Щит Времени (сборник) Андерсон Пол
Бандиты очень досаждали герру Манфреду, несмотря на его смекалку и внушительную фигуру. Он планировал посетить соборы Рима и нанять новую прислугу. Но не мог миновать Ананьи, поскольку мечтал увидеть прославленного синьора Лоренцо де Конти, чей подвиг в прошлом году при Риньяно…
– Увы, друг мой! Боюсь, вас ждут злоключения, – вздохнул итальянец. – Не вздумайте идти через Альпы без провожатых и охраны.
– Да, я кое-что слышал. Могли бы вы рассказать мне подробности? – Вопрос этот был естествен для герра Манфреда.
– Полагаю, вам известно, что наш преданный друг император Лотарь скончался в декабре по дороге домой, – объяснил Лоренцо. – Вопрос о наследнике сейчас обсуждается, и противоречия между различными сторонами довели дело до войны. Боюсь, империя будет переживать потрясения еще долгие годы.
«Пока Фридрих Барбаросса наконец не наведет там порядок, – подумал Эверард. – При условии, что к тому времени история не выйдет из привычного русла».
Лоренцо просветлел.
– Как вы убедились, главным по-прежнему остается восстановление справедливости, – продолжил он. – Теперь, когда повержен этот богоотступник, этот дьявол Рожер, его королевство у нас на глазах рассыпается, как замок из песка под дождем. Я вижу Божие знамение в том, что старший сын и тезка Рожера умер вместе с отцом. Из него вышел бы достойный противник. Альфонсо, которого выбрали в качестве наследника… впрочем, я уже говорил вам о нем.
– А все благодаря тому знаменательному дню, – Эверард попытался ввести беседу в нужную ему колею, – который настал благодаря вам. Меня истомила жажда услышать рассказ об этих событиях из ваших уст.
Лоренцо улыбнулся, и поток воодушевления подхватил его.
– Райнальф, как я уже говорил, забирает в свои владения южные герцогства, никого другого эти земли больше не интересуют. А Райнальф – истинный сын Церкви, преданный Святому Отцу. В январе этого года – вы слышали? – умер самозванец папа Анаклет, и не осталось никого, кто смел бы оспаривать права Иннокентия.
«В моей истории Рожер Второй обеспечил выборы нового папы, но тот через несколько месяцев сложил с себя тиару. Рожер тем не менее обладал личной и политической силой для продолжения противостояния Иннокентию, которое в конце концов закончилось для папы заточением в темницу. По версии Лоренцо, даже слабый противник не по силам Альфонсо», – подумал Эверард.
– Новый сицилийский король по-прежнему настаивает на признании папой его власти, но Иннокентий отменил эту буллу и призвал к новому Крестовому походу против дома Отвилей. Мы сбросим их в море и вернем остров Христу!
«Не Христу, а инквизиции, когда она будет создана. Преследованию евреев, мусульман и православных. Сожжению еретиков на кострах».
И все же, по меркам эпохи, Лоренцо казался вполне порядочным человеком. Вино разгорячило его кровь. Он вскочил на ноги и принялся ходить взад-вперед, бурно жестикулируя и продолжая вещать.
– Кроме того, у нас есть сторонники, наши братья во Христе в Испании, которые сейчас выдворяют последних мавров со своей земли. У нас есть королевство Иерусалимское для защиты вечной славы Господней. Рожер начал укрепляться в Африке, но мы и те земли вернем в свои руки, и захватим новые. Вы знаете, что прежде они были христианскими владениями? И вновь ими станут! Надо посрамить еретика-императора в Константинополе и восстановить власть истинной Церкви на благо его народа. О, безграничная слава, которая ждет нас! И я, грешный, достигну ее, и имя мое прославится в веках. Не осмелюсь мечтать о лаврах Александра или Цезаря, но уподоблюсь Роланду, первому паладину Карла Великого. Конечно, мы прежде всего должны помышлять о воздаянии на небесах за верную службу. Высшая милость заслуживается только на поле брани. Нас окружают бедные, страждущие, скорбящие. Им нужны покой, справедливость, мир. Только дайте мне власть, чтобы даровать им заслуженные блага.
Лоренцо наклонился и, обняв Эверарда за плечи, произнес почти с мольбой:
– Останьтесь с нами, Манфред! Я безошибочно распознаю силу в человеке. Вы один стоите десятерых. Не возвращайтесь на вашу безнадежную родину. Сейчас не время. Вы – саксонец. И следовательно, подчиняетесь вашему герцогу, который, в свою очередь, подвластен папе. Вы будете полезнее здесь. Каролинги происходят из вашей страны, Манфред. Будьте рыцарем нового Каролинга!
«Вообще-то, – припомнил Эверард, – он был франком и расправился с древними саксонцами с педантичностью Сталина. Однако миф о Каролингах победил. Хотя „Песнь о Роланде“ еще не сложена и рыцарским романам предстоит появиться гораздо позже, популярные истории и баллады тем не менее уже в ходу. Лоренцо, похоже, увлечен ими. Я имею дело с романтиком, с мечтателем, который к тому же еще и грозный воин. Опасная смесь. Ему только нимба судьбы над головой не хватает».
Эти размышления вернули агента Патруля к цели его визита.
– Ну что же, мы обсудим ваше предложение, – произнес он осторожно. Эверард, благодаря крепкому сложению, не чувствовал опьянения так, легкий жарв крови, который он был способен контролировать разумом. – Но я непременно хочу услышать про ваш подвиг.
Лоренцо рассмеялся.
– О, вы услышите обязательно! Моя гордыня огорчает моего духовника. – Лоренцо сделал круг по комнате. – Оставайтесь! Отужинайте с нами нынче!
Трапеза оказалась легкой, приготовленной на скорую руку. Главное застолье происходило в полдень. Люди, лишенные достаточного освещения, редко засиживались после наступления темноты.
– Вам нечего делать на паршивом постоялом дворе. Позвольте предложить вам ночлег. Живите у нас сколько пожелаете. Я пошлю слуг за вашим конем и поклажей.
Пока родители находились в Риме, Лоренцо распоряжался всем домом. Сев за стол, он схватил кубок с вином.
– Завтра едем на соколиную охоту. Мы сможем свободно поговорить на вольном воздухе.
– С нетерпением жду и благодарю вас от всего сердца.
Холодок пробежал по телу Эверарда.
«Похоже, настает момент попытать удачу», – подумал он.
– Ходят самые невероятные слухи. Особенно о Риньяно. Рассказывают, будто вам явился ангел. Еще говорят, что только чудо помогло вам в схватке с врагом.
– Да, люди болтают все, что ни взбредет им в голову, – проворчал Лоренцо. Затем добавил скороговоркой: – Не один Бог ниспослал нам победу; несомненно, святой Георгий и мой святой заступник придали мне сил. Я возжег множество свечей в их честь и намерен основать аббатство, когда одержу окончательную победу над врагами.
Эверард насторожился:
– И никто не видел… ничего сверхъестественного… в тот день?
«Так средневековые люди восприняли бы путешественника во времени и его работу», – подумал Эверард.
Лоренцо покачал головой:
– Нет. Я ничего не заметил и никогда не слышал ничего подобного от других. Действительно, во время сражения нетрудно утратить чувство реальности. Наверно, ваш собственный опыт научил вас отметать подобные преувеличения.
– И ничего примечательного накануне сражения?
Лоренцо озадаченно взглянул на Эверарда:
– Нет. Если сарацины Рожера и пытались прибегнуть к колдовству, то воля Господня пресекла их затею. А почему вы так настойчиво расспрашиваете об этом?
– Слухи, – невнятно пробормотал Эверард. – Видите ли, совершая паломничество, я особое внимание уделяю всевозможным знамениям – с небес или из преисподней. – Он внутренне собрался, выпил залпом вино и изобразил усмешку. – В основном потому, что мне, как солдату, интересно все, происходившее там. Это ведь была необычная битва.
– Да, верно. По правде говоря, я ощутил руку Господа на себе в тот момент, когда опустил копье и пришпорил коня, завидев знамена принца. – Лоренцо перекрестился. – В остальном все было как обычно – шум и крики, неразбериха, ни мгновения, чтобы оглядеться вокруг или задуматься о своей судьбе. Завтра я с радостью поведаю вам обо всем, что сохранила память о тех событиях. – Он улыбнулся. – Но не сейчас. История эта уже набила мне оскомину. На самом деле я бы предпочел поговорить о том, что нам следует предпринять в дальнейшем.
«Я расспрошу, я вытащу из него и всех остальных мельчайшие детали, пока герр Манфред с огорчением не решит, что долг зовет его на родину в Саксонию. Быть может, я подберусь к кому-то, кто явился сюда из другого времени и вторгся в судьбу истории. Хотя уверенности нет», – подумал Эверард.
От того, что ему было известно, стыла кровь в жилах.
1137 год от Рождества Христова
30 октября (по юлианскому календарю)
Под белесым небом, стесненные дорогой, бегущей с гор на запад к Сипонто по побережью Адриатического моря, кучкой стояли домики, которые и составляли деревушку Риньяно. Рассветное солнце, низко поднявшись над сжатыми полями, лесами и садами, тронутыми увяданием, затушевало дымкой горизонты Северной Апулии. Воздух был прохладен и неподвижен. Знамена в лагерях противников поникли, палатки провисли от влаги.
Их разделяло около мили абсолютно голой земли, пересеченной дорогой. Дым от нескольких костров столбами уходил в небо. Скрежет, бряцание оружия, крики готовящихся к битве воинов заполняли ночь.
Вчера король Рожер и герцог Райнальф провели совещание. Единственным, кто пытался предотвратить кровопролитие, был Бернар, всеми почитаемый аббат монастыря в Клерво. Однако Райнальф, распаленный жаждой мести, настаивал на сражении, а Рожер был упоен одержанными победами. Бернар к тому же принадлежал к сторонникам папы Иннокентия.
Сегодня они сойдутся в битве.
Король решительно шагнул вперед, блеснув кольчугой, и ударил кулаком в раскрытую ладонь.
– По седлам и приготовиться! – воскликнул он.
Голос его прозвучал подобно львиному рыку. По-львиному крупными были и черты лица Рожера, обрамленного черной бородой, но глаза его сияли голубизной, как у викингов. Король взглянул на человека, который делил с ним шатер и развлекал его рассказами перед сном, когда дневные дела были завершены.
– Почему ты так мрачен в этот величайший из дней? – весело спросил Рожер. – Думаю, что джинн вроде тебя… Боишься, что святой отец загонит тебя назад в бутылку?
Мэнсон Эверард выдавил из себя улыбку:
– По крайней мере, пусть бутылка будет христианской да с вином на донышке.
Шутка прозвучала резко.
Рожер испытывал уважение к собеседнику. Король отличался крепким сложением, но его спутник был еще крепче. Хотя он удивлял короля не только статью.
История его жизни выглядела незатейливо.
Внебрачный ребенок англо-норманнского рыцаря Мэнс Эверард несколько лет назад покинул Англию в поисках счастья. Подобно многим соотечественникам, со временем он оказался в варяжской страже константинопольского императора, сражался с печенегскими варварами, но, будучи католиком, утратил пыл, когда византийцы двинулись на владения крестоносцев. Уйдя со службы с увесистым кошельком заработанных и добытых денег, он продвигался на запад, пока не высадился в Бари, неподалеку отсюда. Некоторое время провел в этих местах, предаваясь развлечениям. Услышал много рассказов о короле Рожере, третьего сына которого – Танкреда – назначили правителем города. Когда Рожер, усмирив мятежи в Кампанье и Неаполе, пересек Апеннины, Мэнсон отправился навстречу армии короля, чтобы предложить ему свой меч.
Так мог поступить любой вольный искатель приключений. Мэнсон, однако, привлек королевское внимание не столько своим удивительным ростом, сколько способностью о многом рассказывать, особенно о Восточной империи. Полвека назад дядя Рожера, Робер Жискар, стоял почти у ворот Константинополя, но ход событий изменили греки и их союзники венецианцы. Дом Отвилей, подобно другим в Западной Европе, все еще тешил себя амбициями.
Были, однако, некоторые пробелы в рассказах Мэнса, вызывавшие недоумение, и вообще он нес в себе какую-то тайну, словно его терзали тайные грехи или печаль.
– Ладно, – решил Рожер. – Пора отправляться на жатву. Ты поедешь со мной?
– С вашего позволения, господин мой, я полагаю, мне лучше служить под началом вашего сына, герцога Апулии, – сказал скиталец.
– Как хочешь. Я отпускаю тебя, – сказал король, и внимание его переключилось на что-то другое.
Эверард протолкался сквозь гудящий рой. Невзирая на папское отлучение, люди на рассвете молились. Слова молитв прорывались сквозь команды, шутки, вопли на полудюжине языков. Знаменосцы размахивали штандартами, указывая места построения. Вооруженные люди шумно проталкивались к своим позициям, изготовив к бою обнаженные копья и топоры. Лучники и пращники уступали им дорогу – стрелки пока еще не стали главной силой в пехоте. Кони ржали, сверкали кольчуги, копья колыхались, как тростник в бурю. Войско было довольно пестрым: норманны, местные сицилийцы, жители Ломбардии и уроженцы других областей, французы и прочие задиристые парни из доброй половины Европы. В белых летящих одеяниях поверх доспехов, молчаливые, но с кипящей в груди страстью, застыли в ожидании отряды сарацинов, вселяющие страх в противника.
Мэнсон и два его помощника, якобы нанятые в Бари, разбили бивак в чистом поле и жили там, пока король не призвал Эверарда после окончания переговоров.
В городе Эверард сделал несколько покупок – так, по крайней мере, полагали окружающие, – верховых лошадей, одну вьючную и боевого коня. Последний оказался громадным животным – он ржал, вскидывая голову, и мерно печатал копытами шаг, заглушая звуки труб.
– Быстро помогите мне со снаряжением! – распорядился Эверард.
– Неужели вам и впрямь надо идти? – спросил Джек Холл. – Чертовски рискованно. Заваруха будет почище, чем с индейцами.
Он взглянул вверх. На недосягаемой для глаза высоте в воздухе зависли на антигравах темпороллеры Патруля. Патрульные наблюдали за полем битвы с помощью оптических приборов, при помощи которых можно было сосчитать даже капельки пота на лице человека.
– А они что – не могут просто убрать этого типа, за которым вы охотитесь? Тихо так, незаметно, парализатором?
– Шевелись! – прикрикнул Эверард. – Сам не сообразишь? Нет, не могут. Мы и так слишком рискуем.
Холл покраснел, и Эверард понял, что несправедлив по отношению к помощнику. Нельзя рассчитывать, что рядовой агент, которого в экстренном порядке привлекли к операции, будет разбираться в теории кризисов. Холл был ковбоем до 1875 года, когда Патруль завербовал его на службу. Как и подавляющее большинство патрульных, он работал в привычной ему среде, ничем не выделяясь среди местных жителей. В секретные обязанности Холла входили контакты с путешественниками во времени, предоставление информации, сопровождение, надзор и помощь, если это потребуется. Если случалось какое-то непредвиденное происшествие, Холл должен был вызвать специалистов из Патруля. Волей случая он оказался в отпуске в эпохе плейстоцена, охотясь на животных и девушек, в одно время с Эверардом, который заметил, как Холл ловко управляется с лошадьми.
– Извини, – сказал Эверард, – я просто тороплюсь. Через полчаса начнется битва.
На основании информации, полученной из Ананьи, патрульный уже знал фатально ошибочный ход сражения. Теперь предстояло вернуть события в правильное русло.
Жан-Луи Бруссар приступил к делу.
– Видите ли, друзья, нам предстоит довольно опасное задание. Явление людям чуда, которое не зафиксировано ни в одной из историй, ни в нашей с вами, ни в переиначенной, станет новым фактором, который еще больше запутает события, – рассуждал он.
Жан-Луи больше занимался наукой. Он родился в двадцать четвертом веке, но служил во Франции десятого столетия в качестве наблюдателя. Огромное количество информации было утрачено в те времена: летописцы не фиксировали события вовремя или допускали в хрониках ошибки, книги истлевали, сгорали и бесследно терялись. А поскольку Патрулю полагалось охранять поток времени, он должен знать, что именно находится под его опекой. И полевые специалисты играли здесь роль не менее важную, чем полицейские.
Эверарду вдруг вспомнилась Ванда.
– Быстрее, черт побери!
«Не думай о ней, забудь, хотя бы сейчас!»
Холл все еще возился с жеребцом.
– Будь по-вашему, сэр, но я уже сказал: вы слишком ценный парень, чтобы просто кинуть вас в такую заваруху, – упорствовал ковбой. – Все равно что генерала Ли выставить на передовую.
Эверард не ответил, уйдя в размышления.
«Я сам выбрал эту роль. Использовал служебное положение… Не спрашивай почему, я не смогу тебе толком объяснить, но я должен нанести удар своей рукой».
– У нас с тобой свои задачи, – напомнил Холлу Бруссар. – Мы находимся в резерве, здесь, на земле, на случай осложнения операции.
Бруссар не стал упоминать о том, что в этом случае причинно-следственный вихрь может выйти из-под контроля.
Ночью Эверард спал в рубашке и в брюках. Поверх он надел стеганый жилет и такую же шапочку, переобулся в сапоги со шпорами. Кольчуга скользнула через голову на плечи и упала до колен, разделяясь на две половины на уровне бедер, чтобы можно было сидеть верхом. Доспехи оказались гораздо легче, чем он ожидал, их вес равномерно распределялся по всему телу. Голову венчал шлем со стрелкой. Пояс с мечом, кинжал на правом бедре дополняли костюм, изготовленный для Эверарда в мастерских Патруля. Ему не требовалось долгой тренировки, чтобы освоиться в новом обмундировании, поскольку за плечами у него был огромный опыт работы в боевых условиях различных времен.
Эверард вставил ногу в стремя и вскочил в седло. Боевой конь обычно воспитывался своим седоком с младенчества. Этот был из Патруля, более умный, чем его собратья. Бруссар подал Эверарду щит. Он продел левую руку в ремни, прежде чем взять поводья. Геральдика еще не была развита, но некоторые воины уже использовали свои символы, и Эверард в знак сложности предстоящей операции нарисовал на щите мифическую птицу – индюка. Холл протянул Эверарду его копье. Оно тоже было легче, чем казалось с виду. Агент одобрительно поднял большой палец вверх и ускакал прочь.
По мере формирования эскадронов суета стихала. Знамя Рожера-младшего, которое нес его оруженосец, пестрело в головной части войска. Рожеру предстояло пойти в первую атаку.
Эверард подъехал к нему и поднял копье вверх.
– Приветствую вас, мой господин! – воскликнул он. – Король приказал мне быть с вами в авангарде. По-моему, мне лучше находиться на левом фланге, с краю.
Герцог нетерпеливо кивнул. Жажда битвы разгоралась в нем, девятнадцатилетнем юноше, который уже стяжал себе славу блистательного и храброго воина. По версии, которой располагал Патруль, смерть Рожера, так и не признанного законным правителем, на другом поле брани одиннадцатью годами позже приведет к полосе злоключений для королевства, потому что он был самым одаренным сыном Рожера II. Но по этой истории, сегодняшний день станет для этого подвижного и изящного юноши роковым.
– Как хочешь, Мэнсон, – ответил он и, засмеявшись, добавил: – Порядок слева будет обеспечен!
Военачальники будущего пришли бы в ужас от такой небрежности, но в те времена в Западной Европе не утруждали себя вопросами организации или планами сражений. Норманнская кавалерия и без того была лучше всех, если не сравнивать с армиями Византийской империи и двух халифатов.
Эверард отправился на тот фланг, по которому ударит Лоренцо. Агент занял позицию и огляделся вокруг.
За дорогой строилась неприятельская армия. Сияло железо, разноцветными пятнами мелькали люди и кони. Рыцарей Райнальфа было меньше – около пятнадцати сотен, но след в след за ними шли горожане и крестьяне Апулии с пиками и алебардами – живая чащоба, выступившая защищать свои дома от захватчика, который уже разорил другие земли. По количеству войско Райнальфа было примерно равно неприятельскому.
«Да, современники Рожера считают, что он слишком сурово относится к повстанцам. Но он действовал подобно Вильгельму Завоевателю, который усмирил Северную Англию, обратив ее в пустыню, но, в отличие от Вильгельма, Рожер в мирное время правит справедливо, терпеливо, можно даже сказать милосердно…
Но не надо искать оправданий. Воплощение великодушия или монстр, он, в моей версии истории, создал Реньо, королевство обеих Сицилий, которое пережило его династию и народ и в той или иной форме просуществовало до девятнадцатого века, когда превратилось в ядро нового Итальянского государства со всем историческим наследием, значимым для мира. И сейчас я в поворотной точке истории… Хорошо, правда, что мне не пришлось повстречаться с ним до того, как он пересек горы. Я не смог бы заснуть, увидев его в деле в Кампанье».
Как всегда перед сражением, Эверард перестал ощущать страх. Совсем не потому, что ему было незнакомо это чувство, – у него просто не оставалось времени на подобные переживания. Глаз его приобретал остроту кинжала, слух улавливал малейшие звуки в окружающем гаме. Все чувства напряглись, но Эверард уже не ощущал ни учащенного биения сердца, ни запаха собственного пота – мозг работал почти с математической точностью.
– Приступаем через минуту, – тихо сказал он.
Нагрудный медальон под его доспехами, уловив сигнал на темпоральном языке, передал его по назначению. Эверард не выключил приемник, хотя элемент быстро истощался: сегодняшняя работа не займет много времени, как бы ни пошли дела.
– Видите Лоренцо на экранах?
– Двое из нас ведут за ним наблюдение, – донеслось из модуля, использующего костную звукопроводимость и работающего в паре с кристаллическим приемником в его шлеме.
– Не выпускайте его из поля зрения. Мне нужно точно знать, где он находится, когда мы приблизимся друг к другу. Держите меня в курсе.
– Разумеется. Доброй охоты, сэр!
«Хоть бы все удалось. Надо спасти Рожера и его сына, вернуть к жизни всех наших любимых и наш мир. Семьи. Друзей. Страны. Работу… Да, но Ванда…»
Герцог Рожер обнажил меч. Высоко в воздухе блеснул клинок. Он издал боевой клич и пришпорил коня. Свита герцога вторила ему. Раздался стук копыт, который перерос в грохот, когда рысь сменилась легким галопом и конница пошла в карьер. Копья раскачивались в такт скачке. Дистанция между неприятелями сократилась, и копья опустились вниз, обратив войско Рожера в ощетинившегося дракона.
«Ванда там, в том будущем, которое мы собираемся убить. Она должна быть там, ведь она еще не вернулась. Но я не мог отправиться на поиски, никто не мог. Мы несем ответственность не перед отдельными человеческими существами, а перед всем человечеством. Может быть, она умерла, попала в западню – я никогда об этом не узнаю. Если то далекое будущее не существует, значит нет и Ванды. Ее отвага и смех будут жить лишь в двадцатом веке, когда она выросла, начала работать и… Я не должен возвращаться, чтобы повидаться с нею, никогда. С той последней минуты в ледниковом периоде линия ее жизни устремилась в будущее и закончилась. Она не погибла, не распалась на атомы, это не просто смерть, это полное исчезновение».
Эверард втиснул раздумья в дальний угол сознания. Он не мог дать им волю сейчас. Потом, позже, наедине с собой он позволит себе скорбь, а может, и слезы.
Пыль забила ноздри, запорошила глаза, подернула пеленой все вокруг. Отряды Райнальфа впереди казались ему размытым пятном. Мускулы напружинились, седло заскрипело.
– Лоренцо посылает двадцать человек направо, – произнес невыразительный голос в шлеме Эверарда. – Они хотят зайти с тыла.
Так. Рыцарь из Ананьи и кучка его надежных соратников ударят по левому флангу войска Рожера, прорвут его, прикончат герцога и, подобно камню, пущенному из пращи, стремительно атакуют. Страх охватит тыловые отряды сицилийцев. Лоренцо возглавит войско Райнальфа, и король будет повержен. Не путешественники во времени, не человеческий просчет, не безумие, не амбиции – нет, не они причина этих событий. Неустойчивость заложена в самой энергетической структуре пространства-времени. Квантовый скачок, нелепая случайность… И даже некому мстить за Ванду.
«В любом случае ее уже нет. Я должен так думать, если мы хотим вернуть наш мир».
– Осторожно, агент Эверард! Вы обращаете на себя внимание… Один рыцарь из отряда Лоренцо скачет в вашу сторону. Похоже, они заметили вас.
«Черт! Пока я с ним буду разбираться… Надо по-быстрому…»
– Он впереди слева.
Эверард увидел всадника с копьем.
– Давай-ка, Блэки, поворачивай, сейчас мы его… – пробормотал он.
В ответ на движение седока конь рванулся вперед. Эверард оглянулся, махнул рукой всадникам Рожера и, взяв наперевес копье, внутренне собрался.
Поле брани – это не поле для турниров, на которых рыцари, разделенные барьерами, скачут навстречу друг другу, чтобы ради награды выбить соперника из седла. Подобные турниры еще впереди, через несколько веков. Здесь или ты убьешь, или тебя.
«Не то чтобы я всю жизнь в этом совершенствовался, но кое-что тоже могу… И вес поможет, и конь подо мной прекрасный… Ну же!»
Его конь слегка изменил направление. Острие копья противника, метившее в горло, ударилось в щит и отскочило. Эверарду тоже не удалось нанести смертельный удар, но он зацепил кольчугу противника и ударил изо всех сил. Итальянец опрокинулся, правая нога его вылетела из стремени, и он, не удержавшись в седле, рухнул на землю. Но левая нога осталась в стремени, и его поволокло за конем.
Стычка произошла на глазах сицилийцев, скакавших рядом с Эверардом. Они заметили вражескую группу, отделившуюся от войска, и мгновенно последовали за агентом Патруля. Копыта с хрустом подмяли под себя упавшего воина.
Эверард отбросил копье и обнажил меч. В неразберихе ближнего боя он мог делать то, что непозволительно на открытом пространстве. В облаке пыли он двигался навстречу врагу.
– Справа, почти по курсу, – произнес голос.
Эверард дал направление Блэки и спустя мгновение увидел вымпел Лоренцо.
Узнал сразу же. Ведь он ел за столом этого человека, выпускал его соколов, гнал его оленей, болтал с ним и пел, смеялся и пил допьяна, ходил с ним в церковь и на празднества, выуживал из него мечты и сокровенные мысли, притворяясь, будто делится своими, и так день за днем, ночь за ночью – только через год после этой битвы. Лоренцо плакал, когда они расставались, и назвал Эверарда братом.
Отряды рыцарей сошлись.
Люди рубили друг друга наотмашь, кони сталкивались и становились на дыбы. Воины истошно кричали, кони пронзительно ржали. Железо лязгало и бряцало. Кровь лилась потоками. Тела падали на землю, несколько мгновений дергались и превращались в раздавленное красно-белое месиво из плоти и обломков костей.
Рукопашная схватка шла в непроглядных клубах пыли. Эверард упорно пробивался вперед. Наблюдатели сверху предупреждали его об опасности с той или иной стороны, так что он успевал заслониться щитом или отбить мечом неприятельский удар. В конце концов он пробился в самую гущу сражения.
Перед ним оказался Лоренцо. Молодой рыцарь тоже бросил копье и рубил мечом направо и налево, разбрызгивая капли крови с клинка.
– Вперед! Вперед! – кричал он сквозь грохот. – Святой Георгий за Райнальфа, за его святейшество!
Он различил силуэт Эверарда в хаосе и завесе пыли. Конечно, Лоренцо не знал этого гиганта, он никогда не встречался с ним прежде, но, весело улыбнувшись, пришпорил коня навстречу врагу.
К черту порядочность! Эверард навел на Лоренцо свое оружие и нажал кнопку. Невидимый луч парализатора ударил в цель. Челюсть Лоренцо отвисла, меч выпал из руки, и он повалился вперед.
Но почему-то не выпал из седла. Лоренцо рухнул на шею коня, тот заржал и рванулся в сторону. Видимо, верховая выучка Лоренцо была настолько хороша, что он и в бессознательном состоянии держался в седле. Придя в себя, он, скорее всего, подумает, что кто-то нанес ему сильный удар сзади, который оглушил его даже сквозь кольчугу и стеганую прокладку на шее.
Во всяком случае, Эверард надеялся, что так и произойдет. Но времени на сантименты не было.
– Вперед, Блэки, уходим! Всем остальным – тоже уходить! – прохрипел Эверард.
Во рту так пересохло, что язык стал деревянным. Накал битвы начал затихать. Случившийся во время нее эпизод не заметил никто – ни окружение герцога Рожера, ни воины Райнальфа. Сицилийцы, с криками устремившись вперед, ударили по врагу, разметали его и вклинились в самый центр войска противника.
Эверард скакал по полю, усеянному изуродованными и скрюченными трупами; раненые стонали, изувеченные кони метались и ржали. Никто не обращал внимания на Эверарда. Оглянувшись назад, он увидел, как герцог Рожер преследует врагов по дороге на Сипонто. Видел он и то, что Райнальф собирает свое войско для перегруппировки, в то время как армия короля Рожера стоит неподвижно.
Большую часть этой картины Эверард видел мысленным взором, вернее, помнил историю – в том виде, как она должна быть написана. В действительности глазам его представали смятение, груды тел, вопиющий абсурд, который и составляет суть войны.
Неподалеку возвышался холм, поросший деревьями. Там Эверард остановился.
– Все в порядке, – коротко бросил он в медальон. – Забирайте меня.
Напряжение все еще не отпускало его. Оно будет держать его, пока он не увидит конца битвы и не убедится, что теперь события разворачиваются в должном порядке.
Перед Эверардом возник вместительный темпомобиль, готовый принять на борт и его боевого коня. Команда поспешно погрузила четвероногого участника операции. Эверард хвалил его, ерошил мокрую, заляпанную грязю гриву, поглаживал бархатистый нос.
– Он предпочел бы сахар, – сказала блондинка невысокого роста, похожая на финку, и протянула Эверарду кусочек сахара.
Она не в силах была сдержать радость. Сегодня она могла твердо сказать, что помогла спасти этот мир, из которого происходила сама.
Аппарат взмыл ввысь. Его окружило небо. Далеко внизу стелились серовато-коричневая земля и серебристое переливчатое море. Эверард придвинулся к оптическому прибору, увеличил изображение и прильнул к окуляру. Отсюда смерть и боль, гнев и слава выглядели нереально – представление в кукольном театре, абзац в своде летописца.
Человек разносторонне одаренный, любивший одеваться с восточной изысканностью, король Рожер был далеко не гением в военной тактике. Победу он чаще всего добывал лобовым наступлением, жестокой решительностью и замешательством в стане врага. В Риньяно он слишком затянул с началом и потерял преимущество, которое обеспечил ему сын. Когда король наконец двинулся вперед, его войско, словно волна, разбилось об утес. Райнальф бросил все силы против сицилийцев. Возвращение принца оказалось бесполезным. Паника овладела воинами Рожера, и они бросились врассыпную. Люди Райнальфа охотились за ними и приканчивали без жалости. К концу дня три тысячи мертвых лежали на поле боя. Оба Рожера, собрав горстку уцелевших воинов, пробились с боем к горам и двинулись в сторону Салерно.
Так и должно было случиться, так было в мире Патруля. Триумф победителя окажется недолгим. Рожер с новыми силами отвоюет потерянное. Райнальфу суждено умереть от лихорадки в апреле 1139 года. Скорбь по нему будет долгой и тщетной. В июле 1139 года оба Рожера в Галуччо из засады нападут на папскую армию, славные командиры которой спасутся бегством, но тысячи их подчиненных утонут, пытаясь переплыть реку Гарильяно. Папа Иннокентий попадет в плен.
Однако король Рожер отличался необычайной учтивостью. Он преклонил колени перед его святейшеством и заверил его в своей преданности. Взамен Рожер получил отпущение грехов и признание всех его требований. Осталось совсем немного – разделаться с противниками. В конце концов, даже аббат Бернар признал короля законным правителем, и между ними установились вполне теплые отношения. Но впереди ждали новые бури. Завоевания Рожера в Африке, Второй крестовый поход, от которого он в какой-то степени уклонился, его посягательство на Константинополь, череда конфликтов с папством и Священной Римской империей. Но пока Рожер упорно сколачивает королевство обеих Сицилий, подготавливая почву для той гибридной цивилизации, которая предвосхитит Ренессанс.
Эверард сидел, тяжело опустив плечи. Усталость сковала его. У победы был вкус пыли, такой же, как у него во рту. Хотелось спать, хотелось хоть на мгновение забыть о том, что он потерял.
– Похоже, все идет нормально, – сказал он. – Курс на базу.
1989 год от Рождества Христова
За Миссисипи появились первые признаки колонизации белых. Редкие поселения, раскиданные на почти нетронутых землях, представляли собой деревянные укрепления, соединенные дорогами, точнее, тропинками. Видимо, фактории, догадалась Тамберли. Или базы миссионеров? В каждом форте непременно возвышалась постройка с башней или шпилем, обычно увенчанным крестом, порой внушительных размеров. Тамберли не сбавляла скорости, чтобы внимательнее рассмотреть пейзаж. Безмолвие на радиочастотах гнало ее вперед.
На востоке от реки Аллегейни она обнаружила настоящие колонии. Эти были обнесены стенами и окружены длинными полосами пахотных земель и пастбищ. У стен ютились посады – ряды почти одинаковых домишек. Посередине подобие площади, вероятно базар, в центре которого высилось то ли распятие, то ли крест на постаменте. В каждом селении была часовня, над каждым городом господствовал храм. Нигде Тамберли не увидела одиночных ферм. Картина напоминала ей то, что она читала и слышала о Средних веках. Давясь слезами и борясь со страхом, она перепрыгивала через пространство все дальше на восток.
У морского побережья поселения стали попадаться чаще. Небольшой город расположился в нижнем Манхэттене. Его кафедральный собор был гораздо больше собора Святого Патрика, каким она его помнила, но стиль архитектуры Ванда не узнала: многоярусное здание выглядело массивно и угрожающе.
– Даже Билли Грэм напугался бы, – невольно пробормотала она в онемевший коммуникатор.
В гавани дрейфовало несколько судов, и с помощью оптики ей хорошо было видно одно из них, стоявшее за проливом Нарроус. Широкопалубный трехмачтовый парусный корабль походил на галеон года этак 1600-го – Ванда видела их на снимках, – и даже ее «сухопутный» глаз уловил множество отличий в деталях. На флагштоке реял флаг – лилии на голубом поле, а на вершине грот-мачты другой – желто-белый, с перекрещенными ключами.
В сознании вдруг разлилась чернота, и Ванда пролетела довольно далеко над морем, пока наконец не справилась с собой.
«Что теперь – плакать, кричать?»
Это ее отрезвило. Нельзя поддаваться панике и впадать в истерику, необходимо отбросить все эмоции до тех пор, пока вновь не обретешь способность думать. Ванда разжала пальцы, державшие мертвой хваткой ручки темпороллера, заработала лопатками, чтобы размять мышцы, и начала понемногу размышлять над ситуацией, потом заметила с коротким нервным смешком, что забыла разжать челюсти.
Аппарат летел вперед. Внизу вздымал волны необъятный пустынный океан, переливающийся тысячью оттенков зеленого, серого, синего. Воздух с ревом обтекал силовое поле роллера, но холод проникал внутрь.
«Никаких сомнений. Произошла катастрофа. Что-то изменило прошлое и мир, который я знала. Мой мир, Мэнса, дяди Стива, нас всех – исчез. Исчез Патруль Времени. Нет, я не права… Они никогда не существовали. Я теперь без родителей, дедушки и бабушки, без страны, истории, без причины – чистая случайность, возникшая по причуде вселенского хаоса».
Она не могла постичь случившееся разумом. Ванда продолжала думать на темпоральном языке, грамматика которого была приспособлена для парадоксов путешествий во времени, но все равно ситуация не обретала реальности и представлялась ей некоей абстракцией – даже притом что перед ее взором лежала эта нереальная действительность и ее можно было потрогать руками. Происходящее буквально сводило логику к нулю и делало реальность туманно-расплывчатой.
«Конечно, в Академии нам преподавали теорию, но поверхностно, как новичкам-гуманитариям читают обзорный курс по естественным наукам. Мою группу вообще не готовили для полицейской службы Патруля. Нас готовили к полевым исследованиям доисторических эпох, когда людей было еще мало и практически отсутствовала возможность вызвать какие-нибудь изменения, которые в скором времени не компенсировались бы другими явлениями, возвращая порядок вещей в привычное состояние. Мы отправлялись изучать свои эпохи так же просто, как Генри Мортон Стэнли – в Африку.
Что делать? Что?
Может, перенестись в плейстоцен? В далеком прошлом безопаснее. Мэнс пока еще должен быть там. Нет, слова „пока еще“ бессмысленны… Он возьмет дело в свои руки. Он ведь намекал, что уже сталкивался с подобной ситуацией. Теперь, вероятно, я смогу расспросить его о том событии. Может, стоит сказать, что я знаю о его любви ко мне. Милый добрый медведь… Я была слишком застенчива, боялась или не ощущала уверенности в собственных чувствах… Черт побери эти дамские штучки! Хватит витать в облаках!»
Внизу проплыло небольшое стадо китов. Один из них прыгнул над волнами, вода вспенилась бурунами вокруг его мощных боков, белых под лучами солнца.
Кровь ее побежала быстрее.
– Ну да, – усмехнулась Ванда вслух, – сбежать под защиту мужчины… Пусть, мол, разберется с этой Вселенной и сделает так, чтобы его милочка снова могла там жить.
Она – здесь, в этом странном мире. По крайней мере, она может составить представление о нем и вернуться с докладом, а не со слезливыми россказнями. Несколько часов на разведку, никаких опрометчивых поступков. Мэнс не раз повторял: «В нашей работе не бывает лишней информации». Ее наблюдения могут дать ему ключ к разгадке причины бедствия.
– Короче говоря, – произнесла Тамберли, – даем отпор.
Ею овладела решимость, и Ванда на миг вообразила, будто бьет в колокол свободы. Поразмышляв еще минуту, она установила курс прыжка на Лондон и коснулась пульта управления.
Час был поздний по местному времени, но в высоких широтах сумерки еще не наступили. Город широко расползся вдоль берегов Темзы, укрывшись мглой угольных дымов. По оценке Ванды, население Лондона приближалось к миллиону. Тауэр выглядел как прежде. Вестминстерское аббатство, похоже, тоже, но Ванда не была уверена в деталях. Шпили других древних соборов поднимались над крышами домов, но на холме Святого Павла расположился какой-то храм-исполин. Унылые кварталы индустриальных районов и предместий отсутствовали. Пасторальный пейзаж обступал город тесным золотисто-зеленым кольцом, сияющим в заходящем солнце. Ванда даже пожалела, что нет времени насладиться этой красотой.
«Что дальше? Куда? Пожалуй, Париж», – подумала она и определила курс.
Париж был раза в два больше Лондона. Образуя паутину, радиально разбегались от центра мощеные улицы. Оживленное движение на мостовых и по реке – пешеходы, всадники, кареты, телеги с впряженными в них быками или мулами; баржи, парусные шлюпки, весельные галеры, на палубах которых поблескивали пушки. Несколько каменных крепостей с башнями и зубчатыми стенами – если это действительно были фортификационные сооружения – господствовали над городом. Наиболее привлекательно выглядели дворцы, имевшие немало сходства с теми, которые Ванда прежде видела в Венеции. Один расположился на острове Ситэ, там же находился собор – двойник английского. Сердце Ванды упало.
«Видимо, серьезные события происходят именно здесь. Надо полетать над городом».
Она медленно кружила по спирали, вглядываясь в течение жизни внизу. Если кто-то и смотрел ввысь из этого запутанного клубка, то видел лишь яркое пятнышко на фоне синеющего закатного неба. Ванда не находила на Триумфальной арки, ни Тюильри, ни Булонского леса, ни уютных крохотных кафе на тротуарах…
Версаль. Или где-то поблизости. Деревенька, прилепившаяся к большой дороге, выглядела немного пестрее, чем обычное крестьянское селение. Вероятно, снабжает город и, может быть, вот тот громадный дворец в двух милях, посреди лесного парка, лужаек и садов. Тамберли двинулась в направлении дворца.
Она сразу определила, что центральная часть постройки когда-то была неприступным замком. На заднем дворе стояли легкие артиллерийские орудия. На протяжении веков замок перестраивался, к нему добавили флигели с большими окнами, просторные, изящные, приспособленные для современного образа жизни. С обеих сторон здания, однако, стоял караул. Все солдаты – в форме алого цвета в золотистую полоску, в разукрашенных касках, только ружья на их плечах выглядели совсем не игрушечными. На высоком флагштоке фасада при вечернем ветерке развевался флаг. Ванда узнала те же скрещенные ключи, виденные ею на корабле.
«Похоже, здесь живет какая-то важная персона… Понаблюдаем».
От западного горизонта струились лучи, освещавшие траву, по которой разгуливали олени и павлины, и парк, украшенный симметрично расположенными беседками, увитыми розами.
«Что это там блеснуло в одной из них?..»
Ванда опустилась пониже. Если даже кто-то и заметит ее, то что они смогут сделать?
«Осторожнее, у них в руках все-таки не игрушки».
С высоты около пятидесяти футов она могла заглянуть в узкие бойницы замка. Оптический усилитель, ага… Там, за каждой бойницей, тоже солдат.
«Почему они держат парк под наблюдением, да еще так скрытно?»
Она скачком набрала высоту и, зависнув над дворцом, направила оптический усилитель вниз. Изображение словно прыгнуло на нее. Ванда отпрянула:
– Не может быть!
Нет, оптика не обманывала, все так и было.
– Прекрати трястись! – выговорила она себе, но это не подействовало. Ощущения, однако, обострились до предела. Мысли заметались чередой догадок, надежд, ужасных предположений.
Окрестности дворца были примерно такими же, какими она знала их по Версалю, аккуратно распланированными, с гравийными дорожками между живыми изгородями, цветочными клумбами, подстриженными деревьями, фонтанами, статуями. Под ней был совсем небольшой участок земли, размером с футбольное поле. Раньше, вероятно, он выглядел как остальные, даже каменные бордюры остались прежние. Но сейчас планировка клумб, обложенных по краям цветной плиткой, являла собой один большой символ – стилизованные песочные часы на геральдическом поле. Изображение обрамлялось кругом и пересекалось красной линией по диагонали.
Эмблема Патруля Времени!
«Нет. Не совсем. Этот круг и линия. Случайное совпадение? Невозможно. Вот он, сигнал, который я так упорно искала».
Девушка заметила, что рука ее лежит на кнопке снижения высоты. Она отдернула руку, словно пульт раскалился добела.
«Нет! Не горячись… Снизишься и… Зачем, по-твоему, там стража?»
Ванда вздрогнула.
«Что означает красная линия в круге? В двадцатом веке, по крайней мере, этот знак гласит: „Нельзя“. Запрещено. Опасно. Стоянка запрещена. Не курить. Вход воспрещен. Убирайся. Держись подальше. Но могу ли я? Ведь это эмблема Патруля».
Тень заслонила мир. Позолоченный флюгер на крыше дворца, блеснув в последний раз, растаял в темноте. Даже на высоте солнце скрылось из виду. В сумерках замерцали ранние звезды. В поднебесье сгустился холод. Ветер утих и повсюду наступила тишина.
Читать бесплатно другие книги:
