще что угодно?
Хуртиг не очень понял, что хотела сказать Жанетт.
– Но ведь Беатрис Седер указала, что на фотографии из бассейна – Ханна Эстлунд.
– Да-да. – У Жанетт был раздраженный голос. – Беатрис сказала, что на фотографии Ханна Эстлунд, потому что у нее не хватает безымянного пальца, но это и все. Почему Ханна скрыла свое лицо? И есть еще один неудобный момент. Зачем они убили своих собак таким отвратительным образом?
Очко в пользу Жанетт, подумал Хуртиг. Но он все еще колебался.
– Значит, по-твоему, это мог быть кто-то другой? Человек, который организовал все дело? С фотографиями и прочим?
Жанетт помотала головой.
– Не знаю… – Она серьезно взглянула на него. – Может, это кажется притянутым за уши, но я все-таки думаю, что нам стоит присмотреться к Мадлен Сильверберг. Я попросила Олунда проверить городские гостиницы. Так или иначе, у Мадлен была причина убить отца.
– Мадлен? – Хуртиг не поспевал за ее мыслью. – Рассчитываешь, что просто повезет?
– Может быть.
Пока они ехали по Эссингеледен и дальше, к Линдхагенсплан, Жанетт вынула телефон и попросила Олунда подготовить список постояльцев самых больших городских гостиниц, потом замолчала и, взяв ручку, сделала несколько пометок, после чего нажала “отбой”. Разговор занял меньше минуты.
– Олунд сказал, что у Дюрера в Стокгольме два объекта недвижимости. Квартира на Библиотексгатан и дом в Норра-Юргорден. Думаю, после разговора с Шарлоттой надо проверить оба адреса. – Она заглянула в бумажку. – Хундудден. Ты знаешь, где это?
Вечно эти яхты, подумал Хуртиг.
– Да, там небольшая верфь. Кажется, для избранных. Туда допускаются только члены КПО и Шведского королевского крейсерского клуба.
– КПО?
– Королевское парусное общество.
Они проехали мимо гостиницы “Шёфарт”, поднялись к Черхувсплан, свернули на Гласбруксгренд и нашли свободное место на парковке перед домом Сильвербергов.
В тот момент, когда они вылезали из машины, открылась дверь и из дома вышла Шарлотта Сильверберг с чемоданчиком в руке.
Хуртиг с Жанетт подошли к ней. Хуртиг подумал: как странно, она не выглядит удивленной. Как будто ждала их.
Весь облик Шарлотты прямо-таки сочился враждебностью.
– Уезжаете? – Жанетт показала на чемодан.
– Просто круиз по Аландским островам, ничего особенного, – пояснила Шарлотта с фальшивой улыбкой. – Мне надо уехать куда-нибудь, развеяться. Писательскии тур – немного вина и послушать, как какой-нибудь выдающийся автор рассказывает о своем творчестве. Будет интересно. Сегодня вечером это Бьёрн Ранелид. Один из моих любимых писателей.
По-прежнему заносчива и высокомерна, подумал Хуртиг. Даже гибель мужа ее не изменила. Вот как устроены подобные люди?
– Мы насчет Пера-Улы, – сказала Жанетт. – Может, лучше обсуждать это не на улице, а зайти к вам? – И она кивнула на входную дверь.
– Здесь, на улице, вполне удобно. – Шарлотта поджала губы и поставила чемодан на тротуар. – В доме слишком много смертей, реальных и теоретических. Так чего вы хотите?
Жанетт рассказала о находках, сделанных в доме Ханны Эстлунд.
Женщина слушала молча, сосредоточенно, не задавая вопросов. Стоило Жанетт закончить, как последовала реакция:
– Ну что ж, прекрасно! Значит, виновные известны.
Хуртига передернуло от этой ледяной констатации.
По виду Жанетт он понял, что тон и слова Шарлотты задели и ее тоже.
– Не то чтобы я хорошо разбиралась в работе полицейских, – продолжала Шарлотта, в упор глядя на Хуртига несколько дольше, чем надо, а потом переводя взгляд на Жанетт, – но как по мне, то вам почти неправдоподобно повезло, что дело разрешилось так быстро. Или я ошибаюсь?
Хуртиг увидел, что Жанетт закипает от злости: ее челюсти судорожно сжались, и он понял, что она считает до десяти.
Шарлотта злорадно улыбнулась.
– А мне повезло, что Ханна и Йессика покончили с собой, – надменно сказала она, – иначе они попытались бы убить и меня тоже. Может быть, они явились сюда не за Пео, а за мной?
Теперь и Хуртиг ощутил, как в нем вскипает гнев.
– Оставьте свою теорию при себе, – начал он. – Даже если у вас есть хоть какие-то основания так думать, то лично мне совершенно невдомек, зачем вы им. Что они могли иметь против такого прекрасного человека, как вы?
Жанетт строго взглянула на него, и он понял, что перегнул палку.
У Шарлотты сверкнули глаза:
– Ваш сарказм неуместен. И Ханна, и Йессика были чокнутыми уже в подростковом возрасте. И, полагаю, когда они решили уйти в затворничество и стали неразлучны, их безумие расцвело пышным цветом.
Хуртигу стало ясно, что говорить больше не о чем. Во всяком случае, сейчас. Может быть, позже у них найдется причина задать дополнительные вопросы, но так как убийцы мертвы, расследование закрыли. Хотя у Жанетт, похоже, есть кое-какие сомнения, подумал он, припоминая, что она говорила в машине насчет подброшенных улик и дочери Шарлотты, Мадлен.
Может, у нее есть веские причины сомневаться?
– Благодарим за терпение, – завершила разговор Жанетт. Она теперь выглядела чуточку спокойнее. – Мы приедем еще раз, когда расследование будет закончено.
Шарлотта кивнула и подняла чемодан.
– Да, к тому же вон мое такси, так что хорошо бы закончить нашу болтовню. – Она махнула рукой, и машина остановилась, въехав на тротуар.
Хуртиг открыл заднюю дверцу. Когда женщина усаживалась, он не смог удержаться.
– Передавайте привет Бьёрну, – сказал он и захлопнул дверцу.
Они с Жанетт видели Шарлотту Сильверберг в последний раз. Через полдня ей предстояло бороться за жизнь в волнах Аландского моря, в девятиградусной воде.
Сканстулль
Софии предстояло вернуться в свои лабиринты.
После встречи с Аннет Лундстрём она немного посидела у себя в кабинете, не в состоянии чем-либо заняться. Затем взяла телефон, чтобы позвонить Жанетт, но передумала и положила трубку. Линнея умерла, подумала она. Нахлынуло чувство безнадежности, и София решила освободить остаток дня от дел.
Она переоделась в короткое черное платье. Надела длинное серое пальто и туфли на высоких каблуках, слишком тесные, от которых у нее были мозоли. Подкрасившись, она молча, кивком попрощалась с секретаршей и вышла на Сведенборгсгатан.
В каштановой аллее она снова увидела ту старуху. Почти на том же месте, где несколько часов назад встретила Аннет Лундстрём. В двадцати метрах перед собой. Тугой узел волос, покачивающаяся походка. София заспешила по дорожке, стараясь не бежать и не упустить спину женщины из виду. Старуха сутулилась, словно несла что-то тяжелое. Может быть, поэтому она вскоре замедлила шаги, а потом остановилась, чтобы расправить спину.
С сильно бьющимся сердцем София подходила все ближе, словно выжидая. Она понимала, что испытывает страх, но чего именно она боится?
Женщина что-то искала в сумочке – и тут она обернулась.
София увидела не то, что ожидала увидеть. Перед ней было совершенно незнакомое лицо. Некрасивое и отталкивающее. Женщина была беззубой и выглядела потасканной.
София ошиблась.
Испытывая неприятное чувство, она отвела взгляд, снова ускорила шаг и прошла мимо старухи, которая продолжала рыться в сумочке.
София спустилась по Сведенборгсгатан до Магнус-Ладулосгатан, повернула направо, потом налево и еще раз налево.
Уже во сне она свернула на Рингвэген по направлению к отелю “Кларион” в Сканстулле. “Черти драные”, – сосредоточенно бормотала она. Стук ее каблуков приглушала дымка сна, и он становился все тише.
Вскоре Лунатик уже не слышал машин, проезжавших мимо Софии, не видел людей.
София кивнула швейцару у дверей отеля и вошла. Бар располагался в самом конце холла. Она присела за столик и стала ждать.
Иди домой, думала она. София Цеттерлунд ушла домой. Нет, она зашла в ИКА на Фолькунгагатан, купить кое-чего, а потом пойдет домой и приготовит ужин.
Иди домой и поужинай в одиночестве.
Когда подошел официант, она заказала бокал красного. Одно из лучших вин.
Виктория Бергман поднесла бокал ко рту.
Иди домой.
Лунатик куда-то делся, и она огляделась.
Вечер еще не наступил, и посетителей было легко пересчитать. Двое мужчин, кажется, не знакомых друг с другом, сидели в баре спиной к ней, занятые своим пивом. Еще один мужчина, сидевший за пару столиков от нее, с головой ушел в экономический журнал.
Виктория Бергман ждала. Она никуда не торопилась.
Один из мужчин обернулся и посмотрел сквозь стеклянную стену, выходившую на мост Сканстулльбрун. Она рассмотрела его. Жирное лоснящееся лицо.
Она поймала его взгляд почти сразу, но действовать пока было рано. Надо набраться терпения, заставить его подождать. Тогда ощущения будут сильнее. Она хотела заставить их взорваться. Увидеть их распластанными на спине, обессиленными, беззащитными.
Однако нельзя, чтобы он оказался слишком пьяным, а она быстро поняла, что мужчина – отнюдь не трезвенник. Его лицо блестело от пота в свете, льющемся с полок позади барной стойки, к тому же он расстегнул рубашку и ослабил галстук – шея распухла от алкоголя.
Она потеряла интерес к нему и отвернулась.
Через пять минут бокал опустел, и она незаметно попросила наполнить его снова. Пока официант обслуживал ее, шум в помещении усилился. Компания мужчин в темных костюмах опустилась на диванчик слева от нее – наверное, перерыв в совещании. Она бросила торопливый взгляд в их сторону: тринадцать мужчин в дорогих костюмах и женщина в платье от Версаче.
Она закрыла глаза, прислушалась к их громкому разговору.