Между двух войн Чекалов Денис
Потому он сам грузно наклонился и, ухватив первого попавшегося хулигана за шиворот, поставил на ноги.
Мне показалось, что сейчас констебль отведет ладонь назад и я услышу звук громкой пощечины, но этого не произошло. Офицер только вытащил из-за пояса наручники и сковал руки парня за спиной.
Энергия, которой полыхал Уотертаун, помогла Линдену собрать с пола осколки своего самоуважения.
– Безобразники, – негромко произнес он. – Напасть на гостей нашего города. Какой позор.
– Вот ужо всыпят вам, бездельникам, по первое число, – приговаривал Уотертаун. – Надеюсь, с вами ничего не произошло, господа?
Он обратился к нам поверх головы очередного хулигана, которого поднимал с земли.
– Тридцать лет служу здесь констеблем, никогда такого свинства у нас не было. Это все философы со своими новыми идеями. Тьфу.
Окажись поблизости какой-нибудь философ, он немало удивился бы, а может и задумался, в чем же его вина.
Однако Уотертаун считал нужным извиниться, только вот найти более подходящие слова не сумел.
Беспорядки во вверенном ему городе были не просто проступком, а выпадом против него лично.
– Спасибо за помощь, джентльмены, – сказал я. – Мы целы. Думаю, теперь мы без труда доберемся до усадьбы.
Из уст констебля вылетела еще пара слов – о современной молодежи и о плохом воспитании. Однако это уже не были целые фразы, а скорее крошки – такие вылетают изо рта человека, который разговаривает во время еды.
– Тогда увидимся утром, – кивнул мне Джоэл.
Его спутник тоже махнул головой в знак прощания.
Не сговариваясь, Линден и Уотертаун построили хулиганов в колонну, после чего обменялись гордыми взглядами.
Еще раз отсалютовав нам, оба офицера повели своих пленников к городу.
– Молодежь-то как распоясалась, а! – говорил констебль.
– Из таких семян и растут всякие беспорядки, – вторил ему Джоэл.
Я сел в седло и подождал, пока Франсуаз сделает то же самое.
– Ты только посмотри на них, Френки, – негромко произнес я. – Воплощение мужского братства. Двое настоящих мужчин, плечом к плечу. А ведь каждый из них отстаивал идеалы, которые другой люто ненавидит.
– Точно. – Франсуаз оседлала своего скакуна. – Твой дружок борется за порядок вообще. А толстяку подавай традиции.
Девушка пришпорила ящера, готовая пуститься вскачь; я удержал ее за руку.
– Повтори, – негромко попросил я.
– Я говорю – одна фишка, когда служишь отвлеченным идеалам, и другая, когда стережешь древний порядок, освященный веками. Если б карты легли чуть по-другому, эти двое перерезали бы друг другу глотки. И каждый из принципа.
Я покачал головой и тронул коня.
– Что? – Франсуаз самодовольно улыбнулась. – Думаешь, если девушка может триста раз отжаться на одной руке, так она полная дура? Но ведь тебя удивило не то, что у меня в голове не только мысли о сексе. Так в чем дело?
Я пожал плечами:
– Я уже сказал, что не знаю. Просто раньше, когда мне доводилось произнести нечто подобное, кто-нибудь отвечал: «Разве?» А кто-то еще добавлял: «Майкл у нас философ. Эй, принесите еще пастушьего эля».
Франсуаз хмыкнула:
– Раз я так хорошо тебя понимаю – значит ли это, что мои акции повысились? Я озадаченно взглянул на нее:
– Разумеется, нет, Френки. Если у девушки такая фигура, что ты не можешь разойтись с ней в дверях, не порвав себе штаны от эрекции – то она должна быть полной дурой. Таков закон природы.
– А как тогда выглядят умные?
– Они маленького роста, с темными волосами и в крупных безобразных очках. Они постоянно что-то кричат громким, противным голосом и размахивают руками прямо перед твоим носом. Умные девушки всегда носят с собой пять-шесть книг, а на головах у них такое, что любая ворона отвернется с презрением.
Я отклонил ветку, низко нависшую над дорогой перед лицом Франсуаз:
– Пойми, это закон природы. Либо красота, либо ум. Конечно, каждая бедняжка уверена, что в ней есть и то, и другое, но чаще всего она ошибается дважды. Однако если девушка на самом деле сочетает оба достоинства – это же чудовище, Френки. И бежать от нее надо быстрее, чем от звука свадебных колоколов. Ведь от жены еще можно избавиться, а от такой оторвы – никогда.
Взглянув на свою спутницу, я понял, что моя речь о женской психологии почти что пропала зря. Впрочем, я не сомневался, что Франсуаз все слышала и спрятала каждое слово в памяти, но ее интересовало другое.
– Когда приедем в твое поместье, Майкл, – сказала она, – попробуем разойтись в дверях.
12
Раннее утро застало меня на пути в Беркен. Обычно я встаю довольно поздно, но в эту ночь мне почти не удалось уснуть.
Лес просыпался после ночного сна, веселое солнце поднималось над вершинами золотых деревьев, но я не замечал красоты нового утра.
Когда навстречу на низеньком верховом броненосце проезжал добродушный фермер, я только рассеянно кивал в ответ на его приветствие.
Франсуаз ждала меня у ворот Беркена. Она не может не проснуться раньше меня – просто из принципа.
Девушка грызла травинку с таким мрачным видом, словно этот маленький стебелек был ее злейшим врагом.
– Привет, Френки, – произнес я почти так же машинально, как здоровался с проезжавшими мимо землевладельцами. – Как семья?
– Трех моих тетушек сожрала вивверна, – ответила она. – А две объелись изумрудных бананов и лопнули от обжорства.
– Как мило, – ответил я. – Передавай им привет.
Я совершенно не слушал, что мне было сказано, и пытался это скрыть, поэтому сделал в воздухе неопределенный жест рукой и рассеянно пояснил:
– Ну, им всем.
– Обязательно, – ответила Франсуаз и направила своего ящера следом за моим скакуном.
Я оказался около ворот именно в тот момент, когда гвардейцы Беркена начали их раскрывать. Согласно уставу города, их всегда сопровождал комендант; с ним-то я и собирался поговорить.
Перед городской стеной успел собраться народ. Торговцы и фермеры с тяжело груженными арбами привезли в Беркен свои товары.
Френки первой заметила мальчугана, выбравшегося из зарослей вечнозеленого кустарника.
По всей видимости, он пришел с одной из окрестных ферм. Худой, исцарапанный, маленький незнакомец наверняка приходился сыном какому-нибудь батраку.
Когда мальчуган завидел Френки, его крохотные глазенки загорелись, а рот расползся до ушей в щербатой улыбке. Он принялся махать руками, подзывая девушку к себе.
– Я отъеду на минутку, – сказала Франсуаз. – Если задержусь, отправляйся на ферму сам – догоню.
Я рассеянно кивнул.
Франсуаз направила своего скакуна в объезд толпы и вскоре оказалась возле мальчугана.
Вблизи он казался еще более худым, бледным и несчастным. Подойдя к верховому ящеру почти вплотную, оборванец опасливо огляделся и только после этого заговорил.
– Госпожа! Это вы приезжали в Своркмиддл прошлой ночью?
Франсуаз всегда нравилось почтительное обращение, хотя она ни за что бы в этом не призналась ни другим, ни даже себе самой.
Она коротко кивнула.
Мальчуган снова опасливо посмотрел вокруг и понизил голос. Хотя он находился совсем близко от Франсуаз, разобрать, что он говорит, стало сложно.
– Мне надо что-то показать вам, госпожа. Пойдемте.
– Покажи здесь, – сказала Франсуаз.
Но, по всей видимости, единственное, чем располагал карапуз сейчас, были драная одежда и горящие глаза. А они вряд ли заслуживали того, чтобы их рассматривать.
– Не здесь, – возразил мальчуган. – Поедемте, госпожа, я вас провожу.
Оборванец показывал куда-то в глубь леса.
– Скорее, госпожа, – умолял он. – Мы можем опоздать.
Над городскими стенами раздались торжественные звуки труб – то гвардейцы Беркена шли открывать ворота. Франсуаз в досаде изогнула кончики губ и решительно направилась следом за маленьким оборвышем.
Маленький оборванец спешил через лес, показывая дорогу Франсуаз. Он ориентировался с уверенностью человека, который вырос в здешних краях.
– Скорее, госпожа, – повторял он. – Скорее. Шум толпы, собравшейся у городских врат, остался позади.
– Что ты хочешь мне показать? – спросила Франсуаз. – Говори.
Губы мальчугана задрожали, он чуть не плакал – словно любое слово, пророненное им по пути, задерживало их едва ли не на день.
– Нельзя, чтобы нас увидели вместе, – захныкал он. – Я и так не должен был показываться у ворот. Меня могли заметить.
– И что с того?
Высокий человек стоял у ствола золотого дерева. При виде всадницы он отделился от ствола и ответил за мальчика:
– Потом его могут узнать.
Девушка соскочила с ящера, лезвие меча выросло в ее руке.
– И? – спросила она.
Голос Франсуаз от рождения не отличался мягкостью, а ремесло искательницы приключений сделало его стальным.
Человек улыбнулся.
– Когда твое тело найдут в лесу, все станут задавать вопросы.
Губы девушки изогнулись подобно ядовитой змее. Злость и презрение были написаны на ее лице.
– Беспокоишься о пожирателях падали? – спросила она. – Не волнуйся. Я вырежу на тебе свое имя, прежде чем уйду.
Человек поднял правую руку, и в ней сверкнуло лезвие длинного, крепкого меча.
– Тебе придется много вырезать, – произнес он.
Франсуаз стремительно обернулась. Высокие ветви вечнозеленых кустарников зашевелились, захрустели. Казалось, весь лес ожил и двинулся на нее. Пятеро человек окружили девушку, и каждый из них держал в руках оружие.
Если лицо главаря оставалось открытым, то четверо остальных носили под шлемами темные маски, закрывавшие всю голову. Прорези оставались только для глаз и рта.
Маленький оборванец давно уже отступил назад, спрятавшись под защиту кустов. Запинающимся от волнения голосом он обратился к человеку с мечом:
– Я могу теперь идти, Райлин?
Однако не страх и не замешательство служили причиной охватившего его возбуждения. Он с честью выполнил сложное поручение и испытывал теперь гордость.
– Да, – отвечал главарь нападавших. – Ты прекрасно справился. Ты настоящий человек.
– Человек? – спросила Франсуаз. Райлин двинулся вперед.
– Да, – ответил он. – Многие сегодня забыли, кто мы есть. Они знаются со всякой мразью – сворками, коро-нетами. Целуются с ядовитыми виввернами. Наша задача, наша святая цель – освободить Лес от таких предателей.
Франсуаз сделала шаг назад.
– Очистители, – процедила она.
Только теперь стало ясно, насколько Райлин молод; ему вряд ли было больше двадцати лет.
Но ненависть, которая свила гнездо в его сердце, уверенность в своей правоте, глухая к доводам разума – все это день ото дня старило главаря очистителей.
– Я не люблю убивать придурков, – произнесла Франсуаз. – Поэтому можете уйти.
Райлин ее не слушал – он привык говорить, не обращая внимания на окружающих.
– Такие, как ты, предали человеческий род, – продолжал он, чеканя слова. – Вы продались своркам. Что они тебе пообещали? Землю? Власть? Может быть, ты ешь человечину, как они?
Райлин продолжал напирать, тесня Франсуаз все дальше. Четверо его подельников тоже подходили все ближе. Круг сжимался.
– Твое мясо есть нельзя, Райлин, – произнесла Франсуаз. – Можно заразиться глупостью.
Никто из очистителей пока не нападал, все ждали сигнала Райлина. Но пять острых клинков были нацелены в девушку, и те, кто сжимал их в руках, умели обращаться со сталью.
Франсуаз тихо засмеялась – и это был не тот смех, который приглашает окружающих повеселиться.
– Я сказала, что не люблю убивать придурков, – сказала она, – но не говорила, что этого не делаю.
– Взять ее, – приказал главарь очистителей.
Франсуаз ждала, когда тот совершит ошибку – он должен был ее совершить.
Девушка хорошо знала такой тип людей. Природа наделяет их умом, решительностью и обаянием. Они способны увлечь за собой глупых и слабовольных, с легкостью управляют толпой, но никогда не дерутся сами.
Райлин опустил меч и отступил назад.
Он рассчитывал, что все сделают подельники, а ему останется только наблюдать.
Франсуаз молнией метнулась вперед. Лезвие меча сверкнуло в ее руке, направляясь к голове очистителя.
Девушка не хотела убивать своего врага. Она верила – тот еще успеет понять, сколь безумны его идеи и как бессмысленно умирать за них.
Немного повернув руку, красавица ударила Райлина плашмя. Лезвие меча опустилось на висок с силой, которая показалась парню ударом кузнечного молота. Мир потемнел перед его глазами; он рухнул на траву, словно прогнивший ствол дерева.
Франсуаз развернулась. Мгновение назад она находилась в кольце врагов. Но Райлин, отступив всего лишь на один шаг и ослабив бдительность, разомкнул круг и позволил девушке вырваться.
Теперь четверо очистителей находились напротив Франсуаз, и она могла не заботиться о тыле и флангах.
– Ну что, неудачники? – весело спросила она. – Никто не хочет домой, к мамочке?
Четыре бойца могли бы взять девушку в клещи, работая по двое. Но они забыли об осторожности и о тактических маневрах.
С гиканьем, не делавшим чести их воспитанию, очистители бросились вперед.
Франсуаз упала на одно колено и вонзила лезвие меча в землю. Ее ладони легли на широкий пояс, пальцы отделили от него две метательные звездочки.
Сильное тело девушки распрямилось как тетива лука. Смертоносные кусочки металла понеслись навстречу врагам.
Первый сюрикен погрузился в шею очистителя; тот захрипел и схватился за горло, роняя из рук меч. Вторая звезда настигла его товарища.
Люди в темно-зеленых доспехах рухнули на изумрудную траву, чтобы никогда больше с нее не подняться.
Франсуаз подхватила клинок, и как раз вовремя – двое оставшихся оказались рядом. Парировав удар первого из нападавших, девушка развернулась и ушла от удара второго.
В то же мгновение она резко ударила его в живот. Мощный удар отбросил очистителя в сторону. Боец упал на спину, словно жук, перевернутый ураганом.
Еще минуту назад против девушки выступали пятеро мечников. Теперь на ногах остался только один.
Клинки встретились с глухим звоном и разошлись вновь. Мгновение противники стояли друг против друга. Затем нападавший издал грозный крик и замахнулся мечом.
Франсуаз сделала резкий выпад, и лезвие ее клинка прошило тело очистителя. Несколько мгновений боец стоял неподвижно, его правая рука все еще держала над головой клинок.
Девушка уперла левую ногу в живот противника и мощным рывком высвободила меч. Человек упал, не издав ни звука.
Четверо человек лежало на изумрудной траве, и только один из них был жив.
Что же касается самого Райлина, то он поспешил покинуть поле боя, как только его войско начало нести потери.
Франсуаз взмахнула клинком.
– Подождать, пока ты встанешь? – спросила она у своего врага.
Но тот явно не собирался продолжать бой. Не поднимаясь с травы, очиститель поспешно отполз в сторону, потом встал на четвереньки и ринулся прочь.
Франсуаз вернула меч в ножны и придирчиво осмотрела поле боя.
– Я же сказала, что не люблю убивать придурков, – пробормотала она. – Это скучно.
13
Расставшись с Джоэлом Линденом, я продолжил свой путь к ферме, принадлежавшей родителям Аррана.
Уже показались пастбища, где разводили броненосцев. Батраки верхом на резвых ящерах следили за стадом.
Франсуаз догнала меня и пристроилась следом.
– Ты поговорила с этим мальчуганом? – поинтересовался я. – Что-нибудь важное?
– Нет – ответила девушка. – Просто пятеро кретинов хотели меня прикончить. А так ничего не произошло.
– У нас нет времени на подобные пустяки. Френки, – неодобрительно произнес я. – Пора научиться решать проблемы мирным путем… Нам надо встретиться со страшим братом Аррана. Уверен, разговор с ним многое прояснит.
– Я не знала, что у Аррана есть брат. Выходит, ты не все рассказал мне о своем разговоре с ним.
– Конечно, все. Но зажиточный скотовод никогда не пошлет старшего сына – наследника – отвозить мясо покупателям. Для первого отпрыска папаша найдет занятие поважнее.
– Какое же?
– Управление поместьем. Дело это сложное, ему надо учиться с молодости.
– То есть, пока Арран таскается по дорогам и сует голову в пасть хищникам, его старший брат сидит в тепле и проверяет приходные книги?
Я задумчиво кивнул:
– Думаю, между ними существует скрытая неприязнь. Ведь Арран ни словом ни обмолвился о нем. Если младший брат в семье любит старшего, то обычно спешит рассказать о нем всем и каждому.
Я не стал пояснять, что постиг данную мудрость в первую очередь из-за сестры Франсуаз.
Мы оказались возле высоких ворот, за которыми начиналась скотоводческая ферма. Трое наемников охраняли вход.
– Меня зовут Майкл Амбрустер, – произнес я. – Ваш хозяин ждет меня.
– Ты даже не спросил меня, чем все закончилось, – произнесла девушка не без некоторой обиды в голосе. – Я имею в виду там, у городской стены.
– К чему? Ты же здесь.
– Мог хотя бы поинтересоваться, кто пытался прикончить твою лучшую подругу.
– Это были очистители, – ответил я. – Мы как раз говорили о них с Джоэлом Линденом. Серо-стальные глаза девушки сузились.
– После того что произошло вчера ночью, только очистители могли иметь на тебя зуб. Это довольно просто – если у тебя есть привычка думать.
Мы ехали теперь по неширокой, извилистой дороге. Ее окаймляли высокие кусты черной ежевики. Крупные, с кулак, плоды этого растения имели сладкий, немного терпкий вкус.
Время от времени Франсуаз наклонялась, срывала ягоду и принималась сосредоточенно ее жевать.
Я сомневался в том, что эти кусты высажены здесь с целью кормить проезжающих. Но менее всего я собирался учить свою спутницу хорошим манерам.
– Но очистители – не единственные придурки, которые шастают по лесу, – возразила девушка.
– Да. Однако их появления стоило ожидать. Напади на тебя кто-то другой – ты бы не утерпела, наверняка уже выложила бы все. Но ты молчала – значит, ничего интересного.
Дом скотовода был одноэтажный с плоской крышей. Широкие окна щедро впускали внутрь солнечный свет.
– Доброе утро, господин Амбрустер! – громко приветствовал нас хозяин дома. – Госпожа Дюпон.
Эту фамилию носит Франсуаз, хотя, по моему мнению, такой девице фамилия вообще ни к чему.
Скотовода звали Авилла Сафри. Он не отличался ни высоким ростом, ни хорошим сложением. Жизнь на свежем воздухе огрубила его лицо, но не помешала ему превратиться в толстяка и почти полностью облысеть.
После обмена приветствиями мы устроились в простых креслах. Скотовод произнес:
– Я очень благодарен вам за спасение моего сына. Знаете, я никогда не доверял этим своркам! Нужда заставляет вести с ними дела. Но если спросите меня, я скажу: нельзя верить таким, как они.
Судя по тому, сколь много земли принадлежало Авил-ле Сафри, на торговлю с сворками его толкала вовсе не нужда, а жажда наживы. Но скотовод, очевидно, плохо представлял разницу между первым и вторым.
Подойдя к столику с напитками, он поднял графин с вином и стал разливать его по бокалам.
– Арран вернулся вчера почти на рассвете. Долго не мог уснуть. Все рассказывал, что и как с ним произошло. Хмеля надышались, что ли, эти сворки.
В последних словах скотовода явно звучала озабоченность. Без сомнения, он горячо любил своего сына. Но это никак не мешало ему беспокоиться, не подорвет ли вчерашний случай успешную торговлю с жителями Своркмиддла.
Я понял, в чем состоит интерес хозяина, но не стал заострять на этом внимание. Взяв из рук Сафри бокал, я для начала осторожно принюхался к содержимому.
Жидкость, находившаяся между прозрачных стенок, напоминала по виду болотную жижу, а запахом могла поспорить с любимым лакомством гигантского скарабея.
Сам скотовод тем временем устроился напротив и с явным удовольствием потягивал мутное пойло.
– Уверен, все разрешится, – произнес я.
Я сделал вид, будто пригубливаю вино, после чего изобразил самую искреннюю улыбку, на которую был способен. Это оказал ось довольно сложно, ибо из бокала нещадно пахло.
– Вы уже получили письмо из Собрания лендлордов? – спросил я. – Думаю, там удастся решить все вопросы.
– То, что случилось вчера с Арраном, совсем выбило меня из колеи, – произнес Сафри. – К тому же Келес, мой старший, уехал по делам в город, а я привык проверять счета вместе с ним. А сегодня тем паче голова не работает.
Хоть голова у скотовода и не работала, про вино он не забывал и поспешил подлить себе еще.
Чтобы не терять времени даром, Франсуаз вынула из ножен меч и принялась подравнивать лезвие. Увидев это, скотовод разволновался еще сильнее.
– Неужели кто-то напал на вас, пока вы ехали к моей ферме? – спросил он. – Надеюсь, это не были сворки.
– Нет, – ответила девушка. – Несколько очистителей. Шпана.
– Вот негодяи! – яростно воскликнул Сафри. – Шляются здесь повсюду, мешают жить честным людям. Он оживился:
– Знаете, лет пять назад это хулиганье страшно мне досаждало. Запугивали пастухов, даже нападали на арбы с мясом. И все потому, что я пытаюсь как-то свести концы с концами. В последнее время поутихли, слава богам.
Хозяин фермы недолюбливал инородцев – сворков и коронетов. Но гораздо больше он боялся беспорядков, которые угрожали его собственности.
– Что же произошло? – спросил Сафри с неподдельным интересом.
– Мне пришлось убить троих.
– Правильно! – Скотовод с таким чувством хрястнул кулаком по столу, что чудом не расколол доску надвое. – А то ведь что получается? Какой-нибудь купец, жирное пузо, не следит как следует за своими детьми. За сыновьями-то присмотр нужен. Это я вам говорю, у меня у самого двое.
Землевладелец широко повел рукой.
– Эти юные висельники только и знают, что баламутить всю округу, – с негодованием проговорил он. – А когда схватишь этакого за ухо да потащишь к городскому судье – что начинается? Прибегает папаша, звенит мошной, и словно ничего не было. Попомните мое слово, – он наклонился к своим слушателям, – никакого ходу дело не получит. Положат под сукно, будто никто и не нападал на вас. Будь моя воля, сослал бы всех этих недорослей в Каменную пустыню, на рудники. Тяжелая работа хорошо прочищает голову, знаете ли.
Опасаясь попасть под ливень фермерского красноречия, я поспешил встать.
– Мы не будем больше отнимать у вас время, господин Сафри. Мы только хотели выразить вам свое почтение и убедиться, что с Арраном все в порядке. Увидимся на Собрании лендлордов.
– Да-да. – Скотовод энергично встал. – Ужо надо будет задать им перцу.
По какой причине Авилла Сафри намеревался так поступить, осталось неясным, в первую очередь для него самого. Поэтому я благоразумно предпочел не вдаваться в расспросы.
Сердечно попрощавшись со своими гостями, скотовод подошел к маленькому медному гонгу, висевшему над столиком с напитками. Рядом с ним свешивался медный молоточек. Ударив в гонг, Авилла Сафри вызвал слугу.
– Вот еще что, – сказал я. – Нам бы хотелось перед отъездом повидать Аррана.
– Да-да! – согласился скотовод. – Сын будет рад вас видеть.
Он замешкался: