Дерзкая и желанная Бартон Анна
Он сглотнул и прижался лбом к покоробленному дереву.
– Кто же еще знает, что однажды ты под дождем проскакала на одной ноге через поле, и что ты гораздо лучшая актриса, чем готова признаться, и что боишься касаться босыми ногами речного дна?
Дверь, скрипнув, приоткрылась.
– Больше не боюсь. Однако если увижу здесь еще хоть одного паука, мои нервы могут не выдержать.
А теперь он узнает свою прежнюю Оливию. Облегчение растеклось по жилам.
– Прости, что напугал. Прости за все. Мы можем поговорить?
Она заколебалась, потом кивнула.
– Дай мне минутку убрать оружие и привести себя в презентабельный вид.
О господи!
– Оружие?
– Нож, – пояснила она из глубины темной хижины. – Небольшой сувенир из моих скитаний.
Вернувшись к двери, она впустила его внутрь. Она была обернута одеялом, подоткнутым под мышками, и руки казались слишком худыми.
Ему хотелось привлечь ее к себе и почувствовать биение сердца у своей груди, хотелось вкусить сладость кожи и вдохнуть пьянящий запах волос, но он ограничился тем, что мягко провел костяшками пальцев по щеке.
– Ты как, нормально?
Она вздохнула.
– Да.
– Почему? – просто спросил Джеймс, но она поняла, что он имел в виду.
– Я хотела, чтобы ты поехал. – Голос ее прозвучал сипло и надтреснуто. – В свою экспедицию. Ты должен был поехать. Почему ты остался?
– Не могу поверить: она еще спрашивает! Неужели ты и правда думала, что я уплыву на другой континент, ничего не зная о тебе? Не удостоверившись, что ты жива и невредима?
– Да, – резко отозвалась Оливия. – Я же написала тебе, что со мной все будет хорошо, а теперь ты и сам это видишь. Почему же не поверил?
– Почему? Может, я не хотел верить твоему дурацкому письму. Во всяком случае, той части, где ты намекала, что время, которое мы провели вместе, ничего для тебя не значило, и где сказала, что должна покинуть меня, потому что совсем не любишь.
Между ними воцарилось молчание, и Джеймс пожалел, что не видит отчетливо ее лицо, а еще бы лучше узнать, что у нее на сердце.
– Я хотела, чтобы ты был счастлив, – прошептала она наконец. – Понимаю, насколько эгоистично себя повела, когда поехала вслед за тобой в надежде, что ты откажешься от своей мечты ради того, чтобы остаться здесь и исполнить мою. А потом Оуэн застал нас вместе, лишив тем самым нас обоих выбора.
– Признаюсь, и я поначалу чувствовал то же самое. Но чем больше времени проводил с тобой, тем больше сознавал, что мы созданы друг для друга. – Он взял ее руки в свои, молясь, чтобы она поняла. – Каждое происшествие, каждый разговор, каждый поцелуй сближал меня с тобой. Я люблю тебя, Оливия.
– Ох, Джеймс. – Она подняла взгляд к потолку хижины, словно пыталась сдержать слезы. – Я тоже люблю тебя. Но я правда хотела, чтобы ты поехал, чтобы осуществил свою мечту.
– Иди ко мне, – сказал он, раскрывая объятия.
Она сделала два неуверенных шажка и, спрятав лицо у него на груди, всхлипнула в рубашку.
Джеймс, погладив ладонями ее спину и стиснув в кулаках еще влажные волосы, дабы удостовериться, что она и вправду здесь, с ним, вновь упиваясь ощущением правильности того, что они вместе, мягко пробормотал:
– Оливия, для меня очень много значит, что ты пошла на такие жертвы, чтобы убедить меня поехать – великодушнее тебя я не знаю никого, – но я отказался от места в экспедиции еще до того, как ты убежала.
– Лучше бы ты этого не делал.
– Я считал, ты будешь счастлива, что мы начнем нашу совместную жизнь.
– Но у меня все не шел из головы бедный дядя Хэмфри.
– А при чем тут Хэмфри?
– Он ни разу в жизни не ездил в экспедицию и мог изучать мир только по книгам. И когда он говорит о возможностях, которые упустил, взгляд у него такой печальный и затравленный.
– Это потому, что он слишком много пьет и проводит время в обществе своих кошек.
– А я думаю, это потому, что он так и не смог воплотить свою мечту. И я не могла вынести мысли, что однажды, через много лет, увижу в твоих глазах тот же затравленный взгляд. Я хочу, чтобы ты был счастлив… по-настоящему счастлив.
Он приподнял ее голову за подбородок и погладил подушечкой большого пальца скулу.
– Ну, во-первых, я буду счастлив, если мы выберемся из этой жалкой лачуги. – Он подхватил ее на руки, пинком распахнул дверь и перешагнул через порог. Она уютно пристроила головку в изгибе его плеча, и впервые за неделю Джеймс облегченно выдохнул, отпустив все свои тревоги, страх и неуверенность и почувствовав, как освободившееся пространство заполняется любовью, надеждой и счастьем.
Он принес ее к их месту у реки и поставил на ноги, потом снял сюртук и расстелил на земле.
– Не совсем одеяло, но все-таки трава не будет так колоться.
Засмеявшись, она села и подобрала под себя ноги.
– Колючей травы я не боюсь. В сущности, после этой недели я уже почти ничего не боюсь.
– Кроме пауков.
– Конечно.
Вспомнив камни у реки, он спросил:
– А ты, случайно, не копала, пока была здесь?
– Ну да, копала немножко. – Она улыбнулась. – Я нашла кусок металла, который похож на часть креста, и еще камни.
Он выгнул бровь.
– Ты говоришь прямо как археолог.
Она пожала тонкими плечиками.
– Мне же надо было чем-то занять свои дни. Должна признаться, что это было… приятно.
– И, может, чуть-чуть волнующе?
– Да. – Она потерлась губами о его шею, и пульс у него зачастил в ответ.
Он пощелкал языком, подзывая своего коня, и отвязал седельную сумку.
– Я привез тебе поесть.
Он вручил ей сначала хлеб, а когда она съела все до крошки, усмехнулся и отдал все, что привез, включая фляжку с вином.
Пока она ела, он принес выстиранные платье и рубашку, еще раз выжал и развесил на камне сушиться.
Слизнув капельку яблочного сока с тыльной стороны ладони, Оливия откинулась на спину и, устремив счастливый взгляд в небо, вздохнула:
– Ничего вкуснее в жизни не ела… особенно пирожки.
Джеймс вытянулся рядом.
– Вообще-то благодарить надо Ральфа. Когда он гулял здесь сегодня утром, ему показалось, будто среди деревьев кто-то мелькнул. И я подумал, что это можешь быть ты… Я надеялся, что ты.
– А, утром у меня было ощущение, что я не одна. Слава богу, что это был твой брат, а не тот грабитель, которого я… ну неважно.
– О нем можешь больше не беспокоиться.
– Как твой брат? И мама?
– Прекрасно. Но сейчас я хочу поговорить не о них.
Оливия моргнула и повернулась к нему.
– Заварила я кашу, да?
– Нет. Не думаю, что это, – он сжал ее ладонь, – можно назвать кашей.
Она улыбнулась.
– Ну а как бы ты это назвал?
– Я думаю, что любовью. Ты храбро провела неделю в глуши, чтобы исполнилась моя мечта поехать в Египет. Я прочесал чуть ли не пол-Англии, потому что не могу представить будущего без тебя.
Надежда кольцом свернулась у нее в животе. Теплая и сладкая.
– Тогда, полагаю, хорошо, что ты меня нашел.
– Я люблю тебя, Оливия. Больше музея, полного старинных артефактов, и пустыни, полной еще не найденных реликтов.
Она насмешливо вскинула бровь.
– О, это воистину высшая похвала. – Потом серьезнее добавила: – Я тоже люблю тебя. Больше, чем гардероб, полный изысканных платьев, и булочную, полную горячих сладких булочек. И я не говорю, что это из-за твоей груди, – она провела ладонью по гладкому полотну его рубашки, – однако и утверждать, что она тут ни при чем, не стану.
Джеймс наклонился и прислонился лбом к ее лбу.
– Я так тревожился о тебе.
Мука в его голосе чуть не довела ее до слез.
– Шш. – Она прижала палец к его нижней губе. – Я здесь. Со мной все хорошо, и я собираюсь тебе это доказать.
С этим она уложила его на спину, склонилась над ним и коснулась его губ своими. На короткий миг они замерли так, дыхание их смешалось в теплом летнем воздухе, и казалось, на свете нет никого, кроме них двоих.
Вот оно, то, чего она всегда желала. Такая любовь, которая выдержит любые тайны и любые ошибки, какими бы большими они ни были. Любовь, которая любую безнадежную ситуацию превращает в… правильную.
Желание вспыхнуло. Поцелуй углубился. Джеймс тихонько застонал, потянув одеяло, которым она была обернута, и оно упало, оставив ее совершенно нагой. Он жадно ласкал груди, бедра, живот, воспламеняя ее.
Она тоже стала стягивать с него одежду, и скоро его теплый крепкий торс потирался о ее соски, дразня и превращая их в твердые ноющие горошины.
Он просунул руку ей между ног и дотронулся до лона. Влажная и дрожащая от нестерпимого желания, она выдохнула:
– Джеймс… В письме я солгала. Я никогда не переставала любить тебя. В моей жизни был только ты. И всегда будешь.
Он опустился на нее, просунул ладони под ягодицы и посмотрел в глаза с нежностью, от которой перехватило дыхание.
– Ты придала моей жизни смысл, Оливия. Я всюду искал, пытаясь найти что-то… действительно важное. А ты все это время была рядом.
Она обхватила его ногами, привлекая ближе, и он, не сводя с нее глаз, медленно вошел в нее. Их тела идеально слились, они двигались вместе, раскаляя обоюдную страсть добела.
– Больше никогда не покидай меня, Оливия, – взмолился Джеймс, обхватив ее лицо ладонями.
Сердце ее сжалось в груди, а желание вспыхнуло с новой силой.
– Не покину, обещаю…
Слово сорвалось с ее уст вместе с накрывшей ее волной наслаждения. Она выгнула спину, потянув Джеймса вместе с собой.
Он выдохнул ее имя как молитву.
А когда сладостная дрожь в конце концов утихла, он лег на бок и улыбнулся ей так, что внутри у нее все растаяло, как шоколад на солнце. Снова.
Он взял длинный локон с ее плеча и накрутил на палец.
– Завтра мы разберемся с нашими семьями, решим все вопросы, поговорим о свадебных планах. А сегодняшняя ночь только наша. И я не могу представить ничего прекраснее.
Оливия счастливо вздохнула. Да, ничего прекраснее и быть не может.
Глава 30
Джеймс надеялся, что правильно повторяет слова.
Каждый раз, когда смотрел на Оливию, светящуюся и прекрасную в бледно-голубом шелковом платье, он забывал, где находится, – а именно в крошечной церквушке Хейвен-Бриджа, на собственной свадьбе.
Он с трудом оторвал взгляд от своей прелестной невесты и перевел на Хантфорда, который возвышался в первом ряду и подозрительно часто моргал, будто соринка в глаза попала. Герцог так обрадовался, когда Оливия нашлась, что согласился на ее просьбу отложить свадьбу еще на две недели.
Вероятно, тут не обошлось без Аннабелл. Она сказала, что Оливии надо поправиться, чтобы можно было надеть свадебное платье, потому что опять переделывать его отказывается.
Дополнительные две недели позволили некоторым родственникам, которые уехали из Хейвен-Бриджа после первой неудачной попытки, вернуться. В этот раз Фоксборн сопровождал Дафну, и таким спокойным и непринужденным Джеймс графа еще не видел. Он по-прежнему криво ухмылялся, посмеиваясь над Джеймсом как над влюбленным глупцом, каковым он, собственно, и был. Разумеется, Фоксборн и сам по уши влюблен в свою жену, и Джеймс напомнит ему об этом при первой же возможности.
Сестра Оливии Роуз и сводная сестра София сидели рядышком. На их лицах была написаны радость и… облегчение. По-видимому, им лучше других было известно, какой упрямицей может быть их сестра.
Матушка и брат Джеймса сидели в первом ряду. Ральф облачился в модный сюртук с красивым шейным платком и гордо улыбался. Мама прикладывала к глазам платок (тема внуков затрагивалась в разговорах не меньше трех раз за последние две недели).
Дядя Хэмфри был зажат между двумя тетушками Оливии. В последние несколько дней он урезал себе норму бренди и поклялся, что будет в состоянии вытащить себя из кресла и присутствовать на свадьбе. Он сдержал обещание, и некоторые пожилые дамы даже признали его совершенно очаровательным.
– Мистер Эверилл?
Джеймс взглянул на викария и сконфуженно улыбнулся.
– Я беру эту женщину в жены…
Час спустя гости собрались на лужайке позади одного из арендованных Ханфордом коттеджей, наслаждаясь легким, но изысканным свадебным завтраком, устроенным сестрами Оливии.
Оливия и Дафна сидели рядом с Ральфом, и все трое были поглощены разговором о планах устраивать пикники и экскурсии для приютских детей. Оливия предложила Ральфу принять участие в этом деле, и он с радостью согласился.
– Осень будет идеальным временем для загородного пикника, – сказала Дафна. – Мы можем предложить девочкам взять тетради и делать записи о жизни растений и животных, которых они будут наблюдать. Мне надо будет повторить латинские названия, чтобы у девочек была правильная терминология.
Оливия насмешливо закатила глаза.
– Весь смысл загородной прогулки в том, чтобы на несколько часов оторвать их от книжек. Это будет день без латыни!
– Но мы должны использовать любую возможность для получения новых знаний. – Дафна повернулась к Ральфу за поддержкой.
– В-возможно, девочки могли бы собрать н-несколько образцов и посмотреть их названия, когда вернутся в приют. Занятие для дождливого д-дня.
Оливия поднялась и звонко чмокнула Ральфа в щеку.
– Ты умный и дипломатичный – точно как твой брат.
Она лукаво поглядывала на Джеймса, порхая среди гостей, чтобы поблагодарить за приезд и любезно принять добрые пожелания. Щеки ее больше не были впалыми, а потрясающее платье демонстрировало вновь округлившиеся роскошные изгибы. С забранными наверх волосами, в струящемся платье она напоминала классическую греческую красавицу.
Но главное, глаза ее озорно поблескивали, и это означало, что она либо очень счастлива, либо что-то задумала.
Он подозревал, что и то и другое.
Она подошла к столу, взяла серебряную ложку и постучала ею по хрустальному бокалу.
– Леди и джентльмены, прошу минуточку внимания. – Она ослепительно ему улыбнулась. – Особенно вашего, мистер Эверилл.
Гости притихли, а он вежливо склонил голову набок, гадая, что, интересно, приготовила ему красавица жена.
– Я понимаю, что невесте не положено произносить речи, однако для большинства не секрет, что я далеко не всегда действую согласно правилам или традициям. Первым делом хочу извиниться перед теми из вас, кто приезжал на нашу свадьбу не один раз, а дважды. Я искренне сожалею о тех хлопотах и беспокойстве, которое причинила.
Причина, по которой я сбежала, заключалась не в том, что мои чувства к Джеймсу изменились. Напротив, я знала, что любовь к нему для меня превыше всего, и подумала, что, если смогу убедить его, будто не желаю этого брака, он сможет воплотить свою мечту об участии в археологической экспедиции.
Джеймс покачал головой, не понимая, зачем она говорит об этом. Она его мечта. Смысл всей его жизни. Он открыл было рот, чтобы сказать это, но она вскинула руку и продолжила:
– Джеймс готов был отказаться от этого приключения, чтобы мы не расставались. Только мне пришло в голову, что, возможно, ему не оставалось выбора.
Он подошел к ней, наклонился к уху и зашептал:
– Я думал, мы все уже выяснили, Оливия. Пожалуйста, давай поговорим об этом потом.
Не обращая на него внимания, она продолжила:
– Поэтому, с небольшой помощью дяди Хэмфри, я устроила нам свадебное путешествие… в Египет.
Он заморгал.
– Что?
– Мы встретимся с остальной командой в Каире. Это будет не такая длинная экспедиция, как ты планировал, всего шесть месяцев. Я подумала, этого времени нам вполне хватит, чтобы вдоволь покопать и порисовать.
– Но я не…
– Мы отправляемся завтра. – Она подняла на него сияющие глаза. – Ну не чудесно ли?
Родные и друзья зааплодировали и одобрительно загудели.
Он чувствовал себя участником какого-то странно реалистичного театрального представления.
– Это великолепно, Оливия, – прошептал Джеймс, – но я не могу представить, чтобы твой брат…
– Я уже поговорила с ним об этом. Мне хотелось, чтобы наше путешествие продлилось год, но он убедил меня вернуться через шесть месяцев. – Она наклонилась ближе и прошептала: – Не знаю, по кому из нас он будет скучать больше. Ведь он давно простил тебя, даже если и не признался в этом.
Джеймс покачал головой.
– Не могу поверить, что мы едем в Египет…
– Завтра. Твой дядюшка написал одному своему коллеге, и вместе они все устроили. Хэмфри говорит, что условия жизни там будут не такими роскошными, как на Сент-Джеймс-сквер, но, с другой стороны, уж точно гораздо лучше, чем в заброшенной хижине.
Египет. Он убеждал себя, что не хочет ехать: и, по правде сказать, ему все равно, где находиться, лишь бы Оливия была рядом, – но нельзя не признать, что от перспективы отправиться в Египет – вместе с ней – испытывает радостное волнение.
Джеймс подхватил жену на руки и закружил, не обращая внимания на неодобрительно поджатые губы тетушек, а когда опустил на землю, шепнул:
– Лучшего свадебного подарка не получал никто на свете. Спасибо.
– Пожалуйста, дорогой муженек, – в тон ему сказала Оливия.
«Муженек». Ему это нравится.
– У меня тоже есть объявление. – Хэмфри прокашлялся и вытер лоб платком, а потом поднялся на дрожащих ногах.
– Что такое, дядя? Тебе не следует напрягаться! – бросился поддержать его Джеймс.
– Чепуха. Давно пора было. – Обращаясь ко всем собравшимся, он сказал: – Джеймс мне как сын, которого у меня никогда не было. А теперь у него есть и красавица жена, которая мне уже как дочь. Они напомнили мне, каково это быть молодым и влюбленным. Уж и не знаю, видел ли я когда-нибудь более влюбленную пару.
– Спасибо, дядя.
Хэмфри кивнул.
– У меня подарок для вас обоих: это не какие-то богатства или драгоценности, – но тем не менее особенный. Я хочу, чтобы вы владели землей у реки. Можете копаться там вволю и делать все, что ваша душа пожелает.
Оливия ахнула.
– Дядя Хэмфри, но мы не можем это принять.
– Очень даже можете. И если хотите знать, у меня имеется скрытый мотив. Надеюсь, что вы, а когда-нибудь и ваши детишки, будете навещать меня здесь, в Хейвен-Бридже.
Джеймс покачал головой и обнял дядю.
– Мы и так навещали бы тебя.
– Но так вернее.
– Ты всегда был мне как отец. Это самый лучший подарок.
Хэмфри кивнул и потер лицо.
– Проклятая мошка попала в глаз.
Джеймс со смешком помог ему снова сесть в кресло, потом подошел к Оливии и взял ее руку в свою.
– Хоть это совсем не так грандиозно, но у меня тоже есть кое-что для тебя.
– Правда?
– Да. – Он сглотнул, потом опустился на колено, надеясь, что сделает все как надо. Оливия всегда хотела романтического предложения, и, видит Бог, она его заслуживает.
Даже если оно чуть запоздало.
– Оливия, я не мастер говорить красиво, поскольку привык к сухому языку цифр и законодательных актов. Правовые вопросы не представляют для меня сложности, – о господи, не слишком-то хорошее начало! – но вот чувства – совсем другое дело. – Джеймс натужно сглотнул, и она ободряюще кивнула: мол, продолжай. – Ты ворвалась в мою жизнь стремительно, как ураган, требуя от меня большего, опровергая все, что, как мне казалось, я знал о тебе, и заставила понять, что самую большую ценность представляет не прошлое, а настоящее: друзья и родные, которые поддерживают нас и в горе, и в радости и делают нашу жизнь богаче. С тобой жизнь всегда будет приключением, и каждая новая глава лучше и интереснее предыдущей. Я счастливейший из мужчин, потому что ты – моя жена.
Оливия заморгала, прогоняя слезы, а среди женщин послышались вздохи и всхлипывания. Хантфорд хмыкнул.
– Ох, чуть не забыл. – Джеймс полез в карман, вытащил кольцо и протянул ей.
Оливия прижала руки к груди.
– Но это же мое… как ты нашел его?
Он пожал плечами.
– Полагаю, такими делами ведает судьба. – Он взял ее руку и начал надевать кольцо на палец.
– Подождите, – воскликнул Хэмфри. – Прежде чем надеть его, дайте мне взглянуть.
Он прошаркал к ним, бесцеремонно выхватил кольцо из пальцев Джеймса и прищурился, разглядывая.
– Юстас, одолжи, пожалуйста, свой лорнет.
Тетя Юстас подала ему лорнет, и Хэмфри принялся изучать золотой ободок. Все в ожидании наблюдали за ним. Вот взгляд его сфокусировался, потом брови удивленно поползли вверх, глаза расширились.
– Что там? – спросила Оливия.
– Внутри есть гравировка, – ответил Хэмфри. – Посмотрите.
Оливия поднесла кольцо к лицу.
– «Amor vincit omnia». Моя латынь не на высоте, но, думаю, это означает…
– «Любовь все побеждает», – опередил ее Джеймс. Он надел кольцо ей на палец и прижался губами к руке.
– Да, – выдохнула она. – Это действительно так.
Когда все одобрительно загудели и зааплодировали, он наклонился и прошептал ей на ухо:
– У тебя сохранился тот костюм Клеопатры?
Она вскинула бровь.
– Возможно.
– Непременно возьми его с собой.
– Как пожелаешь. – Ее глаза были полны обещания… и любви.
– А впрочем, если подумать, – он легонько куснул ее за мочку уха, – лучше надень его сегодня ночью.
Она послала ему пылкую улыбку.
– Не могу дождаться.
Боже!.. Он и сам уже считает минуты.