Амулет снежного человека Александрова Наталья
– Ну сам посуди – мне это надо? На кой черт мне эти заморочки, я лучше другого мужика найду, которого моя фигура устроит! Тем более что с этим проблем нет!
– Это правильно, – Лебедкин погладил Дусю по плечу, – на твой век мужиков хватит.
Он вздохнул и продолжил:
– Ладно, займемся делом. Значит, насчет почтальонши. Тетка осторожная, много денег с собой не носит, предпочитает несколько ходок сделать. Бабульки все у нее постоянные и совсем старенькие, которые помоложе да пободрее, те сами на почту ходят либо на банковскую карточку пенсию получают. И в том подъезде пенсию дома получают всего пять человек. А почтальонша эта, Дудкина, говорила, что нарочно ходит в разное время, чтобы никто не знал и не перехватил ее с деньгами. И вот, как думаешь, почему – хоть она и боится, – но все же носит деньги, в то время как другие отказываются?
– Потому что бабульки ей за это малость приплачивают, – догадалась Дуся. – А что, она тетка небогатая, ей и двадцать-тридцать рублей – деньги.
– Значит, если никто на почте не знает, когда конкретно она деньги понесет, то значит, сама с бабульками договаривается. Допустим, звонит им и предупреждает – приду к трем часам. Или к двум. Ждите, мол, и никуда не уходите, чтобы обратно деньги не носить.
А теперь ставлю перед тобой задачу: выяснить все про тех пять старушек, что живут в том подъезде. Одни живут или с семьей, если одинокие, то нет ли внуков-оболтусов, которые на бабкину пенсию облизываются, и главное – кому старухи говорили, что именно в это время им пенсию принесут. Поняла?
– Поняла! – ответила Дуся и подумала, что Петька Лебедкин – толковый мужик, все бы у него было хорошо, если бы не зацикливался он на одной мысли о маньяке. Ведь это просто бред какой-то – ищет по всей стране похожие случаи и под свою гипотезу подстраивает. Нет, точно он на этом деле сдвинулся…
Воздвиженск – город небольшой, и в нем почти все друг друга знают. Ну, может быть, не все, но многие. Во всяком случае, капитан Боровков сразу узнал Стасика.
Стасик был известный в городе автомастер. Говорили, что он совершает чудеса, оживляет совершенно безнадежные автомобили. Как-то пару раз он чинил машину самому Боровкову, а также его родным и знакомым. Поэтому капитан относился к нему с уважением. Но сейчас Стасик нарушал общественный порядок, а именно – пытался проникнуть на место преступления. Да и вид у Стасика был какой-то подозрительный. Явно виноватый вид.
– Говорят тебе – сюда нельзя! – увещевал мастера рослый белобрысый сержант, вытесняя Стасика за полосатую ленту ограждения. – Нельзя сюда, русским языком говорю!
– Мне взглянуть на нее надо! – восклицал Стасик трагическим тоном, нехарактерным для людей его профессии. – Мне посмотреть на нее нужно, потому как я перед ней виноват…
– Да ее давно уже увезли! – возражал сержант. – Что ты думаешь, ее здесь специально для тебя оставили? Она в морге давно, а ты зря только тут ошиваешься! И вообще, ее не на этом месте убили, а в скверике! Здесь только потому ограждение, что машина ее стоит, а она тоже к делу причастная… шел бы ты отсюда, а то огребешь неприятности! Вон, смотри, на тебя уже капитан оглянулся, еще запишет тебя в подозреваемые! Тебе это нужно?
– Виноват я… – промямлил Стасик, прижимая руки к груди, как трагический актер.
– Эй, постой-ка! – Боровков подошел к Стасику и пристально посмотрел на него своим специальным взглядом.
Капитан считал, что под таким взглядом преступники чувствуют себя неуютно, и у них сразу возникает непреодолимое желание совершить явку с повинной. Преступники, правда, так не считали.
– Ну вот, что я тебе говорил? – протянул сержант. – Что говорил? Доигрался!
– Так в чем это ты виноват? – строго осведомился капитан, не сводя со Стасика специального взгляда.
– Если бы не я, она бы сейчас была жива! – выдохнул Стасик. – Через меня она погибла! Это я, я виноват в ее смерти!
– Это что – признательные показания? – удивленно проговорил капитан. – Вы признаете себя виновным в убийстве гражданки Северской? В таком случае должен вас предупредить, что…
– Почему в убийстве? – всполошился Стасик. – Ты что такое говоришь, капитан?
– Вы же только что сказали, что виновны в ее смерти!
– Ну да, только это не значит, что я ее убил!
– Ну-ка, поподробнее!
– Она мне вчера вечером позвонила, просила приехать – мол, машина у нее не заводится. Ну а я уже домой пришел, переоделся в домашнее, пивка банку достал из холодильника, телевизор включил… И так мне не захотелось никуда ехать на ночь глядя! Я ей так и сказал – поезжай, Аня, домой на такси, а я утром с твоей машиной разберусь! Вот и выходит, если бы я не поленился, если бы приехал вчера – была бы Аня жива… Значит, виноват я в ее смерти… – Стасик горестно вздохнул, – но к убийству я не имею никакого отношения!
– Вот как… – задумчиво протянул капитан, – а что случилось с ее машиной, ты не знаешь?
– Откуда же мне знать? – Стасик пожал плечами. – Я же ее еще не видел… хотя совсем недавно Аня ко мне на профилактику приезжала, я все осмотрел, машина у нее была в полном порядке! Неужели я какую-то неисправность проглядел? Опять выходит, что я в ее смерти виноват! Осмотрел бы машину как следует, она бы вчера завелась, и была бы Аня жива…
Стасик снова тяжело вздохнул и посмотрел на Боровкова:
– Если бы вы мне сейчас дали посмотреть, может, я бы что-то и сказал…
– А что, пожалуй, можно, – согласился капитан, – отпечатки пальцев эксперты уже сняли… мне тоже хорошо бы понять, в чем там дело с этой машиной…
– Ключи у вас?
– У меня. Они на трупе были, – и капитан протянул Стасику брелок с ключами.
Стасик открыл дверцу машины, сел за руль, вставил ключ в зажигание. Мотор уютно заурчал.
– Да все в порядке, – проговорил Стасик удивленно, – завелась машинка с пол-оборота! Все в порядке, как я и говорил!
– Странно… – протянул Боровков, – очень странно… Почему же вчера она не завелась?
– Даже и не знаю, что вам сказать… – Стасик выбрался из салона, почесал пятерней в затылке, сосредоточенно наморщил лоб. – Я осмотрю ее как следует…
– Ладно, смотри…
Стасик полез под капот, оттуда доносились какие-то междометия, потом он выбрался наружу и доложил:
– Все в порядке, свечи чистые, и карбюратор в норме… однозначно должна была завестись!
Он обошел машину со всех сторон с задумчивым видом, потом остановился сзади, встал на колени и потянулся к выхлопной трубе. Несколько секунд он разглядывал трубу, потом повернулся к капитану и проговорил:
– Вот оно что! Печеной картошкой пахнет!
– Что? – недоуменно переспросил капитан. – Какой картошкой? При чем тут картошка?
– Да вот, понюхай сам!
Боровков, по-прежнему ничего не понимая, подошел к машине, наклонился к выхлопной трубе и принюхался. Ему и правда показалось, что к запаху бензина и металла примешивается едва ощутимый запах, напомнивший ему далекое детство, когда он с приятелями запекал в углях от костра картошку.
– Правда пахнет… – согласился капитан и посмотрел на Стасика, – и что это значит?
– А это значит, что машина у нее была в полном порядке, а не завелась она потому, что какой-то гад запихнул в выхлопную трубу картофелину. Есть такой старый способ…
– Картофелину, говоришь?
– Ну да! Из-за этого машина у Ани не завелась, и она пошла пешком. А потом он сюда вернулся и картофелину вытащил, чтобы никто ничего не заметил…
– Вот оно что! – Боровков повернулся к стоявшему поодаль сержанту и распорядился: – Видишь урну для мусора в углу стоянки? Проверь по-быстрому ее содержимое!
– Слушаюсь! – сержант пригорюнился и поплелся к урне. Перспектива рыться в мусоре его явно не вдохновляла.
– Постой! – окликнул его капитан. – Ты же не спросил, что искать!
– А что искать? – тоскливо осведомился сержант.
– Картофелину!
Сержант пожал плечами и только что не повертел пальцем у виска: надо же, перерывать груду мусора, чтобы найти какую-то несчастную картофелину! Тем не менее он послушно приступил к малоприятному делу: приказ есть приказ. К счастью, капитан выдал ему резиновые перчатки. Наверняка не для того, чтобы было не так противно, а для того, чтобы не оставлять свои отпечатки пальцев на предполагаемых вещественных доказательствах.
Сержант несколько минут рылся в мусоре под пристальным взглядом капитана Боровкова. Ему попадались шкурки от апельсинов, пустые сигаретные пачки, использованные билеты и масса других малоаппетитных вещей. Но наконец, на самом дне урны, он действительно обнаружил картофелину.
– Ну вот она… – сержант протянул картофелину Боровкову. Тот взял ее рукой в такой же латексной перчатке и показал Стасику:
– Думаешь, из-за нее не завелась машина?
– Точно, из-за нее! – авторитетно заявил автомастер. – Видишь, вот тут круглый отпечаток? Это от выхлопной трубы! И пахнет она не только картошкой, но еще и бензиновым перегаром!
– И правда! – подтвердил Боровков, обнюхав такую важную картофелину.
– А ведь это «розовая фея»! – заявил вдруг Стасик.
– Что? – удивленно переспросил капитан. – Какая такая фея?
– «Розовая фея», – повторил Стасик, – это такой сорт картошки. Голландский. Этот сорт моей тетке бывшего мужа двоюродная свояченица из Голландии привезла. У нее там дочка замужем.
– У тетки?
– Да нет, у двоюродной свояченицы.
Боровков наморщил лоб:
– Бывшего мужа свояченица, да еще и двоюродная… это как?
– Ну, его теперешней жены двоюродная сестра… или даже троюродная… да не важно! – отмахнулся Стасик. – В общем, дальняя родня, седьмая вода на киселе. Только картошка оказалась очень хорошая, и урожайная, и хранится отлично…
– Ты уверен, что это та самая картошка?
– Еще бы мне не быть уверенным! Я тетке каждый год картошку копать помогаю! Ей попробуй не помоги – запилит, как патефон старую пластинку! У меня эта «розовая фея» уже вот где! – Стасик выразительно провел ребром ладони по горлу. – Так что однозначно заявляю – это теткина картошка!
– Постой, – перебил Стасика капитан, – почему ты думаешь, что это картошка непременно твоей тетки? Не у нее же одной этот сорт есть! Картошку у нас каждый второй выращивает!
– Именно, что только у нее! По крайней мере у нас в Воздвиженске точно у нее одной, тетка следит, чтобы никто, кроме нее, не развел эту «розовую фею». Когда на рынке продает, как-то специально ее обрабатывает – есть эту картошку можно, а на семена она не годится.
– Вот оно как! – у Боровкова загорелись глаза. – Мне с твоей теткой непременно нужно поговорить. Где она живет?
– Улица Сталевара Вчерашнего, дом шестнадцать. Только сейчас она как раз на рынке…
Через двадцать минут Боровков со Стасиком, оглядываясь по сторонам, шли по воздвиженскому рынку. Вокруг торговали разнообразными дарами леса, сада и огорода: сушеными грибами, клюквой, медом, яблоками и, конечно, всевозможными овощами – от привычной картошки и репчатого лука до несколько экзотического топинамбура.
– Где же твоя тетка? – беспокоился капитан Боровков, озабоченно вертя головой.
– Да вон она! – Стасик свернул налево и замахал руками. – Тетя Тася, привет! Как торговля?
Тетка Стасика оказалась дородной женщиной лет шестидесяти в оранжевой кофте ручной вязки. На прилавке перед ней лежала сухая розовая картошка, ровная крупная морковь и душистые антоновские яблоки. Увидев племянника, она поджала губы:
– Да какая это торговля? Одно расстройство! С утра килограммов пять всего продала… да тут еще эта вертится, так и норовит что-нибудь спереть! – тетка покосилась на неопрятную особу в мужском свитере и резиновых сапогах, с драной брезентовой сумкой, которая с независимым видом отиралась возле прилавка.
– А тебе, Стасик, что нужно? – осведомилась тетка. – Яблочков не хочешь?
– Да нет, спасибо, тетя Тася… Вот, знакомого своего привел, – Стасик показал на Боровкова, – Николая Ивановича. У него к тебе вопросы имеются. Насчет твоей картошки.
– Вопросы? – Тетка насторожилась. – Какие еще вопросы? Ежели купить хотите – это всегда пожалуйста, а какие там вопросы… ничего не знаю ни про какие вопросы!
– Он вообще-то из полиции…
– Что? Из полиции? – Теткино лицо пошло малиновыми пятнами. – Из полиции – тогда тем более ничего не знаю… у меня с документами полный порядок, все справки имеются…
– Да вы не волнуйтесь, Таисия Александровна, – вежливо обратился к женщине Боровков, – у меня к вам никаких претензий, ни по части налогообложения, ни по другой какой, просто помощь нужна в одном серьезном деле. Вы, как законопослушный гражданин… то есть гражданка, могли бы очень мне помочь…
– Да в чем дело-то? – Тетя недоверчиво прищурила глаза. – Ежели помочь – я всегда пожалуйста, только я ничего такого не знаю… я торгую овощами со своего огорода и ни во что не вмешиваюсь…
– Вот эта картошка – ваша? – Боровков протянул тете Стасика злополучную картофелину.
Тетка внимательно оглядела ее и уверенно кивнула:
– Моя, «розовая фея». Только хранили ее не как положено, вон, уже подгнивать стала. А моя картошка, если ее как следует хранить, до самой весны должна лежать…
– Значит, ваша… – удовлетворенно проговорил Боровков, – а не можете ли вы вспомнить, кому в последнее время вы эту картошку продавали? Понимаю, конечно, – поспешно добавил капитан, – вопрос трудный, всех покупателей не упомнишь, но, может, кто-то был необычный? Может, какой-то покупатель чем-то запомнился?
Тетка наморщила лоб, задумавшись. Потом неуверенно проговорила:
– Да, пожалуй, что был один… картошку ведь обыкновенно кто покупает?
– Кто?
– Хозяйки домашние. Женщины, кто постарше. Ну, или мужчина, которого жена в выходной за продуктами послала. Молодежь, она за продуктами вообще не ходит, покупает только чипсы или семечки. Опять же, если мужчина придет, так он купит сразу побольше, чтобы на всю неделю. Уж не меньше пяти килограммов. И выбирает, смотрит, чтобы картошка чистая да сухая. Ну у меня-то картошка очень хорошая. Кто раз купил – обязательно снова придет. Так что почти все покупатели знакомые. А тут такой солидный, приличный мужчина подошел, я его раньше никогда не видела. И купил-то всего один килограмм. Главное, даже и не выбирал, не смотрел на мою картошку. Сказал просто – один килограмм, заплатил, взял пакет и пошел прочь…
Боровков, который, казалось, внимательно слушал женщину, вдруг резко обернулся и схватил за руку ту самую бомжиху в мужском свитере, на которую жаловалась тетка Стасика. Бомжиха под шумок запустила руку в карман автомеханика.
– Опаньки! – проговорил капитан, сжимая грязную скрюченную руку. – Что это мы тут имеем? Статья сто восьмидесятая, карманная кража! До трех лет, а при отягчающих…
– Отпусти меня, дяденька! – захныкала бомжиха. – Я не хотела… сама не знаю, как это получилось… я евонный карман со своим перепутала, хотела платок достать…
– Ты, зараза, что удумала?! – возмутился Стасик. – Да ты мне туда микробов, наверное, мильон запустила! Мне теперь эту куртку в химчистку отдавать придется!
– А при отягчающих даже до пяти… – задумчиво протянул капитан.
– Не надо, дяденька… – захныкала бомжиха, – не хочу на зону, меня там обижают…
– Не хочешь? – удивленно переспросил Боровков. – А я думал, тебе там только лучше… Крыша над головой, и кормят…
– Да как там кормят… И главное, дяденька, я к свободе привыкла… К перемене мест…
– А если не хочешь – окажи помощь следствию. Ты ведь тут, небось, каждый день ошиваешься?
– Без выходных! – подтвердила тетка Стасика.
– Так не видела ли того мужчину, который килограмм картошки купил? Может, заметила, куда он отсюда пошел?
– Солидный такой? – деловито осведомилась бомжиха. – В светлом плаще? Нет, не видела!
– Как же не видела, если даже про плащ помнишь?
– Мало ли, что про плащ! А только все равно не видела. Или не запомнила. У меня память-то плохая – от плохого питания и от этой… как ее… ик-ологии! Вот если бы ты, гражданин начальник, про тот карман забыл, куда моя рука по недоразумению попала – тогда, может, я бы что-то и вспомнила…
– Ну, считай, договорились! – согласился Боровков. – Если ты что-то полезное вспомнишь – я на твои художества глаза закрою. Временно, конечно…
– И еще бы денег немножко… – вздохнула бомжиха, – хоть рублей пятьдесят, на поправку здоровья…
– Ну, ты не наглей! – одернул ее капитан. – Говори – или пойдешь на зону!
– Ну дяденька! – захныкала бомжиха. – Надо же, сердитый какой! Ладно, так и быть, расскажу, что помню… видела я его, приличный такой мужчина, лет, может, сорок, в светлом плаще… только он картошку ту выкинул, наверное, не понравилась. – Она бросила злорадный взгляд на тетку Стасика.
– Не может такого быть! – возмутилась тетка. – Моя картошка всем нравится! Тем более он ее и не попробовал…
– Очень даже может! – припечатала бомжиха. – Как от прилавка отошел, так и выкинул в мусорный бак, вместе с пакетом…
– Зачем тогда покупал, если сразу выбросил?! – продолжала возмущаться тетка Стасика. – Нет, никак не может такого быть! Все она врет!
– Да? Не может? – ехидно процедила бомжиха. – А тогда это что такое? – И она вытащила из своей драной сумки скомканный пластиковый пакет. – Вот он, пакетик! Так как – может или не может? И кто здесь врет, а кто истинную правду говорит?
– Ага! – Капитан Боровков выхватил пакет из рук бомжихи. – Значит, это тот самый пакет, который выкинул тот человек? Значит, ты его из мусорного бака вытащила?
– А что такого? – окрысилась бомжиха. – В мусоре рыться еще никто не запрещал! Нету на этот счет никакого закона! Почему хорошая картошка должна пропадать? Мы с друзьями моими ее в костре испекли и съели… Кроха и Степаныч, друзья мои старинные, можешь, дяденька, их спросить, они тебе все что нужно подтвердят… а что после нас осталось, то обезьяна доела…
– Ладно, судьба той картошки меня не очень интересует, – отмахнулся Боровков, и тут до него дошли последние слова бомжихи. – Постой, какая еще обезьяна?
– Да большущая такая обезьяна… Она в сарае пряталась, а потом вышла к костру…
– Ты что такое несешь? Здесь обезьяны не водятся!
– Ну, не знаю, водятся или не водятся, а только эта обезьяна нашу картошку доела!
– Ладно, капитан, что ты ее слушаешь? – вмешался в разговор Стасик. – Видно же, что у нее белая горячка! Сейчас она про обезьяну болтает, потом зеленых человечков увидит…
– Это у тебя, может, белочка, – возмутилась бомжиха, – а у меня пока с головой полный порядок! Если я говорю, что видела обезьяну – значит, видела! Большая такая обезьяна, ростом будет с Кроху, друга моего, и вообще на него похожа. Только волосатая вся…
– Видишь, капитан, явно у нее белка! – повторил Стасик.
– Вроде непохоже на горячку, – засомневался Боровков и снова повернулся к бомжихе. – Ладно, с обезьяной покуда замнем, тем более что это, небось, Митька Хватов. Опять допился до чертиков, жена хотела его на лечение определять, так он сбежал, две недели уже его не видели. В лесу жил, одичал совсем, оброс, ну, голод не тетка, вот он к людям и вышел. А пакет этот, значит, ты оприходовала?
– Значит, оприходовала! А что же пропадать хорошей вещи?
– Ваш пакет? Узнаете? – Боровков развернул пакет и предъявил его тетке Стасика.
– Нет, не мой, у меня вот такие. – Женщина показала на стопку одинаковых черных пакетов. – Это у него свой пакет был, я ему прямо в этот пакет картошку насыпала…
– Значит, это пакет того мужчины?
– Его, его! – в один голос подтвердили обе женщины.
– Ну, тогда я его конфискую! – сообщил Боровков. – Как вещественное доказательство…
Бомжиха проводила пакет разочарованным взглядом, но не посмела возразить.
Через час капитан Боровков сидел в своем кабинете и разглядывал пакет, добытый с такими большими трудами.
Это был обычный пластиковый пакет с изображением Медного всадника.
– Ага, – проговорил Боровков, – наш предполагаемый убийца приехал из Санкт-Петербурга… или, по крайней мере, недавно ездил туда и прихватил этот пакет в каком-нибудь магазине… не густо, но все же хоть что-то…
Сделав такой вполне очевидный вывод, капитан надел тонкие резиновые перчатки и вывернул мешок наизнанку, чтобы проверить, не осталось ли внутри каких-нибудь улик.
И тут ему удивительно повезло.
Внутри мешка, помимо картофельной трухи, обнаружился слипшийся бумажный комочек. Капитан вооружился пинцетом и осторожно развернул подозрительный комочек. И не поверил своей удаче: это оказался кассовый чек с отчетливо пропечатанными реквизитами!
Конечно, от этой находки было еще очень далеко до поимки преступника, но это уже была большая удача. По чеку можно установить номер кассового аппарата, а по нему, соответственно, магазин, в котором этот чек был пробит.
Разумеется, это тоже еще ничего не значит, в магазине наверняка не помнят каждого покупателя, а все же это ниточка… Пусть тоненькая, но это лучше, чем ничего…
Боровков включил компьютер и проверил кассовый чек по базе данных, в которой фигурировали все торговые предприятия города Воздвиженска. В свое время Боровков потратил на создание этой базы несколько дней своего личного времени.
В этой базе данных ничего подходящего не нашлось.
Значит, его предположение верно. Убийца, скорее всего, не местный, или, по крайней мере, недавно приехал из другого города. Предположительно из Санкт-Петербурга. Значит, нужно ехать туда и искать там следы преступника…
Правда, тут же Боровкова посетила безрадостная мысль.
У начальства он был на плохом счету, потому что всегда затягивал расследование, старался докопаться до самой сути, вместо того чтобы дело быстро закрыть и написать отчет. Из-за этого у него были низкие показатели раскрываемости.
И если теперь он попросит у начальства командировку в Петербург – наверняка ему откажут.
Можно, конечно, поехать туда в свободное время, прихватить к выходным пару отгулов или взять несколько дней за свой счет, но тогда у него не будет официального командировочного предписания, а это значит, что никакие государственные структуры не будут ему помогать. Да и ему просто не дадут сейчас дополнительных выходных, когда у него на столе несколько нераскрытых дел и, самое главное, над ним висит это самое убийство…
Капитан Боровков задумался.
И в этот момент у него на столе зазвонил телефон.
– Здорово, Боровков! – раздался в трубке голос дежурного по отделению. – Ты ведь у нас задушенной женщиной занимаешься?
– Ну, допустим, я… – осторожно проговорил Боровков.
Он не любил неожиданные звонки и не ждал от них ничего, кроме неприятностей.
– Тогда поговори, тут какой-то коллега из Санкт-Петербурга на проводе…
– Из Петербурга? – переспросил капитан, и настроение у него заметно улучшилось.
– В общем, сам с ним поговори…
В трубке щелкнуло, и раздался другой голос:
– Капитан Лебедкин, отдел по расследованию убийств. С кем я говорю?
– Капитан Боровков, воздвиженское городское управление.
Разговор еще не начался, но по непонятной причине два капитана внезапно почувствовали взаимное доверие. Может быть, потому, что оба по независящим от них причинам до сих пор пребывали не в самом высоком звании.
– Капитан, – осторожно начал петербургский полицейский, – это ведь вы занимаетесь делом задушенной женщины?
– Ну, допустим… а в чем дело?
– Дело в том, что у меня было уже два аналогичных убийства. Нераскрытых, разумеется. В обоих случаях почерк одинаковый, так что я считаю, что имеет место серия…
Лебедкин немного помолчал и добавил:
– А вот мое начальство так не считает. Им, понимаешь, двух убийств для серии мало…
Вспомнив о своем начальстве, Лебедкин невольно загрустил и перешел на «ты» с коллегой из Воздвиженска. И Боровков отнесся к этому с пониманием.
– После двух моих произошло еще несколько аналогичных убийств в разных городах. Причем, по моим прикидкам, эти города находятся примерно на равном удалении от Питера. Приблизительно ночь пути. Так что вполне вырисовывается серия…
Лебедкин снова вздохнул и признался:
– Только начальство мне не разрешило этой серией заниматься. Не на нашей, мол, территории убийство – значит, нас оно и не касается… а я так не считаю! Этот убийца наверняка у нас живет, а убивать начал в других городах, чтобы следы запутать!
– Похоже на то! – согласился с коллегой Боровков.
– Так что теперь я это дело как бы неофициально расследую, – признался Лебедкин. – Тебя это не напрягает?
– Ничуть. Главное – поймать убийцу. А начальство… Я сам со своим начальством не в самых лучших отношениях.
– Так вот, капитан, я предлагаю объединить наши усилия. Или хотя бы обмениваться всей имеющейся у нас информацией.
– Согласен…
– Почерк убийцы во всех случаях одинаковый. Находит деловую женщину, причем не абы какую, а вполне определенной внешности. Видно, такой у него пунктик. Поджидает ее возле работы. Причем… тут какая-то неясность. В обоих моих случаях машина у жертвы оказалась неисправна, и она пошла пешком. И тут-то ее убийца и перехватил… а потом, когда машину проверяли, она оказывалась в порядке.
– Вот здесь, коллега, я могу тебе помочь, – оживился Боровков, – в моем случае я с неисправностью разобрался. Мой убийца – ну, наверное, он же и твой – заткнул выхлопную трубу картофелиной. Вот машина и не завелась. А потом эту картофелину вынул – и все, машина в порядке, и никто ничего бы не заметил, если бы мой знакомый мастер не унюхал запах печеной картошки…
– Ух ты! – обрадовался Лебедкин. – Здорово! А мне это в голову не пришло! Спасибо тебе, этот вопрос ты прояснил!
– Ты подожди благодарить. Может, я тебе еще кое в чем помогу. Я тут, похоже, серьезный вещдок нашел. Искал, понимаешь, ту картофелину, которой он трубу затыкал…
– Неужели нашел?
– Нашел. И вместе с ней нашел кассовый чек. Из вашего питерского магазина.
– Не может быть!
– Вот говорю тебе.
– Ну так пришли мне его срочно! – И Лебедкин продиктовал коллеге номер своего факса.
– Может, вечером сходим куда-нибудь поужинаем? – предложил муж.
– Извини, дорогой, но сегодня я не смогу, – проговорила Валя смущенно, – у меня через несколько дней выставка начинается, нужно ехать на работу…
Она боялась, что муж разозлится, устроит скандал – мол, меня так долго не было, а ты не можешь в кои-то веки пораньше освободиться, провести со мной вечер, – но он отреагировал на ее слова удивительно спокойно.
– Я понимаю, малыш, работа есть работа…
Валя даже немного обиделась: выходит, не так уж он соскучился. Но больше все же удивилась его неожиданной покладистости. Впрочем, она уже не первый раз замечала, что после командировок он становится удивительно спокойным и покладистым… Но вообще-то с чего ему быть недовольным? Встретила она его в чистой квартире, накормила сытным завтраком: омлет с ветчиной и помидорами, к кофе – булочки домашние с орехами и корицей, успела с утра испечь. У нее все в порядке, муж всегда должен быть сыт и доволен.
Ладно, этот вопрос решен, нужно собираться на работу. И так она опоздает, ну ничего, к счастью, ей не надо приходить к определенному времени.
– Как вернешься, поешь без меня, – сказала она на пороге, – суп грибной в холодильнике, жаркое…
Снова она напряглась в ожидании: сейчас муж вспылит, он не любит хозяйничать на кухне, любит, чтобы она красиво накрыла на стол, подала ему тарелку сама, собственными руками. Валя так и делает всегда – ей это совсем не трудно. Вот сегодня только она задержится на работе. Ну да ладно, захочет есть, сам разогреет, руки не отвалятся. Раньше же он как-то обходился…
Осознав эту мысль, Валя помедлила на пороге. Что это ей вздумалось злопыхать? Никогда раньше она даже в мыслях не позволяла себе такого тона. И тут же пришла другая мысль. В самом деле, как муж жил раньше, до того, как они познакомились?
Он говорил, что никогда не был женат, и в паспорте не было у него никаких отметок. Когда она пыталась расспрашивать о его прошлой жизни, муж отшучивался – мол, все, что до тебя, было не то и не так. Вот когда тебя встретил, сразу понял, что хочу на тебе жениться. И хватит об этом. Она тогда его прямо зауважала – приличный человек, не желает хвастаться, не желает распространяться о своих победах. Ясно, что были у него женщины до нее, мужчина до тридцати шести лет не может быть один. Но ничто об этом не говорило. Ни одной фотографии не нашла она, где был бы снят он с женщиной, ни следа каких-то памятных мелочей. Ни открытки с романтическими цветочками, ни книжки дамской. Перед тем как переехать Вале к мужу, он сделал ремонт в квартире. И, очевидно, выбросил все, что считал ненужным. Тогда Валю это обрадовало – в новую жизнь без старого багажа. Но все же…
– Малыш, забыла что-нибудь? – настиг ее голос мужа.
– А? Нет, все в порядке, – очнулась Валя от несвоевременных мыслей, – все, ухожу, пока-пока…
Работала Валя куратором в выставочном центре «Пространство».
Когда-то это был дворец князей Кулагиных неподалеку от Сенной площади. Во время революции дворец был сильно разрушен, и ни у кого не доходили руки до его реставрации.
В советское время в этом дворце располагался мебельный склад, в годы перестройки какой-то богатый человек выкупил его и хотел превратить в роскошный отель, но успел отреставрировать только фасад – владельца то ли посадили, то ли убили.
Еще несколько лет дворец простоял без дела, а потом на него обратил внимание популярный и преуспевающий художник. Этот художник нашел богатых спонсоров, выбил грант у международного фонда, вложил свои деньги, выкупил бывший дворец у наследников прежнего владельца и превратил его в культурный центр.
Денег все же было недостаточно для полноценной реставрации, поэтому новые хозяева подошли к вопросу смело и креативно. Снаружи дворец был прекрасно отреставрирован, внутри же сломали все перегородки, превратив все здание в единое выставочное пространство.
Отсюда и возникло название центра.