Влюбленная в тебя Гибсон Рейчел
– Не в этот раз, – сказала Мэдди, но ее слова прозвучали не очень убедительно.
Майк ослепительно улыбнулся:
– Тебе же нравится, как я тебя целую и ласкаю, не так ли, Мэдди?
– Но я… а-а… – Она запнулась.
Как правило, с ним не случалось такого – думать о женщине целый день. И вообще, чем она сейчас занимается? Работала? Или собирала дохлых мышей?
Откашлявшись, Майк заявил:
– Ты сейчас одета так, чтобы ложиться в постель. – Он прикоснулся губами. Как правило, он не тратил времени на уговоры, потому что были и другие женщины, которых не требовалось уговаривать. – Ты же знаешь, что тебе этого хочется.
– Мяу…
Мэдди сделала шаг в сторону и сказала:
– Мне нужно купить кошачьей еды.
Майк посмотрел на белую пушистую головку, торчавшую из-под джинсовой куртки Мэдди. Этот котенок был сущим дьяволом.
– Снежок – хорошая девочка, – сказала она и погладила котенка. Взглянув на Майка, Мэдди потом направилась к входу в магазин и пробурчала: – Берегись его, Снежок. Это очень плохой дядя.
Глава 13
Маленький розовый ошейник украшали розовые стразы и крошечный розовый колокольчик – Мэдди обнаружила его в своем почтовом ящике, когда часа примерно в три вышла из дому, чтобы проверить почту. И никакой записки. Никакой карточки. Лишь ошейник.
Но ведь только Майк знал про котенка. Она не сообщала об этом ни одной из подруг из опасения, что их всех хватит удар. Мэдди Джонс завела себе кошку?.. Нет, невозможно! Она же всю жизнь ненавидела кошек! Верно, ненавидела, и вот, пожалуйста, – стоит теперь с розовым ошейником в руке и смотрит на белый пушистый шарик, который свернулся в ее кресле.
Мэдди взяла котенка на руки и поднесла к лицу.
– Это мое кресло, Снежок. Я сделала тебе постель. – Она отнесла котенка в прачечную и посадила на свернутое полотенце в посылочную коробку. – Правило номер один: я тут хозяйка. Правило номер два: тебе нельзя приближаться к моей мебели и пачкать ее шерстью. – Она присела и надела на котенка ошейник.
– Мяу…
Мэдди поморщилась.
– Мяу…
– Отлично. Ты замечательно выглядишь. – Она, выпрямившись, заявила: – А теперь правило номер три: я впускаю тебя в дом и даю тебе еду. На этом и остановимся. Я не люблю кошек.
Развернувшись на пятках, Мэдди вышла из прачечной. Позвякивание колокольчика проследовало за ней по пятам на кухню, и она посмотрела себе под ноги. Вздохнув, взяла с тумбочки телефонную книгу. Перевернув несколько страниц, взяла мобильный и набрала семь цифр.
– «Морт», – ответил мужской голос.
– Можно Майка?
– Как правило, он не появляется раньше восьми.
– Не могли бы вы оставить ему сообщение от меня?
– Подождите, я возьму ручку. – Пауза. – Все, порядок.
– Майк, спасибо за розовый ошейник. Снежок.
– Вы сказали – Снежок?
– Да, подпишите «Снежок».
– Готово.
– Спасибо. – Мэдди дала отбой и захлопнула телефонный справочник.
В десять минут девятого, когда она просматривала криминальный журнал, ее телефон зазвонил.
– Алло, слушаю.
– Мне звонила твоя кошка.
Одного звука голоса Майка было достаточно, чтобы Мэдди заулыбалась. Ох, плохой знак!
– И что же она хотела?
– Поблагодарить меня за ошейник.
Мэдди посмотрела на кошку. Снежок возлежала в красном кресле и вылизывала лапу, вопиюще пренебрегая правилом номер два.
– У нее очень хорошие манеры.
– Что делаешь сегодня вечером?
– Учу кошку, какой вилкой когда пользоваться.
Майк засмеялся:
– Когда она ложится спать?
Мэдди перевернула страницу журнала, пробегая взглядом статью о человеке, который укокошил трех своих жен, юных красавиц.
– Зачем тебе знать?
– Я хочу тебя видеть.
А она хотела видеть его. Ох, как плохо! Да, в том-то и беда… Ее переполняло счастье от одного только звука его голоса, и чем больше она виделась с ним, думала о нем, тем сильнее все запутывалось в ее жизни… И в жизни Майка также, наверное.
– Ты же знаешь, я не могу, – сказала Мэдди, переворачивая еще несколько страниц.
– Встретимся в баре «Хеннесси». И, пожалуйста, принеси свою камеру.
Ее рука замерла.
– Ты позволишь мне сфотографировать интерьер твоего бара?
– Да.
Как правило, она не делала фотографий для своих книг. Но что плохого, если на сей раз сделает?
– Я хочу тебя видеть, Мэдди.
– Пытаешься меня подкупить?
На другом конце линии воцарилось молчание. Наконец Майк спросил:
– А что, нельзя?
Нельзя?
Она пожала плечами:
– Да нет, наверное, можно. Если ты, конечно, не надумал получить секс в обмен на несколько фотографий.
– О милая… – Ей показалось, он вздохнул. – Поверь, я прекрасно понимаю, что так просто тебя не заполучить.
Да, разумеется. То, что она пойдет в «Хеннесси» и сделает несколько фотографий, вовсе ничего не означало. Ведь она, Мэдди, прожила без секса четыре года. Так что за это время научилась держать себя в руках.
– Почему бы тебе не приехать сюда к полуночи? Люди уже разойдутся, и ты сможешь фотографировать столько, сколько захочешь.
Если она туда пойдет, то на все сто использует шанс получить желаемое. Но и Майк использует ее желание сфотографировать интерьер бара, чтобы получить то, чего хотел. Так что, наверное, следовало отклонить его соблазнительное предложение, однако…
Немного помолчав, она ответила:
– Я буду.
Выключив телефон, Мэдди сделала глубокий вдох. Она побывала в местах многих преступлений – ходила, стояла, изучала… Но войти в этот бар – это совсем другое. Тут было личное…
Мэдди видела фотографии с места преступления и читала полицейские отчеты. Но ведь с того вечера прошло двадцать девять лет – не шутка! Ей не раз случалось сидеть за сетчатой перегородкой напротив убийц, которые подробно рассказывали, что сделали бы с ее телом, если бы представилась возможность. Но по сравнению с визитом в бар «Хеннесси» все это было как съесть пирожное.
Бар «Хеннесси», выкрашенный в невыразительный серый цвет, оказался просторнее, чем можно было ожидать, глядя с улицы. В баре стояли два бильярдных стола, а у длинной стойки был устроен танцпол. В центре зала три ступеньки вели в огороженное белыми перилами пространство нижнего уровня, где стояли десять круглых столиков. В отличие от «Морта» «Хеннесси» никогда не пользовался репутацией злачного места с раздевающимися девицами. Это было весьма солидное заведение, известное тем, что здесь подавали хорошие напитки и слушали хорошую музыку.
Встретив гостью, Майк встал за стойку бара и налил в шейкер первосортного джина. Затем взглянул на Мэдди – свет выхватывал рыжеватые пряди из массы ее темных волос, забранных в конский хвост. Переводя взгляд на высокую прозрачную бутылку, которую держал в руке, он проговорил:
– Этот бар построил мой прадед в тысяча девятьсот двадцать пятом.
Мэдди поставила фотоаппарат на стойку и, осмотревшись, спросила:
– Во времена «сухого закона»?
– Да. – Майк указал на нижний уровень в центре. – Здесь был обеденный зал! А в задней комнате он гнал хлебный спирт, который потом украдкой продавал.
– И его ни разу не поймали? – спросила Мэдди, снова озираясь.
Майк расплылся в улыбке:
– К счастью, ни разу. – Он едва сдержался, чтобы не прижать Мэдди к стене и не задушить поцелуями.
Однако оба знали: она, Мэдди, пришла сюда лишь для того, чтобы сделать несколько фотографий. Поэтому Майк удивился, заметив, что Мэдди ужасно нервничала. Он-то думал, она будет рада… Он ведь предложил то, чего она хотела. Но Мэдди, казалось, вот-вот упадет в обморок.
– В те дни наш городок был слишком маленьким и незначительным, а прадедушку все любили. Когда же «сухой закон» отменили, он перестроил здесь почти все. С тех пор это место оставалось таким, как сейчас. За исключением текущего ремонта и необходимых усовершенствований. – Добавив немного вермута, Майк накрыл шейкер крышкой. – Мой дед превратил вон то пространство в танцплощадку, а отец поставил бильярдные столы. – Он встряхнул шейкер с джином и вермутом и добавил: – И я решил оставить все как есть.
Майк выставил на стойку два замороженных бокала для мартини. Добавил несколько оливок на зубочистках и стал разливать коктейль, одновременно поглядывая на Мэдди.
Она молчала, и он вновь заговорил:
– Я вкладывал все деньги и силы в «Морт». На следующей неделе мы с моим приятелем Стивом встречаемся с инвесторами. Обсудим возможность начать новый бизнес – вертолетное сообщение в наших краях. Возможно, это – золотая жила. Я знаю, как вести дела в баре, но мне ужасно хочется чего-то нового. Потому что иногда начинает казаться, что я топчусь на одном месте. – Он подтолкнул бокал с мартини в сторону Мэдди. Интересно, слушала ли она его?
Ее пальцы тронули ножку бокала.
– Почему тебе кажется, что ты топчешься на месте?
Значит, все-таки слушала.
– Не знаю. Может быть, потому, что в детстве мне не терпелось убраться отсюда подальше. – Вытащив зубочистку из своего бокала, он надкусил оливку. – Но тем не менее я здесь.
– Потому что здесь – твоя семья. А вот у меня нет семьи. Ну… кроме двоюродных братьев и сестер, которых я видела лишь мельком. Будь у меня сестра или брат, мне бы захотелось жить рядом с ними. По крайней мере, мне так кажется.
Майк знал, что мать Мэдди умерла, когда она была совсем маленькой.
– Где твой отец?
– Не знаю. Я никогда его не видела. – Она помешивала свой мартини зубочисткой с насаженными на нее оливками. – Откуда ты знаешь, что именно я пью?
Майк задумался: не сменила ли она тему намеренно?
– Я знаю все твои тайны. – Мэдди смутилась, и Майк рассмеялся. – Просто я запомнил, что ты пила в тот вечер, когда я тебя увидел.
Он обошел барную стойку и сел возле Мэдди. Она повернулась к нему, и Майк поставил ногу между ее ногами. На ней была черная юбка, и его колено чуть приподняло материю.
– Правда? – Мэдди взяла свой бокал и внимательно посмотрела на Майка. Затем принялась тянуть коктейль будто воду. Если переберет, ему придется везти ее домой. Что, кстати, очень неплохо.
– Скажи, ты помнишь еще что-нибудь, кроме предложения Дарлы продемонстрировать тебе свою голую задницу? – спросила Мэдди, облизнув нижнюю губу.
– Я помню, что в тот вечер ты тоже была шикарная штучка. – Он взял ее за руку. – Я тогда все думал: как бы мне поцеловать тебя?
– Но в конце концов поцеловал, ведь так же?
– Да, в конце концов поцеловал. – Он заглянул ей в глаза. – Поэтому теперь я думаю обо всех тех местечках, которые еще не успел поцеловать.
Мэдди поставила бокал на стойку.
– Ты замечательно делаешь коктейли, Майк.
– Я многое делаю замечательно.
– Особенно если нужно сказать правильные слова, для того чтобы заставить женщину поверить, что ты говоришь искренне.
Он отпустил ее руку.
– Ты думаешь, что я говорю не всерьез?
Мэдди схватила камеру и крутанулась на своем стуле. Майк убрал ногу, и она встала.
– Я не сомневаюсь, что ты это всерьез. – Она повернулась к нему спиной и подняла камеру повыше. – Каждый раз, когда ты говоришь с женщиной, ты говоришь всерьез.
Взяв свой бокал, Майк проговорил:
– Ты думаешь, что я говорю так со всеми женщинами?
Мэдди навела на фокус и спустила затвор – снимок пустых столов. Полыхнула вспышка, и она ответила:
– Да, разумеется.
Укол был болезненным – особенно потому, что это не соответствовало действительности.
– Ну, дорогая, ты себя недооцениваешь.
– Я очень даже знаю себе цену.
Снова щелчок и вспышка, после чего Мэдди сказала:
– Но я знаю, как устроен мир.
Майк сделал глоток, и прохладный джин огненной дорожкой пробежал по горлу, проникая туда, где уже копилось что-то похожее на раздражение.
– Тогда расскажи, что именно ты знаешь?
– Я знаю, что я – не единственная женщина, с которой ты проводишь время. – Опустив камеру, Мэдди пошла в дальний угол бара.
– Ты единственная женщина, с которой я в данный момент встречаюсь.
– В данный момент. А потом двинешься дальше. Уверена, незаменимых среди нас нет.
Тут снова последовал щелчок, а затем – вспышка.
– Не думал, что у тебя с этим проблема. – Майк отошел в темный угол и прислонился к музыкальному автомату.
– У меня нет проблем. Просто я сказала, что уверена: в темноте мы все одинаковы.
Она уже начинала его злить, но у него было ощущение, что в чем-то Мэдди была права. Интересно, черт возьми, почему он так отчаянно хотел увидеть эту женщину? Она, конечно же, поверила сплетням о нем. Но почему это его обидело? Она не возражала против того, чтобы он встречался с другими, – и это, черт возьми, его тоже задевало. А может, так и надо? Может быть, надо выбросить ее из головы и позвонить другой? Но беда заключалась в том, что никому звонить не хотелось, и это сбивало с толку и еще больше раздражало.
Когда Мэдди сделала несколько снимков пола перед барной стойкой – в нескольких ракурсах, – Майк заявил:
– Тут ты ошибаешься. Не все женщины в темноте одинаковы.
Она взглянула на него. Майк хотел ее обидеть, но Мэдди, что было для нее типично, повела себя не так, как другие женщины. Пожав плечами, она спросила:
– Ты пытаешься свести меня с ума?
– Это было бы неплохо. Ведь ты пытаешься свести с ума меня.
Подумав немного, Мэдди вдруг призналась:
– Ты прав.
– Почему ты так решила?
– Я ничего не решила. Просто не хочу думать о том, что делаю. – Мэдди пошла в конец стойки и уставилась на коврики на полу. Сделала несколько снимков и опустила камеру. Потом очень тихо – так что Майк едва услышал – сказала: – Я не думала, что будет так тяжело.
Он замер, затаил дыхание. А Мэдди вновь заговорила:
– Тот же самый бар, те же самые зеркала… Те же лампы и старая касса… – Она ухватилась за стойку бара. – Не хватает только крови и трупов.
Майк подошел к ней и поставил свой бокал на стойку. Было что-то странное в ее голосе, когда она продолжала:
– Она умерла здесь! Как ты можешь это выносить?
Он обнял ее за плечи.
– Я больше об этом не думаю.
Обернувшись, Мэдди посмотрела на него огромными грустными глазами.
– Как это возможно? Твоя мать убила твоего отца прямо на верхней ступеньке…
– Этот бар – всего лишь место трагедии. Четыре стены и крыша. К тому же все это случилось очень давно. Поверь, я уже много лет об этом не думаю.
– А я думаю. – Закусив губу, Мэдди отвернулась, чтобы утереть слезы.
Раньше, до Мэдди, Майку не доводилось встречаться с писательницами. Но ему показалось, что для женщины, которая писала книгу о людях, которых даже не знала, она была сейчас слишком уж эмоциональна.
– Да, это оказалось гораздо тяжелее, чем я предполагала. Для моих книг я обычно не беру собственные фотографии. Но тут почему-то подумала, что смогла бы это сделать.
Может, она слишком глубоко погружалась в подробности преступления? Может, ей хотелось их прочувствовать, чтобы описать все так, как было? Откуда ему знать, черт возьми. Он вообще редко читал книги.
Мэдди посмотрела на него и тихо сказала:
– Мне нужно идти. – Она взяла камеру со стойки, затем – на ходу – подхватила со стула жакет и сумочку, где оставила их, когда вошла в бар.
Вечер был испорчен, и Майк не понимал почему. Он не знал, что сделал не так и чего не сделал, хотя был должен. Он надеялся, что Мэдди сделает несколько снимков, потом они выпьют, поболтают – и дело наконец дойдет до раздевания.
Проводив Мэдди до выхода, Майк спросил:
– Ты сможешь вести машину?
Стоя в круге света, Мэдди пыталась просунуть руки в рукава жакета. Она кивнула, и ее сумочка упала на землю. Вместо того чтобы ее поднять, она вдруг закрыла лицо ладонями.
– Наверное, мне стоит отвезти тебя домой. – Майк подошел к ней, нагнулся и поднял сумку. Он воспитывался в окружении женщин, но Мэдди Дюпре совершенно не понимал. – Ты слишком расстроена, чтобы вести машину.
Она взглянула на него сквозь слезы и пробормотала:
– Я должна тебе рассказать кое-что… про себя. Мне следовало сказать это сразу.
Майк насторожился.
– Ты замужем? – Он поставил сумку на капот ее машины и пристально взглянул на нее.
Она покачала головой:
– Нет, я… я… – Мэдди тяжело вздохнула, утирая со щеки слезы. – Я не… Боюсь, что не смогу… – Она обвила руками его шею, прижимаясь к нему всем телом. – Я не могу выбросить из головы эти снимки места преступления.
Так дело только в этом? Вот почему она так расстроена? Майк не знал, что сказать. Чувствуя себя совершенно беспомощным, он обнял Мэдди за талию, помогая ей удерживаться на ногах. Да, он не знал, что сказать, зато прекрасно знал, что ему хотелось сделать! Наверное, это хорошо, что Мэдди не читала его мысли.
– Послушай, Майк…
– Да, милая… – Сегодня она снова благоухала ванилью, и даже просто держать ее в объятиях было почти так же приятно, как заниматься с ней сексом.
– Майк, сколько у тебя с собой презервативов?
Он замер на мгновение. Потом ответил:
– Двенадцать штук. В грузовике.
– Должно хватить.
Майк поднял голову, чтобы заглянуть ей в лицо, сейчас освещенное фонарями.
– Я тебя не понимаю, Мэдди Дюпре.
– В последнее время я сама себя не понимаю. – Она взъерошила его волосы, затем привлекла к себе и поцеловала в губы. – А в том, что касается тебя, я вообще делаю именно то, чего делать не следует.
На следующее утро, довольно поздно, Мэдди стояла на кухне с чашкой дымящегося кофе в руке. На ней был белый купальный халат, а влажные волосы блестели после душа. Минувшей ночью она чуть было не призналась Майку, чуть не сказала, что Элис Джонс была ее матерью! Ей давно следовало ему об этом сказать, но каждый раз, открывая рот, она не могла произнести ни слова. Возможно, думала, что момент неподходящий, что найдется более удачный…
Ох, как же ей хотелось выбросить из головы эти ужасные образы! А ведь она бывала на могиле матери и тогда вовсе не раскисала… Однако стоять на том самом месте, где погибла мама… О, ей казалось, что сердце вот-вот разорвется от боли. Возможно, все было бы иначе, если бы она не видела фотографий, где была мамина кровь, где ее светлые волосы были измазаны темно-коричневым!.. Тогда, наверное, она сумела бы держать себя в руках.
Мэдди ненавидела свои эмоциональные порывы – особенно если это с ней случалось на глазах у посторонних. Но на сей раз это произошло на глазах у Майка. Однако в тот момент ей требовался кто-нибудь, за кого можно было бы ухватиться, чтобы хоть как-то сохранить душевное равновесие.
Майк поехал к ней домой, и она повела его в свою спальню. А потом он целовал ее во все те места, которые, по его словам, мечтал целовать. Он разжег огонь в каждой клеточке ее тела, но Мэдди помнила, что ей следовало бы испытывать чувство вины из-за того, что она снова была с ним. Однако ей с ним было слишком хорошо, и она не терзалась угрызениями совести.
– Мяу…
Снежок описывала «восьмерку», кружа между ее ног. Мэдди уставилась на кошку. Как она дошла до такого? В ее доме кошка, а в ее постели – один из Хеннесси.
Она поставила чашку на стол и пошла в кладовую, чтобы взять упаковку кошачьего корма. На полу валялась дохлая мышь, и Снежок обнюхала мышиный хвост. В тот вечер, когда Мэдди решила оставить котенка у себя, она убрала ядовитую приманку, но это не означало, что мышь не наглоталась яда раньше.
– Не ешь ее, а то заболеешь. – Мэдди схватила котенка и отнесла в прачечную. Снежок мурлыкала и терлась головой о ее подбородок. – И я точно знаю, что ты не спала в своей постели. Я нашла белую шерсть на своем кресле. – Мэдди посадила котенка в почтовую коробку и положила ему еды в блюдечко. – Я не хочу разгуливать повсюду с белым пухом на заднице.
Снежок выпрыгнула из коробки и набросилась на угощение так, будто не ела по крайней мере неделю. Ночью, когда Майк вышел из ванной с улыбкой на губах, кошка кралась за ним по ковру, чтобы атаковать его босую ногу.
– Какого черта?! – заорал он, прыгая на одной ноге, в то время как Снежок бросилась под кровать. – Даже не верится! Ведь именно я купил ошейник этому мерзкому зверю!
Рассмеявшись, Мэдди похлопала по постели:
– Иди сюда, и я утешу тебя после нападения огромной хищной кошки.
Он подошел к постели и заставил Мэдди привстать на колени.
– Ты заплатишь за то, что смеялась надо мной.
И она заплатила. С огромным удовольствием расплачивалась всю ночь, а когда наутро проснулась, была одна. Снова одна. А ей бы хотелось проснуться и увидеть его лицо и голубые глаза. Впрочем, так, как сейчас, гораздо лучше. Да-да, лучше держать дистанцию, пусть даже ночью они были настолько близки физически, насколько это вообще было возможно.
Пока Снежок наедалась, Мэдди с помощью бумажного полотенца взяла мышь и отнесла в мусорный бак за домом. Потом позвонила ветеринару и договорилась о приеме на первую неделю августа. На коробке с гранолой виднелись следы зубов, но батончики казались неповрежденными. Когда она откусила первый кусочек, в дверь позвонили.
Сквозь дверной глазок Мэдди какое-то время смотрела на Майка, стоявшего на веранде. Он уже успел и побриться, и принять душ, и отдохнуть. На нем были джинсы и рубашка в полоску, которую он не стал заправлять, и полы закрывали ремень.
Помедлив еще с минуту, Мэдди открыла дверь.
– Как спала? – спросил Майк с улыбкой, и на щеках его заиграли ямочки.
Она открыла дверь пошире, и он вошел в дом.
– Кажется, было около трех, когда я наконец отключилась.
– Половина четвертого. – Майк прошел мимо нее, и она закрыла за ним дверь. – Где твоя кошка? – спросил он уже в гостиной.
– Завтракает. Ты боишься маленького котенка?
– Этого тасманского тигра? – Презрительно фыркнув, Майк извлек из кармана джинсов плюшевую мышь. – Вот, принес ей игрушку с кошачьей мятой. Подлизываюсь! – Он бросил мышь на журнальный столик. – Какие у тебя планы?
Мэдди собиралась работать.
– Почему ты спрашиваешь?
– Я подумал: не проехаться ли нам на Лососевое озеро, чтобы там перекусить?
– Ты будто свидание назначаешь…
– Так и есть. – Он взял ее за пояс халата и притянул к себе. – Так как же, поедешь? – Действительно, почему бы нет?
Потому что они – не влюбленная пара. Им даже сексом заниматься не следовало, как бы ей этого ни хотелось.