Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах Дышев Андрей

Глава 30

Бородатый вывел меня из проулка на центральную улочку кишлака. Мы свернули вправо и пошли вверх. Я шел медленно, мой конвоир меня не поторапливал, и я успел хорошо рассмотреть все то, что нас окружало. У меня не возникло мысли о побеге, я не мог даже предположить, что оставлю Валери в плену, просто сработал старый профессиональный рефлекс: когда тебя ведут, то надо хорошо запоминать куда.

Мы поднялись до типичного для этой местности саманного дома, на крыше которого возвышалась пристройка со стеклянными окнами и печной металлической трубой, торчащей из прокопченной стены, словно трубка изо рта адвоката Рамазанова. Мой конвоир, видимо понимая, что я совершенно не рублю в его языке, молча хлопнул меня по правому плечу, и я послушно свернул влево, к лестнице, ведущей к пристройке. Конвоир подождал внизу, пока я взберусь, выдерживая необходимую дистанцию, чтобы я ненароком не заехал сапогом ему промеж глаз, затем поднялся за мной следом, закинув автомат за спину.

Мы вошли в комнату, посреди которой стоял стол с чайником и пиалами, в деформированной консервной банке дымились окурки. За столом сидел средних лет человек с длинными, слегка вьющимися волосами, тоненькими усиками и такой же, едва обозначенной бородкой, со смуглой кожей, гладкой и чистой, без единого изъяна, как у младенца. В чертах его лица угадывалась европейская кровь. Человек был красив, но я понял самое главное — от него зависит наша жизнь.

Он кивнул мне на стул, придвинул пиалу, пачку «Кэмела».

Меня вдруг осенило. Я понял, почему на допрос вызвали именно меня и почему с человеком, который с оружием в руках угнал автомобиль, обращаются достаточно вежливо.

— Кто вы? — спросил длинноволосый на чистейшем русском языке.

— А вы разве не знаете? — ответил я, наливая в пиалу чай. — Там же все написано.

— Давно перешли границу?

— Четыре дня назад.

— Цель?

Он спрашивал негромко, будто мои ответы его мало интересовали. Взгляд блуждал по моей груди, рукам, лицу.

— Мы пришли зарабатывать деньги.

— Я понимаю. Кто вас отправил?

Я понял, что лед подо мной затрещал с угрожающей силой, и ляпнул первое, что мне пришло на ум:

— Сафаров.

— Не слышал такого. Пейте еще. Закуривайте. Вы давно в Таджикистане?

Я отрицательно покачал головой:

— Полгода. Я только недавно заключил контракт.

Длинноволосый не сводил с меня глаз. Я, как заведенный, десятый раз налил в свою пиалу чай и залпом выпил. Хорошо, что не курил, не то от пачки «Кэмела» осталась бы гора окурков.

— Хорошо, — растягивая звуки, ответил длинноволосый.

Сейчас повернет свое красивое лицо в сторону конвоира, подумал я, и так же тихо и мягко скажет: «Этого можно расстрелять». Но он спросил у меня:

— И как вы думаете здесь заработать?

— Мы хотим переправить на тот берег партию наркотиков. — Длинноволосый молчал, будто ждал продолжения, и я добавил: — Я формирую смешанный отряд из числа парней, которые здесь служили. Они хорошо обучены, но у нас мало оружия.

— И вы здесь служили?

— К сожалению, пришлось.

— Интересно, в каких краях?

— В Кундузе.

— Это там, в долине?

Я понял, что длинноволосый меня проверяет.

— Нет, это там, где плато. Рядом со взлетно-посадочной полосой.

Он закурил, и я рассмотрел его пальцы. Несомненно, он — один из командиров отрядов таджикской оппозиции. Моджахедов я представлял себе достаточно однозначно — вдоволь насмотрелся на бородатых. Этот же крушил мое представление о них самым беспардонным образом. Ногти на тонких пальцах чистые, обработанные пилочкой, движения изящные, разговор спокойный и конкретный, что само по себе говорит о наличии интеллекта.

— Вы силой захватили автомобиль на территории, которую я контролирую, — сказал он.

— Глубоко сожалею о случившемся и приношу вам в связи с этим свои извинения, — немного наигранно ответил я и улыбнулся.

Длинноволосый, похоже, улыбаться не умел. Он смотрел на меня невидящими глазами сквозь струйки сигаретного дыма и, казалось, совершенно забыл обо мне, и мысли его витали где-то далеко-далеко от этого стола с пластиковым покрытием, какие бывают в закусочных.

— Куда вы направляетесь?

— В район Нардары.

— И что там?

— А там находится наш постоянный поставщик сырья.

— Вы в Москве давно были? — неожиданно сменил он тему разговора.

Я чуть не сказал, что не давнее, чем две недели назад.

— Ну-у, с полгода…

— Как она?

— Грязь, суета, — ответил я, не понимая, куда он клонит.

— А в Казани?

— Нет, в Казани я не был.

— Жаль, — ответил он, затушил окурок и, вытащив из нагрудного кармана зеленую «корочку», протянул ее мне. — Оружие и вещи я вам верну. Машина довезет вас до Черной Щели. Дальше плохая дорога, пойдете пешком. Постарайтесь не встречаться с вооруженными людьми. Нардару держит некий Алихан. Парень этот не слишком разборчив, может почистить ваши рюкзаки и даже пристрелить вас.

Я ликовал в душе. Мой ангел-хранитель сработал в высшей степени профессионально. Но из-за стола я поднялся, все еще сохраняя на лице выражение легкой усталости и безразличия к своему собеседнику. Если человек не скрывает радости от того, что помилован, значит, он не ожидал этого помилования, а раз не ожидал, то внутренне соглашался со смертным приговором, которого, в итоге, вполне заслуживает.

Теперь конвоир следовал впереди меня. Мы так же, не спеша, спустились вниз, свернули в проулок. Я был все еще в возбужденном состоянии и не верил в такую редкостную удачу. Непроизвольно улыбаясь, я рисовал в своем воображении физиономию адвоката, которая вытянется, как колготки на слонихе, когда он узнает о результатах допроса.

Но меня ожидало разочарование. Конвоир, отперев замок, распахнул дверь настежь и, ни слова не говоря, пошел в тень дувала. В проеме тут же выросла фигура адвоката. Он как-то странно взглянул на меня и попятился в глубь сарая.

— У меня создается впечатление, — сказал я, — будто вы огорчились тому, что меня не расстреляли.

— Кирилл! — крикнула Валери и повисла у меня на шее. — Быстрей говори, что было? Тебя били? Что они хотят?

— Выходите, — сказал я. — С вещами. Сейчас погрузимся в авто и с ветерком домчим до какой-то Черной Щели. Но мне кажется, что это все равно нам по пути. Вы даже не представляете, как нам повезло!

— Мы спасены, ура! — крикнула Валери и попыталась снова повиснуть у меня на шее.

— Не вижу причины для особой радости, — отозвался из своего угла Рамазанов.

— Вы предпочли бы, чтобы нас довезли до самого места? Да еще баулы помогли бы загрузить?

Адвокат усмехнулся и скривил губы.

— Не принимайте меня за идиота, Кирилл.

— Да что же вас не устраивает?

— Низами Султанович! — Валери растерянно смотрела на адвоката. — Что вы говорите?

— Я человек не молодой, — сказал он, — и многое в жизни успел повидать. Но вот чтобы моджахеды просто так отпустили своих пленников, да еще предложили бы им автомобиль — такого я никогда не видел и вряд ли когда увижу.

Валери посмотрела на меня, отступила на шаг.

— Это действительно странно, Кирилл. Что ты им сказал?

— Они приняли меня за своего, — ответил я и пожал плечами.

— А я голову ломаю! — хлопнул себя по лбу адвокат. — А все оказывается так просто. Конечно же, они не обратили внимания на ваши голубые глаза, белую кожу и очень сильный крымско-рязанский акцент и по каким-то таинственным признакам увидели в вас борца за ислам.

— Ваша ирония не слишком-то уместна, — ответил я. — Все действительно достаточно просто. При обыске у меня нашли удостоверение бойца оппозиции. Это удостоверение, — я протянул «корочку» адвокату, — я взял в качестве трофея, когда мчался к вам в Душанбе. Оно не именное и без фото.

Рамазанов покрутил удостоверение в руках и, продолжая криво улыбаться, вернул его мне.

— Интересно, а на каком языке вы общались с моджахедами?

— Представьте себе, на русском.

— Невероятно, — адвокат покачал головой и поцокал языком. — А я, дурак, искал переводчика, прежде чем отправиться в Афганистан. А тут, оказывается, все поголовно шпарят по-русски.

— Вы в самом деле дурак, — ответил я.

— Кирилл, ты им про наркотики ничего не говорил? — спросила Валери. Дьявол! И в ее глазах уже светилось недоверие. Если адвоката с его идиотскими подозрениями я мог послать ко всем чертям, то Валери надо было убедить во что бы то ни стало!

Я заметил, что конвоир, отдыхающий в тени, прислушивается к нашему разговору, и прикрыл дверь.

— Валери, — сказал я, взяв ее за плечи, — ты умная девушка и все поймешь. Выслушай меня. Человек, с которым я разговаривал, похоже, татарин — из Москвы или Казани. Говорит на русском. Во всяком случае, со мной. К нему попало это удостоверение, и я выдал себя за командира оппозиционного отряда. Сказал, что занимаемся контрабандой наркотиков, а на вырученные деньги покупаем оружие.

— Браво! — Адвокат захлопал в ладони. — Это уже похоже на правду. Значит, вы все-таки проболтались им, что мы идем за наркотиком.

— Кирилл! — Глаза Валери округлились. — Зачем ты это сделал?

— По-твоему, мне надо было бы сказать, что мы здесь собираем грибы? И вообще, тебя больше волнует не то, что мы выпутались из этой ситуации, а каким образом я это сделал?

— Скажите, Кирилл, а вы ничего больше не пообещали этому вашему русскоязычному моджахеду?

— Пообещал! — зарычал я, резко повернувшись к адвокату. — Что набью вам лицо при первом же удобном случае!

— Можете это делать уже сейчас. Вы сильнее меня, и я вряд ли смогу оказать вам достойное сопротивление.

— О господи! — взмолился я. — Какой же вы зануда, Рамазанов!

— Ты думаешь, они не станут следить за нами? — спросила Валери.

— Думаю, что не станут. Я ведь не про два мешка кокаина рассказал им, а про банальную маковую соломку, которую отсюда таскают на тот берег все кому не лень.

— Нет, что хотите мне говорите, но в голове не укладывается. — Рамазанов встал, отряхнул одежду. — Как все просто, какой замечательный хеппи-энд!.. Ну-с, уважаемый спаситель, куда прикажете идти?

Мы вышли из сарая, конвоир тотчас поднялся на ноги, кивнул мне и пошел вниз, к шоссе. Мы потянулись за ним. Адвокат наконец-то замолчал, хотя с его лица, будто намертво приклеилась, не сходила усмешка. Валери щурилась и крутила головой во все стороны. Она еще не до конца поверила в наше чудесное спасение и внутренне ожидала какой-нибудь пакости со стороны моджахедов. Но все вокруг было спокойно, мы мало кого интересовали, вооруженные люди, проходящие мимо нас, лишь кидали в нашу сторону беглые взгляды.

На дороге, правда, уже на обочине, стояла все та же несчастная «Тойота». Водитель, которого я бесцеремонно согнал на платформу, сидел за рулем и терпеливо ждал команды: так персональный водитель дожидается своего шефа. Наши рюкзаки лежали на платформе, закрепленные веревкой. Удивительным во всем этом был не столько сам факт освобождения, сколько сервис, которым это освобождение было украшено. Рамазанов снова покачал головой:

— Ай да Кирилл! Ай, молодец!

Словно предупреждая мою возможную бурную реакцию, Валери взяла меня за руку и крепко, насколько могла, сдавила своей ладонью. Но я уже не нуждался в успокоительных мерах. На адвоката мне было ровным счетом наплевать.

Когда мы подошли к машине, конвоир протянул мне автомат. Оказывается, все это время он ходил с нашим «калашниковым», а мы и не замечали.

— Садитесь в кабину, — сказал я адвокату.

— Что вы, что вы! Только после вас! — стал театрально расшаркиваться он.

Я плюнул под ноги, завалился на сиденье рядом с водителем, потянул Валери за руку, усадил ее к себе на колени и с грохотом, от которого «Тойота» жалобно скрипнула ржавыми рессорами, захлопнул дверцу.

— Поехали! — сказал я водителю.

Адвокат едва успел заскочить на платформу. Кишлак, похожий на скопление ласточкиных гнезд, немногословные люди с автоматами в руках остались позади и скоро исчезли за поворотом.

Глава 31

Черная Щель — это была достаточно унылая долина, стесненная с обеих сторон мрачными голыми горами, по которой волок свои желтые воды приток реки Кокча, сопровождавшей нас от самого кишлака. Я начинал узнавать эту местность. Желтый ручей, если следовать по его берегу вверх, через десяток километров приведет нас к теснине с отвесными скальными стенами по обе стороны, заваленной огромными валунами. Там, за каменным хаосом, в толще стены зияет трещина, похожая на след гигантского топора. В ней лежат или, во всяком случае, лежали два полосатых мешка, набитых полиэтиленовыми пакетиками с кокаином.

Водитель высадил нас как раз в том месте, где приток вливался в Кокчу, развернулся на мосту и поехал в обратном направлении. Адвокат с посеревшим от ветряного массажа лицом, немного обалдевший от утомительной езды на открытой платформе, долго хлопал себя по карманам, вытаскивал трубку, кисет, но табака в нем не оказалось, и он искал новую пачку в рюкзаке, вскрывал ее, пересыпал в кисет пахнущие медом желтые стружки, набивал трубку, раскуривал, и все это время я терпеливо ждал, когда он утолит никотиновый голод. Я не торопил его, боясь, что он снова приступит к пытке своим занудством.

Быстро темнело. Мы прошли по каменистому широкому берегу, заваленному крупной галькой, ровно столько, чтобы нашу палатку нельзя было увидеть с шоссе. Пока мы с Рамазановым, продолжая играть в молчанку, расставляли палатку, Валери боролась с примусом. Разжечь его она, естественно, не смогла, и тогда девушка дала волю чувствам. Я услышал, как несчастный примус брякнулся о камни где-то в стороне. Рамазанов не отреагировал, он делал вид, что всецело увлечен состыковкой дюралевых трубок каркаса. Я же оставил палатку и подошел к Валери, которая сидела у воды на большом круглом булыжнике.

— Ну что с тобой? — спросил я и погладил ее по голове.

— Он никак не хочет разгораться, — ответила Валери.

— Мы сегодня все немножко перенервничали. Ты устала.

— Давай лучше костер распалим?

— Правильно! — вдруг ожил адвокат. — Для полного счастья нам как раз не хватает костра и задушевной песни.

Я, стиснув зубы, пошел на поиски примуса, а когда поднял его и рассмотрел, то понял, что в ближайшее время гореть он не будет. Он упал прямо на форсунку, и от удара блюдечко погнулось, закрыв отверстие.

А в самом деле, подумал я, чем плох костер?

Здравый разум уступил место стремлению все делать вопреки адвокату. Мне было наплевать на нашу маскировку, на наркотик и на самого адвоката. Не в силах больше сдерживать в себе порыв чем-нибудь навредить ему, я стал демонстративно собирать ветки. Адвокат некоторое время искоса наблюдал за мной. Затем выпрямился и сказал:

— Кирилл, не сходите с ума! Какой может быть костер? Здесь через час соберутся шакалы со всей округи!

— Вы боитесь шакалов?

— Не передергивайте! Вы знаете, о чем я говорю.

— Не имею ни малейшего понятия, на что вы все время намекаете. Говорите прямо.

— Я скажу вам прямо, когда вам в голову упрется автоматный ствол.

— Вы имеете в виду этот? — Я кивнул на «калашников», лежащий на моем рюкзаке.

Если бы я знал, насколько близок к истине!

Адвокат что-то пробормотал и снова взялся укреплять колышки. Я с удвоенным упрямством продолжал собирать хворост, в изобилии раскиданный по берегу.

Он не подсел к моему костру, и в его оранжевом зное мы провели с Валери чудесный вечер. Адвокат, когда стемнело окончательно, влез в палатку и там притворился спящим.

Мы залили угли речной водой, после чего стали устраиваться на ночлег. Валери, снова завладев автоматом, легла с краю, а я — рядом с ней. Однако через некоторое время я почувствовал себя униженным тем, что адвокат сопит совсем рядом со мной, и предложил Валери поменяться местами. Она уже засыпала и не стала выяснять, что мне мешает. Молча перевалилась на мое место, уволакивая за собой «калашников», а я занял ее место у стенки. Но и здесь я не мог найти себе покоя. Мне стало казаться, что подлый адвокат воспользуется тем, что я усну, и станет приставать к Валери. Эта мысль оказалась для меня совершенно невыносимой, и я начал снова переползать на середину палатки и перетаскивать Валери вместе со спальником на край.

— У вас что, вши завелись? — пробормотал из темноты адвокат. — Чего вы все время ворочаетесь?

— А вы не выставляйте свой зад на полметра, — огрызнулся я. — Не один здесь.

— Да побойтесь бога! Я уже и так в стенку вжался.

— Проще будет, если вы выйдете наружу.

— Благодарю вас, но мне и здесь неплохо.

Потом я подумал, что, должно быть, это путешествие слегка повредило нам всем мозги. Как ни странно, такой вывод меня быстро успокоил, и я заснул крепким сном.

По вине Валери мы завтракали всухомятку. Я попытался отремонтировать примус, но у меня не было ни плоскогубцев, ни иного инструмента, чтобы отжать погнутый лепесток.

С кислыми физиономиями мы жевали галеты с изюмом. Я старался не смотреть на адвоката, но его борода и отполированная лысина словно назло лезли в глаза.

— Никто из вас не слышал ночью машины? — спросил адвокат.

Я пожал плечами. Я спал как убитый и не слышал ничего. Валери вообще не отреагировала на вопрос.

— Где-то там, — махнул он в сторону шоссе. — И завывала точно так, как и наша побитая «Тойота».

— Мало ли какие машины могут проехать, — сказал я и искоса глянул на адвоката. Его так и подмывало что-то сказать. — Кажется, вы не прочь поспорить? — помог я ему.

— Что вы, вам показалось! — тотчас отпарировал он. — Спорить по поводу такой явной глупости — самое неблагодарное занятие.

— Какой глупости? — не поняла Валери.

— В стране, где бушуют междоусобные войны, нормальные люди по ночам на автомобилях не ездят.

— А ненормальные?

— А вот они как раз этим и занимаются… Милая моя! Наше сказочное освобождение из плена, наша замечательная прогулка на авто, как выразился Кирилл, и всякие ночные шебуршания на шоссе, которые вы не слышали, — все это звенья одной цепочки. И очень скоро мы доберемся до истины. — Он выразительно посмотрел на меня. — Доберемся, чего бы нам это ни стоило.

Горбатого могила исправит, подумал я. И все же, и все же… Если методично, целеустремленно, час за часом внушать человеку пусть даже абсурдную мысль, то в конце концов он не то чтобы поверит в нее, но станет принимать во внимание некоторые аргументы в пользу этой мысли. Действительно, признавался я, наше чудесное освобождение в самом деле невероятно, а поверить в тот бред, который нес я на допросе, мог только слабоумный, но ведь длинноволосый поверил! Поверил, черт его подери! Или же сделал вид, что поверил?

Пока мы сворачивали палатку и упаковывали в рюкзаки раскиданные по камням вещи, я все думал об этом. Как бы плохо я ни относился к адвокату, но в его словах есть резон. Слишком гладко все было, а именно это и подозрительно.

Я стал детально вспоминать наш разговор. Его первый вопрос: кто я? Он имел в виду имя и фамилию, но я ответил: там все написано. И длинноволосый удовлетворился этим ответом, хотя ни имени, ни фамилии в удостоверении не было. Создается впечатление, что мои Ф.И.О. его либо вообще не интересовали, либо он уже знал их. Но была там еще одна деталь, на которую я лишь подсознательно обратил внимание, а потом тут же забыл. Пачка «Кэмела»!

Я почувствовал, как у меня похолодела спина, и я поспешил себя успокоить. Совпадение! Сколько на свете людей, которые курят «Кэмел»!

Мы шли вверх по ручью, Черная Щель сужалась, горы все теснее прижимались к берегам, становились все более отвесными. У меня началась мания преследования, и я, тайком от адвоката, оглядывался назад. По моим расчетам, до места оставалось идти не больше трех часов. Это были последние часы, в течение которых я мог еще чувствовать себя в относительной безопасности. Никто, кроме меня, не знал, где спрятаны мешки. Но после того, как я вытащу их из тайника, моя жизнь будет стоить не больше речной гальки.

Адвокат шел впереди нас, Валери с автоматом — рядом со мной. Несмотря на шквал ужасных обвинений в мой адрес, она доверяла мне больше, чем ему. Во всяком случае, она демонстрировала это доверие. Пока она рядом, я без особых проблем смогу завладеть оружием.

Сейчас главное — не торопиться, думал я. Перед тем как влезать в трещину, надо будет еще поторговаться, навязать свои условия. Во-первых, автомат должен быть всегда при мне. Во-вторых, спать мы с Валери будем на свежем воздухе — прямо на рюкзаках с кокаином, а Рамазанов — внутри палатки, закрытой наглухо.

Ручей мелел, береговая полоса становилась же, и вскоре нам пришлось идти по мелководью. Адвокат остановился на минуту, обернулся:

— Как долго еще?

— К вечеру, быть может, добредем, — солгал я.

— Вы не ошибаетесь? Узнаете местность?

Я пожал плечами:

— Вроде она. А вроде и нет.

— Хорош проводник! — буркнул адвокат и пошел дальше.

— Ты в самом деле не уверен? — тихо спросила меня Валери.

— Десять лет прошло, — ответил я уклончиво и тут же увидел ровный срез на верхушке пирамидальной горы, похожей на вулкан. На эту площадку приземлялись наши «вертушки», оттуда же мы эвакуировали раненых и убитых. Мы были уже близко к цели.

Сердце мое стало колотиться с удвоенной силой, и я уже не мог скрывать волнение, охватившее меня. Нахлынули воспоминания, и перед глазами снова встал тот страшный бой.

— Что с тобой? — спросила Валери. — Тебе плохо?

Должно быть, я выглядел неважно, раз она заметила. Пришлось подыграть своему виду:

— Башка трещит, аж раскалывается.