Дерзкая и желанная Бартон Анна

У него екнуло сердце.

– Зачем?

– Чтобы съездить в Лондон. У меня там дело… нужно кое с кем увидеться.

Его так и подмывало спросить: «С кем?» – но если бы она хотела, чтобы он знал, то уже сказала бы.

– Ты можешь попросить разрешения у брата.

– Нет, он ни за что не позволит мне покинуть деревню до свадьбы, да я и после всего, что натворила, не виню его.

– Быть может, если бы он знал причину…

– Я не могу сказать ему… никому не могу. Пока.

– Ясно.

Она явно не готова ему довериться. Да и с чего бы? Он скрыл свое разочарование.

– А как насчет письма? Может, его будет достаточно?

– Вообще-то надо бы лично, – задумчиво проговорила Оливия, – но, полагаю, письмо все же лучше, чем ничего.

– Что ж, судя по всему, этим вечером мы оба будем писать письма. А пока предлагаю отведать бутербродов, которые я прихватил, и немножко отдохнуть, перед тем как возвращаться в гостиницу.

Улыбка прогнала серьезность с ее лица.

– Замечательное предложение.

Оливия повернулась было взять костыли, но он быстро вскочил и, подхватив ее на руки, отнес на одеяло. После того как Оливия поправила юбки и устроилась поудобнее, он вручил ей бутерброд.

– Насколько я поняла, ты собираешься завтра вернуться сюда, чтобы еще покопать? А не мог бы ты опять взять меня с собой? Обещаю не отвлекать и запастись едой для пикника.

Тепло растеклось у него в груди.

– Буду рад твоей компании, с едой или без. А что касается отвлекать… это же замечательно.

Оливия схватила фляжку, разлила вино по оловянным кружкам и, подняв свою, провозгласила:

– За новые открытия!

Они чокнулись, выпили, а Джеймс подумал при этом, что ему предстоит еще многое открыть в его прекрасной невесте.

Тем вечером в гостинице Оливия попыталась сочинить письмо Софии. В очередной раз. Она начинала уже трижды, но ни одна из этих попыток не увенчалась успехом. Скомканные бумажки до сих пор валялись на столе. Прежде чем приступить, она перечитала их, немного подумала и, наконец, решилась.

«Дорогая мисс Рольф!

Вы меня не знаете, но мой покойный отец был другом вашей матери. Мне известно, что она несколько лет назад умерла, и я глубоко и искренне соболезную вам.

Недавно я узнала о связи между нами, и хотя предпочла бы обговорить это лично, в настоящее время не имею возможности навестить вас. Видите ли, мой старший брат обнаружил меня в компрометирующей ситуации со своим лучшим другом, и я оказалась довольно поспешно помолвлена. Здесь, в маленькой деревушке Хейвен-Бридж в Озерном крае, я должна оставаться до свадьбы, которая назначена через три недели.

Если так случится, что у вас будет возможность приехать сюда раньше этого срока, я с превеликим удовольствием познакомлюсь с вами и поделюсь информацией, которую Вы найдете интересной. Я живу в гостинице «Флейта и лягушка».

Также посылаю премилый рисунок: ваша матушка с вами, младенцем, на руках. Я не имела удовольствия ее знать, но по тому, как она смотрит на вас, совершенно ясно, что она в вас души не чаяла.

Буду крайне признательна, если сочтете возможным приехать ко мне в Хейвен-Бридж до конца лета, ну а если не получится – прекрасно понимаю, что на то может быть множество причин, – я найду вас по возвращении в Лондон.

Искренне ваша, Оливия Шербурн»

Ну вот. Она сомневалась, стоит ли упоминать о своем позоре, но решила, что рано или поздно София все равно узнает неприглядную правду. Вполне вероятно, что слух уже дошел до Лондона и она слышала сплетни об оскандалившейся сводной сестре.

Оливия усмехнулась про себя, ибо эта мысль волновала ее вовсе не так сильно, как должна была бы, сложила письмо и набросок и осторожно вложила в конверт, который отправится в Лондон со следующей почтовой каретой.

Следующий день был еще жарче предыдущего. Они с Джеймсом опять приехали на то место под деревом, но Оливии было любопытно посмотреть, что же так привлекло внимание Джеймса.

– Могу я посмотреть, как ты будешь копать?

Он удивленно моргнул.

– Конечно. Если не боишься солнца.

– Не растаю.

– Ну хорошо. Это чуть ниже по течению.

Немного погодя Оливия заметила в лесу какое-то сооружение – не то шалаш, не то заброшенный коттедж, едва проглядывавший сквозь густую листву, о чем не преминула сказать Джеймсу.

– Побудь здесь. – Он перекинул ногу через лошадиный круп и легко спрыгнул на землю. – Я разведаю.

Вернулся он меньше чем через минуту.

– Старая лачуга. Судя по всему, уже много лет стоит заброшенной. Возможно, жилище дровосека – спрошу у дяди Хэмфри.

Оливия с удовольствием взглянула бы на домик сама, если бы ходьба не причиняла ей таких неудобств. Ну ничего – наверняка такая возможность представится, когда они приедут сюда в следующий раз.

– Мы почти у цели, – объявил Джеймс. – Разобьем лагерь у следующей излучины.

– Разобьем лагерь, – повторила она, выгнув бровь. – Значит, у нас вроде как экспедиция?

Он хмуро посмотрел на нее, словно уже одно это предположение было оскорблением.

– Едва ли. Просто приятная прогулка на свежем воздухе.

– И все?

– С красивой женщиной.

Оливия просияла.

– Я, конечно, признательна за комплимент, но не могу согласиться с твоим заключением. Нас двое, и мы направляемся в определенное место с определенной целью. Ты же сам сказал, что мы разобьем лагерь, и я запаслась провизией. Полагаю, ты прихватил инструменты?

– Разумеется.

– В таком случае что же еще нам нужно, чтобы эту прогулку можно было считать экспедицией?

Его рот медленно изогнулся в обольстительной улыбке.

– Ничего, если ты готова потрудиться. Все члены экспедиции имеют обязанности, знаешь ли.

– Я готова внести свою скромную лепту в общее дело. – То есть если не потребуется ходить. И желательно не слишком испачкать платье.

– Тогда вперед.

Вот наконец и то место. Они остановились у излучины, где берег углублялся и расширялся, а песчаная полоска внизу полого спускалась к воде. Со спины лошади Оливия увидела на песке среди гальки с дюжину отдельно стоящих камней.

– Это их ты вчера нашел? – В тоне ее явственно улавливалось разочарование: она надеялась на что-то более интересное и, желательно, блестящее.

Джеймс спешился и помог ей спуститься на землю. Она стояла, держась за подпругу, пока он отвязывал костыли.

– Да, – ответил он с энтузиазмом, несколько несоразмерным открытию, на взгляд Оливии, правда, дилетантский, надо признать.

Он подал ей костыли, и она сунула их под мышки.

– Будем искать сегодня еще?

– Да. Конечно, невозможно сказать, что мы обнаружим. Порой неожиданные открытия – самые приятные.

Оливия скормила лошадям по паре морковок, пока Джеймс расстилал одеяло на поросшем травой берегу.

– Если ты будешь работать там, – она кивнула на песок, – тогда и я тоже.

Широко улыбаясь, Джеймс спрыгнул с берега и расстелил одеяло у ручья, сложив вдвое. Оливия подошла поближе, он положил костыли на траву и протянул ей руки. Она устояла перед соблазном прыгнуть к нему в объятия, а плавно опустилась, вздохнув от удовольствия, когда тело прижалось к твердыне груди и скользнуло по крепкому животу. Он продлил объятие, опуская ее медленно, дюйм за дюймом, и сердце его при этом билось почти так же быстро, как и у нее. Когда наконец ее подошвы коснулись песка, Оливия подняла взгляд на его лицо – или, точнее, рот – и приоткрыла губы в ожидании.

Джеймс наклонился и поцеловал ее. Поцелуй был мягким, нежным… и разочаровывающим до крайности. Она подалась вперед, на мгновение прижавшись к нему бедрами, и с удовлетворением почувствовала, что он отнюдь не остался безучастным. Тогда она повторила попытку ослабить его самоконтроль. Он застонал, обхватил ладонью ее щеку и, прервав поцелуй, выдохнул:

– Это… не то, чем обычно занимаются в экспедициях.

– Надеюсь… – Ее тон не оставлял сомнений, что надеялась она на большее.

Джеймс запрыгнул на берег, чтобы забрать их сумки и зонтик, после чего, к огромной радости Оливии, снял сюртук и, вернувшись, сразу же приступил к работе. Его движения были хоть и быстрыми, но четко выверенными и осторожными, будто между камнями могла оказаться закопанной хрупкая чайная чашка. Можно не сомневаться, что она осталась бы невредимой.

Завороженная его умелыми, рациональными движениями – не говоря уже о крепком, мускулистом теле и особенно той его части, что пониже спины, – Оливия предавалась мечтам об их будущем. Джеймс уедет на пару лет, но потом вернется, и они начнут совместную жизнь. Может, сейчас он ее и не любит, но есть шанс, что когда-нибудь полюбит, даже если женится и не по собственной воле.

И хотя она весь день могла предаваться созерцанию тонкой рубашки, облеплявшей мускулистые плечи и спину, ей подумалось, что можно было бы по крайней мере создать впечатление, что делаешь что-то полезное. Посему она достала карандаш и блокнот, открыла на чистой странице и написала сверху дату, после чего принялась зарисовывать камни, которые откопал Джеймс. К счастью, все они были гладкие и примерно одинаковой формы, что не требовало от нее какого-то особого художественного мастерства. Не забыла она и о пометках, указывающих приблизительное расстояние между камнями, а также описала свойства почвы берега и текстуру песка.

Она так увлеклась своим занятием, что вздрогнула, когда на страничку внезапно упала тень. Над ней стоял Джеймс с задумчивым выражением лица.

– Что это у нас тут?

Подавив порыв захлопнуть блокнот, она объяснила:

– Это мой вклад в экспедицию – набросок. Черновой, конечно же, и дилетантский, но все же набросок.

Он несколько секунд разглядывал страницы, испещренные ее записями, потом перевел потрясенный взор на нее.

– Где ты этому научилась?

– Чему – рисовать овал? – усмехнулась Оливия.

– Да нет, удивительно точно все изображать: и положение камней, всех семнадцати, и относительный размер…

– Ну да… Слава богу, от меня не потребовалось считать больше чем до двадцати. Моя точность имеет свойство значительно ухудшаться после этого числа.

– Я серьезно, Оливия. Это именно такой набросок, какой мне нужен. Ты даже описала почву и песок. – Он в изумлении покачал головой, как будто ничего столь же гениального в жизни не видел, а она должна была признать, что его восхищение было ей крайне приятно.

– Я просто записала те сведения, которые, как мне подумалось, ты захочешь запомнить, как то: время в соответствии с положением солнца на небе, приблизительное расстояние от места раскопок до границы деревьев. – Она и вправду ужасно гордилась собой. Возможно, ее рисовальные способности лучше, чем она думала о них.

Джеймс поочередно переводил взгляд с нее на набросок, словно никак не мог решить, чем больше восхищен.

– Набросок идеален. Можно, я возьму его на время? Потом обязательно верну, разумеется, но хотел бы показать Хэмфри. Твой рисунок даст ему представление о дальних уголках его земель. Уверен, у него имеются какие-то предположения по поводу этих камней.

Страшно довольная признанием ее примитивных трудов, Оливия великодушно заявила:

– Блокнот твой.

И тут ей пришла в голову мысль, которую она выпалила прежде, чем та успела оформиться до конца:

– А нельзя ли и мне с тобой в Египет? То есть я понимаю, конечно, что мало что могу предложить в плане…

– Нет! – отрезал Джеймс, хотя глаза его и выражали сожаление. – Это опасно, и, кроме того, в группе не будет женщин.

– Но когда-то все бывает впервые. Почему мне не стать той самой первой женщиной?

– Ты привыкла к пуховым перинам и шелковым простыням. Я не могу представить тебя среди скорпионов и взбесившихся верблюдов.

Тут он был прав, но она не собиралась так легко сдаваться.

– Я готова отказаться ото всех удобств, лишь бы путешествовать с тобой, быть рядом. И потом, ты же меня защитишь.

Джеймс взъерошил волосы, шумно выдохнул и заглянул ей в глаза.

– С этого момента я всегда буду тебя защищать: отдам жизнь, если понадобится.

Сладостный трепет пробежал по ее телу.

– Но в экспедиции тебе не место: люди умирают от болезней и обезвоживания…

– Джеймс! Я и не представляла, что эта поездка сопряжена с такими опасностями. Мне страшно за тебя. – Ее сердце уже перепуганно заколотилось.

Он взял ее за руку и погладил тыльную сторону ладони пальцем.

– Не надо так переживать: я хорошо усвоил опыт предыдущих экспедиций в Египет, так что уже подготовлен, но тебя такому риску подвергать не могу.

– Я… я понимаю, но все равно буду беспокоиться.

– Со мной ничего не случится, – сказал он так уверенно, что она ему почти поверила. – И если о Египте не может быть и речи, то здесь для исследований и раскопок обширное поле – если, конечно, ты хочешь проводить время со мной.

– Конечно, хочу. – Она будет наслаждаться каждым оставшимся у них днем. – И с удовольствием буду делать для тебя зарисовки.

– Это было бы чудесно! – Он лучезарно ей улыбнулся и присел рядом, положив блокнот на одеяло.

А потом снял рубашку.

Наверное, от жары у нее все смешалось в голове и Джеймс с обнаженным торсом всего лишь плод ее воображения, фантазия, которую она представляла сотни раз за последние десять лет.

Но эта картина поражала яркостью и абсолютной реальностью.

Кожа его плеч и груди, чуть светлее, чем на шее, покрылась испариной и блестела. Соски, плоские и темные, напоминали шкурку спелого персика. Широкие плечи, рельефный живот и узкие бедра так разогнали полет ее фантазии, что пришлось вытащить из сумки веер и начать энергично обмахиваться.

Когда душевное равновесие было немного восстановлено, она заметила:

– Эй, мне кажется, ты забыл, что здесь не твоя гардеробная, а я не камердинер.

Джеймс расхохотался, вытер грудь снятой рубашкой и бросил ее на берег.

Оливия еще энергичнее заработала веером.

– И что ты делаешь теперь?

Одним легким движением он стащил сапог и поставил рядом на песок.

– Собираюсь искупаться. – Он снял второй сапог и ухмыльнулся. – Хочешь со мной?

– Искупаться? – переспросила она тупо.

– Ну, скорее, пожалуй, поплескаться.

– Но нам ведь уже не по двенадцать! – напомнила она, как будто кто-то из них в этом сомневался, да и доказательство стояло перед ней: шесть футов мускулистой загорелой мужской плоти.

– Что может быть приятнее, чем окунуться в прохладную водичку? Или ты предпочитаешь жариться на берегу?

Нет, конечно. Но дабы защитить свое уязвимое сердце, она попытается сохранить между ними некоторые барьеры, хотя бы в виде одежды.

Словно прочитав ее мысли, он заметил:

– Можешь не раздеваться, если хочешь. Или оставить часть одежды, или… не оставлять.

Она подумала, не раздеться ли догола, чтобы посмотреть, так ли небрежно он будет реагировать, как пытается ей показать, но поняла, что не настолько смела.

– Я думала, это официальная экспедиция. Так что, купание разрешается?

– Безусловно. Даже приветствуется.

Ей было ужасно жарко. Локоны обвисли, ситцевое платье прилипло к телу, прохладная чистая вода в нескольких ярдах так и манила…

– Впрочем, мне и здесь хорошо, – солгала она, обмахиваясь веером.

Он пожал плечами, словно не знал, что от малейшего движения мускулы у него на плечах и груди перекатываются, заставляя ее глотать слюнки. Черт бы его побрал!

– Как хочешь. Можешь сидеть тут и любоваться видом.

– Полагаю, ты имеешь в виду зеленые холмы и безоблачное небо. – Она замахала веером с удвоенной силой, когда он зашел в воду, а потом нырнул, скрывшись с головой. Когда же с плеском вынырнул, разбрызгивая вокруг себя искрящиеся на солнце капли, мокрые волосы облепили голову, отчего он выглядел еще более мужественным и, пожалуй, чуть-чуть опасным. Боже милостивый, жара явно действует на нее отупляюще.

– Ты не представляешь, как это здорово! – крикнул он и улегся на спину, раскинув руки и ноги и закрыв глаза, словно в экстазе. Мокрые плечи и внушительные бицепсы, едва видневшиеся над водой, блестели на солнце.

Как бы ей хотелось быть с ним там, в реке, наслаждаться прохладой и тихим плеском воды!

Оливия поерзала, поскольку попа онемела от долгого сидения, и притворилась, что песок в туфле ее ничуть не волнует, как и пот, стекавший между грудями.

– А какое там дно?

Джеймс открыл глаза и бросил на нее озадаченный взгляд.

– Дно?

– Ну да, дно, у реки.

Он на секунду задумался.

– Просто твердый, спрессованный песок и редкие гладкие камни.

– Ничего скользкого?

– Нет, если не считать угрей.

Оливия передернулась.

– Не смешно.

– Если составишь мне компанию, обещаю защищать тебя от всего скользкого. Где же твой дух авантюризма?

О, пребывает в добром здравии. И благодаря ему она нажила себе кучу неприятностей.

– Если хочешь знать, я пытаюсь с ним бороться.

– Ну и как, успешно?

– Вполне. – Правда, всего каких-то пару дней.

Оливия чувствовала, что Джеймс ослабляет ее силу воли, откалывая от нее по кусочку, словно от пласта земли, над которым трудится.

– Мы здесь одни, а через каких-то три недели и вовсе поженимся. Будет тебе упрямиться.

Оливия фыркнула.

– Вовсе это и не упрямство.

Он подплыл ближе, а потом встал на ноги и сделал несколько шагов к берегу, где вода доходила ему до колен. Бриджи облепляли его, очерчивая каждый дюйм тела, не оставляя возможности для полета фантазии. Да поможет ей Бог…

– Ну так присоединяйся ко мне. Не хочу, чтобы ты лишилась чувств от жары.

Он прав: она действительно была на грани обморока, но вовсе не из-за жары. Пока он шел к берегу, ей в голову пришла крайне неподобающая мысль слизнуть струйки воды, стекавшие по его груди.

Наконец он склонился к ней, полуголый и совершенно неотразимый, и протянул руку, уронив на нее несколько приятно холодных капель.

Оливия отшвырнула веер, который совсем не помогал, и сбросила шляпку.

Что ж, грех сладок, а человек падок.

Решено: она искупается.