Санкта-Психо Теорин Юхан
— Конечно, — говорит она после паузы. — Два женских отделения. Закрытое и открытое.
— Рядом?
— Ну, не то чтобы стенка в стенку, но на одном этаже.
— На каком?
— На третьем. Или на четвертом. Я же там никогда не была.
Ян думает, о чем бы еще спросить, но она его опережает:
— Расскажи, Ян, кто это.
— Кто?
— Та, в которую ты влюблен… как ее зовут?
Она пристально и все так же холодно смотрит на него, и Ян отводит глаза:
— Это совсем другая история.
— Другая, чем… чем какая?
— Чем у вас с Иваном Рёсселем.
Ханна со стуком ставит чашку на стол. Глаза ее делаются еще холодней, а он-то думал, холодней некуда.
— Откуда тебе-то знать, что у меня с ним? Ты даже не знаешь, что меня заставило искать с ним контакт. Ты ничего не знаешь. И как ты можешь судить?
У Яна такое чувство, что сейчас в воздухе начнут проскакивать искры. Но он был прав. Она встречается именно с Рёсселем.
— Да ничего я не знаю, конечно, — говорит он примирительно. — Но ведь тебе он нравится?
Она не сводит с него глаз. Кажется, даже не моргает.
— За любым преступлением надо видеть человека, — говорит она после долгой паузы. — Большинство об этом не думают.
— Ну, сама подумай: если ты, рискуя работой и много чем еще, потихоньку с ним встречаешься, значит, он тебе нравится? Несмотря на то, что он… творил?
Она отвечает не сразу:
— Я с ним не встречаюсь. Мы поддерживаем контакт через охранника… или санитара, как их там называют. Иван придумал один проект… надо же как-то коротать время. И я ему помогаю.
— В чем? В чем ты ему помогаешь? Что он там делает?
— Пишет.
— Что? Книгу?
— Типа.
— Воспоминания убийцы?
Ханна напряглась и поджала губы.
— Он не убийца. Он подозреваемый. Никаких прямых улик. Никаких признаний… он говорит, книга все объяснит, — вздохнула она. — Говорит, люди поймут, что он ничего такого не делал.
— И он сам в это верит?
— Да. Верит. Иван настолько погано себя чувствует из-за всего, что случилось, что если его выпустить… он скорее убьет себя самого, чем кого-то другого. Думаю, только мои письма и поддерживают его на плаву…
Она замолкает. Ее пронзительный и холодный взгляд выводит его из равновесия. Ему не хочется больше говорить о Рёсселе.
И Ханна тоже, как ему кажется, посчитала разговор о Рёсселе законченным.
— Мне скоро надо уходить. — Она посмотрела на часы. — Теперь твоя очередь рассказывать.
— Что?
— Как ее зовут… ту, с которой ты там встречался.
— Я с ней еще не встречался, — тихо произносит Ян.
— Как ее зовут?
Ян не знает, что сказать. Он может назвать два имени: Рами и Бланкер… Какое выбрать?
— Посиди, — решается он наконец, — я покажу тебе кое-что.
Через две минуты он возвращается со стопкой тонких книг и выкладывает их на стол перед Ханной. «Сто рук принцессы», «Зверомастер», «Ведьмина болезнь» и «Вивека в каменном доме».
— Ты это видела раньше?
Ханна качает головой — нет, не видела.
— Они лежали в «Полянке»… Сделаны вручную. Думаю, единственные экземпляры. Кто-то положил их в ящик с книгами.
— Обычно Мария-Луиза подкладывает туда книжки.
— Вряд ли эти… Думаю, кто-то из детей получил их в подарок от родителей… в комнате свиданий.
Ханна перелистывает книги. Поднимает глаза на Яна:
— И кто их написал?
— Она называет себя Мария Бланкер. Мама Жозефин. То есть я точно не знаю, но почти уверен.
— Бланкер… Значит, это ее ты мечтаешь увидеть?
— Да… Ты знаешь, кто это?
— Слышала…
— От Рёсселя?
— От Карла… это мой контакт там, наверху…
Имя Яну знакомо. Ударник в «Богемос».
— Могу взять почитать?
— Ну, хорошо, — не сразу соглашается он. — На несколько дней.
Она собирает книги и встает. Ян задает последний вопрос:
— Она в закрытом отделении или в открытом?
— Не могу сказать, я там никогда не была… — пожимает плечами Ханна и добавляет: — Но, по-видимому, в закрытом.
— Почему?
— Психоз. Она совершенно не в себе. Суициды и все такое… Так я слышала, по крайней мере.
— А что она такого натворила?
— Социально опасна.
— Для кого? Для себя или для других?
— Не знаю. Но, если хочешь, можешь пройти к ней и спросить сам.
— Сейчас и пойду.
Он усмехается, но Ханна даже не улыбнулась:
— Я говорю серьезно. Туда можно проникнуть, если очень хочется.
— Но в Патриции все заперто. Все ходы.
— Один открыт.
— И ты его знаешь?
Она кивает:
— Знаю. Но это не легкий путь. Скажи мне… ты не клаустрофоб?
Ну, подумаешь, заперли — что страшного? Полно еды, питья, тепло — и вдобавок говорящий робот в компании.
Ян все время возвращался мыслями к Вильяму и уговаривал себя — ничего страшного.
Наоборот, где и чувствовать себя в безопасности, как не за толстыми каменными стенами.
Девять часов. Полиция прекратила прочесывать лес — уже с полчаса назад. Попытались идти с карманными фонариками. Яну казалось, что организовано все из рук вон плохо. Никаких результатов. Вильям бесследно исчез. Шагнул неосторожно — и оказался в параллельном мире.
Или покинул пределы суши. Последний час полицейский командир приказал сосредоточиться на поисках вдоль довольно длинного берега птичьего озера, и Ян понял, что полицейский опасается, не упал ли малыш в воду.
Но стало совершенно темно, и все участники цепочки собрались в «Рыси». Люди устали, кто-то пошел домой. Решили с раннего утра возобновить поиски.
Ян возвращался в «Рысь» в обществе пожилого полицейского. Тот пыхтел и все время спотыкался в темноте о корни.
— О, черт… жуткое дело, — сказал полицейский, когда они вошли в теплое помещение. — Можно, конечно, надеяться, что ночь он продержится, но вряд ли.
— Сейчас достаточно тепло, — возразил Ян. — Наверняка с ним все в порядке.
Но тот его не слушал.
— О, черт, — снова чертыхнулся он. — Я один раз уже находил мертвого малыша… какой-то отморозок сбил его машиной, а трупик оттащил подальше в лес, чтобы подольше не нашли. Как мешок с мусором. Такое не забудешь… — Он посмотрел на Яна усталыми глазами и горестно покачал головой.
Ян вошел в воспитательскую и вдруг услышал глухое жужжание, быстро перешедшее в вибрирующий грохот прямо над ним, будто в небе работал отбойный молоток.
Ян посмотрел на заведующую, Нину Гундоттер. Она все это время не отходила от телефона, будто ждала, что с минуты на минуту позвонит Вильям и сообщит, где находится.
— Вертолет? — спросил Ян.
Она кивнула:
— Полицейские заказали. Кинологов пока не нашли, так что будут искать с инфракрасной камерой.
— Хорошо. — Ян посмотрел на термометр за окном. Девять градусов. Осенняя температура — не то чтобы очень холодно, но и не сказать, что тепло. Дул довольно сильный ветер, но уж кто-кто, а Ян знал: ветер Вильяму нипочем.
Нина подошла к одному из полицейских, тихо спросила, что они собираются делать дальше, но тот ответил что-то вовсе уж неопределенное:
— Будем искать на озере… и везде… Только завтра… и вообще, — сказал он еще тише.
Пришли почти все работники детского сада, за исключением двоих. Достали белые свечи, поставили на стол и на подоконники, отчего садик сделался похож на церковь.
Через пятнадцать-двадцать минут грохот вертолета стал тише. А потом и совсем исчез.
— Пойду домой, посплю немного. — Ян подошел к Нине Гундоттер. — У меня свободный день завтра, но я, конечно, все равно приду. С самого утра.
— Я тоже скоро пойду. — Нина согласно кивнула. — От нас сейчас мало толку.
С момента своего появления она ни словом не упрекнула Яна в случившемся. Все валила на Сигрид, хотя та не состояла у нее в подчинении — в «Буром медведе» была другая заведующая.
— Ей надо было лучше следить за детьми.
Ян отрицательно помотал головой. Последний раз он видел Сигрид лежащей на диване — ее накачали какими-то транквилизаторами, и она мало что соображала.
— И ей, и мне. — Он надел куртку. — Но дети совершенно ошалели в лесу. Все время разбегались… Глупо было брать с собой такую большую компанию.
Нина вздохнула. Посмотрела на темное окно, потом на телефон.
— Думаю, кто-то нашел его в лесу и отвел к себе, — тихо сказала она. — Лежит сейчас и спит в теплой кроватке. А завтра позвонят в полицию.
— Наверняка, — подтвердил Ян и застегнул молнию. — Завтра увидимся.
И ушел.
Хотя термометр и показывал девять градусов, ему показалось, что на улице холодно. Игра воображения. Еще не зима. Тепло одетый человек при такой температуре не может замерзнуть. Даже под открытым небом. А уж в бетонном бункере, защищенном от всех ветров, можно продержаться несколько дней.
Проходя мимо освещенной игровой комнаты в «Буром медведе», он заглянул в окно. Весь персонал был на месте. Он заметил и родителей Вильяма. Мать сидела, неподвижно сгорбившись над чашкой кофе. Вид у нее был отчаянный.
Хотел понаблюдать немного, но раздумал и пошел дальше.
На опушке леса остановился и прислушался. Ничего не слышно, кроме шелеста ветра в кронах деревьев. Вертолет исчез, но, конечно, может вернуться в любую минуту. Вернуться со своей термокамерой. Но на этот риск он обязан пойти.
Последний раз огляделся, перешагнул придорожную канаву, вошел в лес и быстро пошел по тропинке. Вильям к этому времени сидел в бункере уже больше четырех часов. У него теплые одеяла, вода, еда и игрушки. И скоро Ян будет там.
31
Осень окончательно вступила в свои права. Яну казалось, что с каждым вечером фасад Санкта-Патриции становится все мрачнее и холоднее. Он проезжает мимо на велосипеде — ни дать ни взять огромная средневековая крепость за чудовищно разросшейся оградой. Бледный свет в некоторых окнах отнюдь не производит гостеприимного впечатления. Это не тот огонек в ночи, на который хочется заглянуть. Ему чудится, что в окнах движутся тени — тени несчастных, обреченных на вечную жизнь за решеткой.
А это что? Одно из окон приоткрыто? Аккорды гитары? Нет, это работает напряженное до предела воображение.
Он прибавляет скорость. Подальше от этой чертовой стены. Сегодня воскресенье, до Рождества осталось два месяца. По схеме Ян сегодня свободен, но четыре дня назад он встречался с Ханной. Они обещали помогать друг другу. Или, по крайней мере, не выдавать.
— Через шлюз ты в больницу не попадешь, — сказала Ханна на прощание. — И никто не попадет. Меня ни разу дальше комнаты для свиданий не пускали.
— Значит, твой друг Карл организует ваши встречи именно там? В комнате для свиданий?
— Нет. Иван остается в своей палате. Я передаю ему письма.
Еще одна секретная почта, подумал Ян. Но вслух спросил вот что:
— А как же попасть в больницу?..
— А вот так. Через подвал. Могу показать, если хочешь.
Еще бы он не хотел! И Хёгсмед говорил что-то насчет того, что ход из больницы в детский сад идет как раз через подвал. Можно идти через подвал, но там дольше и… не очень приятно.
Не очень приятно. Что он имел в виду? Крыс? Людей?
Он осторожно потянул на себя входную дверь, прекрасно сознавая, что, если кто-то непосвященный его увидит, придется долго объяснять, почему он явился на работу в неурочное время.
— Ханна?
Несколько секунд молчания — и голос из кухни:
— Все спокойно. Проходи.
Он закрывает за собой дверь:
— Дети уснули?
— Уснули… в конце концов. Они сегодня как белены объелись — носились, орали. Точно специально хотели меня довести.
Ян молчит. Он и так знает, что Ханна детей не любит.
Уже половина десятого. Он снимает куртку и направляется в кухню, к шкафу, но Ханна предостерегающе поднимает ладонь:
— Уже у меня. — И она передает ему ключи и карточку.
— Спасибо.
— Ты не передумал?
Ян качает головой и идет к двери в подвал. Ему как-то неловко — в первый раз он набирает этот код в присутствии кого-то еще, за исключением, конечно, тех случаев, когда сопровождает детей.
— Скоро увидимся.
— Нет, не так все просто. Я иду с тобой.
Ян не успевает возразить — она проходит вперед, включает свет и начинает спускаться по лестнице. Ему остается только следовать за ней. Чуть не каждый день он бывает в этом туннеле, и рисунки на стенах уже не умиляют его. Наоборот, даже раздражают. Ему кажется, что купающиеся крысы оскалили зубы в издевательской ухмылке — ну и идиот этот Ян!
Он ожидал, что Ханна задержится у лифта, но она решительно проходит мимо — дальше по коридору, к убежищу. Там Ян уже не был недели две, а именно с того дня, когда, обследуя убежище, услышал шаги в туннеле. Теперь-то он знает, что это была Ханна — она спустилась на лифте из комнаты свиданий.
— Значит, там все же есть тайный ход?
— Не знаю, тайный ли… но хорошо замаскированный, я бы сказала.
Ханна с усилием поворачивает ручку и, оглянувшись на Яна, открывает дверь:
— Ну что? Решаешься?
Ян молча кивает.
— Тогда заходи.
Она нажимает кнопку выключателя. Ян входит в убежище, и перед глазами против воли возникает картина: пятилетний до смерти перепуганный мальчик сидит на матрасе в бетонном бункере. Сердце отвечает на это воспоминание парой лишних сокращений… но в свете лампы дневного света он понимает: в убежище никого нет.
Матрас и одеяла лежат на полу — как и тогда. И шкаф из некрашеной сосны стоит на месте. Стальная дверь в противоположном конце заперта.
Ханна уверенно идет к ней:
— Это здесь.
— Дверь заперта. Я уже пробовал ее открыть.
— А причем здесь дверь? Не дверь, а пол… — Она показывает себе под ноги.
— Пол?
Он подходит к ней — и чувствует под ногами какую-то неровность. Толстое ковровое покрытие, но вдруг он наступает на что-то. Под ковром. Какое-то узкое выступающее ребро.
Ковер покрывает весь пол, он выкроен по размеру комнаты, но не приклеен. Его легко поднять и откинуть в сторону, что Ханна и делает довольно уверенно. Ян наклоняется ей помочь.
— Продолжай. — Она передает ему край ковра. — Немного осталось.
Она говорит возбужденно. Подзуживает его, что ли?..
Под ковровым покрытием — бетонная стяжка. А в ней люк. Меньше метра в диаметре. Закрыт толстой крышкой из рифленой стали.
— Вот тебе и вход.
Он ошарашенно смотрит на крышку люка и поднимает глаза на Ханну:
— В больницу?
— В больницу.
— И где этот ход кончается?
— Понятия не имею.
Ян обнажает всю крышку. На ней, оказывается, есть небольшая рукоятка — ее он и почувствовал под ногой.
— Как ты его нашла?
— Искала. Как и ты. Только пошла чуть дальше. И у меня было больше времени.
— И Рёссель тебе помогал?
— Нет.
Ян берется за рукоятку, поднимает крышку и сдвигает в сторону.
Квадратный колодец. Но это не канализация. Что-то электрическое — по стенам бегут пучки толстых кабелей. Колодец неглубокий, метр с лишним, но дальше начинается узкий туннель, уходящий под бетонное покрытие пола, под стальную запертую дверь.
— Спустишься?
— Попробую…
Яну не по себе. Он встает на колени и заглядывает в подземный ход. Полная чернота. Какая-то водопроводная труба втерлась в компанию кабелей. Слой пыли. Слабый запах плесени, хотя, насколько хватает глаз, сухо.
Сухо и вполне можно пролезть. Спуститься в колодец, сгруппироваться — и вперед.
А крысы? Может быть… Он прислушивается. Никакого писка. Все тихо.
— Алло! — громко шепчет он, не решаясь крикнуть.
Молчание. Даже эха никакого.
Он встает и аккуратно задвигает люк. Покрытие оставляет откинутым.
— Мне надо вернуться в садик… нужен свет.
— Где ты его возьмешь?
— Ангел.
32
Ханна, вытаращив глаза, смотрит на аппаратики, которые Ян достал из своего шкафчика.
— И что это такое?
— Электронные мониторы наблюдения. Babyguards. Ты что, никогда не слышала?
— Не-а. И для чего они?
— Видно, что у тебя нет детей. Я же сказал: мониторы наблюдения. Ты можешь находиться за три комнаты от детской и слышать, что там происходит, пока дети спят.
— А родители для чего?
— Не у всех есть время… и потом, чувство защищенности и безопасности. У спокойных детей спокойные родители. — Он вспомнил Вильяма Халеви и добавил: — А беспокойные родители… те, у кого нет уверенности, что их дети в безопасности, часто несчастливы.
Ханна берет одного из Ангелов. Недоверчивая мина так и не сходит с ее лица.
— А зачем они тебе именно сейчас?
— Дисплей работает, как фонарик. И к тому же оставлю один у тебя, чтобы ты меня могла слышать.
Она смотрит на него испытующе:
— И тогда тебе будет, типа… спокойнее?
— Немного.
— Может, я тебя и услышу… но что я могу сделать? Я имею в виду, если тебе понадобится помощь там, внизу…
— Достаточно, если ты меня будешь слышать, — прервал ее Ян.
Страховочный трос. Ангел-хранитель, Ангел-приемник, Ангел-передатчик и Ангел — страховочный трос. Спелеолог лезет в пещеру, а к ноге привязана веревка. Второй конец в руках у напарника.
— Тебе страшно?
— Нет. Я забыл страх дома. В брючном кармане.
Читать бесплатно другие книги:
