Револьвер для адвоката Коннелли Майкл

Дженнифер Аронсон не присутствовала сегодня утром в суде по серьезной причине. Я не мог забросить другие дела: у нас оставалось не так много клиентов, которые платили. Утром она выступала на слушании по банкротству в отношении владельца здания, где мы проводили наши рабочие встречи.

По крайней мере прошла карта, которой я обычно расплачивался за обеды. Можно только представить себе мое унижение, если бы в присутствии копов мою карту конфисковали и разрезали пополам.

Уже возвращаясь в здание суда, я получил сообщение от Сиско – «Он здесь. Все готово». Поделившись известием с Лорной, я смог расслабиться хотя бы по пути обратно… пока Лорна не подняла тему, которую мы обходили уже почти два месяца:

– Микки, я поищу нового водителя?

– Давай сейчас не будем. К тому же у меня нет машины. Так зачем мне водитель? Ты больше не намерена меня возить?

Каждое утро она забирала меня и отвозила в суд. А Сиско обычно доставлял меня обратно и проверял дом, чтобы убедиться, что он чист.

– Нет, дело не в этом, – ответила Лорна. – Я совсем не против тебя возить. Но как долго ты собираешься ждать, прежде чем попытаешься вернуться к нормальной жизни?

Судебный процесс был отличным бальзамом на душевные раны, оставленные аварией. Требовалось повышенное внимание, что не позволяло разуму снова возвращаться в тот день.

– Не знаю, – покачал головой я. – К тому же нормальную жизнь мы себе позволить не можем. Пока я не получу чек от страховой, денег нет ни на водителя, ни на машину.

А чек задерживался из-за расследования. Калифорнийская дорожная полиция классифицировала аварию как убийство – умышленный наезд эвакуатора, водитель которого скрылся с места преступления. Сам грузовик обнаружили спустя день, вернее, его обугленный каркас, брошенный в поле у города Хесперия. Утром в день аварии машину угнали со штрафстоянки. Следователи дорожной полиции понятия не имели, кто сидел за рулем грузовика, когда он врезался в мой «линкольн».

Сильвестр Фулгони-младший медленно шел к свидетельской трибуне, с любопытством крутя головой, словно впервые видел зал суда. Дойдя до трибуны, он собирался сесть, и судье пришлось его остановить, чтобы он стоя принял присягу и повторил, что намерен «говорить правду, только правду и ничего, кроме правды».

После предварительных вопросов, в ходе которых установили, кто такой Фулгони и чем занимается, я сосредоточился на деле Гектора Мойи. Я попросил свидетеля тщательно разобрать те шаги, которые привели его к тому, чтобы вызвать повесткой Глорию Дейтон для снятия письменных показаний под присягой.

– Все началось, когда мистер Мойа рассказал, что пистолет, который нашла полиция в его номере, ему не принадлежал, – ответил Фулгони. – Мы провели расследование и выяснили, что оружие, вероятно, уже было спрятано в комнате, когда прибыла полиция, чтобы произвести арест.

– Что это вам дало?

– Если пистолет подбросили, как утверждает Мойа, тогда это сделал тот, кто побывал в номере до приезда полиции.

– Следовательно?..

– Мы обратили внимание на людей, кто побывал в номере за те четыре дня, что мистер Мойа там проживал, и путем исключения сузили круг поиска до двух женщин, которые неоднократно посещали тот номер. Они занимались проституцией и использовали имена Глори Дейз и Трина Триххх – последнее пишется с тремя «х» на конце. Трину Триххх найти труда не составило: она работала в Лос-Анджелесе под тем же именем, и у нее был веб-сайт. Я с ней связался и договорился о встрече.

Фулгони замолчал в ожидании следующего вопроса. Я ему объяснял, что в ходе дачи показаний не надо выдавать информацию большими кусками, лучше отвечать покороче. И также предупредил его без особой нужды не упоминать, что Трине Триххх платили за сотрудничество. Не хотел, чтобы эта информация досталась Форсайту даром.

– Не поведаете присяжным, что случилось на вашей встрече? – попросил я.

Фулгони с жаром кивнул:

– Конечно. Сначала она призналась, что на самом деле ее зовут Трина Рафферти. Она подтвердила, что знакома с мистером Мойей и действительно бывала в его номере. Однако отрицала, что подбросила пистолет, сообщив, что это сделала ее подруга Глори Дейз.

Я изо всех сил постарался изобразить замешательство, подняв руку в жесте «ничего не понимаю».

– Но зачем ей понадобилось подбрасывать пистолет?

Это повлекло за собой протест от Форсайта и пятиминутные прения возле судьи. В конце концов мне позволили продолжать допрос. Хотя в суде обычно все оборачивается против защиты, есть нюанс, которого боятся все судьи, – отмена вердикта в апелляционном порядке из-за ошибки судьи. Поэтому в большинстве своем, и судья Нэнси Лего не была исключением, они из кожи вон лезут, чтобы позволить защите гнуть свою линию, пока все находится в рамках доказательной процедуры. Лего знала, что, поддерживая протест Форсайта, она рискует подвергнуться критике и отмены ее решения судом вышестоящей инстанции. И наоборот, отклонение возражений прокурора редко влекло за собой подобные риски. На практике выходило, что самый безопасный курс для судьи – предоставить защите значительную свободу.

Вернувшись к кафедре, я сновь спросил Фулгони, зачем Глори Дейз понадобилось подбрасывать пистолет в номер Гектора Мойи.

– Трина Рафферти рассказала мне, что и она, и Глори Дейз работали на УБН, а те хотели упечь Мойю за…

Форсайт практически подлетел в воздух.

– Ваша честь, где основания для подобного утверждения? Обвинение выражает активный протест, свидетель и защитник пытаются заставить суд блуждать в дебрях порочащих намеков!

– Думаю, сейчас мистер Форсайт прав, – тут же отреагировала судья. – Мистер Холлер, либо обоснуйте, либо переходите к следующему пункту.

Вот вам и свобода защиты. Пару секунд я медлил, пытаясь найти нужную формулировку, а потом задал Фулгони ряд вопросов, которые помогли установить некоторые факторы ареста Мойи и признания его виновным. Особое внимание я уделил федеральному кодексу, согласно которому прокуроры смогли расширить обвинение и добиться пожизненного заключения: ведь у Мойи обнаружили огнестрельное оружие и две унции кокаина – что по закону превышает количество, разрешенное для личного пользования.

Это отняло у меня примерно полчаса. В конце концов я вернулся к вопросу о том, зачем Глори Дейз – которую, как мы уже установили, звали Глория Дейтон – нужно было подбрасывать пистолет в номер Мойи. Форсайт снова выдвинул протест, заявив, что изложенные мной только что причины задавать подобный вопрос недостаточны. Однако судья встала на мою сторону и отклонила возражение.

– Основываясь на фактах, открывшихся в ходе нашего расследования, мы считаем, что Глория Дейтон была осведомителем УБН и что именно она, по распоряжению своего куратора, подбросила пистолет в номер Мойи.

Все. Краеугольный камень защиты. И это внесли в протокол.

Бросив взгляд на Форсайта, я заметил, что он что-то яростно, даже злобно строчит в блокноте, не поднимая головы. Скорее всего он не желал видеть реакцию присяжных.

– И кто был ее куратором в УБН? – спросил я.

– Агент по имени Джеймс Марко, – ответил Фулгони.

Я опустил глаза и несколько секунд делал вид, будто просматриваю записи в своем блокноте, чтобы это имя – Джеймс Марко – окончательно уложилось в головах присяжных.

– Мистер Холлер, – напомнила судья, – задавайте следующий вопрос.

Я снова посмотрел на Фулгони, раздумывая, как строить допрос теперь, когда имя Джеймса Марко уже прозвучало перед лицом присяжных.

– Мистер Холлер! – повторила судья.

– Да, ваша честь. Мистер Фулгони, как вы узнали, что именно Джеймс Марко являлся куратором Глории Дейтон?

– Трина Рафферти сообщила, что они обе – и Трина, и Глория – работали на Марко осведомителями.

– А Трина Рафферти не упоминала, просил ли Марко подбросить пистолет в номер Мойи?

Фулгони не успел и рта раскрыть, как Форсайт гневно запротестовал, назвав всю линию допроса надуманной и основанной на слухах. Судья поддержала, даже не выслушав доводы с моей стороны. Я попросил о беседе между судьей и адвокатами, и Лего с неохотой подозвала нас к себе. Я сразу взял быка за рога:

– Ваша честь, защита оказалась между молотом и наковальней. Суд поддержал протест против свидетельских показаний с чужих слов. Что оставляет мне лишь один выход: получить показания непосредственно от агента Марко. Как вы знаете, имя Марко изначально фигурировало в списке свидетелей, представленном на рассмотрение в суд примерно четыре недели назад. Однако мы не смогли вручить повестку ни агенту Марко, ни передать ее через УБН.

– Какую же реакцию вы ждете от суда? – пожала плечами Лего. – Позволить вам делать голословные заявления? Не дождетесь, мистер Холлер.

Я стал кивать еще до того, как она закончила.

– Прекрасно понимаю, ваша честь. Надеюсь, прямой приказ явиться, исходящий от вас, и содействие со стороны обвинения помогли бы обеспечить явку агента Марко в зал суда.

Лего перевела взгляд на Форсайта, изумленно подняв брови. Теперь настал его черед.

– Ваша честь, я совершенно не возражаю, – отреагировал он. – Если придет агент Марко, он просто опровергнет эти нелепые намеки. Слово заслуженного агента против слова какой-то шлюхи…

– Мистер Форсайт! – оборвала его судья, забыв про шепот. – В моем зале суда будьте добры проявлять больше уважения и следовать правилам приличия.

– Прошу прощения, ваша честь, – быстро произнес Форсайт. – Проститутки. Я хотел сказать, что в конце концов придется делать выбор между словом агента и словом проститутки. В таком случае обвинение не беспокоится за результат.

Самонадеянность стороны обвинения – смертный грех, когда речь идет об уголовном суде. Я впервые наблюдал ее проявления у Форсайта и понимал, что, возможно, еще до окончания процесса ему придется взять эти слова назад.

– Хорошо, давайте продолжим, – поторопила судья. – Дневной перерыв сделаем на пятнадцать минут раньше и составим предписание для явки в суд.

Мы вернулись на свои места, и я взглянул на Фулгони, который ждал меня на свидетельской трибуне. До сих пор ему удавалось проявлять невозмутимость, спокойствие и хладнокровие. Я же собирался все это разрушить и завести разговор о том, что мы не обсуждали и не репетировали во время подготовки к процессу.

– Мистер Фулгони, – начал я, – какую часть версии про подброшенный пистолет подтвердила Глория Дейтон?

– Никакую, – признался Фулгони. – Я выписал повестку, но Дейтон убили до того, как мы успели поговорить.

Я кивнул и посмотрел в свои записи.

– Как долго вы практикуете?

Такой крутой поворот застал юного Слая врасплох.

– Э-э, в следующем месяце будет два с половиной года.

– Вы раньше участвовали в заседаниях?

– В смысле, в суде?

Я чуть не прыснул от смеха. Если бы Фулгони не был моим собственным свидетелем, после такого ответа я бы его размазал. Сейчас мне требовалось лишь немного его потоптать.

– Именно, в суде, – сухо подтвердил я.

– Прежде никогда. Многие адвокаты считают, что не следует доводить дело до суда, и улаживают споры в досудебном порядке.

– Что ж, весьма похвальное мнение, мистер Фулгони. Но не могли бы вы объяснить присяжным, как так вышло, что вы, всего два года назад получивший диплом и никогда прежде не бывавший в суде, заполучили клиентом Гектора Мойю?

Фулгони кивнул:

– Ему меня рекомендовали.

– Кто?

– По правде сказать, мой отец.

– И как так получилось?

Фулгони бросил на меня предостерегающий взгляд, который означал, что я вторгаюсь на территорию, которую он считал запрещенной. В моем же взгляде явно читалось: «Ты сейчас под присягой. Ты в моей власти». Мне нужно было подтолкнуть его к ответу.

– Пожалуйста, расскажите присяжным, как получилось, что ваш отец рекомендовал Мойе обратиться к вам?

– Ну, мой отец заключен в ту же федеральную тюрьму, где сидит Гектор. Они друг друга знают, и отец послал его ко мне.

– Итак, вы, молодой неопытный юрист, подали ходатайство о выдаче постановления «хабеас корпус» в надежде аннулировать пожизненный срок мистера Мойи. Все правильно?

– Да.

– Потому что огнестрельное оружие, которое позволило вынести такой приговор, было ему подброшено.

– Да.

– И вы считали, что его подбросила Глория Дейтон, верно?

– Верно.

– Основываясь на рассказе Трины Рафферти.

– Верно.

– А перед тем как подавать ходатайство, вы изучали протоколы судебного заседания над мистером Мойей в 2006 году?

– Большую часть.

– А вы ознакомились с протоколом заседания, когда заслушивался приговор и судья вынес пожизненное заключение?

– Да, ознакомился.

Я попросил у судьи разрешение подойти к свидетелю с документом, который я зарегистрировал как второе вещественное доказательство. Это был протокол вынесения приговора Гектору Мойе от 4 ноября 2006 года. Судья дала добро, и я вручил документ Фулгони. Я уже открыл его на нужной странице и подчеркнул материал, который следовало зачитать присяжным.

– Что у вас в руках, мистер Фулгони?

– Протокол заседания, когда слушалось вынесение приговора в федеральном суде. Это пояснения судьи.

– Вы читали этот документ, когда готовились подавать ходатайство от лица мистера Мойи?

– Да.

– Ясно. Как звали судью?

– Почетный судья Лиза Басс.

– Не могли бы вы зачитать присяжным несколько фраз судьи Басс, которые я подчеркнул на этой странице?

Фулгони наклонился и стал читать вслух:

– Мистер Мойа, вы вели жизнь, полную преступлений, и достигли вершины в кровавом картеле Синалоа. Вы безжалостны и жестоки, в вас не осталось ничего человеческого. Вы сеете смерть. Вы и есть сама смерть. И мне несказанно повезло, что я могу сегодня вынести этот приговор и посадить вас в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Жаль, что нельзя сделать больше. Честно говоря, искренне сожалею, что к вам неприменима смертная казнь.

Здесь Фулгони остановился. Он не дочитал комментарии судьи до конца, но я рассудил, что присяжным хватит и этого.

– Хорошо. Итак, вы читали протокол вынесения приговора в прошлом году, пока готовили ходатайство от лица мистера Мойи. Верно?

– Да.

– Таким образом, готовя повестку Глории Дейтон, вы знали, что стоит за плечами мистера Мойи. Я прав?

– Да.

– Мистер Фулгони, а вам, как молодому неопытному адвокату, не приходило в голову, что вызывать Глорию Дейтон для дачи письменных показаний под присягой, когда вы, несомненно, спросили бы ее насчет того, подбрасывала ли она пистолет в номер Мойи, может быть опасно?

– Почему опасно?

– Мистер Фулгони, позвольте мне задавать вопросы. В настоящем суде так принято.

Со стороны присяжных раздались еле слышные смешки; я сделал вид, что ничего не заметил.

– Мистер Фулгони, неужели вы не осознавали, что, выписав повестку и указав в ней имя Глории Дейтон как человека, который подбросил пистолет в номер Мойи, вы подвергли ее огромной опасности?

– Именно поэтому я все засекретил. Информация не подлежала публичной огласке. Никто не знал.

– А ваш клиент? Он знал?

– Я ему ничего не говорил.

– Может, ему сказал ваш отец, который содержится в той же тюрьме?

– А какая разница? Он бы не стал ее убивать.

– Кто не стал бы?

– Гектор Мойа.

– Мистер Фулгони, вы должны отвечать на вопросы, которые задаю я. И так, чтобы не возникло недоразумений. Вы говорили или не говорили своему отцу, что опознали в Глории Дейтон женщину, которая, как вы считали, подбросила пистолет в номер Мойи?

– Да, отцу я сказал.

– А вы спрашивали его, не рассказывал ли он об этом мистеру Мойе?

– Да, спрашивал. Но это не имеет значения. Она была для Мойи билетом на волю. Он не стал бы ее убивать.

Я кивнул и, перед тем как продолжить, снова взглянул на свои записи.

– Тогда зачем вы спрашивали у своего отца, не говорил ли он ее имя мистеру Мойе?

– Потому что на первых порах я считал, что его могла подтолкнуть месть.

– А сейчас вы так не считаете?

– Нет. Чтобы выиграть ходатайство, Дейтон была ему нужна. Живой.

Я надеялся, что вариант развития событий, который я только что рассмотрел, был для присяжных очевидным. Пока я подсовывал идею незаметно. Хотел, чтобы они сами все поняли, а я в дальнейшем подкреплю догадки показаниями. Людям нравится доходить до всего своим умом.

Я бросил взгляд на скамью присяжных, на Мэллори Гледуэлл, и увидел, что она пишет что-то в блокноте. Лидер, на которого я рассчитывал, уловил эту тонкую грань. Я снова посмотрел на Фулгони. Отличный момент. Сейчас бы и закончить допрос. Но Фулгони сидел на свидетельской трибуне и находился под присягой. И я решил не упускать шанса и довести до сознания присяжных основную версию защиты.

– Мистер Фулгони, я хочу установить точное время подачи вашего ходатайства в отношении Гектора Мойи. Вы подали иск и выписали повестку Глории Дейтон в начале ноября. Я прав?

– Да.

– А ее убили в ночь с одиннадцатого на двенадцатое. Верно?

– Точная дата мне неизвестна.

– Зато известна мне. Утром двенадцатого ноября Глория была мертва. И в следующие пять месяцев ничего по делу не происходило. Так?

– Повторяю, точная дата мне неизвестна. Возможно, что так.

– А почему вы ждали апреля этого года, чтобы продолжить работать по делу и вручить повестку агенту УБН Джеймсу Марко и еще некоторым людям? Что спровоцировало такую задержку, мистер Фулгони?

Фулгони покачал головой, словно не знал ответа.

– Я просто… просто вырабатывал план. Понимаете, иногда судебный процесс затягивается.

– Или вы внезапно осознали, что если Гектору Мойе Глория Дейтон нужна была живой, то, возможно, существует кто-то еще, кому была выгодна ее смерть?

– Нет, не думаю, что…

– А вы не боялись, мистер Фулгони, что своим ходатайством открыли клетку с тиграми и сами можете оказаться под угрозой?

– Нет, не боялся.

– И никто из правоохранительных органов вам не угрожал, не просил затянуть или вообще прикрыть дело Мойи?

– Нет, никогда.

– А как отреагировал в апреле на повестку агент Марко?

– Точно не знаю. Я там не присутствовал.

– А он вообще исполнил предписание явиться? Он давал вам письменные показания?

– Пока нет.

– Может, он лично вам угрожал, если вы и дальше будете заниматься ходатайством?..

– Нет, не угрожал.

Пора. Я поднял голову на судью и сообщил, что у меня больше вопросов нет.