Дознание Феррари (сборник) Колабухин Владимир

– И что же, – нахмурился Глазунов, – тоже сюда «ночной бабочкой» впорхнула?

Он ощутил на себе её протестующий взгляд, но стойко выдержал его, и тогда по лицу Наташи скользнула лёгкая улыбка:

– Нет, Володя. До такой жизни я ещё не скатилась.

Оба и не заметили, как перешли на более близкое обращение.

Глаза Наташи потемнели.

– Да, не скатилась, – глухо повторила она. – А вот на иной лёгкий заработок клюнула. Второй-то хозяин «Уюта», его здесь у нас Профессором зовут, в своём отвратном деле действительно профессор. Он химик. И химик отличный. Вот и надумал организовать лабораторию. Поначалу всё различные секс-пилюли, мази да кремы готовил, для любовных утех клиентов «Уюта». Среди них ведь и слабаки попадаются, да и девочки порой чересчур привередливы. А тут проглотят пилюльку, или помажутся кремом, и такая у всех страсть разыгрывается, не удержать…

Наташа спохватилась, залилась румянцем.

– Ничего, ничего, – успокоил Глазунов, хотя почувствовал, что и сам покраснел. – Сыпь дальше, если нельзя без подробностей.

– Ну вот, – не сразу продолжила Наташа. – Доходов от всего этого Шеф и Профессор получали немало. Но велики были и расходы – на ту же охрану, например. Здесь ведь такие мальчики работают – в момент любому голову оторвут. А за это им хорошо платить надо. Все – бывшие боксеры, борцы, каратисты…

И Профессор решил заняться производством наркотиков. Да не из маковой соломки или опия-сырца, что само по себе требует громадных затрат на приобретение их у сбытчиков, а из других, более доступных, но не менее сильных анальгетиков, путем органического синтеза. Пришлось Шефу рискнуть всем состоянием, так как для производства наркотиков нужно было приобрести соответствующие компоненты и оборудование. Профессор всё достал. Делец он – что надо! Да и на взятки не скупился. А когда понадобился в лабораторию помощник, выбрал меня, как лучшую ученицу на его кафедре в институте.

Наташа вновь умолкла, словно вспоминая, как это случилось. Глазунов тоже молчал, чтобы не сбить её с мыслей.

– Это я сегодня так обо всём информирована, – продолжила рассказ Наташа. – А когда в конце прошлого года Профессор предложил мне поработать с ним в лаборатории, я и думать не могла, к чему это приведёт. Обрадовалась, дурёха, что такой учёный человек остановил свой выбор на мне, и что дополнительно к стипендии смогу получить ещё две-три тысячи рублей. По моим тогдашним понятиям – целое богатство! А на деле, после реформы цен, – крохи, по сравнению с доходами моего благодетеля.

Глазунов снова вытянулся на матрасе.

– Но готовить наркотики… Как ты могла? – произнёс он с досадой.

– Сначала – только мазь и кремы. И то – лишь отдельные компоненты, даже не догадываясь, для чего они Профессору. Окончательную доводку препаратов он всегда проводил сам. Так же обстояло дело и с наркотиками. Я лишь слепо выполняла его указания: по одному ему известной рецептуре готовила растворы, смеси, порошки, да ещё промывала и стерилизовала приборы и посуду… Это уже позднее догадалась, что к чему, когда увидела, с какой жадностью собирает он каждую крупицу, каждый миллиграмм конечного продукта, с какой циничной расчётливостью испытывает их на клиентах «Уюта», какую охрану установил в своей лаборатории. Когда всё поняла и многое узнала, попробовала объясниться с ним, но было уже поздно – он лишь усмехнулся, сказал, что обратной дороги у меня нет, так как в противном случае и мне придётся отвечать перед Законом. С того дня он полностью изолировал меня. Так я и с институтом рассталась. А потом стал приставать с гнусными домогательствами. Конечно, с помощью своих дьявольских снадобий он мог попытаться добиться от меня своего, но ему, видно, приелась покорная податливость здешних девиц. Он, как я поняла, хотел от меня большего – проявления подлинных чувств. Но их, естественно, не было, и однажды, а точнее в тот день, когда мы впервые встретились с тобой, он неожиданно появился в моей комнате. Видно было, что уже не владеет собой…

Я не стану рассказывать, как мне удалось вырваться от него и бежать из этого ада… Мне очень повезло, что встретила тебя с друзьями на дороге. Но что будет с нами сегодня?..

Наташа потупилась, замолчала.

Глазунов, ошарашенный её рассказом, тоже не мог вымолвить ни слова.

Она вдруг резко отвернулась, наклонилась и что-то достала из выреза платья на груди.

– Вот, проглоти скорей! – протянула она ему белую таблетку.

– Что это? – изумился Глазунов. – Зачем?

– Так надо. Иначе тебя здесь могут сломать.

– Лекарство от страха?

– Нет, от безволия. Профессор с Шефом, конечно, попытаются выведать всё, что тебе стало известно о них. Могут воздействовать психотропными средствами.

– Я просто не приму их зелье!

Наташа усмехнулась:

– А дышать ты будешь?

– ?!

– Профессор сумел изготовить специальную аэрозоль. Любой человек, вдохнувший её, превращается в абсолютно безвольное, но чрезвычайно внушаемое существо. На днях он похвалялся передо мной, что, распыляя эту аэрозоль в народе, армии, среди парламентариев, сможет, наконец, осуществить свою давнюю мечту: повелевать всеми, прийти к абсолютной власти.

– Бред какой-то! – снова подивился Глазунов. – Он что же, рвётся в диктаторы? Но это же глупо. Сегодня такая идея явно не пройдёт.

– Не знаю, не знаю… Но вот устроить тебе какую-нибудь гадость он может. Так что проглоти таблеточку. Она из числа тех нейтрализаторов, которые Профессор изготовил специально для себя.

Наташа поднесла таблетку к его губам. Он уклонился.

– А себе? Есть ещё?

– Нет, и эта случайно досталась. Профессор как-то уронил флакон – таблетки и рассыпались. Одна закатилась за шкаф. Я заметила, потом и припрятала на всякий случай. Вот этот случай и наступил. Может, в нём наш последний шанс… Ты мужчина, тебе будет легче выбраться отсюда, если уцелеешь. А я буду ждать тебя… Теперь знаешь, что надо сделать. В одиночку нам не справиться, тем более – с Профессором.

– Ты мне о нём ничего толком и не сказала. Кто он в действительности?

Наташа собралась ответить, но в коридоре послышались торопливые шаги, щёлкнул замок, распахнулась дверь…

Глазунов не успел и глазом моргнуть, как его сбросили на пол.

– В чём дело? – недовольно спросил Шеф, отставляя в сторону бокал со своим любимым мускатным вином. Бес вытянулся у двери:

– Ребята задержали в парке одного типа. Перелез через ограду.

Шеф заёрзал в кресле, встревоженно перевёл взгляд на Профессора. Тот тоже, наконец, оторвался от шахматной доски, досадливо бросил:

– Что за тип, выяснили?

Бес на секунду замялся:

– У него удостоверение журналиста.

Он достал из внутреннего кармана френча тиснёные золотом красные корочки, шагнул к шахматному столику.

– Вот! – Бес осторожно положил удостоверение на лакированную крышку.

– «Голос Приволжья», – прочитал Профессор, нахмурившись, раскрыл. – Глазунов Владимир Николаевич, корреспондент… – снова пошлёпал губами, призадумался, потом с интересом взглянул на фотографию хозяина документа. – Занятно!.. Не тот ли, что был с Наташей в сквере?

Бес кивнул:

– Он самый. Жаль, что там же не прикончил его. Может, сейчас провернуть это дело?

– Нет, – протянул Профессор. – Мне интересно, что он здесь вынюхивал. Приведи-ка его сюда.

Бес опять кивнул, вышел из комнаты.

– Ты думаешь, этот журналист для нас опасен? – спросил Шеф. – Может, просто влюблённый дурак, вот и припёрся за Натальей.

– Когда он успел влюбиться? – Профессор потянулся за своим бокалом. – Не было у Натальи никого, я знаю.

– Тогда зачем он здесь?

– А ты и не понял? Он коллега тех газетных писак, которых нам пришлось убрать накануне. Видно, почуял неладное, вот и рыщет…

– Что же делать? По-моему, Бес прав: надо избавиться от парня! Так же тихо и чинно.

Профессор, не торопясь, пригубил вино:

– Ещё один труп?.. Это уже перебор – тишины не получится. В угрозыске не дураки сидят… Попытаюсь сам поговорить с парнем, так вернее.

Шеф задумчиво склонил на бок голову, нервно почесал за ухом.

– Главное, надо узнать, зачем он к нам пожаловал и имеет ли связь с ментами.

– Понятное дело! – усмехнулся Профессор. – Это мы узнаем. А пока – оставь меня наедине с ним.

– Возьми хотя бы Беса за компанию. Для надёжности.

Профессор снисходительно усмехнулся:

– Сам справлюсь, Жоржик.

Шеф залпом осушил бокал, коротко буркнул:

– Ну что ж… Под твою ответственность!

Круто развернувшись, он пошёл к двери и на пороге чуть не столкнулся с Глазуновым. Посторонился, оглядел его с головы до ног, зло бросил Бесу:

– Развяжи мужика, и – топай за мной.

Бес недоумённо вскинул брови, но поспешил выполнить приказ – ножом перерезал на запястьях пленника жёсткие путы, затем плотно прикрыл за собой дверь.

Глазунов с облегчением вывернул из-за спины затёкшие руки, потёр их и сразу почувствовал, будто тысячи мелких иголок впились в онемевшие ладони.

– Проходите, батенька, садитесь.

Глухой хрипловатый голос, неожиданно ворвавшийся в уши Глазунова, заставил его переключить внимание на другое: в углу большой продолговатой комнаты, где он оказался, у неплотно зашторенных окон, в глубоком мягком кресле перед шахматным столиком сидел одетый с иголочки чем-то знакомый человек. Верхний свет в комнате был отключён, лишь переливалось огнём изящное хрустальное бра на стене справа от столика.

Глазунов прошёлся по ворсистому ковру, покрывавшему пол, опустился в кресло напротив этого человека и увидел его большие умные глаза за стёклами очков в модной оправе, крупный нос, аккуратно подстриженную клинышком бородку… В первое мгновение он не поверил себе: Верховский Вячеслав Андреевич, заведующий кафедрой химико-технологического института!

Глазунов невесело покачал головой…

– Что, узнали меня? – усмехнулся Верховский. – Ну и как, нашли свою Наташу?

– Конечно, человек – не иголка.

Верховский с любопытством посмотрел на него.

– Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, – улыбнулся он.

Глазунов насторожился.

– Надеюсь, вы понимаете, что совершенно не случайно так обошлись здесь с вами. У нас не любят, когда чужие люди суют нос, куда не следует, – всё так же мягко продолжал Верховский. – Так что давайте обо всём откровенно… О чём вы говорили с Любимовой?

– С кем? – удивился Глазунов.

Верховский понимающе кивнул:

– Я веду речь о Наташе… И вот вы нашли её. О чём говорили?

– Вообще-то ни о чём, – решил поосторожничать Глазунов.

– Не крутите, молодой человек, – угрожающе понизил голос Верховский. – Не пытайтесь выгораживать её. Подумайте о себе. Ведь теперь от нас вам просто так уже не уйти.

Глазунов и сам не обманывался в этом. И потому не сдержался:

– Да! Потолковали о многом.

– И обо мне?

– В том числе…

– Что же она рассказала?

– Всё, чтобы считать вас преступником.

– Ну, вот… – расслабился Верховский. – Спасибо за откровенность. А в чём обвиняете?

Глазунов почувствовал, как от гнева всё закипает в его груди:

– У меня недавно погибли друзья…

– Да, знаю. И вы, конечно, не поверили в случайность такой потери?

– Не поверил.

– Связали её с теми автогонками, которые устроили для вас наши парни, и с тем, что обо мне рассказала Наталья?

Глазунов помедлил с ответом, понял, что является для Верховского главным. Но и Ваньку валять перед таким зубром было бы, как он понял, пустым делом. Поэтому ответил коротко и откровенно:

– Да.

– Похвально, похвально. Отдаю должное вашей сообразительности. Полиция тоже так считает?

Вопрос застал Глазунова врасплох. Он снова замешкался. Хитёр противник! Как мастерски ведёт допрос… Вот здесь нельзя раскрывать перед ним все карты, давать такую фору, чтобы тот успел предпринять контрмеры. Корнеев вроде бы, зацепился за клички похитителей Наташи. На него теперь вся надежда…

И Глазунов, как бы удивлённо, переспросил:

– Полиция? – Помолчал ещё секунду и добавил: – А что, полиция? Вы думаете, там все такие умные сидят? Меня даже не потревожили с расспросами.

– И вы не попытались там высказать свои подозрения? – усомнился Верховский.

– Пытался. Но меня не поняли.

– А что конкретно рассказала обо мне Наталья?

– Всё.

– Когда? До того, как вы пытались наладить контакт с милицией, или после?

– Много позже. Всего полчаса назад, когда ваши молодчики бросили меня к ней в подвал.

– Как?! – Верховский чуть не подскочил в кресле. – Эти кретины…

Он не договорил, взял себя в руки и уже спокойно снова спросил:

– Так что же она вам рассказала?

– Всё, – повторил Глазунов. – Но я не понимаю, как вы, талантливый учёный, решились ввязаться в такое грязное и мерзкое дело, как содержание развратного притона с игрой в рулетку, изготовление и сбыт наркотиков, убийство ни в чём не повинных людей?

– Вы имеете в виду ваших коллег из редакции? – спросил Верховский, откидываясь на спинку кресла. – Я не убивал.

– Попятно, что не вы, другие, – устало согласился Глазунов. – Но, наверняка, они действовали с вашей подачи… А наркотики? Или без них мало зарабатывали?

– Мало, – подхватил Верховский. – В том-то и дело, что мало. Видите, что творится в стране? Развал! Полный хаос! Политический, экономический… Все нации ощетинились друг против друга!.. Вот вы сказали обо мне – талантливый учёный… А ведь отчего я занялся этим, как вы говорите, грязным делом? Не вкалывать же всю жизнь за нищенскую зарплату! Ну почему я, классный химик, должен получать меньше продавщицы из пивной палатки или заправщицы с бензоколонки? Я хочу получать за свои знания, опыт и работу настоящие деньги, а не гроши. Кстати, о таланте. И с ним у нас сегодня не разгуляешься. Программы научных изысканий – примитивные, лишь на потребу дня. Приличных лабораторий для научных работ практически нет, соответствующего оборудования – тоже. Нищета – она и есть нищета!

Он снова чуть отпил из бокала и продолжил:

– А здесь мне удалось соорудить собственную лабораторию. Понадобились инструменты – достали финские. Оборудование, вплоть до электронного – из всевозможных НИИ, из ФРГ, США, Японии… И вот теперь могу изготовить любые препараты!

– «Крокодила», например, – насмешливо и зло вставил Глазунов.

– А что? – загорелся Верховский. – Знали бы вы, какие в связи с ним я сделал открытия! Ведь из синтезированных материалов наладил выпуск. Это переворот в науке! Ещё нигде в мире не научились получать наркотики на основе органического синтеза. Только мне удалось проникнуть в тайну этого процесса.

– Зачем вы хвастаетесь передо мной?

Верховский озадаченно склонил голову, потом рассмеялся:

– И правда – зачем? Наверное, сработала вечная слабость любого учёного: поведать миру о своих открытиях. Вы – умный человек, журналист… Значит, сможете оцепить высокую значимость возможности получать указанным способом уникальные для медицины препараты. Ведь они исключительно биологически активны, настоящее чудо в терапии.

– А ещё большее чудо для таких дельцов, как вы! – насмешливо сказал Глазунов. – Просто золотая жила!

Верховский не смутился:

– Правильно! Вы знаете, сколько стоит стакан марихуаны на чёрном рынке в России? А один килограмм опия-сырца? Да и не Россия его основной производитель, а страны поюжнее. С ним большие хлопоты и затраты немалые, оттого и цены на сырьё бешеные. А тут мы, с нашим, как вы говорите, «Крокодилом». Производное сырьё – самое обычное, широко распространённое. Затраты на изготовление – минимальные, каких-либо кордонов по доставке потребителям преодолевать не надо. Действительно, золотая жила!

– А то, что «Крокодил» во много раз опаснее для наркомана, чем, например, марихуана? Ведь вы им не только грабите, но и убиваете людей! Вас это не смущает?

– Ничуть. Кто такие наркоманы?.. Самоубийцы! Каждый из них, в конце концов, доходит до так называемого «золотого укола», после которого – смерть. Говорят, что это для них наивысший кайф. Вы что же думаете, при сегодняшней-то невероятной информативности они не знают о трагических последствиях наркомании, или легкомысленно отмахиваются от пропагандистских предупреждений? Как бы не так! И знают, и не отмахиваются. Это бегство. Бегство из нашего нищего богом проклятого лицемерного общества, лишившего их надежд на лучшее будущее. Это уход в иные физические и душевные состояния, которые хотя бы на время снимают стрессы, доставляют своеобразные, пусть иллюзорные, но миры блаженства и спокойствия… Да, потом наркоманы гибнут. Но это – потом!.. А сколько у нас в стране других самоубийц, что разом накладывают на себя руки? Вы журналист, вы знаете, как их много. Вот бы вам ими и заняться, предостеречь, помочь им. Но вы не сможете сделать это без того, чтобы не изменить само общество, ту социально-политическую систему, что довела людей до крайностей. А мы, то есть такие, как я, пусть на время, пусть за деньги, своим «промыслом» предоставляем таким людям хоть какую-то возможность продлить их жизнь, наполнить её своеобразным счастьем, смыслом.

– Странная у вас философия, – возразил Глазунов. – Дикость какая-то! По-моему, вы просто безнравственны. И уж конечно, не спасительны, а исключительно опасны для общества. С его проблемами и трудностями мы, в конце концов, так или иначе справимся, я убеждён. А вот для вас в нём уже не будет места.

Верховский нахмурился:

– Ну что ж, один раз живём… Давайте пока прекратим наш разговор и лучше выпьем по чашке кофе. Да вы и голодны, наверное. Как насчёт бутербродов и кофе?

Глазунов сглотнул слюну. Есть ему хотелось. Но ведь этот маньяк, думал он, конечно, не от доброты душевной проявил заботу о его желудке, наверняка в голове иное, что-то подлое…

– Что, боитесь, отравлю? – отгадал его мысли Верховский.

– С вас станется, – признался Глазунов, – сами дали понять, что дальше этого дома наш разговор никуда не уйдёт.

Бородёнка Верховского затряслась от смеха.

– Да вы и впрямь аналитик, – сказал он, успокоившись. – Но я имел в виду то, что мы могли бы найти общий язык.

– Вряд ли, – качнул головой Глазунов. – А кофе, что ж, можно и выпить. – Он здраво рассудил, что чашка ободряющего напитка ему не помешает, наоборот – прибавит силы и уверенности в себе.

– Отлично, – обрадовался Верховский. Он потянулся к кнопке звонка на столе.

– Слушаю? – почтительно сказал появившийся Бес.

– Нам кофе и бутерброды, – пояснил Верховский и принялся освобождать столик от шахмат.

Глазунов взглянул на окна: за стёклами та же темень. Броситься бы сейчас в эту спасительную мглу, добраться бы до Корнеева!.. Но – легче сказать, чем сделать; в дверях опять появился Бес, с усмешкой перехвативший его взгляд.

А кофе оказался горячим и крепким. Хороши были и свежие бутерброды с сыром.

Вскоре, однако, Профессор, отставил в сторону чашечку, выпрямился и немигающим взглядом впился в лицо собеседника:

– Итак, давайте вернёмся к нашим баранам… Надеюсь, вы хорошо понимаете, что представляете опасность для нас?

Глазунов тоже опустил чашку на крышку стола:

– Понимаю.

– Мы сможем договориться?

– О чём?

– В России скоро выборы. Я хочу выставить и свою кандидатуру. А вы поддержите меня выступлениями в газете.

– Метите в президенты? – съязвил Глазунов.

– Пока в местный парламент, – серьёзно ответил Верховский. – Ну, как, принимаете предложение?..

Глазунов крутнул головой:

– Я уже выразил своё отношение к вам.

– То есть – нет?

– Нет.

– Жаль!

Верховский натужно закашлялся, потянул руку за платком в нагрудный кармашек элегантного костюма. Но вместо платка в ладони блеснул голубой эмалью небольшой баллончик. Глазунов не успел ничего сообразить, как в лицо ударила горьковато-пряная струя газа. Он заморгал, попытался вскочить…

– Сидеть! – послышался властный голос Верховского. – Сидеть!

Сознание Глазунова помутилось, в голове зашумело, и он безвольно опустился в кресло.

Верховский усмехнулся, спрятал баллончик.

– Ну вот и хорошо. Умница! Теперь всегда будешь слушаться меня. Я ведь зла не желаю, правда?

Глазунов вяло кивнул. Внутри себя чувствовал какую-то пустоту. Не хотелось ничего говорить, ни о чём думать.

– А ты и не думай, – словно издалека доносился до него голос Верховского. – Зачем тебе о чём-то думать? Забудь обо всём, что я тебе здесь до этого говорил. Ты просто будешь выполнять то, что я скажу. Я, а не кто-нибудь другой. Другие для тебя существуют постольку, поскольку они есть на этом свете. Но их просьбы, приказы, мольбы или требования для тебя вовсе не обязательны. Ты можешь выполнять их лишь в случае, если они не расходятся с моими пожеланиями и наставлениями. Понятно?

Глазунов снова кивнул. Он пытался сбросить с себя внезапно возникшую апатию, но его воля уже не поддавалась ему.

– А что ты понял?

– Выполнять только ваши пожелания, – запинаясь, ответил Глазунов.

– Правильно. Вот сейчас я и спрошу тебя кое о чём. А ты ответишь мне чётко и ясно, как на исповеди. О чём, всё-таки, шёл разговор в полиции?

В голове Глазунова словно прояснилось. Он взглянул на Верховского. Перед ним сидел добродушный, милый, чем-то очень близкий, простодушный человек. Этот человек по-отечески улыбался ему и терпеливо ждал от него такого же доброго отношения. Ему нельзя было солгать, не поверить…

– Я сказал Корнееву, что сомневаюсь в случайности гибели моих друзей.

Верховский удовлетворённо тряхнул бородкой.

– Так… Корнеев – кто это?

– Начальник уголовного розыска.

– И что он ответил?

– Сказал, что у него есть основания полагать то же самое.

Верховский нахмурился:

– Почему?

– Он не вдавался в подробности.

– А кого подозревают?

– Беса и Длинного.

– Почему?