Я не Пань Цзиньлянь Чжэньюнь Лю

– Тоже найти человека и выйти замуж. Раз он нашел, то и тебе не слабо. Такой дерзкий поступок стал бы намного эффективнее, чем бесконечная тяжба о давнем разводе. Поступи ты так сразу, тоже жила бы себе припеваючи вместо всех этих бесконечных судов.

Ли Сюэлянь призадумалась. Несмотря на то, что в школе Чжао Большеголовый казался полным растяпой, а потом еще и всю жизнь проработал поваром, в судьбоносный момент он, в отличие от других, мог дать дельный совет. Возможно, то, что он не мог сказать в школе, он сказал сейчас, став поваром. Возможно, он высказал ей то, чего не мог сказать двадцать лет назад. а ведь двадцать лет назад и Ли Сюэлянь думала так же, когда поехала на химзавод по-хорошему поговорить с Цинь Юйхэ. и если бы тогда Цинь Юйхэ признал, что развод был фиктивным, она бы не ворошила прошлое. Другими словами, она бы оставила прошлые обиды и стала строить новую жизнь. Но именно в тот день Цинь Юйхэ оклеветал ее, назвав распутницей Пань Цзиньлянь и тем самым вывел ее на путь судебной тяжбы. Двадцать лет спустя Ли Сюэлянь уже несколько раскаивалась в этом, ведь не прими она так близко к сердцу слова Цинь Юйхэ, у нее бы открылось второе дыхание, она нашла бы себе другого и, скорее всего, жизнь у нее сложилась бы не хуже. а теперь выходило, что все двадцать лет она просто переливала воду из пустого в порожнее. Но Чжао Большеголовому она сказала:

– Стоит ли теперь говорить об этом?

– Стоит. и сейчас не поздно найти человека.

Ли Сюэлянь сплюнула на землю:

– Мне сорок девять лет как-никак, уже вся седая, если даже начну искать, кому я нужна?

Чжао Большеголовый тут же сказал:

– Мне.

Ли Сюэлянь остолбенела. Сначала она подумала, что Чжао просто шутит, но он выглядел вполне серьезно. Ли Сюэлянь не могла так сразу взять и переключиться. Чжао Большеголовый не то, чтобы чем-то ее не устраивал, просто двадцать один год она думала исключительно о своей жалобе: как сначал воссоединится с Цинь Юйхэ, а потом уже с ним разведется. Эта борьба не на жизнь, а на смерть отвлекла ее от мыслей о нормальном браке с другим человеком. Вместе с тем столь откровенный разговор смутил Ли Сюэлянь, и она пихнула ногой Чжао Большеголового:

– Я и так натерпелась, а тут еще ты мне соль на рану сыплешь.

– Да ничего я не сыплю. Мы с тобой – одно целое, давай попробуем, ведь мы так подходим друг другу.

– Все ведь думают, что я – распутница Пань Цзиньлянь.

– А мне нравится Пань Цзиньлянь, я люблю распущенных женщин.

Ли Сюэлянь снова пихнула Чжао ногой:

– Ты продолжаешь?

Чжао засмеялся и попытался увернуться:

– Неужели ты изменила фамилию на Пань?

Потом он добавил уже серьезным тоном:

– Прошу тебя, подумай, это намного лучше, чем судиться.

Попрощавшись с Чжао Большеголовым, Ли Сюэлянь думала над его предложением целую ночь. Наутро ей показалось, что слова Чжао прозвучали намного реальнее, чем слова умершей коровы, да и пользы от них куда больше. Ведь корова просто просила Ли Сюэлянь больше не судиться, а как ей жить потом, она не сказала. в отличие от коровы, Чжао предложил ей выйти за него замуж, тем самым указав выход из положения. Раз можно было обустроить новый брак, то необходимость в жалобах отпадала. Если Пань Цзиньлянь выйдет замуж за другого, то сразу потеряет свою порочную суть. Но, как ни крути, предложение Чжао Большеголового стало для Ли Сюэлянь несколько неожиданным. Хотя неожиданным его можно было назвать весьма условно, ведь не вчера же она познакомилась с Чжао. Тридцать с лишним лет назад они вместе учились, уже тогда Чжао стал проявлять к ней интерес, то и дело украдкой подсовывал ей под партой ириски «Белый кролик». а вечером накануне выпускного он завел ее в сарайчик и попытался поцеловать в губы. Ли Сюэлянь притворилась рассерженной, оттолкнула и прогнала его. Двадцать лет назад, когда Ли Сюэлянь приехала с жалобой в Пекин и поселилась в комнате Чжао Большеголового, тот ночью вошел к ней и в кромешной тьме стал на нее смотреть. Ли Сюэлянь возьми да скажи: «Большеголовый, ну хватит уже, делай, что хотел», после чего включила свет, чем снова его спугнула. и тридцать, и двадцать лет назад он оставался все таким же трусливым, а сейчас он осмелел, да так, что решился сделать ей предложение. Чжао Большеголового не испугала ее репутация Пань Цзиньлянь, он был уже совсем не таким, как прежде. Это весьма тронуло Ли Сюэлянь. Но не так-то просто в одночасье изменить все свои планы. Для столь крутого поворота Ли Сюэлянь требовалось время. Поэтому, объясняя мэру Ма Вэньбиню причину отказа от дальнейших жалоб, Ли Сюэлянь раскрыла лишь часть правды, то есть рассказала про совет коровы, но не упомянула о намерении выйти замуж. и уж тем более она умолчала про то, что у нее имеется вполне конкретный кандидат, который в уездном центре подрабатывает поваром в ресторане «Удача» и зовут его Чжао Большеголовый. Именно эта недосказанность спровоцировала вспышку гнева со стороны Ма Вэньбиня и его свиты. Выслушав ее рассказ про корову, они подумали, что Ли Сюэлянь издевается. в свою очередь их гнев спровоцировал гнев Ли Сюэлянь. Вот если бы в этом году председатель суда, сельский староста и мэр города поочередно не наносили ей визиты, Ли Сюэлянь сначала бы послушалась свою корову, потом Чжао Большеголового и никуда бы жаловаться не поехала. Однако постоянные уговоры со стороны вышеперечисленных лиц заставили Ли Сюэлянь почуять неладное: все эти люди просто хотели спокойно пережить время большого съезда ВСНП. Совершенно очевидно, что они беспокоились не о Ли Сюэлянь, а о том, как спасти собственные шкуры. Ведь сунься она с жалобой в Пекин, они сразу послетают со своих должностей. Раскусив их помыслы, Ли Сюэлянь заново приняла решение ехать жаловаться в Пекин. а их свадьбу с Чжао Большеголовым пока можно и отложить. Двадцать лет откладывали и еще потерпят, никуда это от них не уйдет. и вообще, раз она собиралась выходить замуж, сначала ей нужно было покончить с прошлыми обидами. и пусть эта жалоба станет последней, но она все-таки сначала покончит с ней, а уже потом будет решать личные дела. на этот раз Ли Сюэлянь решила жаловаться назло. Ее претензии не имели никакого отношения к прежней жалобе, теперь в качестве мишени она выбрала не Цинь Юйхэ, а председателя суда, начальника уезда и мэра города.

После безрезультатных переговоров с Ли Сюэлянь в харчевне, где готовили баранью похлебку, Ма Вэньбинь покинул село Гуайваньчжэнь. Всю дорогу обратно он проехал молча. в машине рядом с ним на заднем сиденье разместился начальник уезда Чжэн Чжун, место рядом с водителем занимал начальник секретариата. Поскольку Ма Вэньбинь молчал, остальные также молчали. Сельская дорога была ухабистая, извилистая, и в темноте можно было увидеть лишь прыгающие фары машин впереди. на протяжении всего этого ухабистого пути вплоть до скоростного шоссе в машине царила гробовая тишина. Далее Ма Вэньбинь должен был возвращаться в город, а Чжэн Чжун – В уезд. Чжэн Чжун вышел из машины Ма Вэньбиня, к обочине тут же подъехала поджидавшая его машина. Чжэн Чжун вместе с приехавшими за ним коллегами встал у дороги, чтобы проводить взглядом машину Ма Вэньбиня. Машина Ма Вэньбиня проехала к пункту оплаты, после чего неожиданно остановилась и снова сдала назад. Чжэн Чжун поспешил подбежать. Ма Вэньбинь опустил боковое стекло, его взгляд устремился куда-то далеко в ночную тьму, сам он при этом молчал. Чжэн Чжуну ничего не оставалось, как просто стоять и ждать. Ма Вэньбинь перевел взгляд в сторону шоссе, где мелькали огни проезжавших мимо машин. Выдержав длительную паузу, он наконец изрек:

– Эта женщина из деревни меня окончательно разочаровала.

Услышав такое от Ма Вэньбиня, Чжэн Чжун весь содрогнулся. Если бы мэр отозвался подобным образом о каком-нибудь чиновнике, это бы означало, что политической карьере последнего пришел конец. Но Ли Сюэлянь к чиновникам не относилась, она была простой деревенской бабой. Поэтому ни один чиновник не смел наказать ее таким образом. Ма Вэньбинь перестал смотреть вдаль и вздохнул:

– Похоже, мы все ее недооценивали.

Чжэн Чжун не знал, что лучше сказать в этой ситуации. Если он начнет поддакивать, то тем самым унизит и себя, и Ма Вэньбиня. Ведь в ресторане все прекрасно поняли, что эта деревенщина посмеялась над Ма Вэньбинем, можно сказать, даже оскорбила его, чего никто не ожидал. Если же Чжэн Чжун не будет поддакивать, то ему будет сложно тут же опровергнуть сказанное. Так что ему ничего не оставалось, как просто открыть, а потом закрыть свой рот. Ма Вэньбинь покосился на Чжэн Чжуна, поправил свои очки в золотой оправе и сказал:

– Ну, раз так, будем действовать по твоему сценарию.

Чжэн Чжун сразу не нашелся с ответом. По его сценарию? Что еще за сценарий? и какой именно из сценариев? Но и эти вопросы Чжэн Чжун задавать не осмеливался. Тут он вспомнил, что когда на посту первого зама начальника соседнего уезда ему пришлось усмирять пикетчиков, он избрал самый радикальный путь. Поняв намек Ма Вэньбиня, он тут же сказал:

– По возвращении я ее сразу же возьму под арест.

И тут же добавил:

– Повод всегда найдется.

Кто же знал, что Чжэн Чжун неверно истолковал слова Ма Вэньбиня? Тот нахмурился:

– Я не прошу тебя никого арестовывать. Как можно просто так набрасываться на людей? Если повод окажется неподходящим, последствия будут самыми ужасными. Ведь двадцать лет назад именно по той же самой причине уволили целую партию чиновников. Ты же не сможешь на всю жизнь спрятать ее за решетку? к тому же ее нельзя причислить к обычным жительницам деревни, ее имя непременно ассоциируют с бывшими руководителями страны. и хотя те давно уже сошли со своих постов, недооценивать этот факт нельзя. Она Сяо Байцай нашего времени. Она уже стала известной личностью. за пределами нашего уезда и города никто не знает, кто такие Ма Вэньбинь и Чжэн Чжун, зато все знают, что в наших краях проживает Сяо Байцай. Так что ее слава куда больше нашей. и вообще, правильнее будет сказать, что она никакая не Сяо Байцай, не Пань Цзиньлянь и даже не Доу Э, это просто какой-то Нэчжа или Сунь Укун[23]. Как можно в случае с ней быть такими неосмотрительными? Такую если схватим, то, боюсь, снова дров наломаем!

Он начал заводиться все сильнее, отчего Чжэн Чжуна сразу прошиб холодный пот. Он уже жалел, что поторопился со своим предложением, не так понял слова мэра, теперь на его голову обрушился весь накопившийся за этот вечер гнев Ма Вэньбиня. к счастью, Ма Вэньбинь обладал выдержкой, поэтому, не успев распалиться, снова взял себя в руки:

– Так что данная ситуация отличается от твоего опыта на посту в соседнем уезде. Тогда ты имел дело с пикетчиками, которые осадили здание управы, а здешняя Сяо Байцай никакой осады не устраивает. Нельзя все слепо копировать, это понятно?

В голове Чжэн Чжуна, который обычно всегда все схватывал на лету, сейчас царила абсолютная пустота. Он не знал, как именно надлежит ответить: понятно ему или нет. Он боялся, что, если опять ошибется, Ма Вэньбинь снова рассердится. в это время из окна машины показалась голова начальника секретариата, который решил разрулить ситуацию:

– Мэр Ма прав. к каждому делу требуется индивидуальный подход.

И уже шутя, добавил:

– Раз она сама не идет на осаду, то тогда ничего не остается, как нам самим осадить ее.

Чжэн Чжун, наконец, понял, чего от него хотел Ма Вэньбинь: нужно было послать из уезда людей, которые бы глаз не спускали с Ли Сюэлянь и которые бы не допустили ее выезда в Пекин со своей жалобой. Такого рода метод изобрел не сам Чжэн Чжун, да и новым его не назовешь. Когда требовалось пресечь пикетчиков, власти пользовались им достаточно часто. до Чжэн Чжуна тотчас дошло, почему вышел из себя Ма Вэньбинь: он злился не на него, а на самого себя. Ведь, промучившись с этой деревенщиной, он так и не нашел более приемлемого варианта усмирения, не говоря уже о том, что зря потратил на Ли Сюэлянь целый вечер. Теперь ему приходилось выбирать для ее усмирения далеко не лучшую стратегию, а ведь Ма Вэньбинь считал себя новатором, ему хотелось сделать то, чего не смогли сделать другие, но в результате он сам оплошал. Именно это его и злило. Чтобы вывести Ма Вэньбиня из затруднительного положения, Чжэн Чжун поспешил предложить:

– Поскольку это проблема нашего уезда, нам ее и решать. Будьте спокойны, мы примем все надлежащие меры, чтобы она осталась дома и не поехала жаловаться в Пекин. Мы не допустим ее влияния на работу съезда ВСНП.

Буквально на следующий день вокруг дома Ли Сюэлянь было выставлено четверо полицейских, которые следили за ней и днем и ночью. Все они были переодеты в штатское, курили и находились в постоянном движении. Уже не первый раз за Ли Сюэлянь следили полицейские. Все эти двадцать лет, едва наступала пора съезда ВСНП, вокруг дома Ли Сюэлянь выставляли нескольких человек, иногда трех, иногда четырех. Если случались перевыборы в уездную или городскую управу, также присылали двух-трех полицейских. Учитывая, что такое повторялось из года в год, все уже к этому привыкли: как полицейские, так и сама Ли Сюэлянь. Дошло даже до того, что при встрече они приветствовали друг друга. Поскольку Ли Сюэлянь не являлась преступницей и, соответственно, никакой неприязни не вызывала, полицейские обходились с ней учтиво и приветствовали не иначе как «тетушка». Часто бывало и такое, что среди новоприбывших были один-два человека, которых уже присылали раньше. в таких случаях Ли Сюэлянь спрашивала:

– Снова приехали?

А те смеялись:

– Да, тетушка, снова прибыли к тебе в качестве личной охраны.

Когда Ли Сюэлянь управлялась по хозяйству во дворе, никого это не заботило. Но едва она выходила за порог, как за нею начинали ходить по пятам.

– Как же много я должна была накопить добродетелей, чтобы обзавестись столькими сопровождающими! – восклицала Ли Сюэлянь.

В таких случаях ей отвечали:

– А то! с президентом США обходятся так же.

Если Ли Сюэлянь сидела дома, а полицейских вдруг начинала мучить жажда, они всегда просили у нее попить. Ли Сюэлянь выносила термос и наливала им воды. в этом году из четырех прибывших двоих она уже знала. Один из новичков оказался сыном когда-то торговавшего в их селе мясника Лао Ху, этот парень подрабатывал в местном отделении полиции. Когда двадцать лет назад Ли Сюэлянь задумала убить Цинь Юйхэ, она сначала обратилась за помощью к брату, но тот якобы уехал в провинцию Шаньдун. Тогда она с этой же просьбой пошла к мяснику Лао Ху и, чтобы тот согласился, обманула его, сказав, что просит не убить, а лишь избить Цинь Юйхэ. Лао Ху в ответ выдвинул условие, что сначала они с ней сделают свои дела, а потом устроят расправу. Однако Ли Сюэлянь настаивала на том, чтобы сначала они устроили расправу, а потом уже сделали свои дела. После Ли Сюэлянь устроила сидячую забастовку у городской управы, за что была арестована. Выйдя из камеры заключения, Ли Сюэлянь снова запланировала убийство и снова пошла за помощью к Лао Ху, пообещав на этот раз, что сначала они сделают свои дела, а потом уже совершат убийство. Однако, услышав, что его просят об убийстве, да еще и сразу нескольких человек, Лао Ху тут же наложил в штаны. в настоящее время Лао Ху, разбитый параличом, лежал дома и на рынке уже не появлялся. о том, что к ней прикрепили сына Лао Ху, Ли Сюэлянь узнала лишь на второй день после появления полицейских. Если сам Лао Ху был низкорослым, толстым и обрюзгшим, то его сын, Сяо Ху, оказался на удивление красивым и хорошо сложенным. Ли Сюэлянь решила поговорить с ним по душам, однако слово за слово, и стало понятно, что он человек ненадежный. Сперва она спросила его:

– Оказывается, ты сын Лао Ху. Как там сейчас твой отец?

– Да никак, все лежит, думаю, ему уже недолго осталось.

– Почему в этом году ко мне приставили именно тебя?

– Третируют. в прошлом месяце я поспорил с нашим начальником, а он в отместку повесил на меня это ярмо.

– А что, слежка у полицейских не ценится? Это не так круто, как ловить преступников?

– Легко сказать, вы-то ночью спите под теплым одеялом, а мы вынуждены стоять тут на холоде. и хотя дело близится к весне, по ночам еще прохладно.

– А кто вас заставляет за мной следить?

– Что тут скажешь, тетушка. Тут все не при чем, во всем виноват съезд ВСНП.

Этим он весьма насмешил Ли Сюэлянь.

Но разговор разговором, смех смехом, а Ли Сюэлянь все-таки собиралась подавать жалобу. а чтобы это провернуть, она должна была избавиться от слежки, иначе говоря – сбежать. в противном случае ей никак не добраться до Пекина со своей жалобой. до начала съезда еще оставалась целая неделя, так что ехать туда заранее особой необходимости не было. Ей и раньше приходилось сбегать, обычно она делала это ночью, иногда все проходило удачно, а иногда срывалось. Сегодня из уездного центра на своем велосипеде в гости к Ли Сюэлянь снова приехал Чжао Большеголовый. Он заметил, что вокруг ее дома стоят четверо полицейских, с одним из них он был знаком, поэтому поприветствовал его. Войдя в дом, он сказал Ли Сюэлянь:

– В Китае только в двух местах выставляют часовых.

– Где именно? – спросила Ли Сюэлянь.

– В резиденции Чжуннаньхай[24] и у твоего дома.

Усевшись под финиковой пальмой, они продолжили разговор.

– Ты подумала над моим предложением?

Ли Сюэлянь растерялась.

– Над каким предложением?

– Над предложением пожениться.

– Знаешь, независимо от моего ответа, давай пока отложим это дело.

Теперь уже растерялся Чжао Большеголовый:

– Почему?

– Прежде чем думать над этим, мне сначала нужно решить вопрос с жалобой.

Чжао Большеголовый удивился:

– Ты ведь в прошлый раз сказала, что послушаешься совета коровы и жаловаться не поедешь? Ну а если это не так, то послушай хотя бы моего совета.

В ответ Ли Сюэлянь подробно изложила свою историю о том, как она встречалась с мэром города в харчевне, как они повздорили и как разошлись недовольные друг другом.

– Они уже совсем заврались, – заметила Ли Сюэлянь.

За разговором она снова начала распаляться:

– Ведь я сначала не хотела подавать жалобу, но они не поверили, решили, что вру. Когда же я сказала, что послушалась совета коровы, так они и вовсе приняли это за оскорбление. Ты ведь смог меня понять, когда я рассказывала тебе про корову, почему же они не могут? Почему они извращают все мои слова? Будь я, по их мнению, порядочной, разве приставляли бы они полицейских? Своим постоянным давлением они снова загоняют меня в угол, вынуждая сопротивляться. Сначала я решила отказаться от жалобы в пользу себя любимой, но теперь я буду выглядеть как полная размазня. Если я не поеду жаловаться, они, того и гляди, решат, что прижучили меня. Сначала я судилась против Цинь Юйхэ, а сейчас – против всех этих продажных чиновников. Раз они считают меня негодяйкой, я им спуску не дам. и почему они соображают хуже коровы?

Выслушав Ли Сюэлянь, Чжао Большеголовый согласился, что мэр и его подчиненные ничего не смыслят в таких делах. Ведь она и правда не планировала жаловаться, а они взяли и все испортили. Причем им самим от этого ни жарко ни холодно, а вот Чжао Большеголовому они помешали устроить праздник. Почесывая затылок, он спросил:

– А может, не стоит опускаться до их уровня? Может, сделаем, как договаривались: ты забудешь про жалобу, и мы заживем спокойно?

– Нет. Тут все так далеко зашло, что я не могу взять и проглотить эту обиду. с таким камнем на сердце я и после женитьбы не буду счастливой.

Понимая, что переубедить ее невозможно, Чжао невольно опечалился:

– Не думал, что все это приведет к таким неприятностям.

Тут Ли Сюэлянь сказала:

– Большеголовый, я хочу кое о чем попросить тебя.

– О чем? – удивился тот.

Ли Сюэлянь, указывая за ворота, продолжила:

– За мной тут со всех сторон наблюдают. Чтобы подать жалобу, мне нужно сначала сбежать. Одной мне с ними не справиться, сможешь помочь?

Это было сюрпризом для Чжао, он переспросил:

– Ты просишь меня с ними подраться?

– Драться или не драться, это уж как выйдет, главное – устроить побег.

Чжао снова забеспокоился:

– Один-то я с четырьмя не справлюсь. к тому же за противодействие властям последует серьезное наказание.

Ли Сюэлянь, не сдержавшись, выпалила:

– Я уже двадцать лет им противодействую, а ты одного раза испугался, а еще собрался на мне жениться. Если сходятся те, у кого нет единства в мыслях, то ничего хорошего из этого не выйдет!

Чжао совсем растерялся:

– Что ты сразу горячку порешь? Я ведь должен все обдумать? Или мне это не позволено?

Ли Сюэлянь его поведение насмешило:

– Ну, Большеголовый, вот и пришло твое испытание на практике. Мясник Лао Ху двадцать лет назад мое испытание не прошел. Так что с него брать пример не стоит.

– Я ведь не Лао Ху. Просто не могу так с ходу придумать подходящий способ.

– Вернешься домой, хорошенько подумай. до съезда осталась всего неделя, так что через три дня приезжай ко мне помогать с побегом.

Однако прошло три дня, а Чжао Большеголовый не приехал. Ли Сюэлянь понимала, что данное испытание должно было выявить истинные намерения Чжао. и на поверку он оказался таким же, как и мясник Лао Ху двадцать лет назад. Его интересовала исключительно женитьба, лезть в какие-то проблемы он не собирался, так что, едва он почуял неладное, тут же убрался с глаз долой. Но отсутствие Чжао Большеголового не могло остановить Ли Сюэлянь от побега. Бежать она собиралась ночью. Однако сегодня был пятнадцатый день луны, что предвещало полнолуние и, соответственно, светлую ночь. с раннего вечера и до глубокой ночи Лю Сюэлянь трижды высовывала голову через верхнюю ограду уличного туалета, чтобы посмотреть, чем заняты полицейские, но все четверо постоянно курили и прогуливались. Очевидно, шанса у нее сегодня не было. Попытайся она перелезть через стену, то в случае чего ей в ее возрасте под пятьдесят не убежать от этих двадцати-тридцатилетних молодчиков, к тому же она одна, а их сразу четверо. Она понимала, что, если ее уличат, это тут же спровоцирует повышение бдительности, и тогда на следующий день вокруг ее дома появится семь-восемь полицейских, что значительно усложнит ее следующую попытку. за прошедшие двадцать лет Ли Сюэлянь уже несколько раз попадала в такой переплет. Всякий раз, когда полицейским удавалось схватить ее во время побега, они присылали подкрепление, что значительно уменьшало шансы Ли Сюэлянь попытаться сбежать снова. Вплоть до самого рассвета Ли Сюэлянь так и не решилась бежать, а потом взошло солнце, и при свете дня сделать это стало и вовсе немыслимо.

Не будем говорить про день, наступил вечер. Ли Сюэлянь все надеялась, что соберутся тучи, но небо по-прежнему оставалось светлым и безоблачным. Едва начали сгущаться сумерки, как над головой снова выплыла полная луна. Ли Сюэлянь выругалась: даже природа ей не помогала. в это время в калитку постучали. Ли Сюэлянь подумала, что это кто-то из полицейских пришел попросить воды, но, открыв дверь, она увидела на пороге Чжао Большеголового. Чжао подталкивал вперед велосипед, на заднем багажнике которого крепилась огромная коробка. Ли Сюэлянь встретила его недружелюбно:

– Ты ведь вроде как струсил? Зачем снова явился?

Чжао потащил Ли Сюэлянь во двор, где стал разгружать велосипед. Открыв коробку, он вытащил из нее три жареные курицы, четыре тушенные в соевом соусе свиные ножки, пять замаринованных кроличьих голов. Вслед за этим под звенящую трель он вынул шесть бутылок гаоляновой водки «Лаобайгань». Ли Сюэлянь так и обомлела, до нее вдруг дошло, что именно задумал Чжао Большеголовый. Она притянула его к себе за голову и поцеловала.

– Вот тебе и недотепа. Я-то думала, что ты ни на что не годен, а ты, оказывается, стратег. Я считала, что ты безмозглый, а у тебя не мозги, а кладезь знаний.

Чжао стал распоряжаться, размахивая руками:

– Разводи быстрее огонь, приготовим несколько горячих закусок.

Пока шла подготовка к пиру, Чжао Большеголовый вышел к полицейским. Хотя дело близилось к весне, по ночам все еще стоял холод, поэтому четверо полицейских насобирали веток и развели у западной стены дома небольшой костерок. и сейчас все четверо расселись вокруг него на корточки, протянув к огню восемь рук. Чжао Большеголовый, знавший одного из них, крикнул:

– Лао Син, хватит уже мерзнуть на ветру, заходи в дом, выпьем водочки.

Лао Син поднялся и усмехнулся:

– Я ведь при исполнении, какая может быть водочка?

– Ведь твоя задача – следить за человеком? а поскольку человек находится в доме, то там и следить будет удобнее. Наверняка это понадежнее, чем следить за воротами?

Все четверо полицейских переглянулись, а Чжао продолжил:

– Да и, по правде говоря, нет уже никакой необходимости следить за кем-то.

– В смысле? – спросил Лао Син.

– Вы ведь за ней наблюдаете, чтобы она не уехала жаловаться, так? Но в этом году случай особый, никуда она жаловаться не поедет.

Лао Син вдруг замер, а потом холодно усмехнулся:

– Кто ж этому поверит?

– Ли Сюэлянь выходит за меня замуж. и сегодня по этому случаю мы устраиваем помолвку. а раз она собирается выходить за меня, то какое ей теперь дело до прошлого развода?

Полицейские снова переглянулись, а Лао Син спросил:

– Это что, правда?

– Как можно шутить такими вещами? Ладно бы еще я решил пошутить, но какая порядочная женщина такое поддержит? Так что в этом году зря вы за ней следите.

Лао Син почесал затылок:

– Звучит убедительно. Только боюсь, если мы к вам зайдем и потом об этом узнает начальство, то попадет нам по полной программе.

Кто бы мог подумать, что сын Лао Ху, Сяо Ху, покажет всем пример, и первым направится от костра к дому?

– Люди женятся, а мы тут на улице мерзнем, ну не дураки ли?

Трое его сослуживцев переглянулись и нерешительно пошли за ним.

Гулянка длилась с восьми вечера и до трех часов ночи. Поначалу все осторожничали. Лао Син старался сохранять бдительность. Но глядя, с какой радостью управляется на кухне Ли Сюэлянь, как она, подавая угощенья, льнет к Чжао Большеголовому и позволяет тому покормить ее с рук, полицейские наконец поверили, что Чжао Большеголовый говорил правду. Начав выпивать, мужчины уже не могли остановиться. Сначала они пили вместе, потом стали разыгрывать штрафные рюмки на пальцах. Они даже не заметили, как прикончили подчистую трех жареных куриц, четыре тушенные в соевом соусе свиные ножки и пять замаринованных кроличьих голов. Из шести приготовленных Ли Сюэлянь горячих блюд остался лишь суп на донышке. Шесть бутылок пятидесятисемиградусной водки «Лаобайгань» также плескались в пяти желудках, так что на каждого в среднем пришлось почти по пол-литра. Чжао Большеголовый, который как-никак всю жизнь проработал поваром, после такого количества спиртного остался как огурчик. а вот Лао Син и Сяо Хэ уже свалились под стол и забылись мертвым сном. Еще один полицейский пошел в туалет, где рухнул прямо рядом с выгребной ямой. Единственный товарищ, который еще оставался в сознании, тоже собирался пойти в туалет, но его обмякшие ноги не позволяли ему даже подняться. Чжао и Ли Сюэлянь спокойно собрались в дорогу, потом отобрали у всех полицейских мобильники, сложили их в мешок и забросили на крышу. Выкатив со двора велосипед, они заперли ворота и отправились в путь. Оставшийся в комнате полутрезвый полицейский наконец сообразил, что произошло, и собрался было в погоню, однако ватные ноги его не слушались. Когда он все-таки выполз во двор, а потом еще и прополз до ворот, то стал по ним стучать и орать:

– А ну, вернитесь, вернитесь сюда!

Но Чжао Большеголовый вместе с обхватившей его за пояс Ли Сюэлянь, которая устроилась на заднем багажнике, уже были за километр от дома.

Побег Ли Сюэлянь устроил большой переполох как в уезде, так и в городе. Но до города эта новость дошла не сразу. Когда на следующее утро о побеге Ли Сюэлянь узнал начальник уезда Чжэн Чжун, он очень испугался. Он не осмелился сразу доложить об этом в город, думая, что решит эту проблему самостоятельно и вернет Ли Сюэлянь с помощью сил уездной полиции. Ли Сюэлянь наверняка направилась жаловаться в Пекин. Поэтому Чжэн Чжун оперативно распределил полицейские посты, которые стали проверять все автовокзалы уезда. Часть сил была брошена на проверку пассажиров небольшой железнодорожной станции, где останавливались некоторые проходящие поезда. Кроме того, на всех ведущих к Пекину дорогах появились блокпосты. при этом блокировались не только дороги на Пекин: столица находилась на севере, поэтому полицейские взяли под контроль все трассы, ведущие на север, включая скоростную магистраль, главные автодороги провинции, города, уезда, села и даже небольшие дороги встречающихся на пути деревень. в общем итоге на это дело было мобилизовано более четырехсот полицейских. Но прошел день, а эти четыреста с лишним человек так и не поймали одного-единственного. к этому времени через органы общественной безопасности до мэра города Ма Вэньбиня уже успела дойти весть о побеге Ли Сюэлянь. Ма Вэньбинь тут же позвонил Чжэн Чжуну. Его первая фраза была такова:

– Начальник Чжэн, слышал, что сегодня у вас дел невпроворот.

Чжэн Чжун, прекрасно понимая, что в бумажном пакете огня не утаить и что тайное стало явным, ответил:

– Я как раз собирался доложить об этом в город.

– А зачем об этом докладывать? Вы столько полицейских задействовали, я просто собирался спросить, смогли ли они разыскать эту женщину?

Чжэн Чжуну пришлось ответить, как есть:

– Еще нет.

Ма Вэньбинь рассердился:

– Сколько раз я говорил: «Даже плотина в тысячу ли может разрушиться от маленького муравейника», или что: «Искру нужно тушить до пожара», или что: «Из-за малого можно потерять большое». Ну почему раз за разом все проблемы возникают из-за каких-то мелочей? Как можно в уезде, в котором столько полицейских, не уследить за одной-единственной женщиной? Пусть данный инцидент прошел по вине полицейских, но где корень всех зол? Мне кажется, что он находится в наших руководящих чиновниках. Вы что, не осознали еще всю серьезность этого дела, или у вас отсутствует всякое чувство ответственности? Это меня несколько разочаровывает.

Обычно если Ма Вэньбинь называл имя разочаровавшего его чиновника, то у того в служебной карьере наступала черная полоса. и хотя сейчас данная фраза прозвучала безотносительно к конкретным лицам, это его «несколько» заставило Чжэн Чжуна покрыться холодным потом. Положение усугубило замечание про «отсутствие чувства ответственности».

– Да-да. Это мы не проявили должной ответственности, мы не проявили, – протараторил Чжэн Чжун и тут же добавил: – Спешим вас заверить, что мы усвоили урок и гарантируем, что в течение двух дней найдем эту женщину.

Он сказал о двух днях, потому что именно столько оставалось до съезда ВСНП, то есть через два дня должно было состояться его открытие. Услышав такое, Ма Вэньбинь улыбнулся, но его обычная улыбочка сейчас была похожа на холодный оскал:

– Ты говоришь о гарантии, которую не в силах дать. Здесь речь идет не о каком-то камне, который лежит себе в горах и ждет, когда вы за ним придете. Это живой человек с подвижными конечностями. не зная, куда эту женщину занесло, как вы ее за два дня поймаете?

Этот вопрос Ма Вэньбиня поставил Чжэн Чжуна в тупик. Ведь он старался занять правильную позицию и никак не предполагал, что мэр начнет цепляться к словам. а если вышестоящий начинает цепляться к словам подчиненного, это все равно что у змеи отбивают половину туловища, и тогда подчиненный не в силах даже шевельнуться. Вот и Чжэн Чжун уподобился сейчас такой же побитой змее. Говоря по телефону, он только открывал рот, но никакого ответа из себя выдавить не мог. Ма Вэньбинь, похоже, также не хотел утруждать себя дальнейшим разговором, а потому распорядился:

– Послезавтра я должен появиться на съезде в Пекине, мне бы очень не хотелось увидеть там эту Сяо Байцай.

Немного погодя он добавил:

– Опозорится ли наш город, а также ваш покорный слуга, целиком и полностью зависит только от начальника уезда Чжэна, так что, покорнейше прошу вас, начальник Чжэн.

Сказав это, он повесил трубку. а Чжэн Чжун все так и стоял с трубкой в руке, не зная, что ему теперь делать. Неожиданно он почувствовал, что все его нижнее белье буквально прилипло к телу. Последняя фраза Ма Вэньбиня звучала как издевка, поэтому ее вес нельзя было недооценивать. Чжэн Чжун схватил со стола стакан и со всей силы грохнул его об пол. Потом он кинулся к телефону и вызвонил начальника уездного управления общественной безопасности. Тот также весь день трудился в поте лица, забыв и про обед, и про ужин. Когда начальник предстал перед Чжэн Чжуном, тот спросил его прямо в лоб:

– Вы работали целый день, ну и как, нашли ту деревенскую беглянку?

Его вопрос прозвучал практически так же, как вопрос Ма Вэньбиня. Начальник в свою очередь промямлил:

– Еще нет.

И его ответ прозвучал так же, как ответ Чжэн Чжуна Ма Вэньбиню. в конце концов гнев Чжэн Чжуна выплеснулся наружу, его глаза метали молнии:

– Учишь вас, учишь, а вы хуже собак, за одним человеком не в силах уследить. Чтобы завтра же нашел ее и привел ко мне. в противном случае без заявления об отставке ко мне не приходи!

Начальник полиции не осмелился перечить, он выбежал из кабинета, спеша выполнять полученное указание. с одной стороны, он продолжил наращивать полицейские отряды для поимки Ли Сюэлянь, а с другой – потребовал привести в тюрьму тех четырех полицейских, которых приставили следить за сбежавшей. Кроме Лао Сина и его сотоварищей, этой участи не удалось избежать и начальнику сельского отделения полиции. Их привели в тюрьму не для того, чтобы посадить как преступников, для вынесения такого приговора не хватало оснований. в тюрьме им надлежало следить за преступниками в качестве тюремных надзирателей, что считалось хуже всякого наказания. Начальник полиции стал ругаться на них точно так же, как и Чжэн Чжун на него:

– Учишь вас, учишь, а вы хуже собак, за одним человеком не в силах уследить.

Сделав паузу, он добавил:

– Не знаете, как охранять простых людей? Тогда начнем с азов, а именно, с охраны преступников. Поработаете тут годков этак десять и на всю жизнь запомните, как это делается!

Начальник сельского отделения полиции, с одной стороны, пытался разжалобить начальника городской полиции, а с другой, на чем свет крыл Лао Сина, Сяо Ху и еще двух полицейских. Последние в свою очередь, с одной стороны, признавали, что попали в передрягу, а с другой, немного радовались. Ведь им удалось сохранить в тайне попойку в доме у Ли Сюэлянь, а ее побег они объяснили небрежностью при исполнении служебных обязанностей. Но если бы вскрылся факт того, что они выпивали прямо на дежурстве, такая халатность усугубила бы их вину.

А вот председатель суда Ван Гундао сохранял невозмутимость в общей сумятице. Хотя дело Ли Сюэлянь напрямую относилось к суду, однако ее нынешний побег не имел к нему никакого отношения. за Ли Сюэлянь следили полицейские, которые находились в подчинении управления общественной безопасности, а это была уже совершенно другая структура.

Совершив побег из дома, Ли Сюэлянь и Чжао Большеголовый сели на велосипед и поехали, но поехали они отнюдь не на север. Сам побег планировался ради поездки с жалобой в Пекин, который находился севернее этих мест, так что, по идее, ехать следовало туда. Однако двадцатилетние попытки обхитрить полицейских не прошли для Ли Сюэлянь даром. Деревня, где она жила, располагалась в восточной части уезда и была открыта всем направлениям. Во все стороны, кроме восточной, от ее дома до границ уезда насчитывалось от пятидесяти до ста с лишним километров. и лишь на востоке их уезд кончался в радиусе тридцати с лишним километров. Единственная возможность улизнуть из лап местных полицейских – покинуть границы данного уезда. Поэтому Ли Сюэлянь распорядилась ехать не на север, а на восток. Тем самым они могли еще и запутать полицейских. Поначалу беглецы ликовали, но, проехав километров пять, заволновались: они боялись, что пьяные полицейские уже начали приходить в себя, к тому же один из них уже практически протрезвел, правда, на ногах не держался. Но едва все они очнутся или обретут должную подвижность, как тотчас доложат о случившемся наверх. а если об их побеге станет известно в уезде, за ними тут же отправят погоню и возьмут в окружение. Чжао Большеголовый что есть мочи крутил педали. Проехав с десяток километров, он пропотел до нитки. Ли Сюэлянь вызвалась его подменить, но тот стал упираться. Только когда Ли Сюэлянь демонстративно спрыгнула с велосипеда, ему пришлось уступить. Семь с лишним километров Ли Сюэлянь проехала, везя на багажнике Чжао, после чего тот, отдохнув, снова сел за руль. Наконец, ближе к рассвету, они миновали границу уезда. Проехав еще пять-шесть километров, они слезли с велосипеда и уселись передохнуть у придорожного моста.

– Хвала Будде, считай, что первая застава пройдена, – произнесла Ли Сюэлянь.

– Это все твоя заслуга, хорошо, что мы поехали на восток, а не на север. Теперь из этих мест мы уже спокойно доедем до Пекина.

– Большеголовый, я тебе так благодарна. Если бы не ты, у меня бы ничего не вышло.

Помолчав, она добавила:

– Мы уже выехали из уезда, так что можешь возвращаться. Дальше я поеду сама.

Но тот, вопреки ожиданиям, вскинул голову и сказал:

– Нет, я обратно не поеду.

– И что теперь?

– Мне теперь назад дороги нет. Подумай сама: я помог тебе напоить сразу нескольких полицейских, потом помог бежать, тем самым встав в оппозицию к властям. Да если меня схватят, то откуда ждать пощады?

Об этом Ли Сюэлянь как-то не подумала. Чжао Большеголовый продолжал:

– Я знал, на что шел, так что для меня все мосты сожжены.

Улыбнувшись, он добавил:

– К тому же ты едешь в Пекин, а я там провел больше тридцати лет, я его знаю получше твоего.

Ли Сюэлянь никак не ожидала услышать таких слов. Это ее очень растрогало, и в порыве чувств она крепко обняла Чжао.

– Большеголовый, как только я подам свою жалобу, сразу выйду за тебя замуж.

Оказавшись в объятиях Ли Сюэлянь, Большеголовый почувствовал прилив возбуждения:

– Так или иначе, я все поставил на кон. а после свадьбы, если даже ты снова соберешься жаловаться, я всегда буду ездить с тобой.

Сделав передышку, они снова отправились в путь и к полудню прибыли в центр соседнего уезда. за целую ночь и полдня в дороге они несколько подустали. Они также опасались, что неудачная попытка задержать их в собственном уезде приведет к тому, что теперь границы розыска расширятся до соседних уездов, и тогда средь бела дня они станут легкой добычей. Поэтому, обнаружив на подъезде к городу ресторанчик, они для начала поели, после чего в неприметном переулке нашли небольшую гостиницу, в которой решили до вечера отдохнуть, а потом уже ехать дальше. в какой-то степени ради экономии, а в какой-то просто из-за близких приятельских отношений, Лю Сюэлянь и Чжао Большеголовый сняли один номер на двоих. Это не свидетельствовало о том, что они хотят там чем-то заняться. Но едва они вошли в номер, как Чжао Большеголовый тут же заключил Ли Сюэлянь в объятия. и все бы ничего, ведь по дороге сюда и сама Ли Сюэлянь обнимала Чжао. Однако, обнимая Ли Сюэлянь, Чжао повалил ее на кровать и стал раздевать. Та изо всех сил старалась отпихнуть Чжао и встать.

– А ну, отстань, не то рассержусь.

Тридцать лет назад, когда оба они еще учились в школе, Чжао заманил Ли Сюэлянь в сарайчик, где попытался поцеловать в губы. Ли Сюэлянь оттолкнула его так, что тот повалился на землю, после чего просто убежал. Двадцать лет назад, когда Ли Сюэлянь впервые приехала с жалобой в Пекин и поселилась у Чжао Большеголового, тот ночью пробрался к ней в комнату. Ли Сюэлянь, раскусив его намерения, решила его спровоцировать: «Большеголовый, ну хватит уже, делай, что хотел», чем снова его спугнула. Кто же знал, что сейчас Чжао уже не будет вести себя так, как тридцать или двадцать лет назад? Так что, когда Ли Сюэлянь ясно сказала ему, что рассердится, Чжао ничуть не испугался, напротив, он продолжал валить ее на кровать и раздевать.

– Дорогая моя, я ждал несколько десятков лет.

В дороге Ли Сюэлянь так устала, что у нее не осталось никаких сил сопротивляться. при этом ее удивляло, что Чжао Большеголовый, который утомился не меньше, вдруг так сильно возбудился. Учитывая, что он собирался сопровождать ее в Пекин, к тому же оба уже договорились о свадьбе, Ли Сюэлянь через какое-то время сопротивляться перестала. Наконец она позволила Чжао полностью раздеть ее, тот и с себя стащил всю одежду. Он вошел в нее без всяких прелюдий. Ли Сюэлянь уже двадцать один год жила без мужчины, поэтому поначалу держалась скованно. Но Чжао Большеголовый, вопреки ожиданиям, оказался мастером по части женщин. и если сначала он проявлял напористость, то теперь, проникнув в Ли Сюэлянь, стал действовать не спеша. Замерев внутри нее, он стал ласкать языком ее мочки, брови, губы, потом грудь. Дождавшись, когда она расслабится, он начал двигаться. и здесь Чжао оказался оригинален: его движения, то слабые, то сильные, то влево, то вправо, постепенно разогрели желание у Ли Сюэлянь. Такого она не испытывала уже двадцать один год. Почувствовав готовность Ли Сюэлянь, Чжао приступил к еще более активным и изощренным действиям. и тут вдруг Ли Сюэлянь испытала оргазм. Она начала громко вскрикивать. Волна ее возбуждения спала, но Чжао не останавливался, и тогда его мощные атаки вызвали у нее повторный оргазм. Она снова закричала. Когда Ли Сюэлянь жила вместе с Цинь Юйхэ, ничего подобного с ней не случалось. Этот Большеголовый, – В тихом омуте черти водятся, – В постели оказался весьма изобретателен. Ему было уже за пятьдесят, но кто мог подумать, что после пережитых ночных передряг в нем еще останется так много сил? Наконец, отдышавшись, они, совершенно нагие, просто растянулись на постели. и тут Ли Сюэлянь заплакала:

– Знаешь, все-таки это изнасилование.

Чжао смахнул ее слезы и хлопнул по ляжке:

– Мы тридцать с лишним лет потратили впустую.

Чуть погодя он тихонько спросил:

– Ну и как, тебе было хорошо?

Несколько стесняясь, Ли Сюэлянь стала юлить:

– И не стыдно тебе средь бела дня заниматься таким?

Но потом она прильнула к Чжао и так же тихонько ответила:

– В жизни не испытывала ничего подобного.

Успех в постели определил их дальнейший маршрут и место назначения. Чжао Большеголовый укрыл себя и Ли Сюэлянь одеялом и, крепко взяв ее за руку, спросил:

– Дорогая, хочу задать тебе один вопрос. с кем нам лучше: с приятным или неприятным человеком?

– К чему обсуждать такие глупости?

– С кем нам лучше: с близким человеком или врагом?

– Это такой же глупый вопрос.

– Хорошо. Но раз ты признаешь эти вопросы глупыми, должен сказать, что ты тоже поступаешь глупо.

Ли Сюэлянь остолбенела:

– Как это?

– Раз ты понимаешь эти прописные истины, я прошу тебя не подавать эту жалобу. Жалуясь, ты отдаляешься от близких людей и соединяешься с врагами. и пусть бы ты смогла выиграть свое дело, но прошло уже двадцать лет, а результата все нет как нет. Также нет гарантии, что результат появится в этом году. Ведь ни ты, ни твои враги ничуть не изменились.