Поцелуй мой кулак Чейз Джеймс

Я произвел сенсацию, когда показался на пороге в сопровождении двух патрульных полисменов: это по всему было видно.

В заскорузлом шелковом парике, криво сидящем на голове, заляпанной кровью Реи рубашке, с кровоподтеком на челюсти, нанесенным ретивым полицейским, наручниками, защелкнутыми на кистях рук, сфотографированный, я произвел бы сенсацию где угодно.

Мое появление вызвало оживленное перешептывание среди парнишек, и О'Халлорен, подавшись вперед, рявкнул:

— Молчать, маленькие негодяи, или я сейчас возьмусь за вас!

Мне показалось, что я вернулся по времени назад.

Один из полицейских прошел вперед и начал излагать суть дела. Я улавливал только обрывки его фраз: «Национальное шоссе…», «мгновенная смерть…», «револьвер в руке…» Временами его голос замолкал, пока О'Халлорен все старательно записывал.

Я понимал, что меня принимают за убийцу Реи, и ничего не мог с ним поделать. В течение долгого возвращения в Луисвилл у меня было достаточно времени все обдумать. Самоубийство Реи явилось для меня сильнейшей встряской, вернувшей, как это ни странно, к тому состоянию, в котором я пребывал накануне смерти Джуди. Я вновь стал самим собой и мог спокойно проанализировать свои действия. Моя подсознательная жадность и зависть всегда толкали меня на скользкую дорожку. Именно моя жадность привела к такому трагическому финалу, как смерть Сидни. Из-за патологической жадности я убил Фела Моргана. Я помнил тот момент, когда пальцы легли на спусковой крючок револьвера, нацеленного в голову Реи.

И время возвращения в Луисвилл стало для меня моментом постижения истины.

Наконец О'Халлорен закончил запись и поманил меня к себе. Но я неподвижно стоял до тех пор, пока полицейский не начал толкать меня к столу сержанта.

— Ваше имя? — требовательно спросил О'Халлорен.

— Лоуренс Полторы Тысячи Долларов Карр, — ответил я.

Он подался вперед, его маленькие жесткие глазки раскрылись пошире, затем мне показалось, что он узнал меня.

— Снимите с него этот дурацкий парик, — приказал он полицейскому. Тот моментально выполнил приказание и положил парик на стол перед сержантом.

О'Халлорен некоторое время смотрел на него, потом шумно вздохнул и обратился ко мне:

— Ты имеешь право говорить все, что угодно, но знай, что бы ты ни сказал, все это может быть использовано против тебя.

— Она устала от жизни так же, как и я, — сказал я. — Она хотела умереть, так что мне пришлось застрелить ее.

Он фыркнул, затем откинулся на спинку стула, глядя на патрульных.

— У него, вероятно, крыша поехала. Так просто признаться в убийстве.

Итак, я был препровожден в отдел по расследованию убийств. Лейтенант, под чью юрисдикцию я попал, был маленьким человеком с седыми волосами, жесткими, стального цвета глазами, красным лицом и агрессивно выдвинутой вперед челюстью.

Он задал мне несколько вопросов, но в этот момент я не был расположен к разговору. Я упорно молчал, уставясь неподвижным взглядом в пол, и даже когда он ударил меня по лицу, я не открыл рта. Наконец меня заперли в камере.

Я сидел там, спрашивая себя, как я мог стать причиной смерти человека, который так хорошо относился ко мне, что даже оставил мне большую часть своего состояния.

Мне принесли еду, но я отказался.

Позже О'Халлорен зашел в мою камеру и, засунув пальцы за ремень, некоторое время разглядывал меня.

— Чего ты добиваешься, мерзавец? — спросил он, и, к моему удивлению, голос его звучал достаточно дружелюбно. — Сейчас не время для такого поведения… Предположим, ты расскажешь мне, как все это случилось?

Я упрямо глянул на него.

— Я убил ее. Остальное неважно.

О'Халлорен почесал под мышкой.

— Лейтенант хотел бы знать, когда вы сделаете заявление. — Он водрузил шляпу на голову. — Слушай, мерзавец, если бы не кое-какие обстоятельства, меня бы здесь не было…

Я видел, что его что-то беспокоит.

— Чего вы хотите? — спросил я.

Он опять сдернул шляпу, потоптался по камере, потом решительно повернулся в мою сторону.

— Сугубо между нами. Я думаю, у вас что-то неладно с головой, так что я не верю, что вы могли убить ее. Я думаю, для тебя будет лучшим молчать и ждать, когда приедет твой адвокат.

— Вы думаете, я сумасшедший?

Он кивнул.

— Угу… все путем. Послушай мой совет. Сиди тихо. Я сообщу в Парадиз-Сити твоему адвокату, а также партнеру Тому Люсу. А пока сиди тихо.

Это была бы последняя вещь на свете — чтобы Том Люс увидел меня в столь неприглядном положении.

— Скажи лейтенанту, что я готов сделать заявление.

О'Халлорен некоторое время переминался с ноги на ногу.

— Смотри, парень, лучше тебе сделать вид, что ты не в своем рассудке, но если ты будешь упрямиться, я вряд ли смогу помочь тебе, — он подался вперед и понизил голос. — Зачем лишнее беспокойство. Понимаешь… Я вызвал мисс Бакстер и разговаривал с ней… она просила помочь тебе. Вот так-то, парень.

Дженни?

Я ни в коей мере не желал, чтобы Дженни повторила путь Джуди… Чудесно, что она беспокоится обо мне, но слишком поздно.

— Скажи лейтенанту, что я готов сделать заявление, — сказал я.

О'Халлорен удивленно уставился на меня, потом махнул рукой.

— Должен сказать, что тебе грозит как минимум пятнадцать лет тюремного заключения, — сказал он, и я видел, что он встревожен. — Даже если они придут к выводу, что ты невменяем, ты получишь лет десять.

Но я уже принял решение.

— Скажи лейтенанту, что я готов сделать заявление. — Ведь с какой стороны ни взгляни, я виноват в смерти Сидни. — Пятнадцать лет… десять лет? Что ж, это действительно перемена обстановки, не так ли?