Диана, Купидон и Командор Питцорно Бьянка

– Нищенка! – полным презрения тоном заключила Сильвана. – Наглая интриганка, которая охотится только за твоими деньгами.

– Ты, синьорина, пока еще не заработала в своей жизни собственным трудом ни гроша. И не забудь, что и мой отец, твой прадед, был каменщиком. Так что лучше помолчи, – одернул ее старик.

– Но, прости меня, неужели тебе обязательно нужно на ней жениться? – спросила тетя Лилиана, стараясь сохранить спокойный и рассудительный тон. – Зачем? Неужели ты не можешь просто видеться с ней так же, как вы делали и раньше?

– В тайне? Нет уж, спасибо. Мне это надоело. Да и Нинетта уже не молода, и ей тоже нужна уверенность в завтрашнем дне. Я должен позаботиться о ее будущем. Когда меня не будет…

(«Не будет где? На работе? Неужели ему нужно, чтобы кто-то подписывал ему объяснительную, как в школе?» – протелеграфировал сестре удивленный взгляд Дзелии. Диана сложила крестом два пальца под столом: «Глупая! Это значит, когда он умрет».)

– Вот видишь, все опять упирается в деньги! – пошел в атаку дядя Туллио. – Я не думал, что ты так наивен. Дать обвести себя какой-то хитрой вдове… Это не по тебе!

– Не по мне? А то, что я позволяю сидеть у себя на шее всем вам, паразитам? Вы тоже всю жизнь живете за мой счет! Это по мне?

При этих словах над столом поднялась настоящая волна протестов:

– У тебя на шее? Мы твои дети! Мы всегда приносили себя тебе в жертву… Это же только ради тебя. Чтобы быть с тобой рядом! Если бы тебя услышала наша бедная мама! – возмутился дядя Туллио.

– И потом, Туллио ведь работает с тобой в театре, помогает… – не отставала от него тетя Офелия.

– А я… Если бы я не смотрела за Форикой… Не держала бы ее в узде… Но ты, как я погляжу, предпочитаешь жить среди служанок, если попрекаешь меня куском хлеба! Меня, бедную вдову, – застонала тетя Лилиана.

– Какой позор! Породниться с какой-то наглой нищенкой, с вульгарной потаскухой! Что скажут люди?

– Наша мать в гробу перевернется!

– И семья Пьера Казимира… – застонала Сильвана. – Надеюсь, ты не собираешься представить эту нахальную интриганку им?

– В самом деле? Неужели ты хочешь покрыть нас позором? Разрушить свадьбу твоей внучки?

– Ты ведь можешь избавиться от этой швеи раз и навсегда с помощью небольшой суммы денег!

– Да, Лилиана права! И для чего на ней жениться?

– Хватит! Замолчите все! Надоело! Мне семьдесят два года. Имею я право делать то, что хочу? Повторяю в последний раз – через месяц я женюсь, нравится вам это или нет. И если кого-то это не устраивает, тот может собирать чемоданы и убираться.

Сказав это, Командор взял вилку и занялся макаронами в своей тарелке. Над столом повисло неловкое молчание. Сильвана гневно открыла было рот, но отец ледяным взглядом заморозил слова у нее в горле.

– Диана, – тонким и дрожащим голосом произнесла мама, – Диана, скажи своему деду, что если эта особа перейдет порог этого дома, мы втроем немедленно вернемся в Лоссай.

«В Лоссай? Куда именно? И на какие деньги?» – затаив дыхание, пронеслось в голове у Дианы.

– Скатертью дорожка! – прогремел дед, не переставая жевать.

Дзелия дала ему пинок под столом – невоспитанно говорить с полным ртом. Неужели в своем возрасте Командор все еще этому не научился? Или это влияние плохой компании?

Галинуча, смущенно покашливая, показалась в двери:

– Жареная рыба готова. Она стынет. Можно подавать на стол?

Часть четвертая

Глава первая,

в которой Тереза узнает множество новостей

Серрата, вилла «Верблюд»

12 НОЯБРЯ

Дорогая Тереза,

прости, что я целую неделю не отвечала на твое письмо. И ни в коем случае не думай, что я о тебе забыла или что ты уже не так дорога мне, как раньше. Просто случилось столько всего, что я совершенно не могла найти времени, чтобы сесть и спокойно написать тебе. Хорошо хоть, сегодня у меня есть время – ведь сегодня воскресенье и я уже все утро просидела за уроками.

Первая новость: наконец-то я точно знаю, что значит «стать синьориной». Мне рассказала это Элиза, а ей – жена ее дяди медика. Не знаю, узнала ли ты что-то новое за это время, думаю, что нет, иначе ты обязательно написала бы мне. Вещь эта довольно мерзкая, но нет никакой возможности ее избежать, кроме как если у тебя серьезные проблемы со здоровьем, поэтому всем женщинам приходится с этим мириться. Это связано с тем, что у женщин рождаются дети. И еще с луной и морскими приливами, поэтому это и происходит каждые двадцать восемь дней. Помнишь, раньше при виде женщин с животами, мы задавались вопросом, как там помещается ребенок, и не запутается ли он в кишечнике, и в легких, и в желудке, и в печени – в общем, во всех тех внутренних органах, которые показывали нам во время уроков биологии; и никому и в голову не пришло объяснить нам, откуда там появляются дети, потому что, по их мнению, мы слишком малы и должны были верить в сказки про аиста.

Тетя Ондина объяснила Элизе, что в животе у женщин есть еще один орган, что-то вроде эластичного растягивающегося мешочка, и ребенок до самого его рождения находится именно в нем, отдельно от всего остального.

Когда девочка становится достаточно взрослой, чтобы иметь детей, этот мешочек, он называется матка, каждый месяц готовится к возможной беременности. Внутри появляется что-то вроде мягкой подкладки, наполненной кровью, потому что ребенок, пока он в животе и не может нормально есть, питается через кровь матери. Так что, если девушка забеременеет, то место для малыша уже готово. А если нет, то организм должен избавиться от подготовленной крови до следующего месяца, когда в матке образуется свежая кровяная подкладка. И кровь постепенно выливается наружу через отверстие между ног, рядом с тем, откуда выходит пипи. И необходимо подкладывать подгузники, чтобы кровь не капала на землю, и менять их каждый раз, когда они наполняются кровью. Все это длится дня четыре и на научном языке называется «менструация», но люди ужасно этого стесняются и поэтому придумали кучу глупых названий типа «красные гости» и тому подобное. Опасности умереть от кровоизлияния нет никакой, потому что крови выходит всего стакана два, ну три, не больше, и наш организм немедленно восполняет эту потерю.

Тетя Элизы говорит, что это не больно и что можно спокойно заниматься гимнастикой, и ездить на велосипеде, и мыть ноги, и все такое. Просто нужно подмываться несколько раз в день. Самое страшное, что может случиться, это небольшая боль в животе, но совсем немного, как когда бывает диарея.

Так что, если, конечно, ты не ждешь ребенка, после первого раза это случается каждый месяц и до самой старости.

Еще она сказала, что это не происходит совсем уж неожиданно и что уже за несколько месяцев можно понять, что у девочки скоро начнутся менструации. Это может заметить докторша, которая проверяет тебя на медосмотре, или учительница по физкультуре, или мать, если она, конечно, достаточно внимательна. Она сказала Элизе быть спокойной, что в этом году у нее еще ничего такого не случится и что она предупредит ее вовремя. Элиза великодушно попросила ее предупредить и нас тоже: меня, Приску, Розальбу… но тетя ответила ей, что нас она не так хорошо знает, как ее, но что нам тоже не стоит беспокоиться, поскольку об этом наверняка позаботятся наши мамы. Я лично не особенно в этом уверена. Моей матери не нравится говорить о таких вещах, и если бы она знала, что я расписываю тебе все это в подробностях, то накричала бы на меня, сказав, что я бесстыжая. Может, она и права. Но ведь мы поклялись рассказывать друг другу все, когда кто-то из нас раскроет эту тайну. Если тебе вдруг сказали что-то другое, обязательно напиши мне. Хотя, думаю, что Элизиной тете Ондине можно доверять.

Вторая новость: я разругалась с Галинучей. То есть, если уж говорить прямо, это она рассердилась на меня за то, что я передумала стричь волосы. Она сказала, что я глупая и что не умею пользоваться моментом, и это после всех усилий, чтобы уговорить маму. И что ей надоело постоянно меня причесывать. Что я уже достаточно большая, чтобы сама заплетать себе косы, если они мне так нравятся. Я уже пробовала, только у меня никак не выходит ровный пробор, особенно сзади, и мама сердится: «Она не может выходить в таком виде на улицу!» Теперь Галинуча вечно в таком плохом настроении, когда меня расчесывает, и вместо того, чтобы распутывать узлы, дергает их до боли, а теперь еще и взялась мне угрожать: «Вот войду в твою комнату, когда спишь, и проснешься лысой, как арбуз!»

Третья новость: синьора Мунафо заболела и ее замещает совсем молоденькая учительница, которая заваливает нас домашними заданиями.

Но об этом я расскажу тебе в следующий раз.

Самой главной новостью было и остается намерение Командора жениться. И тогда, ты только подумай, если он и в самом деле сдержит свое слово, как заявил нам всем в прошлое воскресенье, то эта хитрая швея, эта Мессалина, станет моей бабушкой. Я ни разу ее не видела, но если она вдова и в придачу сорокалетняя, то наверняка уже старая. Тетя Офелия говорит, будто в этом возрасте еще есть опасность, что родится ребенок, однако я думаю, это невозможно. Сорок лет – это слишком много. И потом, было бы ужасно смешно иметь новорожденного дядю, но какая же в этом опасность? Что плохого может сделать кому-то маленький ребенок?

Но тетя Офелия именно так и сказала: «Есть опасность» – и была при этом ужасно озабочена. Я еще подумала, что может ей приснился сон, как королю Приаму, помнишь, перед рождением Париса, и в этом сне говорилось, будто этот ребенок принесет гибель городу, и это потому его бросили без еды и ухода, чтобы он умер, а Парис вместо этого стал пастухом на горе Ида.

Может, у тети Офелии есть какие-то свои причины для беспокойства, но, если она ни слова о них не говорит, откуда мне об этом знать?

Я ни с кем не могу говорить на эту тему. Разве что с Дзелией, правда, она еще слишком мала и разговоры с ней не приносят никакого удовольствия.

Мама вызвала вчера нас с Дзелией к себе в комнату и торжественным тоном запретила говорить с кем бы то ни было о предстоящей женитьбе Командора, особенно вне дома. И если вдруг кто-то вздумает задать нам вопрос на этот счет, то мы должны отвечать, что в этом нет ни толики правды, лишь сплетни и слухи. Мы не можем говорить даже с Галинучей и другими служанками. Она заставила нас поклясться. И ни в коем случае не обсуждать эту тему за столом, даже если ОН сам ее затронет.

Но сами взрослые хоть и тайком, но ни о чем другом не говорят. Мама стала ближайшей подругой обеих теть, и они постоянно строят какие-то планы на нижних этажах. Я спросила у нее, знает ли кто-то из домашних эту вдову, видел ли ее кто-то хоть раз. Несмотря на старость она, наверное, ужасно красива, если смогла вскружить голову самому Командору, который обычно не поддается ничьему влиянию. Но мама лишь бросила в ответ:

– Неужели ты думаешь, что нас это интересует!

Но я все же считаю, что им не терпится увидеть ее собственными глазами, особенно дяде Туллио. Странно, что они все еще не отправились подглядеть за ней тайком в швейную мастерскую театра. Галинуча считает, что они не идут на это из гордости, потому что тем самым показали бы, что придают ей слишком много значения.

Позавчера все мы немного испугались, поскольку тетя Лилиана от горя из-за предстоящей женитьбы вдруг почувствовала себя плохо: сначала ее стошнило, потом она даже упала в обморок, и нам пришлось вызывать доктора, который прописал ей успокоительное.

У Сильваны позавчера тоже случился нервный срыв, но в обморок она не падала. Только кричала, рыдая во весь голос, что стыдится выходить из дома и что дядя Туллио должен сделать все, что угодно, чтобы помешать этой свадьбе, не то она умрет. Я как раз была у них и сказала, что мне это кажется слишком уж большой крайностью: в конце концов это ведь не она выходит замуж за швею, а Командор, и если ему это так нравится…

Но Сильвана накричала на меня, что я ничего не понимаю, и даже залепила мне пощечину (я не дала ей сдачи лишь потому, что она была больна, или притворялась больной…)

Если честно, то я до сих пор не понимаю, чего они все так суетятся из-за этой свадьбы. Им-то какое дело?

Я уже писала тебе, что Командор нисколько мне не нравится. Но тут я не могу за него не заступиться: я на его месте тоже разозлилась бы. Если бы кто-то хоть попытался разлучить меня с Кочисом, я превратилась бы в разъяренного тигра. Кстати, в прошлый вторник я повесила у себя в комнате афишу фильма с его портретом, как раз перед кроватью. Теперь последнее, что я вижу перед сном, и первое по пробуждении – это его лицо. И, если немного вытянусь, могу даже погладить его по щеке пальцами ног. Кочис на этой афише просто бесподобен, с легкой и ироничной улыбкой, как когда в фильме он говорит Тому: «Это шутка».

На следующий день в школе Карлотта Тоньоло, соседка по парте Приски Пунтони, дала мне наклейку с фотографией Джеффа Чендлера. То есть не просто дала, а обменяла на целых три, которых ей не хватало для ее альбома: Расс Тэмблин, тот, с рыжими волосами, Джун Эллисон и Таб Хантер. Ну и ладно, у меня их все равно было по две.

Из этой маленькой фотографии я сделала нечто вроде крошечного алтаря в парте: окружила ее микроскопическими цветочками, которые нашла в траве, а Марчелла Орсо помогла мне соорудить из серебристой фольги от конфет настоящую рамочку для фото и крошечный канделябр.

Конечно же, все держалось в страшной тайне, ведь если это увидят мальчишки или какая-нибудь сплетница вроде Звевы Лопес или Лучаны Кальвизи, то задразнят меня до смерти или, что еще хуже, наябедничают учителям.

Ты скажешь мне, что это рискованно уже потому, что я сижу за партой с мальчиком. Но Лоренцо Паломбо вечно витает в облаках и никогда ничего не замечает. К тому же я кладу сверху смятый носовой платок, так что, даже если кто-то случайно поднимет крышку парты, то ничего не поймет.

Делаете ли вы в школе такие мини-алтари? Приска соорудила себе один из замечательного рисунка Розальбы, на котором изображены умершие Ахилл и Патрокл, с золотыми волосами из конфетной фольги и венками из засушенных фиалок. Приска каждый день читает для них «Покой вечный даруй».

Не могла бы ты нарисовать для меня Кочиса по моему описанию? Или, может, тебе попадется в журнале фотография Джеффа Чендлера и ты сможешь срисовать с нее. Мне бы так хотелось сделать себе закладку для книг с его портретом.

Ой, как поздно! Уже время ужинать. А я еще столько хотела тебе рассказать… Ну ничего, оставлю на следующий раз. Я отправлю тебе это письмо завтра по дороге в школу.

Спокойной ночи, Тереза.

Целую тебя крепко-крепко, твоя

Диана

Глава вторая,

в которой наша героиня сталкивается с угрозами и сплетнями

На следующий день, когда Диана бегом неслась по лестнице, потому что Галинуча, как всегда, тянула до последнего с ее косами и задержала в ванной, она со всего размаху врезалась в Сильвану, которая тоже, сонная и, как всегда, надутая, выходила из дома.

– Извини, – на бегу бросила Диана.

– Смотри, куда идешь, очкашка! – огрызнулась кузина, схватив ее за руку. – Что, даже с этими фарами ничего не видишь? – тут она увидела, что в руке Диана сжимала конверт с наклеенной уже маркой. – Вы, там наверху, только и делаете, что отправляете письма, – язвительнопротянула она. – Это, должно быть, наследственное. Или ожидаете от Почтового бюро награды за преданность?

Диана ничего не ответила. У нее не было на это ни времени, не желания. Хотя, если честно, слова «вы, там наверху» пробудили ее любопытство. Это кто это «вы»? Насколько она знала, никто из их прислуги не получал регулярной корреспонденции, Дзелия тоже исключалась. Мама писала друзьям и родным из Лоссая лишь по праздникам. Может, Командор? Но зачем ему писать письма, если «переулочная Цирцея» работала в мастерской театра, где они виделись каждый день. (К тому же тетя Офелия говорила, что «эта интриганка» была по-настоящему примитивным существом без образования, чуть ли не безграмотная.)

Но даже если Диана и не опаздывала бы в этот момент в школу, она ни за что не доставила бы Сильване удовольствия, спросив, кого именно та имела в виду.

Но Сильвана еще не закончила. Ухмыляясь, она вырвала конверт из руки Дианы и помахала им у нее под носом.

– Ну, и кому мы пишем в этот раз?

– Моей подруге из Лоссая.

– И кто же это такая? Как ее зовут?

– Тереза. Ты ее не знаешь.

– И что же ты написала ей, Четырехглазая?

Диана, возмущенная, попыталась отобрать у нее письмо, но Сильвана вытянула руку высоко к лампе.

– Тебя это не касается. Отдай! – И Диана, подпрыгнув, выхватила конверт из руки кузины. Тогда Сильвана загородила собой входную дверь.

– Эй, послушай-ка, сплетница. Надеюсь, ты не разболтала ей наши семейные дела?

– Я могу писать своим подругам все что хочу.

– Ну уж нет. Нечего выносить сор из избы. Некоторые вещи при чужих не обсуждаются. Смотри, Четырехглазая, я не шучу. Если я только узнаю, что ты говорила с кем-то об этой позорной интрижке, я живьем сдеру с тебя шкуру. – Сильвана схватила ее за плечи и прижала к стене. – Повторяю, я не шучу. Город у нас маленький, и народ шепчется за каждой спиной. Вот почему грязное белье лучше стирать в собственном доме. Тебя что, мамочка этому не научила? Или тебе хочется снова устроить цирк, как когда сбежал твой воришка отчим и над нами смеялась вся Серрата? Даже нет, вся Серрата и Лоссай.

От гнева у Дианы чуть не выступили на глазах слезы. Очки уже запотели.

– Да какое дело Терезе до помолвки Командора! – яростно соврала она.

– И не смей говорить о помолвке! Это я помолвлена! А у деда просто грязная интрижка, мерзопакостная и низкая! Старик свихнулся, дал обвести себя вокруг пальца этой подлой интриганке и всех нас обольет грязью, если его кто-то не остановит!

Тут Диана вспомнила, что на первом уроке у них будет новая учительница. Не стоило настраивать ее против себя, как это уже случилось с Мунафо, влетая в класс после последнего звонка.

– Да ничего я об этом не писала, – снова солгала она, желая положить конец этой дискуссии.

– Поклянись! Давай, давай говори: чтоб засохли мои глаза!

– Клянусь, клянусь! – выйдя из себя прокричала Диана, на всякий случай скрестив пальцы за спиной. Только тогда Сильвана отпустила ее, и Диана помчалась в школу.

Надо же, какая наглая! Теперь, когда по ее вине Диане пришлось ложно клясться, без исповеди было не обойтись. Хотя, если думать, как Галинуча, то исповедь и так уже ждала ее, после того как она нарушила свое обещание матери еще до того, как дала его.

Но в глубине сердца Диана вовсе не чувствовала себя такой уж виноватой. Во-первых, «ни с кем не говорить» не подразумевало Терезу. По той простой причине, что ее и Терезу связывала другая клятва, куда более давняя: никогда не иметь друг от друга секретов.

И потом, мама опоздала со своими увещеваниями о молчании. К тому времени Диана не только написала Терезе об «интриге», но и рассказала о случившемся Элизе и Приске. Не брать же теперь свои слова обратно! И она просто обязана была теперь ввести и Розальбу в курс того, что уже знали две другие подруги.

К тому же она уже рассказала происшедшее и Галинуче – уж от той-то не могло скрыться ничего, что проносилось в голове у Дианы или Дзелии. И сама няня тоже не было глухой – как все остальные служанки виллы «Верблюд», она тайком подслушивала хозяйские разговоры.

В общем, каково бы ни было мнение Сильваны на этот счет, для Дианы данная ею клятва действовала лишь для взрослых, которые не входили в круг семьи, или для совсем уж вредных сверстников, отличавшихся тягой к сплетням и ябедничанью, как, например, Звева Лопес или Жан Карло Кассол.

Она бросила письмо в почтовый ящик на Монастырской улице и, запыхавшись, проскочила в школу за несколько секунд до того, как привратник закрыл входную дверь. Диана оказалась не последней – за ней пулей влетела Эмилия Дамиани.

Странная эта девочка, Эмилия. Если ее рассматривать саму по себе, то она могла бы быть безвредной, даже, может быть, приятной. Но она никогда не была «сама по себе». Эмилия, словно дворняжка, следовала по пятам за Звевой Лопес, с которой сидела за одной партой: смотрела ей в рот, старалась повторять все ее движения и никогда не делала и не говорила ничего, что заранее не одобрила бы Звева. Эмилия подсказывала Звеве, когда ту вызывали к доске, давала списывать, носила за нее портфель, отдавала собственные кроссовки на уроке физкультуры, если Звева забывала свои. В общем, была преданной рабыней. И ради чего? Звева относилась к ней хуже некуда, обзывала ее, осыпала издевками и награждала щипками так часто, что руки Эмилии покрылись синяками. Звева во весь голос рассказывала, показывая при этом пальцем на Эмилию, как, когда они были маленькими, их семьи вместе катались на яхте Дамиани, и она, Звева, забыла дома купальник. Тогда мама Эмилии приказала дочери дать свой купальник Звеве, а самой купаться в трусах. И, словно этого оказалось мало, заставила ее после купания снять трусы, потому что они были мокрыми. Эмилия в тот день была не в шортах, а в коротеньком платьице, и ей постоянно приходилось придерживать развевающуюся на ветру юбку, чтобы никто не увидел, что она голая. Это случилось много лет назад, но с тех пор Звева не упускала момента, чтобы разъяснить новеньким, какие именно отношения связывают ее и Эмилию.

– Я слышала о твоем деде, – презрительным тоном проговорила Эмилия, пока они вешали пальто на вешалки.

Диана сделала вид, что не слышит.

– Звева рассказала мне, что скоро на вилле «Камелот» будет хозяйничать служанка, – не отставала Эмилия. – Как ты будешь ее называть? Неужели бабушкой?

По мнению мамы, Диана должна была опровергнуть услышанное. Но она не желала давать Эмилии (и через нее Звеве) повода и удовольствия называть себя вруньей. Диана прикусила язык и мысленно сосчитала до десяти. И правильно сделала, потому что уже через три секунды ей в голову пришло название книги, которую она мельком видела в комнате Сильваны.

– Ты читала «Королева или рабыня» Делли? – снисходительным тоном, как мама, когда она говорила с прислугой, спросила Диана. – Классная книжка, правда? Так вот, у моего деда точно такая же история. И мы этим очень гордимся.

Вот теперь она заткнула ей рот, этой сплетнице! Но со всеми остальными дела обстояли сложнее.

Глава третья,

в которой новая учительница совершает революцию в оценках, а Диане снится сон

Серрата, вилла «Верблюд»

16 ОКТЯБРЯ

Дорогая Тереза,

я не верила своим глазам, когда читала твое письмо. Как это возможно, что ты, именно ты, влюбилась в какого-то двенадцатилетнего сопляка? Ладно, ладно, он наверняка красивый и вежливый, и все такое. И носит не шорты, а бриджи. Но он же еще совсем ребенок, настоящий сопляк! Как ты можешь принимать его всерьез? Кстати, если он тайком курит, чтобы казаться взрослее, то это значит, он полный дурак! Сопляк-дурак. Как бы то ни было, помни, что ты не должна обещать ему стать его женой без моего одобрения.

Нет, я не видела фильм «Запрещенные игры», до Серраты он еще не дошел. Так что откуда мне знать, как выглядит этот Мишель, на которого похож твой Карло. И его фотографии в газетах я тоже не видела. Господи, да что же это происходит? В прошлом году нам и в голову не пиходило в кого-то влюбиться! И не надо напоминать мне о Кочисе, ты прекрасно знаешь, что это совсем другое дело.

Наверняка это все вина Купидона, этого маленького сплетника! Мне даже хочется порой попросить у синьора Эфизио лестницу и закрасить дерзкого насмешника тремя слоями краски!

Значит, ты изменила планы на Рождество. Ты предпочитаешь, чтобы я приехала в Лоссай и познакомилась с этим вундеркиндом. С каких это пор тебе нравятся балы? Помнишь, мы еще смеялись над Фиоренцой и Агнезой, когда они усыхали от желания отправиться на городской бал, а теперь ты ни за что на свете не желаешь пропустить школьный. Ладно, я приеду. Но только ради тебя! С другой стороны, со всеми этими приготовлениями к свадьбе не думаю, что Командор позволит мне пригласить тебя к нам. Может быть, на Пасху.

Кстати, о швее: ты права, не может такого быть, чтобы в таком маленьком городе, как Серрата, моя мать или тети ни разу ее не видели, тем более что работает она в театре Масканьи.

Скорее всего, они видели ее не раз, просто не хотят в этом признаваться. Или просто не знают, кто именно она, потому что дядя Туллио говорил, будто в швейной мастерской театра работают шесть или семь женщин.

Ты права и в том, что мне надо бы попытаться познакомиться с ней. Я говорила об этом с Приской и Розальбой, и мы готовим план. Чтобы напрямик попросить об этом Командора, как предлагаешь ты, у меня не хватает мужества. Я не совсем уверена, что ему это понравится.

Как бы то ни было, в этом отношении ситуация в последние несколько дней вроде бы улучшилась. Никто в доме не говорит больше о помолвке, хотя думают все только об этом. Мы немного волнуемся за тетю Лилиану, которая все еще не очень хорошо себя чувствует. У нее что-то не в порядке с сердцем. К нам приходил очень симпатичный доктор с бородой, он осматривал ее, и только потом я узнала, что это был дядя Элизы Маффей, тот, в которого была влюблена Приска, когда была маленькой, муж тети Ондины.

Знаешь, и Приска, кажется, тоже влюбилась. В одного певца. Только не из тех, что поют в фильмах или по радио, в живого лирического певца с сильнейшим голосом, который приехал в Серрату с гастролями оперы «Лючия ди Ламмермур», он поет там в роли отрицательного героя. Прискин дедушка всегда берет ее с собой в оперу еще с детства. Она знает все оперные сюжеты и всех героев, потому что видела их уже бессчетное количество раз (очень часто дают одно и то же). И еще у нее есть целая коллекция либретто и даже несколько пластинок самых знаменитых арий, как, например, «Сердце красавиц», «Фигаро там, Фигаро здесь», «Милая Аида, солнца сиянье» и другие, которые мама играла на фортепиано раньше, когда еще был Манфреди, а он пел, только в шутку.

Приска также коллекционирует фото оперных певцов с автографами. Большие блестящие фотографии не похожи на наклейки для альбомов, и автографы на них написаны собственной рукой певцов. Приска рассказала мне, что просит автографы во время антракта. Заходит вместе с другими поклонниками в гримерную, получает автограф и потом смотрит, как певец поправляет грим или распевается. За эти годы она познакомилась со многими из них, но так, как этот Энрико, ей еще никто не нравился. Сначала она над ним смеялась, потому что он поет в шотландской юбке со складками, точь-вточь как наши – выше колена и с гольфами. Муж английской королевы тоже надевает иногда шотландскую юбку – я видела фотографию в газете. Но мама отказывается отвечать мне, есть у них под юбкой трусы или нет.

Приска говорит, что я тоже должна сходить в оперу, что это небывалое ощущение и что если я только попрошу об этом Командора, то он непременно позволит мне проходить бесплатно, как и в кино. Но не думаю, что мама согласится, по ее мнению, я и так слишком много времени трачу на глупости вместо того, чтобы снова взяться за пианино или посещать уроки балета, как Звева Лопес дель Рио.

Эта Звева настоящая дура. Глупая, вредная и в придачу расистка. Знаешь, что она ляпнула, когда узнала, что я влюблена в Кочиса? Что краснокожие – это грязные дикари и пьяницы, которые никогда в своей жизни не работали, и что американцы правильно сделали, что всех их перебили, поскольку земля должна принадлежать не тому, кто на ней родился, а тому, кто ее обрабатывает. И что индейцы – низшая раса, иначе они не стреляли бы из лука со стрелами, а сами изобрели бы ружья, пистолеты, поезда, автомобили, газеты и все такое. И не сидели бы в своей Америке, пока их не открыли и завоевали, а отправились бы сами в море, и кто знает, может, это они и открыли бы Европу.

Я чуть не задохнулась от ярости и не могла подобрать слов, чтобы ей ответить. Но тут вмешалась Розальба, сказав, что индейцы уважали природу, а мы, наоборот, гробим ее изо дня в день, и что вечная езда на машине приводит к частым запорам, и что индейцы понятия не имели, что такое алкоголь, пока не появились белые (которые, кстати, заразили их оспой, причем нарочно), и что они никогда не лгали. Только все напрасно. Наоборот, знаешь, что ответила мне Звева после этого? «Яблочко от яблони недалеко падает. Дед женится на служанке, внучка – на дикаре». Я даже хотела отвесить ей оплеуху, но меня остановила Элиза, сказав, что ее поставит на место новая учительница.

Эта новая учительница и впрямь какая-то странная. Позавчера я подняла крышку парты, чтобы поменять цветы у моего алтаря, и она, прохаживаясь между рядами, увидела его. Я была уверена, что она закатит мне ту еще сцену, а она, наоборот, не сказала ни слова. Ее не особенно интересует поведение, лишь бы мы хорошо учились. Но, как я тебе уже писала, она забрасывает нас домашними заданиями: по нескольку страниц письменных упражнений и требует учить уроки практически наизусть. Но хорошо то, что она ничего о нас не знает, и поэтому ставит оценки в зависимости от наших ошибок, а не от нашей славы.

Например, однажды она устроила нам контрольную работу по латыни и поставила Элизе такую же оценку, как Томмазо Гаю: девять с минусом. Мы сначала даже не поверили. Гай еле сдержал слезы от ярости и унижения. На перемене он подошел к Элизе и потребовал, чтобы они сверили работы: количество красных пометок на полях было совершенно одинаковым.

Мне за эту контрольную новая учительница поставила семь, естественно, потому, что она ничего не знает об истории с туберкулезными марками.

Но самое интересное случилось через неделю после этого.

Мы писали сочинение в классе о животных, и Приска Пунтони рассказала о своей черепахе Динозавре, о том, какая она умная (что, по мнению Мунафо, было слишком инфантильным). Ты не поверишь, но новая учительница поставила ей девять, а Гаю, который написал об овчарке-поводыре (очень серьезная и трогательная тема, которую мы изучали весь прошлый месяц) всего лишь семь с минусом. Когда она зачитала оценки, мы все остались стоять с открытыми ртами, а Звева Лопес толкнула локтем Эмилию Дамиани, которая тут же вытянула руку и сказала: «Здесь, должно быть, какая-то ошибка».

Но новой учительнице Прискины сочинения очень нравятся. По итальянскому она всегда ставит ей восемь или девять, а когда вызывает к доске на других предметах, то как минимум семь. Причем оценки она записывает в журнал не карандашом, а ручкой, так что Мунафо, когда вернется, обязана будет засчитать их. Розальба объяснила нам, что для тех, кто не по душе Мунафо, это невероятная удача и что мы должны воспользоваться этим, выполняя все задания и готовясь как можно лучше, чтобы как можно чаще поднимать руку и получать хорошие отметки. Так мы получим кучу семерок и восьмерок, и пусть Томмазо Гай и Флавия Ланди хоть лопнут от злости!

Но это значит, зубрить каждый вечер после ужина, ведь не можем же мы отказаться от кино (тем более от моих клиентов), от прогулок или от игры в Трою на площади.

Ты, наверное, хочешь знать, что нового случилось в «Илиаде», но я напишу об этом в другой раз. На этой неделе мы не особенно много прошли.

Зато я расскажу тебе о своем сне, который снился мне вот уже три раза и всегда одинаковый. Странный сон, из тех, когда только тебе начинает что-то сниться, так ты сразу понимаешь, что это сон, и не боишься, что случится что-то плохое, потому что как только тебе вдруг станет страшно, так можно сразу же проснуться. Но зато приятные ощущения не оставляют тебя долго, даже во время завтрака.

Сон начинается так: я сижу на скале в виде трона на поляне. Не на троне, вырубленном в скале, а просто на камне, похожем на трон. На земле – песок и сосновые иголки. Вокруг – сосновый лес и можжевельник, как на пляже Сан-Микеле. Я в старом купальнике из красной шерсти с желтыми бретельками. Я – королева. Вокруг меня никого нет, и на голове у меня никакой короны, но я знаю, что я королева. И прекрасно вижу без очков. Меня переполняет радость, и я кого-то ожидаю.

И вот между сосен вдруг слышится шум: тук-тук, тук-тук, тук-тук, и на поляне показывается конь, прекрасный, без седла и уздечки, с длинной развевающейся гривой, хотя ветра нет и в помине. На спине у коня сидит ребенок – маленький, голый и светловолосый, и я думаю сначала, что это Дзелия, но у ребенка не такие длинные волосы. Он улыбается мне издалека, и я так счастлива! Я хочу взять его на руки, обнять, поцеловать, тоже сесть на коня позади него! Это самый счастливый момент сна. Я уверена, что как только сяду на коня, то сразу же тоже стану красавицей, как по волшебству. Но тут безо всякой на то причины малыш вдруг корчит мне рожицу, пришпоривает коня и проносится мимо совсем рядом со мной, не переставая кривляться на ходу. После чего скрывается в лесу по другую сторону поляны. Я зову его, хотя и не знаю его имени, просто: «Малыш, малыш!» – и просыпаюсь. Но, даже проснувшись, еще некоторое время я верю, что если бы мне только удалось сесть на этого коня, то я стала бы красавицей, и мама гордилась бы мной так же, как гордится Дзелией. Странный сон, правда?

Прошу тебя, Тереза, ничего не обещай этому Карло. Держи его на расстоянии, по крайней мере до тех пор, пока я его не увидела. И особенно не позволяй себя целовать! Не сейчас. Может, на Новый год, под предлогом праздника, но не сейчас.

Ну все, хватит писать. У меня уже рука болит и не хочу больше вырывать страницы из тетради. Ладно, целую тебя, а с Карло думай о том, что сказала бы в этот момент твоя лучшая подруга

Диана.

Глава четвертая,

в которой Розальба ненадолго становится парикмахершей

Командор больше ни с кем в доме не обсуждал свою женитьбу. Но это отнюдь не значило, что он о ней позабыл.

– Если уж хозяин вобьет что-то себе в голову, то становится упрямым, как осел, и никто из него этого не выбьет! – фыркала Форика. – Не хватало ему бардака, который принесли с собой родственнички из Лоссая! Так нет же, теперь, когда мы только все попривыкли, придется встречать с королевскими почестями мадаму швею!

Командор велел прислуге навести в доме парадный блеск, словно на носу была Пасха: снять шторы и гардины, выстирать их и выгладить; выбить ковры; отодвинуть от стен мебель, чтобы за ней не осталось даже самой невидимой паутины; начистить, стоя на шатающейся лестнице, все хрустальные подвески огромной люстры; стереть пыль с каждой картинной рамы и зеркал в стиле барокко; протереть спиртом телефонную трубку; проветрить все покрывала и одеяла; заменить мешочки с лавандой в шкафах с постельным бельем; натереть воском деревянную мебель; начистить до блеска серебро…

– Лишь при одном виде этого списка мне становится плохо, – возмущалась Галинуча. В Лоссае при необходимости такой генеральной уборки они всегда прибегали к помощи специализированной фирмы. Но этот старый скупец позволил Форике лишь привлечь к работе синьора Эфизио, да и то лишь на два утра, и вызвал на несколько часов уборщика театра, но только для самой тяжелой работы, например для перестановки мебели.

Для своей личной спальни – «Любовное гнездо двух старых сов!» – с сарказмом заметила Сильвана – Командор купил новую мебель, причем ужасного вкуса, по словам матери Дианы.

– Конечно, чего еще ожидать, наверняка они выбирали ее вместе, он и эта переулочная модистка. Хотя и раньше мебель была не ахти. Увы, у вашей бабушки был вкус настоящей крестьянки, – говорила она дочерям.

Старую мебель вынесли в сарай в конце двора.

– Спальня нашей бедной мамы! – всхлипывала тетя Лилиана, следя за работой из окна и прижимая руку к сердцу. – Какое неуважение к ее памяти! Какое оскорбление нам, ее детям, рожденным в этой кровати!

Но прекословить отцу она больше не осмеливалась, потому что Командор при любом намеке на критику выпячивал подбородок, как бульдог, и рычал в ответ привычную уже фразу:

– Если кого что-то не устраивает, тот может сейчас же укладывать чемоданы и убираться! Я никого не держу!

Сначала Диана думала, что они так и сделают и что скоро на вилле «Верблюд» никого не останется. Что дядя Туллио станет искать себе новую работу, что тетя Лилиана напишет заявление, чтобы ее снова взяли на должность учительницы, что мама… Что именно могла предпринять мама, Диана не особенно себе представляла. О том, чтобы вернуться в Лоссай, она больше не заговаривала, да и их финансовое положение нисколько не изменилось по сравнению с августом. И никакого предложения о помощи от маминых братьев тоже не пришло. Диана как-то говорила об этой возможности с Галинучей, но та отмела ее начисто:

– Вот еще, эти два бездельника! Да они сами едва сводят концы с концами благодаря доходам от крошечного куска земли, можешь и не мечтать о том, что они смогут прокормить еще и нас четверых!

Но несмотря ни на что Диана заметила, что мамино настроение в последнее время неуловимо улучшилось. Ее мрачная и беспрерывная грусть первых месяцев прерывалась теперь иногда короткими взрывами хорошего настроения. В ее гардеробе появилась светлая бежевая блузка, и за фортепиано она порой играла веселую музыку: «Аллегро, но не слишком», «Анданте нарастающее» было написано на нотах.

На прошлой неделе мама даже дала Дзелии уговорить себя отвести ее на детский праздник к одному из ее одноклассников и зашла на чай к своей подруге Джанелле Лопес дель Рио, матери Звевы. Мама просила Диану сопровождать ее, но та наотрез отказалась.

Диана подолгу обсуждала с Приской и Элизой эти перемены в мамином настроении, и все они пришли к заключению, что та просто-напросто стала постепенно привыкать к жизни в Серрате.

– Вот увидишь, если во время карнавала она пойдет на Офицерский бал, то наверняка влюбится в кого-то и снова выйдет замуж, – фантазировала Приска. Но это было невозможно, пока Манфреди жив. Неизвестно где, у черта на куличках, но жив. Ведь только вдовы могут снова выйти замуж.

Кстати сказать, в эти дни и сама Приска чувствовала себя немного вдовой. «Лючия ди Ламмермур» закончила гастроли и переехала в Лоссай. Но любовь Приски к Энрико была не такой глубокой, как чувства Дианы к Кочису, и она постепенно его забывала. Сейчас Приска запоем читала новый роман «Зеленый дельфин» и никак не могла решить, какая же из двух сестер больше походила на нее: задумчивая Маргарита или взбалмошная Марианна.

Что касается Дианы, хоть это вовсе не так романтично, но за последние дни она все-таки научилась сама заплетать себе косы. И Галинуча с ее дерганьем узлов и причитаниями наконец оставила ее в покое.

Однажды вместо обычных кос она попробовала сделать себе два длинных хвоста, как Сонсирей, чтобы носить их перекинутыми на грудь. Но это ей совсем не шло. Очевидно, из-за очков. Эти очки вечно все портили! Кто знает, улучшится ли с возрастом ее зрение, чтобы она могла обходиться без них.

Диана старалась при каждой возможности есть как можно больше моркови, но пока еще не видела (как раз подходящее слово!) никаких результатов.

Но вернемся к волосам. Они были слишком длинными для того, чтобы носить их распущенными: волосы доходили ей до поясницы и не были ни гладкими, как у шведов, ни кудрявыми, как у черных певиц из американских фильмов, а тонкими-тонкими и легкими и при каждом дуновении ветерка закрывали ей лицо и запутывались в тысячу узлов.

– Ты похожа на Марию Магдалину, – неодобрительным тоном сказала ей как-то раз Форика, когда застукала ее перед зеркалом. – Надеюсь, ты не собираешься выходить из дома в таком виде?!

Однажды после школы Приска и Розальба пришли делать уроки домой к Диане. Конечно же, подруги не упустили случая, чтобы во всех подробностях изучить прическу Кочиса на афише фильма.

– Видишь, он носит волосы не длинными до пояса, как Сонсирей, а лишь немного ниже плеч, – заметила Приска. – Поэтому они у него так хорошо лежат. Примерно такой же длины, как у Флавии Ланди, которая обычно носит их распущенными и с обручем, но если захочет, то может заплести и пару приличных кос. Тебе тоже следовало бы подстричь волосы. – Приска собрала косы подруги в пригоршню и взвесила их: – Какие длинные! Прямо как колокольные канаты.

Дианины косы можно было спокойно укоротить сантиметров на двадцать, и еще столько же осталось бы.

– Если хочешь, я могу их подстричь, – предложила Розальба. – Подумаешь, дела! У тебя есть ножницы?

Она была настолько уверена в себе, что Диана не колебалась ни мгновения.

– Только смотри, чтобы было ровно, – наказала она. С другой стороны, разве мама не разрешила ей остричь волосы еще раньше? Это она сама тогда не захотела. Но разрешение, раз оно дано, не имеет срока годности.

– Подожди, я только свяжу их еще двумя резинками повыше, чтобы отметить длину. К тому же тогда они не расплетутся, – практично заметила Розальба. И цак! Одна коса упала на пол. Цак! Вторая последовала за ней.

– Отличная работа, – похвалила Приска. – Теперь посмотрим, как тебе идут распущенные волосы.

Волосы оказались ровно такой же длины, как у Кочиса. Правда, справа. Слева немного длиннее. А сзади… Взволнованная Диана бросилась искать зеркало с ручкой, чтобы взглянуть себе за спину.

– Здесь ступенька! – испуганно воскликнула она. – Даже две! – волосы сзади шли кривым зигзагом.

– Сейчас выровняем, – невозмутимо отозвалась Розальба, щелкая ножницами в воздухе. Но Диана уже поняла, что она за парикмахерша.

– Нет-нет, бога ради! Ты из меня пугало огородное сделаешь!

К счастью, волосы оставались достаточной длины, чтобы привести их в порядок без особенных жертв. Но что скажет мама? Конечно, она ужасно рассердится, накричит на Диану, назовет ее дурочкой, выльет на нее все свое презрение…

Тем более что если и было что-то, из-за чего мама теряла голову, то это внешний вид, порядок, элегантность… Она могла сделать настоящую трагедию из смявшегося воротничка или оторванной пуговицы, чуть ли не чрезвычайное происшествие государственного значения, а вот получив плохую оценку, Диана частенько отделывалась обыкновенным «В следующий раз будь более внимательна».

– Да ладно тебе, не нервничай, – мягко сказала Приска, стерев пальцем слезу у нее с лица и слизнув ее языком в знак глубочайшей солидарности с подругой. – Заплетешь снова косы и увидишь, что никто ничего не заметит.

Как бы не так – Галинуча моментально обнаружила непорядок.

– Да уж, ничего не скажешь, молодец! Да что вы там устроили с этими сорванцами, твоими подружками? Ну теперь тебе не миновать взбучки! Чего ревешь, дура? Надо было раньше думать! Я так и не пойму, чего ты не захотела идти к парикмахеру, уж и время назначили. Хотелось бы мне знать, что у тебя в голове… И высморкайся, ты уже не маленькая! Ладно, я сама поговорю с твоей матерью…

Глава пятая,

в которой Дзелии предлагают играть в театре

Когда пришло время ужина, Диана явилась за стол с колотящимся сердцем, искоса следя за лицом матери и готовая при малейшей необходимости увильнуть от затрещины.

Хуже всего было то, что Командор в этот вечер ужинал с ними и уже сидел на своем месте с салфеткой за воротником (привычка, которую невестка считала достойной лишь невежи, портового грузчика), ожидая того момента, когда он сможет наброситься на макароны, дымящиеся перед ним в тарелке.

Диана села, затаив дыхание и уже стыдясь сцены, которая им предстояла. Но мать лишь бросила на нее насмешливый взгляд (очевидно, Галинуча оказалась убедительным послом).

– Я уже позвонила Даниле, – как ни в чем не бывало проговорила она. – К счастью, салон красоты был еще открыт. Несмотря на то, как невежливо ты отнеслась к нему в прошлый раз, он был очень любезен и перенес один из уже назначенных приемов, чтобы принять тебя как можно скорее. Завтра утром в полдевятого, сразу же после открытия. Я не смогу пойти с тобой в это время, но я уже объяснила ему все, что нужно сделать.

У Дианы отлегло от сердца, и она даже забыла сказать спасибо. Единственное, что ей пришло в голову, это школа.

– В полдевятого? Но уроки начинаются в восемь!

– Послушай, моя дорогая, невозможно получить все. Я напишу тебе объяснительную, и ты придешь в школу к десяти. Тебе не потребуется много времени: лишь небольшая корректировка по длине волос.

– Но ты сказала ему, что я все еще хочу длинные волосы? Что он не должен их стричь? – успокоившись, спросила Диана.

– Не беспокойся, я сказала ему все, что было нужно.

– Мама, можно и я пойду с Дианой, я тоже хочу остричь волосы? – подскочила на стуле Дзелия. Когда она чего-то хотела, то так просто не сдавалась.

– Нет, ты нет. И никаких больше разговоров на эту тему.

Но Командор, который до этого был занят тем, что набивал рот макаронами, словно беседа между невесткой и внучками совершенно его не касалась, неожиданно оставил вилку и сказал, ни к кому в особенности не обращаясь:

– Если малышка желает постричь эти ее кукольные кудри, то я совершенно с этим согласен. Дзелия, можешь пойти завтра в полдевятого с твоей сестрой в парикмахерскую. Скажи этому Базилю, или Димитрию, или как там его, чтобы он послал счет мне в театр. За твою стрижку и за ее.

При этих словах мама вздрогнула, но с протестами ее опередила Галинуча, которая, потеряв всякое уважение к хозяину, грохнула об стол блюдом с макаронами и перекрестилась:

– Господи, спаси и сохрани! Остричь эти золотые локоны! Да это ж самая твоя красота, прелесть моя! Нетушки, завтра ты не пойдешь ни к какому парикмахеру, радость моя. Завтра Галинуча отведет тебя прямиком в школу. Вот еще, взбредет же кому в голову! Ужас какой!

Командор проигнорировал этот поток слов и принялся за вторую порцию макарон. Невестка же за это время успела снова принять спокойный вид. Она знала, что открытый спор со стариком ни к чему не приведет. Она научилась этому на себе самой, не говоря уже о том, что в эти дни Командор был особенно раздражителен и вспыхивал, словно спичка, при любом, даже самом крошечном, возражении. Поэтому она призвала на помощь все свое воспитание и заставила себя говорить уравновешенным тоном.

– Диана, – обратилась она к дочери, – спроси, пожалуйста, у твоего деда, по какой причине он считает, что Дзелия будет лучше выглядеть с короткими волосами? Быть может, ему не нравится, как мы ее причесываем? Он предпочитает, чтобы ей тоже заплетали косы?

Диана передала деду вопрос матери. Она обрадовалась, что тема разговора с ее неравномерных кос перешла на прическу Дзелии и что она так легко отделалась. Диана ожидала, что дед ответит матери, защищая право выбора самой Дзелии: иногда с ним случались такие приступы демократии, лишь бы дело не касалось его личных решений на счет чего-либо.

Но старик вытер рот салфеткой, отхлебнул вина и спокойно ответил:

– Вопрос не в том, нравится мне ее прическа или нет. Какое мне дело до кудряшек какой-то там соплячки! Единственное, что меня интересует, это то, что через десять дней у Дзелии должны быть короткие волосы, потому что она должна будет играть роль ребенка Пинкертона и Чио-Чио-Сан, который, как это всем известно, мальчик.

Если бы он вышвырнул супницу из окна или одним прыжком вскочил бы на люстру, изумление его трех слушательниц не было бы большим. Мама настолько потеряла самообладние, что забыла о своем решении говорить со свекром через дочерей и обратилась лично к нему:

– Роль? Вы имеете в виду в театре? – возмущенно воскликнула она оскорбленным тоном.

– А где же еще? Конечно в театре. Нам нужен белокурый ребенок для второго акта «Мадам Баттерфляй».

– Я никогда не позволю моей дочери ступить ногой на театральную сцену!

– А что мне надо будет делать? Мне нужно будет умереть? – поинтересовалась Дзелия.

– Да нет же, это твоя мать умрет, – объяснила ей Диана, которой Приска с огромным энтузиазмом рассказала содержание оперы, ставившейся на сцене городского театра уже три или четыре раза. – Не надейся, не такая уж это большая роль. Ребенок появляется на сцене лишь два раза и не говорит ни слова. Даже не плачет, просто стоит там и все. Они могли бы использовать для этого и куклу.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

На полковника спецназа ГРУ Андрея Буслаева одно за другим совершены два покушения. Офицеру удается у...
Из войсковой части в Ставропольском крае похищены новейшие противовертолетные мины со всей техническ...
Все взбудоражены: в городе объявился серийный убийца, прозванный журналистами Лешим. Он выслеживает ...
Старший лейтенант спецназа ГРУ Алексей Пашкованцев, выйдя из госпиталя после ранения, решил провести...
Не тот человек подполковник Разин из спецназа ГРУ, который может попасться в лапы чеченским боевикам...
Курьеры «Аль-Каиды» привезли в горную Чечню миллионы долларов для организации новых терактов в Росси...