Миражи в городе любви (сборник) Криксунова Инна

Она больше не могла терпеть эту враждебную, до предела насыщенную негативными разрядами атмосферу. Быстро натянув сапоги и на ходу надевая шубку, она бросила в пространство слова, обращенные к мужу: «Пойду, пройдусь!».

Затем она выскочила из квартиры, хлопнув дверью. Доехав на лифте до первого этажа, выйдя на улицу и вдохнув полной грудью мартовский воздух, в котором едва ощущался запах предстоящей весны, Марина быстрыми шагами пошла по улице. Она по привычке стремилась успокоиться с помощью энергичной ходьбы. Господи, как жаль, что они поссорились накануне восьмого марта, правда, до праздника оставалось еще целых шесть дней, но все-таки…

Боже, как она устала от всего этого, оттого, что надо снова и снова возвращаться в эту золотую клетку. Сколько это будет еще продолжаться? Как хорошо было бы, если бы все каким-то образом переменилось. А как это может перемениться? Мужу шестьдесят пять всего, да к тому же он спортом увлекается в последнее время, – иронически подумала она.

Марина вдруг почувствовала, как много раздражения и даже ненависти к мужу накопилось в ней. Последнее было особенно неприятно, потому что Юрий Борисович, в общем-то, не заслуживал этого, скорее, наоборот.

Быстро идя по улице, она неожиданно поймала себя на мысли, что в ее воображении возникла картина похорон мужа, и она с ужасом призналась себе, что испытывает в этот момент чувство облегчения, правда, смешанное с жалостью. «Господи, что же со мной происходит? Вот до чего докатилась уже», – пронеслось у нее в голове. Затем, как будто в каком-то пошлом, дурацком кинофильме, перед нею, сменяя одна другую, замелькали картины избавления от супруга. Вот она подсыпает ему в стакан какую-то отраву, и он, выпив ее, картинно хватается за сердце и падает, как подкошенный. Или она просит его повесить шторы, и он, поскользнувшись на подоконнике, срывается из окна седьмого этажа прямо на асфальт. То вдруг оба они стоят на вершине горы, на самом ее пике, и Марина, как профессор Мориарти, коварно толкает своего супруга в пропасть. То вдруг она, стоя в углу темной подворотни, с заговорщицким видом передает толстую пачку долларов киллеру, прося его устранить супруга.

Марина попыталась избавиться от мелькающих перед ее внутренним взором картин, но они назойливо возникали вновь и вновь. «Нет, если так дальше пойдет, то мне уже к психиатру пора! Что я, в конце концов, леди Макбет Мценского уезда, что ли?», – подумала Марина. Она встряхнула головой и прогнала, наконец, идиотские мысли, помимо воли лезущие в голову.

Она тяжело вздохнула. Ну, что тут жалеть себя, сама виновата. Как гласит украинская поговорка: «видели очи, что покупали». Надо было думать раньше, все-таки не девочка уже. Правда, тогда, перед свадьбой, думать об этом не хотелось. Оба они с Юрой наслаждались друг другом, и к тому же ей было так хорошо, так удобно находиться в его просторной квартире, наполненной тишиной, покоем и комфортом. Ей так нравилось просыпаться по утрам и, напевая, не торопясь мыться в ванной, наполненной душистой пеной, не слыша при этом возгласов из-за двери: «Ты скоро?», которые ей приходилось не раз слышать дома. Уезжать каждый раз из этой квартиры так не хотелось! Поэтому она отгоняла от себя мысли, не соответствующие ее тогдашнему состоянию. На секунду она вспомнила, как в ЗАГСе, когда она прихорашивалась перед регистрацией, в ее душу заполз червячок сомнения, но она отмахнулась от него.

«Эх, что теперь прошлое ворошить», – подумала она. «Ладно, надо потерпеть. Как-нибудь все само собой образуется».

Пройдя пару кварталов, она почувствовала, что успокоилась. «Пожалуй, пора идти домой. Утро вечера мудренее», – вздохнув, сказала она самой себе.

Марина сидела за столиком ресторана в теплой женской компании из четырех человек. Смеясь и перебрасываясь шутками, женщины изучали меню. У Риты был день рождения, и она пригласила своих самых близких подруг в маленький ресторанчик недалеко от ее дома. Ритины приятельницы Света и Таня были свободными, разведенными женщинами, сама же именинница вообще ни разу не состояла в браке. Марина единственная из них была замужем, но из-за того, что она почти везде ходила одна, а не с мужем, ее тоже считали вроде бы как свободной.

Марина заранее сообщила мужу, что она идет на день рождения подруги. Но она решила не говорить ему, что они пойдут в ресторан, чтобы не огорчать его, не вызывать ненужных подозрений. Она сказала, что у них девичник (что было сущей правдой), поэтому они будут праздновать у Риты дома.

Прошло более полутора месяца с их мартовской ссоры. Впрочем, после нее они в ту же ночь помирились в постели, как это водится у супругов. Марине врезались в память сказанные тогда мужем слова: «Даже если ты меня когда-нибудь бросишь, я все равно буду тебе благодарен за счастье»…

Тогда оба они обещали относиться друг к другу с пониманием, но довольно быстро все вернулось на круги своя. Похоже, оба смирились с существующим положением вещей. И хотя они не подавали вида, но чувствовалось, что каждый из них замкнулся в себе. Юрий Борисович стал больше работать, теперь он чаще, чем раньше, сидел в кабинете за письменным столом с документами и договорами. И еще: он стал более сдержанным в своих супружеских притязаниях. Теперь их интимные сближения стали происходить реже. То ли обида была тому виной, то ли возраст мужа брал свое, трудно было сказать. Впрочем, Марину это особо не огорчало: успокоился, и ладно.

Официант принес поднос с холодными закусками и алкоголем, затем стал разливать вино в фужеры. Празднование дня рождения покатилось по накатанной колее. Слышались тосты, передавались тарелки, звенели ножи и вилки, раздавались шутки и смех. В общем, обстановка была самой располагающей.

Когда женщины слегка захмелели, они, блестя глазами, стали поглядывать по сторонам, незаметно пытаясь оценить, есть ли в зале достойные кавалеры для танцев.

– На кого бы глаз положить, а, девчонки? – смеясь, спросила именинница. Она была уже явно навеселе, что, кстати, делало ее гораздо более привлекательной.

Сегодня был будний день, и посетителей в ресторане было, разумеется, меньше, чем в выходные. Однако через два столика от их женской компании сидела компания мужчин. Они явно не принадлежали к славянскому типу. Правда, на кавказцев они тоже были непохожи. Скорее, их лица наводили на мысль о том, что они приехали в Москву из Казахстана или Татарии. Публика эта была солидная, хорошо одетая, вполне приличная на вид, наверное, какие-нибудь предприниматели из ближнего зарубежья. Среди них, впрочем, были двое русских.

Мужчины не оставили без внимания очаровательную дамскую компанию. Они то и дело поглядывали на привлекательных москвичек, и, наконец, один из них пригласил Свету, Ритину приятельницу, танцевать. А когда заиграла ритмичная, заводная музыка, пошли и другие.

Веселый, компанейский москвич из этой компании, пригласивший Марину, назвался Вадимом. Он сказал, что мужчины, которых дамы приняли за казахстанцев, на самом деле из Уфы, они сотрудники газовой компании, и находятся здесь в командировке. А сам Вадим работает в московской рекламной фирме, которая разрабатывает для уфимцев кое-какие печатные материалы: визитки, буклеты, листовки и прочее.

Судя по всему, Вадим был несколько моложе Марины, на вид ему было лет двадцать восемь-тридцать. Он почти все время приглашал ее танцевать, чем вызывал веселые шутки со стороны ее приятельниц. Мол, нельзя же так, у самой муж есть, так еще и симпатичных кавалеров на свою сторону переманивает, надо же и с подругами поделиться. Рита даже намекающе толкнула Марину локтем и подмигнула: мол, не тушуйся, подруга, вот тебе и молодой московский кадр, с подходящей ментальностью!

Марине, в общем-то, импонировал этот напористый, пышущий здоровой мужской энергией, легкий в общении москвич. Он всячески показывал, что она ему нравится. Танцуя, он нежно обнимал ее, рассказывал анекдоты, старался развеселить, в общем, делал все то, что обычно делают мужчины, желая произвести впечатление на понравившуюся женщину. Хохоча над его незамысловатыми шутками, она вдруг подумала: а почему бы, собственно, не закрутить с ним роман? Впрочем, эта мысль была вызвана скорее ее легким алкогольным головокружением, нежели чем-то другим. Конечно, Вадим видел обручальное кольцо на ее руке, слышал шуточки подруг, и, понятное дело, ни на что особо серьезное не рассчитывал. Однако, как каждый мужчина, он не хотел упускать своего шанса.

Вадик не отходил от Марины ни на шаг. Когда вечер подошел к концу, он вызвался проводить ее до дома на такси. Они вышли на улицу. Было уже довольно тепло, апрельский воздух был напоен весенними запахами. Однако вечерами температура воздуха понижалась. Марина зябко поежилась в своем легком плаще, и Вадик нежно обнял ее за плечи.

Перед тем, как ехать домой, Марина позвонила мужу, чтобы сказать ему, что все в порядке, и что она скоро будет дома. Но Юрий Борисович не снимал трубку. «Странно», – подумала Марина. – «Может быть, обиделся и отключил телефон? Хотя вряд ли. Или, может быть, на пробежку вышел? Да нет, скорее всего, принимает душ, или задремал перед телевизором» – подумала она.

Вадим быстро поймал такси, Марина попрощалась с подругами, и они поехали.

– Имейте в виду, Вадик, что нельзя подъезжать близко к ее дому, а то муж из окна увидит, он у нее ревнивый! – хохоча, напутствовали кавалера приятельницы, когда Марина вместе с ним садились в машину.

– Не беспокойтесь, девочки, – в тон им весело отвечал он, – все будет сделано в лучшем виде! – и он помахал им рукой.

В машине Вадик шутил, рассказывал анекдоты, в общем, всячески старался произвести на Марину впечатление. Он сразу же дал ей свою визитку с номерами телефонов. Марина сообщила ему только свой рабочий телефон, а домашний и мобильный давать не стала, мало ли, муж ответит на звонок, что тогда? Лишние конфликты ей ни к чему.

«Как все-таки московские мужики не похожи на питерских», – думала Марина, глядя на Вадика. – «Они такие разбитные, напористые, энергия их так и распирает. Но в то же время они хитроватые, себе на уме. Этакие улыбчивые пройдохи. Не то, что наши, питерские, те сдержанные, замкнутые и все-таки более интеллигентные. В общем, как Ларин из “Улиц разбитых фонарей”», – улыбнулась она пришедшему на ум сравнению.

– Вадик, вы просто типичный москвич! И, знаете, мне это нравится, – сказала Марина, глядя на своего спутника.

– Да нет, Мариночка, я не коренной москвич. В Москве я три года всего. Сам-то я из Уваровки, есть такой городок в Московской области, недалеко от Можайска – пояснил Вадик. – Родители мои там живут. Хочу в Москве как следует обосноваться, ведь в провинции сейчас делать нечего. Сами знаете, стоит только отъехать от Москвы и Питера на пятьдесят километров, и там уже совсем другая жизнь.

– Да-да, – согласилась Марина. – А живете-то вы где?

– Квартиру снимаю. Вот провожу вас, и поеду к себе, в Чертаново, – ответил Вадик, поглаживая Маринину руку.

Наконец, они доехали до нужной улицы. Марина попросила водителя, чтобы он подъехал к ее дому со стороны двора. Окна их квартиры выходили на улицу, и отсюда муж не мог видеть, что ее кто-то провожает. Ей не хотелось без всякого повода огорчать его.

Попрощавшись с Вадимом и поблагодарив его за то, что он проводил ее, Марина направилась к своему подъезду. «Да-а-а», – подумала она, когда машина с Вадимом отъехала. – «Вот тебе и кавалер! Симпатичный мужик, конечно, но, как говорится, ни кола, ни двора», – усмехнулась Марина. – «Нет уж, лучше я буду за Юру своего держаться, он надежный», – думала она, поднимаясь на лифте на свой этаж. Ее вдруг неожиданно охватила волна благодарной нежности к мужу, которой она давно уже не испытывала.

Подойдя к квартире, она повернула ключ в замке и открыла дверь.

В квартире было тихо. Скорее всего, Юра, не дождавшись ее, лег спать.

Марина зажгла свет в прихожей и, стараясь не шуметь, сняла плащ и повесила его в шкаф. Раздеваясь, она бросила взгляд в зеркало. Выглядела она весьма неплохо: глаза блестят, лицо раскраснелось. Однако же, какая физиономия довольная! – подумала она. – Вот как влияет на женское настроение знакомство с симпатичным мужчиной! Особенно, когда находишься слегка подшофе, в приподнятом расположении духа, и все представляется в самом лучшем свете, в том числе и собственная внешность.

Она обратила внимание на то, что из кухни слышатся звуки методично капающей из крана воды. В ночной тишине они звучали особенно отчетливо.

Марина пошла на кухню, включила свет, взяла из холодильника бутылку с минералкой, наполнила стакан и с удовольствием выпила освежающе-прохладную, с шипящими поднимающимися пузырьками воду.

Закрыв покрепче кран с водой, чтобы он не капал, она обернулась и заметила на столе открытую упаковку валидола. Сначала она не поняла, зачем эта упаковка лежит здесь, но через секунду в ее голове возникла тревожная мысль: «Что с Юрой??». Только сейчас она почувствовала, что в доме царит глухая, гнетущая, мертвая тишина.

Она бросилась в спальню. Дверь комнаты была приоткрыта, но света там не было. Включив свет, Марина увидела мужа, лежащего по диагонали комнаты, недалеко от их кровати. Он лежал лицом вниз, согнув левую ногу в колене и нелепо подвернув правую руку. Он был в светло-сером спортивном костюме, в котором обычно ходил дома. Его тапочки были в беспорядке разбросаны рядом.

Марина упала на колени рядом с мужем и схватила его за руку. Ужас охватил ее, ее стало трясти. Рука Юрия Борисовича была мертвенно-холодной. Марина сразу поняла, что это конец. Она впервые в жизни прикасалась к столь холодному человеческому телу, но то, что муж мертв, она поняла сразу, это невозможно было не понять. Эта мысль мгновенно обрушилась на нее всей своей многотонной тяжестью.

Она почти легла на пол рядом с мужем и беспорядочно гладила его плечи, спину, руки, голову. В голове проносились отрывочные, беспорядочные мысли, и над ними неподвижно маячила одна, несбыточно-спасительная: «Может быть, это просто дурной, кошмарный сон??».

Но это был не сон. Это была явь.

Марина бросилась в кабинет. Там горел свет. Первое, что ей попалось на глаза, были валяющиеся посреди комнаты гантели. На столе лежали рабочие бумаги мужа. Наверное, намереваясь отдохнуть от своих занятий, он решил подвигаться, сделать зарядку. Он иногда переносил утреннюю зарядку на вечер, если по каким-либо причинам не успевал сделать ее утром, перед завтраком.

Видимо, во время зарядки ему стало нехорошо, и он пошел на кухню, чтобы принять валидол. Затем он, судя по всему, направился в спальню, чтобы прилечь на их широкую двуспальную кровать и отдохнуть, подождать, пока валидол рассосется и окажет свое действие. Но дойти до нее он не успел. Скорее всего, у него случился сердечный приступ. Инфаркт.

Сердце Марины гулко, бешено колотилось, в висках молоточками стучала кровь, кончики пальцев онемели. Она была в панике. Вдруг в ее сознании промелькнула мысль, что были моменты, когда она почти желала смерти мужа. Неужели эти мысли могли материализоваться?? Она чувствовала, что еще немного, и у нее начнется истерика. «Что делать? Что делать? Что делать?» – стучало у нее в голове. – «Звонить сыну мужа, Валерию?».

Но прежде чем звонить ему, она решила постараться взять себя в руки и, насколько это возможно, успокоиться. Она пошла на кухню и выпила залпом стакан воды. Потом она села на стул и задумалась.

Вдруг она вспомнила, что у мужа дома имелась некоторая сумма денег, которую он держал на всякий случай, на непредвиденные расходы. Основные сбережения он хранил в банке, но считал, что иметь кое-какую наличность дома тоже нелишне. Скорее всего, сумма денег, хранимая мужем, была невелика, долларов пятьсот, не больше. Они лежали, скорее всего, в шкафу, в том отделении, где находилось его белье.

Марина неожиданно осознала, что, когда муж был жив, она была здесь при нем полноправной хозяйкой. Теперь же, после того, как его не стало, она в глазах Валерия, скорее всего, таковой оставаться не будет. Во всяком случае ее положение среди родственников может стать сложным, по крайней мере, в моральном смысле. Она хорошо помнила, как отнеслись родственники к тому, что Юрий Борисович женился на ней. И, скорее всего, их отношение к ней после его смерти никак не улучшится. Наоборот, они наверняка будут считать ее, пусть даже негласно, косвенной виновницей его преждевременной кончины…

Значит, прежде, чем звонить Валерию, надо, пожалуй, забрать не только деньги, хранящиеся у мужа, но и документы на квартиру, дачу и остальное имущество. А иначе Валерий может взять эти документы себе, и тогда с оформлением наследства могут возникнуть некоторые сложности. Пока получишь дубликаты правоустанавливающих бумаг, пока нотариально заверишь все необходимые документы, пройдет немало времени. Придется побегать по инстанциям, да и нервы тоже придется потратить.

Нет, сыну звонить пока не стоит.

Марина знала, что муж хранит особо важные документы в небольшом алюминиевом кейсе, который лежал на антресоли, за коробками стирального порошка и упаковками туалетной бумаги. Муж давно, еще с самого начала их совместной жизни сказал ей об этом на всякий случай, чтобы она знала, где что лежит, мало ли, понадобится.

Принеся из кабинета мужа небольшую деревянную лестницу-подставку, которой он пользовался, когда ему надо было достать книги, лежащие на верхних полках, она полезла на антресоль. Движения Марины были лихорадочно-торопливыми, руки ее тряслись, сердце колотилось. Она сильно нервничала, и поэтому упаковки со стиральным порошком, а также рулоны туалетной бумаги беспорядочно посыпались на пол. Наконец, ей удалось достать лежащий на антресоли кейс. Он оказался достаточно тяжелым, судя по всему, там хранилось довольно много бумаг. Спустившись с лестницы, Марина села тут же рядом на пол и открыла его.

На самом верху лежало их с Юрой свидетельство о браке, затем оба их свидетельства о постановке на налоговый учет (так называемые ИНН), потом контракты Юрия Борисовича с фирмами, с которыми он сотрудничал. Затем страховые документы на квартиру, дачу, автомобиль.

Следующей лежала гербовая бумага, на которой сверху было написано слово «Завещание». От неожиданности у Марины замерло сердце. Затем она лихорадочно стала читать находящийся в ее руках документ. «Москва, десятого марта сего года», так, дальше, дальше что? «Я, Павловский Юрий Борисович…дата рождения такая-то, паспортные данные такие-то… настоящим завещанием, на случай своей смерти, делаю следующее распоряжение…». Буквы прыгали у Марины перед глазами, строчки сливались. Она не могла сосредоточиться. «Принадлежащую мне квартиру по такому-то адресу в Москве завещаю Павловской Ксении Валериевне, дата рождения такая-то». Далее шли строчки, говорящие о том, что автомобиль, гараж и денежный вклад, размещенный в таком-то банке, завещаны Павловскому Валерию Юрьевичу. И, наконец, дачу завещатель распорядился оставить Павловской Марине Владимировне. В самом конце было указано, что один экземпляр завещания хранится у нотариуса города Москвы фамилия такая-то, адрес такой-то, а другой экземпляр выдан завещателю.

Марина похолодела, сердце ее сжалось. Пытаясь сосредоточиться, она снова и снова читала строчки этого документа.

Бог мой, оказывается, муж сделал это завещание десятого марта, вскоре после женского праздника, всего через несколько дней после той их памятной ссоры, когда она ушла из дома, хлопнув дверью. Господи, ведь это было так недавно, с того дня прошло всего полтора месяца. Почему, почему он сделал это завещание? Какое-то предчувствие? Такое тоже бывает. Или, может быть, в день их ссоры он понял, что она его по-настоящему не любит? Во всяком случае, он осознал, что она не отвечает ему столь же сильным чувством, какое он к ней испытывает. Или же он посчитал, что, раз их отношения так серьезно разладились, то не исключено, что она его бросит? Теперь обо всем этом можно было только гадать…

Застыв на месте и зажав рот рукой, Марина читала и перечитывала строки завещания. Вдруг неожиданно ей вспомнились слова мужа: «Я все равно буду тебе благодарен за счастье…». Сидя неподвижно, как в ступоре, уставившись в одну точку, с сухими глазами она осмысливала эти слова.

Марина раскачивалась на полу и продолжала зажимать себе рот рукой, чтобы не закричать, не заорать, что есть сил. Наконец, из ее глаз хлынули слезы. Они беззвучно текли и текли по ее лицу, не переставая. Всхлипывая снова и снова, Марина размазывала их по мокрым щекам. Упав на пол, она шептала: «Юрочка, Юрочка, Юрочка!»… Царапая пол руками, она как будто пыталась вернуть безвозвратно ушедшую жизнь.

А за окнами седьмого этажа расстилалась молчаливая, огромная и загадочная, поблескивающая светом ночных фонарей и огоньками редких машин Москва…