Антарктида online Громов Александр
— Ну ладно… Я-то — ладно… Но ведь нас же четверо! Что я им скажу, я, признаться, плохо представляю…
— Это уже ваша забота. Срок — сутки. Справитесь, я надеюсь?
— Однако вы быстрый…
— Время поджимает. Так справитесь?
— Придется постараться.
Ей-ей, этот гейдельбергский сукин кот вновь заулыбался и даже осмелился подмигнуть мне! К счастью для него, он не рискнул перегнуться через столик и фамильярно похлопать меня по плечу. Только бокалы вновь наполнил: прозит, мол.
Ну хрен с тобой, прозит…
— Я должен как можно скорее вернуться в Женеву, — привстал я, в темпе покончив с «обмыванием сделки». Банкета мне тут не хватало! — Подбросите?
— О чем разговор!..»
Красивую страну застолбили себе швейцарцы!
За каждым поворотом спускающегося к Женеве шоссе открывались такие виды, что Ломаев едва не начал примиряться с подлостью рода людского. Ну не заслужили двуногие этакой благодати! Местами было похоже на Кавказ, с той разницей, что по этим горам никогда не бегали отморозки с автоматами. Бегал Вильгельм Телль с арбалетом, но и его времена давно прошли.
А местами было и лучше Кавказа. Уютнее как-то. Даже Женева показалась в общем-то приемлемой и вписанной в природу как надо. По принципу наименьшего зла.
На этот раз обошлось без конспиративных игр — молчаливый водитель, заведомо выполняя инструкции ван Трека, довез Ломаева до самого «Аскота».
Вечерело. Очередной день работы конференции уже завершился, поэтому Ломаев нисколько не удивился тому, что Шеклтон, Кацуки и Чаттопадхъяйя торчали в гостинице. Не поразило его и то, что все трое оказались в одном номере. Стало быть, ждали, волновались… А как иначе?
Поразил его затесавшийся в компанию четвертый.
— Здравствуйте, Моисей Соломонович, — оправившись от первого обалдения, приветствовал Когана Ломаев. Нет, сегодня определенно был день сюрпризов!
— И вы таки здравствуйте, — был ответ.
Маленький, кругленький, излыса-седенький бывший начальник АХЧ ААНИИ, а ныне антаркт, акушер недоношенной антарктической экономики и великий змей сомнительных финансовых комбинаций расположился в большом кресле так уютно, как будто давно привык в нем жить, и, жмурясь от удовольствия, попивал чаек из заветной, побывавшей не в одной экспедиции эмалированной кружки Ломаева, держа ее, горячую, через ломаевское полотенце.
Чтобы вообразить себе, будто Коган решил прокатиться на другую сторону планеты из чистого удовольствия, требовалась недюжинная фантазия. Ломаев таковой не обладал.
— Что-то случилось? — встревоженно спросил он.
— Откуда вы взяли? — ворчливо осведомился Моисей Соломонович. — Зачем вы волнуетесь? Что у нас могло случиться? Таки рано еще чему-то случаться.
— А…
— Вот что случилось у вас, интересно? Выкладывайте.
Ломаев выложил все без утайки.
— И что вы себе на это думаете, молодой человек?
— Что Шимашевич — сука, — со злостью сказал Ломаев. — Я давно понял: продаст!
— Ну-ну, так уж сразу и продаст… Слушайте, бросьте этих глупостей! Он деловой человек, вам понятно? Я себе представляю, во что ему обошлось выбить хотя бы такие условия! А вы что ответили?
— Сказал, что предложение интересное, но я должен уломать остальных.
— А у вас в голове таки кое-что есть, — похвалил Моисей Соломонович и шумно отхлебнул из эмалированной кружки.
— Не стану я никого уламывать! Я против! Вот им моя подпись! — Ломаев отбил на локте то, что полагалось «им» взамен подписи. — Вот! Пусть Шимашевич из-под полы подписывает что хочет — вольному воля! Кто он такой? Рядовой антаркт! Ась?.. Ау, не слышу! Наш кредитор? Сколько угодно! Мы с ним расплатимся, но только не так!..
— Точно, — одобрил Шеклтон.
— Геннадий-сан говорит, что осталось пять или шесть дней? — спросил Кацуки.
— Возможно, меньше. — Ломаев заходил по номеру, натыкаясь на мебель. Опрокинул стул. Дал пинка ни в чем не повинной двери санузла. — Я вот что думаю: хватит нам здесь торчать. Все равно толку нет. Завтра же объявим на конференции, что отбываем защищать свою страну, — и в дорогу! Кто «за»?
— Это произведет некоторое впечатление, — сдержанно согласился Чаттопадхъяйя.
— А дальше что? — поинтересовался Шеклтон.
— Рванем в Антарктиду, что же еще! — рявкнул Ломаев. — Драться! Мое место там! Твое нет?
— Мое тоже там. А блокада?
— Просочимся! Да, вот еще что: оружия надо купить сколько сможем. Побольше гранатометов и хорошо бы несколько «стингеров». Моисей Соломонович, деньги нужны! Закупка, взятки погранцам, транспортные расходы… Блин, посредников еще искать! Ну почему мы раньше не додумались?..
— До чего? Чтобы грозить гранатометом авианосной группе? — полюбопытствовал Коган. — Тут думать не надо. Тут надо быть совсем уже тупоумным идиотом. Хороши шуточки!
— Лучше в кусты, да? — ощерился Ломаев.
— Я вам таки скажу, что лучше. Не лезть в драку, где вас побьют, вот что лучше. У вас что, нет идей, как это сделать?
Своих идей у Ломаева не было. Судя по молчанию других членов антарктической делегации, в их головах идеи тоже не кишмя кишели. А отдающую проституцией и предательством идею Шимашевича Ломаев не замедлил с яростным удовольствием обругать последними словами.
Моисей Соломонович с сожалением выцедил из кружки последние капли чая.
— Вы только не волнуйтесь, Гена… Коган не сказал, что надо продаваться. Подумайте. Таки пусть все немножко подумают. А вы сделайте мне одолжение: проводите старика до гостиницы, если не устали…
Устал? От загородной поездки? Шутить изволит экс-начальник АХЧ.
— А вы разве не здесь остановились? — удивился Ломаев.
— Нет, я поблизости…
Оказалось, что Моисей Соломонович избрал более дорогой «Аскот-ройял», расположенный ближе к вокзалу и известный антарктической делегации только по ресторану, где антаркты кормились по льготным талонам. От предложения взять такси Коган отказался. Пошли пешком — кругленький старичок с внешностью раввина, только без соответствующего прикида, и мрачный, опасный на вид громила, уже не очень отвечающий имиджу киношного мачо.
Пока шли, Ломаев проклял все на свете. Коган то и дело останавливался, цокая языком. Его интересовала каждая мелочь: и почему католический храм Святой Троицы называется круглой церковью, хотя здание вполне себе ортодоксальное, только сбоку к нему неизвестно зачем приторочена диковинная шарообразная пристройка, и какого стиля фасад вон того дома, и положено ли в Женеве давать чаевые таксистам, и случаются ли в Швейцарии землетрясения, а если случаются, то какой силы, и почему это на Рю-де-Лозанн так много полиции — всегда так или ожидается прибытие очередной орды антиглобалистов?
— Зачем вы сюда приехали? — рыкнул Ломаев, потеряв терпение. — Достопримечательности рассматривать? Стыдно!
Он понимал, что сгоряча сморозил чушь. Но и Коган хорош! Не видит, что ли, что человек на взводе? Достало уже все! На-до-е-ло! Осто…ло!
— Уй, не делайте мне смешно! — с живостью отозвался Моисей Соломонович. — Разве где-то запрещено совмещать приятное с полезным? Где? Покажите мне документ. Я таки стар, Гена, а еще столько всего не видел! Кому таки будет хуже, если я остановлюсь и слегка себе поглазею, а? Неужели Антарктиде?
— Мне, — буркнул Ломаев.
— Ну, вы уж потерпите… Один умный грек, Гена, советовал наблюдать конец жизни. Вот я и наблюдаю. Пока жив, изучаю жизнь во всех ее проявлениях, а буду помирать — не откажу себе в удовольствии понаблюдать за этим процессом… Да вот, кстати, мы и пришли. Не уходите, у меня к вам таки есть небольшой разговор…
Кто бы сомневался, что разговор таки есть… Пришлось подняться в номер. От вызывающей роскоши хорошего люкса Ломаев свирепо засопел. Как видно, наблюдая жизнь во всех ее проявлениях, Моисей Соломонович предпочитал наблюдать (и осязать) проявления приятные.
За счет нищей Свободной Антарктиды, между прочим!
Если бы это хоть к чему-нибудь привело… Теоретически Ломаев был знаком с нехитрой истиной: хочешь внятных дивидендов — не мелочись, вкладывайся по-крупному. Но где они, дивиденды? На каком горизонте их высматривать? Нет такого горизонта…
— Ваш номер прослушивается, я так думаю, — сообщил Коган, доковыляв до кресла и с наслаждением в него опустившись.
— А этот — нет? — спросил Ломаев, присев на диван.
— Надеюсь, пока нет. А разговор у нас с вами, Гена, будет не для чужих ушей. Вы, наверное, думали, что Коган приехал уговаривать вас изменить линию поведения, а? Что он хочет уговорить вас обещать всему миру покрыть убытки за счет Антарктиды? Так вот, ничего подобного Коган не собирался…
— Ничего себе — покрыть убытки! — не выдержал Ломаев. — Там триллионы! Что в лоб, что по лбу — один черт, кабала!
— Не совсем, Гена, не совсем… Уж вы мне поверьте, я в этих делах как-нибудь не мальчик. Долги бы нам реструктурировали, это я вам говорю, а мы бы растянули выплату лет примерно на тысячу. И это был бы самый приемлемый вариант, если бы не два обстоятельства… Может, сами назовете первое?
— Бесполезно. От агрессии это нас все равно не спасет.
Моисей Соломонович расплылся в улыбке:
— Приятно поговорить со здравомыслящим молодым человеком! Но готов спорить: второе обстоятельство вы ни за что не назовете. Нам таки не придется платить никому, потому что Свободная Антарктида в состоянии отразить любую агрессию! У нас, Гена, есть оружие. Можете себе представить, мы совсем недавно научились управлять им, пускай не очень уверенно…
— Какое еще оружие? — перебил Ломаев.
— Секретное. Таки даже сверхсекретное. Поэтому не спрашивайте у Когана подробностей. Коган их не знает и знать не хочет. Мало кому из антарктов вообще известно, что оно у нас есть. О секретах такого уровня не кричат на весь Привоз. С этим оружием работает один человек. Кто — об этом знает Тейлор, да и тот не имеет понятия где…
— Какое оружие? — крикнул Ломаев.
— Уй, не надо так шуметь… То самое оружие, Гена, при помощи которого Антарктида поменялась местами с райскими островами в Тихом океане… Случайная находка вмерзшего в лед… м-м… устройства внеземного происхождения и случайное срабатывание от неумения им пользоваться. Собственно, это больше транспорт, чем оружие, но ведь и велосипедом можно таки основательно ударить по голове. Почему нет? Вам еще повезло, что Антарктиду не выбросило куда-нибудь на Марс…
В то время как Моисей Соломонович дребезжал противным старческим смешком, радуясь своему сомнительному остроумию, Ломаев испытал сильнейшее разочарование. Сначала из глубин памяти резвым поплавком выплыл слышанный еще в детстве стишок: «А у нас сосед соседа бил вчера велосипедом…» Затем воображение нарисовало картину побиения, осуществляемого почему-то в тесном коридоре коммуналки, где от каждого велоразмаха со стен с грохотом сыпались вешалки, лыжи, корыта и прочий инвентарь. И уже потом припомнились сенсационные статейки в дешевых газетенках, толкующие о геофизическом оружии антарктов, сетевая дребедень на ту же тему и прочая дурь полосатая. Вообще-то Ломаев не очень следил за прессой, бумажной и электронной. У него не было на это времени. Но не далее как вчера в фойе Пале-де-Насьон смазливая корреспондентка задала ему вопрос: располагает ли Антарктида неизвестным человечеству оружием? Ломаев отвечал отрицательно, не забыв, правда, упомянуть о том, что любой агрессор встретит со стороны Свободной Антарктиды достойный отпор и сильно пожалеет о своей опрометчивости. Обычная бравада, только и всего.
— Моисей Соломонович! — сказал Ломаев, морщась от неловкости. — Уж от кого-кого, а от вас я этого не ожидал… Ну какое еще устройство для перемещения плит?.. Вы же не геофизик!
— Вот именно, молодой человек, — ничуть не смутился Коган. — Конечно, я не геофизик. Геофизик и не должен заниматься этой работой, он слишком много знает за геофизику…
— Что вы хотите сказать?
— А я еще не сказал? Уй, какой вы непонятливый! Когда я иду купаться в море, мне не нужен океанолог. Я просто купаюсь. Когда я накладываю, пардон, на чирей ихтиоловую мазь, мне не нужен ихтиолог. Вы понимаете?
— Не очень. По-вашему, любой геофизик — чересчур широкий специалист?
— Специалист широкий, зато взгляд узкий. Кто твердо знает, что можно и чего нельзя, тот таки обязательно пренебрежет тем, чего нельзя.
— Ага, — озадаченно сказал Ломаев. — Кажется, понял. Шоры доктрины. Французская академия и камень с неба. Лавуазье сел в лужу.
— Слушайте, что мне ваш Лавуазье! Вы мне таки еще не поверили?
В ответ Ломаев развел руками, загудев:
— Ну вы сами подумайте, Моисей Соломонович… Ну шиза ведь!.. Ну глупость же штампованная… Подать это как дезинформацию — это я еще понимаю… Хотя нет, тоже глупо. Ну кто этому поверит?! Кретин разве что, так ведь наши враги не кретины…
— Умный не поверит, — с удовольствием согласился Коган. — А вы как себе думаете, Гена: почему мы допустили утечку? Да очень просто: нам таки это безразлично! На нас в любом случае нападут, это так же верно, как то, что я родился на Госпитальной. А мы — хе-хе — преподадим им маленький урок. Отправим, например, Антарктиду назад — пусть силы вторжения как следует померзнут. Там сейчас полярная ночь. Сколько примерно градусов ниже нуля?
— Смотря где, — резонно заметил Ломаев. — На Востоке в мае за минус семьдесят — норма. На побережье, конечно, куда теплее… Зато стоковые ветра до пятидесяти метров в секунду.
— Прелестно! — Моисей Соломонович аж облизнулся в предвкушении грядущих проблем супостата. — Как вы себе думаете, долго продлится оккупация? Готов держать пари: меньше недели. А как только они уберутся восвояси, мы вернем материк на место. Второй раз к нам не сунутся, это вам Коган сказал.
— Да ведь чепуха же! — страдальчески сморщившись, простонал Ломаев.
— Очень хорошо. Пусть себе чепуха. Таки да. Тогда вы, молодой ученый, человек логики и факта, объясните мне, впавшему в детство глупому еврею, помешавшемуся на фантастике, одну незначительную подробность: по какой такой причине Антарктида оказалась на экваторе?
Ломаев угрюмо сопел.
— Сейчас сюда придет один человек, — покосился на дверь Коган, — и уж если он вас таки не убедит, тогда я уже не знаю…
Ломаев выскочил из отеля едва ли не вприпрыжку. Душа ликовала и пела канарейкой. Впервые за много дней рассеялись мрачные мысли, и думать не хотелось уже ни о чем. О чем думать счастливому человеку? Чего ради? Вот вам всем Антарктида! Утритесь. И как все просто!.. А он-то — он-то, дурак, поначалу не верил!..
Конференция — пустой треп. Она с самого начала была архитектурным излишеством. Безусловно, выход Свободной Антарктиды на орбиту мировой политики важен и значим, но главные дела будут вершиться не здесь… Обида все-таки кольнула Ломаева: его сделали пешкой! Впрочем, можно перетерпеть… Ради дела — можно. Сколько угодно! Сам ведь согласился. Мы люди скромные…
Хотя, конечно, не пешки. Фигуры. А фигура и так может пойти, и эдак. Может даже изобразить, будто никакой ценности в данной позиции не представляет. Тем хуже для противника.
Ломаев сдержанно засмеялся на ходу. Как умно действуют антарктические ферзи! Откопали бога из машины — и ведь не засекретили сам факт его существования! Наоборот, организовали «утечку информации». Врет Коган, что утечка им, видите ли, безразлична. Следствием ее стали сообщения СМИ об имеющемся в распоряжении антарктов геофизическом оружии невероятной силы и потрясающей избирательности действия.
Геофизическое оружие — не новость. Рвани глубоко под землей ядерный заряд большой мощности, способный сбросить тектонические напряжения, — и получи, супостат, землетрясение. Беда в том, что пока невозможно безошибочно спрогнозировать его точное время, магнитуду и, главное, место. Вместо одного сейсмического катаклизма можно ненароком инициировать целую серию, и пес знает, где будет находиться гипоцентр сильнейшего из них. Не исключено, что под задницей своего же генштаба. Вот вам тектонический вариант геофизического оружия, который в обозримом будущем не будет применен из-за полного отсутствия избирательности.
Но если все же существует способ аккуратно поменять местами две тектонические плиты, то…
Страшно. Ужасно увлекательно, но и просто ужасно. Кошмарно.
А такой способ de facto существует. Все видели. И в большинстве уже почти привыкли. Не желаешь смириться — значит, не можешь заставить себя жить в изменившемся мире. Прими стрихнина, помогает. Или, приставив к виску дуло, загони инородное тело в свой несогласный мозг. Есть и другие способы, выбирай.
Ах, не хочешь? Инстинкт самосохранения не велит? Тогда ищи пути примирения с действительностью. Можешь, конечно, уподобиться пресловутой ничьей бабушке, не верящей в электричество, никто тебе не помешает, но тогда и место твое — на антресолях реальности. Тебе решать.
Наука исходит из факта. Если из повторяющихся фактов можно вывести теорию, то из одного факта — как минимум гипотезу. Факт имел место. Факт твердо установлен. Значит, в принципе возможно повторение аналогичных фактов.
Когда, где, как — неизвестно. Куда легче ответить на вопрос, есть ли жизнь на Марсе. Однако стоит прислушаться к воплям безграмотных журналистов и поискать рациональное зерно в куче вранья. А вдруг?.. Либо Господня воля, либо инопланетный корабль, третьей причины на горизонте что-то не видно…
Даже самый религиозный ученый-физик, не нашедший иного объяснения безмерной сложности мира, твердо знает: Господь не вмешивается в науку. Оставляя ее неразумным детям в качестве игрушки, он устанавливает гораздо более глобальные правила игры для всей Вселенной: законы макро— и микромира, величины и соотношения физических констант и т. д. Если уж Его воля воздействует на Вселенную непосредственно, то, уж конечно, на таком уровне, по сравнению с которым перемещение материков столь ничтожная мелочь, что о ней смешно и говорить.
Священник может возмутиться подобным святотатством. Пастор и ксендз попытаются наставить заблудшего на путь истинный. Православный поп изгонит нечестивца из храма, дабы тот не осквернял благолепие. Мулла натравит на змееныша правоверных. Но физики лучше информированы.
Итак, наука, не умея объяснить, признала поэтому с большим неудовольствием: «Это возможно», — и, сделав над собой усилие, вскоре будет вынуждена принять инопланетный корабль в качестве рабочей гипотезы. К точно такому же выводу может самостоятельно прийти любой обыватель, кроме американского. Рядовой американец чрезвычайно чтит науку. У него нет своего мнения по научным проблемам до тех пор, пока люди со степенями не объяснят ему, что к чему. Ему нет дела до битвы научных школ, до забвения истины и прямого жульничества в погоне за грантами, его интересуют только понятные ему выводы. Непонятного он не любит.
На этих его свойствах ведется игра, и большая игра, но не о ней сейчас речь. «Это возможно!» — удар по темени. Ого! По слухам, эти суки-антаркты нашли в толще льдов разбитый инопланетный корабль! Ах, на тот момент они еще не были антарктами? Ну да, ну да… Тогда понятно, почему они наотрез отказываются возмещать убытки. Недурно устроились. Ну все равно, ведь двигатель корабля запустил кто-то из них?
Случайно? Допустим. Не двигатель? А что же еще? Может, кухонный комбайн? Не пори горячку, Джо, я сам слыхал: это такой двигатель. Сам посуди, не ракетный же выхлоп использовать на межзвездных дистанциях. Р-раз — и две области пространства меняются местами, причем в одной из них находится корабль. Понял? Так они и перемещались, пока не угробились в Антарктиде. Палеоконтакт? Ну ты хватил, какой контакт, с первобытными макаками, что ли? Людей-то тогда на Земле еще и в помине не было… Ну вот, кто-то из них, из антарктов, забрался внутрь и включил движок, а он был настроен на малую дистанцию. Хлоп — и готово: Антарктида на экваторе, а острова с пальмами на полюсе. Не-ет, нам еще здорово повезло, что на полюс прыгнули именно острова, а не Северная Америка…
Жаль, что агрессии все-таки не избежать… Ломаев даже крякнул с досады. Придется-таки Свободной Антарктиде преподать кое-кому наглядный урок. Только лучше бы после прыжка на полюс не прыгать обратно, а и впрямь поменяться местами с заносчивой Америкой. Оно нагляднее…
Развить эту мысль он не успел. Рядом с визгом затормозила машина. Кто-то из прохожих подскочил сбоку. Дурманящая струя с тихим шипением ударила в лицо. Тело сразу стало ватным. Ломаев занес кулак, одновременно пытаясь выдохнуть проникшую в легкие мерзость. Его обмякшее тело уже сноровисто вталкивали в машину, а ему еще долгую-долгую секунду казалось, что он наносит сокрушительные удары, расшвыривая противников направо и налево. Каждой твари — по харе! Пришел долгожданный час. Не беседовать же с двуногим гадом, возомнившим себя человеком! Хватит болтовни, и не обиженным уйдет только быстроногий…
Горькое ощущение украденной победы — вот что ощутил он, проваливаясь в черноту, в то время как автомобиль стремительно набирал скорость.
Десятью минутами спустя из номера Моисея Соломоновича вышел пожилой, степенный, очень хорошо одетый господин. У входа в отель он жестом подозвал такси и отбыл в неизвестном направлении.
Глава пятая
Красное и белое
Было еще темно, когда Баландин проснулся. Остальные обитатели четвертого некомплектного домика продолжали дрыхнуть, как и полагается честным антарктам в столь ранний час. Дрыхли трое: после разрешения жилищного кризиса в Новорусской калининградский экипаж получил свою кубатуру. Николаевцам осталась прежняя, с тремя штатными стенками и одной импровизированной. Не захотелось съезжать из домика-уродца — успели прижиться.
Дрыхли похрапывая. Еще бы не дрыхнуть — накануне все изрядно умаялись, поскольку весь день пришлось полноценно вкалывать на камбузе. Что такое наготовить пайку на тысячу человек с гаком, знает любой отслуживший в армии. Хорошо еще, что посуду мыть дежурным по камбузу не приходилось — только котлы драили да поварские миски-ложки. Ну и пол, разумеется, куда ж без этого — во время раздачи так натопчут, абзац. И откуда только берется эта вездесущая грязь? Вроде льды кругом, чистые — растопи и пей, вода — слеза. Ан нет.
Впрочем, Баландин давно уяснил: везде, где появляется человек, становится грязнее, чем было до его появления. Человек и мусор неразлучны. Если, конечно, человек цивилизованный. Первобытные дикари еще умудрялись как-то жить-поживать в относительной гармонии с природой, засоряя только свои пещеры, а как только выдумали цивилизацию, пещерой для них стал весь мир. Не засорять его никак невозможно.
Нашарив сигареты, Баландин встал и влез в брюки и куртку. «Постирать бы надо шмотки, — озабоченно подумал он. — Занять, что ли, очередь с утра пораньше?»
Со стиркой была проблема. В пристройке, присобаченной сбоку к кают-компании зимовщиков, установили две новые автоматические стиралки — одну пожаловал папа Шимашевич, вторую привезла с собой эмигрировавшая из Таиланда чета немцев. Подключить машины тоже было делом нетривиальным. Во всяком случае, Квазимодо, как Баландин про себя величал дизелиста Самоклюева, ныне сосланного на седьмой километр за зверообразность, провозился с подключением двое суток и несколько раз растачивал в мастерской какие-то переходники. Однако подключил. С тех пор обе стиралки пахали на износ, а очередь на постирушку часто приходилось занимать на завтра, а то и послезавтра — ближе все было забито.
Выйдя из домика, Баландин зябко поежился. С купола стекал равномерный прохладный поток, перемешивая туман побережья.
«Экватор, елы-палы, — подумал Баландин с досадой и, оттопырив полу модерновой куртки, поглядел на термодатчик. — Плюс восемнадцать… Это в домике. А снаружи — градусов пять, вряд ли больше. Сколько ж миллионов лет тебя морозило, родина ты наша новая, Антарктида, лакомый кус для толстосумов и мироедов со всего земного шарика…»
Блокада свалилась на головы антарктов внезапно и без предупреждения. Хотя, если рассудить здраво, ее стоило ожидать с самого начала, с первого выхода в эфир «Антарктиды online». Чудо, что «цивилизованные» страны медлили два месяца. Однако опомнились.
Роль мирового жандарма, разумеется, взвалили на себя Соединенные Штаты. Кто же еще мог рассчитывать на безнаказанность? Не столь уж давнее вторжение в Ирак никого ничему не научило, однако сделало хозяйское отношение Америки к чьей угодно территории и государственности уже привычным и почти не вызвало удивления в мире.
Посасывая хабарик, Баландин размышлял — с утренней сонной ленцой. Вокруг серело — близился рассвет. День на экваторе рождался удивительно быстро. Вроде только что еще мир полнился предрассветными сумерками — и вдруг бац! В противоположной от океана стороне туман вдруг становится розовым, сивая мгла сверху стремительно светлеет, и в редкие разрывы над головой иногда проглядывает небо.
Докурив, Баландин щелчком отправил окурок в лужу, где скопилось немало его раскисших собратьев. Уже протянув одну руку к утке из яхтенной запаски, заменяющей дверную ручку в некомплектном домике, Олег мизинцем второй машинально поковырял в ухе и только потом сообразил, что это не в ушах звенит — с запада накатывал пока еще тихий звук. Гул — не гул, рокот — не рокот. Словно гигантский осиный рой приближается. Или целое сонмище вертолетов.
Вертолетов…
Баландин оцепенел. Побережье блокировано американским флотом. Если кто и может приближаться к Белому континенту — то только американцы.
А зачем?
Наивный вопрос.
Рванув на себя дверь, Баландин срывающимся голосом рявкнул:
— Полундра!
Яхтсменские навыки за время, проведенное на Белом материке, не успели выветриться — моментально вскинулся капитан, завозился Нафаня, сел на койке Женька Большой.
— Что там? — с неудовольствием справился Крамаренко, душераздирающе зевая.
— А ты послушай, — предложил Баландин, кивая на полуоткрытую дверь домика, откуда тянуло свежим сквознячком.
Гудение усиливалось.
— Чего тебе неймется? — с неудовольствием пробормотал Нафаня, вправляя вывернутые наизнанку рукава куртки.
— Ты что, не слышишь? — удивился Баландин. — Это в небе все!
— Ну, в небе, — продолжал ворчать Нафаня. — И хрен бы с ним. Мало ли кто там шурует…
Однако народился и окреп новый звук — и он уже мало походил на шелест вертолетных винтов. Через несколько минут, за которые экс-экипаж «Анубиса» успел кое-как облачиться, в небе над Новорусской пронеслось несколько самолетов. Баландин проворно выскочил наружу, но рассмотреть ничего не сумел — мешал проклятый и нескончаемый туман. Но любой житель Николаева, хоть раз слышавший голоса Кульбакинского аэродрома, легко отличал на слух военные самолеты от гражданских.
Над Новорусской прошли военные. Тяжелые. Несколько.
Баландин нервно оглянулся — коллеги-яхтсмены, наспех одетые, стояли рядом и точно так же слепо таращились в небо. Из соседних домиков тоже выглядывал народ — Новорусская была местом не то чтобы тихим, но уж звук авиационных турбин обычным тут никак не мог считаться.
Мало-помалу самолеты отдалились — они уходили в глубь материка. Рев их затихал вдали и вскоре стал не слышен за дребезжащим гулом вертолетов да свистом воздуха, рассекаемого огромными лопастями.
Вертолеты приближались.
— Да что творится-то, мать его! — выругался капитан. — Айда на берег!
Почти уже не оскальзываясь в лужах — сказывалась многодневная привычка, — яхтсмены потрусили к океану. Не они одни — самые шустрые жители Новорусской тоже. Поселок просыпался раньше обычного — с неохотой и недоумением. И еще — с тревогой.
Яхты давно уже покоились на срубленных кое-как и из чего попало козлах — новоявленные антаркты не могли спокойно глядеть, как равнодушный океан убивает их суденышки, поэтому, едва стало понятно, что гонке конец, все поспешили поднять яхты на берег и отбуксировать на сравнительно ровное место подальше от прибоя. На юго-западной окраине Новорусской вырос целый диковинный квартал, целящийся в хмурое антарктическое небо густым лесом мачт. Пока с Новой Каледонии не доставили вдоволь щитовых домиков, кое-кто успел и пожить на яхтах. Но это оказалось не слишком удобно — во всяком случае, топить печку внутри решались немногие. Да и тепло яхты практически не держали.
К прибою четверка с «Анубиса» выскочила практически одновременно. Несколько человек уже стояли у самой воды и пристально всматривались в даль, но из-за тумана разглядеть что-либо было решительно невозможно. Вроде бы что-то там чернело в отдалении… Но что? И звуки, звуки — приглушенные звуки. Не вверху, как вертолетные винты, ниже, прямо на воде.
— Во! — Женька Большой неожиданно ткнул пальцем в небо. — Глядите!
Спустя несколько секунд из тумана вынырнул здоровенный, похожий на сапог вертолет о двух винтах — эдакий летающий железнодорожный вагон. Чуть дальше к северу смутно проступали в тумане очертания второго.
— Е-мое! — вырвалось у Баландина. — Да это же «Чинуки»! ВВС США!
— Ёханый бабай! — У капитана нехорошо вытянулось лицо.
«Чинуков» в небе виднелось уже четыре. Даже нет, больше — не то шесть, не то семь. Они тянули ровненькой шеренгой с океана и явно намеревались пройти над Новорусской.
А потом к берегу поперла пара десантных кораблей с отверстыми пастями десантных шлюзов.
— Вот тебе и стали антарктами, — уныло пробормотал Нафаня.
— Это кто? Американцы? — спросил Женька, как будто и так было непонятно.
Строго говоря, атаковать Новорусскую могли англичане, австралийцы или новозеландцы. Простейшая логика сказала бы иное: их десантные части, скорее всего, предназначались для вторжения на английские, австралийские и новозеландские станции.
В данный момент антарктам было не до логики. Да и зачем она, если интуиция работает не хуже? Ясное дело, американцы!
— Опомнились, гады!
Вокруг уже окончательно рассвело. Туман на востоке розовел вовсю, и именно туда стремились вертолеты. Стало видно, что на берег нацеливается куда больше двух кораблей. Из тумана над океаном один за другим выныривали катера на воздушной подушке, каждый размером поболее «семерки».
— И чего теперь? — хмуро процедил капитан. — Зимовщики так просто не сдадутся, точно отстреливаться будут.
— А толку? — угрюмо вздохнул Баландин. — Из винтовок по вертолетам? Не смеши.
— То есть, — заметил капитан зло, — ты предлагаешь сдаться?
— Неизвестно еще, станут ли они брать кого-нибудь в плен. — Женька нервно поежился. — Хотя, по идее, должны — двадцать первый век на дворе, а у нас и оружия-то нет. Стало быть, мы — гражданское население.
— У кого нет, — тихо вставил Баландин, — а у кого…
Он вынул из внутреннего кармана куртки нечто заботливо укутанное в грязную промасленную тряпицу. Подчеркнуто неторопливо содрал ее и бросил на лед — в руках Баландина остался такой же небольшой автоматик, какие им вручал Николай Семенович перед стычкой с пиратами. Только на этот раз автоматик был заряжен, а Баландин успел прекрасно изучить и расположение предохранителя, и все остальное.
— Ой! — впечатлился капитан. — Где взял?
— Долго рассказывать.
— Погоди, — вмешался Нафаня. — Ты что, собрался реально воевать?
Ответить никто не успел. Вертолеты с ревом прошли над головами, обдав упругой воздушной волной. Они явно снижались, но если и собирались садиться, то за поселком.
Чтобы слышать друг друга, приходилось кричать.
— По-моему, пора валить. — Женька хлопнул капитана по плечу и нырнул в щель меж двух яхт.
Остальные поспешили за ним — десант с катеров вот-вот должен был ступить на сушу.
Ноги сами привели к кают-компании — там успела собраться немаленькая толпа. Игорь Непрухин что-то остервенело вещал с приступочка, а стоящие ближе всего антаркты из старичков дружно поддакивали. Четверка с «Анубиса» поспела как раз к окончанию речи, когда толпа загомонила: «Верно! Раздавай!»
Завхоз Недобитько тут же нырнул в дверь, за ним сунулся кто-то из механиков. Толпа зашевелилась. На неожиданно визгливой ноте возопил некто, видимо, несогласный с речью Непрухина, и его чуть было не наладились бить, однако опять же кто-то из старичков зычно проорал:
— Не троньте его! Пусть идет сдается, если хочет, гнида!
Толпа брезгливо отступила.
— Ну точно! — пробормотал Женька. — Народ собирается воевать. Я — не я, если не так!
У входа в корпус завхоз раздавал оружие. Вряд ли его было много, но десятка три стволов на Новорусской точно имелось, это знал каждый.
Баландин заозирался и почти сразу заметил двух волгоградцев — Власевича и Витьку Сивоконя; они, отчаянно жестикулируя, объясняли что-то пухлому иммигранту, бывшему композитору. От домиков бежал балтиец Дахно, полы его куртки развевались на манер коротких крылышек, и Дахно был очень похож на удирающего по льду пингвина.
Непрухин что-то скомандовал. В общем шуме его было не слыхать, однако толпа стала быстро редеть — народ разбегался кто куда. Пронесся закутанный в черт-те сколько одежек курчавый полинезиец, видать, переселенец с рокирнувшихся островов. Лицо у него было серым, не то от непривычки к холодам, не то от свалившихся треволнений, а в руке абориген текущих широт сжимал старинный пистоль времен, наверное, еще капитана Кука.
— К укрытиям! — надрывался Непрухин. — Залегайте по желобам! Кто безоружен — тоже!
— Чего стали? — на бегу прокричал Дахно. — Пошли к водостоку! Там наши!
— Двинули! — гаркнул капитан. Похоже, в тревожный момент он автоматически принял командование на себя, и команда привычно подчинилась, хотя Нафаня кривил губы и вполголоса матерился. Женька Большой, пробегая мимо полуразобранного вездехода сбоку от домика механиков, наклонился и подобрал бесхозный молоток.
Около водостока, у ажурной метеовышки имелся самый настоящий окоп, только ледяной — когда-то тут проходила тропинка зимовщиков. В окопе действительно обнаружились все остальные калининградцы — капитан «Балтики» Боря Баринов, Панченко с Радиевским и взъерошенный Дима Субица. Поспевший раньше николаевцев Дахно что-то хрипло втолковывал товарищам, держась одной рукой за саднящий от бега бок. Глядел Дахно в основном на капитана — видимо, у калининградцев тоже сработал давний рефлекс на старшего в команде.
— Давайте вниз! — махнул рукой Баринов, когда Дахно умолк и негромко заперхал, прижав кулак ко рту.
В руках Баринова, натурально, имелся автомат Калашникова. Жаль, 5.45, а не 7.62. Витька Радиевский был вооружен охотничьей двустволкой. У Дахно в руке чернел «ПМ». Остальные были безоружны.
Когда четверка с «Анубиса» присела рядом с коллегами в ледяном желобе, Баринов хмуро справился:
— Стволы есть?
Баландин молча продемонстрировал автоматик. Женька с каменным лицом вытянул руку с молотком. Баринов поглядел на него странно.
— У меня ракетница есть, — сообщил Нафаня угрюмо. — Правда, ракет всего три.
— Тоже пойдет, — вздохнул Панченко. И надоумил: — Только стрелять надо в упор. И лучше в рожу.
— Значит, воюем? — без особой радости спросил Юра Крамаренко у Баринова.
— А есть альтернатива? — пожал тот плечами. — Понятно, что нам не выстоять. Но оказать сопротивление мы обязаны, иначе… иначе какие мы на хер антаркты?
Баринов оглядел всех присутствующих; глаза у него были светлые-светлые, почти белые, как окружающий лед.
— Вот что, братцы… — сказал он несколько мгновений спустя. — Понятно, что все это авантюра чистейшей воды. И что не выстоять нам против америкосов. Поэтому… Поэтому отстреливаемся, пока есть патроны, а потом… Потом как получится. Не думаю, что они станут стрелять в безоружных.
— Если мы кого-нибудь из америкосов завалим, — неожиданно спокойно возразил Баландин, — очень даже будут. Но я согласен. Отстреливаемся до последнего. Потом — пушки на лед и руки за голову. Я, конечно, антаркт… но дохнуть зазря раньше времени мне что-то неохота.
На южной окраине резко хлопнул одиночный выстрел, потом еще один. А потом заговорили автоматы — сразу четыре или пять.
— Начинается… — пробормотал Женька.
— Так! — скомандовал Баринов. — Кто безоружный — на дно! И не высовываться. Если… если кого-нибудь приложит, продолжите вы.
Радиевский, Баландин, Дахно и капитан «Балтики» вжались в лед на краю бруствера. Меж домиков было уже безлюдно, обитатели Новорусской либо прятались с оружием наготове, подобно яхтсменам, либо убрались в домики и прочие помещения, чтоб не маячить в качестве живых мишеней.
А спустя несколько минут американцы пошли на приступ.
Операция развивалась в полном соответствии с планом. Пролетевшие минут двадцать назад над Новорусской вертолеты высадили на лед десант, военные транспортники сбросили полтора десятка легких бронемашин, и машины эти сейчас строем двигались к станции, предупреждающе поводя стволами пулеметов. Навстречу им с моря перебегали высаженные с катеров морпехи. Разгорелась жидкая перестрелка — для густой у обороняющихся было слишком мало оружия.
— Вон! — громко прошептал Радиевский и припал к прицелу.
Баландин и сам увидел: из-за угла дизельной выглядывал морпех-американец в грязно-сером шлеме и таком же комбинезоне. По нему кто-то выстрелил откуда-то справа, из-за сортира, что ли. Морпех спрятался; секунду спустя по сортиру стали бить сразу из нескольких стволов — за углом американец был явно не один.
— Тихо! — напряженно сказал Баринов. — Не тратьте попусту патроны, пусть сначала покажутся.
Читать бесплатно другие книги:
