Спецназ против пиратов Негривода Андрей
– Че те, Коша?
Лана присела на корточки и прошептала в самое ухо:
– Мы сейчас будем переодеваться.
– Во что?
– Вот в этот мусор, – ткнула она пальцем в груду камуфлированных тряпок.
– Но оно же с этих!..
– Я знаю! Так надо, Ириш!
– А ты?
– И я!
Она, ничуть не смущаясь, стала снимать с себя форменное платье.
К своим тридцати это тело «доросло» до настоящего совершенства...
Светло-коричневый загар покрывал равномерным покрывалом бархатистую кожу, которая обтягивала тело грациозной пантеры... Она не красовалась – она попросту переодевалась...
«Вот же зараза! – думал Кондор, глядя на это представление. – Мать твою!!! Но... Это на руку!.. Спасибо, Кошка! Сочтемся! Потом, если случится...»
Абсолютно голая Лана, под обалдевшими взглядами своих подруг и «пассажиров», выбрала себе новую «шкуру» и стала примерять берцы, выхватив из кучи самые большие. Она сидела на брошенном платье и пихала в ботинки пучки травы.
– Большие, – бормотала она себе под нос. – У меня сороковой, а эти – сорок два... З-зараза!!!
– Лан, ты че?
– Вы че тут расселись, коровы?! – взорвалась вдруг Кошка. – А ну, быстро все переоделись, сучки драные! Или хотите, бля, по джунглям как мишени бегать?! И все, все с себя долой! Все тряпки вон!!!
Это подействовало словно выстрел, а сама Кошка уже стояла подбоченясь, одетая так, словно только что закончились съемки какого-нибудь голливудского блокбастера, женского боевика от Френсиса Копполы.
И еще четыре совершенно обнаженных, стройных женских тела замелькали перед глазами мужчин. Кроме одной...
– А ты чего?! – Лана нависла над самой молоденькой девушкой.
– Я не могу...
– А я могу, бля?! А ну, встала, сучка малолетняя, и вперед, переодеваться!
– Коша, я не могу... – Что-то с этой девчонкой было не так.
Лана присела около нее на корточки и взяла заплаканное лицо в свои ладони:
– Светик, это надо сделать!.. Ну, чего ты?
– Это же с этих... И... У меня это... Ну, начались...
Коша резко обернулась к Кондору и бросила:
– Командир, мне нужна вата!
Андрей расстегнул нарукавный карман и бросил Лане пакет первой помощи.
– А ну, отвернули рожи все! – гаркнула в сердцах Кошка на глазевших мужиков. – Голых девок никогда не видали?!
Спустя две минуты шесть форменных платьев запихнули в старый потрепанный рюкзак и отложили в сторону, за ненадобностью. Туда же последовали и форменные остроносые туфельки на тонких каблучках.
– Мы готовы, Андрюша, – произнесла Лана вполголоса, приблизившись к Кондору.
– Узнала...
– Еще когда ты только-только на катер поднимался... А потом уж и совсем убедилась – таким сычом серьезным мог быть только ты, Филин.
– Я теперь Кондор, Лана, и зовут меня Ален. Привыкай...
– Да мне по фигу!
– Ну и ладно... А за помощь спасибо. Потом сочтемся...
– Если удастся...
– Мы вас вытащим, Кошка! Ты только помоги мне.
– Чем?! Что я могу?!
– Думаю, можешь. Ты кем на «калоше» ходила?
– По образованию – психолог для пассажиров.
– О! – Андрей поднял кверху указательный палец. – А говоришь... Ну-ка, в темпе, экспресс-портреты присутствующих. Психологические, понятное дело. Три минуты, Лана!
– Три минуты... – Она задумалась. – Все подавлены увиденным. Я в том числе... Мужики держатся более или менее – бизнесмены, а в бизнесе нервы нужны крепкие. Девчонки... Ну, их я возьму на себя!
– Добро... Французов много?
– Шестеро. Три итальянца, пара немцев, англичанин и израильтянин. Последние четверо наши – эмигранты.
– Совсем хорошо... Что еще, Лана? Кто-то вел себя странно, говорил лишнее?
– Да, в общем-то, нет... Хотя... Во-он тот паренек. – Она ткнула указательным пальцем в сторону молодого парня, ничем не отличавшегося от остальных мужиков. – Итальянец французского происхождения, как выяснилось, все под меня подкатывался... Еще во время рейса. Говорил, мол, что если я захочу, то заберет меня с собой, во Францию. Почему во Францию, я так и не поняла! Что, мол, у него такая солидная семья, что мы не будем ни в чем и никогда нуждаться... Балабол, короче говоря. Итальяшка с родней во Франции... Белиберда, одним словом! Просто трахнуть захотел симпатичную русскую бабенку, вот и все дела, не иначе!
– Может быть, Кошка, может быть... – ответил Андрей задумчиво, а сам в это время подумал: «Вот ты и засветился, племянник „космонавта“! Вот и молодец!!! Отлично, Филин! Теперь есть хоть какая-то ясность, а главное – понятно, из-за кого затеяли весь этот сыр-бор... Теперь этого племянника надо среди нас замаскировать ненавязчиво, да и поручить его... Да тому же Готу!.. Так! Замаскировать...»
Взгляд капрала уперся в четыре невостребованных комплекта «обмундирования» для беглецов, и решение пришло само собой:
– Как его зовут, говоришь?
– Говорил, Жан-Люк.
– Давай-ка ты этого Люка переодень, как и своих девчонок, а то он в своей «гавайке» среди этой зелени на тропического попугая похож, а я не капитан Флинт, чтобы попугая на плече таскать...
– Ты капитан Филин!
– ...Да и во-он тех троих тоже. Сумеешь?
– Пф-фы-ф! – Девушка фыркнула в кошачьем возмущении и отошла.
Через три минуты еще четыре комплекта гражданской одежды отправились в старый рюкзак.
– Задира! – позвал Андрей полушепотом.
– Я!
– Как люди?
– После такого экваториального стриптиза?! Огурцы!.. Во дала девка! Ты ее на это как уговорил, а?
– Слова надо знать... Что с оружием?
– В армии служили все, пользоваться хоть как-то умеют.
– Добро... Стрелковое и мачете мужикам раздай, легкое и ножи – девкам... Разберешься, короче – не в первый раз замужем! Действуй, Климыч, – у нас четверть часа остается, по-максимуму! И уложи их в круговую, на всякий случай... Пошел!
– Принял!
Возня с позвякиванием металла за спиной Кондора продлилась еще минут пять и наконец-то все стихло.
Джунгли проглотили в свою зеленую утробу тех, кому еще только предстояло от этой утробы спастись. Они еще даже не догадывались, что им всем придется пройти и испытать. Не догадывались об этом и «гуси» Кондора, но они, по крайней мере, имели соответствующую подготовку и психологический настрой – «Мы знали, на что шли!»...
21 октября 2005 г.
...Закончился третий месяц с того дня, когда Андрей вернулся в Москву из своей поездки в Израиль. Вернулся к своему вновь обретенному счастью с именем Иришка. Вернулся, чтобы строить, наконец-то, свое гнездо. Филин, одинокий по своей такой непростой жизни волк, Пес Войны, «Дикий гусь», да мало ли еще сколько эпитетов можно придумать или вспомнить для нашего прожженного воина, был влюблен. Влюблен по-настоящему! Как в самый первый раз! В свои 29 лет она была мудра, как кобра, умна, как столетняя сова, и хитра, как росомаха... И сексуальна и похотлива, как кошка...Что еще нужно почти сорокалетнему вояке... Свой дом! Гнездо!.. И Филин трудился над этой своей идеей-фикс, как сумасшедший!.. А что касается старой арабской поговорки, что «настоящий мужчина должен за свою жизнь посадить дерево, построить дом и вырастить сына», то... Деревьев Андреем было насажено превеликое множество – любил он это дело. Дом? Строился. По крайней мере, пока финансово... А вот вырастить сына... Это была его боль и мука. Пытка инквизиторская, не иначе!..
...Гудки в телефонной трубке звучали очень долго и уже почти безнадежно, когда где-то там, в далекой теперь стране, сняли трубку:
– Але?.. – прозвучал ленивый и уже пьяный голос Лины.
– Привет.
– Привет, – совершенно без каких-либо эмоций ответила Филину женщина, родившая ему сына.
– Как дела?
– Ничего.
– С именинником тебя.
– И тебя.
– Где сын? Что делает?
– Орет! – Лина, как это и было всегда, ни с того ни с сего срывалась на крик.
– Почему?
– А я знаю?! Хер его разберешь! Такой же придурок, как и ты, – то все нормально, то реветь белугой! Яблочко от яблони...
– По телефону уже умеет говорить?
Этот вопрос Андрей задал не случайно – еще в июле его сынишка, Максимка, уже довольно бойко щебетал в свои неполных три года, а вот по телефону... Он прикладывал трубку к своему ушку и просто слушал. Слушал, не отвечая... Просто слушал, что ему скажут...
– Умеет!
– Дай мне его.
– Максим! Максим!!! – услышал Андрей в телефонной трубке. – Иди! Папа твой звонит...
– Э-э-ве-э-ве! Ва-у-ва-а! – раздался в телефонной трубке детский рев.
– Максик! Максимочка!!! Максик!!! Не плачь!
– Па-а-ва-а-а!
– Господи! – произнес Филин в сердцах. – Что же это?!
И тут он услышал в трубке отдаленный голос Лины:
– А ну, перестань орать, придурок! С папой хочешь поговорить?
– Ва-а-а!
– Тогда перестань орать!!!
– Алло! Алло!!! – прокричал в телефон Андрей.
– Не ори и ты тоже! – ответила Лина. – Сейчас...
– Алло!
– Папа-а?!
– Да, сына! Это папа!
– Пап-па-а! – Он еще всхлипывал.
– Максик мой! Как ты?
– Лялясе.
– А в садике?
– И в сядике ляляшсе.
– У тебя сегодня день рождения, Максик!
– Мне далили падальки!
– А какие, сынок?
– Басей и маненький.
– Тебе понравились подарки?
– Дя!
– А чего же ты плачешь, Максик?
– Хасю к папе-е! – Малыш опять начал плакать.
– Я приеду, Максик! Я приеду, сына!!! Очень скоро приеду!
– Хасю к папе-е-е-е!
Максим опять плакал. Плакал в голос так, как это делают все трехлетние дети, когда у них отнимают любимую игрушку.
– Не плачь, сына, не плачь! Ты же мужчина?
– Дя-а!
– Мужчины не плачут, Максимушка, – это некрасиво! Плачут только девочки! Ты же мужчина!
– Дя-а-а!.. Хасю к папе-е-е-е-е!!!
«Господи! Господи, ты же есть! Помоги мне перенести это!..»
– Алло!
– Да! – ответил Андрей.
– Все! Он ушел в свою комнату...
– Как он? Не болеет?
– Нормально.
– Ты это...
– Ну, че еще?!
– Пенсия моя будет через неделю...
– Я ничего не!..
– Да погоди ты, бля! – Филин начинал терять терпение на нервной почве. – Не надо ничего! Ты это... Пенсия моя придет когда, возьми все деньги... Купи Максику что необходимо и игрушку какую-нибудь, побольше... Скажи папа прислал... Хорошо?
– Ладно...
– Лина! Сделай это, пожалуйста!!!
– Ладно! Хорошо...
– Я тебя прошу! Сама знаешь – я никого ни о чем не прошу!!!
– Ладно...
– Как вы?
– Так!.. Ну, все! Пока! – В трубке раздались короткие гудки отбоя.
– Пока... – Филин аккуратно положил трубку на аппарат и посмотрел на свою Иришку.
Она все это время сидела рядом и, приложившись ухом к трубке, слушала весь разговор с Израилем.
– А у нее такой, ты знаешь, довольно милый, спокойный голос.
– Милый, – согласился он, кивнув головой. – Только этим милым голоском говорятся такие гадости, что ее хочется просто разорвать, как вонючую тряпку! Ты не заметила?..
А потом, ночью, Филин плакал. Плакал тихо, по-мужски. Без соплей и всхлипов. Он просто лежал в полной темноте на спине и смотрел в потолок. Вспоминал, рисовал своего Максимку, и из глаз его текли слезы. Скупые слезы обожженного боями воина.
«Я заберу тебя, Максик! Заберу!!! Пока не знаю как, но заберу!!! Дам ей денег, отсужу или просто украду, но!!! Но-о-о!!! Ты будешь со мной, сынишка! Сын мой! Моя надежда и опора, дай-то бог, в старости! Ты, Максим Андреевич, будешь со мной!!! Или я не Краповый, или я не „Гусь Жерарди“? Я не я буду!!! И моих Краповых подключу, и „гусей“, поди, Франтишек не откажет в праведном деле!.. Ты будешь со мной, Макс! Клянусь!..»
Его Иришка поняла, что происходит с Андреем, только тогда, когда в своих ночных ласках провела ладонью по его лицу... Такие редкие слезы Филина остались на ее ладони напоминанием того, что и «бесчувственные камни» могут плакать...
...А через неделю, даже меньше, 25 октября, Андрей сорвался...
Тяжелая, изнуряющая работа. Постоянный моральный прессинг со стороны заказчика, хозяина коттеджа...
В общем, Филин устал. Довели до... Непьющий, уже категорически, водку, он купил три литра крепкого, 12-градусного пива, да и всосал их на голодный желудок...
Бедная Иришка... Она-то как раз и оказалась тем человечищем, который не просто знал и понимал его мытарства душевные, но... Она-то и приняла на себя весь удар той невысказанной боли, которая рвалась из Андрея наружу... Кошмар! Ужас и кошмар!!! Вспоминать не хочется...
...А на следующий день пошел первый снег. И Андрею стало легче...
Не душевно, нет, – физически. Все те дыры, которые «наковыряли» в нем за многие годы афганские «духи», таджикские наркобароны... Да мало ли их, тех, которые пытались «удвухсотить» почти легендарного Филина?.. И попадали в него, было дело, чего скрывать. А вот теперь, когда он решил все же жить «как все нормальные люди», вот тут-то и разболелось помотавшееся по миру да по войнам тело, вывалилось из того ритма, которое оно само себе задало еще тогда, в 1988 году... Болело все... И не мудрено, после четырех клинических смертей и шести или семи (кто уж сейчас вспомнит-то точное их число) контузий... А он просто молчал. Скрипел зубами и пер, как танк, на свои трудности:
«Фигня! Давай, держись, ты, трижды капитан! Держись, Ляксеич!!! Ты здесь еще нужен! Наверное... Детишкам своим да Иришке, наверное...»
Андрею стало легче. Физически...
Но душа...
«Снег! Снег, Андрюха!!! Вот она, белая пороша!.. Десять лет мечтал его увидеть... Это, наверное, Снегурка плачет, не иначе!.. Снег! А мои поросята его даже и не знают. Хотя... Машенька может помнить – ей тогда, в 95-м, было уже четыре годика, и она каталась на санках... И смеялась во весь голос от удовольствия... Теперь ей уже почти пятнадцать... Помнит ли? Как наш Данчик, запряженный в санки, пер по снегу вдоль по улице, а Андрей не мог их догнать, а прохожие ухахатывались, мол, упряжная собака... Помнит ли?.. – Мысли терзали его душу, а он сам „терзал“ свое тело. – А Макс?! Он-то снег вообще не видел! А ему, я знаю, понравилось бы! Ведь это же красиво!.. Мягкие „белые мухи“... Максик мой, Машенька! Когда-нибудь будем все вместе встречать настоящую зиму, со снегом и морозом, а не дождями и промозглой слякотью! Будем! Я уверен! Уверен!!! И так будет!..»
Этот сильный человек имел свое большое «слабое место», огромную брешь в той броне, которой и были его характер и воля. И брешь эта имела свое имя – Максим... Ради этого маленького человечка, но уже такого настоящего мужичка, он готов был на все...
«...Господи Иисусе Христе, милостивый, милосердный! Молю тебя, Господи, услышь меня, раба твоего грешного Андрея! Помоги мне, Господи, в трудах и помыслах моих! Помоги детям моим, родителям, помоги любимой моей, рабе Божьей Ирине Боковой. Дай мне силы физические и душевные, Господи всемогущий, чтобы мог нести Крест свой! И пусть сбудется все, что я задумал, Господи! Помоги мне в трудах моих, и пусть мне помогают все, кто может мне помочь, Господи всемогущий, ибо ты видишь, что не для себя я прошу, а для родных и близких мне людей! Молю тебя, Боже, на тебя уповаю! На милость твою и благодать, Господи Всемогущий! Яви нам милость свою и благодать, спаси и сохрани нас грешных рабов твоих! Ныне, и присно, и во веки веков! Аминь!»...
«Прогулка в Неизвестность», или «Великое Противостояние»...
...20.40
...Ночь навалилась на джунгли внезапно, без вечерних сумерек, как это и бывает всегда в этих южных широтах.
Запели, затрещали в темноте букашки, начиная свою такую опасную ночную жизнь. Зашевелились ближние и дальние кусты – того и смотри, уткнешься в мокрый, сопящий, вынюхивающий для себя ужин нос леопарда или пантеры. Или он уткнется в тебя... Захлопали в листве, на «втором этаже» «зеленки», крылья ночных пернатых охотников, которые тоже успели проголодаться за долгий экваториальный день. И вышли поохотиться на мелких, и не очень, грызунов. Ночь в африканских джунглях состояние повышенной активности, и спать себе дороже – того и гляди, станешь чьим-то ужином... А уж тем более если ты здесь чужак.
...20.42...
Андрей напрягся, еще не понимая, от чего.
– Кондор, внимание! – прозвучало в наушниках.
«Ах ты, ушасто-глазастый фриц! Услышал-таки!.. Молодцом! А ведь не спишь уже вторые сутки! Боец!.. Ладно, потом посчитаемся...»
– Принял, Гот!.. Всем!!! Радиомолчание!!! Рации – на приеме! Готовность – «раз»!!! Делай, как я! Конец связи!
Теперь начиналось «самое интересное»...
...20.48...
Катер пиратов шел ходко, но очень тихо.
«Кэмэ до сорока в час делают, – подумал Кондор, наблюдая за посудиной. – При такой скорости любой подвесной двигатель будет рычать, как в жопу раненная рысь! Дела!!! Большой океанский катер на водометах? Как наши, на „Зодиаках“ для скрытого перемещения? Хорошо живут „макаки“ – такой катерок не меньше чем на „пол-лимона“ американских тугриков потянет! Если не больше!.. Твари черномазые!!! Ну, да ничего! Плывите, мрази, – недолго вам осталось!..»
Он наблюдал свой «хвост» и думал...
Наблюдал!
Нет, не так! Андрей видел над поверхностью воды только белые буруны и почти неуловимый для глаза силуэт двадцатиметрового катера. И легкое жужжание водометов...
Африканское полнолуние. Нет, оно не такое, как в России! Когда видно все почти как днем. Нет! Здесь совсем по-другому. Луна, такая огромная, особенно в полнолуние, которая, кажется, прямо сейчас упадет, как яблоко, тебе на темечко, совершенно не дает света. Висит себе такая фара у тебя над головой, а толку от нее, как от козла молока... Южные широты – не наши, северные... Вот и не видно ни хрена под этой «люстрой», хоть и светит она во все свои «мегаватты»...
Катер пиратов шел по водам Бенуэ как-то уж очень целенаправленно и неотвратимо. Настолько неотвратимо, что казалось – они точно знают все замыслы Кондора.
«Мудак! Бля!!! Мудак ты, капитан! – заволновался вдруг Андрей. – Поторопился ты оружие раздать, поторопился! А ну как сейчас у кого-то нервы не сдюжат, да и пальнет сдуру? Тогда все... Все тут ляжем и гавкнуть не успеем. Болван ты, Андрюха, ой, болван! Господи, пронеси!..»
Пронесло...
Бывшие пленники сидели настолько тихо, что Андрею привиделись камни за спиной. Базальтовые валуны, которые имели душу – он всем своим естеством ощущал волны страха, которые накатывали сзади. Цунами страха!..
Пираты прошли мимо в полнейшей тишине и скрылись за ближайшим изгибом реки.
– Фф-ф-фу-у... – Сквозь едва приоткрытые губы Кондор «спустил пар» и оглянулся назад.
Кромешная тьма. Какая-то неестественно черная. Но... Кондора не зря в бытность его офицерствования в «Витязе» называли Филином – это было его время суток.
Метрах в пятнадцати слева и сзади маячили белыми плошками глаза Гранда – это было его первое боевое задание, и настоящего, смертельно опасного противника на таком расстоянии он видел впервые. Андрей медленно поднял правую руку и начал «распальцовку» – так наши, русские пацаны, успевшие отхлебнуть немного от новорусской действительности, называли принятые в легионе пальцевые жесты и команды, которые идут в ход, когда введен режим радиомолчания.
«Внимание!»
«Внимание!» – последовал ответ Гранда.
«Готовность номер один!»
И опять последовал ответ о принятии команды.
«Готовность к маршу – пятнадцать минут. При столкновении – огонь только по моей команде! Делай, как я!»
«Принял!»
«Начинаю отсчет! Всем полное внимание!»
Андрей знал, что все его «телодвижения» наблюдали и «новоприбывшие» Буря и Задира, а потому был спокоен – эти вояки, посвятившие всю свою сознательную, взрослую, жизнь войне, не могли, да просто не имели права ошибиться. Они были его, Кондора, неожиданной «пятой колонной», и надежды возлагались на них не малые...
...21.10
Кондор позволил себе пошевелиться и оглянуться. Ничего не изменилось – тишина, а значит, и их режим секретности соблюдался абсолютный.
«Отлично! – подумал Андрей. – Ну, что? Начнем, помолясь?»
И опять пошла «распальцовка»...
Через две минуты, сопровождаемые невыносимыми для слуха разведчика-диверсанта шумами сломанных веток и громогласного шуршания травы, на его плечо легла ладонь. Это был Клим.
«Ну?!» – мотнул он головой.
– Пока норма, – ответил Андрей скупо. – Начинаем движение в 21.30 – дадим «макакам» время отбежать от речухи. За полчаса они километра на полтора по «тропинке Вайпера» пройти сумеют, никак не меньше.
– А если дозор у катера оставят?
– Не думаю... Не с руки им оставлять лишний ствол. Да и не останется никто – на хер надо! Вот ты бы остался?
– На хер надо, на ночь глядя! – подтвердил Задира.
– Вот и я о том же... Подойдем на веслах, без шума. Тут метров шестьсот будет или поболе, да против течения, да двадцать пять рыл на борту, а это как-никак, две тонны веса по минимуму – к 22.00 только и управимся. Самое оно, по плану... Хотя...