Безумцы Насибов Александр

— Не знаю. Мне было не до него. Я был занят тем, что поддерживал на воде оглушенного взрывом человека. К счастью, он быстро оправился… Простите, рассказывать дальше? У вас столько иронии в глазах…

— Продолжайте.

— Как вам угодно. Итак, неподалеку мы увидела перевернутую шлюпку. Нам удалось поставить ее на киль. Оказалось, что это спасательный вельбот. Он был полон воды, но воздушные банки держали его на плаву… Вот и все. Остальное сделали течение и ветер.

— Вас пригнало сюда?

— Скалу мы заметили ночью, при свете луны. До нее было километров пять. В вельботе не имелось весел, его несло мимо. Наши силы были на исходе, но мы все же решили пуститься вплавь. В воде вскоре потеряли друг друга; зыбь, темнота… Дальнейшее вам известно.

— Выходит, вы били не один?

— Выходит, так.

— Кто же был ваш спутник?

— Врач, — отвечает Карцов, выкладывая свой главный козырь. — Один из врачей госпитального судна. Англичанин. — Он выдерживает паузу. — Индиец по происхождению.

Снова запутавшись в цепочке, попугай висит вниз головой, отчаянно хлопает крыльями и кричит. Но Абст не обращает на него внимания. Он направляется к шкафчику у стены, шарит по полкам.

Карцов тоже встает, освобождает ланки попугая, сажает птицу на жердочку. Уголком глаза он видит: Абст развинчивает круглую белую коробочку.

— Как звали индийца?

Карцов не торопится с ответом.

— Имя вашего спутника? — повторяет Абст, возвращаясь к столу.

Допрашиваемый морщит лоб, щурится. Нетерпение Абста столь велико, что неожиданно для самого себя он произносит:

— Рагху…

— Рагху Бханги! — кричит Карцов. Он хватает Абста за руки, всматривается в глаза. — Вы назвали его! Боже, какое счастье! Он здесь, он подтвердит все!..

Абст молча глядит на Карцова.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Восьмой день пребывания Карцова в подземелье Абста.

Как обычно, обед приносит Глюк. Но еды на этот раз слишком много. И — две кружки кофе. Поставив поднос на столик. Глюк извлекает из кармана штанов широкую плоскую флягу, пододвигает ногой табурет и садится.

— Буду есть с вами.

— В хорошей компании обед кажется вдвое вкуснее, — улыбается Карцов.

— О, да вы мастер на комплименты!

Карцов отмечает: Глюк говорит ему “вы”. Знаменательная перемена.

Между тем рыжебородый достает два алюминиевых стаканчика, наливает в них из фляги, поднимает стаканчик.

— Я так скажу, доктор: вы молодчина, что выкарабкались. Другой ноги бы протянул от всех этих передряг. А вот вы справились. Будьте здоровы, доктор!

И, запрокинув голову, он пьет. Карцов следует его примеру.

Они с аппетитом съедают суп, густой, наваристый. В опустевшие миски Глюк накладывает консервированной свинины с картофелем, подливает соус. Ест он жадно и много. Вскоре распускает широкий пояс, на котором висит кобура с пистолетом, а потом и вовсе снимает его и вместе с оружием кладет на пол.

Лязгнула дверь. Входит радист.

— Вот ты где, Густав, — говорит он. — Ну-ка, быстрее к шефу!

— Черт! — ворчит Глюк, выбираясь из-за стола. — И здесь нет покоя!..

Они выходят.

“Слишком поспешно, — отмечает Карпов. — Вот и не заперли за собой, и пистолет забыли на полу”.

Опустив глаза, он рассматривает черную матовую кобуру, из которой наполовину вывалился тяжелый армейский парабеллум.

Обойма, конечно, пуста или патроны разряжены. В общем, примитивно…

Вскоре Глюк возвращается. Бросив беглый взгляд на пистолет, садится за стол, вновь разливает спирт.

— Вот славно, что попали к нам! — весело говорит он и поднимает стаканчик. — Ваше здоровье!

— Прозит, — отвечает Карцов традиционным застольным приветствием немцев.

Он не сомневается, что это была проверка, и Глюк доволен ее результатом. Видимо, нацистам не терпится, чтобы новый врач скорее приступил к делу.

— Послушайте, доктор, — вдруг говорит Глюк, — вы где жили в России?

Карцов объясняет.

— Понятно. А Украину знаете? Это правда, там такая земля: палку воткнешь — и растет? Бывали на Украине, доктор?

— Не приходилось.

— Жаль! — Рыжий задумчиво оглаживает бороду. — Ну, а Кавказ? Какова земля на Кавказе? Скажем, где-нибудь у Черного моря.

— Хорошая земля. Кругом сады, виноград, чай, апельсины.

— И апельсины? — удивляется Глюк.

По мере того как Карцов рассказывает о Черноморье, немец все больше волнуется. У него блестя глаза, челюсть хищно выпячена.

— Л свиней там можно разводить? — вдруг спрашивает он — Свиньи, доктор, — верный доход, уж я знаю!

Рыжий развивает свои планы. Каждому, кто хорошо воюет, фюрер обещал землю и работников на Востоке. Можно обосноваться, где только захочешь. Лично он решил было остановить выбор на Украине. Но коли так благодатен Кавказ, то и думать нечего: Кавказ у теплого моря. Только бы побольше работников!

— Уж я заставлю их повозиться с землей! — ухмыляется Глюк. — Уж они у меня потрудятся!

Через день Карцова вновь конвоируют к Абсту. Здесь все как прежде. Только насест с попугаем накрыт полукруглой корзиной, обтянутой тканью. Попугай спит.

— Вас ждет добрая весть, — торжественно провозглашает Абст. — Властью, данной мне фюрером, объявляю вас воином германского рейха.

Прочтите бумагу и подпишите.

Карцов читает вслух:

— “Я клянусь: я буду верен и послушен фюреру германской империи и народа Адольфу Гитлеру, буду соблюдать законы и добросовестно выполнять свои служебные обязанности, в чем да поможет мне господь”.

Карцов позволяет себе секунду поколебаться, потом размашисто подписывается под присягой.

Абст отодвигает бумагу в сторону.

— Ну, вы довольны?

— Доволен, — сдержанно говорит Карцов.

— Не очень-то, если судить по вашему тону.

Карцов молчит, выжидая, что будет дальше.

— Для прохождения службы отправитесь в Германию. Там получите назначение. Снаряжение, оружие — тоже там. У нас всего этого не хватает.

— Когда же меня отправят?

— С первым транспортом. Вероятно, скоро. Сроков назвать не могу: война, а мы так далеко от своих…

— Я понимаю.

— Выглядите вы растерянным. Хотите о чем-то спросить?

— Да. — Карцов морщит лоб. — Отправки придется ждать недели? Быть может, месяцы?

— Возможно.

— И все это время я буду бездельничать?

Абст облизывает губу.

— Желаете работать?

— Конечно.

— Хорошо, — медленно говорит Абст, — хорошо, Рейнхельт, я дам работу. — Он встает, некоторое время ходит по комнате, потом пододвигает свой табурет к Карцову, садится. — Я дам вам интересную работу. От того, как она будет выполнена, зависит ваша карьера в Германии. Короче, свое будущее вы держите в собственных руках.

— Постараюсь быть полезным.

— Хочу надеяться… Сегодня я представлю вас нашему врачу. Это женщина. Недавно она получила письмо. В Берлине убита ее мать. В результате печальной вести — сильное нервное потрясение, у бедняжки отнялись ноги. Мой недосмотр: я проверяю все письма, это должен был задержать, но проглядел. Обследуйте ее. Попытайтесь помочь. Я пробовал, однако… Словом, я очень занят. Есть и другие обстоятельства… Короче, лечить ее будете вы.

— Вы тоже врач? — восклицает Карцов. — Мы с вами коллеги?

Абст иронически глядит на собеседника.

— Да, — говорит он, — как вы изволили выразиться, мы коллеги… Но не будем отвлекаться. Итак, начинайте лечить ее. Кроме того, вам придется обслуживать группу больных — тех, кого пользовала она, пока была здорова. А потом прибудет транспорт, и вы уедете вместе с ней. — Абст выдерживает паузу. — Я отправлю вас обоих одним рейсом.

Карцов не обманывается насчет уготованной ему участи. Зачисление “воином германского рейха”, “присяга”, которую он только что подписал, предстоящая отправка в Германию — все это ложь, выдумка Абста, рассчитанная на то, чтобы он, Карцов, работал лучше, с охотой. Но… Ришер? “Я отправлю вас одним рейсом”. Неужели и ей определена смерть?

— Теперь перейдем к главному, — доносится до него голос Абста.

— Да, я слушаю вас…

— Называйте меня просто: шеф. Итак, перейдем к главному. Вы уже знаете, я медик. Хирург и психиатр. До последнего времени у меня была обширная практика: сейчас, в войну, нет недостатка в людях с той или иной степенью умственной дегенерации. Я трудился как одержимый и смог вернуть обществу многих своих пациентов. Но удача — увы! — приходила не всегда. Я потерпел жестокое поражение в работе над группой моряков, побывавших под сильной бомбежкой. Их было пятеро, доставленных ко мне безгласными и бесчувственными. Я перепробовал все средства, но тщетно. Они были безнадежны. Вскоре один из них умер. Еще через месяц скончался второй. Мне стало ясно: те, что еще живут, тоже обречены.

И тогда я решился на рискованный шаг. Лет шесть назад я вывез из Южной Америки сильный растительный яд. В верховьях Амазонки индейские знахари применяют его для лечения некоторых психических расстройств… Я ввожу препарат яда одному из трех оставшихся в живых и становлюсь свидетелем чуда: человек, который много недель лежал скрюченный и одеревенелый, вскоре после инъекции расслабляется, дышит ровно и глубоко. Вот он трет кулаками глаза, встает. Я усаживаю его за стол, и он с аппетитом ест. Он в сознании, но решительно ничего не помнит и едва может произнести несколько слов. Однако это успех, огромный успех! Воодушевленный, я работаю над другим больным. И тут кто-то прыгает мне на спину, хватает за горло, валит на пол. Задыхаясь, я вытаскиваю пистолет и… и лишаюсь своего пациента. Теперь, начиная эксперимент, я действую осмотрительнее. И все повторяется — психотики выходят из состояния комы^[44], первое время ведут себя вполне пристойно, а потом пытаются броситься на меня. Но меры предосторожности приняты, и я спокойно наблюдаю за этими непостижимыми вспышками бешенства. Секундомер отсчитывает время. Через двадцать минут они вновь на полу, безучастные ко всему, неподвижные и беспомощные. Такова реакция организма на ослабление действия препарата — сперва неистовство, затем резкий переход в прежнее состояние, когда у больного утрачен всякий контакт с внешним миром… Через день я возобновляю эксперимент — больные не реагируют. Я упорно продолжаю попытки… Короче, период просветления сознания моих пациентов удалось довести до шести часов, затем — до восьми, до десяти! Но всякий раз дозу препарата приходилось увеличивать. А ведь это сильнейший яд… Словом, вскоре погибли и последние двое.

Однако я был настойчив. Я не отчаялся и стал работать с новой группой. Мне удалось добиться того, что состояние относительного психического просветления больных длится непрерывно несколько месяцев, пока регулярно и во все возрастающих дозах им вводится препарат и противоядие. Но стоит запоздать с раздачей препарата или неправильно рассчитать дозировку — и наступает катастрофа: перед вами звери, одержимые манией убийства… Эта группа больных находится здесь. Она была на попечении нашего врача. Теперь врач выбыл из строя. Так вот, его замените вы. Запомните: с момента, когда вы вступите в контакт с больными, жизнь ваша в большой опасности. Вы должны хорошо уяснить: малейшая небрежность в работе с ними, ошибка при определении данных, по которым назначается рацион специального препарата, опоздание или задержка с его применением — и вас разорвут в клочья. Вот почему я так подробно все объясняю. Повторяю: в каждом из этих людей дремлет зверь, готовый вцепиться вам в глотку… Вы поняли?

— Полагаю, да.

— Доктор Марта Ришер подробно проинструктирует вас. Слушайте ее внимательно, переспрашивайте десятки раз, но не упустите ни единой мелочи.

— Понял, шеф.

— Вам категорически запрещается вести с ней посторонние разговоры. Никаких сведений о себе. Вы — врач, прибыли из Германии, вот и все. Повторяю: только разговоры о деле. Ни слова о чем-либо ином. Ни единого слова! У вас есть вопросы?

— Мне кажется, все, что нужно, вы сказали.

— И вы не испытываете чувства страха?

— Мне страшно, шеф. Однако я говорю себе: справлялась же с ними женщина!

— Резонно. — Абст с любопытством глядит на Карцова. — А теперь последнее. Вы должны знать, зачем эта группа находится здесь, так далеко от блестящих берлинских клиник. Иначе вы не оставите попыток разобраться в непонятном. Такова человеческая природа, с этим ничего не поделаешь… Так вот, что вам известно о камикадзе и кайтэнс?

— Впервые слышу эти слова.

— У японцев камикадзе — летчик набитого взрывчаткой самолета. При взлете он оставляет шасси на аэродроме. Таким образом, возвращение невозможно. Пилот не может и выброситься в воздухе — у него нет парашюта. Остается одно: он отыскивает цель, пикирует. Взрыв!..

Карцев понимает, что Абст ждет его реакции. Он молчит.

— Кайтэнс, — продолжает Абст, — это человек, который делает то же самое, но под водой, сидя на управляемой торпеде. И здесь спасение исключено — водитель торпеды либо взрывается, либо гибнет в пучине… Как вам все это нравится?

— Ну что же, — осторожно говорит Карцов, — насколько я понимаю, эти люди добровольцы… Словом, красивая смерть, хотя от всего этого… м-м… попахивает средневековым варварством.

Абст согласно кивает.

— Самое настоящее варварство, — подтверждает он. — Да простят мне это слово наши уважаемые союзники. Представьте только: погибают здоровые люди, в расцвете сил, в полном сознании. Нет, мы не могли пойти по такому пути, хотя и у нас немало героев, готовых умереть во славу фюрера… Но ведь иное дело, если человек безнадежно болен, а ко всему еще и утратил разум! Несколько недель, быть может, месяц или два — и он погибнет. Он все равно умрет, ибо обречен. Вы понимаете меня?..

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

С того дня, как Карцов принял “присягу”, прошло двое суток. И вот он завтракает в обществе Абста и его помощников.

Абст садится за стол. Его примеру следуют Глюк, радист Вальтер и еще один обитатель подземелья — молчаливый крепыш с белыми волосами и красным лицом. Карцов впервые видит этого человека.

Яйца, масло, поджаренный хлеб и кофе с консервированным молоком — все это в изобилии. Кроме того, на больших алюминиевых блюдах лежат омары и куски жареной рыбы.

Завтрак проходит в молчании. И странное дело — центральная фигура за столом не Абст, как следовало бы ожидать, а краснолицый Глюк, Вальтер да и сам Абст то и дело подкладывают ему лучшие куски. А когда у этого человека простыл кофе, Вальтер идет на камбуз и приносит новый кофейник — специально для коллеги.

— Пей, Леонард, клади больше сахару, — говорит Вальтер. — Сегодня ты вроде бы именинник.

Он передает Леонарду банку с сахарным песком. Тот берет ложку и просыпает сахар: явно нервничает.

— Как вам спалось? — спрашивает Абст, когда краснолицый, покончив с рыбой, пододвигает к себе кружку. — Дайте-ка проверю пульс.

Человек молча протягивает руку.

— Что ж, пульс нормальный, — говорит Абст. И прибавляет: — Больше нельзя откладывать. Будете спускаться сегодня. Я уверен в вас.

Леонард поднимает голову, и Карцов видит страх в его больших белесых глазах.

— Да не робей! — Глюк кладет свою лапу ему на плечо. — Дело привычное: нырнешь и вынырнешь.

— Обещаю: не пробудете там ни одной лишней секунды, — вставляет Абст. — Вчера пришла новая радиограмма. Это седьмая за последние дни. Нас торопят. Я доложил, что выбрал вас. Сделаете — отпуск на месяц.

Карцов молча слушает, стараясь разобраться в происходящем.

Краснолицего собираются спускать под воду. Но с какой целью? Почему он встревожен? В чем причина, что его столь настойчиво уговаривают? Ведь надо полагать, что он, как и другие обитатели подземелья, опытный водолаз!..

Наконец завтрак окончен. Абст приказывает Леонарду отправиться к себе и отдохнуть. Тот покидает пещеру. Глюк и Вальтер уносят посуду на камбуз.

Абст обращается к Карцову:

— За весь завтрак вы не задали ни одного вопроса. Хвалю за выдержку. Но от вас нет секретов. Так вот, сегодня мой помощник спустится на большую глубину… Смыслите вы в водолазном искусстве?

— Что вы, шеф! — Карцов простодушно улыбается. — В этом деле я абсолютный профан.

— Леонард погрузится на шестьдесят с лишним метров!

— Шестьдесят метров… — Карцов морщит лоб. — Но это не так уж много. Я где-то читал: люди спускаются значительно глубже и преспокойно возвращаются на поверхность. Главное, как я понимаю, чтобы в достатке был кислород. Остальное не представляет труда.

— Кислород, сказали вы? — Абст качает головой. — Знайте: чистый кислород — смертельный враг глубоководников. Но сегодня Леонард будет пользоваться не кислородным респиратором. Он спустится в мягком вентилируемом скафандре, обычном снаряжении профессионального водолаза. Его подстерегает другая опасность.

— Какая, шеф? Вы большой специалист, Вальтер и Глюк — тоже. Да и я буду рядом. Что же грозит водолазу?

— Сказав “опасность”, я был неточен. Две опасности подстерегают Леонарда: одна — на глубине, другая — когда он будет подниматься. И обе порождены азотом.

— Тут я окончательно в тупике. Азот — безобидный газ. Вы врач, вам не хуже, чем мне, известно: в крови и тканях человека много азота. Дайте-ка вспомню… Ну да, в каждом из нас растворено что-то около литра этого газа. Тем не менее мы чувствуем себя превосходно.

— Первая опасность — “экстаз глубины”, — говорит Абст.

Он объясняет. Водолаз, пользующийся сжатым воздухом, вдыхает огромное количество азота. Этот газ, безвредный в обычных условиях, при давлении в шесть атмосфер и больше превращается в сильнейший наркотик. Поэтому человек, получающий воздух с поверхности, уже на шестидесятиметровой отметке рискует подвергнуться губительному воздействию сжатого азота^[45]. Сперва это напоминает опьянение — водолаз делается похожим на захмелевшего гуляку и способен на самые опрометчивые поступки. Это и есть “экстаз глубины” — человек может сорвать с себя грузы, отвязать сигнальный конец… В дальнейшем, если водолаза не поднять, он засыпает, и тогда — гибель.

— Так-то, Рейнхельт. — Абст насмешливо смотрит на притихшего собеседника. — Однако это не все. Более того, глубинное опьянение — не главная опасность. Если водолаз связан с поверхностью телефоном, признаки азотного наркоза легко определить. Тогда человека переводят на меньшую глубину, и опьянение проходит.

— Понял, шеф, — говорит Карпов, старательно поддерживая беседу. — Ну, а другая опасность? Вы сказали, в ней тоже повинен азот… Впрочем, кажется, я начинаю догадываться. Это кессонная болезнь?^[46]

— Она самая, Рейнхельт. Ее называют также болезнью декомпрессии. А водолазы дали ей меткое имя: скрючивание. Я все подробно объясню, но позже. Сейчас надо идти к лагуне. Возьмите мою медицинскую сумку. Вон она, возле шкафа.

Площадка перед лагуной ярко освещена. Прожекторы направлены вниз. Лучи их высверливают в темной воде резкие световые конусы. Пахнет сыростью, йодом…

Гулко звучит голос Абста, дающего последние указания водолазу. Леонард, одетый в вязаное шерстяное белье и такую же феску, сидит на обломке скалы. Его плечи расслабленно опущены, глаза полузакрыты. Абст стоит перед ним, заложив руки в карманы штанов, и медленно чеканит слова. Вальтер, Глюк и Карцов внимательно слушают.

— Итак, вы погрузитесь на шестьдесят метров, — говорит Абст. — Все это время — связь со мной по телефону. Ваше молчание в течение тридцати секунд или неточный, неясный ответ — и я немедленно начинаю подъем. В случае порчи телефона — связь при помощи сигнального конца. Напоминаю сигналы от вас: каждые полминуты три подергивания троса; частые рывки более трех раз подряд — знак немедленного подъема. Надеюсь, вы не забыли?

Леонард кивает.

— На предельной глубине пробудете десять минут, — продолжает Абст. — Ваша задача — увидеть объект, определить его расположение. Важно узнать: открыт ли рубочный люк, имеются ли пробоины, где они, какой величины. И особо: есть ли пробоины в районе каюты командира. Ну-ка, где она расположена на “Випере”?

— Примыкает к центральному посту лодки со стороны кормы, — механически отвечает водолаз.

— Верно, — Абст оборачивается к Вальтеру: — Светильник и телефон готовы?

— Готовы и опробованы, шеф. Все в порядке.

— Хорошо. — Абст продолжает инструктаж: — Вы все зарисуете, Леонард. Потом — наверх. Согласно режиму декомпрессии подниматься будем с шестью остановками. У последней остановки я встречу вас. Я спущусь в кислородном респираторе. Запомнили?

— Да, — говорит Леонард. Он тоскливо улыбается. — Вдвоем будет веселее…

— Ну, все. — Абст вынимает руки из карманов. — Вальтер, Глюк, одеть водолаза!

Леонарда втискивают в водолазную рубаху — водонепроницаемый комбинезон из трехслойной прорезиненной ткани, помогают продеть кисти в узкие резиновые манжеты на рукавах. Глюк надевает ему на ноги “калоши” — свинцовые колодки, обитые красной медью, крепко привязывает их. Затем на плечи глубоководника накладывается медная “манишка”.

Леонард встает и ковыляет к трапу. По пути Глюк обвязывает его крепким плетеным тросом — это и есть сигнальный конец, на котором водолаз повиснет в толще воды.

Водолаз на трапе. Он стоит лицом к коллегам. Те навешивают на него грузы — пудовые чугунные отливки, по одному грузу на спину и на грудь, закрепляют их.

Все это время Абст крепко держит сигнальный конец: водолаз без шлема, и, если оступится и упадет в воду, гибель его неизбежна.

А вот и шлем. Глюк накрывает голову Леонарда кованым медным котелком, от которого тянутся резиновый воздухопровод и телефонный кабель. Шлем ложится на “манишку”. Его закрепляют. Теперь он составляет одно целое с “рубахой”.

Но водолаз еще дышит атмосферным воздухом: передний иллюминатор шлема вывинчен. В последний раз ощупывает Леонард свое снаряжение: кинжал в ножнах на поясе, глубиномер, часы и компас — на запястьях рук, цинковую пластинку и острый стальной стерженек, привязанные к “манишке” — принадлежности для того, чтобы можно было сделать кое-какие заметки под водой.

— Все в порядке, — говорит Абст. — Спускайте!

У трапа уложена батарея баллонов. Глюк отворачивает вентили. Сжатый воздух по шлангу устремляется в шлем.

— Есть воздух! — Глюк проверяет редуктор, понижающий давление воздуха, завинчивает иллюминатор шлема. — Пошел в воду! — командует он, шлепнув ладонью по медному котелку.

Леонард спускается. Свинцовые “калоши” громыхают по железным ступеням трапа. Шипит воздух, вытравливаемый из золотника шлема.

Карцов не без волнения наблюдает за процедурой спуска водолаза. Сотни раз присутствовал он при погружениях советских глубоководников, да и сам не однажды проделывал все то, что предстоит совершить Леонарду. Конечно, ему отлично известно наркотическое свойство сжатого азота. Знает он и обо всех других опасностях, которым подвергается человек в глубинах моря, знает и умеет бороться с ними. Но пусть его считают новичком…

Леонард на последней ступеньке трапа. Еще секунда — и красный шлем скрывается под водой. Вода в этом месте бурлит.

— Берите сигнал, Глюк!

Абст передаст рыжебородому сигнальный конец, включает секундомер.

— Остановите, как только скомандую, — говорит он Карцову.

“Правильно”, — отмечает про себя Карцов, приняв секундомер. Половина времени, затраченная на спуск водолаза, войдет в те десять минут, которые Леонард проведет на глубине шестидесяти метров.

Все глубже спускается водолаз. Вальтер и Глюк равномерно потравливают сигнальный трос и толстый резиновый шланг. Абст погружает в лагуну подводный светильник. Поворот выключателя — и вода возле трапа загорелась зеленым огнем. На поверхности беззвучно лопаются белые воздушные пузыри.

Тишина на площадке. Ее нарушает лишь шорох в динамике — телефон доносит размеренное дыхание водолаза. Временами слышится прерывистое шипение: нажав головой пуговку золотника, водолаз травит из скафандра излишек воздуха.

— Глубина двадцать, — раздается в динамике.

— Правильно, двадцать, — говорит Абст, сверившись с отметками на сигнальном тросе. — Леонард, как чувствуете себя?

— Ничего, шеф.

— Светильник?

— Он рядом со мной. Но в воде появилась муть, плохо видно. А, вот теперь стало лучше. Глубина тридцать.

— Что вы видите?

— Спускаюсь вдоль стены. Много расщелин, гротов. А рыб — ни единой. Нет и водорослей. Одни скалы. Мрачный колодец, шеф. Будто погружаешься в преисподнюю.

Время идет. Леонард миновал пятидесятиметровую отметку.

— Глубина пятьдесят пять метров, — говорит Абст.

— Остановите спуск, — глухо доносится из-под воды, — что-то темнеет внизу…

— Что вы увидели? — нетерпеливо спрашивает Абст.

— Какая-то тень. Пусть Глюк потравит светильник.

— Линь светильника у меня. Спускаю на метр.

— Я увидел ее! — раздается взволнованный голос Леонарда. — Вот она, лодка: лежит на скальном карнизе, метров на десять ниже меня. Она накренилась на борт!..

— Лучше глядите! — кричит Абст. — На грунте она или на скале? Видите грунт?

— Нет, шеф. Дна я не разглядел. Внизу все скрыто в сером тумане. Потравите светильник!

Абст исполняет требование водолаза.

— Все равно, — звучит в динамике, — серая мгла — и ничего больше. Наверное, здесь много глубже, чем мы думали. Лот, когда его бросили, упал на карниз или на палубу лодки.

— Понял вас, Леонард. Опишите лодку!

— Спустите меня еще метра на три—четыре.

— Спускаем! — Абст делает знак Глюку, и тот травит сигнальный конец. — Стоп! — командует Абст Карцову.

Секундомер остановлен.

— Восемьдесят четыре секунды, — докладывает Карцов.

Движением пальца Абст сбрасывает показания секундомера, снова включает его.

— Глубина пятьдесят девять метров, — сообщает он в микрофон. — Пробудете здесь девять минут. Не теряйте времени, рассказывайте!

Водолаз сообщает. В поле зрения середина лодки; корма и нос теряются в сумраке. Крышка рубочного люка откинута — Леонард висит над мостиком, ему это хорошо видно. На палубе, где она освещена, пробоин нет. Борта же лодки не видны.

— Самочувствие? — спрашивает Абст.

— Хорошее, шеф. Отличное. Вокруг так красиво. Будто во сне. Я вот что сделаю: спущусь на палубу! Пусть Глюк потравит сигнал и шланг.

Абст вопросительно глядит на рыжебородого. Тот пожимает плечами.

— Травите потихоньку, — решает Абст. И командует в микрофон: — Леонард, я спущу вас на три минуты. Осветите рубочный люк, загляните в него!..

— Сделаю, шеф, — отвечает водолаз. — За меня не беспокойтесь. Дышится легко, все идет хорошо. Если б кто видел, какая здесь красота!

Глюк хмуро сдает несколько метров сигнала и шланга. Карцов следит за секундомером. Стрелка заканчивает второй круг.

— Стою на палубе, — раздается в динамике. — Очень скользко: ноги разъезжаются. Смех, да и только! Эй, Глюк, трави линь светильника, чертов сын! Я внизу, а фонарь где-то над головой, освещает мне темя…

Абст опускает светильник.

— Вот так, — говорит Леонард. — Теперь я у мостика… Забрался на него.

Стрелка секундомера сделала еще один круг. Наблюдая за ней, Карцов в то же время чутко прислушивается к докладам водолаза. Голос его звучит весело, бодро. Куда девался страх, который испытывал Леонард перед погружением!.. Перемену в настроении глубоководника можно объяснить одним: видимо, началось действие азотного наркоза.

Глюк мрачен: тоже заметил неладное… Абст же делает вид, что все идет гладко.

Некоторое время в динамике слышится лишь тяжелое дыхание Леонарда. Но вот вновь звучит его голос:

— Шеф, я уже там!

— Где? — кричит Абст. — Неужели спустились в люк? Вы в боевой рубке?

— В центральном посту, шеф!

— Осторожно, Леонард! Идите назад!

— Минуту… Подошел к двери командирской каюты. И дверь отперта! Я увидел сейф. Вот он, железный ящик, лежит у переборки!