На то и волки Бушков Александр
У подъезда уже тихо урчали моторами его «БМВ» с Федулом за рулем и Степашина «Хонда». Данил крикнул Степаше:
— Прикрываешь хвост!
И распахнул дверцу, прыгнул на сиденье рядом с Федулом. За его спиной устраивали поудобнее пленника и устраивались сами бравые сподвижники.
В глаза ударил свет — одновременно с рокотом мотора вынырнувшей из-за угла дома машины, озарявшей все вокруг ритмичными синими вспышками включенной мигалки. Но «Хонда» уже метнулась вперед, обошла по дуге машину Данила, в лоб столкнулась с милицейским «уазиком». Отчаянно завизжали тормоза, и посыпалось стекло.
Федул рванул «БМВ» задним ходом, пер так, пока не кончился дом, вывернул на улицу и тут уж вжарил по-настоящему. Бывший таксист, несколько раз участвовавший во всесоюзных ралли, мог творить чудеса высшего пилотажа и на любой советской тачке, а уж когда под ним была германская лошадка чистых кровей… Они свернули, снова свернули, промчались по пустынной улочке, застроенной частными домиками, мимо шеренги железных гаражей, мимо стеклянного здания «Шантарспецавтоматики», еще попетляли по проходным дворам, широким и узким улицам — и теперь уже сам Данил окончательно потерял всякое представление о том, где они в данный момент находятся.
— Тормозни, — сказал он.
Федул притормозил, подал машину назад, остановился и выключил все огни. «БМВ» встал перпендикулярно освещенной желтоватыми фонарями улице, носом к ней, укрытый в тени меж двух «хрущевок».
Данил опустил стекло до половины, прислушался. Стояла покойная ночная тишина. Ничего похожего на вой сирены даже вдали не слышно. Он включил рацию, перевел на милицейскую волну. Все, что он услышал, с легким сердцем можно было отнести к рутинным милицейским будням — поблизости и впрямь кого-то ловили, но азартно перекликавшиеся «батальонцы» охотились за «белой иномаркой, вроде японской». Их «БМВ», цвета, как модно говорить, мокрого асфальта, никак под это описание не подходил.
— Это где же мы есть? — спросил Данил.
— На Сосновой, — сказал Федул. — Во-он там — стадион «Сокол», а в той стороне…
— Ладно, я понял.
Белую иномарку ловили у моста, километрах в трех отсюда, так что они тут точно ни при чем. Если ссученные знают, с кем имеют дело, тревогу не поднимут. А если и не знают — Степаша успел протаранить их раньше, чем они смогли разглядеть марку и цвет Даниловой тачки…
— Поглядите там, — сказал он. — Или нет, дайте мне. Вы пока пошарьте по карманам. И смотрите, как очнется, тут же добавьте…
Хоменко передал ему небольшую сумку. Рация. Выключена — был уверен в себе, как и многие дурики, сгоревшие до него… Сканер-отмычка. Как и предвидел Данил, сканер оказался земляком сигнализации, игрушкой не из дешевых. Фонарик. Перочинный нож со множеством предметов — можно купить в каждом втором магазине, перышко дорогое, зато холодным оружием, безусловно, не считается, несмотря на то что умелые ручонки в три секунды припорют им трех человек…
И все. Вполне достаточно для задуманного вторжения, но мало выводов и логических умозаключений. Одно ясно: сгребли они не шакала — волчару… У Вадима не было ни единого шанса.
— Ну, что там?
— Пачка «Верблюда», зажигалка и ключи, — сказал Кондрат. — Больше ничего.
Данил распорядился:
— Ну, тогда, благословясь — на ближнюю дачу. Посидим, поокаем…
За спиной у него послышался глухой удар.
— Очухался? — спросил он.
— Ага, — тяжело выдохнул Кондрат. — Притворился, сука, будто все еще в нокауте, но мышца-то напряглась…
— Пристройте его на полу, — сказал Данил. — И давай, Федул, огородами-огородами, не ровен час, полезут нас проверять по ночному времени…
«Ближняя дача», числившаяся частным владением Данила, располагалась на левом берегу, там, где над городом громоздились сопки. Оттуда открывался прекрасный вид на ночной город и на реку, дача прильнула на склоне Коршуновской горы, в незапамятные времена бывшей вулканом. Домик скромный, зато кирпичный, возведенный в те полузабытые времена, когда подобную фазенду могли позволить себе и простые пенсионеры, и наскребшие на свой хребет эту самую перестройку интеллигенты, и творческие люди вроде субъекта, у которого дачку купили. Художник этот, в застойные времена украшавший торцы зданий жуткой мозаикой на идеологические темы, гласность воспринял с визгом и моментально сделался первым демократом города, но со временем вдруг обнаружил, что при новой власти его монстры никому не нужны и денег на подобное похабство из казны более не отпускается. Отыскав в себе малую толику немецкой крови, он стал оформлять документы в далекий фатерланд — и попутно распродавал все, что можно, дабы наскрести хоть на дорогу. Увы, исполненную в местном мраморе метровую голову Владимира Ильича загнать так и не удалось — а Данил по причине ее неподъемности и полной безвредности не стал возиться и выкидывать. Так голова и торчала в садике, посреди десяти соток сосняка. Приезжавшие на дачу гости воспринимали ее спокойно, а после хорошей водочки кое-кто и ронял ностальгически слезу.
Граф, двухлетний мохнатый южак, был уже чисто Даниловым приобретением — как и сторож дядя Миша, милейший человек, отсидевший в общей сложности лет двадцать за разные дела, в основном за несгораемые кассы, чемоданы в поездах и левое золотишко. Как правило, зэки со стажем собак терпеть не могут, но дядя Миша был исключением, и оба второй год жили душа в душу. К новой работе сторож относился философски (только иногда, подвыпив, скорбел о загубленной молодости, матеря юное поколение, без всяких хлопот и при полном бессилии властей крутившие дела, какие дяде Мише при социализме и не снились), а слабость у него была одна-единственная — порой приводил девиц позднего школьного возраста, наряжал в пионерскую форму и трахал у подножия мраморного Ульяныча — но как-то ухитрялся подбирать таких, что обходилось и без огласки, и без триппера. Ну, а молчать умел, как отшельник первых лет христианства, искавший в немоте совершенства…
Граф понесся вдоль железной ограды, захлебываясь лаем, но тут же узнал вылезшего из машины Данила и смущенно заткнулся, преданно извиваясь. Дядя Миша молча открыл ворота, запер их за бесшумно вплывшей машиной, поймал пса и отвел его в будку. Присмотрелся к обвисшему гостю, которого поддерживали под мышки:
— Чего-то он в бранзулетках? Казачок засланный?
— Вроде того, — сказал Данил. — Камин растопи, дядь Миша, и жуткую кислоту приготовь, нам с ходу декорации понадобятся. Как соседи?
— Справа — в город уехали. Слева — привез девку. До полуночи звенели пузырями и гоняли музыку, потом угомонились.
— Мы сейчас этого голубка занесем, посмотришь?
— Проконсультировать?
— Ну?
— Яволь, — дядя Миша отдал честь по-американски — ладонь к пустой голове, потом чуть вперед.
— Видиков насмотрелся? — лениво поинтересовался Данил.
— А чего еще делать? — он приотстал от тащивших пленника, взял Данила под локоть. — Слышь, бугор… Тут часиков в семь вечера крутились по улице два мотоциклиста, все из себя навороченные, в эмблемках, цепях и драконах. Только если это не тихари, я — народный дружинник… Я и девку приводить не стал, как собирался, кто их ведает…
— Ну и?
— Бля буду, они на твою фазенду косяка кидали.
— Работа у них такая, — сказал Данил. — В конце-то концов, фазенда на меня записана. Держись посмелее, дядь Миша, ты хоть и в сторожах, да сторожишь не котельную… Всегда отмажем, если чистый. Главное, не нужно в них бабахать, это выйдет перебор…
Он мимоходом потрепал Графа по затылку, спустил его с цепи и вошел в дом. Пленный лежал на полу, в сознание еще не пришел, но уже постанывал.
— Вы мне его заголите, орлы, — сказал дядя Миша Кондрату с Хоменко. — Сверху. Поглядим.
Заголили. Данил оглядел синюю церковь с куполами, красовавшуюся во всю нехилую грудь, проткнутый кинжалом череп и прочие изыски, повернулся к дяде Мише:
— Сидел. Не единожды. А?
— Точно, бугор. Самое малое три ходки. Разбой, грабеж, в зоне — родимая отрицаловка. Восемнадцать стукнуло на малолетке… «убил предателя»… змейку такую колют определенно в Мордовлаге… одним словом, тот еще зверь. Не в законе?
— А вот этого не знаю.
— Кончать будете? — совершенно по-деловому поинтересовался дядя Миша.
— Посмотрим. Сначала потолковать надо.
Данил задумчиво покосился на Кондрата. Подробностей он не знал никаких, но его предшественник, сдавая дела, так и сказал про Кондрата и отсутствующего здесь Пеликана: «Если понадобится кого-то отправить в лучший мир, эти двое для того денежку и получают…» Убирать, правда, еще никого не приходилось — случался мордобой, допросы третьей степени, деликатные предупреждения вроде взрывпакетов в форточки…
Словно угадав его мысли, Кондрат равнодушно сказал:
— Сделаем, командир. Чисто, как на ВДНХ.
Данил присел на корточки, присмотрелся и уверенно сказал:
— Кончай придуриваться. Ресницы дергаются.
Пленник открыл глаза. Медленно оглядел их всех по очереди, рывком сел, попробовал на прочность цепочку наручников и, уставясь снизу вверх, зло, ненавидяще бросил:
— Курнуть дайте.
Данил вставил ему в рот зажженную сигарету, подхватил под мышку, поднял и усадил на стул. Сел сам. Кондрат с Хоменко без команды переместились за спину пленника, чтобы держать его в напряжении — но тот их словно бы и не заметил. Уставился на Данила:
— Ты, гандон, чего забавляешься?
— А зачем ты ко мне в квартиру влез? — с ангельским терпением спросил Данил. — Упереть хотел все, что нажито честным трудом? Три магнитофона, куртки кожаные три… — он бесшумно взмыл со стула, навис над чернявым. — Короче, погань. Зачем пришел?
Чернявый пожал плечами:
— Ремесло такое, братила. Дали мне наводку на твою хату, продали ключи, предупредили, что там цивильное барахлишко и заграничная пищалка… Жить-то надо. Кто ж знал, что вы такие дерганые… Давай думать, как нам с тобой разбираться. Что возьмешь за претензию?
Он говорил гладко и убедительно, но в глазах пряталась едва заметная издевка.
— У кого купил ключи? — спросил Данил.
— Там, где продают. Тебе это ни к чему, не похоже, чтобы тебя нужда давила…
— Врешь ведь?
— А ты мне докажи.
Данил спокойно выпустил дым, покосился на дядю Мишу — тот, закончив возиться с камином, весьма внимательно приглядывался и прислушивался.
— Ты, мужик, я смотрю, не такой уж нервный, — ухмыльнулся чернявый. — Не суетишься. Другой бы на твоем месте давно моргнул этим вертухаям, чтобы кинули пару по почкам… С тобой, сердце вещует, и договориться можно, а?
— Отчего же нет, — сказал Данил. — Мне не так-то много и нужно знать. На кого работаешь, кто тебя дослал убить нашего человека, что ты должен был взять в квартире… вот и все, пожалуй.
— Я ж тебе сказал. Дали наводку, продали ключи, а с ними и твою хату…
— Ты в теорию вероятностей веришь?
— Чего-о? — искренне удивился чернявый.
— Звездишь ты, браток, как депутат Госдумы, вот что я имею в виду, — сказал Данил. — Не верю я в такие совпадения. Объясни ты мне, кто же это забирает ключи от хаты для продажи и наводит, а деньги с золотом оставляет? Откуда взялся такой аристократ, что гоняется за журавлем в небе?
— Что продали, то и купил. Мои заботы — кто чего оставлял?
— Пойми одно, — сказал Данил, — если мы начнем с тебя драть шкуру, все равно расколешься, как гнилой орех, только вид у тебя уже будет столь нетоварный, что поневоле придется гуманности ради отправить на небеса…
— А если расколюсь, вы мне купите билет в Сочи… Нашел лопуха.
— А выбор у тебя есть?
— Как говорил товарищ Сухов, лучше, конечно, помучиться. — Чернявый, такое впечатление, на бас особенно не давил и лазейку для почетной сдачи оставлял, но белым флагом еще не размахивал. — Ты хоть умеешь шкуру-то драть? Учти, на хитрую жопу всегда хрен с винтом отыщется…
— А на хрен с винтом, есть хода с переулочками, — сказал Данил. — И так далее. Ты Штирлица из себя не строй. Знал, падло, куда шел, к кому шел…
Он кивнул Кондрату, и тот врезал сзади сцепленными в «замок» кулаками, добавил коленом. Чернявый приземлился на полу — шумно, со стуком.
Данил подошел к дяде Мише, тихонько спросил:
— Ну?
— Не, бугор. До вора в законе ему далековато… Кислоту нести?
— Тащи, — распорядился Данил.
Он без всяких душевных терзаний превратил бы этого субъекта сначала в кусок мяса, а потом в покойника. Однако многочисленные криминальные романы и фильмы, хотя порой имеют с реальной жизнью мало общего, безусловно, правы в одном: уничтожение левого трупа — дело муторное, долгое и до окончания производственного процесса чреватое риском. «Есаул» работал не в одиночку — его пытались прикрыть, его непременно станут искать, за дачей могут наблюдать уже сейчас, так что работать надо ювелирнейше, проще договориться миром, не заливая пол кровью…
Стонущего пленника подняли, усадили на стул. Нижняя губа у него оказалась разбитой, кровь сочилась на подбородок, но глаза сверкали волчьей яростью:
— Ты меня, козел, так не сломаешь. Похуже было… Как бы самому не напороться…
Дядя Миша внес колбу, держа ее рукой в кожаной перчатке, далеко отведя в сторону. В колбе противно пузырилась, чуть курилась дымком светло-коричневая жидкость. Честно говоря, это была пепси-кола с безобидными химическими добавками, придававшими жидкости вид кислоты из фильма ужасов, но подручному Кальмара год назад хватило…
А этот оказался покрепче. Смотрел довольно скептически. Потом вдруг сделал молниеносное движение, рванулся со стула. Кондрат успел рубануть его ладонями по ключицам, усадить, однако носком белой кроссовки гость угодил по колбе, и она звонко разлетелась, брызгая коричневой пеной.
Комментариев не требовалось — он видел, что никто не шарахается от «кислоты»…
— Что у тебя там в запасе? — спросил чернявый Данила. — Пассатижами возле яиц щелкать будешь?
— Ладно, хватит, — сказал Данил, решившись. — Тащите его в подвал. Только стекло сначала подметите.
— Бугор, а может, без подвала обойдемся? — спросил дядя Миша, очевидно, твердо постановив вступить в игру. — Разрешаешь? — он, поморщившись, выдернул из щеки осколок тонкого стекла. — Сил у меня нет больше смотреть, как этот козел тут танцует.
— Козел? — взвился пленник. — А ты, меня держал, пидер?
Дядя Миша, разменявший пятый десяток, маленький и сухонький, но все еще опасный, как гремучая змея, сделал неуловимый глазу пируэт — и чернявый с диким воем полетел со стула.
— Молодежь, — сказал ветеран лагерей, почесав под мышкой. — За базаром уже не следит нисколечко, в наше время за «пидера» мочили моментально или уж, по крайности, очко рвали начетверо… — он, покряхтев, устроился на корточках. — Ты, обзовись! Обзовись, говорю, шнифты выдавлю…
— Ты из какой звезды выпал, фрукт? — сквозь зубы процедил чернявый.
— Я не фрукт, — хладнокровно сказал дядя Миша. — Я ушел налево, мое право, а ты, череп, больше чем на Ивана с Волги не тянешь…
Дальше хлестнула столь высокопробная феня, что Данил не понимал смысла, но чернявый, сразу видно, понемногу убеждался, что коса нашла на камень. Он пробовал сначала отругиваться столь же непонятными фразами, но дядя Миша методично ломал его, замелькали вроде бы клички и названия лагерей… Данил вышел на террасу и прислушался. Тишина. Граф спокойно лежал перед будкой, в раскинувшемся внизу городе давно погасла большая часть огней — только светили бело-голубым фонари леспромхозовского порта, да центральные улицы отмечены цепочками разноцветных светлячков.
Когда он вернулся в комнату, дядя Миша удовлетворенно сказал:
— Вот и побазарили. Кликуха этому дерганому чмырю — Есаул. Чего дальше? Пусть колется?
— Жди, — бросил, как выплюнул, Есаул.
— А чего ждать-то, дура? — словно бы даже и удивился дядя Миша. — Бифштекс из тебя делать долго и хлопотно, опять же подвал потом отмывать, а кому отмывать? Мне… — он похлопал лежащего пониже спины. — Ты мою мысль понял, детишка? Спустим штаны, я тебя со всем прилежанием отхарю в очко, а потом пущу маляву всем, кого знаю, — и куда ты ни придешь, везде будешь не Есаул, а вовсе даже Маша Малафеева…
— Ответишь, сука!
— Да кто ж, детишка, претензии от пидеров принимает? — Как показалось Данилу, дядя Миша оживился без всякого наигрыша. — Давно я Дашенькам не загонял… Соска сегодня сорвалась, так хоть этого… Тяните с него штаны, ребята, благословясь.
Вот тут Есаул стал биться так, что едва удерживали втроем. Дядя Миша суетился вокруг и командовал:
— Коленом шею придави, Кондрат! Ляжки распяливай! Эх, коли бы знал, вазелинчику бы припас… Щас ты у меня, Дашенька, отпробуешь болта…
— Хватит! — раздался дикий вопль Есаула. — Кончай! Поговорим!
Данил сделал знак своим, и они ослабили хватку. Явно разочарованный дядя Миша нехотя отошел в сторонку и уныло набулькал себе водочки. Данил подумал и тоже плеснул себе граммов двадцать. Подумал еще, влил полстакана пленнику в рот:
— Помни мою доброту… Ну?
— Оденьте, суки, — прохрипел Есаул, откашливаясь.
— Кондрат, натяни ему портки, — распорядился Данил. — Ну давай, ласточка, запевай в голос…
— Псов своих убери, — сквозь зубы сказал Есаул. — Покурить дай. И сесть.
Данил кивнул своим, усадил Есаула на стул и сунул в губы сигарету. Встал подальше, чтобы вовремя увернуться в случае чего.
Есаул чуть ли не в четыре затяжки прикончил «Мальборо» и сказал почти спокойно:
— Слушай, меня же мочканут. Как два пальца… Мне они не сваты-братья, но ведь достанут…
— Можем сделать так, что и не достанут, — сказал Данил.
— Не лепи благодетеля. Вы и сами меня под асфальт упрячете как письмо потомкам в двухтысячный год…
— А выбор у тебя есть? — спокойно спросил Данил. — Если уж и впереди смерть, и позади она же, рисковать надо. Тебя заставляли на эти игры подписываться? Глядишь, если и выйдет от тебя польза, поживешь… Гарантировать я тебе ничего не могу, сам понимаешь. Но словечко замолвлю.
— У, расплодилось вас, новеньких… Ни закона, ни порядка…
— Позвать старого и продолжить по новой? — холодно бросил Данил.
— Нет уж, спасибочки.
— Тогда заводи арию. Ты нашего ткнул ножичком?
— Которого? — ухмыльнулся Есаул.
— У которого взял ключи.
— Ну, я… Слушай, мужик, мне вы до лампочки, мне платят, понял? Я делаю — мне платят. Работа такая. Ты-то сам из себя актера не мели…
— Да я и не собираюсь, упаси господи… — сказал Данил. — Тот, кого ты замочил, мне не брат и не любимый племянник, так что не трясись, бить не буду. Но я за это дело отвечаю. Работа такая. Так что… Тебя предупредили, что квартира на сигнализации?
— Ну.
— И дали отмычку?
— Своя, — усмехнулся Есаул. — Времена пошли заковыристые, приходится черт-те что покупать на собственные бабки… Это у меня не первая такая хата, обращению с техникой учен…
— Цену набиваешь? — теперь усмехнулся Данил.
— А хоть бы…
— В квартиру ты должен был идти сразу после…
— Ага.
— И тогда тебя тоже прикрывали?
— Ну.
— Ссученная ментовня?
— Сам видел. Только рисковать не стал — там толкалось с дюжину поддатых мусоров, кто их знал… Не щелкать же кнопочками у них на глазах?
Ну вот, кажется, кое-какой контакт наладился. Данил открыл было рот для более серьезного вопроса…
И ничего не сказал. Во дворе бешено взлаял Граф, и тут же влетел дядя Миша, крича хриплым шепотом:
— Вассер! Пираты обложили!
Глава девятая
Любовь и «полароид»
— Кто? — переспросил Данил.
— Менты! На трех «луноходах»! Голый вассер!
Кондрат уже стоял у окна с восьмизарядной итальянской помповушкой наготове, прижавшись к стене так, чтобы не заметили с улицы. Хоменко без приказа упер дуло пистолета Есаулу в поясницу.
— Тихо! — сказал Данил. — Не дергаться! — Он оглянулся на жизнерадостно оскалившегося Есаула. — А ты что лыбишься, урядник? Нет сейчас лучшего момента, чтобы пришить тебя при попытке к бегству… Влепят в лоб — и отъехал… Ты что, задание с блеском выполнил, а? Сиди тихо…
Есаул поскучнел. Данил передвинулся к двери и нажал кнопку. На даче мгновенно погасли все лампы, и в доме, и во дворе. В темноте остервенело надрывался Граф, носясь вдоль забора. Только одинокая красная лампа, светившая откуда-то снизу, от земли, жутко озаряла душевную физиономию Ильича.
— Это что такое? — спросил в темноту Данил.
— Да это я поставил, девкам нравится… — смущенно покряхтел дядя Миша.
Данил выругался, осторожно выплюнул в окно. На фоне редких городских огней рисовался характерный силуэт «уазика» с мигалкой на крыше. Рядом, капот к капоту, стоял еще один, а поодаль — легковушка (марку в темноте не определить). Там и сям виднелись темные фигуры — круглоголовые благодаря шлемам-сферам, выставившие чутко коротенькие автоматы. Граф, описав вокруг дома широкую дугу, помчался на зады участка — видимо, обложили и с той стороны…
— Зашли от сопки, чую… — прошептал Данилу в ухо дядя Миша.
Данил молча ждал, что предпримет противник. Если прикатили ссученные — шансы у осажденных хреновые. Закидают какой-нибудь дрянью вроде гранат «Заря» и попрут, поливая из автоматов — поди объясняй потом через спиритическое блюдечко с того света, что ты вовсе и не оказывал вооруженного сопротивления… Что же, впервые проявившая себя в Байкальске зараза докатилась и до Шантарска?
Паниковать он не собирался, был отработан и такой вариант. Слышно было, как Кондрат бубнит в рацию условное число. Минут через десять подлетит парочка дежурных экипажей — чтобы в случае чего было побольше свидетелей. Но все равно, десять минут надо еще продержаться…
— Внимание! — металлическим голосом прохрипел динамик милицейской машины. — Внимание, говорит милиция! Дача окружена, при первом выстреле с вашей стороны открываем огонь на поражение!
— Уписяться можно, — проворчал Данил и крикнул: — Чем обязан? Я хозяин! Черский Данил Петрович, гражданин и господин, кому как удобно!
Если уж они сами шли навстречу насчет того, чтобы тянуть время — такую инициативу можно только приветствовать…
— Гражданин Черский, прошу подойти к калитке!
— Я вас боюсь! — крикнул Данил. — А вдруг вы — криминогенный элемент? Ордер покажите! Или документы!
— Говорит старший лейтенант Клебанов! — после короткой паузы откликнулся динамик. — Подойдите к калитке!
Голос вроде бы и правда клебановский, но это еще ничего не доказывает…
— Идите сами! — закричал Данил. — Мы тут все законопослушные, стрелять не будем!
— Иду! Уберите собаку!
Данил, чуть высунувшись из-за двери, свистнул в два пальца. Примчался шумно хакающий Граф. Данил ощупью сгреб его за ошейник, втащил в крохотный чулан, но дверь снаружи на щеколду не закрыл.
— Стой тут, дядя Миша, — распорядился он. — Полезут кучей — пинай дверь, выпускай щена, а сам ложись, что ли…
— Эх, перипетии… Ладно уж.
— Запер собаку! — крикнул Данил. — Где там Клебанов? Душевно просим!
Вспыхнула бортовая фара одного из «уазиков», мазнула по двору ярким лучом, высветила мощенную кирпичом дорожку — и по дорожке тут же неспешно двинулся знакомый силуэт.
— Ох, как ты меня застебал… — процедил Данил сквозь зубы.
Клебанов подошел, подсвечивая фонариком себе под ноги. Остановился у нижней ступеньки крыльца.
— В дом не зову, — сказал Данил. — У меня там не убрано, прямо-таки сущий бардак, да и дамы в неглиже…
— Вы что, из него уже даму сделали?
— Из кого?
— Да не валяйте вы дурака, — сказал Клебанов вроде бы устало. — Устроить вам штурм по всем правилам?
— А погончики потом не полетят, как листья по ветру?
— Сомневаюсь.
— Да ну?
— Увидим… Вам бы о себе подумать.
— А я, с тех пор как мы с вами расстались, сейфов не подламывал и на президента не покушался, — сказал Данил, с превеликой радостью узрев в дальнем конце улицы мелькание зеленых вспышек — подъехали две машины, украшенные мигалками и эмблемами частной сыскной фирмы «Шантар-гард», остановились почти впритык к милицейским. — Вот вам, кстати, свидетели моего приличного поведения и в данный момент…
Клебанов оглянулся:
— А, вот что… Решили, мы его выручать собрались?
— Кто вас знает, — сказал Данил и словно бы спохватился: — А кого выручать-то, собственно?
— Хватит. Мне он нужен.
— Кто?
— Человек, которого вы взяли на квартире.
— Что-то я вас…
— Хватит, — сказал Клебанов ледяным тоном. — Некогда забавляться. В данный момент вы — подозреваемый в деле об убийстве. И не только вы… Я самым законнейшим образом могу продержать вас трое суток. Как бы на меня ни давили. Сам встану у камеры с автоматом… Больших неприятностей я вам этим не причиню — но у меня создалось впечатление, что время для вас чрезвычайно ценно, и эти трое суток вам дороже иного года… Поймите, я серьезно говорю. Либо вы поедете со мной…
— Ночью, как известно, допрашивать запрещено.
— Посидите до утра, ничего страшного… Так вот, либо вы поедете со мной и совершенно добровольно, по собственной инициативе ответите на несколько вопросов — и, разумеется, отдадите вашего найденыша, либо я приказываю взять дачу штурмом, задерживаю всю вашу кодлу… и плевать мне, что будет потом, на какие кнопки вы надавите. Но трое суток вы в камере прокукуете, матерью клянусь…
Он был разъярен до белого каления — на сей раз никакой игры на гиперболах. И он второй раз поймал Данила на тот же крючок — потому что знал что-то, крайне для Данила важное. Снова, как сутки назад, получается, что сотрудничать с ним, поступившись толикой гордости, выйдет рациональнее и выгоднее, нежели добывать ту же информацию по своим каналам… Да и насчет трех суток мальчишка угодил в самую точку: самое страшное сейчас для Данила было — выпасть из игры хоть на день… Время на сей раз числилось не в союзниках, а вовсе даже наоборот.
— Еще одно убийство? — спросил Данил уже серьезно, без тени ерничества.
— Угадали.
— Кто?
Клебанов тоже, должно быть, успел посчитать про себя до десяти, ответил спокойно, но непреклонно:
— Извините, здесь не время и не место для таких бесед. Что надумали? Можете просто отдать мне вашего найденыша и спокойно ждать, через денек-другой я вас вызову официальной повесткой…
— Ладно, — сказал Данил. — Мне платят еще и за то, что я обязан соображать быстро… Но имейте в виду: я обставлю своими машинами оба СИЗО да и тюрьму заодно. Нигде в законе не сказано, что честному гражданину запрещено сидеть в собственной машине неподалеку от СИЗО. И если вы попытаетесь помочь ему выбраться из города… Тут, как пишут в объявлениях, возможны варианты.
— Хорошо, — небрежно сказал Клебанов. — Обставляйте хоть квартиру губернаторской любовницы… Включите свет.
Данил, светя фонариком, повел его в дом. Нажал кнопку. Картина представилась взору самая что ни на есть сюрреалистическая: Есаул со скованными за спиной руками, голый по пояс, с засохшей на подбородке кровью, сидел на стуле посреди комнаты, Кондрат стоял у окна с помпо-вушкой наперевес, Хоменко задумчиво поигрывал пистолетом, а дядя Миша, примостившись в уголке, торопливо заглатывал из горла финскую лимонную водочку «21» — должно быть, спешил заправиться перед поездкой в оборудованной решетками на окнах машине, ничуть не сомневаясь, что всех в эту поездку незамедлительно пригласят.
— Так, — сказал Клебанов, окинув взглядом всю эту компанию. — И Корявый здесь…
— Кому Корявый, а кому Михал Михалыч Корепанов, — сказал дядя Миша без особой воинственности, но с безусловным чувством собственного достоинства. — Между прочим, решительно завязавший с преступным прошлым и твердо вставший на путь исправления общественно-полезным трудом. А то вы, гражданин начальник, не знали, что Корявый здесь обитает, а то это не ваши тихари на мотоциклах с обеда выкаблучивали…
Данил внимательно следил, как отреагируют друг на друга Есаул и Клебанов. Пожалуй, во взгляде опера не было ничего, кроме азарта гончей, настигшей наконец зайчишку. А вот Есаул определенно вздохнул про себя с облегчением — хотя Клебанова он, можно с уверенностью сказать, прежде не видел.
— Картинка… — покачал головой Клебанов. — Гражданин Шимко Дмитрий Степанович?
— Он, — скупо сообщил Есаул.
Читать бесплатно другие книги:
