Диана, Купидон и Командор Питцорно Бьянка

Глава шестая,

в которой наша героиня выходит из себя от ярости

Серрата, класс 2Б

20 НОЯБРЯ, 11 часов

Дорогая Тереза,

я в такой ярости, что могу даже лопнуть. Мама оказалась подлой лгуньей и предательницей. Я ее ненавижу! Нет прощения тому, что она сделала. Я даже видеть ее не хочу, никогда в жизни, пусть знает!

Сейчас я в школе и пишу тебе во время урока французского, но мне наплевать, если учитель заметит это и напишет мне замечание. Все равно я в последний раз прихожу в школу. Я решила сбежать из дома, а значит, в школу я ходить тоже не буду, это ясно.

Я еще не решила, куда податься. В кармане у меня лишь триста лир, и я не успела переговорить с Розальбой, Приской и Элизой. Но одно я знаю точно: домой я ни за что не вернусь. Я не доставлю Астрид Таверне удовольствия созерцать меня в таком виде. Знала бы ты, какая это была пытка – появиться в классе этим утром. И это после того, что я опоздала на два часа, и все уже давно сидели за партами и пялились на меня, пока я шла на свое место, и сопровождали каждый мой шаг своими мерзкими комментариями. Можешь себе представить, какими… «Что за ощипанная курица!», «Мышь свалилась в банку с маслом!», «У тебя что, короста была? Поэтому тебя так обкромсали?», «Не-е, у нее, наверное, вши!» К счастью, Томмазо Гая сегодня не было, не то мне пришлось бы услышать кое-что и похуже…

Элиза послала мне записку: «Не обращай на них внимания. Эта стрижка тебе очень даже идет», но я знаю, что она сделала это лишь ради того, чтобы хоть немного меня утешить.

Ах да, прости, я все еще не рассказала тебе, что же со мной произошло. В общем так, вчера я по дурости позволила Розальбе укоротить мои косы. Не очень коротко: мы померили их после стрижки, и от головы до резинки оставалось еще добрых пятнадцать сантиметров. Но, к сожалению, их необходимо было подровнять, и под предлогом этого мама отправила меня к своему парикмахеру.

Но я же не знала, что она договорилась с ним по телефону полностью остричь мне волосы, вместо того чтобы всего лишь подровнять концы! Она ничего мне не сказала. И вот сегодня утром я спокойно пошла в салон красоты, уселась в кресло и начала листать какой-то глянцевый журнал из тех, что обычно читают в парикмахерских. Мне попалась статья о Патриции Нил – актрисе, которая вышла замуж за английского пилота Роальда Даля – высоченного толстяка, пишущего книги для детей и рассказывающего, что встречал в небе загадочных маленьких существ, полуэльфов, полуживотных, которые называются гремлины.

Статья была настолько интересна и с кучей фотографий, что я зачиталась и ни разу не подняла головы, чтобы взглянуть в зеркало. Да еще Данила снял с меня очки. Я слышала, как он щелкает ножницами, и думала, что все идет нормально, что он подравнивает мне кончики. Я даже подумала, оставить ли их распущенными, чтобы идти в школу, или все-таки заплести. Подумай только, какая дурочка! Я должна была почувствовать неладное, хотя бы по тому, как в конце он смахнул с моей шеи остатки волос специальной кисточкой!

Но, когда Данил сказал мне: «Ну вот и закончили. Довольна?» и отдал очки, я чуть не свалилась с кресла от изумления. От моих волос, моих любимых длинных волос не осталось и следа! Они валялись на полу, и уборщик уже подметал их щеткой. Ни говоря мне ни слова, Данила подстриг их под самый корень! Еще короче, чем у Приски Пунтони – та хоть может заколоть их приколкой! Короче даже чем у Звезы Лопес, но у нее они хоть кудрявые!

У меня перехватило дыхание, я не могла вымолвить ни слова. Лишь выдавила из себя: «Я хотела подлиннее…»

А Данила в ответ: «Они именно такие, как велела мне твоя мать, под мальчика, с высоким подъемом на затылке. Эта самая подходящая стрижка для тех, кто носит очки. Тебе очень идет».

Хотела бы я услышать хоть одного парикмахера, который после своей работы заявляет: «Тебе совсем не идет, это ужасно!»

Но ты же знаешь, какая я застенчивая. Я постеснялась ему возразить. Да и к чему? Волосы ведь обратно не приклеишь…

Я была так ошарашена, что молча вышла из салона и, ничего не видя и не слыша, пошла в школу. Если хорошо подумать, то было бы лучше, если бы я сбежала сразу же, пока меня еще никто не увидел. Нужно было спрятаться где-то, может, приехать к тебе в Лоссай, и подождать, пока волосы снова не вырастут. Сейчас, когда все в классе меня уже видели, это куда труднее. И потом, сколько нужно времени, чтобы волосы снова отрасли?

Только прошу тебя, не надо меня ругать и говорить, что ты сама мечтаешь о том, чтобы тебе позволили остричь косы и что ты их ненавидишь, и что я сама свсем недавно этого хотела…

Да, все это так. Но тогда я еще не была влюблена в Кочиса. Как я теперь смогу в таком виде появиться в селении краснокожих? И захочет ли он теперь взять меня в жены? Я знаю, что все это лишь фантазии, выдумки, что я не могу войти в фильм и что Джефф Чендлер сыграл недавно новую роль американского пилота в фильме про войну в Корее.

Но, может быть, затерянные где-то в Техасе, еще живут индейцы. И, может, один из них – потомок Кочиса, и похож на него как две капли воды…

Но все это уже не для меня. Никакой краснокожий, никакой нормальный человек не сможет больше меня полюбить. Я никогда не прощу этого Астрид Таверне, пусть она хоть ползает передо мной на коленях!

Ой, Тереза, урок французского закончился, и мне надо спрятать письмо, потому что в класс уже входит новая учительница по литературе. Я закончу его позже. До скорого!

Мне не пришлось долго ждать, потому что новая учительница сразу же дала нам писать сочинение. Не просто сочинение, а для конкурса, который пройдет по всей Италии, на тему «Праздник деревьев». Победителю даже назначен денежный приз! Хотя какая разница, Гай сегодня болеет, так что из нашего класса никто не победит. И не стоит зря тратить силы. Я свое уже закончила, но еще не сдала, чтобы продолжать писать тебе письмо, тогда как учительница думает, что я сижу над сочинением.

В последнем письме ты жаловалась, что я больше не рассказываю тебе об «Илиаде». Слушай, Тереза, неужели ты не можешь просто взять и прочесть ее сама? Твоя сестра Флоренца уже закончила среднюю школу, так что книжка у вас дома наверняка есть. Или пусть тебе расскажет ее твой Карло…

Прости, прости, что набросилась так именно на тебя, ты же моя лучшая подруга. Но я так рассержена, так рассержена…

Уж лучше я расскажу тебе про «Илиаду», делать все равно нечего. В последние дни ничего особенного не произошло. Лишь Зевс, чтобы сдержать слово, данное матери Ахилла, решил надуть Агамемнона и послал ему фальшивый сон, то есть лживый. В этом сне Агамемнону явился не один из богов, а его друг Нестор, который сказал ему: «Что ты спишь? Неужели ты забыл, что вы здесь для того, чтобы сражаться? Сегодня день, когда решится судьба Трои, день, в который город Приама будет повержен и разрушен! Ты что, не хочешь быть победителем? Просыпайся и веди своих воинов в бой, потому что вы обязательно победите!»

На самом деле, ты только подумай, Зевс хотел проучить его с помощью троянцев, и не только его, а всех греков, которые к этой ссоре из-за рабынь не имели ни малейшего отношения.

По-моему, бог не должен врать, тем более такой, как Зевс – начальник всех богов. Тем более что ему лично было совершенно все равно, как закончится эта война. Это Аполлон, Арес и Афродита болели за троянцев, а Гера и Афина Паллада – за греков.

И вообще, это неправильно, что он заставляет лгать Нестора, хорошего человека, и портит ему всю репутацию. Почему он не принимает на себя ответственность за свои решения и не предстает перед Агамемноном в своем настоящем облике?

Как бы то ни было, этот легковер Агамемнон верит ему на слово, вскакивает с кровати, одевается, приказывает созвать остальных командиров и рассказывает им о сне. «Сегодня мы захватим Трою!» – уверенно заявляет он. Но перед тем, как дать решающее сражение, необходимо проверить солдат. Я скажу во всеуслышание, что нам лучше вернуться домой, а вы старайтесь убедить их остаться и сражаться. Посмотрим, кого они послушают».

Конечно же, воины, которым до чертиков надоело эта никому не нужная девятилетняя осада, выбирают вернуться домой и уже бегут к кораблям. И тогда Одиссей начинает орать: «Трусы! Бабы! Неужели вы хотите вернуться с носом после всех наших лишений?» Он перекрывает им дорогу и даже лупит кое-кого своим жезлом по спине, особенно одного, самого уродливого и злобного, по имени Терсит.

По-моему, во всей второй книге «Илиады» нет ни одного человека, который вел бы себя логично. Скажите пожалуйста, кому же должен верить бедный солдат и кого слушаться, если все говорят одно, а думают другое? Можешь себе представить, что случилось сразу же после этого.

Солдаты стыдятся своей трусости, кричат, что желают сражаться, «Да здравствует Агамемнон», «Вперед в бой!», «Троя падет!» и так далее. «Все в решающую атаку!», «Хватаем оружие и бежим сражаться!» Чтобы заручиться поддержкой Зевса, Агамемнон приказывает снова совершить жертвоприношение. Происходит оно так: жрецы зарезают бедных быков на алтаре, жарят из них шашлык, и все присутствующие набивают себе живот мясом, а от жертвенного костра к небу восходит аромат шашлыка и жареного жира, и Зевсу этого достаточно.

В этот раз все было так же, и Зевс снова насладился запахом шашлыка, хоть он даже и не собирался выполнять желание Агамемнона и греков. Наоборот, готовил им в этот день самую настоящую резню.

Когда позавчера мы прочитали этот отрывок в классе, Приска Пунтони ужасно рассердилась и сказала, что если человек не может верить даже богам, то кому тогда вообще можно доверять?

Мунафо, когда она ведет себя подобным образом, сразу же ставит ей двойку за поведение. Но новая учительница лишь рассмеялась и сказала: «Кто знает, может, в один прекрасный день ты напишешь свою “Илиаду”». Я, например, думаю, что у Приски это еще как получится.

Знаешь, Тереза, мне только что пришло в голову, что этот ложный сон был словно предупреждением мне, глупой. Не стоило мне доверять маме. Я должна была знать, что Астрид Таверна, чтобы добиться своей цели, способна прибегнуть к любым средствам.

Ой, как поздно! Урок уже почти закончился. Все уже посдавали свои сочинения и сидят, ждут звонка. Пора мне тоже заканчивать.

Я хочу есть. И все еще не знаю, куда идти, ведь на виллу «Верблюд» я точно не вернусь. Сначала я даже хотела купить билет и приехать к тебе в Лоссай, но потом передумала. Твои, как только увидели бы меня, так сразу же позвонили бы моей маме, чтобы она за мной приехала, а спрятаться у тебя (хотя бы до той поры, пока я не смогу завязывать хоть два несчастных хвостика) негде.

Нужно придумать что-то другое. Сейчас прозвенит звонок, и я смогу спросить совета у Приски и Розальбы. Кто знает, откуда я напишу тебе мое следующее письмо…

А пока целую тебя крепко-крепко, большой привет от безутешной и остриженной почти налысо

Дианы.

POST SCRIPTUM. Кстати, Дзелия на следующей неделе будет выступать в театре! У нее мужская роль: сын мадам Баттерфляй. И ты подумай: ей даже не постригли волосы! Везет же некоторым, черт побери…

Глава седьмая,

в которой наша героиня сбегает из дома

До этого Диана никогда не спала на полу. Она часто видела в фильмах, как люди спят на земле или даже на голых скалах, укутанные лишь грубой конской попоной, и по утрам они обычно жаловались на онемевшие руки и ноги, но в общем чувствовали себя очень даже неплохо.

Так что она тоже сможет. Тем более Приска нашла где-то в углу гаража старый свернутый матрас и помогла ей расстелить его на полу.

– Так тебе будет хоть немного мягче. Я постараюсь принести и одеяло, если Антония не заметит. А если не смогу, то приволоку тебе все мои теплые кофты и пальто…

– И не забудь шапку и варежки, – добавила Розальба. – Здесь так холодно… На дворе ноябрь!

– И ведро, если тебе нужно будет… ну сама знаешь, – проговорила Элиза. – Бутылка воды и пачка печенья, если вдруг захочется поесть среди ночи.

Пока было лишь четыре часа пополудни. На выходе из школы, как только они оказались достаточно далеко от любопытных ушей, три подруги, кипя возмущением, выслушали рассказ бедной Дианы.

– Это все из-за меня! – переполненная угрызениями совести, воскликнула Розальба.

– Да какое там из-за тебя… Мама Дианы только и пожидала удобного случая, чтобы довести до конца то, что уже задумала! – возразила Элиза. Потом внимательно всмотрелась в Диану: – Но тебе действительно идет, с таким объемом на затылке. Правда! Я не врала в записке.

– До того как ты влюбилась в Кочиса, как ты хотела подстричь волосы? – вмешалась Розальба, стараясь приуменьшить размеры трагедии. – Как у твоей кузины Сильваны?

– Слушайте, не надо меня убеждать, что я получила то, чего сама хотела, – возмутилась Диана. – Я давно передумала, и мама прекрасно это знала. Она не должна была так поступать. Это удар ниже пояса! Какое она имела право?

– Хочешь, мы заявим на нее в полицию? – недолго думая предложила Элиза. Из всех четырех она была самой чувствительной относительно того, что касалось несправедливости, и совершенно не переносила самовластия взрослых. Ее бабушка никогда не поступила бы с ней так, как мать Дианы, и ее дяди тоже. Они всегда спрашивали ее мнения и считались с ней с тех пор, как ей исполнилось два года и они взяли ее в свой дом после смерти родителей. – Ее следовало бы отправить в тюрьму, твою маму, – повторила она. – Если ты хочешь заявить на нее в полицию, я пойду с тобой.

– Да ни к чему это не приведет, – вмешалась Приска. – Помните, когда синьора Сфорца отрезала в классе косы Аделаиде Гудзон? Я спросила тогда у моего деда, и он ответил, что по закону лишь две части человеческого тела можно отрезать безнаказанно, потому что они все равно отрастут: ногти и волосы. Если бы учительница отрезала ей тогда палец, то ее могли бы посадить в тюрьму, потому что никто не имеет права отрезать пальцы, носы или, например, уши. Даже свои собственные. Это запрещено законом. Но волосы и ногти можно.

Если это сказал дедушка Элизы, то ему можно было верить: он был адвокатом.

А значит, не имелось никакой другой возможности отомстить за несправедливость, кроме как сбежать из дома. В этом сходились мнения всех четырех. Это стало делом принципа.

– Да, но куда? – задала самый главный вопрос Приска, у которой уже имелся некий опыт побега из дома, когда она была маленькой. И все из-за того, что Элиза решила, что дядя Леопольдо ее больше не любит. Но потом выяснилось, что это было всего лишь недоразумение, и отсутствие Приски оказалось таким коротким, что ее бабушка его даже не заметила.

Но Диана решила уйти из дома надолго. Бесспорно, она не могла вернуться на виллу «Верблюд», пока волосы ее не отрастут хотя бы до плеч. Где можно было спрятаться на все это время? И на какие деньги жить? Ее единственным способом заработка, как мы знаем, была карточка кинотеатра, но она не могла ею воспользоваться – иначе ее немедленно бы нашли. И подруги тоже не могли заменить Диану в ее походах в кинотеатры, потому что карточка была выписана на ее имя.

– Об этом позаботимся мы, – заявила Приска. – Я утащу ключи от второго гаража, того, где раньше стояла машина дедушки. В него никто никогда не заходит, и он может послужить тебе отличным убежищем. Там даже есть окошко в сад, но стекла такие пыльные, что снаружи ничего не видно.

– Мы каждый день будем приносить тебе еду, – горячо добавила Элиза. – Пусть каждая из нас станет притворяться, что голодна до смерти, и будет незаметно прятать то, что останется в тарелке.

– Фу, какая гадость, есть объедки! – запротестовала Диана.

– Так ты же теперь бродяжка, а они едят все, что придется. И, конечно, мы будем приносить тебе хлеб, печенье, шоколад – то, чего еще никто не трогал, никакие не объедки…

– И книжки, чтобы быстрее проходило время…

– И после школы будем делать с тобой домашние задания, чтобы ты не отстала по программе…

Все казалось довольно просто. Кстати, у Розальбы родилась превосходная идея позвонить на виллу «Верблюд» и сказать Галинуче, что Диана оставалась у нее на обед.

– Так они не станут искать тебя до наступления вечера. И у нас будет на пять часов больше, чтобы организовать твое исчезновение.

Из этого времени прошло уже четыре часа. Диана пообедала холодной котлетой, украденной Приской у них в кухне, и апельсинами, сорванными Элизой в бабушкином саду. Подруги помогли ей освободить гараж от паутины, подмести пол и расстелить матрас… Стульями служили старые покрытые пылью чемоданы, а пальто можно было повесить на гвозди в стене. Правда, было слишком холодно, чтобы его снимать, и не имелось ни одной розетки для электрообогревателя, если бы они, например, сумели где-то его раздобыть.

В полпятого Приска, Элиза и Розальба собрались домой, чтобы не вызвать ни у кого подозрений.

– Я постараюсь заглянуть к тебе перед ужином, – сказала Приска и передала Диане ключ от гаража. – Запри дверь и никому не открывай, если не услышишь нашего сигнала.

Оставшись одна, Диана поняла, что ужасно устала. Немного из-за того, что прошлой ночью, взбудораженная мыслями о парикмахере, спала мало и плохо, немного из-за того, что сегодня утром в школе нервам ее пришлось выдержать тяжелое испытание: все эти любопытные взгляды, насмешливые или презрительные, а ведь она была такой стеснительной! Да и последнее решение стоило ей немалых душевных сил и энергии.

Сейчас, когда рядом с ней не было подруг, Диане казалось немыслимым, что это она, Диана Серра, сбежала из дома. Впервые после того, как в голову ей пришла эта идея, Диана задумалась, как отреагирует мама на ее исчезновение. Пока еще дома все думают, что она в гостях у Кардано, но что произойдет во время ужина, когда она не появится к столу? А Дзелия? Галинуча? Станут ли они скрывать от родных ее исчезновение, чтобы не вызвать ненужных сплетен? Позвонят ли немедленно в полицию или подождут до завтра?

Ей пришло в голову, что сегодня вечером на вилле «Верблюд» повторится с некоторыми изменениями та же сцена, которая случилась на улице Мазини в Лоссае после исчезновения Манфреди. По ее вине вся семья будет страшно волноваться. Они будут думать о худшем. Дзелия расплачется. Мама будет в отчаянии, может, даже опять потеряет сознание…

Диана почувствовала где-то в глубине живота крошечный укол совести. Она ведь тоже не бессердечная и ей не нравится, когда из-за нее кто-то страдает. И маме в этом году и так столько пришлось перенести…

Машинально она поискала рукой конец косы, чтобы сунуть его в рот и пожевать, как делала всегда, когда нервничала. Но кос больше не было, и коротко остриженный затылок обдало ледяным холодом из-за гаражных сквозняков.

Это снова пробудило в ней желание бунта. «Ты сама этого захотела, Астрид Таверна!» – гневно подумала Диана, заталкивая подальше угрызения совести.

Она широко зевнула. Скучно в этом гараже! Чем можно заняться, чтобы убить время? Вся ее библиотека на этот момент заключалась в школьных учебниках.

«Посплю-ка я немного», – решила Диана. Она улеглась на матрасе, закуталась в пальто, и усталость мгновенно уволокла ее в круговорот глубокого сна.

Диана оказалась на привычной уже поляне на скале в виде трона, босиком, но с длинными-длинными косами, такими же, как еще до стрижки Розальбы. И вот со стороны соснового леса к ней приближается стук копыт. Она уже так часто видела этот сон, что в тот момент не только узнала его, но и отлично представила себе, как все будет дальше.

Диана приготовилась в который раз увидеть прекрасного коня с белокурым малышом на спине, который держался за гриву и насмешливо смотрел на нее, скрываясь в лесу по ту сторону поляны. Во сне всегда все шло именно так. Только в этот раз Диана знала имя наездника: Купидон! И она поджидала его, переполненная ярости, чтобы протянуть руку и стащить маленького насмешника с коня и… Но когда ветви деревьев раздвинулись и на поляне показался конь, Диана с великим удивлением увидела, что на спине его сидел не нахальный малыш, а загорелый мужчина с голым торсом и великолепным головным убором из орлиных перьев – Кочис!

И он не скрылся в лесу. Управляя конем, он приблизился прямо к скале, на которой сидела Диана, и остановился перед ней. После чего торжественно поднял правую руку, ладонью обращенную в ее сторону, и произнес: «Ауг!»

Но Диана вместо того, чтобы обрадоваться, вдруг подумала: «Конечно же, это такой же ложный сон, как тот, который послал Зевс Агамемнону. Лучше ему не доверять».

Однако Кочис не сказал ей: «Любовь моя, бежим вместе» или что-то в этом роде. Он направил в ее сторону палец и презрительным тоном проговорил: «Ты быть очень глупая девочка».

– Это почему это? – одновременно оскорбившись и устыдившись спросила Диана. – Что я такого сделала?

– Ты сделать что-то плохое? – строго спросил индейский вождь.

– Я? Нет, это моя мама поступила…

– Тогда почему, если ты не делать ничего плохого, ты быть пленница, а твоя мать быть на свободе?

– Я не пленница. Я сбежала из дома, чтобы ее проучить.

– Ты быть глупая. Ты проучить сама себя. Ты сидеть в холодном и темном месте с пауками и вонючим матрасом, и ты есть всякие гадости. И никогда не выходить на свет. И ты не быть пленница? Сколько месяцев будет эта глупая месть? Без кино, без велосипед, без школа и без никакая Троянская война, особенно сейчас, когда греческое войско очень-очень нуждаться в Менелай. Ты ничего не понимать в справедливости, Диана Серра. Ты быть невинная пленница, а истинная виноватая спокойно ходить гулять.

Он протянул руку и приподнял ее косу:

– Ты дать мне эти в знак твой любви?

И, не дожидаясь ответа и не пользуясь никаким режущим инструментом, он просто потянул ее за косу (Диана даже не почувствовала боли), оторвал ее и положил себе в карман. Диана, недолго думая, проделала то же самое со второй косой и протянула ему.

– Ты теперь быть красавица, а эти веревки из твоего скальпа навсегда привязать любовь в мое сердце, – промолвил Кочис, наклоняя голову и торжественно прижимая открытую ладонь к сердцу.

В это мгновение Диана с огромным неудовольствием, ибо это мешало важности момента, услышала металлический скрип и настойчивый стук в дверь гаража. Это был их сигнал: Тук! – Тук, тук, тук! – Тук, тук! – Тук!

Она окончательно проснулась и взглянула на часы. Было почти девять вечера. Наверняка ее мать уже страшно взволнована. Интересно, где она ее ищет…

Тук! – Тук, тук, тук! – Тук, тук! – Тук! В дверь продолжали стучать, и послышался голос Приски, которая кричала:

– Диана, это я! Открой!

Диана вскочила и подбежала к двери. Но каково же было ее удивление, когда за худенькой фигуркой своей подруги она увидела огромный живот Командора, который немедленно втолкнул внутрь Приску и сам сделал шаг вперед, чтобы не дать ей захлопнуть дверь.

– Комедия окончена! – грубо, но не особенно рассержено заявил старик. – Давай, бери свое барахло и пошли.

– Он сам все разузнал, – оправдывалась в это время Приска. – Я ничего ему не сказал, клянусь тебе!

– Это так. Наоборот, она рассказала мне кучу вранья. Но я знал, что ты можешь прятаться только здесь. Давай, пошевеливайся, мне еще нужно заехать в театр.

– Но вы не можете отвезти ее домой! – выпалила тут Приска, снова найдя мужество.

– Это почему это?

– Посмотрите только, что сделала с ней ее мать!

Лишь сейчас старик заметил, что в Диане что-то изменилось. Он подтолкнул ее к пыльной лампочке, свисавшей с потолка, и в течение долгой минуты смотрел на внучку, держа ее за ухо и поворачивая ее голову из одной стороны в другую.

– Да, прическа новая! – пробурчал он в конце концов. – А ты что, не хотела?

– Нет.

– Ты уверена? Мне показалось вчера за столом…

– Еще как уверена! Я хотело их вот досюда. – И Диана начертила рукой линию на плече.

– Ну… Никогда их не понять, этих женщин! – вздохнул Командор. – Как бы то ни было, ты уже и так слишком много времени потратила на всю эту историю! Давай, пошевеливайся!

Он вышел первым и распахнул дверь автомобиля, который стоял перед гаражом Пунтони. Диана нехотя влезла в салон. Что она теперь скажет матери в оправдание того, что не явилась на ужин? Хватит ли одних извинений? Избавит ли ее от затрещины присутствие Командора? До сих пор мама никогда не поднимала на нее руку перед дедом.

Диана провела рукой по своему голому затылку: ей не хватало тяжести кос. Казалось странным, что она не может больше помотать ими или откинуть за спину резким движением головы.

Приска, полная сочувствия, подошла к дверце машины.

– Хватит строить эти траурные рожи! – нетерпеливо рявкнул старик. – Что за молодежь, только и знает, что ныть! И чего только вы из каждой мелочи делаете слезливую драму? Неужели не можете придумать лучшей мести?

Глава восьмая,

в которой Диана встречается наконец с «хитрой» швеей

То, что произошло в следующие два часа, не могла бы выдумать даже изощренная фантазия Приски Пунтони. Командор молча вел машину, пожевывая сигару, а Диана, тоже молча, задавалась вопросом, как, собственно, смог он так быстро понять, что она сбежала, и найти ее убежище. Ведь с половины девятого, когда она обычно возвращалась к ужину, прошло всего двадцать минут. Слишком мало времени, чтобы начать беспокоиться, позвонить Кардано, узнать, что у них она вообще не показывалась… Но дед не пожелал дать ей на этот счет никаких объяснений, ни сейчас, ни спустя некоторое время.

Они подъехали к театру.

– Вы надолго? – спросила Диана, уверенная, что ей придется ждать его в машине.

Но Командор решительно сказал:

– Пойдем! – (Может, не хотел оставлять ее одну, опасаясь нового бегства?) После чего они прошли в здание театра через боковой служебных вход, которым обычно пользовались артисты. Дед провел ее по лестницам и коридорам до задней части театра, где находились мастерские плотников, художников и электриков, швейное ателье, гримерные певцов. Все было готово для спектакля, не хватало лишь публики, которая скоро заполнит зал. Сегодня вечером давали «Риголетто» вот уже в пятый раз, так что каждый точно знал, что ему предстоит делать без каких-то особенных переживаний или истерик.

Но тем не менее это все-таки был театр, и Диана никогда раньше не бывала за кулисами. Уж тем более за несколько минут до того, как начнется спектакль. Ей казалось невероятным, что это она, Диана, в своем мятом пальто (она же в нем спала!) и с портфелем, находится в святая святых театра. Вокруг суетились техники, и из оркестровой ямы доносился гул музыкантов, которые настраивали инструменты. Диана чувствовала себя словно рыба, которую вытащили из воды.

– Что застыла как вкопанная? Иди сюда! – прикрикнул на нее Командор, направляясь в сторону швейного ателье.

В этот момент до Дианы дошло, что, может быть, самое главное за сегодняшний день событие произойдет именно сейчас. Что, наверное, через несколько мгновений она наконец увидит хитрую швею, наглую интриганку, колдовскую сирену, переулочную Цирцею, Мессалину, бесстыжую обольстительницу, которая нарушила мир и спокойствие в ее семье…

И действительно…

– Нинетта, поди-ка сюда! – позвал Командор. И из группы женщин, которые, болтая и перебрасываясь смешками, гладили вокруг большого деревянного стола, отошла одна и приблизилась к ним. Диана не верила своим глазам и не могла отвести от нее взгляда. Нет, не может быть, что это и есть знаменитая соблазнительница!

Перед ней стояла женщина средних лет, низкого роста, полноватая, с посеребренными сединой волосами, заплетенными в косу, закрученную на затылке, как носили деревенские женщины в старину. На ней было скромное черное платье в белую крапинку, широкое и бесформенное, ничуть не элегантное, на груди – подушечка с булавками, а через шею была перекинута бечевка с привязанными к ней ножницами.

Короче говоря, настоящая швея, такая же, как все остальные портнихи среднего возраста, в чьи скромные мастерские так часто ходила с мамой Диана, на примерку будничной одежды (нарядные платья они всегда заказывали в ателье «Виктория», самом лучшем в Лоссае, а в Серрате покупали готовые в магазине Кардано). Частенько мастерские находились прямо в квартирах портних, и Диана примеряла утыканные булавками платья перед зеркалом шкафа в их спальне.

Не может быть, чтобы Командор потерял голову из-за этой женщины! Он, который был знаком с такими элегантными дамами, как ее мама или, например, тетя Офелия. Он, который чуть ли не каждый день видел прекрасных актрис и часто ездил на континент и несколько раз даже за границу… Он, богатый и имеющий вес в обществе мужчина, пусть старый, уродливый и толстый. Нет, это решительно невозможно.

Наверное, это какая-то ошибка. Может быть, эта женщина просто подошла, чтобы сказать им, что синьора Нинетта вышла, что ее нет на месте…

Изумление Дианы было настолько явным, что женщина, почувствовав себя неловко, покраснела, а Командор закатился смехом.

– Ну, Нинетта, вот моя внучка Диана. У нее, конечно, собачье имя, но она не кусается. Можешь без страха пожать ей руку.

На этот раз настала очередь Дианы залиться краской. Неужели так необходимо было вытаскивать эту историю с ее именем? И что сказали бы мама и тети, узнав об этом рукопожатии? Назвали бы ее предательницей? Но как же теперь уклониться?

Швея ожидала с протянутой рукой. Еще мгновение, и медлительность Дианы перешла бы в невежливость. Зачем же так оскорблять эту женщину такой мирной внешности – неужели лишь ради того, чтобы сделать приятное маме, которая, кстати говоря, не особенно церемонилалсь с ней самой? По какому праву Астрид Таверна могла претендовать, чтобы она, Диана Серра, стала на ее сторону? И почему, вообще, нужно было принимать чью-то сторону? Пока еще никто не объявлял новой Троянской войны.

Диана протянула руку и решительно стиснула ладонь швеи.

– Очень приятно, синьорина, – сердечно улыбаясь, произнесла та.

– Какая там синьорина! Это просто соплячка. До сегодняшнего утра она еще носила косы, и сейчас, когда ей их остригли, делает из этого всемирную трагедию. Не можем ли мы ей как-то помочь? – спросил Командор с насмешливой улыбкой.

– Помочь? – непонимающе повторила женщина, после чего проследила за взглядом Командора до полки, где на соломенных болванках выстроились в аккуратный ряд множество париков всевозможных форм и расцветок. – Помочь? Да ты с ума сошел, Джулиано! (Она называла его Джулиано! И обращалась к нему на «ты»!) Она же совсем еще девочка. Да и к чему? Эта стрижка ей так идет! Парик, что за выдумка!

Швея рассмеялась. У нее была красивая кожа, гладкая, смуглая, и на щеках от смеха появились две ямочки, как у детей.

Диана решила, что с ума сошли они оба. Дед – потому что собирался нарядить ее в парик, словно она только что переболела тифом или наступил карнавал. Швея – потому что осмеливалась противоречить ему и отвечать без намека на уважение.

Но вместо того чтобы рассердиться, Командор сам улыбнулся ей в ответ и подмигнул Диане:

– Да это не для нее. Для ее матери. Она тишком устроила все так, чтобы остричь дочке волосы, и еще не видела ее новой прически. Неплохо было бы устроить ей сюрприз, а, Диана?

Кто бы мог подумать, что Командор способен на такие шутки?

Он выбрал самый абсурдный из париков – из настоящих волос ярко-рыжего цвета с разными по длине прядями, которые торчали во все стороны, как карандаши на рекламной фотографии марки «Пресбитеро».

– Надевай! – велел он Диане. Синьора Нинетта помогла девочке надеть парик и укрепила его двумя липучками на лбу и на затылке.

– Будет немного больно, когда снимешь, – прошептала она, – но иначе он станет съезжать.

Ошарашенная Диана взглянула на себя в зеркало. Она была неузнаваема. Нелепа. Смешна. Вульгарна. Она была олицетворением всего того, что не выносила ее мать. Отрицанием элегантности, изящества, порядочности, хорошего тона и вкуса.

Даже на карнавал мама не позволила бы ей так нарядиться. Ни ей, ни Дзелии. Она всегда выбирала для них красивые экзотические костюмы, навеянные славянским фольклором или романтическими картинами восемнадцатого века.

Дикий цвет парика делал лицо Дианы еще более бледным, и глаза казались глубоко запавшими.

– Давай, я немного тебя подрумяню, – воодушевленно предложила синьора Нинетта.

– Оставь, ей же не на сцену! – прервал ее Командор и надел шляпу. – Ну, нам пора. Астрид наверняка уже позвонила в полицию, чтобы объявить в розыск нас обоих.

Они подъехали к вилле «Верблюд» к десяти. По лестнице поднимались на цыпочках. На последней лестничной площадке Командор приостановился, чтобы проверить, в порядке ли парик.

– Смотри не смейся, не то все испортишь, – прошептал он.

Смеяться? Диана почти не осмеливалась дышать. Никогда в жизни она не ожидала от деда такого заговорщицкого тона: она и ужасный старик, которые объединились против мамы. Она стеснялась своего вида, но в то же время была довольна. Не так уж это оказалось и ужасно – выглядеть вульгарно. Это смешно и придает какую-то необычайную уверенность в себе. Словно говоришь всему миру: «Мне неважно, что вы все обо мне думаете!» Только ей это все-таки было важно, и Диана ужасно боялась показаться матери на глаза в таком виде. Она с умоляющим видом вцепилась в пиджак Командора. Неужели нужно идти до самого конца?

Он открыл дверь своим ключом и вошел, чуть ли не волоча за собой Диану.

– Форика! – зычным голосом прогремел он. – Доложи синьоре Астрид, что мы вернулись!

В ответ из зала раздался мамин голос:

– Диана?

Тон ее был ледяным. И то, что она не вышла им навстречу, тоже говорило само за себя.

– Да? – нерешительно отозвалась Диана.

– По-твоему, это нормальное возвращаться в такое время? Где ты была?

Диана вопросительно посмотрела на деда.

– У Пунтони, – ответил Командор. – Они пригласили Диану на ужин, но Приска забыла нам позвонить. – С его стороны это была наглая ложь. Настоящая провокация. Невестка лишь два часа назад, после того как она позвонила домой к Розальбе, говорила в его присутствии и с семьей Пунтони, где ее заверили, что они не видели Диану три дня.

В это мгновение в двери ванной показались Дзелия и Галинуча, завершив ежевечерний ритуал с бумажными «чертятами». При виде сестры Дзелия распахнула глаза, но ее опередил возглас Галинучи:

– Это кто же тебя так изуродовал?

Это было уже слишком даже для мамы, которая немедленно показалась в дверях зала и окаменев уставилась на новую прическу своей старшей дочери.

– Что? Он покрасил тебе волосы? Да он с ума сошел… И что это за стрижка? – лепетала она, конечно же, имея в виду Данилу. После чего разгневанно набросилась на дочь: – А ты что, не могла его остановить, глупая? Неужели ты не заметила, что он с тобой делает?

Перед такой несправедливостью к Диане вернулось все ее самообладание:

– Я зачиталась, – сдержанно ответила она, – и он сказал мне, что ты дала ему все необходимые указания.

– Я… Да я подам на него в суд! Так изуродовать ребенка! Девочку из порядочной семьи! И ты весь день ходила в таком виде? В школе? Словно продажная девка! Какой позор! Тебя видели тети? И что сказали учителя? Я уничтожу его, я заставлю его закрыть салон! Я выскажу ему все, что думаю!

С этими словами мама схватила телефонный справочник и стала лихорадочно листать страницы в поисках домашнего телефона парикмахера.

– Может быть, надо было сходить с ней к парикмахеру, – жестким тоном сказал Командор. – Или еще лучше не совать свой нос и позволить ей самой объяснить парикмахеру, чего она хотела. По телефону всегда можно не так выразиться.

– Я прекрасно все объяснила по телефону! – разгневанно ответила невестка, бросая на деда взгляд, который означал: «А вам какое до всего этого дело? Лучше не вмешивайтесь!»

– Все, хватит! – прогремел Командор, молниеносным жестом сорвал с головы Дианы парик (та лишь успела пропищать «Ай!» из-за липучек) и, словно берет, повесил его на вешалку у двери.

Телефонный справочник грохнулся на пол, и мама истерически рассмеялась. Может быть, на самом деле ей хотелось не смеяться, а плакать. Дзелия тоже расхохоталась. Лишь Галинуча строго посмотрела на Командора, помотала головой и произнесла:

– И все-таки я предпочитала ее с косами.

Глава девятая,

в которой говорится о театре, о платьях и о премиях

Мама дулась целую неделю. Она никак не могла простить Диане три часа переживаний, которые она провела в ожидании, мысленно рисуя себе самые ужасные картины того, что случилось с дочерью. Такой жестокости, говорила мама, она от нее не ожидала, тем более что Диане уже было двенадцать лет и она достаточно разбиралась в том, что можно, а что нельзя, и должна была подумать о ее (маминых) переживаниях и пощадить ее (тоже мамины) чувства.

Кроме этого она не могла забыть унижения, что ей пришлось обратиться за помощью к свекру, и Дианиного предательства, что та так быстро перешла на сторону Командора и согласилась познакомиться с этой ужасной швеей. О шутке с париком она вообще не желала говорить, так ее это разъярило.

Ко всему этому добавляла дров Дзелия своим безудержным энтузиазмом по поводу ее скорого выступления в театре и крошечной роли в «Мадам Баттерфляй». Галинуче пришлось отвести ее в театр для примерки кимоно, так малышка тоже смогла познакомиться с изощренной соблазнительницей и вернулась домой, расхваливая ее на все стороны и рассказывая, что – о чудо из чудес! – дома у синьоры Нинетты живет целых шесть кошек. Бедная Дзелия! Она, в отличие от Дианы, так и не узнала бабушку Мартинец и была не в состоянии сравнить их.

– Поверь, я уже не знаю, что делать! – жаловалась мама тете Лилиане. – Я хотела бы не втягивать девочек в эту историю, но Командор и слушать об этом не желает. Настоящий тиран!

Сильвану тоже под каким-то банальным предлогом отправили в швейную мастерскую. Но она отказалась пожать руку «этой женщине» и даже не ответила на приветствие.

– Когда я поняла, в чем дело, то просто повернулась и ушла. Тебе тоже следовало так сделать, – говорила она Диане. – А уж смотреть на твою сестричку в роли китаезы я не пойду даже мертвая! (Она обнаружила то же невежество, что и Галинуча. «Но няне, – подумала Диана, – хоть служило оправданием то, что она никогда не ходила в школу.»)

Вопрос, идти или нет на представление «Мадам Баттерфляй», вызвал серьезные распри среди представительниц женского пола семьи Серра.

На одной чаше весов лежали любопытство и гордость присутствовать на дебюте семейной красавицы. Во всей Серрате не было другой девочки, которая могла посоперничать с Дзелией – ни у одной нет таких черт лица, такой тонкой фигуры, грации в движениях и сияющих волос, не уставала повторять тетя Лилиана. И потом, это был бы особенный вечер во всех смыслах слова. Певица, которая играла роль Чио-Чио-Сан, считалась звездой первой величины, мировой знаменитостью, и все городские чиновники уже соревновались в том, кто быстрее закажет лучшие ложи и места в первом и втором ряду. Семья Серра, хоть и не принадлежала к любителям лирической оперы, но в качестве хозяев театра не могла позволить себе пропустить событие такого масштаба, не окружив себя при этом сплетнями, которых именно в этот момент они так старательно пытались избежать.

Но, с другой стороны, существовала опасность, что Командор воспользуется моментом, чтобы сыграть с ними какую-то из своих подлых шуточек. Разумно ли подставлять себя под удар на публике, рискуя подвергнуть себя его провокациям, глупым вызовам или сентиментальным сценам?