О-ля-ля! Французские секреты великолепной внешности Каллан Джейми Кэт

Глава 8

Эти ботинки созданы для прогулок

– Я не верю в ooh la la! – заявляет мне Марджи, ловко переводя свою маленькую машинку на третью передачу. Мы с ней объезжаем перекресток, направляясь к ней домой. Марджи живет в Лилле, на севере Франции, почти на границе с Бельгией.

Как же здесь красиво! Местность очень ровная – и невероятно зеленая. Здесь все настолько отличается от Парижа, что мне кажется, будто я оказалась на другом континенте. Простирающаяся вокруг совершенно плоская бесконечная равнина, уходящая за горизонт, напоминает Средний Запад – кстати, Марджи как раз оттуда. Вот только по всей равнинной поверхности севера Франции разбросаны старинные деревянные ветряные мельницы. Да, да, именно мельницы, потому что этот регион до 1673 года был частью Голландии и только потом отошел к Франции.

Забавно, но моя подруга поселилась именно там, где вполне могли бы комфортно чувствовать себя ее голландские предки. Именно об этом я и думаю, глядя из окна машины, любуясь зеленью и сочетанием зеленого и желтого, которое пришлось бы по сердцу Ван Гогу: по зеленым полям разбросаны золотистые стога.

– Как красиво! – шепчу я, и Марджи согласно кивает.

А потом она продолжает разговор, который мы начали при встрече на вокзале Лилль-Фландр два дня назад:

– И не забывай. Франция – это не Париж! А Нью-Йорк – это не Америка!

– Да, но там живут француженки! Они более романтичны, чем американки, верно? А какие они устраивают ужины! А какие у них духи! А белье! Ooh la la!

Марджи смеется надо мной и моим увлечением всем французским.

Когда мы подъезжаем к дому Марджи, становится темно. Мы оставляем машину рядом с огромным собором, окруженным высокой изгородью. Я успеваю заметить небольшое кладбище – между кустами виднеются кресты. Небо почернело, и Марджи говорит, что завтра пойдет дождь. Мы переходим улицу, и Марджи отпирает тяжелую деревянную дверь своего дома. Когда-то здесь была мясная лавка, и это чувствуется, когда впервые переступаешь порог. Марджи сохранила оригинальную плитку на полу – красный, синий, желтый цвета, маленькие восьмиугольники внутри кругов. Вестибюль очень просторный, и в нем, как мне кажется, мясник и его жена выставляли колбасы и утиные паштеты. Но возможно, что в этом огромном проеме когда-то висели свежие курицы, а муж с женой гостеприимно встречали своих покупателей и перекидывались с ними парой-другой слов.

Я говорю Марджи, что ей стоило бы открыть здесь магазин, только мы никак не можем решить, какой именно. Может быть, курсы английского языка? Все в городе знают, что Марджи говорит по-английски. Однажды ей позвонил маленький мальчик и со страшным французским акцентом пробормота: «Хелло! Май нейм из Инглиш!»

Мы с Марджи проходим в дом, и она начинает готовить ужин на двоих. За готовкой она рассказывает мне, как познакомилась с соседскими детьми.

– Несколько лет назад я решила устроить Хэллоуин и познакомиться с местными детьми. Я не стала одеваться ведьмой, потому что Морбек славится ведьмами – в Средние века их здесь даже сжигали. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь счел меня ведьмой. Один из мальчиков знал меня, потому что в Хэллоуин, когда дети стучатся в двери и требуют угощения на праздник, я отвечала им по-английски, что привело детей в полный восторг.

Без эмоций нет красоты.

Диана Вриленд

Но мне все равно страшно хотелось устроить праздник. Французы отмечают Хэллоуин тогда, когда им удобно (очень типично!), не привязываясь к 31 октября. Когда 31 октября пришлось на такой неудобный понедельник, я закупила целую кучу конфет – и осталась ни с чем. (А когда дети, наконец, пришли, без костюмов и очень поздно, я просто крикнула им: «Halloween, s’est termin!»[25], и они все поняли. С тех пор подростки стали очень вежливы со мной и каждый раз здороваются!

В этом году я пришла домой на Хэллоуин около пяти вечера, зайдя по пути в супермаркет. Выходя из магазина и направляясь к машине, я услышала где-то далеко от себя (должна добавить, что это было в нескольких милях от моего дома) детские голоса. Мальчишки ехали на велосипеде и кричали мне: «Мадаааам, мадааааам, Хэллоуииииин, Хэллоуииииин». Черт! Я вернулась в магазин и купила на двадцать евро всяких сладостей. Потом помчалась домой и устроила настоящий праздник. Так что, думаю, я тут уже прижилась.

Мы посмеялись над этим за ужином, к которому Марджи приготовила великолепного лосося с салатом. И мы предались воспоминаниям. Я познакомилась с Марджи в 1977 году, когда мы обе учились литературному мастерству в Нью-Йоркском университете. Она была настолько высокой и стройной, что вполне могла бы стать фотомоделью. Она носила прелестную, задорную прическу и обладала потрясающим талантом. Хотя Марджи на два года старше меня, мы подружились. В то время она писала роман о своем опыте выступлений в жанре «стэнд-ап». Она меня просто очаровала. Мы стали настоящими подругами. Я даже попросила ее быть подружкой невесты на моей свадьбе. Мы дружили всегда – и когда были замужем, и когда развелись, и когда я в 2005 году вновь вышла замуж. Нашу дружбу скрепило одно событие. 31 декабря 1983 года я была беременна, причем «глубоко» беременна: роды должны были состояться еще за две недели до этого. Моя акушерка сказала, что не сможет мне помочь, и, если роды не начнутся до 1 января, мне придется ехать в больницу. Она посоветовала попробовать принять касторку. И вот накануне Нового года я изо всех сил старалась родить и для этого купила бутылку касторки. Мой муж и Марджи пили шампанское и отмечали приход 1984 года, а я выпила несколько столовых ложек этой невероятной гадости.

И знаете что? Марджи тоже выпила ложку касторки за компанию! Как настоящая сестра! И она согласилась со мной – гадость ужасная! Мы безумно хохотали. Прошло уже тридцать лет, а мы все еще смеемся, вспоминая тот день.

Вечер продолжается. Мы сидим за роскошным ужином на кухне, а кошки крутятся вокруг наших ног. Становится все тише и тише. Мы чувствуем, что можем располагать всем временем мира. Меня всегда восхищает умение ценить самые обычные моменты. И я понимаю, что Марджи стала гораздо больше француженкой, чем ей кажется. Мы пьем чай, а потом Марджи показывает мне мою комнату наверху. Только прежде я должна увидеть ее новый плащ. Очень простой, очень элегантный черный плащ с большими черными пуговицами и мягким воротником. А потом Марджи показывает мне плащ, который она носила до этого, тоже очень красивый. Плащ от парижского бренда Et Dieu Crea la Femme – фирма получила название в честь фильма Брижит Бардо «И Бог создал женщину».

Марджи предлагает мне его примерить. А потом говорит, что ей хочется его мне подарить.

– Это очень хороший французский модельер, – говорит она.

Плащ сидит прекрасно. Он немного длинноват, но не слишком. У него такие красивые пряжки – настоящее чудо! А мягкий материал кажется очень теплым и удобным. Мне нравится плащ, и дело не только в ткани. Марджи носила его в дождливые дни, и плащ до сих пор сохраняет ее ауру. Если я возьму плащ с собой, то заберу частичку Марджи. И я соглашаюсь. Я возьму этот плащ. А потом я дарю ей мой маленький классический плащ, купленный в Target, который ей всегда нравился. Какой прекрасный модный обмен!

В экспатах есть нечто интересное. Они не так уж и очарованы французами. Они твердят: «Да, да, все прекрасно, они любят вино, еду, красивых женщин, но попробуйте-ка вызвать мастера, чтобы починил антенну!» Экспатом быть нелегко. И не только потому, что они видят трещинки в la vie en rose[26]. Приезжая в Америку, они не могут не сравнивать ее с Францией и обнаруживают, что Америка-то не выдерживает сравнения. И они возвращаются во Францию, чтобы снова начать скучать по Америке. «Удобство! Прямолинейность! Арахисовое масло!»

Ну да, и, конечно же, их американские друзья и родственники.

Они заблудились где-то посередине. Они нигде не чувствуют себя по-настоящему дома. Конечно, это относится не ко всем экспатам, но к некоторым из них наверняка.

Мне кажется, что должен существовать способ примирить разные культуры. Я знаю это по себе. Мне хочется сохранить в себе что-то французское и забрать это домой. Я хочу возвращаться сюда дважды в год и работать над своим французским. Я хочу учиться у французов и возвращаться к своим корням, но при этом я хочу быть американкой.

Я уверена, что если бы не была американкой, то все французское не показалось бы мне настолько привлекательным, как кажется сегодня. А если бы я была француженкой, то американцы наверняка казались бы мне страшно интересными.

Ведь только что продавщица в Sephora сказала мне:

– О, мне так нравится американский акцент! Он такой симпатичный!

На следующий день Марджи уходит на работу – она преподает в университете, – а я отправляюсь за покупками. Мне нравится делать покупки в Лилле. В Париже мне казалось, что мне ничего не подходит, и я не воспринимала себя шикарной женщиной. Но в Лилле я чувствую себя прекрасно. Здесь есть все большие парижские магазины – Galerie Lafayette, Printemps и C&A (хотя это немецкий магазин), и испанская Zara, и британский H&M. Надеюсь, вы поняли – я иду за покупками. В общем-то, покупаю я немного. Во-первых, я – женщина экономная. Во-вторых, мне нужно помнить о своем багаже. Нелегко затаскивать чемоданы в поезда, метро и самолеты, поэтому я себя сдерживаю. Чаще всего я просто фотографирую то, что мне нравится. Я хожу из магазина в магазин, делаю снимки и борюсь с соблазном купить все.

Но так продолжалось лишь до тех пор, пока мне не попалась пара красных ботинок. Я обожаю красные ботинки.

Я давным-давно влюблена в красные ботинки. В 1978 году я встречалась с парнем, который выступал в жанре «стэнд-ап». Потом он стал моим мужем, потом бывшим мужем. А тогда мы с ним отправились в Амстердам. Его приятель, американец, который вместе с ним учился в немецком университете в Киле, встретил нас в кафе-баре. Он сказал, что его девушка вот-вот подойдет. Мы заказали пиво, и мужчины заговорили по-немецки. Они вспоминали былые времена, о своем знакомстве в колледже Харпер, о 60х годах и о всякой всячине. Я как-то отвлеклась и просто смотрела в окно.

Я заметила эту девушку, когда она еще не открыла дверь. Я даже слегка влюбилась в нее – в девушку с длинными русыми волосами, в девушку в красных ботинках.

Она вошла в бар и наклонилась, чтобы поцеловать своего бойфренда. А потом мы познакомились. Она бегло говорила по-английски, порой переходя на немецкий, французский, а потом снова на английский. У нее был праздник – ее приняли на работ в газету! Девушка оказалась журналисткой. Я сказала, что тоже хотела быть журналистом. Она посмотрела на меня и сказала:

– Ты ведь знаешь, что они платят за всякое дерьмо? Merde!

А потом, отхлебнув пива у своего бойфренда, она продолжила:

– Извини, но я как-то не в себе… Я отвалила за эти ботинки чертову кучу денег – и посмотрите только! Merde!

Она наклонилась, сняла красный ботинок с правой ноги и показала нам треснувший каблук. Мужчины тут же заверили ее, что у нее есть все основания для огорчения. Она должна немедленно вернуть ботинки в магазин. И я тоже согласилась. Да, да, нужно тут же отнести их в магазин! Но, на самом деле, я была уверена в том, что эта девушка, ее акцент, темперамент, постоянное «merde» в речи и ее красные ботинки их просто загипнотизировали. Я-то уж точно была под гипнозом! Ей было двадцать семь, а мне двадцать четыре. Она была француженкой, а я – американкой. И я решила, что со временем буду такой же, как она.

Моя следующая встреча с красными ботинками состоялась в городе Уимберли, штат Техас. Я принимала участие в конференции писателей, происходившей в Остине, и мой друг, Джоэл, приехал в Остин за мной, чтобы я смогла встретиться со своей доброй подругой, наставницей и музой Полой Мартин. Но прежде чем направиться в их дом, расположенный в горах, мы с Джоэлом остановились пообедать у реки. Прямо перед рестораном я увидела винтажный магазин ковбойской обуви. Я примерила пару красных ковбойских ботинок. Сидели они прекрасно. И вообще – это были те же самые ботинки, что Мэг Райан носила на студии Paramount (много лет назад я была страстной поклонницей этой актрисы!). На ней было легкое платье в цветочек, и она была немного беременной. Мэг тогда ходила с длинными волосами, потому что только что закончила сниматься в фильме The Doors. Но зачаровали меня ее ковбойские ботинки. Их массивность делала Мэг особенно нежной, очень женственной, почти хрупкой. До этого дня я даже не думала, что кто-то может так носить ковбойские ботинки. Я всегда считала, что надевать их нужно с джинсами и ковбойской шляпой, танцевать в них в стиле «кантри», отправляться на родео – ну, полагаю, ход моих мыслей вам ясен. Для меня ковбойские ботинки не существовали!

И вдруг все изменилось.

Что я хочу сказать? В нас всех и в каждом из нас есть что-то от Мэг Райан. В нас всех есть что-то от той французской девушки, у которой в Амстердаме треснул каблук. Потому что,

замечаете вы это или нет, но вы постоянно кого-то вдохновляете. Вы меняете жизнь другого человека навсегда.

И вот я в Лилле – и примеряю красные ботинки. Конечно, это не ковбойские ботинки, а нечто среднее между ботильонами и ковбойскими сапогами. У них такие очаровательные маленькие ушки! Я спрашиваю у продавщицы, есть ли мой размер. К счастью, на коробках были указаны не только европейские размеры, но еще и английские, итальянские и американские. Она уходит в подсобку и возвращается с коробкой. Продавщица не помогает мне надеть ботинки, и я ей за это благодарна. Такая чрезмерная любезность меня всегда смущает. Сама не знаю почему, но я чувствую себя ужасно неловко.

Ботинки мне в самый раз! Они созданы для прогулок! Я уже люблю эти ботинки. Я прохаживаюсь по магазину, и все продавщицы согласны со мной. Я отлично выгляжу в этих ботинках. Я любуюсь отражением своих ног в зеркале и понимаю, что эти ботинки куда лучше ботинок Мэг Райан. Они очень стильные, современные, богатого, глубокого клюквенного оттенка. Вы уже знаете, что я неравнодушна к красному.

Я несу ботинки на кассу и говорю, что хочу купить их. Женщина за кассой одобряет мой выбор, но говорит, что этим ботинкам нужна proteccin[27]. На французском это слово звучит очаровательно, не так, как по-английски.

– О чем это вы? – спрашиваю я.

И женщина объясняет, что эти ботинки категорически нельзя носить в дождь, иначе они потеряют цвет.

– Вы хотите сказать, что они не будут красными?!

– Oui[28], – печально произносит продавщица и достает из-под стойки большую канистру. Это средство по уходу за обувью. Надпись на канистре английская, потому что выбранные мной ботинки изготовлены в Нидерландах, а не во Франции. Так что мои ботинки снова напоминают мне ту француженку, которая поразила мое воображение в Амстердаме. Я спрашиваю, нельзя ли обработать мои ботинки прямо здесь. Продавщица отвечает, что это невозможно. Нужно сначала купить это средство. Я объясняю, что не могу купить целую канистру, потому что не смогу взять ее с собой в самолет. Да и вообще мне не хочется таскать ее по всей Франции – я ведь собираюсь в Париж, потом в Нормандию, Руан и на юг. Впрочем, всего этого я не говорю. Я говорю:

– Ca va bien![29]

Я обойдусь без этого средства. Пусть будет, что будет. Я хочу эти красные ботинки.

Продавщица передает мне пакет с коробкой. Она встревожена:

– Vous comprenez? Sans proteccin![30]

Я забираю пакет и успокаиваю ее:

– Je comprends. Sans proteccin.[31]

И вот я выхожу из обувного магазина с красными ботинками, но без защиты.

Красота – в контексте. Подумайте об этом – шерстяной берет в Америке выглядит шикарно и забавно. Когда же вы наденете свой обожаемый берет в Париже, подруги-француженки начнут умолять, чтобы вы его немедленно сняли. Это не стильно. И напоминает фильм Чеви Чейза «Отпуск в Европе». Во Франции в берете нет иронии. Вы притворяетесь француженкой. А в Америке? А вот в Америке это просто фантастика!

То же самое происходит с одеждой. Может быть, ваш плащ давно утратил в ваших глазах всю красоту, но попробуйте поменяться с подругой. Так вы не только вдохнете в старую одежду новую жизнь, но еще и сможете переосмыслить весь свой гардероб.

У вас есть какие-то культовые предметы? Для меня это полосатая матроска, а для вас, может быть, пара двухцветных туфель или браслет с подвесками, который принадлежал вашей любимой тетушке. А может быть, это свитер, который ваш бойфренд носил в колледже – и иногда одалживал вам. Будем честными – это тот свитер, который вы периодически у него крали, потому что вам безумно нравился его запах.

У одежды есть свой язык и свои желания. Когда вы в следующий раз выйдете из дома в составленном самостоятельно ансамбле, вспомните, что вы вступили в разговор, который начался много, много месяцев назад – и все еще продолжается.

И, наконец, признайте, что, когда речь заходит о красных ботинках или о людях, никакой «защиты» нет. Мы полагаемся на судьбу. Мы выходим в дождь. Мы отправляемся в далекий путь и должны быть смелыми и надеяться на лучшее. Но, в конце концов, нам не дано предвидеть будущее.

Que sera, sera[32].

Глава 9

Француженки не делают пластику

Я в доме у Нэнси – точнее, на ее кухне. Нэнси собирает свою дочь Лекси на вечерние занятия в школу. Она дает няне список и одновременно напоминает мне, что я не должна расслабляться.

– Когда же, наконец, ты закончишь свою книгу?!

– Скоро, скоро, – отмахиваюсь я.

– Верю, верю, – широко улыбаясь, подмигивает мне Нэнси и наливает чашку кофе.

Нэнси – высокая блондинка с самыми голубыми глазами на свете. Должна сказать, что она – американка, но живет во Франции вот уже тридцать лет – с того самого дня, когда вышла замуж за доктора-француза. Всякий раз, когда мы встречаемся, я поражаюсь, насколько она не похожа на основную массу француженок. В Париже вам сказали бы, что Нэнси приехала из Норвегии или Швеции, но уж никак не из Нью-Йорка. Она блондинка. Высокая, стройная блондинка.

Мы с Нэнси познакомились в 80е годы, когда работали в компании Estee Lauder, поэтому наша дружба проверена годами. Она на десять лет моложе меня, но очень практичная и часто напоминает мне, чтобы я не расслаблялась и не отклонялась от решения поставленой задачи. Мы обе работали в отделе международных продаж, но потом пути наши разошлись. Я стала художником и писателем, а Нэнси осталась в косметической индустрии и добилась очень, очень большого успеха. И теперь она вице-президент по маркетингу одной из крупнейших и очень престижных косметических компаний мира StriVectin. Сегодня я пришла, чтобы поговорить с ней о красоте, уходе за кожей, духах, ooh la la и обо всем, о чем она сама захочет. И в данный момент она хочет разъяснить мне, как нужно развивать писательскую карьеру.

– Ты должна писать по книге в год. И не останавливаться на этом! – говорит она, одновременно проверяя, положила ли ее младшая дочь в рюкзак футболку.

Должна признаться, вся эта сцена кажется мне немного забавной. Я помню, какой сумасбродной была Нэнси в свои двадцать, как она допоздна веселилась в клубах, танцевала до упаду, пила «белый русский» и порой приходила на работу, даже не заходя домой. Я тогда была молодой матерью и в пять вечера торопилась домой, чтобы успеть забрать свою малышку и что-нибудь купить на ужин.

Но прошло тридцать лет – и вот мы уже идем по улице Пасси, а между нами шагает младшая дочь Нэнси. На светофоре мы останавливаемся. Нэнси поворачивается ко мне и говорит, чтобы я обязательно рассказала американским женщинам, что им нужно перестать стараться выглядеть молоденькими девушками.

– Послушай, ты должна сказать им, что мужчины не поворачиваются вслед девушкам, по которым видно, какая огромная работа над собой ими проделана.

– А вслед кому они поворачиваются? – спрашиваю я.

Честно говоря, я уже знаю ответ, но мне хочется, чтобы об этом сказала Нэнси.

И она говорит.

– Вслед молоденьким девушкам!

Но я не унимаюсь:

– А разве американские женщины не пытаются выглядеть молоденькими?

Зрелые француженки не лезут из кожи вон, чтобы казаться на 10 лет моложе. Их стратегия красоты: заботиться о коже и вести себя соответственно возрасту.

Загорается зеленый свет, и Нэнси, подхватив Лекси, устремляется вперед.

– Это просто ужасно – и это не работает! – восклицает она.

– А как же им поступать? Что им делать, если они хотят, чтобы им вслед оборачивались?

И я действительно хочу получить ответ – не столько для читательниц, сколько для себя.

И Нэнси, как всегда, отвечает прямо в лоб:

– Заботиться о своей коже и вести себя соответственно возрасту.

Вау! Очень прямолинейно.

Мы оставляем Лекси в школе и возвращаемся обратно на улицу Пасси. Нэнси ведет меня в Marionnaud. Это знаменитая французская сеть парфюмерных магазинов, где торгуют духами, косметикой и товарами для ухода за телом и кожей. Нэнси спрашивает у консультанта, как продается какой-то продукт ее компании – она всегда на посту. А потом она объясняет мне, как француженки относятся к красоте.

– Главное – хорошо чувствовать себя в собственном теле и быть сексуальной, – начинает она. – Вот почему француженки следят за фигурой, делают очень естественные прически, носят высокие каблуки и покупают красивое белье.

Сама-то Нэнси в очаровательных балетках!

Она встряхивает головой и шепчет мне:

– Женщины здесь стараются оставаться сексуальными до тех пор, пока им не подадут катафалк!

– Значит, они делают подтяжки, – говорю я.

В этом Нэнси непреклонна.

– Нет! – восклицает она, а потом добавляет, что я обязательно должна написать о том, что женщины просто обязаны поддерживать друг друга, когда их лица с возрастом начинают меняться. – Мы должны перестать твердить женщинам, что от ботокса они становятся красивыми, потому что, честно говоря, сами в это не верим. И мы должны перестать подчеркивать, что только молодость – единственный рецепт красоты. И, в конце концов, кто-то должен им сказать, что мужчины оборачиваются вслед очаровательным молоденьким девушкам, а вовсе не вслед натянутым, накачанным ботоксом и силиконом зрелым дамам.

Вау! Сильно сказано! Но Нэнси занимается уходом за кожей. Она живет в Париже вот уже тридцать лет и знает, о чем говорит.

Мы продолжаем наш разговор, переходя в отдел духов. Нэнси объясняет мне, что француженки каждые три недели ходят к косметологу на эпиляцию.

– Они не ходят на маникюр или педикюр, предпочитая самостоятельно ухаживать за ногтями. Они не делают пластических операций, а просто стараются хорошо выглядеть. Нет, они никогда не перегибают палку!

С этими словами она берет пробник духов White Linen фирмы Estee Lauder, брызгает ими на белую картонку, протягивает картонку мне и спрашивает:

– Помнишь, как здорово было?

Я делаю вдох и улыбаюсь.

– Но «в духе ли это Эсте Лаудер»? – спрашиваю я с серьезным видом.

Француженки не ходят на маникюр или педикюр, предпочитая самостоятельно ухаживать за ногтями. Они не делают пластических операций, а просто стараются хорошо выглядеть. Они никогда не перегибают палку!

Нэнси хохочет. Только тот, кто работал на фирме в 80е годы, поймет смысл моих слов. В те времена на каждой стойке стояло восемь-десять зеркалец в золотой оправе, на которой было написано: «В духе ли это Эсте Лаудер?». Это должно было стимулировать девушек Лаудер (а мы все были девушками Лаудер, а никак не женщинами) к тому, чтобы постоянно задавать себе этот вопрос во время телефонных разговоров, заполнения модных бюллетеней или написания рекламы для новинок фирмы: «А одобрила ли бы это миссис Лаудер? Стала ли бы она жевать резинку? Никогда! Стала ли бы она расчесывать волосы за столом? Ни за что на свете!»

Мысленно возвращаясь в те дни, я понимаю, что мы принадлежали к особому братству, а миссис Лаудер правила нами безраздельно. И под ее любящим руководством мы вывели на международный рынок культовые духи Beautiful.

Нэнси ставит флакон на полку и говорит мне:

– Знаешь, французские женщины – настоящие мастера соблазнения. Они хотят быть естественными и живыми. Вот почему они никогда не делают ничего экстремального – идет ли речь о духах, макияже или ярких украшениях. Они хотят чувствовать себя красивыми, а это не связано с возрастом.

Красивыми. Beautiful.

Всего одно слово, но как много оно значит. Мы постоянно говорим это слово, не вдумываясь в его смысл. Вот вы сидите за столом с бокалом хорошего вина и любуетесь летним закатом. Или впервые смотрите в лицо своего новорожденного ребенка. Или с почтением держите за руку умирающую мать. Она привела вас в мир, а сейчас ее лицо такое спокойное, умиротворенное… Наконец она не чувствует боли… И вы думаете: «Как же она красива!»

Во Франции у красоты нет срока годности.

Американские женщины каждый день видят перед собой снимки молодых красоток, и смысл этой пропаганды абсолютно ясен. Красота свойственна молодости. Об этом можно даже не говорить – это очевидно. Но правда ли это? Недавно мне попался номер французского журнала Vogue. Главная статья была посвящена американскому модельеру Тому Форду. Статью сопровождали его фотографии ослепительных femmes d’un certain ge[33] в его платьях и костюмах. Женщины эти были не молоды, но прекрасны. И большинство из них даже не были француженками. Мы все знаем роскошных французских femmes d’un certain age – Изабель Аджани, Катрин Денев, Изабель Юппер. Но во французском журнале мы увидели американку Лорен Хаттон в белом жакете и белой шляпе с непременным перышком за лентой. Наша американская актриса Мариза Беренсон позировала с распущенными по плечам кудрями в расшитом блестками синем платье до пола. Американская художница, муза модельера Рэчел Фейнстейн тоже приняла участие в этой фотосессии. Ее рыжие волосы в сочетании с малиновой помадой, лаком для ногтей и болеро из органзы напоминали экзотический десерт. А дальше следовали фотографии Эли Макгроу в белом плаще и Дафны Гиннесс в леопарде. Я спросила себя, почему мы никогда не встречаем фотографии этих роскошных женщин в американских модных журналах – ну или крайне редко? Почему увидеть их можно только в рекламе кремов для вядающей кожи, а не на глянцевых разворотах?

В этом французском выпуске была напечатана серия совершенно шокирующих фотографий Тома Форда. Точнее, шокирующих с точки зрения типичных американцев. Да, да, это было нечто такое, чего никогда не увидишь в американских выпусках Vogue, или Elle, или Glamour, или Allure или, господи прости, Self (все эти журналы я люблю и читаю). Во французском журнале Vogue Томом Фордом восемь страниц были отведены фотографиям пожилых супругов, которые страстно целуются, прикасаются и даже ласкают друг друга! Камера словно нарочно ловила самые сексуальные моменты в жизни этих пар. На снимке были запечатлены седые мужчина и женщина, на лицах которых видны морщины и даже возрастные пигментные пятна на руках. Им явно было за семьдесят, а то и больше.

С годами женщина становится только красивее.

Одри Хепберн

Там были приведены слова Тома Форда: «Je suis fatigu par le culte de la jeunesse»[34].

И не только он один. Во Франции вы повсюду встретите красивых, стильных зрелых женщин – не только в Париже и крупных городах, но и в небольших деревнях. Они сексуальны, и все это признают. Их считают сексуальными, потому что они стали старше, мудрее и более опытны. А опыт – это очень мощная сила и очень привлекательная.

Вопрос в другом, почему в Америке не так? Почему мы считаем, что красота – это исключительно молодость, неопытность и отсутствие знаний? Мне кажется, что нам просто нужно изменить свой взгляд на жизнь.

Мы часто видим фотографии зрелых, даже пожилых мужчин с морщинистыми лицами, седыми волосами и узловатыми руками. Но их мы воспринимаем как воплощение мужской красоты. Вспомните Клинта Иствуда, Шона Коннери, Гарри Дина Стэнтона, Криса Купера и Харви Кейтеля. Этих мужчин нельзя назвать красавцами, но они привлекательны, интересны, сильны. Их снимки можно часто видеть на страницах модных журналов. Поговорите с молодыми девушками и женщинами двадцати-тридцати лет, и они скажут вам, что эти мужчины привлекательны. Удивительно, но двадцатилетние девушки реагируют не на физическую красоту. Их привлекает харизма опыта и достижений.

И остается только гадать, почему мы не столь же великодушны по отношению к женщинам? Это не тривиальная проблема. Если бы мы жили у источника молодости, мы погибли бы из-за него. Задумайтесь: идет борьба за молодость любой ценой, вне зависимости от биологического возраста. Не говорит ли это молодым женщинам о том, что взрослеть и выглядеть старше – это ужасно? Не лишаем ли мы себя тем самым одного из величайших даров взросления – уважения? Зрелые мужчины, достигшие успеха, не скрывают свой возраст, но при этом занимают достойное место в национальном самосознании. Такой мужчина говорит: «Да, я стар, у меня есть морщины и шрамы, и я не боюсь показать их!» Женщинам же, независимо от возраста, никогда не заслужить подобного уважения. Они никогда не становятся своего рода «старейшинами» для представителей молодого поколения. И мы, женщины, очень многое теряем, как теряют и наши дочери и внучки, которым нравится видеть нас, но которые приходят в недоумение, если мы пытаемся вести себя, как их ровесницы.

Мне очень нравятся фотографии художницы Джорджии О’Киф – особенно те, где ей уже за восемьдесят. На ее лице морщины, но при этом она прекрасна, потому что осталась самой собой. Она – источник вдохновения, и я знаю многих женщин, которые со мной согласны. Так почему мы не можем быть такими же?

Почему мы не остаемся женщинами, которые сильны и прекрасны в силу своего возраста, а не наперекор ему? Это правильно. Это жизнь. И это очень по-французски.

Мне нравятся слова Нэнси о том, что красота никак не связана с возрастом. Я вспоминаю массу моментов, когда мне что-то нравилось и казалось красивым именно благодаря возрасту. Как-то я пришла на рынок, чтобы купить винтажную скатерть. И вдруг мне на глаза попался маленький кованый диванчик. Он был весь ржавый и нуждался в ремонте. В любви и заботе. Его нужно было заново покрасить. Но он показался мне прекрасным. Думаю, многим из нас знакомы подобные чувства. Мы ценим возможность спасти сокровище, потому что чувствуем его потенциал. Мы умеем заглядывать за царапины и сколы, потертости и дыры. Мы способны разглядеть нечто исключительное. Исключительное не вопреки ранам времени, а благодаря им.

Когда речь заходит о мебели, о детях, о закатах или о восхитительной еде – мы очень щедры на слово «красиво». Но мы не всегда проявляем ту же щедрость духа по отношению к себе самим. Наоборот, мы слишком суровы, а порой даже жестоки, когда речь заходит о том, что мы видим в зеркале – особенно в определенном возрасте. Наша американская культура жестока к зрелым женщинам. К женщинам среднего возраста. Видите ли, в Соединенных Штатах нет даже деликатного выражения для обозначения стильной, загадочной – я бы даже сказала, красивой зрелой женщины. Нам приходится заимствовать слова у французов. А они знают в этом толк! La femme d’un certain age. Женщина определенного возраста. Как это загадочно!

Да, во Франции вы встретите много красивых и уверенных в себе femmes d’un certain age. Потому ли это, что они от природы красивее женщин американских? Или потому, что они более уверены в себе и считают себя красивыми, несмотря на свой возраст? Думаю, справедливо последнее. И это хорошая новость для американских женщин. Это означает, что, приложив определенные эмоциональные и интеллектуальные усилия, мы тоже можем стать красивыми в этом таинственном французском смысле слова – не вопреки своему возрасту, а благодаря ему. Да, эта внутренняя работа может сочетаться с работой внешней, но ключ к красоте «по-французски» лежит в полном понимании и приятии самой себя. Французский подход к красоте начинается со знания – не простого знания мира, но понимания своего места в нем. С самопознания. И, опираясь на это знание, мы можем наращивать уверенность и ощущение благополучия. Мы можем быть щедры к себе и любить себя. И это один из самых главных секретов французских женщин. Теперь вы его знаете.

Глава 10

Запах женщины

Мы с Нэнси выходим из магазина на улицу. Нам пора расставаться, так как Нэнси должна вернуться на работу. Но перед уходом она успевает дать мне урок истории французской парфюмерии и рассказать об уникальных французских парфюмерных магазинах, в которые приходят специально, чтобы выбрать аромат. В Америке ничего подобного нет.

– Традиционные парфюмерные магазины умирают, – говорит Нэнси. – Дамы определенного возраста все еще ходят сюда, но появление Sephora все изменило. Это чисто французская компания. И настоящая революция для Америки. Сюда ходят молодые женщины, потому что это нечто новое. Зрелые женщины не ищут самые новые кремы для кожи и покупают косметику в Pharmacie[35]. Они и дальше будут так поступать, потому что там можно купить косметику самых известных марок: Chanel, Dior, Givenchy, Clarins.

Хочу сразу же пояснить, французская Pharmacie не имеет ничего общего с нашими CVS или Rite Aid. Здесь продают специализированные кремы и другие косметические товары. Здесь есть косметолог, который может принять вас в небольшом кабинете, расспросить о ваших проблемах и выписать вам конкретное средство. Иметь рецепт от своего врача необязательно, поскольку французские аптекари имеют право выписывать рецепты.

Нэнси продолжает урок, посвященный секретам французского обаяния.

– Французские женщины, – говорит она, – не экспериментируют, изменяя режим ухода за собой. Они предпочитают крупные бренды, хранят им верность и не спешат что-то менять.

Я спрашиваю, действительно ли француженки никогда не делают пластических операций, и Нэнси признает, что некоторые из них все же решаются на подтяжку, но после пятидесяти пяти лет.

– Ни в коем случае не раньше, – говорит она. – И очень, очень легкую. Они больше доверяют антицеллюлитным кремам и водам для снятия тресса. Все француженки отправляются на воды после рождения ребенка. Они могут позволить себе принимать спа-процедуры в течение недели, даже если и небогаты. Это отличная детоксикация. Никакой работы, никаких упражнений. Целый день бродишь в халате, принимаешь ванны с водорослями и обливаешься в душах.

«Вау! – думаю я. – Как здорово! Нужно попробовать! Неделя детоксикации в спа пойдет мне на пользу!»

Перед тем как расстаться, Нэнси уговаривает меня зайти в один из традиционных парфюмерных магазинов на улице Пасси. Я обещаю, мы целуемся и расстаемся. Я наблюдаю, как Нэнси энергичным шагом удаляется от меня. И мне немного грустно, что наше маленькое «братство Лаудер» распалось.

Но обещание дано, и я направляюсь дальше по улице Пасси и нахожу тот самый магазин. Я открываю дверь, звякает маленький колокольчик, и я оказываюсь в мире французских ароматов! Secrets de femmes[36]. Это целый мир!

Поначалу зал кажется мне пустым. Точнее, не совсем пустым. За длинной деревянной стойкой стоит женщина неопределенного возраста. Ее черные волосы собраны в аккуратный пучок. На ней белый жакет, который напоминает мне врачебный халат. О, она пользуется ярко-красной помадой! Я вхожу, она кивает мне и тихо произносит:

– Bonjour, Madame!

Я отвечаю ей так же тихо:

– Bonjour, Madame!

После этого мы погружаемся в молчание. В зале царит полная тишина, такая, что кажется, произнеси мы хоть слово, оно эхом раскатится по всему залу. Но на самом деле звуки поглощает стекло. За стойкой тянутся длинные полки, заставленные бутылочками и флакончиками. Некоторые бренды мне знакомы – культовые духи Chanel № 5, новый аромат Daisy от Marc Jacobs и, конечно же, Miss Dior’s Cherie. Другие духи мне незнакомы. Честно говоря, мне немного страшновато. Но женщина-парфюмер спрашивает, не может ли она помочь мне, и я просто говорю:

– Меня интересует Miss Dior.

Женщина достает флакон с полки, распыляет духи на карточку и протягивает мне. Должна заметить, что карточка просто прелестна. Она розового цвета и сложена, как маленький подарок с бантиком. Внутри фотография Натали Портман с флаконом в губах: красивая актриса мечтательно смотрит куда-то вдаль. Я подношу карточку к носу и делаю вдох. Признаюсь – эти духи не для меня. Я сразу же это понимаю. И дело совсем не в безошибочно узнаваемом аромате пачулей. Эти духи просто слишком юны для меня. Правда. И не только потому, что их рекламирует Натали Портман. Поэтому я говорю женщине-парфюмеру, что эти духи мне не подходят, она улыбается и качает головой, словно показывает: «Я это сразу поняла». Мы немного болтаем о жизни, путешествиях, Париже и духах. Я сообщаю ей, что пишу книгу и хочу узнать о духах побольше.

И тогда она приносит флакон, который выбрала специально для меня. Флакон просто потрясающий. Серебряная крышка напоминает седло. Под крышкой обнаруживается пульверизатор.

– Это Voyage d’Hermes[37], – говорит женщина.

Отличное название – «Путешествие». Я – настоящая путешественница, и эти духи мне наверняка подойдут. Я смело брызгаю их на запястье и начинаю растирать, но женщина-парфюмер сразу же меня останавливает. Она шокирована. Я спрашиваю, что сделала неправильно, и она объясняет, что так я разрушаю запах.

Женский парфюм говорит о ней больше, чем ее почерк.

Кристиан Диор

– В химическом смысле, – говорит она, – вы «поцарапаете» ноты.

И потом она показывает, как правильно пользоваться духами. Она распыляет их в воздухе.

– Так испаряется спирт.

Увидев, что мне интересно, она начинает объяснять мне обонятельную пирамиду.

– У аромата три уровня нот. Верхний, средний – или сердце – и нижний.

Она распыляет духи в воздухе и предлагает мне понюхать.

– Видите, верхние ноты можно почувствовать сразу после распыления. Ноты сердца начинают ощущаться позже, а нижние ноты останутся на вашей коже и через несколько часов. Они – самые заметные и очевидные.

Легкий спрей касается моего лица, и я чувствую аромат.

Запах мне нравится. Он очень лимонный и напоминает мне чай со льдом, что я пила у своей бабушки (это был скорее чай со льдом и лимонадом). Я чувствую запах свежескошенной травы, хотя почти уверена, что это лишь мое воображение.

Парфюмер объясняет мне, что запах живет на коже. Вот почему одни и те же духи на разных женщинах могут пахнуть по-разному. Все зависит от химии. Этот аромат совершенно не похож на Диор, и мне он нравится – в нем не так чувствуются цветочные ноты. Женщина-парфюмер поясняет, что духами Voyage d’Hermes пользуются и мужчины и женщины. Я как-то не уверена, что мне хочется приобрести столь андрогинные духи.

Теперь я понимаю, что выбор духов – процесс более сложный, чем простое определение приятного для себя аромата. Об этом говорила мне Ванесса. Она из Парижа, но сейчас живет в Квебеке и работает маркетологом в крупнейшей косметической и парфюмерной компании Канады Lise Watier. С Ванессой меня познакомила Джессика Ли – помните мою замечательную подругу и спутницу, о которой я рассказывала в книге «Француженки не спят в одиночестве»? Мы втроем (а с нами еще пара мужей и бойфрендов и несколько француженок) недавно встретились в Монреале во французском ресторане Cocagne в районе Плато Мон-Рояль. Ванесса оказалась очень интересной и очень красивой женщиной. Мы сразу же начали разговаривать о красоте и духах. Забавно: по-французски neiges означает «снег», и эти духи занимают первое место по популярности в Монреале и входят в пятерку самых популярных духов Канады. А я никогда о них не слышала! Это духи от фирмы Lise Watier. Мне очень понравилось, что канадские женщины пользуются духами «Снег», потому что аромат духов очень многое говорит о человеке, позволяя раскрыть его истинную личность человека и мечты. Выбор духов – очень личное дело каждой женщины.

Ванесса говорит, что

духи погружают женщину во вселенную ее воображения.

Иногда духи выбирают, потому что они напоминают об определенном периоде жизни, каком-то особом месте или человеке. Выбор духов связан с чувствами, с тем, что вы хотите чувствовать и какой хотите показаться окружающим.

Позже мы побеседовали с Ванессой о том, как она выбирала духи в молодости, когда жила во Франции. И вот что она мне рассказала.

– Первыми моими духами были Courreges in Bleu. От фирмы Courreges. Я на всю жизнь запомнила, как мы с мамой пришли в парфюмерный магазин. Sephora еще не было, и мы обратились к косметологу-консультанту. Мне тогда было тринадцать, и я хотела найти что-то свежее и легкое. Не слишком сильное. Это был настоящий ритуал. Я думала: «Боже мой, наконец-то я вхожу в настоящий женский мир. В мир дизайнерских духов». В то время мы жили в Булони. В 80е годы моя мама пользовалась духами Nahema Perfume от Guerlain.

В те годы те, кто приходил в парфюмерный магазин, должны были либо знать, что они хотят, либо попросить консультанта предложить что-то на выбор. Это был целый ритуал. Мама выбирала духи для себя, а я чувствовала, что попала в мир женственности, ритуалов и секретов. Мама тогда сказала: «Ванесса, тебе нужно найти такие духи, которые соответствовали бы тому, какая ты есть на самом деле».

И вот сегодня, когда я стою в парижском парфюмерном магазине, окутанная облаком ароматов, я понимаю, что это совсем не просто. Важно понять не то, какой запах мне нравится. Нужно осознать, какова я есть на самом деле.

А действительно, кто я? И неожиданно мне начинает казаться, что я участвую в философском диалоге Платона и Сократа. Эта женщина-парфюмер не просто обладает знаниями об обонятельной пирамиде. Она обладает мудростью самопознания. А это очень серьезно.

В 80е годы мы с Нэнси познакомились с еще одной девушкой, работающей в компании Lauder. Ее звали Дебра Дэвис. Я до сих пор дружу с Деброй. Она открыла собственную фирму по связям с общественностью, но часто говорит о том, что ей следовало бы стать «носом». Так называют специалистов высочайшего класса, создаюих новые ароматы. Дебра – очень интересная женщина. Она вышла замуж, когда я работала в Estee Lauder. Ее мужу нравились мужчины, а ей – женщины, но никто об этом не знал. Они познакомились в 70е годы и вступили в брак ради взаимного удобства. Деб носила одежду в стиле Кейт Хепберн – широкие брюки и водолазки. Ей нравились костюмы простого покроя – пышная грива вьющихся волос сама по себе была ее украшением. Она почти не пользовалась макияжем. Но, поскольку все мы получали бесплатные образцы, Дебра любила Night Repair нашей фирмы. Недавно она рассказала, как вместе с мужем ездила в Испанию на свадьбу кузины. Вся молодежь знала, что они с Марком – необычная семья, а представители старшего поколения ни о чем не догадывались. На свадьбе Дебра познакомилась с девушкой из очень богатой испанской семьи, и та рассказала, что и она сама, и ее сестры пользуются Eau Savage от Christian Dior. Мужские духи! Это было настоящим откровением. Дебра начала пользоваться этими духами – и это позволило ей открыть саму себя.

Вот насколько сильным и вдохновляющим может быть аромат. Наверное, поэтому я сама никак не могла найти для себя нечто столь же глубокое.

Да, да, несмотря на то, что я столько лет проработала в крупной парфюмерной компании, я никогда не пользовалась духами.

В молодости я предпочитала запах мыла Ivory – чистый, свежий, бодрящий. Идея духов казалась мне… ну, не знаю… старомодной, что ли. Я вспоминала свою мать и ее Chanel № 5 – духи стояли на ее туалетном столике так долго, что успевали испортиться. Но я не знала, что духи испортились. Мне было всего пять лет, я дотянулась до флакона и обрызгала духами шею, руки и грудь. Боже, как же от меня пахло! Но я думала, что взрослые женщины именно так и должны поступать! Мне придется к этому привыкать.

Когда же я уже была готова пользоваться духами, ими у нас никто не пользовался. Начинались 70е годы, и духи вышли из моды. Настоящим феминисткам духи ни к чему! Тогда повсюду проходили марши и митинги этих отважных женщин.

Но мне все равно очень нравились душистые шампуни Herbal Essences. Я представляла себя девушкой, рекламирующей их. Вот я мою волосы – обнаженная, под огромным пальмовым листом. Вокруг меня летают попугаи, а по веткам скачут мартышки. Сама природа восхищается моими великолепными длинными медово-русыми волосами.

В те дни казалось, что никто моложе тридцати не пользуется духами – до тех пор, пока не появились духи Charlie. И вдруг оказалось, что пользоваться духами – совершенно нормально. Ведь Шарли была деловой девушкой. Она появлялась в сексуальном брючном костюме и шляпе. Она постоянно находилась в движении – днем карабкалась по карьерной лестнице, а по вечерам расслаблялась в джазовых клубах. Немного Charlie – и она пахла восхитительно, не приторно сладко, а стильно, классно и весело, так, как в нашем воображении могла бы пахнуть Энни Холл. И я подумала, что если буду пользоваться этими духами, то стану девушкой из фильмов Вуди Аллена, все будут считать меня стильной и независимой. Но потом мы все узнали, что Charlie – это духи от Revlon. И хотя ничего плохого об этой фирме сказать было нельзя, ее продукция была доступна всем – и самим девушкам, и их младшим сестрам. И все вокруг стали благоухать этими духами. Очень скоро появилась даже обидная фраза: «О, она пользуется Charlie!»

Настал 1981 год, и все стали ходить на дискотеки и не расставаться с яркой, блестящей губной помадой. Я нашла себе временную работу в юридической фирме в центре города. Отлично помню, каким невероятным казался нам запах духов Opium. Корица и апельсин, головокружительная смесь благовоний и пачули. Запах этот прочно поселился в лифтах Всемирного торгового центра, здание которого только еще построили к тому времени. Помню, как сложно было открывать магазины на подземном уровне. Места было так много, что там легко было заблудиться. Казалось, ты попадаешь в волшебную страну Оз. Но тогда в Нью-Йорке все было грандиозным, прекрасным и невероятным. Благоухавшие духами женщины с пышными прическами в пиджаках с широкими плечами сводили меня с ума.

А в 1984 году я пришла в компанию Estee Lauder и познакомилась с Нэнси и Деброй. Они были моложе меня, обе не замужем. Они ходили по ночным клубам и пользовались духами Opium. Я же сидела дома и наблюдала за их жизнью со стороны. Я предпочитала духи Prescriptive Aromatique, потому что этот аромат сулил покой молодой матери, работавшей на полную ставку. Именно в этом я и нуждалась. Днем я смотрела на свое отражение в зеркале, которое постоянно спрашивало меня: «А это в духе Эсте Лаудер?» Я уже понимала, что именно может быть в духе Эсте Лаудер, но еще не знала, подходит ли это мне или нет.

И вот, прошло много лет, и я стою в парижском парфюмерном магазине и вдыхаю теплый, розовый аромат духов Sensuous Nude[38] от Estee Lauder. Да, да, хотя я ни словом не обмолвилась о моей прежней работе, французская женщина-парфюмер выбрала для меня именно эти духи.

Честно говоря, я немного смущаюсь. «Обнаженная чувственность»? Очень провокационное название. Да, это аромат для взрослой женщины. И я никак не могу решить: следует ли мне выбрать «Путешествие» от Эрме и быть женщиной, работающей, как Хемингуэй, путешествующей по Европе с маленьким блокнотом «молескин», выпивающей в Harry’s – ну разве что не увлекающейся рыбалкой и не участвующей в гражданской войне в Испании? Нет, пожалуй, лучше стать чувственной – и обнаженной – женщиной в духе Колетт, которая все дни проводит в постели, обложившись бумагами и ручками, поедает шоколадные конфеты и ночи напролет занимается любовью – после сексуальной пантомимы в «Мулен-Руж».

И я соглашаюсь. Да, я выбираю Sensuous Nude. А вдруг я притворяюсь? Выходя из магазина с маленьким пакетом, я думаю:

Я дорасту до этих духов. Может быть, сейчас я еще не такая, но я обязательно стану женщиной, которая пользуется духами Sensuous Nude.

Французских женщин учат сначала понять самих себя и определить свое место в мире. Да, здесь есть из чего выбирать – духов во Франции огромное множество. Но французская девушка должна сначала разобраться, кто она в этом мире, постичь свое истинное «я», а потом уже искать духи, которые будут соответствовать этой уникальной личности, стилю и интеллекту. Девушки взрослеют, меняются сами и меняют ароматы на более сложные. И эта перемена подчеркивает их жизненный опыт, рассказывает об их путешествиях и достижениях. Французская женщина знает силу аромата и подчиняет ее себе, а не подчиняется ей. Вы тоже можете стать такой – просто попросите помощи и сделайте выбор.

Заботьтесь о своих духах. Летом храните их в холодильнике. Холодные духи очень освежают – так поступала Мэрилин Монро! Некоторые француженки хранят духи в коробках, потому что они могут разлагаться на свету.

У фирменных духов есть большое достоинство. Возможно, вы не в состоянии позволить себе костюм от Шанель или сумочку от Эрме. Но вы всегда можете позволить себе роскошь фирменных духов. Это простой и относительно недорогой способ погрузиться в настоящую роскошь.

Всегда пользуйтесь духами после душа или ванны. Брызните духами в воздух и войдите в это облако. Не наносите духи прямо на кожу. Пусть молекулы окутают вас своей аурой.

Глава 11

Мудрость женщин определенного возраста

Моя американская подруга Дебора Крайнин познакомила меня с просто потрясающей замечательной француженкой Фредерик Дювиньяк, так как считала, что Фредерик – удивительно стильная, необычная и интересная женщина. Дебора в течение нескольких лет, получая аспирантскую стипендию, продолжала обучение в Аргентине, где и встретила Фредерик. Во время отпуска Дебби отправилась на архипелаг Чилоэ, собираясь посетить маленький остров, на котором живут пингвины. И там в первый же день она увидела Фредерик и ее партнера Пьера: они все остановились на одной и той же турбазе, и познакомил их хозяин, потому что у них были одинаковые планы. Они арендовали лодку и провели целую неделю вмест, путешествуя по островам, останавливаясь в разных городах и получая истинное удовольствие от общения.

Хочу сделать одно пояснение. Француженка Фредерик ничего не имела против того, чтобы «поделиться» своим мужчиной с одинокой американкой. Ну что я могу сказать? Только одно: да здравствует сестринский дух!

Мы с Фредерик договорились встретиться в Париже в кафе Le Fumoir. На метро я доезжаю до станции «Лувр-Риволи». День просто великолепный, и я с удовольствием иду пешком до сада Тюильри. У меня в запасе много времени, поэтому я прогуливаюсь мимо фонтанов и обнаженных статуй, слившихся в теплых объятиях. Впрочем, в парке можно встретить и настоящие пары – конечно, не обнаженные, но от этого их объятия не становятся менее пылкими. Они сидят на скамейках и маленьких металлических стульчиках вокруг фонтанов или просто на зеленых газонах. Мраморные девы и юноши явно служат для них источником вдохновения. В парке много детей.

Я дохожу до Лувра, выхожу из парка и иду до улицы Амираль. И тут встречаю Одри Тоту.

Конечно, это Фредерик, но она выглядит, как знаменитая французская актриса, блеснувшая в фильме «Амели»! Она настолько восхитительна, открыта, дружелюбна и мила, что я сразу же ощущаю себя так, словно окунулась в историю, рассказанную в этой замечательной картине.

Конечно, Фредерик – или Фредди, как она любит себя называть – не чувствует моего настроения. Она просто улыбается, пока мы ищем маленький столик с видом на улицу. На Фредерик простой серый топ, а на плечи накинут черный свитер. Она практически не накладывает макияж, а блестящие русые волосы собраны в простой хвост. Я вижу на ней несколько ниток мелких, но очень ярких деревянных бус – похоже, она купила их в Южной Америке.

Мы целуем друг друга в щеки, усаживаемся и заказываем два стакана минеральной воды. Фредерик рассказывает мне о том, как они познакомились с Деб в Аргентине во время отпуска. Я была поражена, узнав, что французские компании не только позволяют, но еще и поощряют подобную практику. Длительный отпуск дает работнику возможность пройти какие-либо курсы, попутешествовать, ухаживать за ребенком или пожилыми родителями или просто восстановить силы. А потом можно вернуться на работу на прежнюю зарплату. Фредерик же собирается заниматься туристическим бизнесом.

– Туризм – это моя страсть, – говорит она.