Бешеная Бушков Александр
– Отчего же, – сказала Даша. – Все углы харями кандидатов залеплены, бумаги извели… По сводкам, было уже три драки – одни срывали плакатики, другим это не нравилось… Так, по-вашему, Москалец и в самом деле еще не звонил?
– Не звонил, так позвонит – тут прокурорский кругом прав. Дарья, это для нас, ментов позорных, выборы и все сопутствующее – хренотень на обочине жизни. А для массы народа, и не обязательно несерьезного, это жизненная необходимость. Они в этом деле по уши и ухватятся за любую соломинку, чтобы только поднять пену, пока еще разрешена законом избирательная кампания… Твой Паленый – доверенное лицо господина кандидата в депутаты Государственной Думы Тетерева. Заведует агитацией и пропагандой, как старый газетный волк, благо «Листок» Тетерева поддерживает. И наплевать с высокой колокольни, что эти самые «демократические альтернативцы» уже сто лет как не собирают многотысячных митингов, что в партии у них остались три придурка, бабка Марья, да кот Ромка… Все равно это – политическая партия, участвующая в выборах. И кое-какую денежку им подбросили. И кое-какие средства массовой информации они контролируют. И господин Москалец, Дарий свет Петрович, око государево по Шантарской губернии, их по старой дружбе поддерживает, хоть и с вихляньями. И в столицах у них еще остались горластые кореша, вплоть до Попа Расстриги и Жоры Мордастого. На это нам прокурорский и намекал открытым текстом… – Дронов, утомленный длинной тирадой, ухнул, расслабил форменный галстук. – И прав он, сучара, на сто кругов. Если мы сейчас запечатаем Паленого на нары, через пару дней максимум наши фамилии будет полоскать «Голос Америки», верно вам говорю. Оно нам надо? Я ведь не боюсь – просто в результате всего этого поганого концерта обязательно изыщут способ, чтобы дело у нас отобрать или тихо притушить. А нам бы до выборов продержаться, потом станет не до нас, жопой чую… И потом. Мы и в самом деле уязвимы со всех сторон. Прав Чегодай – не нужно на нас давить, достаточно потребовать строжайшего соблюдения соц… тьфу, законности. Свидетели его не опознают, виляют. Дома у него мы можем ни черта не найти. Через трое суток выпорхнет – и будет над нами порхать летающая корова со всеми последствиями… Копать надо, милые! Мы ж не виноваты, что время такое! Трофимов на стену лезет, так ему хочется этого лидера законопатить – но что делать… – он помолчал. – Детали знает кто-нибудь?
– Чирикнула я кой с кем в прокуратуре… – сказала Даша. – Ну, ничего не скажешь, опознание они провели квалифицированно – подобрали четверых статистов со стороны, польты-шапки такие же подыскали, шрамы подрисовали самые разные… Только мой источник говорит, что бабы определенно виляли. Банкирша совсем чуть-чуть, и ее можно понять, и в самом деле, уверяет, мельком видела, а вот девчонка, такое впечатление, просто испугалась. Бывает частенько. Соплюшка, что требовать… Паленого мы обставили плотнейшим образом.
– Даже мусорные баки во дворе тихонечко слямзили ночью на пару часиков, – с грустной усмешкой дополнил Воловиков. – Благо у него окна на другую сторону выходят. Извозились, как поросюки, но не нашли ни ножика, ни шарфиков…
– Если он шиз, не выдержит, – сказал генерал. – Ведь выйдет на охоту, несмотря ни на что, как «доктор Петров»… Вам приборов ночного видения полный комплект дали?
– Ага. Кой-кого учить пришлось, сроду не бачили…
– А что там с моей кассетой? – спросила Даша.
– Ничего пока. Частников обзваниваем, может, кто и возьмется. Ты с этой своей кассетой туману только напустила… И не в том дело, что ты ее изъяла без понятых…
– Ну, так получилось, – пожала Даша плечами чуть смущенно. – Не хотелось позориться, если не будет ничего…
– Я о другом. Нам ее пока не к чему присовокупить. И не к кому. Если кыска пахала на «соседей», то любой запрос, чует мое сердце, проигнорируют. А если на частников – ищи ветра в поле…
– Так давайте крутить пресловутого доктора Усачева?
– Погоди, – сказал генерал. – Тут к нему еще присмотрятся с денек. Надо будет, тебе скажут, пойдешь покрутишь… В общем, кассетка малость выпадает из общей картины маньяческих убийств. Или не выпадает. У остальных двух ничего подобного не было. А то что часы, судя по всему, со всех трех сняли, это как раз в образ маньяка-фетишиста прекрасно вписывается. Что там за ходунцы Ольминская таскала? Я семнадцатый канал частенько смотрю, у нее всегда часы на руке были.
– «Ситизен», – сказал Воловиков. – За полтора лимона. Ну, это либо Крокодил расщедрился, либо Житенев – он у них подвязан с кой-какими рекламными делами, прилично заколачивает.
– Что там с ним, кстати?
– Сопли и слезы. Размяк, как кисель. Ну, вообще-то понять можно мужика… С Ольгой, заверяет, не цапался – разве что в тот вечер начал кушать водку слишком рано, и не получилось полноценной постельки. Что Ольминскую убил он, я не верю ни капельки – многое можно подделать, но не запашок хорошего запоя. На момент убийства Артемьевой у него есть твердое алиби – работал на студии – а вот во время убийства Шохиной, говорит, был дома, с Ольминской, но она уже ничего подтвердить или опровергнуть не может. Немного занимается каратэ, но это не зацепка. Отрабатывать его мы будем, конечно…
– А куда вы, на хрен, денетесь… – фыркнул генерал. – Дарья, у тебя разработка сатанистов из «Листка» много времени отнимает?
– Не особенно.
– Ты все же гнешь на групповуху?
– Да дьявол их разберет! – в сердцах сказала Даша. – Обязана же я прокатать и этот вариант? Особенно после Манска… Мне, кровь из носу, нужно влезть внутрь, на поганую кухоньку, посмотреть, чем там дышит народец и не намечается ли там нечто вроде жертвоприношения. Вы не забывайте, Паленый уже проходил по той краже спаниеля, хоть и отмотался. Нет гарантий, что их завтра на человечинку не потянет или уже не потянуло…
– Понятно. Может, тебе куда-нибудь под лифчик «маячок» втолкнуть? А то пригласят на какую-нибудь дачку, есть у них вроде такая…
– Нашими «маячками» только волков оглоушивать, – сказала Даша. – С их-то габаритами… Паленому мы к машине под днище прилепили – так то машина, что ей лишние триста граммов? Вот если у родителя достать… Я о прикрытии позабочусь, не играть же в ковбоев, в самом-то деле…
– Значит, я так понимаю, ты пока в подвешенном состоянии? Сатанисты много времени не отнимают, а детали по «шарфикам» твои опера отработают? Что ты забеспокоилась? Ничего я у тебя пока не отнимаю, ни людей, ни колес. Просто подежурь завтра с утра, тут Пестерев заявление принес, весь график полетел.
– Есть! – облегченно вздохнула Даша. – Это-то запросто…
– Идите. И политинформацию не забывайте, соколы. – Лицо генерала приняло свирепо-мечтательное выражение. – Хорошо бы, конечно, кой-кому и сала за шкуру, но непременно – с соблюдением всех норм…
Глядя на него, Даша подумала, что старые слухи, пожалуй, верны: молва в свое время твердила, что генералова двоюродного деда в двадцать первом расстреляли гайдаровские каратели, и Дронов перенес неприязнь на мордатого внучка… А с него, естественно, на «демократов», тех, что через кавычки.
– А куда же это Пестерев… – сказала Даша в коридоре.
– Куда-куда… – пожал плечами Воловиков. – В агентство. То ли в «Шантарскую защиту», то ли в «Сибирский бульдог»…
– Когда ж мне Усачева разрешат?
– Когда надо, тогда и разрешат. Не суетись. Тут опять дипломатия, пируэты и реверансы… Ты, знаешь ли, лучше зайди сейчас к Новикову и посмотри, что там у него есть по казакам. Возможное наличие оружия, возможные кандидаты на совершение противоправных действий… Все такое. Я как раз генералу докладывал, когда ты пришла, а за тобой – прокурорский… Принесли вчера в дежурную часть манифест от казаков. Очень они возмущены злодейскими убийствами и нашей нерасторопностью, грозят всем скопом выйти и навести казачий порядок, а встречным маньякам блудливы ручки пооторвать. Судя по печальному примеру с прошлогодней разборкой на центральном рынке, пользы от этого не будет никакой, а получится опять сплошная порнография с горой бумаг и совершенно посторонними мордами, в кровь разбитыми…
– Которые казаки? – спросила Даша.
– А они не подписались, которые, – хмыкнул Воловиков. – Ученые после того раза. Но могут напакостить…
– Хорошо, иду, – кивнула Даша.
Хотя Шантарск сроду не был казачьим городом, в последние годы здесь вдруг объявились казаки в немалом количестве. По идее, казак в старое время занимался двумя делами – служил в армии и пахал землю. Нынешние станишники в армии, за редким исключением, допрежь не служили, а землю пахать не рвался ни один. Они просто-напросто горделиво разгуливали по улицам в самом фантастическом обмундировании (лампасы – Оренбургского войска, просветы на погонах – Уральского, а околыши фуражек и вовсе уж экзотических расцветок), зачастую украшенном погонами Советской Армии (хотя в царской армии погон с двумя просветами и двумя звездочками никогда не было). Даша прошлым летом своими глазами видела на проспекте Авиаторов двух весьма грудастых девах, кое-как втиснувшихся в шаровары с широченными лампасами и гимнастерки с подозрительными медалями. А майор Шевчук влип в неприятность: наткнувшись возле Оперного театра на казацкий митинг, он, будучи чуток поддатым, взял за портупею ближайшего и вежливо поинтересовался – коли уж речь идет о возрождении старинных казачьих традиций, не намерены ли лампасные орлы возрождать еще и снохачество? Тоже исконная традиция как-никак. Казаки обиделись и хотели было майора пороть, но он отмахался, отступил с честью и даже гордо приволок домой нагайку в качестве трофея.
Наиболее последовательная казачня, не светясь на митингах, воевала кто в Приднестровье, кто в Сербской Краине. Остальные, разделившись на фракции, возобновили еще одну старинную казачью традицию – воевали друг с другом. От чего милиции вообще и уголовному розыску персонально выпадало одно беспокойство – в одном районе Шантарска казачьи рэкетиры вознамерились вытеснить дагестанских, и кончилось все грандиозной потасовкой с пальбой; в другом каптенармусы одного из атаманов принялись усиленно скупать стволы, двое попали в «Невод», и выручать их под окна РОВД явилось полсотни чубатых орлов с четырьмя штандартами; в третьем белые казаки подрались с красными пенсионерами; в четвертом красные казаки средь бела дня подожгли украшавший глухую стену пятиэтажного дома выцветший портрет Свердлова, которого они упорно именовали Мойшей, хотя по жизни он так и так был Яковом…
Но громче всего прогремело дело атамана Ветеркова. По его заявлению, казаки из конкурирующего куреня атамана Хренова злодейски его, Ветеркова, похитили и собирались, упрятав в мешок, «посадить в воду». Доказательств он не привел никаких, а в описании улицы и гаража, где его якобы держали, откровенно путался. Хреновцы же уверяли, что никто Ветеркова не похищал, а те двое суток он провел в обществе четверти самогона и некоей особы, не имевшей к казачеству никакого отношения. Дело выеденного яйца не стоило, но такие уж стояли времена, что уголовному розыску пришлось всерьез проверять со всем тщанием и этот бред, Даша со Славкой сами два дня мотались по Шантарску в компании Ветеркова, осматривая изнутри наугад указанные гаражи…
Глава десятая
Вы не в Чикаго, юноша…
С казаками она назавтра справилась быстро – просмотрела все, что имелось, и перекинула в районы все, что требовалось. Потом просмотрела сводку. «Убийца с шарфиками», слава богу, знать о себе не давал, а единственное покушение на убийство лица женского пола заключалось в том, что посреди скверика на Кутеванова, бельма на глазу тамошнего РОВД, огрели бутылкой по голове сорокалетнюю бичиху. Зато хватало ошибочных задержаний и недоразумений – как всегда в таких случаях, экипажи ППС заводятся с легкого касания, потому что к сексуальным маньякам отношение особо скверное…
На Пирогова, у подъезда, парень пытался затащить внутрь сопротивлявшуюся девицу. Налетели и повязали. Оказалось, юные супруги насмерть поссорились, и она собралась ночевать к маме, а глава семьи с этим категорически не соглашался. Тут же помирившись, молодожены накатали совместную жалобу на грубость милиции, сующейся не в свое дело.
На Корнетова засекли мужичка лет сорока, тащившего за руку к гаражам девчонку лет пятнадцати, опять-таки усиленно выдиравшуюся. Взяли моментально, в горячке слегка накидав по сусалам. Выяснилось, что юниорка по черствости души не хотела поехать навестить больную бабушку. Мужичок, несмотря на дешевую курточку, оказался чином из департамента общественной безопасности – и последовала еще одна телега.
Возле института искусств отловили человека закавказской национальности, весьма энергично пытавшегося познакомиться с припозднившейся студенткой. Ни тесака, ни шарфиков при нем не нашли, но злостное сопротивление милиции он все-таки успел оказать, нахально бодая физиономией сержантские кулаки и борт «лунохода».
И так далее, в столь же веселом духе. Чтение эпизодически перемежалось донесениями по рации, насквозь рутинными – сообщалось, что Паленый вышел из квартиры только в девять двадцать, прошелся по двум соседним магазинам, прикупив продуктов, и вернулся домой. По телефону он звонил дважды, но ни малейшего криминала в этих беседах слухачи пока что не усматривали. Группы, охранявшие банкиршу и малолетнюю Анжелику, не зафиксировали ни единой попытки подкрасться к квартирам подопечных. Веня Житенев выполз к ближайшему комку пополнить запасы алкоголя и прочно засел в квартире. Риту Шохину так и похоронили без родителей, застрявших в Европах.
В десять появился сержант Федя, ожидая распоряжений. Тут как раз засвиристела рация, Даша махнула сержанту на стул – но по волнам эфира прилетела очередная пустышка: сообщалось, что на Каландаришвили только что прибыл на двух машинах Крокодил с братвой. Гости возложили венок на то место, где роковым утром стояла Олечкина «хонда», скорбно постояли и отбыли, не предприняв никаких враждебных акций против «Шантарских пельменей».
– И то хлеб, – философски сказала Даша. – А мог бы от широты души и «муху» запустить, пиши потом бумаги…
– Ну и запустил бы, – встрял сержант. – Пусть друг друга мочат.
– Идея не без рационального зерна, Феденька, – сказала скучавшая Даша. – Только как быть, если там вдруг с утра кушал пельмени совершенно посторонний доцент? Есть еще у нас доценты без кавычек, которым пока по карману пельмешки в хорошем кафе… Не будет пока никаких распоряжений, друг мой юный. Сходи в дежурку, что ли, анекдоты послушай.
Сержант Федя поерзал и заявил:
– А вам идет камуфляж.
– А то, – сказала Даша, машинально одергивая пятнистый комбинезон. – Только не бей ты ко мне клинья, мальчик, я, конечно, очаровательная и легендарная, но детей давно не совращаю.
Однако вчерашний дембель, отловленный вербовщиками Дронова прямо на железнодорожном вокзале, где собирался делать пересадку на электричку до родной деревни, упорно не желал оторвать зад от стула.
– Нет, это тенденция какая-то, – с ленивым раздражением бросила Даша. – Вечно на меня кладут глаз двадцатилетние сержанты. Ну что во мне такого, Феденька? Ехал бы в родную Знаменку, там девки – кровь с молоком, глянут – как рублем одарят. Опять же, сеновалы…
– Сеновалы остались, а девок нет, – грустно сказал сержант. – Ничего там нынче нет, только десяток стариков да два затюканных фермера. Был третий, так его пожгли.
– Погоди, еще продотряды пойдут, – философски заключила Даша.
– Так и взять-то уже нечего.
– Узколобо мыслишь, Федя. Когда это государство не нашло, что отобрать? Поскольку…
Свистнул селектор, и ворвался отливавший металлом бас Воловикова:
– Дарья, ноги в руки! Перестрелка у Дома грампластинок!
«Везет как утопленнице», – подумала она, со всех ног несясь на первый этаж и ухитряясь при этом опережать деревенского здоровяка Федю с его непрокуренными легкими. Подежурила, называется, одна надежда, что дело проплывет мимо ввиду нынешней особозанятости…
Федя быстренько прилепил мигалку на крышу над своим сиденьем и погнал мимо ЦУМа под жизнерадостный вопль импортной сирены. На Маркса они пристроились в хвост «Волге» Воловикова, каким-то чудом успевшей стартовать раньше, и Даша распорядилась:
– Не обгоняй, у него ас, получше тебя город знает…
Воловиковский Михалыч и в самом деле крутился по хитрым переулкам, как черт, спрямив дорогу к мосту чуть ли не наполовину. На мосту их с еще более заполошным и противным ревом сирены обогнал знаменитый на весь Шантарск автобус – дизельный сорокаместный «мерседес» цвета спелой вишни, с черным силуэтом рыси в белом круге. Мелькнули ряды голов в черных капюшонах – это спецназ полковника Бортко спешил в очередной раз доказать, кто в городе самый крутой, а следом пронесся и сам Ведмедь в легендарном белом «скорпио» с битым кузовом, но могучим новеньким мотором (тачка эта досталась РУОПу в наследство от незабвенного Принца, из-за алчности своей утопшего на Кипре в роскошной гостиничной ванне).
На выезде с моста уже стоял усиленный пост, вереницы машин прижались к обочинам по обе стороны дороги – Даша мгновенно сообразила, что началась стандартная «Петля», блок-операция, кого-то пытаются изолировать на левом берегу. Значит, есть свидетели, давшие описание машин…
В сторону Дома грампластинок пронеслись две «скорые» – без сирен, зато в ядовито-синем мелькании «маячков». Похоже, баталия стряслась нешуточная…
Хорошо, что она заранее закрутила волосы в «кукиш» на затылке – меньше возни. Даша вытащила из набедренного кармана приписанный черный капюшон и натянула на голову, тщательно расправив, косясь в зеркальце заднего вида, совместила дыры с глазами и ртом.
Пока не закончится возня с сатанистами из «Листка», не следует отсвечивать своей жизнерадостной физиономией на таких вот печальных мизансценах. Журналист нынче пошел мобильный и ухитряется мгновенно спикировать на место шумной разборки, что твой стервятник. Есть риск попасть в объектив, опознают «бульварщики» – и точка. Убить не убьют, побить не побьют, но спалишься напрочь…
В том, что это разборка, она не сомневалась – квадратная площадь перед Домом грампластинок издавна служила мафиозному элементу для «стрелок». Очень уж удобное было место – подъехать на машинах можно направлений с десяти (и в таком же количестве направлений соответственно быстрехонько сдернуть), а в публику, толкущуюся на близлежащей барахолке и возле двух рядов коммерческих киосков, чертовски удобно внедрить заранее любое количество «групп огневой поддержки». Разумеется, серьезные дела решаются не здесь – серьезные дела решаются вообще без пальбы, за столиком ресторана «Хуанхэ» или на тропинках Суриковского парка, смотря по погоде и обстоятельствам. Но те, кто летает пониже, те, кто заранее настроен на огневой контакт и резонно опасается, что другая договаривающаяся сторона начнет палить в ответ, а то и раньше, – те выбирают «Грампластинку», как молодое поколение – «Пепси».
А посему у мирных завсегдатаев площади давно уже выработался условный рефлекс – при первом же выстреле либо драпать со всех ног, либо плюхаться носом в мусор…
Ну так и есть, все приметы – зеленый «опель», косо стоящий поперек пешеходной дорожки, вокруг россыпь битого стекла, правая задняя дверца распахнута, оттуда нелепой куклой наполовину вывалился на асфальт человек, и от него тянется темная дорожка… Еще один труп в стороне, у киосков, – а вон тот шевелится, возле него уже суетятся врачи и возле «опеля» тоже…
Сержант Федя затормозил, Даша выпрыгнула – чуточку неуклюжая в мешковатом комбезе с поддетым под него теплым свитером, видно, конечно, что она не мужик, но вот произвести точное опознание – фигушки…
Она заспешила следом за Воловиковым, на ходу оценивая ситуацию: определенно, «опель» попал в засаду, при первых выстрелах попытался уйти прямо по пешеходным дорожкам в сторону Парашютной, но огонь был плотным, водителя накрыло быстро… Не похоже, чтобы из «опеля» отстреливались – возле убитого не видно ствола, а те, кого зацепило у киосков, насколько она видела отсюда, напоминают совершенно случайных прохожих…
Оцепление уже замкнули, внутри его и за его пределами в глазах рябило от суетившихся сыскарей – ага, уже бегут за кем-то, тормознули, самое трудное, это отловить свидетелей…
– Здорово, Рыжая, – послышалось слева.
Над ней на добрых три головы возвышался полковник Бортко, он же Ведмедь – девяносто килограммов тренированных мускулов в комплекте с великолепными мозгами.
– Узнали?
– Я тебя, красивая моя, узнаю в любом виде… Ребята, вы особенно не суетитесь, все равно это мои клиенты играли тут в догоняшки.
– Основания? – нейтральным тоном спросил Воловиков, не оборачиваясь.
– Вон тот чудак рядом с водителем – Миша-Кролик. Из центровиков. Отбегался Кролик, хоть в последнее время вроде и старался не лезть в зубодробительные дела…
– Точно, – Даша теперь только распознала в получившем повыше бровей пару пуль «бригадира» с центрального рынка. – А что это вдруг центровики полезли учинять «стрелку» к «Грампластинке»? Они же обычно сходились стукаться к Дому пионеров?
– Ценное наблюдение, – вполне серьезно сказал Бортко. – В точку, Рыжая. Не ихняя тут арена… Водилу я не знаю, судя по облику, мелкая монетка, и те двое определенно незнакомы. Кинь взглядом.
Даша обошла машину вокруг, разглядывая пробоины – судя по их количеству, по «опелю» высадили как минимум один автоматный рожок. Мертвеца уже вытащили из правой задней дверцы, опустили на бетон, навзничь, прямо на густую россыпь стекла, благо ему уже было все равно. Слева, повыше пояса, – два выходных отверстия, но лицо не задето. Лет тридцати пяти, под расстегнутым кожаным плащом с подстежкой – серая тройка в полосочку, из нагрудного кармана торчит платочек. Стрижка модная, но не столь уж короткая, напоминает скорее коммерсанта средней руки… или «бригадира» серьезной группировки.
– Есть пульс! – громко объявил врач по ту сторону машины. – Носилки, быстро!
Даша перешла туда. На носилки укладывали второго, выглядевшего чуть ли не близнецом: тоже тройка, только темно-коричневая, и в точности такой же плащ. Шапок в машине не видно… Она хотела подойти, но вокруг носилок плотно сомкнулись белые халаты. Лицо Даша, правда, успела рассмотреть – еще один симпатичный мужик лет под сорок. Кто-то с капельницей наготове протиснулся было в кольцо эскулапов, но тут же Даша расслышала уверенный голос:
– Несите назад. Шок с потерей сознания. И две пули в области желудка. По голове пришлось рикошетом, дайте-ка тампон… Ага, рикошет. (Медики из районной «Скорой помощи» накопили неплохой опыт по обслуживанию «Грампластинок» и зря не суетились.) В машину. Свяжитесь с тысячекоечной, скажите, будет полостная… Эй, мента уберите, успеет еще! Нельзя же трогать…
Это уже относилось к Даше. Но прежде чем ее оттеснил, бормоча что-то о гуманизме, рослый врач в распахнутом халате поверх черного свитера, она успела деликатненько, одним указательным пальцем отвернуть полу пиджака раненого и убедилась, что наплечной кобуры у него нет.
Носилки задвинули в машину, «Скорая» взвыла сиреной и умчалась. Следом тут же вывернули зеленые «Жигули» с Дашиным коллегой, капитаном Климентьевым, – а уж за ними прочно приклеилась белая «Волга» с кем-то из людей Бортко. Сыскари, не дожидаясь, пока дело будет передано по принадлежности, спешили порыться в шмотках раненого, как только их снимут с него в операционной.
Даша вернулась к шефу и Бортко, пожала плечами:
– Никого не знаю. Культурно прикинутые мужички, если и криминал, то уж, безусловно, не пехота… Только что они тут делали с Мишей-Кроликом в качестве гида-проводника? Ему столь элегантных мальчиков до сих пор возить не доверяли…
– Ну, может, личные дела устраивал, – сказал задумчиво Бортко. – Внеклассная работа, понимашь… Что там, обшарили жмурика?
Даша обернулась в ту сторону, но Воловиков подтолкнул ее локтем и показал на киоски, двумя длинными линиями образовавшие прямой угол в дальней стороне площади. Даша понятливо кивнула и направилась туда. Так, она точно угадала при первом беглом взгляде – врачи бинтовали ногу громко охавшему пенсионеру в дешевеньком зимнем пальтишке, по виду одному из тех, что торговали здесь сигаретами и пивом. Правда, в этой жизни всякое бывает, шутки киллеров общеизвестны – и потому рядом торчал оперативник, намереваясь моментально взять дедушку в работу, едва закончат эскулапы.
Со вторым, сразу видно, кончено – лежит навзничь, широко раскрытые глаза уставились в серое небо, с утра грозившее разразиться снежком, да так и не собравшееся. Этот помоложе, да и одет получше, в руке зажат яркий пластиковый пакет, из него раскатились яблоки.
Даша медленно шла мимо шеренги киосков – кое-где открыты маленькие окошечки, за решетками рядами разномастного импортного пойла, шоколадок и сигаретных пачек маячат испуганные лица. Здешним продавцам можно посочувствовать – после каждой разборки на площади по киоскам Карфагеном проходят и люди Бортко, и люди Воловикова, и «областники», и районщики – все, что характерно, требуют показаний и, уж конечно, малость давят, малость припугивают. Так что работенка тут нервная, хоть из киоскеров никого еще не убили. Зато при стычке басалаевцев с залетными «махновцами» басалаевских мордоворотов подстраховывал организм с автоматом, засевший аккурат в киосочке под вывеской «Жемчужина», мимо которого Даша сейчас маршировала…
Рассеянно глянув на площадь, она удивилась – явственно показалось, будто чего-то привычного не хватает. И тут же сообразила: как-то незаметно привыкла уже сталкиваться на месте происшествия с Трофимовым и Дроновым, а их-то как раз сейчас и не было…
Вдумчивую работу с киоскерами еще не начинали. Просто со стороны дверей расположились несколько автоматчиков – чтобы будущие клиенты не вздумали самовольно покинуть сцену. Даша прошла еще пару метров…
И резко остановилась. В промежутке меж двумя киосками – вполне достаточно человеку, чтобы протиснуться, – увидела два темно-красных пятна. Наклонилась. Без всякой брезгливости тронула указательным пальцем. На пальце остался след. Кровь была свежая.
Повернулась боком и проскользнула на ту сторону. Низко нагнулась к замусоренному асфальту – еще два пятна, побольше и подлиннее. И еще… Ясненько!
Тот, с кого капала кровь, мог спрягаться только здесь. Конечно, он мог и порезаться, открывая пивко, но сейчас не верилось в совпадения…
Даша мгновенно достала пистолет, бесшумно отпрыгнула к соседнему киоску и свистнула. Когда к ней обернулся ближайший автоматчик, показала пальцем на нужную дверь.
Ведмедевский спецназовец просек моментально. Бормотнул что-то в прикрепленную к плечу рацию и кинулся к Даше. С другой стороны подбегали еще трое, Даша остановила их жестом, еще раз показав на дверь. Они прижались к соседнему киоску, держа автоматы стволами вверх.
Оглядевшись, Даша взяла из картонного ящика рядом пустую пузатенькую бутылку из-под импортного пива, тщательно прицелилась и запустила ею в нужную дверь. Подождала секунду, крикнула:
– Выходи! Я тебя застукала!
Внутри раздался отчаянный девичий визг, и вновь наступила тишина, изредка перемежавшаяся бормочущим оханьем, словно девчонке зажимали рот.
– Внимание, уголовный розыск! – крикнула Даша. – Все равно не поверю, что дома никого нет! – и поневоле вспомнила бессмертного Жеглова. – Значитца, так: дверь отпереть, все нехорошие игрушки выкинуть, а следом – с поднятыми руками по одному! В темпе вальса! Даю десять секунд, потом швырнем гранату в форточку!
В общем-то она ничуть не волновалась и не напрягалась почти, оттого и позволила себе длинный монолог. Едва ли сыщется ловушка надежнее, нежели коммерческий киоск в светлое время дня. Потайных ходов там не бывает, а пули прошивают его навылет. Достаточно шарахнуть внутрь «Зарю» – и всех можно брать тепленькими, укаканными. Правда, ради пресловутого экстренного потрошения лучше обойтись без «Зари» и прочих атмосферных красот…
– Кончился отсчет! – крикнула она. Спецназовец, сняв с пояса «Зарю», бесшумно протиснулся на ту сторону, занял исходную позицию и выжидательно уставился на Дашу.
– Гарантии какие? – наконец-то послышался мужской голос.
– Гарантии? За адвокатом еще сейчас, блядь, пошлем! – рявкнула Даша. – Говорит капитан Шевчук, Рыжая! Живо оттуда, мать твою! Гранату влеплю!
– Убери «Рысей»! – раздалось оттуда. – Издырявят ведь, падлы, сгоряча! Тебе сдамся!
– Какие дырки? – громко спросила Даша. – Ты мне, соколик, для душевного базара нужен, не бзди!
Послышался стук об асфальт чего-то определенно железного, и тут же парень с «Зарей» негромко свистнул, привлекая внимание Даши, ткнул указательным пальцем себе под ноги, сделал движение, словно стрелял из пистолета. «Пушку выкинул, сучонок, – сообразила Даша, – стер пальчики и выкинул…»
– Открывай! – крикнула она, переместившись поближе.
Дверь наполовину отошла, выскочила девчонка с поднятыми руками, в распахнутом фиолетовом пуховике, простоволосая, заполошно метнулась в сторону. «Рысенок» ловко ее поймал и заключил в надежные дружеские объятия. Даша подняла пистолет дулом вверх. Дверь распахнулась во всю ширину, появился юный верзила с поднятыми грабками – ладони перепачканы кровью, и светлые мешковатые брюки на левой ноге, пониже колена, густо подплыли кровью, заляпавшей и белый «Рибок». Он пошатнулся, сделал шаг наружу под прицелом трех автоматов – и сполз по рифленой повдоль стенке киоска, сел на задницу, все еще держа руки нелепо воздетыми.
Двое спецназовцев шустро, не помешав друг другу, ворвались в киоск и моментально установили, что там не осталось ни единой живой души. Третий принес китайский ТТ, бережно держа за кончик дула двумя пальчиками, не уступавшими по толщине стволу. Нюхнул ствол, отрицательно мотнул головой. Даша тоже понюхала – ни малейшего запашка свежего выстрела.
– Твой? – спросила она окровавленного юниора.
Пленный мотнул головой, закатывая глаза и вроде бы собираясь улечься в обморок. Спецназовец безжалостно украсил его наручниками, второй распорол ножом брюки и стал изучать рану.
– Не знаю я его… – всхлипнула девчонка, трепыхаясь в профессионально цепких объятиях. – Залетел вдруг…
– Невиноватая ты, он сам пришел… – задумчиво сказала Даша. – Ты что же, дверь нараспашку держала? На «пластинке»-то? Ладно, с тобой мы еще споем, Лизавета… Что там у него?
– Фигня, – дернул крутым плечом камуфляжник. – Пулевое касательное, до мякоти. Подсыхает уже. Костя, любого технаря из этой лавки приволоки, сполоснем и платком замотаем, не докторов же ради такого звать…
– Требую врача! – взвыл пленный, что-то раздумав падать в обморок.
– Молчать, ты, – сказала Даша, присев рядом с ним на корточки. – Выходит, знаешь меня, киндер? Тем лучше. Кликуху и «прописку», быстро! Запечатаю на тридцатник за оказание злостного сопротивления, слезами умоешься…
Она торопилась, пока клиент не опомнился от растерянности и боли. Раз он не стрелял, открутиться сможет легко – пальцы успел стереть со ствола наголо, может статься, его никто и не видел, заскочил человек в первую попавшуюся щель, спасаясь от пуль. Если пистолет чистый, ничегошеньки не пришьешь…
– Дракон…
– Откедова, Дракоша? Центральный рынок?
– Ну.
– Кролика страховал?
– Ну.
– Подробности.
– Кролик привез каких-то залетных, с кем-то там они разбираться нацелились…
– С кем? И насчет чего?
– А я знаю? По-моему, московские. «Стрелка» ожидалась мирная, никто и не ждал… Кролик с Панфилом даже стволы брать не стали, чтобы не светиться лишний раз на чужой деревне…
– А почему здесь? Не возле пионеров?
– А хер их знает. Попросили меня побродить поодаль, на всякий пожарный. Говорю же, никто не ждал, настрой был на тихое толковище. Те, Кролик сказал, будут на синем «форде», а подлетела двадцать девятая «волжанка», то ли белая, то ли серая, оттуда пошли понужать из автомата… Панфил успел развернуться – все равно достали. Мне случайно прилетело, они ж лупили в эту сторону…
– И ты, значит, драпанул?
– Не переть же на трещотку с… – он спохватился. – С голыми руками! С голыми руками я был…
– Ну ладно, ведите его, – Даша встала. – И прекрасную лавочницу прихватите для коллекции.
– За кем они будут?
– Сейчас наши паханы решат, – сказала Даша.
И направилась к «опелю», хрустя кроссовками по битому стеклу и раскатившимся бананам. Выйдя на площадь, увидела, что за оцеплением, целясь сразу тремя видеокамерами (не в пример более шикарными, чем у проводившего оперативную съемку эксперта), уже суетятся шустрые ребята, древнейшая профессия в современнейшем вооружении. Стервятники слетелись, а значит, она с камуфляжем ничуть не переборщила: вон тот, мордастенький – с восьмого канала, а ихний «Теле-Шанс» с «Листком» дружнее всех…
Трупы уже увезли. Слева, у разбросанного товара сбежавших коробейников, кого-то допрашивали. Бортко и Воловиков, крутя головами, молча разглядывали мелочевку из карманов незадачливых пассажиров «опеля», разложенную на капоте машины, на красной папочке Палыча.
– Есть свидетели, – сказала Даша. – Статист. Кролик здесь устроил «стрелку», привез вроде бы москвичей…
– Что москвичей, мы уже знаем… – отозвался шеф.
И протянул ей красное удостоверение. У Даши лежало в набедренном кармане точно такое же, малость позахватаннее, правда, и она сначала удивилась, но тут же спохватилась, протянула руку.
Фотография убитого – человека с заднего сиденья. На первый взгляд, корочки – не подделка. Майор Гурьянов Игорь Петрович, Московское городское управление внутренних дел.
– А это у него лежало в удостоверении…
Небольшой листок белой плотной бумаги, сложенный вдоль. Три строчки мелким разборчивым почерком:
«Ольминская Ольга Викторовна – 23-47-16, 27-80-22.
Марзуков Кирилл Сергеевич – 23-21-12, 23-44-03.
Баранов Всеволод Петрович – 36-04-11».
…Никак нельзя сказать, будто уголовный розыск встал на уши.
Он в свете последних событий и так стоял на ушах, и позу менять не пришлось – лишь беготни прибавилось.
Двухместный номер в гостинице «Шантарск», где остановились Гурьянов и все еще пребывавший на операционном столе Мироненко, вычислили практически моментально, не напрягая интеллекта, – визитки гостиницы отыскались у обоих в карманах. Как и паспорта (а у Мироненко – еще и удостоверение, из коего явствовало, что он занимает немаленький пост в московском частном сыскном агентстве «Бастион»). Никакого оружия не нашли ни при них, ни в номере, зато по отпечаткам пальцев безоговорочно установили, что оба там и в самом деле жили. Вещей почти не было – два «дипломата» со сменными сорочками, бритвенными приборами и прочими мелочами. Судя по авиабилетам, оба прилетели из столицы вчера вечером и отбыть намеревались послезавтра утром.
Поскольку ни в городском, ни в областном УВД, ни в департаменте общественной безопасности никто и представления не имел ни о какой миссии столичного майора, а командировочных бумаг при нем не обнаружили, заработала спецсвязь. Довольно быстро удалось выяснить, что удостоверение не поддельное, и убитый в Шантарске майор – доподлинный сотрудник столичного ГУВД, вторую неделю пребывающий в отпуске. Чуть больше времени пришлось потратить, чтобы установить идентичность напарника майора, но в конце концов штаб-квартира «Бастиона» уверенно опознала фотографию и признала Мироненко своим – но о цели его приезда в Шантарск «Бастион» то ли не знал сам, то ли не посчитал нужным откровенничать с провинциалами. Разумеется, и в ГУВД, и в «Бастионе» пообещали незамедлительно начать расследование, но результатов сибирякам пришлось бы дожидаться, как подсказывает печальный опыт, до морковкиных заговин.
Ведмедь самолично наводил страх на спешно отловленных «центровиков» – но те, колотя себя в грудь так, что гул слышали за квартал случайные прохожие, принесли торжественно все мыслимые клятвы, будто о личных делах покойного Кролика им ничегошеньки не известно, и никаких москвичей они в глаза не видывали. Как ни стращал их Бортко, как ни обещал осложнить жизнь до предела, уехал он ни с чем – и, в свою очередь, клялся Воловикову (хоть и далеко не так цветисто), что весь его опыт подсказывает: «центровики» не врут, и столичные гости в самом деле были личным калымом Кролика.
Олечка Ольминская уже никому не могла объяснить, как и почему в кармане ухлопанного неизвестными киллерами столичного варяга оказались ее рабочий и домашний телефоны вкупе с «рабочей» фамилией и доподлинными именем-отчеством. Господин Марзуков, разделивший с ней эту честь, владелец телестудии «Алмаз-ТВ» и зять представителя президента господина Москальца, уже неделю пребывал в Германии, в деловой поездке, и вернуться должен был лишь послезавтра. После беглого опроса на студии, и без того взбудораженной убийством Оленьки, выяснилось, что ни о майоре Гурьянове, ни о частном сыщике Мироненко, ни о фирме «Бастион» там слыхом не слыхивали.
Третий фигурант, появились сильные подозрения, оказался мифом. Точнее, чистейшей воды псевдонимом. Единственный Всеволод Петрович Баранов, какого удалось отыскать объединенными усилиями всех паспортных столов Шантарска, оказался восьмидесятидвухлетним божьим одуванчиком, третий год безвылазно квартировавшим в доме престарелых с диагнозом «старческое слабоумие». Телефон был контактным, принадлежал инвалиду второй группы, после экспресс-проверки вроде бы признанному благонадежным. Список клиентов инвалида занимал добрый квадратный метр, значился там и В. П. Баранов, каждый вечер звонивший в одно и то же время и принимавший сообщения, если таковые имелись. Каждое воскресенье инвалид выкидывал в мусорный бак накопившиеся за неделю тетрадки с записями – но те сообщения, что значились под фамилией «Баранов» и не успели еще угодить в ведро, ясности не внесли. Самые невинные на первый взгляд фразы, безусловно, таившие двойной смысл, но именно из-за этого дешифровке не поддававшиеся.
«Купили диван» может означать все, что угодно: от «прибыла конопля» до «жена пронюхала»…
В последовавший за убийством вечер Баранов, вопреки железному ритуалу, не позвонил – похоже, от услуг инвалида почему-то решил отказаться. На студии «Алмаз-ТВ» заверяли, что представления не имеют ни о каком Баранове.
Дракошу все еще держали в камере – откровенно говоря, из чистой вредности выжидая, когда истекут законные семьдесят два часа. Как Даша и предвидела, инкриминировать ему ничегошеньки не удалось. Порочащих его свидетелей так и не объявилось, а пистолет оказался чистым и без единого Дракошиного папилляра. С девочкой-продавщицей он и в самом деле был прежде знаком, но это, конечно, не криминал…
Из сумбурных показаний с превеликим трудом отловленных очевидцев удалось составить более-менее полную картину происшедшего, полностью совпадавшую с рассказом Дракоши: то ли белая, то ли светло-серая «Волга» остановилась впритык к «опелю», и стрелок с заднего сиденья начал поливать германскую тачку из автомата.
«Волгу», бело-светло-серую (то бишь модного оттенка «белой ночи»), угнанную у вполне добропорядочного гражданина за полчаса до разборки, обнаружили быстро – брошенной в паре километров от «Грампластинки». С заднего сиденья изъяли АКМС с опустошенным рожком. Вскоре выяснилось, что в Гурьянове и Кролике сидело еще по пистолетной пуле, предположительно от «Вальтера П-88», но пистолет исчез вместе с нападавшими, остались лишь три стреляные гильзы в салоне «Волги».
Дальше, естественно, тупик. Это для пессимистов. Оптимисты могли полагать тупик входом в лабиринт. К тихой Дашиной радости, дело после короткого военного совета забрали на Черского. Она на всякий случай договорилась с Пилюгиным из областного угро, что орднунга ради допросит Мироненко, когда тот придет в себя (как-никак убийство Олечки висело на ней, и следовало отработать все контакты), но никаких надежд на эту беседу не возлагала и сенсаций, равно как и ужасных тайн, не ждала – тут явно что-то другое, чисто случайно пересекшееся…
Засидевшись из-за этих половецких плясок в своем кабинете до десяти вечера, Даша, освободившись от хлопот, использовала служебное положение в личных целях – сгоняла сержанта Федю по ближайшим киоскам раздобыть бутылку сладкой миндальной настойки (со строгим наказом заплатить выданные Дашей деньги, а не отымать бесплатно). Сержант обернулся моментально. Она приняла стаканчик и по профессиональной привычке попыталась все же подыскать кровавой разборке подходящее объяснение.
Как ни крути, все сводилось к нехитрой версии: московский частный сыщик прибыл предъявить кому-то претензию, а за компанию (и соответствующий гонорар, будем реалистами) прихватил знакомого мента. Случаются такие дела, и они сплошь и рядом чище чистого – просто в последнее время все больше входит в моду не выполнять условия сделок и не возвращать долгов… Возможно, в России такие разборки у пострадавшей парочки и проскакивали, но во глубине сибирских руд злостные должники попались нервные, авторитета московского ГУВД не признали и с ходу изрешетили назойливых просителей. Как поется в полузабытом шлягере – «Вы не в Чикаго, юноша…». Все точно. Шантарск – это вам не Чикаго, это гораздо хуже…
Вот только «Алмаз-ТВ» на эту гангстерскую акварель не приклеивался ни с какого уголка. Даша потолковала с кем следует еще раньше, сразу после убийства Олечки. Не было в работе «Алмаза» кровавых тайн, ради которых следовало мочить наезжающих средь бела дня, да еще из автомата. Частные телестудии – пока что не подходящее для отмыва грязных денег местечко. Не из-за чего наезжать. Жизненный путь Олечки Ольминской и зятька Марзукова был изучен достаточно хорошо, чтобы смело утверждать: единственный, кто способен на них наехать, имея хотя бы мизерные основания, – это какой-нибудь высокоморальный пенсионер, ветеран «Народной воли» или «Выбора России», возмущенный эротикой, пару раз в неделю радовавшей глаз на семнадцатом канале (в соответствии с нынешними предписаниями, строго после полуночи)…
Даша вздохнула, глотнула еще настоечки, придвинула телефон и набрала номер:
– Здравствуйте, – сказала она. – Это Даша Шелгунова, если помните такую…
– Господи, Дашенька, неужели вас можно забыть?! – игриво и жизнерадостно завопила Хрумкина. – Куда вы исчезли? Я уже статью вашу поставила на ту неделю…
– Дела замотали, – сказала Даша, ничуть не играя замотанность. – Мебеля свои привозила и затаскивала, грузчики всю кровь выпили, не говоря уж о водке…
– Да, голосок у вас определенно тусклый… Может, возьмете тачку и заглянете в гости? Я как раз одна, такая скука… А то я – к вам? Устроим новоселье…
– Честное слово, с ног валюсь, – сказала Даша. – До автомата вот еле добрела, назад дойду – и в отключку до утра…
– Бедный ребенок… Но это здорово, что вы и замотанная вспомнили о бедной газетной старушонке… А вы знаете, я ведь прекрасно о вашей просьбе помню… Если вы завтра в редакцию подъедете часиков в семь вечера, понятно, сможем вдвоем навестить интересных людей…
– Непременно буду, – сказала Даша. – А как там, что-нибудь… – она сделала многозначительную паузу, – торжественное?
– Да нет, просто нужно же когда-то ввести вас в свет, вот и удобный случай…
– Непременно буду, – повторила Даша.
ШАНТАРСК ЧЕРСКОГО ВАТАГИНУ СОГЛАСНО ПОСТАНОВЛЕНИЮ КОЛЛЕГИИ НОМЕР… ОТ… СООБЩАЕМ ДЛЯ ИНФОРМАЦИИ
НА ТЕРРИТОРИИ РОСТОВСКОЙ ОБЛАСТИ ГРАЖДАНИН ДАНЬШИН СОРОКА ДВУХ ЛЕТ БЕЗ ОПРЕДЕЛЕННЫХ ЗАНЯТИЙ СОВЕРШИЛ В ДВАДЦАТЬ ОДИН ЧАС ВЕЧЕРА НАПАДЕНИЕ НА ГРАЖДАНИНА КРАШЕНКОВА ДВАДЦАТИ ПЯТИ ЛЕТ ТЧК НАПАДАВШИЙ ПРОКУСИЛ ГРАЖДАНИНУ КРАШЕНКОВУ ГОРЛО И ВЫПИЛ НЕКОТОРОЕ КОЛИЧЕСТВО КРОВИ ТЧК СЛЕДСТВИЕ ВЕДЕТСЯ РОТАНОВ
ШАНТАРСК ЧЕРСКОГО ВАТАГИНУ СОГЛАСНО ПОСТАНОВЛЕНИЮ КОЛЛЕГИИ МВД НОМЕР… ОТ… СООБЩАЕМ ДЛЯ ИНФОРМАЦИИ
НА ТЕРРИТОРИИ ИРКУТСКОЙ ОБЛАСТИ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЕ ПРОКОПЧЕНКО АСЛАХАНОВ ЗОРИН БАРХАТОВ ЧЕКАНОВ ВОЗРАСТ ОТ ПЯТНАДЦАТИ ДО СЕМНАДЦАТИ ЛЕТ СОВЕРШИЛИ НАПАДЕНИЕ НА ГРАЖДАНКУ САМОЙЛЕНКО ДВАДЦАТИ ЧЕТЫРЕХ ЛЕТ НАХОДИВШУЮСЯ ДЕВЯТОМ МЕСЯЦЕ БЕРЕМЕННОСТИ ТЧК ПОСЛЕ СОВЕРШЕНИЯ ИМИ ГРУППОВОГО ИЗНАСИЛОВАНИЯ ПРЫГАЛИ НА ЖИВОТЕ ЖЕНЩИНЫ ЗПТ ЧТОБЫ ЗПТ ПО ИХ ОБЪЯСНЕНИЮ ЗПТ ПОСМОТРЕТЬ ЗПТ КАК ПОЯВЛЯЮТСЯ НА СВЕТ ДЕТИ ТЧК СЛЕДСТВИЕМ УСТАНОВЛЕНО НАЛИЧИЕ В КВАРТИРАХ ВСЕХ ПЯТИ ПОДСЛЕДСТВЕННЫХ САТАНИСТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И СИМВОЛИКИ ТЧК ПРИ НЕОБХОДИМОСТИ МАТЕРИАЛЫ МОГУТ БЫТЬ ВАМ ВЫСЛАНЫ ТЧК КОВЕРДА
ШАНТАРСК ЧЕРСКОГО ВАТАГИНУ СОГЛАСНО ПОСТАНОВЛЕНИЮ КОЛЛЕГИИ МВД НОМЕР… ОТ… СООБЩАЕМ ДЛЯ ИНФОРМАЦИИ
НА ТЕРРИТОРИИ МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ ЧЛЕНАМИ САТАНИСТСКОЙ СЕКТЫ ЧЕРНЫЕ КРЫЛЬЯ СОВЕРШЕНО УБИЙСТВО ГРАЖДАНКИ ДЕМИНОЙ ШЕСТНАДЦАТИ ЛЕТ ЗПТ НАМЕРЕВАВШЕЙСЯ ПОРВАТЬ С СЕКТОЙ ТЧК СЛЕДСТВИЕ ВЕДЕТСЯ ТЧК БАБИЧ
Глава одиннадцатая
Маскарадных дел мастер
Воловиков аккуратно притер «волжанку» к бордюру, выключил мотор. Посидел, бездумно глядя на изящную вывеску салона «Фантазия» (черные силуэты дам с изящными прическами на белом и малиновом фоне), печально вздохнул и изрек:
– Рыжая, ты там поделикатнее…
– Помню, – невесело рассмеялась она. – Ногами не бить и сроком не угрожать.
– Я серьезно.
– Вы что – боитесь?
– Сопля ты еще, – сказал шеф, поглаживая печально обвисшие усы. – Я бы тебе, конечно, мог сказать, что деликатность нам тут необходима как орудие производства – с целью наиболее эффективной разработки нового участка работы… Ты бы это проглотила?
– Не-а. Это, конечно, правда, но процентиков этак на пятьдесят.
– Все же моя школа… Видишь ли, Рыжая, не боюсь я этого сутенера ни капельки. В первую очередь оттого, что никто его, если вскроется что-то серьезное, активно защищать не будет. Не тот случай. Большие люди не любят мелких неприятностей. Спишут его в расход, сдадут, как ненужную карту в покере, и появится другой, половчее… Просто, видишь ли… Переть бульдозером есть смысл на явление, которое ты в силах полностью искоренить или хотя бы нанести ощутимое поражение. А с проституцией как ни боролись за всю писаную историю человечества…
Ну вот, проценты правды увеличились примерно до восьмидесяти…
Даша прищурилась:
– Ежели так рассуждать, нам бы оставить в покое и наркоту, и бандитов, а? Тоже как-то не искореняются полностью, как ни топчи след…
– Ладно тебе ерша в заднице изображать, – шеф вздохнул вовсе уж тяжко. – Ну да. Дипломатия. Просили меня… не заострять и не будировать. Если не будет серьезного криминала. Ты ни на что, в роли старшего группы будучи, глазыньки свои синие не закрывала? Не первоклассниц в позы ставят, в самом-то деле, и не силком заманивают, по печенкам стуча…
– Да я понятливая, – сказала Даша, ощутив во рту привкус прогорклого хозяйственного мыла. – И комсомольским задором разоблачать все и вся не горю…
– Ну вот, ты меня и не подводи. Любой начальник, понимашь, в наши грустные и непонятные времена обречен быть дипломатом. Изредка. Шта?
– Ага, везде одно и то же, а в Лондоне еще и туманы… Не подведу. Честное пионерское.
Она вылезла и, заранее придавая лицу выражение полного безразличия, направилась в салон. И утешала себя одной бесхитростной мыслью: рано или поздно в такой ситуации оказывается любой сыскарь от Аляски до Антарктиды. Взять хотя бы парижский «розовый балет»…
Приемная – живые цветы в керамических горшочках на фигурной металлической решетке, мозаика, чистейшие зеркала. Куколка с безупречно нарисованным личиком, в накрахмаленном белом халате, выглядевшем даже чище, чем намеренья «Тибета», тут же поднялась из-за темно-алого стола в форме подковы, ослепительно улыбнулась:
– Слушаю вас, госпожа.
– Мне нужен доктор Усачев, – сказала Даша, искренне надеясь, что тон у нее дипломатический.
Читать бесплатно другие книги:
