Роковое место Черненок Михаил

Глава XXV

Покидая офис спортивного фонда, Щепин пообещал Бирюкову, что постарается срочно выяснить, с какого компьютера запущен в Интернет анонимный некролог. Тут же договорились постоянно обмениваться информацией о ходе расследования и в случае необходимости объединять усилия.

Из Новосибирска Бирюков с Голубевым и Лимакиным выехали в конце дня. Как обычно вечером, движение машин на трассе было редким. Голубев по собственной инициативе рулил «Жигулями», Бирюков сидел рядом с ним, а Лимакин позади. Затянувшееся молчание нарушил нетерпеливый Слава. Щурясь от бокового света закатного солнца, он внезапно спросил:

– Как вам понравился Олег Иванович Лобастов?

– Красивый и скромный интеллигент, – сказал Лимакин.

– Но мало компетентный в интересующем нас деле.

– Оказавшись на его месте после трехнедельного загара на Канарских островах, ты тоже не блеснул бы компетенцией о том, какие дела творились в Фонде за время твоего отсутствия.

– Зато как мило он охарактеризовал Багину…

– У тебя о ней другое мнение?

– Такое же, только без любовного восхищения.

– По-моему, Лобастов не восхищался Владой. Просто высказал о ней свое мнение, вроде служебной характеристики. Если уж на то пошло, то таким секретарем-референтом не грешно и восхититься.

– Да, ничего не скажешь, умная женщина. Такая может придумать криминальный сюжет похлеще Агаты Кристи.

– Ты к чему гнешь?

– К тому, Петя, что вдруг мадам Багиной захотелось, чтобы вместо пятидесятилетнего толстяка Чешуякова президентом фонда стал стройный красавчик-холостяк Лобастов, а она, умничка, останется при нем секретарем-референтом.

Лимакин засмеялся:

– У тебя самого полет фантазии не хуже, чем у знаменитой детективщицы.

– Не скаль зубки. От красивой умницы можно ожидать любого коварства. Кстати, и Лобастов почему-то в холостяках засиделся. Двукратный олимпийский чемпион, пули посылает тютелька-в-тютельку, ездит в шестисотом «Мерседесе», а до тридцати пяти лет не может жениться. Как думаешь, он не голубой?

– Сексуальной ориентацией Олега Ивановича я не интересовался. Хватов вон тоже холостячит.

– Не сравнивай отпетого бабника с интеллигентным мужчиной. У Хватова в блудливых глазах светится: «Девки, я люблю вас! Будьте бдительны!», а Лобастов даже говорить о женщинах стесняется. Если он не голубой, держу пари, что Влада охмурит Олега Ивановича.

– Давно вынашиваешь такую версию?

– Когда вы всей толпой читали интернетовский некролог, я исподтишка наблюдал за Лобастовым и Багиной. Они так эффектно выглядели, что мне невольно запала мысль об этой парочке.

– Если всех эффектно выглядящих подозревать в неблагонадежности…

– Всех я не подозреваю, – перебил Лимакина Голубев. – Речь веду о конкретных людях, и тому есть причина. Перед тем, как пригласить вас на просмотр некролога, у меня с Владой состоялся конфиденциальный разговор. Влада будто случайно проговорилась, что полмесяца назад Маласаев предлагал ей королевскую зарплату, если согласится перейти от Чешуякова к нему. А Чешуяков вроде бы шуткой ответил Маласаеву: «Она уйдет только через мой труп».

– Мало ли что можно сказать в шутку.

– Петя, не гони лошадей. Слушай дальше. Влада только намекнула на неравнодушие к ней Маласаева, а Лобастов, рассказывая, как Маласаев интересовался слабостями Багиной, развил этот намек. Скажи, не тонко сработано?…

– Обычно, где тонко, там и рвется.

– Вот и я о том же. Пусть считают, что запудрили нам мозги, но мы не лыком шиты, – Слава скосил взгляд на молчавшего Бирюкова. – Игнатьич, ты не задремал?

– Нет, анализирую полет твоей мысли, – ответил Антон.

– И как она летает?

– Серединка на половинку.

– Однако, согласись, логика в моей версии присутствует.

– Логически можно обосновать что угодно, кроме мистики.

– Мои рассуждения построены на свойственных людям пороках.

– В этом отношении из всех подозреваемых самым «порочным» является Виталий Осипович Хватов. Господин Маласаев, по словам Щепина, тоже бизнесмен не в белых перчатках. Но о пороках Багиной и Лобастова у нас никаких сведений нет.

– Ну как же, Игнатьич… А интимная связь Влады с Чешуяковым, которую она не отрицает?

– Для незамужних привлекательных секретарш это настолько банально, что судить по такому факту об их порочности в целом не совсем серьезно. Тем более нельзя считать, что, если женщина умна, значит, опасна. Умные обычно просчитывают не только выгоду от рискованного поступка, но и возможные негативные последствия.

Голубев усмехнулся:

– Вот навалились двое умных на одного недотепу.

– Если не согласен с нашими возражениями, выкладывай дальнейшие аргументы, – сказал Бирюков.

– Нечем, Игнатьич, мне дальше аргументировать, кроме того, что все трое из подозреваемых «заказчиков» так или иначе повязаны с мадам Багиной. И ни одного из них в день убийства Чешуякова не было в Новосибирске.

– Заказчик – не киллер. Он может находиться за тридевять земель от места преступления, но это не обеспечивает ему бесспорное алиби.

– Однако повод помутить воду есть.

– В мутной воде рыбу легче поймать. Сейчас дело раскрутилось так, что заказчик вот-вот проявит себя. Надо только не упустить его. Кстати, с Сухановым разобрался?

– Полностью. Причиной внезапного разворота мотоцикла, как мы и предполагали, явилась оброненная Фишкиной сумка. С убийством Чешуякова тот случай совершенно не связан, – ответил Голубев и сразу спросил Лимакина: – Петя, Хватов при допросе не катил бочку на Германа?

– Пытался свалить на него сто семьдесят две тысячи, замыленные от продажи «Бомбардье», да быстро понял, что доказать такой финт не может.

– На заготовленный приказ об увольнении и на обнаруженную в сейфе Чешуякова копию кассового ордера как Виталий Осипович отреагировал?

– О приказе, мол, ни сном ни духом не ведал. А в том, что получил от Миончинского двести пятьдесят тысяч наличными, он откровенно признался еще до того, как ему предъявили этот ордер.

– Чтобы Хватов стал более откровенным, надо было припугнуть его задержанием под стражу.

– За что?

– За организацию заказного убийства.

– А факты где?

– Взял бы да придумал что-нибудь.

– Я запрещенными приемами не пользуюсь.

– Коли такой щепетильный, предъявил бы Осиповичу обвинение в хищении фондовских денег. Проступок-то явно уголовный.

– Фонд к нему никаких претензий за эти деньги не имеет. Если всех таких «уголовников» задерживать, некуда сажать их будет.

– Ну, тогда подписку о невыезде у него взял бы…

– Вот это мы с Антоном Игнатьевичем догадались сделать без твоей подсказки.

– Молодцы, что хотя бы на пустяк хватило ума, – добродушно подтрунил Слава. – Как Хватов воспринял такую меру пресечения?

– Без восторга, но расписался.

– Чует, что погорел с «Бомбардье». Что-то у меня на хапугу зуб разгорается. Напрасно отпустили дельца до моего приезда. Интересно, как он прокомментировал бы интернетовский некролог…

– В спорткомплекс Виталий Осипович спешил.

Впереди показался щит, указывающий ответвление дороги на райцентр. Скосив прищуренный взгляд в сторону Бирюкова, Голубев спросил:

– Игнатьич, у тебя нет желания промахнуть напрямую до спорткомплекса, чтобы дополнительно пообщаться с господином Хватовым?

– Есть. Сам хотел тебе об этом сказать.

– Рулить прямо?

– Рули.

Перед поворотом к комплексу, где в течение двух суток оборвались четыре человеческие жизни, о недавней трагедии напоминали лишь полдесятка продолговатых щербинок, прочерченных срикошетившими от бетона автоматными пулями, да темное пятно тосола, вытекшего из поврежденного радиатора чешуяковской «Ауди». Притормаживая «Жигули», Слава невесело сказал:

– Вот оно, роковое место…

Бирюков и Лимакин промолчали. Как только повернули с автотрассы на щебеночную дорогу, прорубленную словно по линейке в сосновом бору, показались крыши строений спорткомплекса. Вдали была видна зеркальная гладь Потеряева озера, окрашенная заревом заката будто погружающегося в воду багрового солнца. Кровавые тона вызывали необъяснимую тревогу.

Металлические плотные ворота в бетонном ограждении комплекса были закрыты. Пока камуфляжно одетый охранник пристально изучал прокурорское удостоверение Бирюкова, появился озабоченный Ахмет Полеев. Узнав, что следственная группа приехала, чтобы встретиться с Хватовым, он расстроенно заговорил:

– Виталий Осипович звонил мне сегодня в полдень. Сказал, немедленно выезжает из Новосибирска и, если не случится дорожной катастрофы, через час приедет сюда. Прошло много часов, а его, слушай, так и нету…

– Хватов предчувствовал какую-то катастрофу? – нахмуренно спросил Бирюков.

– Так он сказал. Чего имел в виду, не знаю.

– Вы можете показать его кабинет?

– Конечно, покажу…

Следом за Полеевым Бирюков, Лимакин и Голубев прошли по асфальтированной дорожке, окаймленной с обеих сторон широкими полосами ярких цветов, к белокаменному дворцу. По устланной ковровым покрытием лестнице с полированными перилами поднялись на второй этаж. Приемная перед кабинетом Хватова походила на уменьшенную копию приемной Чешуякова в офисе фонда «Парус». На секретарском столе с перекидным календарем стояли телефон, факс, ксерокс и компьютер. Похожим на чешуяковский оказался и кабинет с видом из окон на озерную ширь. В нем – такая же обстановка. На том же месте, как в кабинете Чешуякова, красовался уменьшенный аквариум с золотыми рыбками, а на стене, за спинкой директорского кресла, бронзовел двуглавый орел. Таким же был и Т-образный полированный стол, на котором, кроме персонального компьютера, ничего не было.

– Хватов умеет обращаться с этой техникой? – указывая на компьютер, спросил Бирюков.

– От безделья, как он говорит, по Интернету путешествует, – ответил Полеев.

– Что там ищет?

Ахмет замялся:

– В основном, по моим наблюдениям, голых девушек в журнале «Плейбой» рассматривает да кинофильмы глядит, которые детям смотреть запрещается.

– А на том компьютере, что в приемной, кто работает?

– Некому на нем работать. Уволенная секретарша умела только в детские игры на компьютере играть.

– За это и уволили?

– В общем-то говоря, секретарша по прямому своему назначению Виталию Осиповичу не нужна. За рыбками в аквариуме ухаживает техничка, а бумажной волокиты у нас нету.

– Зачем же ее принимали?

– Для нецелевого использования.

– Как это понимать?

Полеев попытался увильнуть от прямого ответа, но по настоянию Бирюкова вынужден был заговорить конкретно. Двух молодых девушек – одну смугленькую, другую с белыми локонами – привез на своей «Тойоте» в спорткомплекс Герман Суханов. Закрывшись в служебном коттедже, Хватов всю ночь прогулял с ними. Утром Герман со смуглянкой уехали, а беленькая Люся осталась здесь. Виталий Осипович своим приказом устроил ее секретаршей с окладом около двух тысяч рублей в месяц. Просекретарила она недолго. В тот раз, когда Чешуяков приказал уволить Темнова с Молотобойцевым, под «сокращение» попала и секретарша. На просьбу Хватова оставить Люсю, Федор Павлович недовольно сказал: «Любовниц содержи за свой счет».

– Как фамилия той Люси? – быстро вставил вопрос Голубев.

Полеев задумался:

– Кажется, Жигунова.

– Не Жиганова? – уточнил Слава.

– Правильно, слушай, Люся Жиганова.

Голубев глянул на Бирюкова:

– Игнатьич, с этой путанкой мне пришлось познакомиться, когда мы расследовали дело «Фартовых бабочек». Жила Люся возле метро «Гагаринская» и активно общалась с криминальной братвой.

– Не она ли после увольнения отсюда пристроилась в сожительницы к Бубликову… – в раздумье сказал Бирюков.

– Вполне, Игнатьич, возможно!

По просьбе Бирюкова Полеев стал звонить Хватову. Ни квартирный телефон Виталия Осиповича в Новосибирске, ни сотовый его номер на вызов Ахмета не отозвались.

– Это напоминает бегство, – сказал следователь Лимакин.

– Похоже, что так, – согласился Бирюков. – Придется срочно ловить беглеца.

Этим же вечером Виталий Осипович Хватов был объявлен во всероссийский розыск.

Глава XXVI

Задержали Хватова через сутки в московском аэропорту «Шереметьево» при покупке билета на самолет, улетающий рейсом Москва – Берлин. Доставленный под конвоем в следственный изолятор Новосибирска Виталий Осипович на первых порах ударился в безрассудную амбицию и напрочь отказался давать показания по существу предъявляемых ему обвинений. Как после выяснилось, такую установку он получил от нанятого им известного московского адвоката. Этот же адвокат за счет своего подзащитного стал щедро оплачивать в местных газетах многословные статьи и собственные телеинтервью, создающие Хватову имидж невинной жертвы оговора. Чрезмерно раздутая спекулятивная шумиха вызывала раздражение участников следственно-оперативной группы. У многих возникло желание дать публичный отпор знаменитому мэтру столичной адвокатуры. Однако Бирюков со Щепиным решили сохранить хладнокровие и действовать по восточной пословице: «Собака лает, а караван идет». Прокурорская тактика оправдала себя.

По мере того, как оклемавшийся от наркотической «ломки» Темнов на каждом последующем допросе становился более откровенным, амбициозный пыл Хватова таял буквально на глазах. Улики против Виталия Осиповича накапливались постепенно. Вначале эксперты установили, что некролог с компрометирующей наводкой на генерального директора корпорации «Нефтепродукт» Маласаева был запущен в Интернет с компьютера фонда «Парус», на котором в связи с вынужденным отпуском Влады Багиной, кроме Хватова, в последние дни никто не работал. Затем удалось узнать, чей номер телефона с московским кодом был накарябан на газетном клочке, обнаруженном в квартире Бубликова. Это оказался телефон, установленный в гостиничном номере, где больше недели проживал Хватов. Вскоре была получена еще одна веская улика. Через Генеральную прокуратуру выявили, что Хватов предусмотрел свой побег в Германию заранее. Находясь в Москве, он сумел открыть в «Дойч-Банке» собственный счет и перевести на него пятьсот тысяч долларов. Прижатый неопровержимыми фактами, Виталий Осипович слово по слову стал рассказывать правду.

…«Роковым местом» для Хватова явилась должность директора спортивного комплекса. Привыкший к бесконтрольному потоку наличных денег при строительстве он продолжал относиться к фондовским деньгам с такой же легкостью и после того, как стройка закончилась. В отличие от Германа Суханова, который постоянно то занимал, то отдавал долги, Хватов любил деньги брать, но очень не любил их отдавать. Щедро «спонсируя» чиновников, Виталий Осипович постоянно «отстегивал» от щедрот фонда в собственный карман. Чешуяков давно догадывался о финансовых «шалостях» своего пробивного любимца, но смотрел на них сквозь пальцы, пока не надумал баллотироваться в губернаторы. Предвыборная кампания требовала немалых денег, и Федор Павлович решил прекратить разбазаривание средств, чтобы использовать их на «раскрутку» собственной кандидатуры в предстоящих зимой выборах. Начал он экономию с сокращения непомерно раздувшегося штата сотрудников в самом фонде и в спорткомплексе. Под горячую руку Хватову пришлось уволить Темнова с Молотобойцевым, а заодно с ними и приглянувшуюся ему путанку Люсю Жиганову. Начало «экономической реформы» не испугало Виталия Осиповича. Скорее, даже порадовало, что без проблем удалось избавиться от опрометчиво пригретых сомнительных людей. Чувство непоправимой беды обуяло Хватова позднее, когда при встрече в офисе фонда Чешуяков пригласил его в свой кабинет и с глазу на глаз спросил:

– Виталий, за сколько ты продал Жене Миончинскому ненужный нам «Бомбардье»?

– За семьдесят восемь тысяч в отечественных «бабках», – машинально сказал Хватов.

– Зачем же в расходном ордере расписался за двести пятьдесят тысяч рублей?

Вопрос ошеломил Хватова так, что он, словно пойманный за руку карманник, растерянно залепетал:

– Дело в общем-то некрасивое… Я, конечно, виноват, но… Сто семьдесят две тысячи из этой суммы забрал посредник.

– Кто этот хапуга?

– Бывший коллега по футболу Герман Суханов, – в отчаянии соврал Виталий Осипович.

– Расписку от него взял?

Хватов тяжело вздохнул:

– При расчетах черным налом, как и при взятках, расписок не принято давать.

– А если сейчас мы съездим к нему, он устно подтвердит твои слова?

– Никогда!

– Что теперь с тобой делать?

– Федор Павлович, клянусь, из своего кармана внесу эти деньги в кассу Фонда.

– Зачем?

– Чтобы вы не посчитали меня вором.

Чешуяков скептически ухмыльнулся:

– На Руси не считается вором тот, кого не поймали. Я же тебя подловил с поличным.

– Поверьте, подобное никогда больше не повторится.

– Рад бы верить, да не могу. Ты ведь знаешь мой принцип: «Маленькая ложь рождает большое недоверие». Не обижайся, Виталий, но придется тебе покинуть кресло директора спорткомплекса.

– Как?… – растерялся Хватов.

– По собственному желанию. Пиши заявление.

В глазах Виталия Осиповича потемнело.

– Прямо сейчас? – с трудом выдавил он.

– Ну, а что тянуть? Решение мое окончательное и обжалованию не подлежит.

– Простите, Федор Павлович…

– Как тебе не стыдно вешать свою вину на Суханова?

– Да ведь… так оно и было.

– Не лги, не было так.

– Не знаю, как вас убедить…

Чешуяков усмехнулся:

– Никак ты меня не убедишь в том, что не поддается убеждению. – И, насупленно помолчав, строго добавил: – Нельзя, Виталий, вместо себя подставлять друзей. Это самое подлое из предательств.

Плохо соображая, Хватов сделал красивую мину при плохой игре. Сославшись на то, что надоело жить в глухомани и что за директорское кресло не держится, Виталий Осипович попросил повременить с увольнением неделю, чтобы съездить в Москву, где попробует найти работу в национальном Фонде спорта. Федор Павлович великодушно согласился, но предупредил, что дольше недели ждать не станет.

– Деньги сейчас внести в кассу или подождать? – спросил Хватов.

– Подожди, – ответил Чешуяков. – Когда вернешься из столицы, решим, как лучше с ними поступить, чтобы не испортить в глазах коллектива твою репутацию.

– На время моего отсутствия кого оставить на хозяйстве в спорткомплексе?

– Поручи все дела Ахмету Полееву. О предстоящем увольнении не распространяйся. Не надо преждевременно давать повод для пересудов. Уволишься на основании поданного заявления, и никаких кривотолков не будет.

Из кабинета Чешуякова Хватов вышел сам не свой. В приемной сидевшая за компьютером Влада Багина о чем-то его спросила. Не вникая в смысл вопроса, он торопливо ответил:

– Извини, по заданию шефа срочно улетаю в столицу.

Полуобморочное состояние стало проходить, когда сел за руль своей «Ауди», припаркованной у офиса фонда. Включив двигатель, Виталий Осипович резко развернулся и выехал на Красный проспект. Проезжая мимо остановки метро «Гагаринская», вспомнил, что неподалеку живет Люся Жиганова. Чтобы скорее избавиться от стресса, решил пообщаться с сексуально активной путаной. Прижавшись к обочине, остановился, достал из кармана трубку сотового телефона и по памяти набрал номер. Услышав бойкий Люсин голос, спросил:

– К тебе можно сейчас заехать?

– Нельзя, – резко сказала Люся.

– Почему?

– Я заглянула домой на минутку. Надену приличное платье и убегаю. У подъезда меня ждет друг в черном «Мерседесе». Мы с ним договорились сегодняшний вечер провести в казино.

– Друг из крутых?

– Оружейный бизнесмен.

– Опасный бизнес.

– Зато прибыльный.

Упоминание об оружии будто обожгло воспаленный мозг Виталия Осиповича. Еще не соображая, что к чему, он полуосознанно спросил:

– Не знаешь, где разыскать Темнова?

– Потема с Балдой живут у моего друга.

– Это где?

– На Молодежном жилмассиве, у барахолки. Можешь ему позвонить, – Жиганова назвала номер телефона.

– Спасибо, Люси. Надеюсь, как-нибудь встретимся?

– Не как-нибудь, а хорошо сойдемся, – весело прощебетала Люся. – Извини, любимый, мне некогда.

– Беги, голубая мечта моего детства, – с усмешкой сказал Хватов и сразу стал звонить по названному Люсей номеру.

Через полчаса после короткого телефонного разговора Темнов уже сидел за столом в городской хватовской квартире, выходящей окнами и просторным балконом на Красный проспект. Откупоривая бутылку «Мартини», Виталий Осипович спросил:

– Как живется, Потема?

– Хреново, шеф, живем. Балда перешел с благородного «Мальборо» на вонючую «Приму», мне же и чифирнуть не на что. Недавно вспоминали тебя. Может, одолжишь по старой дружбе пару кусков «капусты» для поддержки штанов?

– Надолго ли вам две тысячи хватит?

– Неделю верняком прокантуемся.

– А дальше что?

– Что получится. Жалко, Вася Цикалов от нас откололся. Зануда Чешуяков не собирается турнуть его с теплого места, как нас с Балдой?

– Нет, о Васе забудьте.

– Почему такая несправедливость? Наш подельник живет барином, а мы бомжами стали.

– Если бы не прихоть Чешуякова, и вы бы под моей опекой жили не тужили, – наполняя рюмки, подзадорил Хватов.

– Значит, проблема наша в Чешуякове?