Корень зла Варго Александр

ГЛАВА ВТОРАЯ

Сибирская земля встретила непризнанного художника проливными дождями. Зимы в этот год на исторической родине не было, весна осталась незамеченной (зазеленело еще в апреле), теперь и лето отменялось. Низкие тучи, промозглый ветер, температура чуть выше десяти. Уныло, слякотно. Он тоскливо смотрел, как пробегают за окном такси знакомые дома, рекламные плакаты, люди и собаки жмутся друг к дружке под навесами на остановках, грязные иномарки, с ревом проносясь, обливают их водой из луж, наглядно демонстрируя, что свинство водителей прямо пропорционально мощности их автомобилей. Он вышел у Рок-сити на центральном проспекте, купил в ближайшем магазине зонтик, побрел пешком на вокзал, чтобы сдать сумку в камеру хранения. С ним происходило что-то странное: абсолютно не хотелось идти в свою «элитную» квартиру на улице Крылова – как бы многозначительно не гремели ключи в кармане. Скверные воспоминания связаны с квартирой. Страшная коллекция умбара, грабеж средь бела дня с последующей кончиной грабителей, смерть Лики, которая его любила, а он ее нет, и теперь сожалел об этом и страшно раскаивался…

Он бродил по улицам, заглядывал в лица спешащим прохожим, забредал в магазины, которых в центре было, как муравьев в муравейнике, разглядывал хитрозакрученные бансаи, люстры из богемского хрусталя, сувениры. Постоял у сигаретного ларька с объявлением: «Ушла на обед. Не вернусь к шести – ушла на ужин». Чисто по приколу проехал пару остановок на троллейбусе, о чем немедленно пожалел – за три квартала у троллейбуса четырежды падали рога, дважды Артема обматерили и намяли бока. «Вывозился в народе», – как писал кто-то из классиков.

– Вы выходите на «Синтетике»? – спросила сжатая со всех сторон синеглазая девушка в трогательном беретике.

– Не знаю, – выдохнул Артем.

– Тогда давайте меняться…

– Чем?

– Местами…

– Какими?

Девушка прыснула, и ему очень захотелось выйти вместе с ней. Он догнал молодую горожанку, когда она задумчиво стояла у лужи, гадая о ее глубине, помог переправиться, представился французским миллионером и предложил, не глядя, пожениться.

– Где вы были два месяца назад, миллионер, – всплеснула руками синеглазка, – когда я выходила замуж?

– Тогда давайте посидим в кафе, – сконфуженно вздохнул Артем, – в феврале месяце, когда я еще не был миллионером, в соседнем здании работало симпатичное заведение, там готовили прекрасный кофе и все ему сопутствующее. Клянусь, я не буду к вам приставать как банный лист.

Она удивленно смотрела Артему в глаза. Как-то неохотно вспомнила, что сегодня ей нужно пораньше прийти домой, чтобы купить продуктов, навести порядок, потому что завтра приезжает муж из командировки, она устала на работе, в офисе было так холодно, проклятое лето, и вообще…

В кафе он узнал, что зовут хорошую девочку Лидой. Но хороша она не только этим. Буквально всем. Они о чем-то говорили, смотрели друг другу в глаза, смущались, пили кофе. Ей не хотелось возвращаться домой. А его пленили ее красивые голубые глаза, овальное бледноватое лицо, изящные завитушки локонов, детская робость, с которой она посматривала на посетителей кафе, боясь увидеть знакомых. Все было хрупко, трепетно, нежно. После третьей чашки он согласился с девушкой, что они засиделись в этих стенах, пора и честь знать, вывел ее из кафе, поймал частника, назвал адрес: гостиница «Обь»… В пути он крепко держал ее за руку, она смотрела на него огромными от изумления ангельскими глазами. Потом в гостинице, когда, подпрыгивая от нетерпения, он заказывал лучший в этом гадюшнике номер (да хоть и президентский, разве в деньгах счастье?) – в ее глазах, помимо изумления, появилось что-то другое. Щечки играли румянцем, она, нетерпеливо сглатывала, теребила ремешок. Он начал целовать ее еще в лифте, который волок их на последний этаж. Повисли руки, упала сумочка, обмякла, застонала. А когда закрылась дверь «лучших в гадюшнике» апартаментов, уже и непонятно, кто на кого набросился…

Этот вечер был одним из лучших в его жизни. Номер был вполне пристойным, служба доставки функционировала, «девочек» и «мальчиков» не предлагали. Тоска оставляла захваченные позиции….

Они лежали в постели, соединившись в целое, переходили от слов к телу, от тел к слову, и когда улеглась страсть, не прекращали обниматься, слушали, как барабанит дождь по стеклам, тихо говорили. Он любовался красотой мягко вылепленных форм, плавными линиями молодого женского тела. «Пурисима» – говорили о такой красоте древние испанцы, что означало в переводе «наичистейшая». У нее действительно был муж. Он работал инженером в дорожном центре научно-технической информации, она – типичная офисная мышка. О детях пока не думали. И, наверное, уже не придется…

– Ненавижу тебя, – шептала Лида, обнимая его слабыми ручонками, – откуда ты взялся на мою голову, миллионер проклятый? Так хорошо было в жизни, понятно, привычно, адекватно…

– Со мной уж точно не адекватно, – сокрушенно признавал Артем. И смеялся: – Зато задорно и неоднократно… – впивался в ее припухшие губы, она таяла, растекалась под его напором. Совместными усилиями они увеличивали счет, удлиняли разрыв между нынешним и прошлым…

Она была профаном в живописи и никогда не слышала о художнике по фамилии Белинский, выставки которого поздней осенью гремели по городу. Это импонировало. Она любила классические вальсы, но для изнеженного тяжелым металлом слуха мужа эта музыка была неприемлема, и в доме ее не держали. Она обожала цветы, но у мужа была аллергия на цветочную пыльцу, а равно на кошек, apбузы и ананасы. Она мечтала стать дизайнером, декорировать квартиру по собственному вкусу, но мужу это было абсолютно по фэн-шую, и он терпеть не мог, когда стирают с компьютерного стола его любимую пыль и ликвидируют тщательно продуманный беспорядок. Но все равно, еще несколько часов назад ей искренне казалось, что она любит мужа…

Он повествовал о своей жизни. Коснулся событий последнего года, которые звучали столь же правдоподобно, как обещания правительства и лично президента.

– Ты кто? – смеялась ему на ухо Лида. – Врун, миллионер или сумасшедший? Ты заплатил за номер бешеные деньги, чтобы поваляться в постели с незнакомой женщиной – значит, ты не бедный. Глаза у тебя – не сумасшедшие…

– Я не врун, – шептал Артем. И плел небылицы: о божках африканского племени, о великом Питере Брейгеле, о великом Питере Рубенсе, о мрачной средневековой глыбе под названием Гвадалон (конкретных имен действующих лиц он старался не называть). О черной магии, о мистике, о волшебстве, о том, что сконструировать волшебную палочку, в принципе, возможно, но абсолютно исключено заложить в нее функцию предварительного просмотра содеянного. И это жалко. Она верила ему лишь в той части, что касалась женщин…

– Я сразу догадалась, что ты обольститель… – грустно шептала Лида, – тебе нужна женщина, в какой бы части света ты ни находился. А когда уезжаешь, ты о ней забываешь.

У тебя есть женщина во Франции. Ты на ней женишься…

– Я никогда не женюсь на иностранке, – пробормотал Артем и думал: «Каким бы ангелом она ни была…»

Они проснулись рано утром. За окном было серо, мутно, хлестал дождь. Великая сибирская река, испещренная бурунами, выбрасывала на причал грязные волны. Теплоход с туристами отправлялся в плавание – вверх по течению. Нормальная погода для туризма – если не выходить из кают и точно знать дорогу к буфету.

– Вот и кончилась сказка, – грустно вымолвила Лида, – остаются будни и рана на душе.

– Я еще не уезжаю, – проворчал Артем, – а если уеду, то пропишусь не на Центавре. Мой дом – в этом городе.

– Между нами – бездна, – философски заметила Лида. – Женщинам свойственно все усложнять, разве ты не знаешь? Это подметил еще Достоевский. В ближайшие дни мы не сможем встретиться. Работа, муж. Он приедет через два часа из Томска и до июля никуда не уедет. У меня – работа с восьми до пяти. В начале шестого он за мной прибегает, крепко сжимая в руке мобильник…

– Тюрьма какая-то, – Артем взял ее расстроенное лицо в ладошки и нежно поцеловал.

– Да ладно, – улыбнулась она, – будем считать, что ты не разбивал моего сердца. Своеобразие переживаемого момента заключается в том, что мне придется вести себя как ни в чем ни бывало. Не знаю, надолго ли меня хватит, но буду стараться. А то как-то странно не успела выйти замуж…

– Я приеду через месяц, – пробормотал Артем, – поговорим серьезно. Обещаю.

– Правда? – изумилась она. – А номер телефона не попросишь?

– Попрошу. Только не вздумай обзаводиться ребеночком.

– А вот это обещаю, – она перестала иронизировать, – как ни бодрись, а сердце ты мое разбил. Вдребезги. Какие уж тут ребеночки. Буду ждать, Артем, звони в любое рабочее время. Впрочем, и в любое нерабочее, – она махнула рукой, – все равно не позвонишь. Ой, слушай, время-то идет… – она взглянула на часы и украдкой смахнула слезу. – Побегу я, можно?…

Он остался один. Лежал, забросив руки за голову, смотрел, как замерзшая муха на люстре покрывается пылью. Напевал под нос: «Наша с ней основная задача – незастуканными быть на месте…»

В конторе Фельдмана зазвенел телефон, трубку сняли. Хозяин кабинета строго сказал:

– Детективное агентство «Арчи Гудвин». Вас внимательно слушают.

– Тьфу ты, – очнулся Артем, – совсем забыл, что нужно говорить в трубку.

– Кто это? – посуровел Павел.

– Да вот, решил номером ошибиться.

– Ах, мать честная, – ахнул Павел, – какой-то голос у тебя…

– А я подумал, что ты уже не ходишь на работу. Типа, там, в декрете…

– Не походишь, пожалуй, с этими российскими женами, – возмутился Фельдман, – Эльвира точно на третьем месяце. На ближайшие шесть и последующие месяцы у нее обширные наполеоновские планы. В нашем доме снова острая нехватка. А ты специально звонишь из Франции, чтобы…

– Я в гостинице «Обь», – перебил Артем. Фельдман присвистнул.

– В качестве интуриста, или… сам еще не понял?

– Еще не понял, – ухмыльнулся Артем, – только не спрашивай, почему я не пошел в свою квартиру. Просто не хочу.

– Дело хозяйское, – согласился Павел, – я даже не буду спрашивать, почему ты приехал в эту страну. Или стоит спросить?

– Сам объясню. В семь часов вечера будь дома. Пожалуйста.

Он выключил телефон и вновь уставился на пыльную муху.

– Безобразие, – процедил Фельдман, бросая за микроволновку пульт от телевизора, – чем больше каналов, тем больше нечего смотреть. Прокладки, прапорщик Шматко, телепузики из Госдумы… Нервный я стал, Артем. Неспокойный, неуравновешенный…

– Держи, – начал Артем выставлять из пакета приобретения, – это от усталости, это от нервного напряжения, это от депрессии…

– А кроме водки, доктор, у вас ничего нет? – ухмыльнулся Павел. Он как раз сидел перед тарелкой с дымящейся картошкой и яйцевидными куриными пупочками и сам понимал, что на столе чего-то не хватает.

– Есть, – кивнул Артем, извлекая последнее, – коньяк «Камю». Для непьющих.

– Накладывай себе, – снисходительно разрешил Павел, показав вилкой на кастрюлю и сковородку, – извлекай огурчики из шайтан-сундука, – вилка ткнулась в холодильник, – открывай, наливай, говори, чего приехал.

– Уж не с добрыми новостями. Павел помрачнел.

– Я так и думал. За последний год я трижды извлекал тебя из дерьма, теряя при этом то ногу, то голову, то веру в прогрессивное человечество. Да, я получал немного денег за свои старания, но, увы, – Павел удрученно развел руками, – денег больше нет. Такое ощущение, словно их и не было. Приходится работать… Ты что-то говорил про плохие новости?

– Успеем, – проснулся волчий аппетит, Артем замолотил вилкой. Минимальный перерыв между первой и второй, третья, четвертая…

– А неплохо, в принципе, сидим, – восхитился Павел, – если не думать о грядущих неприятностях, безденежье и твоем подозрительном приезде. Откупоривай вторую.

В коридоре раздалось подозрительное шарканье, отворилась дверь и появилась Эльвира с работы – привлекательная русоволосая женщина с внимательными, недобро блестящими глазами. Если верить Фельдману, у Эльвиры было множество достоинств и недостатков, а среди последних превалировала полная НЕПРЕДСКАЗУЕМОСТЬ.

– Какой пейзаж, – умиленно проворковала Эльвира, – соединились два любящих сердца. Привет французам.

«Привет евреям», – хотел сказать Артем, но как-то постеснялся.

– «Пейзаж не удался» – вздохнул Малевич, берясьза черную краску, – пробормотал Павел и взялся за «Камю». – Выпьешь с нами, дорогая? Ах, прости, все время забываю, что тебе нельзя…

– А что, в этом доме кто не пьет, тот не ест? – Эльвира извлекла из принесенного пакета банку с маринованными грибами и водрузила посреди стола.

– На солененькое растащило, – подмигнул Фельдман. – С чего, интересно?

– Отлично выглядишь, Эльвира, – спохватился Артем. – Нет, серьезно.

– Ожидал худшего, – хохотнул Фельдман.

– Кстати, твоему суженому полагается премия, которую я не успел выплатить в прошлом месяце, – Артем полез в карман, извлек пухлый конверт и, галантно поклонившись, отдал Эльвире. Женщина задумалась. В рамки предполагаемой линии поведения данное событие как-то не укладывалось.

– Отлично, – возрадовался Павел, – тащи, Эльвира, своего фарфорового хрюнчика.

– Бери, Эльвира, – сказал Артем, – и ни в чем себе не отказывай.

Эльвира робко взяла конверт, посмотрела в него с опаской, как сапер на мину, вытянула пачку европейских бумажек, стала пересчитывать. На середине пачки ее лицо принялось меняться, стало двухцветным, она неровно задышала.

– Сейчас мы узнаем, возможен ли у женщины оргазм при пересчете денег, – подмигнул Фельдман.

– Что это, Артем? – севшим голосом спросила Эльвира.

– Премия твоего суженого.

– Но здесь пять тысяч евро…

– Ни фигаро себе, – присвистнул Фельдман, – ты ничего не перепутал?

– Может, они фальшивые? – с надеждой спросила Эльвира.

– Нет, – вздохнул Артем, – деньги настоящие. Ребята, кончайте париться. Не нравится слово «премия», назовите иначе. Подарок, например, вашему будущему карапузику.

– А ты уверен, что это не те деньги, которые ты хочешь предложить Павлу за свою новую авантюру? – настаивала Эльвира. – Уж больно загадочно выглядишь, Артем. Словно извиняешься за грядущую гадость.

– Нет, Эльвира, – скорбно вымолвил Артем, – за грядущую гадость Павел будет получать по другой ведомости. Сумма – на порядок выше…

Эльвира не стала докучать своим присутствием. Выпила чай, пошла спать. «Надоели гости дорогие», – подмигнул Павел.

– Ты же не собираешься предложить моему мужу прогулку в пасть Дьявола? – спросила она, прежде чем закрыть дверь.

Артем отделался глупой улыбочкой. Павел наполнил емкости, покосился на закрывшуюся дверь и пытливо посмотрел другу в глаза.

– Так как насчет пасти Дьявола?

– Дьявол будет, – успокоил Артем, – самый настоящий Дьявол – с рогами, копытами, серным дыханием – тот самый Дьявол, которого описал папа Григорий Великий в шестом веке. А также сорок пять миллионов демонов, подсчитанных демонологом Вейером в шестнадцатом.

– Ясно, – вздохнул Павел, – ты подготовился к встрече, проштудировал специальную литературу. Излагай, Артем.

Он слушал угрюмо, не перебивая. В неприятных местах хватался за бутылку, плескал в рюмку, жадно выпивал, запрокинув голову. Потом долго молчал, шаря взглядом по столу. Видимо, подыскивал, чем бы запустить в приятеля.

– Заметь, – сказал Артем, – в отличие от событий минувших дней, я не прошу у тебя помощи. Тебя выбрали без моего участия. Я, ей-богу, не знал об их планах.

Павел молчал. Лицо приятеля покрывалось землистой коркой. Он сбросил оцепенение, покрутил головой, воткнул вилку наугад в маринованные опята, зацепил кроху.

– Невероятно, Артем. Признайся, какая же крыша не любит быстрой езды?

Павел лихорадочно зачавкал.

– Они не отцепятся, – тихо сказал Артем, – в третий раз они пытаются поставить равенство между мной и своей влиятельной организацией. Бред. Уравнение ненормального вида – есть такое понятие в математике.

– Нет такого понятия, – фыркнул Павел, – есть понятие: привести уравнение к нормальному виду. А понятия «уравнение ненормального вида» нет. Ты кто, Артем? Псих или совесть нации?

Артем молчал, уткнувшись в тарелку. Да и Павел сообразил: слова бесполезны. Оба на крючке. Не стоит выяснять отношения.

– Женька Гурвич… – забормотал Павел, – Евгений Александрович… Жив, значит, курилка. Ну что ж, у этого парня с моральными принципами всегда было хреновато…

– Но тип, судя по всему, серьезный.

– Да, – согласился Фельдман, – если Женька брался за дело, то делал его ответственно и всегда доводил до конца. Было в нем что-то притягательное и отталкивающее одновременно… – Павел задумался. – Тяга к порядку, стремление подчинять… Он блестяще учился в университете, распределился бухгалтером в какую-то мутную заштатную лавочку – то ли на карьер, то ли на щебеночный завод, но через год бросил работу, объявился в Н-ске, предложил совместное дело. Мол, «Глория» по-русски значит «слава», все такое. Замутил дела с криминальными элементами, обзавелся связями в городском руководстве. Несколько раз мы с ним совершали поездки за границу. Кстати, половина всех моих связей за бугром – это результат совместных дел с Гурвичем. В один прекрасный день он заявился, загадочный как сфинкс, сказал, что получил от иностранного партнера предложение, от которого невозможно отказаться, щедро подарил мне свою долю в агентстве «Глория» и смылся. По пятам пришли чекисты, настойчиво интересовались местонахождением Гурвича, но помочь я им ничем не мог. Извернулся, чтобы и меня не зацепили, вроде пронесло. С той поры от Гурвича ни слуху, ни духу. Я и не стремился продолжать знакомство. Обозвал контору «Арчи Гудвин», выгнал ставленников Женьки, принял Федора, Изабеллу…

– И нет зацепок, чтобы связаться с Гурвичем?

– Почему же нет? – Фельдман невесело рассмеялся. – При желании я смогу зацепиться даже за Бен Ладена. Но до сегодняшнего дня, сам понимаешь, желания не было. Да, собственно, и сейчас нет.

– От нас не отстанут, – напомнил Артем, – это к вопросу прогулки в пасть Дьявола…

Он мог не сомневаться – канал доставки сообщения заработает в самое ближайшее время. Он ушел от Павла незадолго до полуночи. Стоял на пустой остановке под проливным дождем, недоумевая, откуда в небе столько влаги и чем провинилась в этом году Сибирь перед небесными силами. Ни людей, ни транспорта. Медленно проехало такси с шашечками. Остановилось, сдало назад, вылупилась физиономия.

– Скучаешь, командир? Куда ехать? Артем молчал, утонув в невеселых раздумьях.

– Понятно, – вздохнул ночной таксист, – вакуум между ушами. Ох уж мне эти безденежные…

Взревел мотор, он укатил в ночь, разбрызгав глубокую лужу. Артем побрел по тротуару, раскрыв над головой зонт. Добрался до центральной площади, украшенной монументальным вождем пролетариата и его обманутыми вкладчиками – рабочим, солдатом, матросом. Из центрального кабака, полвека носящего одноименное гордое название «ЦК», вывалили в дождь загулявшие граждане. Надрывалась какая-то визгуха, ржали мужчины. Он запоздало начал их обруливать.

– Белинский? – хрипло вымолвил кто-то. – Артем?

Грузный мужчина, норовя выколоть глаз зонтом, уже заглядывал ему в лицо, дышал перегаром. Некий Добровольский – бездарный художник-пейзажист. Год назад с трибуны местного Союза художников поливал Артема грязью (хотя тот ни на что не претендовал и плевать хотел на весь союз и каждого его представителя). Когда Фортуна повернулась лицом и скромный художник сделался востребован, живо стал набиваться в друзья. «По морде, что ли, съездить? – лениво подумал Артем. – Хотя нельзя, вон их сколько».

– Белинский? – доставал его старый знакомый. – Это ты или это не ты?

– Вы обознались, – он поднял воротник, прикрылся зонтом, двинулся своей дорогой.

– Как это обознался? – возмутился Добровольский. – Артем, ты что? Откуда? Инкогнито из Петербурга?

Он удалялся, сжав зубы. Придется в рожу, если будет приставать. И плевать, что Артем в низшей весовой категории. Но уже заводился минивэн у обочины, прибывший за богемой, кто-то, хохоча, призывал Добровольского не приставать к прохожим.

– Рассаживаемся, рассаживаемся, – бархатно гудел еще один бездарь, – работаем бедрышками, дамы, работаем…

Артем ускорился, пересек вокзальную магистраль, чуть не утонув в грязи. Правильно говорят, что у российских дорог только два состояния: до дождя они пыльные, после дождя они грязные. Веселый город – родной сибирский мегаполис! Из подворотни высунулось существо среднего пола, поманило пальчиком. Он показал существу кулак, пошел дальше. Оглянулся на всякий случай. Погони не было. В переулке за Домом быта два наркомана сосредоточенно и как-то вдумчиво лупили третьего, не обращая внимания на дождь. Артем прошел мимо, потом вернулся – один из нариков как раз поднял увесистый камень и приступил к долбежке черепа поверженного врага. Увидев постороннего, отбросил камень, поднялся.

– Что, друзья, время разбрасывать камни? – добродушно спросил Артем.

– Нет, дядя, время собирать зубы! – заорал второй недоумок и бросился в атаку. Он схватил его за воротник, отбросил при помощи пятки. А когда наркоманы сплотили ряды и пошли в психическую, он просто стукнул их лбами, отшвырнул в разные стороны. Повернулся, чтобы помочь подняться третьему, но того и след простыл. Ни «спасибо», ни «до свидания». Он пожал плечами, решил добавить первым двум, повернул голову, но и те куда-то пропали. Пустой переулок, зарешеченные окна какого-то офиса, огонек в окне – сторож несет службу. Сюр какой-то…

Он закурил. Скрипнув тормозами, на проспекте напротив переулка остановилась патрульная машина. В окне образовались две скучающие физиономии. «Ну все, – загрустил Артем, – пришла беда – вынимай паспорта». Но дураками эти двое точно не были. Не каждый милиционер по долгу службы выйдет в дождь из сухой машины. Машина постояла, завелась, покатила дальше, разгребая лужи. Он тоже побрел, напевая: «Иду по зеркальному мосту, по ночному городку…»

Вскоре он стоял у своего элитного дома на улице Крылова и с неприязнью разглядывал окна последнего этажа. Не поверят же – был в родном городе и не побывал в родном доме. Вынул ключи, приложил «таблетку» к положенному месту на двери с домофоном. Оглянулся, появилось неприятное чувство, будто в затылок ему пристально смотрят.

Никого во дворе. Свет в городе давным-давно погас. Мокрые кусты, пустые детские грибочки, машины с мигающей сигнализацией. Он толкнул дверь…

В квартире – полный беспорядок. Все как три месяца назад, когда он решил временно переселиться во Францию. Пыль пушистым ковром. На стенах картины собственного изготовления. Он постоял у «Царицы амазонок», вспомнил, как рисовал ее сначала с Лики, потом вымывал краску с лица «царицы», выписывал черты Кристы Зиверс, а когда не стало Лики, пьяный, давясь слезами, удалял с полотна Кристу и вновь придавал обнаженной девице сходство с Ликой Погосян, которая погибла по его мудрости…

Он рухнул на диван не раздеваясь, закрыл глаза. Какого дьявола он сюда притащился? Шел бы в гостиницу, избавил бы себя от тягостных воспоминаний. Он вскочил, отправился на кухню варить кофе. Раковина доверху набита заплесневелой посудой. Вот это да! Неужели не вымыл перед Францией? Или все в порядке? Он где-то слышал, что стопка немытой посуды в раковине холостяка – величина постоянная, ограниченная высотой крана. Уселся за стол с дымящейся чашкой, извлек сотовый, нашел в телефонной книге номер хорошей девушки Лиды, угрюмо таращился на вереницу цифр – словно выискивал в них что-то магическое, потаенное, закодированное. Лида спит в клешнях мужа, не самое подходящее время для звонков. Сказать, что ошибся номером? Объясниться в одиночестве?… Он машинально надавил на «вызов», тупо смотрел, как побежала по экрану волнистая полоса, спохватился, сыграл «отбой»…

Резкий звонок заставил вскочить с табуретки. Он едва не вылил на себя кофе, завертел головой, вспоминая, где находится и что означает эта певчая трель…

Второй звонок – уж точно не померещилось. Сердце забилось. Он пошел к двери. Завьюжило в голове. Мысли завертелись, и самая важная – спросить, кого несет в столь поздний час, – не стала доминантой. Как в анекдоте про Штирлица – все равно выкрутятся. Раз звонят, значит, знают, что он откроет. Все равно не уйти от судьбы… Он распахнул дверь.

Человек за порогом доброжелательно улыбнулся.

– Здравствуйте.

– Здра… – начал Артем, и вдруг все завертелось с бешеной скоростью. Боли не было. Только карусель – ослики, лошадки, зебры. Прислонился к косяку, сполз, а как добрался до пола, уже и не помнил…

Он проснулся в восемь утра в своем гостиничном номере на последнем этаже. Тикали часы на стене. Шторы задернуты, но не совсем, видно, как курсируют по небу небесные странники, мелкий дождик стучит по карнизу. Состояние именно такое, какое должно быть после пробуждения. Что было? Он вскочил, взъерошенный, уселся на кровати. Раздет, в трусах, одежда сложена на стуле (слишком аккуратно, сам он никогда так не делает), в номере – пусто. Он вскочил, побежал в прихожую – куртка на вешалке. Захлопал дверьми – ванная, клозет. Перетряс карманы. Деньги, документы, сотовый – все в наличии. Что за аттракционы, граждане?

Он уставился на свое отражение в зеркале. Живой, невредимый, поджилки трясутся, глаза бегают, вид диковатый, перекошенный. Видно, зеркало кривое. Он уселся на кровати, обхватил голову. Начал вспоминать. Что же было вчера? Он открыл дверь. Но не в гостинице «Обь», а в своей квартире на улице Крылова! За порогом стоял человек. Какой из себя? Не успел рассмотреть. Только улыбка – большая, добродушная, во все ворота. Чеширская какая-то улыбка. И все – сознание пошло гулять. Гипноз? Укол? Ну подумаешь, укол…

Он застонал, взялся добывать огонь из черепа. А в чем здесь здравый смысл? Не убили, не отравили, не ограбили. На акцию устрашения не похоже…

В дверь негромко постучали. Он вскинул голову, окончательно замороченный. Ошиблись номером? Персонал? Соседи? «Здравствуйте, от вас можно позвонить? – Звони, сын мой, только аккуратнее с колоколом». Да черта с два это посторонний? Сейчас он все узнает. Горя негодованием, как был, в зеленых труселях, он бросился к двери, распахнул.

Лида отпрянула, с изумлением уставилась на его зеленые трусы. Она прекрасно выглядела – изящная кофточка, бархатный беретик, непослушный локон поперек лба. А он не сразу понял, что происходит – стоял, тяжело дыша, поедал ее глазами, не мог сказать доброго слова.

– Это ты…

– О святые, – сказала Лида, – я знаю, что ты отличаешься страстностью натуры, но чтобы вот так… Ты не один, Артем?

– Один…

– А в чем дело? – она хотела казаться ироничной, но стала грустной. – Я для тебя уже пройденный материал?

– Конечно, нет, – возмутился он.

И чуть не рассмеялся. Эта девушка в тоске и меланхолии была вылитой святой Инессой со знаменитого полотна Рибера. Юная девушка-христианка не желала поклоняться языческим богам, и злобные язычники выставили ее обнаженной перед толпой. Но свершилось чудо: волосы Инессы внезапно отросли до пят, а сверху спустился ангел и набросил на нее покрывало. Его всегда занимал вопрос: а что же дальше стали делать язычники? В страхе разбежались? А Инесса куда пошла?

– Тогда объясни, – она пожала плечами, – энцефалит я тоже не переношу. Ты удивлен, что я приехала? Прости, но это трудно объяснить… Не могла уснуть полночи. Вадим подумал, что я ушла на работу. А я позвонила, отпросилась на два часа…

Какой же он тугодум! Схватил ее за руку, затащил в номер, осыпая поцелуями.

– Прости, милая, все в порядке. Просто я сегодня слегка унесенный здравым смыслом. Болею. Выпил я вчера, понимаешь?

Она шутливо отбивалась, мурлыкала, что все понимает, что ему сегодня требуется сиделка, а лучше лежалка…

– Я женщина на час, – бормотала она, – на работу потом пойду, некогда мне. Делай со мной что хочешь, Артем…

Ураган кружил, и все плохое уносилось к чертям собачьим. Час пролетел как минута. Она оделась, ушла, унося с собой все хорошее, доброе, беспечное, а он остался, пошатываясь, добрался до ванной комнаты, погрузился с головой в горячую воду…

Когда он вернулся в номер, сотовый телефон раскалился и бился в припадке. Голос Павла вибрировал, но явно не из-за помех на линии.

– Какого черта! – орал Павел. – Где тебя носит, иностранец паршивый?! Ты в порядке, Артем?

– Зачем орать? – удивился Артем. – Говори спокойно, я прекрасно тебя слышу. И запомни на будущее, есть такие места, куда люди не носят сотовые телефоны.

– Нет таких мест, – подумав, заявил Фельдман. – Но ладно. С тобой не происходило сегодня ничего необычного?

События принимали занимательный оборот. Павел выслушал историю Артема, поделился своей. В начале восьмого он покинул свой семейный очаг, дабы бежать на любимую работу. Лифт был занят террористами, он отправился по лестнице пешком. Между третьим и вторым этажами кто-то выступил из ниши. Приметы человека в голове не осели. Слова, произнесенные любезным тоном, закружилась голова, беспамятство… Он был беспомощен, как после двух поллитра. Его вели по лестнице, поддерживали, чтобы не упал. Полный провал… и очнулся за рулем собственной машины, припаркованной у тротуара напротив детективного агентства «Арчи Гудвин»! Состояние – нормальное, не считая скребущих кошек на душе. На часах начало одиннадцатого, то есть с момента ухода из дома пролетело порядка трех часов. Вещи и деньги на месте. Его любезно доставили до работы. Как это мило с их стороны. Придя в себя, он бросился в кабинет, заперся, начал мыслить. Но ни одной порядочной идеи родить не удалось. Единственное, что напрашивалось – связь события с личностью Артема Белинского, будь он трижды проклят…

– На предупреждение не похоже, – сокрушался Павел. – Может, ты мне что-нибудь объяснишь?

– Не надейся, – огрызался Артем, – сам теряюсь в догадках. Но стоит ли паниковать раньше времени? Ты что-нибудь делал по нашему делу?

– Да! – заорал Павел. Пришлось отодвигать трубку и прочищать ухо. Он скомкал беседу, сунул телефон под подушку, задумался. С одной стороны, жизнь не прощает ошибок. С другой, если это так, то как бы он дожил до своего возраста?

Приведя себя в порядок, он спустился в холл, зашагал к стойке портье. Здесь выстроилась целая очередь из желающих вселиться. Орал, разбрызгивая слезы, какой-то капризный карапуз, рвался с «привязи», топал ножками. Люди, от нечего делать, занимались успокоением подрастающего поколения.

– Почему орет ваш ребенок, мамаша? Чего он хочет? – вопрошал благообразный старичок с клетчатым чемоданом.

– Он хочет орать, – объясняла, разводя руками, мамаша. Люди смеялись.

Портье сменился час назад. Администратор ночью не работал. Он подошел к охраннику, который курил под кондиционером и с опаской поглядывал на приближающегося постояльца.

– Рассказывай, приятель, – он произвел из кармана уголок купюры в пятьдесят евро, – видел ты меня сегодня ночью?

Охранник задумался, из чего явствовало, что постояльца он сегодня ночью видел.

– Только не говори, что тебе дали сто евро за молчание, – предупредил Артем.

– Вас привели примерно в три часа ночи, – буркнул охранник, – у вас подкашивались ноги, вас вели под руки двое молодых парней. Они представились вашими приятелями, сказали, что вы немного перебрали, повезли вас наверх…

– Какие из себя эти парни? – перебил Артем.

Охранник задумался, потом пожал плечами.

– Никакие…

– Понятно, – вздохнул Артем, – спасибо, друг, ты очень наблюдателен, – расстался с купюрой и побрел к лифту.

– Послушайте, – окликнул его страж, – а вы не похожи на человека, страдающего тяжелым похмельем.

– Хоть это заметил, – проворчал Артем.

Сон сморил – ему и впрямь что-то ввели в организм. Он проснулся вечером, от дребезжащего телефонного звонка местной линии. Вкрадчивый мужской голос осведомился, не желает ли постоялец развлечься на сон грядущий. К услугам иногородних граждан имеются напитки, закуска, девочки, мальчики…

– Спасибо, я зоофил, – пробормотал Артем и вырвал из розетки провод. Рухнул, глухо рыча, в кровать.

Разбудил его Фельдман – на рассвете, едва взошло солнышко над трубами заводов и фабрик Октябрьского района. Как-то не верилось, что просто так пролетели сутки.

– Практически не спал, – разодрал эфир хрипловатый баритон приятеля. – Объясни. Тот, кто рано встает, – это жаворонок. Тот, кто поздно ложится, – сова. А тот, кто поздно ложится и рано встает?

– Чокнутая птица, – объяснил Артем. – А иначе ты не смог бы носить домой деньги мешками.

– Деньги тут не при чем, – разозлился Фельдман, – хреново на душе, Артем. Не люблю, когда мной распоряжаются по собственному усмотрению. Вчера допрашивал дворников и соседей. Они видели, как меня под белы рученьки вели из подъезда, посадили в мою же тачку и куда-то повезли. Я вроде улыбался, поэтому милицию вызывать не стали. Чудеса, да?

– Аналогичная история, – сказал Артем. – Но давай не будем это никак классифицировать. Просто подождем.

Ждать пришлось сутки. Он только раз покинул номер. Добрался короткими перебежками до ресторана, смолотил бизнес-ланч, попросил завернуть аналогичный. Никто не звонил – ни Фельдман, ни Лида. Звонок раздался ровно в полдень – когда он стоял на балконе, угрюмо рассматривал реку и думал горькую думу.

– Артем Олегович Белинский? – поинтересовался ломкий, как хворостина, мужской голос.

– Вроде того, – отозвался Артем.

– Вы не передумали продавать полотно?

Сердце бешено забилось. Все, пасьянс сошелся. Он обуздал барабанную дробь под костью грудины. Рано или поздно это должно было произойти.

– Я не передумал, уважаемый, но…

– Ночной клуб «Бродячая собака». Угол Ватутина и Новогодней. Будьте там после десяти часов вечера. И постарайтесь… – собеседник помедлил, – чтобы за вами никто не увязался.

– А кто за мной увяжется? – оторопел Артем. – Хорошо, я постараюсь. Но и вам, видимо, ничто не мешает постараться.

– Мы тоже постараемся, – уверил абонент и повесил трубку.

Клуб «Бродячая собака» сотрясался от ужасов хип-хопа. Артем поморщился. Потыкать бы этих певунов мордой в то, что они поют… Все происходящее в окрестностях танцпола совершенно не усваивалось организмом. Неужели он так сильно постарел? Огромный зал, разбитый на танцевальную площадку, бар, сцену для стриптиза, какие-то закутки, погружался в полумрак, разрезаемый трассирующими лентами осветительных приборов. Огни чередовались, смешивались, плелись узорами. Танцпол окутывали клубы азота. Газ подавался из невидимых форсунок в полу, растекался по ногам танцующих, вился, не поднимаясь выше пояса. Толпа подпрыгивала под барабанный бой…

Он был не в той возрастной категории. Впрочем, за столиками в глубине зала сидели пары не только подросткового возраста. Тогда все нормально. «Можно таблетку долбануть, – насмешливо подумал Артем, – в одном из закутков наверняка отоварюсь».

Он пробился к бару мимо столиков и беснующихся на танцполе, нашел свободное место у стойки. Танцующей походкой подвалил бармен – мужчина полностью эклектичный: худой как щепка, с тонкими ножками, но снабженный увесистым брюшком. С огромным лбом мыслителя и весь увитый косичками-дредами.

– Расслабляемся, уважаемый? – подмигнул он Артему. – Выдалась минутка забвения?

– Да уж, – согласился Артем, – в жизни всегда есть место ночному клубу. Смешай чего-нибудь, приятель – но чтобы не сильно по башне било.

– Понятно, – подмигнул бармен, – будем держать ситуацию под контролем.

Спустя минуту он уже сидел спиной к стойке, потягивал что-то невообразимое, приторно-горькое, сладко-перечное, имеющее цвет агрессивно рекламируемой по телевизору автомобильной полусинтетики и странный вкус. Дождались эпохи продуктов-мутантов. Виски-сода, джин-тоник, колбасный сыр…

Посторонних в заведении не замечали – чай, не сельский клуб. Хиппи, панки, готы, растаманы, обычная молодежь – как-то причудливо все переплеталось и гармонично дополняло друг друга. Слева любезничали двое гомосексуалистов, справа лесбиянки в коротких кожаных юбочках занимались предварительными ласками. Артемом никто не интересовался, хотя время подходило к одиннадцати.

Лесбиянки разогрелись, дошли до нужной кондиции, но, будучи девицами воспитанными, не стали развлекать публику картинками порнографического содержания, быстренько убежали в кулуары. На вакантное место плюхнулась гибкая особа с короткой, как у пацана, стрижкой. Взгромоздила худые ноги на перекладину и пристально воззрилась на Артема.

– Надо же, какой симпатичный мужчина… – быстро посмотрела по сторонам и подъехала вместе с табуретом. – Ты чьих будешь, парень?

– Проходил мимо, – улыбнулся Артем. – А ты?

– А я Анюта, – простодушно отозвалась девица, – топлесс-менеджер этого славного заведения. Специалист по росту продаж.

– Какой… менеджер? – Артем рассмеялся, и девица вслед за ним. – А чего такая одетая?

– А это временно, – объяснила Анюта и подъехала еще ближе. – Нравишься ты мне, парень. Ты не такой, как все тут. Ох, надоели мне эти завсегдатаи… Поможем друг другу?

– Чем? – включил дурака Артем.

– Телом, – объяснила «менеджер», – хочу с тобой поглубже познакомиться, – и захохотала как ненормальная.